Воспитание мальчиков

Наталья Нестерова, 2010

«И жили они долго и счастливо!» – именно так заканчиваются большинство прекрасных историй о любви… Постойте, но где же подробности!? Новую книгу Натальи Нестеровой можно смело назвать «жизнь после свадьбы». «Воспитание мальчиков» – уникальная книга, однако не совсем о воспитании и не только о детях. Каждое слово тут – о любви. И, читая ее, все становятся чуточку счастливее. Это ретроспектива семейной жизни – от бабушки к молодой маме. Лихие 90-е, голодные 80-е. Уморительно смешные, романтические и драматические истории, каждая из которых увлекательнее любого романа! Трудный путь, пройденный не без боли и слёз. Впрочем, все преодолимо, если ваши помощники – доброта и надежда!

Большая разница

Никогда не встречала родителей, которые утверждали бы, что характеры их детей схожи. Напротив, все говорят об обратном, даже родители близнецов. Мы находим общее в поведении, во внешности, в поступках с предками — мамами и отцами, бабушками и дедушками, но друг от друга братья или сестры, сестра от брата, брат от сестры отличаются заметно.

Отличия между Никитой и Митей стали проявляться с младенчества. Никита, как я говорила, орал благим матом с утра до вечера и с ночи до утра. А Митя спал. Ел и спал, практически не плакал. Мы перепугались не на шутку — что с ребенком? Особенно тревожно было ночью. Как я ни выматывалась за день, просыпалась среди ночи и расталкивала мужа:

— Он молчит. Почему он молчит? Вдруг умер? Подойди к нему, послушай, дышит ли.

Полусонный муж, в трусах и майке, не разлепляя глаз, брел к кроватке, склонялся, пытался уловить дыхание сына:

— Вроде дышит.

Лишь задремлем, осторожный стук в дверь. Мама.

— Что-то у вас тихо. С Митенькой все в порядке?

Так ночами и бегали проверять его дыхание. Педиатр, которой я пожаловалась на странно тихий нрав ребенка, устало сказала мне:

— На вас, мамаши, не угодить. Одна с ума сходит потому, что ребенок плачет, вторая — оттого, что молчит.

Врач не знала, что я первая и вторая в одном лице.

Наказание за плохое поведение в нашей семье оригинальностью не отличалось: «Марш в угол!» — и вся недолга.

Никита (от трех до семи лет) никогда не стоял в углу лицом к стенке, а только повернувшись в комнату. И через две минуты начинал возмущаться. Причем негодовал, подражая речи взрослых:

— Немедленно выпусти меня из угла! Я кому сказал? Сколько раз тебе нужно повторять? Быстро выпусти человека из угла! Тебе двадцать раз нужно повторять? Если ты сейчас же не выпустишь меня из угла, я буду разговаривать другим тоном!

— Это я буду разговаривать другим тоном, если ты не прекратишь молоть языком и не подумаешь над своим поведением, не попросишь прощения.

— Яподумалбольшенебудупростипожалуйста, — все в одно слово и с пулеметной скоростью.

— Говори медленно и четко. Что-то мне подсказывает, что ты не осознал, какой дурной поступок совершил.

— Это что-то тебе подсказывает неправильно.

— Иными словами, ты хочешь сказать, что бросать на прохожих картошку в окно — это забавное хорошее дело?

— Нет, я хочу сказать, что нехорошее дело ставить человека в угол. Я могу возгедовать.

— Чего-чего сделать?

— Возгандедовать.

— Воз-не-го-до-вать, — поправляю, по слогам говорю. — Повтори.

Никита повторяет правильное произношение, мысленно я радуюсь, что ему легко дается трудное слово, что он знает его значение, и не замечаю, что сыночек снова втянул меня в диспут, не имеющий отношения к проступку и неотвратимости наказания.

