Портрет неизвестной. Часть1

Наталья Кошаева, 2021

Казалось бы, обычное дело, во время проведения строительных работ в старинном петербургском доме был обнаружен клад. Но самое интересное, что в записке, приложенной к кладу, четко указано для кого он тут оставлен. Так прямо и сказано: «Передать Елизавете Михайловне Перышкиной» – архитектору, которая выполняла проект перепланировки этой квартиры. Ломая голову над этой загадкой, Лиза отправляется в Академию Художеств, в свою alma mater. А дальше все просто – вышла не в ту дверь и оказалась совсем не там, где думала. И завертелось! Новые друзья, таинственные события и желание вернуться домой!

Часть 1

Глава 1.

Она все-таки упала… Необыкновенное произведение итальянских кудесников с острова Мурано, это хрустальное волшебство, так долго ожидаемое, невыносимо дорогое — рухнуло на пол. Осколки хрустального облака брызнули во все стороны со звоном, заглушающем дикий крик хозяйки квартиры. Крюк, на который вешали люстру горе-работяги, не вынес тяжести и рухнул вместе с люстрой. Под потолком на лестнице-стремянке замерла фигура рабочего — того самого который только-что уверял, что: «Та, нэ беспокойся, хозяйка — сейчас люстра твой повесим…» Внизу окаменели остальные трудяги во главе с прорабом и автором проекта перепланировки большой трехкомнатной квартиры — архитектором Лизой Перышкиной. Они молчали. Амалия, хозяйка квартиры, наоборот не молчала, высота ее визга была уже в том диапазоне, от которого вставал на дыбы паркет из драгоценного кедра, отклеивались от стен великолепные английские обои и выпрыгивали тропические рыбки из аквариума. Казалось бы, что весь выстраданный и уже почти завершенный интерьер этой злополучной квартиры был почти завершен. Оставалось только повесить люстру и навести лоск. И вот на тебе… Это даже не неприятность — это катастрофа!

Еще бы — так долго Лиза с заказчицей выбирали эту люстру. Пришлось объехать с ней все самые элитные, суперэлитные бутики и выставки. Все было не то. Свои желания Амалия выразить не могла, она только поджимала губки и говорила: «Ну вы же понимаете, Елизавета Михайловна, что это все не то…» Наконец нашли то, во что капризная дамочка влюбилась просто с первого взгляда, по каталогу. Лиза, наверное, спутника жизни выбирала бы не так придирчиво, как Амалия эту люстру. Потом потекли долгие месяцы ожидания, и наконец, пройдя все круги ада таможни и растоможни, была получена заветная коробка, в которой находилась драгоценная люстра. Что говорить — она была хороша — воздушное облако из тысячи хрустальных подвесок, которые крепились почти невидимыми проволочками. Должно было казаться, что все это роскошество просто зависло под потолком, опираясь только на воздух.

И вот она упала. Мало того, что сама люстра вдребезги, так еще теперь на потолке образовалась безобразная дыра и стены пострадали от осколков хрусталя. Хорошо, что с мебели еще не сняли защитную пленку. Все равно, объем бедствия был колоссальным! Ну как же так, ведь все было рассчитано и проверено. Это просто мистика, не иначе!

— Но что поделаешь — знал бы, где упадешь — сам бы на этом крюке удавился. Права Амалия, мы тупоголовые, криворукие дебилы. — мысленно соглашалась Лиза с обвинениями, которые сыпались из Амалии, как из рога изобилия. — Совершенно верно — мы не смогли даже люстру повесить. И да, мы все исправим! Правда же, исправим? — она с надеждой, ища поддержки, посмотрела на Василия.

Прораб Василий, кивнул в ответ: «А куда мы теперь денемся, придется исправлять!» Только как теперь исправишь — испорченные стены и потолок это — ерунда, а вот драгоценная люстра совсем не ерунда! Это засада!

Амалия, тоном, не предполагающим возражений, заявила, что ей глубоко фиолетово как, но она въедет в квартиру через две недели и ни днем больше.

— Говорю последний раз, я завтра улетаю на Маврикий и вернусь через две недели! И люстра, да, да, именно эта самая люстра должна висеть на своем законном месте! Если ровно через две недели, ремонт не будет закончен, то я вам такие штрафные санкции устрою, что вам будет плохо! Очень плохо, уж поверьте, это я смогу! — обнадежила дамочка. И никто не сомневался, что от этой разъяренной бабы огребешь столько, что на десять лет вперед хватит.

