Пять лепестков на счастье

Наталья Литтера, 2020

Пять дней – это много или мало? Что можно успеть сделать, а от чего – отказаться? У Дмитрия Одинцова, направлявшегося на важную деловую встречу, в дороге ломается машина, и он останавливается переночевать в маленькой провинциальной гостинице. Чем окажется для него пребывание в городе, который готовится к фестивалю? Может, это возможность сделать передышку в бесконечной жизненной гонке, познакомиться с новыми людьми, вернуть любовь? И даже стать участником неожиданного открытия… Кажется, судьба дала второй шанс. Есть целых пять дней, чтобы изменить свою жизнь и начать все сначала. В своем новом романе Наталья Литтера доказывает: сквозь времена и расстояния одно остается неизменным – человек с его страстями и слабостями, живущий в надежде на счастье, стремящийся к нему и в упор его не видящий. Психологизм, необычность композиции, и, наконец, характеры героев, живые и осязаемые, – всё это черты прозы автора.

Пятница

Утром его разбудил звонок. Одинцов открыл глаза и не сразу понял, где находится, но рука уже интуитивно скользила по прикроватной тумбочке в поисках телефона.

— Ты там что, спишь? — Рома привычно орал в ухо.

— Нет, — почти не соврал Одинцов: нельзя же одновременно и спать, и разговаривать.

— Ты узнавал, фильтры сегодня привезут или когда?

— Ром, — Дмитрий сел на кровать и посмотрел на часы, — половина девятого утра, автомастерская еще закрыта. Они в десять только начинают. Тебе чего неймется?

— Ты еще спрашиваешь? Полянкин! Полянкин медным тазом накрывается. Слушай, а до него далеко на поезде? Может, ты того, билет возьмешь и махнешь на денек? А что — вариант.

Вариант, кто бы спорил. И, наверное, он именно так и сделал, если бы не Саша и не их случайная встреча. Вчера вечером, рассказывая другу о приключениях минувшего дня, Одинцов о Саше промолчал.

— Нет.

— Что нет? — опешил Ромка. — Почему нет? Мы его теряем!

— Теряем мы администратора, так что на ближайший месяц готовимся стоять у входа по очереди, а Полянкин — приобретение сомнительное. Зато здесь намечается фестиваль.

— Какой, на фиг, фестиваль? Одинцов! Ты в своем уме?

— Более чем. — Дмитрий сидел на кровати и рассматривал стену, на которой висела увеличенная копия старой черно-белой фотографии. На снимке была изображена спускающаяся к реке улица. На воде вдоль берега стояли баржи, люди сгружали на сушу мешки. Противоположная сторона реки густо заросла кустами и деревьями. Внизу фотографии красовалась витиеватая надпись «Воздвиженскъ».

— У тебя там точно только с фильтрами проблема? Ты сам… ничем не стукался?

— Ничем я не стукался. Послушай меня, тут намечается какой-то фестиваль с элементами исторической реконструкции. В гостинице, где я сейчас нахожусь, уже живет московский режиссер с ассистентом — они ставят театрализованное представление; вечером, по слухам, известный актер должен пожаловать, ждут чуть ли не с хлебом-солью, и директор намерен лично открывать дверку автомобиля. Зачем мне сейчас ехать к Полянкину, если можно познакомиться вот с этими людьми и затащить их к нам в клуб?

— Но у Полянкина сетевая аудитория…

— По всей России, — закончил за друга и партнера Одинцов. — Его почитатели из Тюмени или Воронежа придут к нам вечером в клуб? Нет, конечно. Давай я сегодня посмотрю на собирающуюся здесь публику, постараюсь с ними познакомиться…

— И пригласишь к нам на встречу.

— Именно. — Одинцов встал на ноги, подошел к фотографии. Интересно, что сгружали с баржи? Соль, сахар, пшеницу? Наверное, все сразу.

— Ладно, — вздохнул Ромка, — на связи. Я вчера объявление о вакансии разместил. Пока никто не звонил. Буду ждать кандидатов.

— Жди. До связи.

Сказать по правде, ни с каким актером Одинцов знакомиться не собирался, эта идея возникла в ходе разговора, потому что истинную причину своей задержки в городе он озвучивать не хотел. Саша. Все дело в ней, конечно.

Вчера еще раз увидеться не получилось, хотя Дмитрий после заселения спускался вниз несколько раз, хотел застать, взглянуть, поговорить, но… за стойкой неизменно встречала улыбчивая Кристина, которая отдала девочку рассеянной мамаше и вернулась на свой гостиничный пост.