Когда Никита в конце концов просит прощения и обещает больше ничего не бросать на головы прохожих из окна, я ему не очень верю. Не исключено, что завтра с балкона полетит ящик с цветами, а Никита скажет, что ящик сам оторвался и упал. И наши объяснения: так можно убить человека! — вызовут только интерес. Совсем убить? Насмерть? И я увижу по-настоящему?

О, эти детские вопросы! Брат мужа, Павел, когда общался с племянниками, подкупал их: за полчаса без вопросов — конфета.

Митя мог подолгу стоять в углу. Повернувшись носом в стенку, стоит и стоит, десять, двадцать минут… Я чувствую себя цербером, когда говорю:

— Ты что там пальцем ковыряешь? Не порти обои.

Или:

— Почему ты присел? В углу стоят. Может, тебе еще и стульчик принести?

— Принеси, пожалуйста!

— Митя, это переходит все границы! Ты понимаешь, что тебя наказали?

— Понимаю.

— Ты понимаешь, что нельзя играть с документами? Нельзя трогать коробку, где лежат наши дипломы, свидетельства о рождении и прочее?

— Нет, не понимаю. Я даже не успел ничего в них нарисовать.

— Слава богу! Митя, документы — это очень важные бумаги…

В двадцатый раз я втолковываю, что испорченные документы могут осложнить жизнь, привожу примеры, но детская логика младшего сына не в состоянии увязать простые бумажки с серьезными проблемами.

Митя и сейчас не доверяет утверждениям, в которых нет логики или которые не подкреплены солидными научными доказательствами. Когда в октябре синоптики говорят, что зима будет суровой, Митя недоверчиво усмехается. Достоверность прогноза на неделю равна десяти процентам, на пять дней — пятнадцати, даже на сутки — всего тридцать процентов вероятности. Научного аппарата, способного предсказать погоду на несколько месяцев вперед, попросту не существует.

Между тем время обеда, а Митя по-прежнему стоит в углу. Потом для него отдельно разогревать? Кроме того, мне отчаянно жалко этого упрямца, у которого ноги подгибаются, а он не хочет просить прощения и осознавать свою вину.

Захожу с другой стороны. Метод, возможно, отдает педагогическим бессилием, но терпение мое на исходе.

— Митя, я хочу с тобой поговорить.

— Да.

— Повернись лицом, когда мама с тобой разговаривает. Митя, я хочу, чтобы ты просто поверил мне на слово — с документами играть нельзя. Поверь мне, потому что я твоя мама и зла нашей семье не желаю. Ведь не желаю?

— Конечно нет.

— Значит, ты даешь слово никогда больше не трогать коробку с важными документами? Митя, пожалуйста!

— Ладно.

— Вот и славно. Иди обедать.

Документы я, конечно, прячу в недоступное для детей место. Что следовало сделать раньше.

Если Митя дал слово, можно быть уверенным, что он его не нарушит. Если Никита что-то пообещал — это еще ничего не значит. У Никиты найдется десяток аргументов в пользу нарушения обещания. Не случайно из него вышел успешный юрист. Последнее утверждение — не более чем шутка, игра словами. И у Мити случалось в жизни, когда он наступал на горло своей правдивости, и Никита в профессиональных делах скрупулезно точен. Но о том, как мы ставим штампы детям, я поговорю позже.

Когда дети болеют, сердца родителей превращаются в воск. Лежит твой малыш с температурой под сорок, беспомощный, кашляющий, вялый, задыхающийся — и ты сама умираешь от щемящей жалости, от желания помочь крохе. У меня имелся непогрешимый показатель того, что кто-то из сыновей заболел, — они оставляли на тарелке еду или вовсе отказывались принимать пищу. Если Митя или Никита не хотят лопать — значит, заболели. Еще первых симптомов не наблюдалось, но я звонила на работу и говорила, что с завтрашнего дня на больничном. Ни разу не промахнулась. Три дня, острый период, я — с малышом, даже маме не могла доверить, а потом уж она сама справлялась. Дети болеют часто, и работник, который постоянно отсутствует на службе, никому не нужен, как бы прекрасно он ни трудился.