Перед началом работ было проведено полное обследование, о чем был предоставлен многостраничный отчет. Лиза и Василий собственноручно вскрывали и полы, и потолки, чтобы избежать неприятных сюрпризов. Однако, как видно, вскрывали совсем не там, где было нужно. Этот дом, на тихой улочке в самом центре города, так называемый «старый фонд» 1863 года постройки — несмотря на все обследования и проверки, сумел-таки провести строителей.

Ашот отмер на своей стремянке. «Извини, хозяйка, нэ бэспакойся, все переделаим»

Амалия, фыркнула, развернулась и с видом оскорбленной невинности пошла к выходу. Прораб Василий засеменил за ней уверяя, что все-все исправит и будет лучше, чем было.

— Дал же мужику бог умение разговаривать с бабами-заказчицами. Только, — уныло пронеслось в голове Елизаветы — в сложившейся ситуации никакой талант к задушевным беседам Василия не спасет. Придется идти в рабство всей бригадой, на год, или почки готовить к продаже, чтобы собрать необходимую сумму для возмещения ущерба. И это за два дня до Нового года, когда душа уже требует праздника и отдыха от трудов! Когда уже лежат билеты в Турцию и куплен новый сногсшибательный купальник лавандового цвета. Похоже, что отпуск пролетает как фанера над Парижем.

Такая перспектива, конечно, никому не могла понравиться. Да ладно деньги — деньги можно найти, даже такую сумасшедшую сумму… Но ведь люстра выполнялась под заказ, а это как минимум два-три месяца. А сроку у них только две недели. Да еще эта неприятность выпала на нерабочие дни. Вся Европа уже ушла на каникулы, у них раньше начались рождественские праздники. До итальянцев уже сейчас не дозвониться, они готовятся выбрасывать из форточек старые табуретки. И что прикажете делать? Лиза присела над обломками люстры.

— Тут если о починке говорить — менять нужно кучу разбившихся подвесок, каркас выпрямлять. Работа сложная и тонкая, и совсем не факт, что результат будет достойным после того, как работа будет завершена. Но можно попробовать. Правда, где найти такого мастера, который занялся бы этой люстрой. Все еще осложнялось тем, что Амалия выделила всего две недели на ликвидацию последствий стихийного бедствия. И еще эти праздники, будь они неладны. Подготовка к Новому году вступила в свою финальную стадию, когда легкое безумие постепенно переходит в совершенно конкретный психоз, и постепенно осознаешь, что мечтаешь о том, чтобы все это поскорее закончилось и успокоилось. Хочется уже просто сесть к новогоднему столу, отбросив все заботы. А пока, все точно взбесились: на производстве аврал, в магазинах штурм, на улицах пробки, в метро толпы. Все хотят достойно завершить все до сих пор не доделанное и с новыми силами вступить в новый. Но по всему выходило, что конец этого года и начало следующего у Лизы&Co будет очень горячим и весьма хлопотным.

Входная дверь хлопнула, а значит Амалия ушла, все выдохнули. Через мгновенье Василий влетел в комнату и запустил в оборот такую многоэтажную конструкцию русской нецензурной лексики, что температура в комнате резко подскочила, а мраморные грифоны на каминной полке с непривычки даже покраснели. Мужики уже давно не стеснялись при Лизе употреблять такие обороты речи, которые украсили бы собой лексикон любого завсегдатая злачного притона. Их не смущало то, что Лиза, все-таки, молодая женщина — архитектор. Они сотрудничали не первый год и вместе выполнили множество разных объектов, в основном интерьерные работы в квартирах. И каждый раз им удавалось найти выход из самых сложных ситуаций. Пройти по туго натянутой проволоке над ущельем, на дне которого бушует разъяренный поток (именуемый в договоре — «заказчик»). Но в этот раз богиня удачи повернулась к ним спиной, и нужно было как следует все осмыслить, как исправлять содеянное. А для того, чтобы перейти к каким-то конструктивным действиям нужно было прежде всего остыть. Поэтому Василий замолчал, мысленно сосчитал до десяти, это его всегда успокаивало, еще со времен спортивной боксерской юности, и велел Ашоту, который все еще висел под потолком на своей стремянке, обследовать дыру на потолке.

Ашот отмер, обрадовавшись, что наконец про него вспомнили и поспешно полез исследовать дыру.

