О мечте. Роман

Наталья Криммер

Если перефразировать строчку из известного стихотворения Роберта Рождественского «…Всё начинается с любви…», получится – «Всё начинается с мечты». В нашей истории так и случилось: они с детства жили в одном доме, вместе росли и взрослели, мечтали, дружили и строили планы. Дети стали взрослыми, а взрослые имеют обыкновение, строить воздушные замки, «играть в любовь», тем самым, ломая жизнь себе и своим близким людям. Но прозрение наступит, они найдут своё счастье. И сбудутся их заветные МЕЧТЫ.

Глава 7. Тётя Катя

Павел со своей любимой подругой зашел в квартиру родителей.

— Мам, привет. Смотри, кого я тебе привел.

Екатерина Алексеевна выглянула из кухни.

— Женечка! Здравствуй, дорогая. Сто лет, сто зим. Ты какими судьбами у нас?

«Домашний театр тети Сони», — подумала Женя. Тетя Катя как была посредственной актрисой, так и осталась. Хотя всегда рассказывала детям, что в юности блистала на подмостках какого-то студенческого театра. Потом вышла замуж за Пашиного отца и погубила явно звездную карьеру.

Екатерина Алексеевна, конечно, знала, что Женькин неудачный брак распался, и она давно вернулась домой. Дом был старый, как говорили старожилы, «намоленный», и все всё про всех знали. И тем более уж точно Пашкина мама знала, что Женя работает в компании с её сыном. Но театр есть театр, и подмостки диктуют свои правила.

Даже не подождав ответа на вопрос, какими судьбами Женька оказалась в родном доме, мама продолжила:

— Женечка, проходи сразу на кухню, я капусту солю, поможешь.

«Тётя Катя в своем репертуаре, — мысленно позабавилась Женя, — каждого зашедшего в дом, готова привлечь к своим кулинарным экзерсисам».

Пашина мама действительно прекрасно готовила, с удовольствием, делилась рецептами, любила угощать. И никогда не гнушалась привлекать любого подвернувшегося под руку в качестве кухонных подмастерьев. В доме она слыла непререкаемым авторитетом в кулинарных вопросах. А Пашин папа — Николай Степанович — называл жену предводителем «бабского сообщества», говорил, что «женщины дома здоровы целыми днями по подъезду с кастрюлями таскаться, демонстрируя свои кулинарные таланты».

Конечно, это было не совсем так, но отчасти что-то подобное присутствовало. Люди жили в доме по многу лет, дорожили теплой уютной доверительной атмосферой, по-соседски общались, даже дружили и не стремились менять свои жилищные условия без крайней необходимости, тем более дом был хороший, в тихом московском центре.

— Мам, ну что ты сразу Женьку на кухню тащишь? Нужна ей эта твоя капуста сто лет, — как в детстве заканючил Пашка. — Мы вообще ненадолго зашли.

Женя запротестовала:

— Да ладно, Паш, мне не трудно. Наоборот, на вашей кухне детство вспоминается. Помните, тетя Катя, как вы меня учили пирожки печь с яблоками? — напомнила Женя, надевая фартук.

— И не только с яблоками, — откликнулась мама.

Женя вспомнила, что Пашкины родители только что вернулись из отпуска, и по правилам хорошего тона нужно было спросить, как отдохнули. И Женя спросила, ведь она была девочка воспитанная:

— Как отдохнули, тетя Катя?

— Прекрасно, — закатила глаза Екатерина Алексеевна, — Венеция — это сказка. Мне кажется, я там помолодела на сто лет.

— Мамуля, на сто лет это ты что-то хватила, — засмеялся Павел, — ты же у меня совсем молодая ещё. Какие сто лет?

— Сынок, — мама обратила внимание на сына, — пойди телевизор посмотри, а мы с Женечкой закончим, и потом чайку попьем все вместе.

Пашка продолжал топтаться на кухне. Создавалось впечатление, что он не очень хочет оставлять Женю наедине со своей родительницей. И вдруг мама продолжила тоном, не терпящим возражений:

— Паш, я что сказала, не стой над душой.

Павел вздохнул и нехотя вышел.

«Тетя Катя в этом вся, — подумала Женя, — у неё её мужики права голоса никогда не имели, что папа-начальник, что сынок-тихоня».

— Жень, бери нож, вот этот керамический, очень хороший, тут немножко пошинковать осталось.

Женщины углубились в процесс шинковки капусты. Тёти Катина школа давала себя знать, навыки, полученные в детстве, потеряны не были. Женька моментально втянулась в ритм и активно застучала ножом. Работали молча, процесс-то интеллектуальный, вдумчивый, что особенно языком трепать. Наконец, мама прервала молчание и спросила:

— А ты с мужем давно разошлась?

— Разошлась три месяца, а развелась официально месяц назад.

— Жень, я тебе знаешь, что скажу, — мама отложила нож и присела на стул, — ты Пашке голову не морочь, у него и так в семье не все в порядке. А тут ты опять появилась.

— Екатерина Алексеевна, — Женька тоже отложила нож и перешла на официальный тон, — с чего вы взяли, что я имею какое-то отношение к Пашкиной голове, а тем более к его семейной жизни?

— Женя, не мне тебе рассказывать, какое ты влияние всегда имела на Павла. Он всегда за тобой шел. Когда вы были детьми, это было не так страшно, а сейчас…

— Что сейчас? — Женька начала злиться. Подобные разговоры были и раньше, и она ухитрялась не обращать на это внимание, но сейчас почему-то это задевало.

А мама продолжала гнуть свою линию.

— Не влезай в его жизнь. Ты думаешь, я не понимаю, что он не просто так зачастил, чуть не каждый день, родителей навещать. Я же понимаю, что он к тебе ездит. И на работу он тебя сразу пригласил.

Тетя Катя была отчасти права, Пашка действительно почти каждый день привозил Женю с работы. Часто к ней заходил. Женина мама кормила их ужином. Они болтали, вспоминали, иногда решали какие-то нерешенные рабочие вопросы. Оба были увлечены новым проектом, стремились ничего не упустить. Вот собственно и все.

Да, он не спешил домой. Но вряд ли Женя могла себя в этом упрекнуть. Она всегда считала, что если мужчина не стремится домой и проводит время не у любовницы, а, как в данном случае, у подруги детства или у родителей, то проблема, скорее всего, в его жене и атмосфере его дома. Хотя с Павлом они никогда не откровенничали на эту тему.

— Екатерина Алексеевна, мы с вами взрослые люди. Раньше я вам не могла ничего подобного сказать, а сейчас скажу. Никаких близких отношений у нас с Пашей нет и не было никогда. Мы друзья. А сейчас опять работаем вместе. И это не называется влезать в чью-то жизнь.

— Ты всегда была категоричной, и договориться с тобой было невозможно.

— А со мной не надо договариваться, — Женя положила нож, сняла фартук, — я пойду. До свидания, тетя Катя, — и крикнула в комнату, — Паш, пока, я пошла.

Пашка выскочил за ней на площадку.

— Жень, ты чего?

— Да ничего, Паш, я как была твоей маме поперек горла, так и осталась. Не пойму только, почему? И никогда не понимала. Ладно, пойду домой. Завтра на работе встретимся. Пока.

И Женя побежала вниз по лестнице, а Паша, как в детстве, потащился объясняться со своей вздорной мамулей.