Никита во время болезни становился ласковым и ластящимся котенком, которого надо держать на руках, баюкать, кормить с ложечки, постоянно при нем находиться и всячески лелеять. Заболевший Митя превращался в колючего ёжика, просил выйти из комнаты и оставить его в покое. Терпел необходимые процедуры, вроде принятия лекарств, банок или горчичников, а потом отворачивался к стенке и не реагировал ни на какие сюсюканья, они его раздражали.

Замечу, что точно так же вела себя во время болезни мама, и я, хворая, терпеть не могу навязчивого внимания. Мы так злы на болезнь, на беспомощность, что едва сдерживаем рычание: «Надо будет, позову. Хватит меня спрашивать, как себя чувствую и что принести. Дайте выздороветь или умереть спокойно». Болезнь для нас — нечто крайне унизительное, с чем надо сражаться в одиночестве, внутри себя, а не на публике. Хотя я знаю очень много достойных людей, которые болеют театрально. Мой муж к этому типу людей не относится. Да и больничный он брал, кажется, не более трех раз. Но мне навсегда за помнились единственные слезы Жени, которые за тридцать два года совместной жизни я видела.

Прихожу домой, Женя лежит на диване, смотрит телевизор. На экране Людмила Зыкина поет: «Течет река Волга, а мне семнадцать лет…», по лицу мужа текут слезы! Я остолбенела. Женя! Критичный и жесткий, ироничный и подчас излишне суровый, человек, у которого под маской цивилизованной деликатности прячутся первобытные мужские качества, которого стреляй, но не поступится своими принципами, щедрый до безумия, но непримиримый к фальши. И он плачет?! Над старой песней?

Я несколько минут хлопала глазами, а потом нашла ответ: муж заболел.

— Да у тебя, наверное, температура! — воскликнула я и бросилась за градусником.

Не ошиблась. Температура тридцать девять и девять, жесточайший грипп. Во время болезни мой муж был тих и трогательно слаб, покорен и умилен — совершенно другой человек. Когда на четвертый или пятый день болезни он спросил: «Трудно было догадаться купить мне свежие газеты?» — я поняла, что муж выздоравливает.

Деление людей на «сов» и «жаворонков» мне всегда казалось выдумкой лентяев, поводом отлынивать от утренних или вечерних обязанностей. Ведь если требуется, и ночь не поспишь, и встанешь ни свет ни заря. Но Никита был и остается не просто «совой», а королем всех «сов». Никогда не разговаривайте с Никитой о серьезных проблемах утром, ни о чем не просите — говорю я родным. Не просто бесполезно, а вредно: Никита будет огрызаться, нагрубит, испортит вам настроение на весь день. А вечером придет — душка душкой, готовый на любые самопожертвования. Еще и букет цветов в покаяние принесет. К двум часам ночи его активность достигнет апогея — хоть вагоны разгружать, хоть диссертацию писать. Потом он с трудом угомонится, чтобы утром сползти с кровати в полукоматозном состоянии, злым на весь мир и особенно — на проклятые будильники. Насколько серьезна его «совность», я поняла, когда едва не случилась беда.

Никите лет десять. Утро, собираемся в школу. Никиту разбудили, подняли, заставили одеться и умыться — все с постоянными понуканиями. Я поставила перед ним тарелку с завтраком, дала вилку. Хорошо, что не отлучилась, вовремя заметила. Сидит он за столом, держит вилку вертикально — рукоятка упирается в стол, зубья кверху. И засыпает, и склоняет голову: глазом опускается точно на зубья вилки. Я подскочила, выхватила вилку, от испуга заорала:

— Проснись немедленно!

Но в нашей жизни был период, когда Никита поразительным образом избавился от утренней сонливости. В народе этот период называют жениховство. Никита и Аня не могли расстаться до рассвета. Анины родители смилостивились: пусть Никита у них ночует. Однако Никита держал марку: в шесть утра уезжал от невесты, мчался домой, принимал душ, переодевался в свежую одежду. Я все заранее готовила, в том числе и громадный бутерброд, и чашку крепчайшего кофе.