— Слышь, Михайловна, — обратился к Лизе Василий, — отойди от греха — не дай Бог опять что отвалится. Лечи тебя потом.

Василий — боксер в прошлом, ушедший из спорта из-за травмы, переломанным носом, неиссякаемым запасом энергии и обаяния. После завершения спортивной карьеры с не меньшим энтузиазмом занялся строительным бизнесом, и когда познакомился с Лизой уже руководил бригадой работяг, выполнявших всевозможные ремонтные работы в квартирах. Одни из привередливых заказчиков потребовал предъявить проект перепланировки квартиры. А работяги, знающие все тонкости работы, так сказать, «изнутри» — проект выполнить конечно не могли. Для этого требовался специально обученный человек. И вот этим человеком и оказалась Елизавета Михайловна Перышкина — студентка факультета архитектуры, которую порекомендовали Василию какие-то знакомые. Когда она пришла на объект первый раз — худенькая, тоненькая девочка, все, в том числе и Василий, стали называть ее по имени отчеству — прикалывались так. А потом и вообще просто по отчеству — так она для всех и стала — Михайловной.

Ашот между тем засунул руку в дыру на потолке.

— Васо! Слушай, тут чердак какой-то, я туда даже влезть могу!

— Ты, что, сдурел! — Закричали Лизавета с Василием одновременно

— Мало того, что ты люстру угробил, так еще теперь и потолок хочешь обрушить! И какой, ёшкин кот, чердак, да я все чертежи просмотрела — там не может быть никакого чердака! Василий, ну мы же с тобой вместе по этому потолку ползали и вскрывали, не по центру правда, в углу, но там не было никакого чердака!

— И вообще, Ашот, если не хочешь сам оплачивать, убитую тобой, люстру — немедленно слезай!

Ашот тут же полез вниз, бубня под нос, что опять во всем виноват Ашот, а Ашот, что — да ничего! Что ему скажут то Ашот и делает! Василий подождал пока Ашот слезет со стремянки, и проводил тяжелым взглядом, пока тот отходил на безопасное расстояние. Опасения рабочего были понятны — когда прораб начинал сжимать свои кулаки, хотелось не попадаться на его пути. Хотя Василий никогда не пускал их в ход, все знали на что способны эти кулачищи. Еще раз обведя свою бригаду недобрым взглядом, бригадир легко взлетел на последнюю ступеньку стремянки и осторожно посветил фонариком в дыру.

— Д-а-а-а-а. — протянул Василий. — Тут действительно целый чердак! Михайловна, ну ка, глянь!

Лиза придвинула вторую стремянку, влезла на верх, и заглянула в черноту. Оказалось, что за потолком имеется пространство высотой почти полтора метра. По всем документам и чертежам никакого чердака тут быть не могло. Но получалось, что когда-то давным-давно, кому-то захотелось уменьшить высоту этого помещения, для чего были установлены деревянные балки, по которым выполнен нынешний потолок. И все бы ничего, но именно та балка, в которую был вставлен злополучный крюк — прогнила и сыпалась трухой. Видимо кровля протекала. Теперь становилось очевидно, что весь потолок придется переделывать, из-за этой гнилой балки.

— Фантастика — просто «остров сокровищ» какой-то! — воскликнул Василий, шаря фонариком по углам чердака.

— Не «остров сокровищ», а «сокровища Агры», это там потайной чердак был с ларцом набитым изумрудам. А у нас, случайно, никакого сундучка не завалилось? — поинтересовалась Лиза.

Василий направил луч фонарика вверх и присвистнул.

— Ничего ж себе, чердачок! — с потолка на них смотрела, улыбаясь, приятная молодая женщина в облаках в окружении золотоволосых, крылатых карапузов-купидонов. Еще интереснее — кому потребовалось зашивать этот прекрасный расписной… как это у вас, у архитекторов называется?

— Этот плафон? Такая картина на потолке называется плафон. — уточнила Лиза, глядя на потолок.

— М-да… И что теперь делать? По-хорошему нужно сообщить нашей Амалии, что тут открылось. Но, что тогда делать, если она вдруг захочет расчищать эту роспись, то есть этот плафон, не известно, какие еще казусы всплывут, а работы уже почти завершены и две недели только на доделки. Люстра еще эта! Может закроем все это и не скажем никому?

— А? Как думаешь, Михайловна? — при этом Василий задумчиво смотрел на расписной потолок, потом перевел взгляд на Лизу.