Какой актер? Какой, к черту, Полянкин? Когда Саша здесь.

Она стала другой. И волосы остригла. Зачем? Он где-то слышал о том, что если хочешь обнулить жизнь — лучший способ начать с волос, отрезать их, как отрезают старое и ненужное. Давно она изменила прическу? А его? Его она тоже… вместе с волосами?

Какая Саша вчера была… Как незнакомка. Совсем не та девушка с гитарой, которую он увидел однажды в кафе. Той было чуть за двадцать. Этой — тридцать. И за плечами неудавшийся брак. А ведь когда-то казалось, что их счастье прочное, как железобетон. Да и вообще, если двое любят друг друга, любая проблема решаема.

Если двое любят…

Спроси сейчас Одинцова, любит ли он Сашу, ответил бы без раздумий — да. Вчера увидел, и снова все внутри перевернулось.

Так как же они умудрились прийти к такому печальному финалу?

Не заметили, что из отношений потихоньку исчезает нечто важное. Превратили свою жизнь в треснувший сосуд. Он был изначально полон, но по каплям, незаметно, вода из него вытекала, а когда оба хватились — сосуд оказался пуст.

Все начиналось хорошо. Она закончила институт, они поженились. С жилплощадью проблем не было — квартира Диме досталась в наследство от одинокой двоюродной тетки. Саша обожала их высокий пятнадцатый этаж и любила вечерами сидеть у окна, обозревая панораму города.

Он хотел открыть собственное дело и копил на стартовый капитал, искал среди знакомых потенциальных партнеров. Она продолжала выступать, но концерты случались не очень часто, зато через пару лет назрела идея ремонта. Саша окунулась в ремонт как в новый интересный творческий проект, а у Одинцова с Ромкой, который был готов войти в долю, возникла мысль создать клуб встреч. Люди перестали общаться друг с другом. Их жизнь — бег в колесе: работа — магазины — дом — интернет перед сном. Все. Люди заперлись в своих ячейках-квартирах, выходя в мир через прямоугольное окошко экранов телефонов, планшетов, компьютеров.

— Посмотри, — говорил он вечерами Саше, — даже сидя в кафе, мы не перестаем копаться в своих смартфонах. Это же ужасно, люди пришли встретиться друг с другом, побеседовать, поужинать вместе, но все заканчивается принесенной официантом едой и включенными телефонами. Стало проще перекинуться смайликами и парой слов набранного сообщения, чем использовать живую речь. Это же катастрофа.

— Катастрофа, — соглашалась Саша и целовала его в щеку. — Ты пригласишь меня в кафе на ужин?

Постепенно идея начала приобретать четкие формы — клуб живого общения, где есть столики, диванчики, буфет с чаем, кофе и булочками, настольные игры, тематические вечера, анимационные программы по выходным для детей. Место, где можно друг с другом общаться. В среду — совместный просмотр кино и его обсуждение, в четверг — лекции по литературе, театру или живописи, в пятницу — мастер-классы по дизайну. А еще — встречи с психологами, поэтами, путешественниками, блогерами, музыкантами. Свой сайт и группа в социальной сети. Программа вечерних мероприятий на месяц вперед. Двери клуба открыты для всех желающих, цена вопроса — входной билет. Клуб также сдавался в аренду для проведения детских дней рождения, праздничных вечеринок и даже девичников.

Было очень трудно: долго искали подходящее помещение, делали ремонт, обустраивали зал, разрабатывали программу мероприятий, находили нужных людей. Требовались дополнительные вложения, пришлось взять кредит. В итоге все получилось. Только он потерял Сашу.

Сначала все шло замечательно, она поддержала это начинание, приняла в нем деятельное участие, а потом так получилось, что ремонт квартиры совпал с ремонтом найденного помещения. Начались ссоры.

— Я не могу одна иметь дело с бригадой мужиков, они меня обманывают! Димка, ну поговори с ними, ты же умеешь. Приди домой пораньше.

— Слушай, Саш, сегодня пораньше не получится, тут проблемы со строителями…

Вместо одного общего дела каждый занялся своим отдельным. Постепенно накапливались усталость, раздражение, обиды. Любовь никуда не делась, но она словно спряталась, затаилась, уступая место выяснениям отношений. Уже и квартира радовала новыми обоями, уютной гостиной, кофейного цвета занавесками на кухне, и клуб торжественно открылся, по утрам в него начали заглядывать молодые мамы, желая провести утро за чашечкой кофе с вкусной булочкой, пока ребенок возится в сухом бассейне с разноцветными маленькими мячиками в компании таких же карапузов.