Счастливый влюбленный, дожевывая бутерброд, допивая кофе, вылетал из дома, а я говорила мужу:

— Может, когда хочет, когда припечет по-настоящему. Всякую «сову» любовь сделает «жаворонком». Если, конечно, это настоящая любовь.

— Конечно, это настоящая любовь!

И муж показывал пальцем на путь следования Никиты: носки, рубашка, галстук, майка — все быстро скинутое валяется на полу поочередно. В ванной — словно безумный, но чистоплотный вандал побывал.

— Ты бы намекнула Анечке, — советовал муж, — мол, это у него временное отклонение, чтобы не обольщалась.

— Как ты можешь страстную любовь называть отклонением?

— У тебя есть другие определения? Мы хорошо знаем Никиту. Кто обязан за ним убирать?

Кто-кто — конечно я. Занавоженные конюшни чистила бы, не разгибаясь, только бы увидеть, как мой сын не в луже мелких влюбленностей плещется, а плавает в океане настоящей любви. Дождалась — увидела.

Сегодня Аня лучше меня знает, каково с Никитой по утрам. Бедная девочка. Мне досталось его детство и юность, а ей — половозрелый несносный по утрам мужчина.

У Мити с рождения совиная или жаворонковская особенность отсутствовала. Он спал и бодрствовал в положенное, отведенное режимом время. Потом, в юности, перешел на молодежный график, когда ночью куролесят, а днем отсыпаются. Но Митя-ребенок никаких проблем с засыпаниями и просыпаниями не доставлял. Правда, когда научился читать, прятался с фонариком и книжкой под одеялом. Я караулила, подкрадывалась, откидывала одеяло, забирала «контрабанду» и говорила, что глаза испортит.

Глаза у всех испорченные — у мужа, у меня, у детей. Обладая от природы отличным зрением, мы ходим в очках. Близорукость слабая — минус полтора-два, ее называют школьной близорукостью. Следствие любви к чтению. Малая жертва за большое удовольствие.

Офтальмолог, выписывая очки моим детям, сказала:

— Хорошо, наверное, учатся. Двоечникам таких очков не прописываем.

И тяжело вздохнула. А я мгновенно придумала сюжет: у офтальмолога есть ребенок — мальчик, который плохо учится и не любит читать. На работе врач постоянно сталкивается с детьми, которые свое замечательное зрение испортили чтением или занятиями с мелкими предметами, вроде вышивания у девочек или автомоделирования у мальчиков. Доктор переживает смятение чувств…

Сюжет обрывается, мне нужно найти «Оптику», где продается детская оправа не чудовищного старушечьего дизайна.

Такие сюжеты вспыхивали в моей голове постоянно. Вспыхивали и гасли, забывались. До написания книг, в которое и не верилось, оставалось много лет. Требовалось не фантазировать, а разобраться: способна новомодная гимнастика для глаз восстановить детям зрение и насколько стремительна приобретенная близорукость? Книги — подождут. Дети ждать не могут.

Сама я надела на нос очки почти случайно. В десятом классе — какой-то профилактический осмотр, диспансеризация. Нас сняли с уроков, привезли в поликлинику, прогоняют по врачам-специалистам. Впечатление — для «галочки». Разделся, оделся, перед носом молоточком поводили, по коленке постучали, фонендоскоп доктор к моей груди приставила, а сама с медсестрой разговаривает.

По вредности характера и устав бездушной заводной куклой из кабинета в кабинет перебегать, я офтальмологу говорю:

— Зрение у меня прекрасное. Но как-то в кинотеатре взяла очки у приятеля, примерила. Фантастично! Потом в театре, к нам приезжала киевская труппа, вы не ходили? Тоже попробовала через чужие очки на сцену смотреть. Бинокль отдыхает. Но зрение у меня хорошее.