— А, знаешь, баба эта, та, что в облаках — на тебя похожа, — заметил Василий, — гляди, Михайловна!

— Придумаешь, тоже, посвети лучше — Лиза придирчиво оглядела нарисованную женщину. Нет, она не могла сказать, что нарисованная богиня, походила на нее один в одни, но какое-то отдаленное сходство все-таки было.

— Ну и нечего на меня глазеть, видишь я не одета, посвети лучше по углам! — Луч света вдруг выхватил из темноты какой-то продолговатый предмет.

— Стой, стой! Назад! Посвети туда, — воскликнула девушка, всматриваясь в темноту, — там что-то есть! Да нет, влево. Теперь они отчетливо увидели, стоящую в углу, коробку.

— И сундук с твоими изумрудами, на закуску — прокомментировал Василий.

Через полчаса, с помощью проволочной петли и русского мата коробка была наконец подтянута к краю отверстия и аккуратно спущена на пол.

Симптомы «золотой лихорадки» проявились у всей бригады, всем хотелось скорее открыть и узнать, какие тайны хранит этот ящик.

А ящик — выглядел как ящик. Быстро, смахнув с него слой многолетней пыли, кладоискатели, наконец, открыли крышку. Сверху лежал старый пожелтевший от времени конверт с надписью, выполненной каллиграфическим почерком:

«m-lle Елизавете Михайловне Перышкиной, проживающей по проспекту Этузиастовъ домъ 13* корпусъ * квартира 2*»

Все пять пар глаз, прочитавших эту надпись, уставились на Лизу. Это было ее имя и это был ее адрес.

— Ничего не понимаю, — сказала Лиза, — это какая-то шутка? Ребята это вы специально меня разыграть решили? Очень смешно! Ха-ха! Я, конечно, все понимаю, но зачем же люстру нужно было ронять?

— Михайловна, — ответил за всех Ашот, — ты на нас не думай, мы к эта коробка, вообще никто не касался. Лучше посмотри, что в конверт положил? Нэ тяни, давай, открывай!

Конверт был не заклеен и из него выпало письмо, написанное все тем же каллиграфическим почерком.

«Милостивая m-lle, Елизавета Михайловна!

По поручению г-на О* я оставляю эту шкатулку на этомъ месте, надеюсь вы сможете применить содержимое ея по необходимости.

Искренне вашъ РР

P.S. Остерегайтесь…»

Содержание записки совсем сбило с толку Лизавету. Кто такой этот «О»? Почему он ей что-то передает, и почему через какого-то «РР»? И еще, почему нужно кого-то или чего-то остерегаться. Чего или кого конкретно нужно остерегаться записка не донесла. Письмо, все-таки, пострадало за долгие годы, что оно пролежало в шкатулке, если конечно это не глупый розыгрыш. А дальше из шкатулки были извлечены, завернутые в порыжевшие от времени газеты «РУССКIЯ ВѢДОМОСТИ» за ноябрь 1863 года, два серебряных подсвечника и небольшая плоская серебряная коробочка, усыпанная переливающимися под светом фонарика камнями. На крышке коробочки ясно читался не то вензель, не то герб. Лиза никогда не была сильна в геральдике. А в коробочке, когда ее открыли, оказалась потрясающей красоты перстень, с крупным темно-красным камнем.

— Ну и ну, — воскликнул кто-то из рабочих, — это же самый что ни на есть взаправдашний клад!

Теперь, что это не шутка поняла уже и сама Лиза, но как такое может быть? Это же просто невероятно! И непонятно! Откуда этот неизвестный «РР» узнал ее адрес? Допустим, «РРу» адрес сообщил «О». Тогда откуда этот самый «О» его узнал? И кто они вообще такие эти «О» и «РР»? Судя по письму, оно писалось задолго до того, как появился и проспект Энтузиастов, и весь этот район «трех идиотов», названный так в честь трех проспектов с характерными названиями Передовиков, Наставников и Энтузиастов, и, тем более, сама Лиза Перышкина. Когда в письмах ставили «Ер» и «Ять» вообще не было ни, собственно, передовиков, ни, собственно, энтузиастов. И вообще это какой-то бред, и этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!

