В паутине лжи

Наталья Масальская, 2023

Борис Бисаев – майор столичной полиции, слишком непредсказуемый для работы в команде. Но последние два года он ищет свою пропавшую дочь Аню, это удерживает его от того, чтобы послать все к черту и уйти в частный сыск.Время идет, а ниточек, которые привели бы его к Ане, все меньше. Борис почти смиряется с мыслью, что он больше никогда ее не увидит. Однако свалившаяся на него проблема в виде напарника Андрея Юдина, навязанного своенравному сыщику начальством, дает новый толчок расследованию. Юдин показывает себя смышленым малым. Его взгляд на старые улики дает неожиданные результаты, и казавшиеся поначалу несвязанные между собой дела о пропаже девочек-подростков наводят следователей на мысль о «серии».Напарники должны отбросить свои личные проблемы и конфликты, чтобы поймать жестокого преступника. В конце концов они понимают, что жертвы выбираются не случайно и их след тянется к фигурантам по еще одному громкому делу, которое Бисаев вел десять лет назад.

Глава 8

Людмила Калашникова даже не взглянула в раскрытое удостоверение следователя.

— И всё же я не понимаю, для чего вам снова понадобилось говорить с моей дочерью? — недовольно проговорила она, пропуская Бисаева в дом. — Ксения больше не общается с пропавшей девочкой, — она обернулась на Бориса, шедшего следом. — Объясните же наконец.

— Вы не волнуйтесь, обычная процедура. Мы опрашиваем всех Светиных одноклассников. Включая бывших, — поспешил добавить он, видя решительный настрой мамаши. Она остановилась посреди гостиной и несколько секунд гипнотизировала Бисаева взглядом.

— Вы не против, если я подожду Ксению в ее комнате?

Судя по гримасе недовольства, идея ей не нравилась. Но после некоторых колебаний она всё же разрешила Борису пройти в комнату дочери.

— Ума не приложу, что вы пытаетесь там увидеть? — повторяла она вслед Бисаеву.

Борис не решился заглянуть в стол или шкаф, так как мамаша зорко наблюдала за ним из гостиной. Он сел в небольшое кресло рядом с кроватью и снова окинул взглядом комнату. Шкаф для одежды, письменный стол, кровать, этажерка с куклами. Борис встал и подошел ближе, чтобы рассмотреть их. Все куклы были явно дорогие, как и обстановка комнаты.

— Ваша дочь коллекционирует куклы? — спросил он громко в раскрытую дверь. В коридоре тут же послышались торопливые шаги, и на пороге возникла хозяйка.

— Ну, конечно, ей нравятся куклы. Она же девочка. И потом, ну посмотрите, они же просто потрясающие. Эту, — она показала на сидящую в плетеном кресле фарфоровую даму с зонтиком, — мы привезли из Милана. А эта из Японии. Посмотрите на ее кимоно. Это точная копия одеяния высокородных японок девятнадцатого века.

— Я вижу, вы разделяете страсть дочери.

— Куклы — моя слабость, — проговорила хозяйка. Она хотела что-то еще добавить, но в дверь позвонили, и она пошла открывать.

В прихожей послышались голоса, и несколькими минутами позже в комнату вошла Ксения. Она так же, как и ее мать, была не очень-то довольна визитом следователя. Ксения прошла мимо Бориса и бросила футляр со скрипкой на кровать. Развернулась к следователю в немом вопросе.

— Мы можем поговорить?

— Вы снова хотите спросить про Свету?

— Нет. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о занятиях у школьного психолога. Блохина Ильи Витальевича.

Ксюша нахмурилась и отошла к окну.

— А что конкретно вас интересует? — не поворачиваясь, спросила она.

— Всё. Как долго он занимался с тобой, как часто приходил, когда ты болела, о чем вы разговаривали?

Ксения молчала, но Борис видел, как напряглась ее спина.

— Ты можешь сесть? Мне не очень приятно разговаривать с твоей спиной.

— Не очень приятно? — усмехнулась она. — А мне не очень приятно, что вы лезете в мою жизнь, — она развернулась к нему и, заложив руки за спину, оперлась ими о подоконник.

— Да, наверное, так и есть, — проговорил Борис, обдумывая, как исправить положение. — Любишь музыку? — спросил он, кивнув на лежащий на кровати черный футляр.

Губы девочки искривила брезгливая усмешка.

— Обожаю, — с наигранной веселостью ответила она.

Бориса обескуражила перемена в поведении Ксюши. Эта злая напускная веселость, которую он много раз слышал в голосе Ани, видел в резких нервных движениях рук, кривящейся на лице бесноватой улыбке. Словно внутренняя неудовлетворенность, почуяв свободу, выглядывала из ее глаз, опаляя окружающих лихорадочным жаром приближающейся истерики.