— Киевскую труппу обсуждать не будем, — сказала доктор. — А если ты в очках видишь лучше, чем без них, зрение у тебя плохое.

Она мне выписала очки, но я их не носила, потому что в моей родной Кадиевке найти стильную оправу было немыслимо. Только в Ленинграде, поступив в университет, я у спекулянтов достала то, что без потери для имиджа, а скорее для его улучшения, можно было нацепить на нос. Мир преобразился. Не в лучшую сторону. Одно дело — кино и театр, там просто на резкость наводится, лица актеров и декорации не расплываются. Но в жизни! Особенно женщины удручали: у них волосики на икрах ног и морщины на лицах! Со свойственной мне тогда снобистской лихостью я говорила приятелям, что для полной визуальной гармонии между мужчинами и женщинами надо запретить очки.

Вечная тема: отношения мужчин и женщин. И самое большое отличие в детстве между моими сыновьями, больших тревог и нервов мне стоившее.

Представьте, что у вас шестилетний ребенок, которого вы ведете из детского сада. Ваша голова забита бытовыми и служебными проблемами. Что там Никита лопочет? Прислушиваюсь.

–…ты чувствуешь, какие женщины?

— Извини! Повтори, что ты спросил, — прошу я.

— Почему от женщин всегда приятно пахнет? Ты чувствуешь, какие они?

— Естественно. Пахнет, потому что женщины пользуются духами, им нравится, когда от них исходит приятный запах. Женщины как цветочки, — неосторожно добавляю я.

— Мужчины тогда кто? Пчелки?

— Не совсем так, Никитушка. Разве тебе хотелось быть насекомым? Летать, жужжать, и каждый мог бы тебя прихлопнуть легким движением кисти?

— Не хотелось бы, — соглашается Никита.

Я рано расслабляюсь, считая, что тема исчерпана, что можно предаться своим взрослым мыслям.

— Мама? — спрашивает Никита. — Когда тебя женщина берет за руку, ты испытываешь это?

Холодею, все посторонние мысли ветром выдувает из головы.

— Что это, Никитуля? Поясни мне, пожалуйста, подробнее. Ну… Ну, чтобы мы сравнили наши чувства.

— Как будто волнуешься, но весело, то есть странно, то есть непонятно, то есть я не знаю, как сказать.

— Сыночек, — говорю первое пришедшее на ум, — люди, в отличие от животных, имеют развитую чувственно-эмоциональную систему. Например, лягушки. Ты видел летом лягушек? Если человек трогает лягушку, он испытывает отвращение.

— Это ты, мама, испытываешь, а мы с пацанами запросто их ловили. А Вовка предлагал их надувать, соломинку в попу вставить и дуть.

— Вова, оказывается, живодер.

— Кто такой живодер?

От скользкой темы удалось уйти.

Я отлично помню свое девичье детство и вехи собственного взросления. Могу рассказать много интересного, что осталось родителям неведомым. Но что происходит у мальчиков в голове, то бишь в психике? Понятия не имею. Дворовая девочка до восьми лет, до запойного чтения книг, я помню только императивное: пацаны должны к тебе приставать, а ты не даваться. Последующие знания уже относятся к старшим классам школы, когда наступило другое общение.

И вот теперь мой сыночек это чувствует. Влечение, возбуждение, эмоциональную перегрузку? Какое это, черт подери!

Начитанность всегда помогает. Я помню книгу «Дневник Кости Рябцева», где герой, мальчишка, терзается от бесконечного, неукротимого влечения к девочкам. В свое время книга меня потрясла, и я даже приняла автора за извращенца, хотя он только старался правдиво описать чувства подростка. На фоне других книг, а я глотала их десятками в неделю, не разбирая фамилий авторов, не помня имен героев, — только бы читать, «Дневник Кости Рябцева» все-таки резанул и отложился.