— Итак, что мы имеем, — нарушил молчание Василий, — перовое — дыра в потолке и гнилая балка. Василий как на ринге отогнул большой палец. — Второе, — продолжил счет Василий — потайной чердак и хорошо сохранившаяся роспись потолка, то есть плафон, неизвестного происхождения. Третье — клад, состоящий из серебряных изделий и письма, с необъяснимым содержанием. Четвертое — разбитая вдребезги люстра и пятое — срок на исправление содеянного и ремонт — две недели, которые, к тому же, выпадают на праздники. Ну что я могу сказать, всего пять, — Василий показал свою раскрытую пятерню, — даже не нокаут. Лично мне кажется, что нужно взять тайм-аут до утра. Все равно без Амалии тут не решишь. Но клад нашли все равно мы и, соответственно, свои проценты от стоимости клада получим. Надеюсь, никто не будет возражать против того, чтобы использовать деньги, вырученные за эти серебряные изделия, на покрытие ущерба? Вопрос в следующем: покроет ли стоимость найденного клада — стоимость, убитой Ашотом, люстры? Если останется какая-то сумма, после выполнения всех восстановительных работ, то тогда можно будет поделить остаток поровну.

— Нэ согласен! — возразил Ашот, — мне пятьдесят просент надо! Я люстра вешал, дырка в потолок делал!

— Ты лучше помолчи, а?! Передовик производства! Если бы не ты, мы бы спокойно уже разошлись и думать забыли бы про это. А так, все праздники коту под хвост! — В сердцах ответил ему Василий.

— Мог же люстру эту придержать, пока вешаешь, или крюк этот подергать. Он же, как выяснилось на честном слове держался! А ты, скорей, скорей — торопыга хренов!

— Хватит ругаться, в самом деле, что сделано — то сделано. Нужно, хотя бы приблизительно, оценить стоимость найденного. — сказала Лиза. — Давайте я покажу эти предметы своей подруге Светке, она в антиквариате разбирается.

После того, как Лиза сфотографировала подсвечники во всех ракурсах, все клейма, письмо, приложенное к кладу, коробку в которой все это находилось. Она попрощалась с рабочими и отправилась к выходу.

— Давай, мамзель Елизавета, если что узнаешь — звони. Я завтра с Амалией свяжусь, расскажу ей про потолок, а про клад пока рассказывать не буду. Посмотрим, как дело будет дальше развиваться.

— Окей, Василий, держи меня в курсе. — Ответила Лиза, уже стоя в дверях.

Спускаясь по парадной лестнице старинного дома, она все думала об этой загадочной записке. И сколько она не думала — никаких умных мыслей не появлялось.

Улица встретила Лизавету обычной Питерской сыростью и серостью. Зима в этом году не отличалась ни от прошлой, ни от позапрошлой зим. В последние годы средняя температура +3°С градуса держалась с октября по май. Правда в особо холодные дни, столбик термометра преодолевал психологическую отметку 0°С и спускался, ненадолго, к отрицательным значениям. Но это было так робко и так редко, что почти неправда. Никакого снега — черная, неуспевающая промерзнуть грязь и полузамерзшие лужи. Через несколько дней таких «сильных» морозов наступала опять оттепель, и лужи вновь переходили в свое обычное жидкое состояние. Отсутствие морозов с лихвой компенсировалось пронизывающим холодным ветром. Погода застряла в самой своей неприятной фазе «ни то ни се». Да и природа решила снова не устраивать жителям города новогоднего настроения. Острый дефицит снега и мороза прямиком вел к депрессии и унынию.

Под ногами предательски хлюпало, сверху сыпала аэрозоль нано-дождя. Лиза поправила шарф, намотанный на шее, и натянула пониже на глаза теплую вязаную шапку, по глубже засунула руки в карманы куртки, для того чтобы ветер, даже и не думал, что он сможет пробраться в рукава. Хорошо, что машину она сумела поставить не так далеко от этой злополучной квартиры. А там, в машине, хорошо, там — климат-контроль и термос с кофе, который может быть, даже еще и не остыл. Тут только девушка вспомнила, что со всеми этими событиями совсем забыла пообедать. Ну что ж, не привыкать, такова доля свободного художника — быть вечно голодным и в вечном поиске.