Тут же по соседству появились стеллажи с книгами, настольными играми, яркими кружками, цветными фломастерами, возник специальный отдел «Магазин хорошего настроения».

А в их с Сашей жизни ничего не менялось.

— Поехали на выходные за город, мы давно нигде не были вдвоем.

— Прости, я сейчас не могу, у нас лекция интересная намечается в субботу. Пойдем вместе.

— Спасибо, пожалуй, останусь дома.

Порой казалось, что весь их разговор состоит из упреков и недовольного молчания. Ему было некогда, всегда некогда. Но неужели Саша настолько эгоистична, что не может понять, насколько он занят? Ведь начать и вести свое дело — это быть на связи двадцать четыре часа. И вместо того, чтобы дуться, могла бы прийти и помочь, в конце концов.

Дима не сразу понял, что она перестала петь. С окончанием ремонтов закончились и концерты, потому что «ты не можешь так поздно возвращаться одна, а я не смогу тебя встретить — пока от нашего клуба доеду…» Саша один раз отказалась от предложения, второй… потом перестали приглашать.

Он не сразу осознал, что они перестали ссориться. А когда осознал — очень захотел вдруг скандала. Но… не получилось. Она со всем соглашалась. Спокойно, без раздражения, равнодушно. Как будто он уже вышел за четко очерченную зону ее жизни.

— Я сегодня задержусь, поужинай без меня.

— Хорошо.

— Слушай, с отпуском в это лето ничего не получается. Давай передвинем на осень. В октябре же тоже можно неплохо отдохнуть. Ты не против?

— Я не против.

— Представляешь, у нас тут ребята женятся. Они встретились в день просмотра кинофильмов и через три месяца подали заявление. Завтра устраиваем для них вечер романтической комедии. Здорово, правда?

— Здорово.

Он не сразу понял, что упустил. Однажды вернулся домой пораньше, посмотрел на свою жену, сидящую в кресле с книгой, и… увидел ее заново.

— Привет, — подошел, поцеловал в щеку.

— Привет.

— Пойдем ужинать?

— Я уже поужинала, все на плите.

— Посидишь со мной?

— Прости, голова болит. Я лучше здесь.

Дима почему-то точно знал, что голова у нее не болит, просто она не хочет с ним посидеть. Потому что с книгой ей лучше. Интереснее. И сама она такая… нет, это было не спокойствие. Это было безразличие. Он исчез из ее жизни. В тот момент Одинцов почувствовал это очень отчетливо. И ему снова захотелось скандала, чтобы Саша накричала, обвинила, сказала много обидного. Захотелось подойти к ней, схватить за плечи, потрясти. И он даже сделал шаг, протянул руку, но в этот момент Саша оторвала взгляд от книги и подняла глаза — спокойные равнодушные глаза:

— Я, пожалуй, пойду спать. У тебя же завтра встреча в девять тридцать утра. Мне надо проснуться пораньше — погладить тебе рубашку, приготовить завтрак.

Встала и ушла. А он так и остался стоять посреди комнаты. И это его Саша?!

Где та девчонка, что в медовый месяц лазила с ним по горам и, стоя у самого края обрыва, раскинув в стороны руки, громко смеялась от счастья? Где та женщина, которую он обожал и которая сводила его с ума своим пением, то глубоким, то звонким? Где его Саша, которая в майских парках изучала кусты сирени, разыскивая пять лепестков, а потом, довольная, загадывала желание и съедала цветок? Где их кофе в бумажных стаканчиках на лавочке по выходным, когда они выбирались на прогулки? Где это все?!

Как он это допустил? Ослепленный собственным делом, идеей, работой, проблемами, Дима просто перестал находить время для любимого человека.

Я занимаюсь важным.

Она должна понять.

В конце концов, я зарабатываю деньги для нас двоих.

Все это казалось настолько правильным и не требующим доказательств, что выглядело аксиомой.

Но правило аксиомы вдруг перестало работать.

Когда Дмитрий увидел со стороны, какой стала их жизнь — было слишком поздно. И даже секс неуловимо превратился всего лишь в пункт написанной кем-то обязательной программы.

Одинцов начал срочно искать выход из создавшегося положения.

— Давай устроим твой концерт в нашем клубе?

Саша посмотрела на него с какой-то грустно-снисходительной улыбкой:

— Я не готова, Дим, я давно не играла.