Но зачем откапывать истину на пыльных книжных полках, когда есть пророк в своем отечестве? Мой муж. Он ведь тоже был мальчиком, его это интересовало, влекло, звало… или чего там с ними происходит.

Пересказала Жене наш с Никитой разговор. Ожидала по крайней мере нахмуренной задумчивости, воспоминаний о собственном детстве, о своих чувствах по отношению к противоположному полу. Более того, надеялась услышать про сокровенные мальчишечьи признания. Ничего подобного!

— Чай-то мы будем пить? — спросил муж, показывая жестами, что я не убрала тарелку перед ним, не поставила чашку.

— Чай мы пить будем! — процедила я, накрывая стол. — Но я все-таки хотела бы услышать от тебя, как от мужчины, который в свое время был мальчиком, как реагировать на повышенное внимание Никиты к противоположному полу.

— Да никак не реагировать.

— То есть? — замерла я с заварочным чайником в руке.

— Наливай, — потыкал муж пальцем в свою чашку.

Несовпадение мужской и женской реакции на те или иные события способны довести нас, женщин, до бешенства. Сидит! Чаи гоняет! Просит посторониться — я ему экран телевизора заслоняю, когда программа «Время» в эфире.

Закаменев от возмущения, перестав дышать — этакая скульптура с чайником в центе кухни, — я добиваюсь-таки внимания мужа.

— Что тебя волнует? — спрашивает он.

— Меня волнует наш сын. Меня волнует, почему ты наплевательски относишься к его проблемам и моим тревогам.

— Сильное обвинение. Но на пустом месте.

— Я телевизор тебе загораживаю?

— Сарказм — это уже хорошо. Иди-ка сюда, — хлопает по угловому диванчику, — садись рядом.

Как же, разбежалась! Пусть поднимется и силой усадит меня рядом.

В родных теплых объятиях мужа, под стрекот новостей из телевизора, внимание Жени к которым я невольно отслеживаю, на неудобном кухонном диванчике, делюсь своими тревогами. Жене они кажутся ерундой. Он так и говорит:

— Не бери в голову, все нормально, не тревожься по пустякам.

Пройдет много лет, и сыновья будут выражаться по проблеме, меня волнующей, а с их точки зрения пустяковой, менее культурно, на молодежном жаргоне: «Мамочка, это чепуха, не парься!» Некоторые женские тревоги у мужчин вызывают оскомину.

Мне не удается добиться внятного разъяснения от мужа. Потому что распахивается дверь кухни, на пороге Никита:

— Обнимаетесь? А кто, папа, нам сказку на ночь про кучевечков будет рассказывать?

Деспоты! Наши дети отлынивают от чистки зубов вечером, но чтение перед сном вынь им да положь. Или выдуманную сказку. Женя читает изумительно — заслушаешься. Он прирожденный артист. Мы и познакомились в студенческом театре факультета журналистики Ленинградского государственного университета. Женя был всегда на первых ролях, а я запасной примой.

Кроме чтения детской классики, Женя сочинял детям долгоиграющие сказки. Особенно запомнилась сага о кучевечках — маленьких человечках, которые живут летом в траве, осенью — в опавших листьях, зимой отогреваются в плафонах уличных фонарей. Кучевечки приходят к детям по ночам и проказничают. Хорошим детям оставляют подарки. Когда Никита шел в первый класс, нам требовалось обойти всех врачей, в том числе детского психиатра. Сидим мы перед его кабинетом в очереди, Никита изнывает от скуки и вдруг заявляет:

— А тут, интересно, есть кучевечки? Может, они прячутся под скамейками?

Бухнулся на четвереньки и принялся обследовать пространство под лавками. Родители других детей посмотрели на меня с сочувствием: мальчик-то больной на голову.

— Немедленно встань, — тянула я сына обратно на скамью. — Нет тут никаких кучевечков. И не вздумай доктору про них рассказывать! Кучевечки — это сказка, папина выдумка.

— А зачем вы тогда говорили, что правда?