Наконец она добралась до припаркованной машины, бросила на соседнее кресло, рядом с водительским, свою сумку, и уселась за руль. Потом, не поворачиваясь, протянула руку назад и попыталась отыскать там, на заднем сидении, оставленный в машине термос. А там, на заднем сидении, как всегда, кроме термоса валялись кучей образцы плитки, каталоги сантехники, и даже одна паркетная доска из натурального дуба. Лизавете приходилось все это возить с собой, потому что машина была ее «мобильным офисом». На ней она моталась между объектами и на встречи с заказчиками, согласовывала с ними разные материалы. Вот как раз эти самые керамические плитки, паркеты и унитазы. Наконец термос был найден. Девушка с удовольствием отвинтила крышку и вдохнула запах крепкого кофе. Как хорошо, — подумала она, — что на свете все-таки есть что-то безоговорочно приятное, можно, хотя бы 10 минут посидеть, отбросив все неприятности и просто выпить чашку кофе.

Но, как ни хотелось не думать о последних событиях, мысли непрестанно возвращались к люстре и кладу. Она все думала о находке, и в голове снова не находилось ни одного возможного объяснения. Вздохнув и закрыв термос, она бросила его опять на заднее сидение. Потом завела машину и покатила на Васильевский остров в свою Alma Mater в Академию Художеств, в которой теперь работала Светка, искусствовед, и по совместительству близкая Лизина подруга. По дороге она остановилась у «Колобка», так называлась пирожковая, располагавшаяся, сколько хватало Лизкиной памяти, всегда на углу улицы Чайковского и проспекта Чернышевского. В этом двухэтажном раю жареных, печеных и слоеных пирожков она купила целый пакет сдобных булочек с корицей и с маком. Не ехать же к подруге с пустыми руками. Затем вырулила на Шпалерную и покатила в сторону Васильевского острова.

На Дворцовом мосту, украшенном к празднику гирляндами и фонариками, как всегда, была пробка. Пока толкались на месте Лиза успела налюбоваться на Стрелку Васильевского острова и на Ростральные колонны, обкрученные лампочками. На самой макушке у этих колонн были пристроены праздничные украшения, от чего создавалось впечатление, что на Ростральные колонны одели абажуры. И теперь на Стрелке стояло два торшера Мюрхульт из ИКЕИ. Размах декорирования города к Новому году поражал воображение: километры светящихся шнуров, мерцающие звезды и огромные шары сияющие шары. Ветви старинных деревьев в сквере перед Зимним дворцом были увиты светодиодами. Вместо фонтана переливалась всеми цветами радуги странная конструкция, которая должна была, видимо, обозначать ледяные замерзшие струи. И все это великолепие отражалось как в зеркале — в чернильной темноте невских вод. Река даже и не задумывалась еще о том, чтобы замерзнуть и покрыться льдом, да и прогноз погоды не обнадеживал новостями, никаких морозов и, боже упаси, снегопадов пока в ближайшем будущем не предвиделось. Коммунальные службы нервничали и, не знали, чем заниматься то ли закупать новую снегоуборочную технику, то ли распродавать старую.

Новогоднее настроение, в свете последних событий, окончательно испарилось. Мигающие разноцветные лампочки праздничных гирлянд не улучшили общее состояние Лизиной души, а наоборот — раздражали. Вспомнив, что так еще и не договорилась со Светланой о встрече, она взяла телефон и набрала номер своей подруги.

— Светик, привет, с наступающим Новым годом! — ответила Лиза после Светкиного «Алло», — а я к тебе как раз направляюсь. Ты еще не ушла?

Светлана задумалась на секунду и ответила, — Я на месте, подъезжай, мы тут с Вероникой Альбертовной на кафедре сидим, чай пьем.

Вероника Альбертовна — доцент кафедры истории зарубежного искусства — элегантная дама с профилем и манерами патрицианки, не то, что Светка, знающая об этикете все, но как правило его не придерживающаяся.

— А я на мосту стою, тут, как всегда, авария в правом ряду, так не проехать не объехать. Дождитесь меня обязательно, я скоренько.

Наконец Лизавете удалось преодолеть этот сложный участок дороги. И в скорости она уже неслась по Университетской набережной. Место, где можно было оставить автомобиль нашлось около мозаичной мастерской на 3-ей линии. Машина мигнула лампочками, запирая замки, и Лиза, помахивая бумажным пакетом с ароматной сдобой, направилась в сторону Невы. Выйдя на набережную, Лизавета, как всегда, полюбовалась пейзажем. Вид на купол Исаакиевского собора, золото которого поблескивало, подсвеченное прожекторами, на фоне низких серых туч, был величественен и строг. Река спокойна как зеркало и в ней отражались нарядные фасады Адмиралтейской набережной. Египетские сфинксы равнодушно застыли темными каменными глыбами, охраняя вход в храм искусства — в Академию Художеств. Лиза любила это место, оно подпитывало ее внутреннюю эмоциональную батарейку, и даже новогодняя мишура не испортила вида.