— Ну, так мы никуда и не спешим. Время есть, подумай над репертуаром, порепетируй…

А она в ответ продолжала улыбаться:

— Думаешь, стоит?

В один из вечеров он наконец решился и пошел ва-банк:

— Давай заведем ребенка.

— Ты этого правда хочешь? — Ее взгляд стал вдруг пытлив и внимателен.

Вот оно!

— Да, — ответил твердо. — Я думаю, пора. Мы уже достаточно пожили для себя, теперь можно и ребенка завести.

Он не понял, что именно сказал не так, но как только замолчал, почувствовал — ошибся.

— Пора? — иронично переспросила она. — Пожили для себя? Можно заводить? — а потом резко отвернулась и произнесла каким-то совсем чужим голосом: — Решил найти мне занятие?

— Саша, ты все совсем не так поняла. Я не имел в виду…

— Я ухожу. — Она снова стояла к нему лицом, и в ее чуть опущенных вниз глазах уже не было пытливости. В них была… жалость. — Я ухожу, Дима. Не могу больше. Не получилось у нас счастливой семьи, не сумели.

Саша ушла на следующий день. Ушла из его жизни так же стремительно, как и появилась.

А он возвращался вечерами в пустую квартиру, где все дышало ею — от занавесок до торшера с оранжевым, похожим на половинку огромного апельсина абажуром, и чувствовал себя калекой. После ампутации же не бывает абсолютно здоровых людей. Кому-то удаляют пальцы, руки, ноги. Ему — душу. Дмитрию всегда казалось, что Саша в его жизни — константа. Может перемениться все — город, друзья, работа. После успеха придет неудача. Сегодня светит солнце, завтра пронесется ураган. Все изменчиво, все непостоянно. И только Саша незыблема. Оказалось, ошибся.

Пришлось учиться жить с ампутацией и терпеть фантомные боли. Ждать, а вдруг сегодня вернется? А вдруг позвонит? Напишет?..

Нет. Не звонила. Не писала. Отрезала. Как свои волосы.

Правда, про дни рождения помнила. Ну и, само собой, про Новый год.

«Поздравляю с Новым годом! Будь здоров и счастлив».

Мы же все вежливые, сохраняем цивилизованные отношения.

Намучился с ним Ромка тогда будь здоров. Сначала поставлял виски, потом слушал нетрезвые излияния души, потом брал за шкирку и заставлял встряхнуться, фонтанировал идеями одна безумнее другой, постепенно возвращал в лоно любимой работы и дорогого сердцу клуба. Так потихоньку и вытащил.

А теперь Одинцов этому Ромке — своему лучшему и проверенному другу — соврал. Может, действительно познакомиться со знаменитым актером, устроить ему творческий вечер? Чем черт не шутит. Если он согласился ехать в такую даль на никому не известный фестиваль, значит, не очень блестяще обстоят дела у звезды в настоящий момент.

В общем, разберется по ходу, а сейчас главное — не опоздать на завтрак, связаться с автосервисом — узнать, что с фильтрами для машины. И увидеть Сашу. Может, удастся поговорить.

* * *

— Вот правду люди говорят: не встречайтесь с первой любовью, пусть она останется такой, какой ее запомнили, — делилась сокровенным Кристина.

— Это стихотворение так говорит, — машинально поправила Саша.

Голова не хотела соображать — сказывалось последствие бессонной ночи. Каждый громкий звук отдавался внутри эхом. Надо заварить крепкий кофе, чтобы взбодриться.

— Ничего себе! Даже стихотворение об этом написали? — Кристина на несколько секунд замолчала, задумалась, а потом продолжила свои рассуждения: — Посмотрела я на него, три волосины, живот отрастил пивной, рубашка какая-то мятая. Стою и думаю: и вот по этой образине я сходила с ума в школе? Смотреть-то не на что! А я ведь даже мечтала: окончу школу, выйду замуж… Хорошо, короче, что не вышла. Придумал бы кто-нибудь компьютерную программу, которая показывает, как твой парень будет выглядеть через десять или пятнадцать лет. В восемнадцать все красавчики, а ближе к тридцати большинство теряют товарный вид.

— У тебя таблетка от головы есть? — прервала философские размышления девушки Саша.

— Сейчас поищу. — Кристина вынула из нижнего ящика конторки свою сумочку и начала ее перетряхивать.

Не встречайтесь с первою любовью… а как быть с любовью всей жизни? Она вчера лишь только спустилась по лестнице, увидела спину, услышала голос… и словно не было этих трех лет. Димка! Ее Димка, родной, возмужавший, не тот парень, который поджидал после концерта, — взрослый мужчина на пороге зрелости.