— Тебя кто-то обидел? — спросил он.

Перекошенные злорадством черты лица расслабились, и она, ссутулившись, уставилась перед собой.

— Вам никогда не казалось, что вы в клетке? — совершенно безэмоционально спросила она в пустоту. — Дом — клетка, школа — клетка, вся жизнь — лабиринт из клеток, выхода из которого нет. Тебе говорят: он точно есть, нужно приложить усилия, перетерпеть, просто захотеть. А вся правда в том, что еще никто его не нашел — выход, — она подняла на Бориса глаза.

По ее взгляду было видно, она ждет не ответа, а лишь немого признания собственной правоты. Она удовлетворенно отвернулась. Борис не мог ей возразить. Не знал как. Он тоже много лет искал этот выход. Но, в отличие от Ксюши, не мог признаться в этом вслух.

— Мне нечего вам сказать. Простите, — вдруг совершенно спокойно сказала она и направилась к выходу, давая понять, что разговор окончен.

Борис ехал домой и всё думал о Ксюше. Она хотела услышать от него слово, а услышала привычную ей тишину. Сейчас, когда она не слышит его, он горячо соглашался с ней: и с клеткой, и с безразличием этой сраной жизни. В ней не так много правды: песня, под которую ты в первый раз пригласил на танец понравившуюся девочку. Воспоминание о запахе волос любимой женщины, чувство пронзительного страха и робкой радости, когда она сообщает тебе, что ждет ребенка. Именно в этот момент ты чувствуешь движение жизни, слышишь, как поворачиваются ее колесики, понимаешь, что уже никогда не будет, как раньше. И только сейчас Борис понял, что в тот момент слышал поворот невидимого ключа, открывающего металлическую дверь. Мы все мечтаем о свободе, а получив ее, замираем в ужасе, не зная, что с ней делать. Мы не умеем жить без клетки, вот в чем парадокс жизни. Борис чувствовал душную слабость. Постоянно передергивал плечами, будто хотел стряхнуть ее с себя. Ему вдруг стало тесно в собственном теле. Словно он силился выпрыгнуть из объятого пламенем сердца.

На скамейке у подъезда сидела с мамой Лариска. Клавдия Ивановна выглядела осунувшейся и бледной. Лара держала ее за руку, готовая откликнуться на любое ее движение. Борис сразу заметил это по ее сосредоточенному лицу. Но стоило Лариске заметить его приближение, как она беззаботно улыбнулась и помахала ему вместо приветствия рукой. Борис поздоровался с обеими, его взгляд на мгновение задержался на лице Лариски, и она чуть заметно кивнула ему.

Он поднялся в квартиру и, не раздеваясь, пошел на кухню. Налил стакан воды, но пить отчего-то не хотелось. Борис опустился на стул, уставившись в пустоту. Открылась и закрылась входная дверь. Легкие шаги. Зажегся свет.

Лариска, подбоченясь, смотрела на него, надменно-кокетливо улыбаясь. Она была в любимом шелковом платье, облегающем ее округлую грудь.

— Можешь оладий напечь? — вдруг спросил он, как приблудный пес, заглядывая Лариске в глаза.

Она наигранно фыркнула:

— Напеку. Чего не напечь?

Она по-хозяйски принялась вальсировать по кухне, хлопая дверцами шкафов, заглядывая в холодильник, доставая продукты и посуду.

Через полчаса на столе стояли тарелка горячих, пахнущих сливочным маслом оладий и две пиалки с медом и малиновым вареньем. От них исходил крепкий аромат уюта. Борис с аппетитом принялся за блины, пока Лариска, подперев рукой подбородок, с интересом наблюдала за ним.

Съев почти всё, Борис откинулся на спинку стула, прикрывая в истоме глаза. А потом снова посмотрел на Лариску, устремив взгляд в ложбинку между аппетитных грудей. Он взял ее за руку и потянул к себе. Лариска подскочила со стула и, изящно обогнув угол, встала перед ним. Она была такой же уютной и горячей. Он уткнулся лицом ей в живот. От нее едва заметно пахло цветами и сливочным маслом. Он вдруг поднялся, одним махом смел со стола посуду и под звон разбивающихся чашек рывком усадил Лариску на стол.

Несколько минут стол энергично бился в соседскую стену, под вздохи и сопение. Потом Борис курил на балконе. Лариска стояла рядом. Невольно ежилась от вечерней прохлады, кутаясь в его рубашку, небрежно наброшенную на голое тело. Ветер играл в ее длинных волосах. Их кончики то и дело щекотали плечо Бориса. Но сейчас это не раздражало, напротив, ему нравилось ее молчаливое присутствие. Он щелчком отстрелил окурок, и тот, очертив в воздухе светящуюся дугу, исчез в темноте.

