Дама чужого сердца

Наталья Орбенина, 2021

Не ангельское ли крыло подарило знаменитой писательнице Крупениной-Иноземцевой перо столь бойкое, что с ним полет фантазии неудержим и головокружителен? Или же блистательная Юлия Соломоновна вручила душу свою дьяволу, отдала тихое семейное счастье за восторги творчества и коммерческий успех, оттого и умирают один за другим ее детки? Весь Петербург обсуждает трагедию жизни модной писательницы, пока сама она мечется, не в силах понять причину своих бед. Говорит, является ей зловещий Черный Человек, обещает геенну огненную… Трудно, конечно, поверить в такое, особенно опытному следователю, который мистических настроений решительно чужд, а потому будет искать злодея среди живых, в кругу самых близких…

Глава седьмая

Зима 1913 года

В доме промышленника Крупенина все было пропитано надвигающимся неизбежным горем. Прислуга суетилась и металась по комнатам. Когда Сердюков, Юлия Соломоновна и мисс Томпсон примчались, не чуя под собой ног, то застали хозяина дома в отчаянном положении и величайшем нервном возбуждении. Крупенин, высокий, статный и крепкий мужчина средних лет, с легкой сединой на висках, в домашнем костюме вышагивал огромными шагами по гостиной, переходя в столовую, оттуда в библиотеку, и на каждый звук из детской бросался туда бегом. При виде жены он впал в совершенное исступление:

— И где, где вы изволите быть, когда ваш ребенок погибает? Третьего дня на встрече с публикой, а теперь что? Что нынче?

— Савва Нилович, то есть моя вина, — выпорхнула вперед мисс Томпсон, — я увезла мадам, всего на полчаса, я дать знать горничной, где будьем…

— Моя жена не нуждается в толкователях и переводчиках ее действий! — взревел Крупенин. — Ступайте, мисс Томпсон, возьмите Сусанну и приготовьте к прощанию с Митей.

Мисс Томпсон исчезла. Юлия глотала воздух широко раскрытым ртом, но муж не желал видеть того, что ей нехорошо. Он сам был в состоянии, близком к потере рассудка, поэтому не сразу заметил перед собой человека в офицерском полицейском мундире.

— Вы кто, что вам-то надобно?

Но не успел выслушать ответа. Из детской скорыми мелкими шагами вышел невысокий усталый доктор.

— Господа, Савва Нилович, Юлия Соломоновна, судари мои, готовьтесь. Я бессилен, конец близко.

Он поспешно отодвинулся, так как несчастные родители, не разбирая дороги, цепляясь краями одежд за мебель, бросились к дитя. Дверь оставалась открытой, и Сердюков узрел душераздирающие картины, которые не всякий может вынести и пережить. Отец прижал к себе ребенка и исступленно его целовал, мать рвала к себе бездыханное тело, оглашая дом диким воем.

— Батенька мой! Голубчик! — доктор с тяжким вздохом вернулся в детскую. — Не целуйте его, родимый. Ведь заразно-то как, себя еще, не дай бог, погубите! Не поможете же ему, оставьте!

— За что, Господи! За что забираешь детей моих! — возопил Крупенин, потрясая телом сына. И вдруг он остановился, глаза его стали бешеные, безумные.

— Ты желала этого! Ведьма! Сбылись твои потаенные желания! Но Суссану я тебе не отдам. И моей смерти не дождешься!

— Савва! — Жена упала на колени и воздела руки.

Сердюков отшатнулся от открытой двери. Если бы он увидел подобное в театре, то решил бы, что автору изменил вкус и чувство меры. Но что же было думать в реальной жизни!

Доктор вышел из детской и опустился в изнеможении на диван.

— Полицейский следователь Сердюков, — представился Константин Митрофанович.

Доктор вздрогнул всем телом.

— Вы думаете, он ее убьет? — потом опомнился, приподнялся, назвался и снова устало опустился на прежнее место.

— Вы меня извините, но я не понял, вы тут зачем? — спросил доктор. — Вы ведь, кажется, с госпожой Крупениной прибыли-с?

— Да, она просила меня разобраться с некоторыми неприятностями в ее доме, но как я вижу, эти, с позволения сказать, неприятности зашли слишком далеко.

— Да уж, — протянул доктор. — Только вы, сударь, чем можете тут помочь? Против дифтерита еще не изобретена сыворотка. Нет, сударь, ничем тут не поможешь, страшная болезнь. Косит и старых, и молодых.

— Вы меня просветите, пожалуйста, — попросил Сердюков. — Чтобы наверняка заразиться или принести заразу в дом, что необходимо?

Доктор от такой постановки вопроса чуть не подпрыгнул.