Из докторского кабинета вышла медсестра, отдала мне Никитину медицинскую книжку и сказала, что нам к этому доктору не нужно. Когда уходили, я услышала чье-то тихое замечание: «Рано его с учета сняли».

Итак, я приняла как данность, что мальчики рано испытывают волнения от женских запахов, прикосновений. Так есть, и точка. Но рос Митя, и ничего подобного у него не наблюдалось. Напротив, девочки его раздражали, он относился к ним презрительно. В то время потоком в прессе шли публикации в защиту однополой любви, выходили книги американских писателей про несчастных гомосексуалистов. Встречались интервью с родителями, которые пережили шок, обнаружив нетрадиционную ориентацию своего ребенка. Только этого мне не хватало! К однополой любви я отношусь без воинственного неприятия, но и без восторга. Кроме того, разделяю точку зрения тех специалистов, которые утверждают, что среди гомосексуалистов всего два-три процента природных, то есть с генной патологией. Остальные — вовлеченные, попросту говоря, совращенные.

Быстро сдаваться я была не намерена, и примерять на себя маску матери голубого юноши мне не улыбалось. Муж, как водится, отмахивался и советовал не забивать голову ерундой. Женя смеялся, когда в поезде семилетний Никита флиртовал с девчонка ми из соседнего купе. Девочки были явно старше Никиты, но их мог обмануть его рост.

— Сколько сказал тебе лет? — спрашиваю я.

— Что в четвертый класс перешел.

— Ты же во второй перешел. Обманщик!

— Но, мамочка, мы ведь не про школу разговариваем.

Я диву давалась, как Никита, сидящий рядом с какой-нибудь девочкой на диване, сначала клал руку на спинку дивана, а потом его рука плавно переползала на девичье плечо. Митя — все с точностью до наоборот: чем меньше девчонок рядом, тем лучше.

Свои разговоры с Митей, произошедшие в разное время, я объединю в один диалог для простоты изложения.

— Митя, ты не дружишь с девочками.

— Не дружу.

— Но почему?

— Потому что они все глупые.

— Вот и неправда. Таня, Вера, Алена очень умненькие.

— Но мне не интересные.

— Митя, чем конкретно тебя не устраивают девочки?

— Тем, что они…

Не может подобрать слово, корчит плаксивую рожу и презрительно водит плечами. Хочет сказать, что девочки жеманницы и кокетки.

— Митя, сколько раз тебе повторять: девочек надо в дверях пропускать, а не переться первому.

— Из-за чего пропускать?

— Девочки — это слабый пол.

— Кто слабый? Ломанова слабый? Да она так трахнула меня портфелем, что я чуть не упал.

— Митя, нельзя драться с девочками! Я ужасно расстроена! Учительница сказала, что ты бил и толкал Таню Петрову.

— Она первая начала, книжками по голове мне заехала.

— Возможно, Таня хотела высказать свое расположение к тебе подобным образом.

— Она мне не нужна никаким образом.

— Митя! — волнуюсь и плохо формулирую. — Всем нужна, а тебе не нужна!

— Таня Петрова?

— Вообще девочки! Мальчики должны интересоваться девочками.

— Зачем?

— Затем! Посмотри на своего брата, он ни одной девчонке прохода не дает.

— Ты говорила, чтобы я не брал примера с Никиты во всем.

Очередной раз Митя поймал меня в ловушку. Ведь совет пятилетнему мальчику ухлестывать за девочками по меньшей мере глуп. К слову сказать, когда Митю обижали в детской компании, Никита, невзирая на пол, костылял и девочкам, и мальчикам.

— Митечка, значит, ты никогда не женишься?

— Ну-у-у почему-у… — тянет.

Редкая картина Митиного смущения: взгляд в пол, глазки бегают.

— Говори-ка, говори! Женишься?

Смущение усиливается, как под пыткой произносит:

— Извини, мамочка, но вы с бабушкой когда-то… в общем, умрете.

— И дальше?

— Надо же кому-то еду готовить и стирать.