Лиза сколько раз ни приходила сюда, столько раз сердце ее замирало перед входной дверью из светлого дуба, ей всегда казалось, что за этой дверью время течет не так как снаружи. Эта дверь была как-бы границей между суетной реальностью и миром искусства. Представлялось, что там, за дверью не было мелочного мельтешения, мысли текли неспешно и величаво. Но, конечно, все это было лишь ее фантазией. Академия Художеств вместе со всей вселенной тоже вступила в третье тысячелетие, со всеми его атрибутами. Взявшись за знакомую бронзовую ручку, отполированную многими сотнями рук художников, Лизавета толкнула дверь и вошла. Миновав круглый тускло освещенный вестибюль, встретивший едва уловимым запахом свежей масляной краски и растворителя, девушка свернула налево. И быстро дошла до гардероба, где сдала свою куртку хмурому бородатому мужчине в синем сатиновом халате. Гардеробщиками здесь, как правило, служили парни или девушки, которым еще не посчастливилось пополнить ряды студентов, но мечтающие все же поступить на следующий год. Этот гардеробщик буркнул ей что гардероб работает до девяти вечера, и если она хочет получить свою одежду, то должна постараться не опаздывать. Миновав гардероб, с его строгим стражем, Лиза остановилась у большого, во всю стену, зеркала в массивной раме, пригладила растрепавшиеся волосы, и начала подниматься по винтовой каменной лестнице.

На втором этаже располагался факультет живописи и запах «присутствия художников» тут уплотнялся до максимума. Лизавета преодолела еще несколько витков каменной лестницы и поднялась на третий этаж. Здесь, на этом этаже, в течение шести лет она постигала тайны профессии архитектора. Дальше по коридору, вымощенному квадратными каменными плитами, до белой филенчатой двери с номером 10*. Уверенно толкнув дверь, прошла вдоль выставленных работ лучших выпускников, отметила, что ее проект все еще висит на своем месте, она оказалась в святая святых — за шкафом, где на удобном диванчике сидели две академические дамы. На столике перед ними стояли чашки с недопитым чаем и почти съеденный тортик.

— Всем добрый вечер! — поприветствовала Лиза дам.

— И тебе не хворать! Садись, — указала Светка ей на стул. У нас сегодня последний учебный день был, перед праздниками, вот сидим отмечаем!

— А я тоже с угощением, — сказала Лиза, выставляя на стол свой пакет с ароматно пахнущей сдобой.

— Ну вот, опять сладкое, — скривилась Светка, — сколько тебя учить? У педагогов и так передоз глюкозы от тортиков.

— Как хотите, — пожала Лиза плечами, — а я с утра ничего не ела, и у меня передоз кофеина, так что булки мне не повредят. Чаю нальете?

Светлана нашла чистую чашку и бросила туда не какой-нибудь LIPTON, а небольшой шарик, свернутый из чайных листьев, и залила кипятком. Приняв чашку, Лиза ощутила тонкий аромат, исходящий от напитка, удивленно отметила, что шарик начал раскрываться в горячей воде в виде красивого цветка: «Наверное это «трофейная» заварка от китайских студентов», — мелькнуло у нее в голове.

— Ну, с чем пожаловала на этот раз? — вопрос Светланы, вернул Лизу, медитирующую над горячим душистым паром, в реальность. Поэтому Лиза оторвала взгляд от клумбы, появившейся на дне чашки, и начала рассказывать свою историю с самого начала. Про упавшую люстру, про то, как исследовали дыру в потолке, как нашли потайной чердак с росписью на потолке и про ящик с кладом. Лиза часто приходила консультироваться с подругой по делам реставрации различных объектов. Санкт-Петербург, как известно — город «музей». Музейные образцы здесь можно найти совершенно в неожиданных местах. При расселении коммунальной квартиры, вдруг выяснялось, что в туалете сохранились раковина и бачок с бронзовой цепочкой. Все это богатство Инспекция по охране памятников не разрешала заменять на новые модели, а наоборот предлагала сохранять и музеефицировать. Конечно, сами по себе эти раковина и бачок были очень интересные, как художественные образцы, но как объяснить простому человеку, не историку и не искусствоведу, почему нельзя поставить тот унитаз, который хочется, а только отремонтировать старый дореволюционный. Или, например, шпингалеты на окнах — та же самая история — историческая ценность, не подлежащая замене, причем вместе с окнами. А при рытье котлована под фундамент загородного дома вдруг обнаруживаются оловянные ложки и осколки керамики XVIII века. Витражи на окнах в домах на Петроградской, плитка на полах лестниц, лепнина на потолках — много чего есть в Петербургских домах, что требует совета опытного искусствоведа. Подруга могла дать дельный совет или могла также рекомендовать к кому можно обратиться за консультацией, если дело оказывалось более сложным.