— Не удивляйтесь, я просто хочу понять, ежели госпожа Крупенина навещала больного ребенка, но не виделась и даже не заходила в комнату больного, могла ли болезнь перенестись и в ее дом?

— Все возможно. Только самый что ни на есть опасный путь — одному ребенку взять в рот, в руки предметы, игрушки, лакомства больного! Вряд ли Юлия Соломоновна принесла из дома больного и дала своему дитяте что-нибудь неподобающее, она образованная и разумная женщина.

— И на старуху бывает проруха, — философски заметил следователь.

Что ж, по всему выходило, что ему придется заняться таинственным злодеем, который принес Крупениным столь жестокие несчастья и страдания.

Между тем семейная драма развивалась по своему сценарию. Тихо, почти бесшумно прошла мисс Томпсон с единственным оставшимся ребенком Крупениных, старшей девочкой Сусанной. Белокурая девочка испуганно шмыгала носом и робела. Они скрылись за дверью детской. Через некоторое время вбежала и выбежала горничная, призванная звонком, привела швейцара, и вместе они вынесли бесчувственное тело хозяйки дома. Сусанна бежала рядом, рыдала и цеплялась за мать. Крупенин оставался у тела сына, не в силах перенести новую чудовищную утрату. Доктор пошел в спальню Юлии Соломоновны привести ее в чувство. Сердюков неуверенно топтался в гостиной, не имея возможности задать ни одного мало-мальского вопроса и чувствуя себя прескверно. Мог ли он предотвратить беду? Сразу поверить в страхи и предчувствия Юлии Соломоновны и тотчас же броситься в ее дом? Что бы тогда изменилось?

Опять-таки почти без звука появилась мисс Томпсон.

— Сударь? Могу я вам чем-то быть польезной? — Она выглядела подавленной, но вполне совладала с собой.

— Да, пожалуй, быть может… — полицейский потер переносицу длинным пальцем. — Вот что получается, ребенок заразился, тут нет ничего таинственного и необычайного. Мать навещала дом, где был такой больной. Скажите, могло ли все же получиться так, что предметы из дома больного оказались в вашем доме?

— Нет, это совершенно невозможно! Мадам ошень, ошень разумна и осторожна! Она не позволила мне идти с собой, так как я всегда с детьми. Нет, она не могла там ничего взять, да и к чему ей? Впрочьэм…

Мисс Томпсон нахмурилась, пытаясь что-то вспомнить или понять. Сердюков насторожился. В такие моменты он как гончая собака чувствовал возможность зацепки для следствия. Следствия? Эх, голубь ты мой, опять тебе досталось нечто несуразное! Но ведь еще можно отойти в сторону. Ничего не произошло. Дети погибли от естественных причин. Этот от дифтерита, младший сразу после родов. Но Сердюков не стал додумывать эту мысль, потому что мисс Томпсон встрепенулась и задумчиво произнесла:

— Есть странное обстоятельство, которое я не могу для себья обьяснить. Я говорила мадам, но она не поняла или не придала этому значения. Игрушка, расписная, для звуков, как это… — она забыла слово и, сложив губы дудочкой, негромко свистнула.

— Свистулька? — осторожно подсказал полицейский.

— Верно, свистулька. Яркая, синяя, с узором. Митья ее разбил, она распалась на части, я точно видела это, горничная убирала. И вдруг потом я опьять вижу эту свистульку у Мити. Он играл ею. Она была целая. Он свистел целый день! Я спросила мадам — купили новую? Она была занята, писала, сердилась, не поняла, замахала рукой. Не мешай с ерундой, Эмма!

— Эмма?

— Эмма — это я, — сдержанно пояснила мисс Томпсон. — Эмма Томпсон.

— А по батюшке вас как? Как на русский манер называть?

— Моего отца звали Джон, — гувернантка недоумевала. За все годы, которые она провела в холодной и дикой стране, ей первый раз задавали подобные вопросы.

— Вы не удивляйтесь, сударыня. Я не из праздного любопытства спрашиваю, — Сердюков чуть улыбнулся. — Просто я вижу у вас наблюдательность и ум. Я подозреваю, что вы еще сможете мне помочь, и мне бы хотелось обращаться к вам принятым у нас образом.

Гувернантка зарделась от смущения и удовольствия. Опять же никто еще не замечал в ней ничего, кроме усердия в воспитании хозяйских отпрысков.

— Итак, стало быть, Эмма Ивановна, синяя свистулька! Можете ли вы мне ее принести? Пусть только доктор оботрет ее чем-нибудь от заразы!

Через полчаса, уже сидя в извозчике, следователь долго вертел в руках, затянутых в перчатки, обыкновенную детскую расписную свистульку. Рассмотрел ее и так и эдак, чуть было не поднес ко рту, да вовремя опомнился.