Малолетний прагматик и циник!

Я бы никогда не взяла на себя смелость писать книгу про воспитание девочек, ведь дочерей у меня не было. Подруги смеялись надо мной и называли титиретиком, когда я утверждала, что девочек надо хорошенько баловать. У них закрепится программа потребности в баловстве, и в будущем их все будут баловать: друзья, муж, родственники мужа. Подруги вспоминали фразу из фильма «Снежная королева»: «Детей надо баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники».

Теперь, когда моему внуку четыре года, а внучке полтора, я не устаю удивляться, насколько они разные. Казалось бы, маленькие дети бесполы — что девочки, что мальчики — одно младенческое поведение. Ан нет! Кирилл с пеленок обожает машинки. У него их куча — дома у меня и дома у родителей, на даче. Кирилл играет с ними, как с живыми существами. Он еще ходить не умел, а мы подолгу стояли или сидели на подоконнике — смотрели на проезжающий по оживленной магистрали автотранспорт: вот легковая машинка, вот бетономешалка, вот троллейбус с усиками, у трамвая тоже усики есть. Широкий метровый подоконник в моей квартире был любимым местом Кирилла. Внучка Сашура равнодушна к машинкам абсолютно. Две секунды постоит на подоконнике, покажет пальчиком: «бибика» — и отворачивается, просит, чтобы ее сняли. В том же возрасте, когда ползала, а не ходила, Сашура уже любила наряжаться. Натянет на голову колготки и смотрит выжидательно.

— Тебе очень идет, — говорю я. — Ах, какая нарядная девочка!

Внучка хлопает в ладошки — браво, я прекрасна!

Сейчас она любит влезть во взрослую обувь, что-нибудь на себя набросить и — к зеркалу. Ножку назад кокетливо отставит на носочек, пяточкой вертит, головку вправо-влево повернет. Дово-о-ольная! Но если не раздаются комплименты, недоуменно поворачивается: где восторги?

— Очень красиво! — смеюсь я. — Принцесса! Нет, королевна!

То-то же, похлопает в ладоши внучка и отправится за очередным «нарядом». Самое поразительное: она не копирует, не обезьянничает, потому что ни бабушки, ни мама не имеют привычки подолгу вертеться перед зеркалом.

Того, что гендерные, то есть половые, отличия могут проявляться столь рано, я не предполагала. Оказывается, разница в поведении, в пристрастиях мужчин и женщин начинается с пеленок.

Единственная игра, в которую оба внука любят играть, — в космонавты. Мое большое кожаное рабочее кресло выкатывается на середину комнаты, в него забирается «космонавт», тогда еще двухлетний Кирилл. Я начинаю крутить кресло и комментировать:

— На орбиту выходит корабль, пилотируемый космонавтом России Кириллом. Первая ступень отпала, вторая ступень отпала — (скорость вращения все увеличивается), — третья ступень отпала! Торможение, посадка. Куда посадка?

— На Уну (на Луну).

— Здравствуйте, товарищи лунатики! Вас приветствует космонавт России Кирилл! Ура! Помаши лунатикам ручкой. Старт! Полет продолжается — (вращение в другую сторону). — Куда летим?

— На Арс (на Марс).

— Здравствуйте, товарищи марсиане! Вас приветствует…

Постепенно игра усложнялась. Кирилл уже хорошо выговаривал названия планет, сам приветствовал сатурнян, венеринян, астероидцев — иногда требовалась аварийная посадка на астероид или срочная дозаправка (шумные вдохи носом и длинные выдохи через рот — отличное упражнение после бронхитов и других респираторных заболеваний). Как назвать обитателей астероидов, я не знаю. Но и наука, похоже, пока об этом не задумывалась. Поэтому они у нас астероидцы.

Сашура пока только осваивает космические тропы, и ей очень нравится, когда я после вращений и торможения изображаю бурный восторг инопланетян: «Ура! К нам прилетела космонавт России Александра!»