Борис крепко обнял Лариску за плечи и с силой притянул к себе. Она вздрогнула и даже попыталась сопротивляться, но вдруг положила голову ему на плечо и вся обмякла в его руках.

— Мне пора, — прошептала она прежде, чем Борис начал тяготиться своим спонтанным поступком. И изящно выскользнув из его объятий, легко, на цыпочках, упорхнула в комнату.

Через несколько минут захлопнулась входная дверь. Борис еще немного постоял, облокотившись на перила, глядя на ярко освещенный фонарем островок возле подъезда. На него навалилась усталость. Борис закрыл балконную дверь, запер замок входной и машинально раскрыл лопатник, который всегда лежал на комоде у входа.

Странно. Лариска ничего не взяла. Борис швырнул лопатник обратно на комод и пошел спать.

***

В кабинете Кривцова было тихо. Мужчины молча смотрели друг на друга. Казалось, они играют в игру: кто кого переупрямит. Первым заговорил Константин Львович.

— Насколько ты в этом уверен?

— Да уверен я, — бросил Борис и принялся кусать заусенец на большом пальце. — С каких это пор ты не доверяешь мне?

— С тех пор как ты занялся частным расследованием.

Борис криво усмехнулся и наконец убрал руку от лица.

— Башку даю, что-то тут не так.

— Смотри, без головы останешься, — проговорил Кривцов, пока шел набор номера.

Борис старался изобразить спокойствие, однако невольно подался вперед, слушая разговор Кривцова с женой. Когда тот положил трубку, Борис быстро откинулся на спинку стула.

— Завтра, — коротко ответил Константин Львович на вопросительный взгляд Бориса. — С родителями девочки проблем не будет?

— Не должно. Есть у меня одна мыслишка.

— Меня посвятить не хочешь?

— Да брось, Львович, всё будет чики-пуки, — поднимаясь со стула, ответил Бисаев.

— Борис, — окликнул его шеф уже на пороге. — Дров не наломай, — после продолжительного молчания сказал он.

В кабинет Бисаев вернулся в радостном предвкушении. Сейчас, когда дело сдвинулось с мертвой точки, ему казалось, что всё происходит слишком медленно. Будто всё вокруг противятся этому. Он окинул взглядом склонившегося над бумагами Андрея. Нужно ему стол поставить.

— Закончил с ювелирным? — спросил Борис, прикуривая.

Он сел за стол, отшвырнул пустую пачку и затянулся.

— Вам удалось? — игнорируя вопрос, спросил Юдин.

— Завтра, — ответил Бисаев и снова крепко затянулся.

— Думаете, получится?

— Лет пять назад, — на мгновение задумался Борис, — да, в десятом году дело было, — мы маньяка одного разрабатывали. Следовая картина уж больно путаная была. Сложно было за что-то зацепиться. Ничего не совпадало: ни возраст, ни внешность, ни социальный статус жертв. Этот урод казался исключительно чистоплотным, даже брезгливым. Никогда не разбрасывал вещи, заставлял жертв аккуратно складывать одежду. Всегда надевал перчатки, но вот презервативом не пользовался. Одна из его жертв, восьмидесятилетняя бабуля, редко мылась. Так он не побрезговал. Если бы не одни и те же биологические следы, хрен бы мы догадались, что это дело рук одного убийцы. Пришлось ломать все стереотипы. Пятьдесят шесть жертв и с десяток живых. Попотели мы тогда, прежде чем все ниточки воедино собрали, — покачал Борис головой и затянулся. — Ну представь себе, пятидесятилетняя женщина, изнасилованная в извращенной форме. Станет она с молодым следователем разговаривать? Конечно, нет! Тогда мы запустили программу «Тетки». Нашли пострадавших, которые выжили, а в полицию по понятным причинам заявлять не стали. Так вот именно они дали нашим девчонкам-психологам недостающую информацию о преступнике.

— Вы же сейчас о «Лесном демоне» говорите? — с удивлением переспросил Андрей. — Не знал, что вы этим делом занимались.

— Вот поэтому, Юдин, я и не доверяю всем этим заморским теориям психоанализа. Ну не подходят наши преступники под их шаблоны. После этого дела несколько научных работ было написано. Методику психологического портретирования усовершенствовали. Убедились в несостоятельности нескольких теорий. В частности, опровергли господствующую за бугром точку зрения, согласно которой маньяк — почти всегда психопат. Наши, они социопаты. Версия о том, что у всех в детстве была психологическая травма, тоже не подтвердилась. Так что как там: «Что русскому хорошо…» Поставь-ка чайник, что-то кофейку захотелось.