Саша сегодня всю ночь не спала. Думала о нем, снова и снова прокручивала встречу в гостинице, вспоминала их короткий разговор. Соскучилась до одури. Хотелось к нему, в номер, обнять руками за шею и не отпускать.

Где же ты так долго был? Почему не приехал раньше? Ты думал обо мне? Ты же ведь…

И снова эти мысли о разводе. Зачем он здесь?

— Вот, нашла последнюю. — Кристина протянула Саше практически пустой блистер и начала запихивать в сумку все, что разбросала: зеркало, кошелек, помаду, чеки.

— Спасибо.

Сейчас она пройдет в ресторан, выпьет кофе. Может, и Дима там завтракает. Хоть посмотрит на него… со стороны. Сердце сжалось.

Теперь, прожив три года одна, начав все сначала, Саша оглядывалась на себя прежнюю и понимала, какой недостаточно зрелой и эгоистичной была. Ревновала Диму к его новому делу, к Ромке. Саше тогда казалось, что Рома крадет у нее мужа и их совместную жизнь. А сама? Что она сделала сама? Или не сделала. Перестала заниматься музыкой. Отказалась от своей мечты. Ради чего? Чтобы проводить дни одной и при каждом удобном случае демонстрировать это? Да, Дима тоже виноват. В любом конфликте всегда виноваты двое. Но это не извиняет ее собственную пассивность. И если под конец их отношений Сашу душило чувство неосуществленных надежд, то что она сделала для изменения этой ситуации? Ничего.

Нет, позже, конечно, сделала — ушла. Тогда ей казалось, что это лучшее решение из всех возможных.

Собственная нереализованность на фоне его успеха била больно — наотмашь, рождая чувство одиночества и изолированности. Ее немногочисленные подруги после окончания института разъехались кто куда, вышли замуж, родили детей. Как-то незаметно разошлись жизни. Саша звонила родителям в родную Тверь регулярно, бодро рассказывала о ремонте, успехах Диминого клуба, заминала неудобные темы из серии «когда же вы подарите нам внуков», а потом так же позвонила и призналась про разрыв. Она была очень благодарна своим умным и добрым родителям, которые не мучили расспросами, а просто предложили приехать к ним. Саша приехала, но позже — через год, когда получила свой первый отпуск. Замечательно провела две недели, загорала на речке, ездила в лес, бродила по дворам детства, помогала маме с заготовками на зиму. Всего один раз мама спросила про Диму. Потом они эту тему обходили стороной. И Саша снова была благодарна родителям за чуткость.

Нельзя сказать, что Дима не пытался ее привлечь к делу, он несколько раз предлагал принять участие в разработке программы клуба, но этим занимался Рома… а Рома каждый раз умудрялся предложить более интересные идеи. В итоге Саша проигрывала и, конечно, теряла интерес. Они чувствовали друг в друге соперника — Саша и Рома, а Дима, увлеченный работой, не замечал этого, приглашал ее на клубные мероприятия, считая это отличной заменой времени вдвоем.

Сначала Саша ходила, пыталась даже помочь. Рома был этому не рад и всегда демонстративно переделывал за ней порученную работу.

Саша чувствовала себя в клубе чужой и лишней.

Они вообще с какого-то момента начали жить разными, отдельными жизнями. Общим стал только быт.

— Ты даже не представляешь, — возбужденно говорил Дима, — сколько одиноких людей в Москве! У них нет друзей, с которыми можно просто пойти посидеть в кафе. Им негде встречаться. Им не с кем встречаться. Понимаешь?

— Понимаю, — отвечала она, едва сдерживаясь, чтобы не усмехнуться.

Забавно. Дима говорит про человеческое одиночество, полный желанием изменить этот мир, и даже не замечает, насколько одинока его собственная жена.

— Одиночество больших городов — это же так страшно, — продолжал он развивать свою мысль.

— Очень страшно, — эхом отзывалась она.

Судя по поступлениям на ее банковскую карту, человеческое одиночество приносило неплохой доход. Саша поморщилась собственным циничным мыслям. Несмотря на расставание, Дима ежемесячно делал ей отчисления — считал себя обязанным. Это продолжалось до тех пор, пока она не нашла работу и не написала, что больше не нуждается в финансовой поддержке.

Теперь у них остались лишь поздравления с Новым годом и днем рождения.

Конец ознакомительного фрагмента.