— Я вообще не понимаю откуда там взялся этот чердак?! По всем чертежам, что у нас были — никакого чердака, там не могло быть! Мы вскрывали потолок в этой комнате — все было благополучно. Никто не мог даже предположить, что там такая пренеприятность.

— Я, собственно, почему рванула к вам? — Лиза нашла фотографии и показала коллегам. — Вы можете приблизительно сказать, что это за подсвечники? Я, кстати, и клейма сфотографировала с обратной стороны, вот тут они крупно.

Светлана водрузила на нос очки и взяла в руки Лизин смартфон, затем она передала телефон соседке.

— Вероника Альбертовна, это скорее всего по вашей части, судя по клейму «Идущий лев» это Англия. Я права?

Вероника Альбертовна, зябко кутавшаяся в пушистый жилет из платиновых норок, прищурилась и отодвинула экран по дальше, для лучшей фокусировки изображения, затем полистала фотографии, некоторые фрагменты укрупняла и рассматривала детали.

— Ну что я могу сразу сказать. Лучше бы, конечно, посмотреть сами вещи. А так — это Англия, скорее всего начало XVIII. Точнее год производства можно будет сказать после осмотра, обычно английские мастера ставили годовое клеймо. Ну и, судя по тому, что я увидела, это фирма Garrardens. Если, конечно, не подделка, сейчас столько качественных подделок, которые практически невозможно отличить от оригинала. Такие умельцы есть, что эксперты за голову хватаются.

— Про табакерку и перстень ничего конкретного сказать не могу, скорее всего это отечественная работа, вы мне сбросьте эти фотографии на мой адрес, я посмотрю, посоветуюсь с коллегами. — пожала плечами Вероника Альбертовна, передавая Лизе ее смартфон.

— Ну, что, Елизавета Михайловна, тебя можно поздравить с кладом!

— Да, что клад, я вам еще самое таинственно-мистическое не показала!

— Что, разве еще не все? Ну давай уж, выкладывай, что там у тебя? — Светлана снова нацепила очки на нос.

— А вот что, — и Лиза продемонстрировала снимок письма, приложенного к кладу.

— Ну как? Впечатляет?

— Постой, постой, так ведь это же твой адрес! И имя твое! Эта записка была приложена к кладу? — дошло наконец до Светланы.

— Вероника Альбертовна, посмотрите, — Светлана снова протянула Лизин смартфон коллеге.

Та снова прищурилась, прочитала адрес и само послание. Затем вопросительно посмотрела сначала на Лизу потом на Свету и спросила:

— Как это понимать? Мистика! Теперь я тоже совсем ничего не понимаю. Скиньте мне и эти фотографии, я их тоже покажу специалистам. Но от таких подарков как-то попахивает подделкой или розыгрышем. Вы не находите? У вас, Лиза, знакомых «юмористов» нет? Тех, что любят устраивать подобный балаган — очень похоже на чью-то глупую шутку!

— Я первое, о чем подумала, что это, розыгрыш, но не сходится.

— А если это подложил твой… как его Виктор, Владимир, Василий! Да Василий! Прораб твой! Он дядька ушлый, на лице написано, что жулик, авантюрист и мошенник.

— Ага, и боксер в прошлом, — добавила Лиза задумчиво. — Нет, Василий не мог, этот клад спрятать. Тем более в таком месте. Эту ж квартиру мы должны были сдать уже на этой неделе. И тогда прощай клад? Никто из бригады, тем более. Если подумать, что это хозяйка квартиры сундучок припрятала, то тоже не получается. Она же видела, что мы ей потолок разворотили, как раз в этом месте, где лежал ларец. Если бы она про него знала, и хотела бы сохранить все в тайне, она бы ни за что не ушла сегодня, а сделала бы все, чтобы нас выставить и клад перепрятать. Но она ушла как ни в чем ни бывало. Так что о существовании клада она не знала. Может прошлые владельцы квартиры забыли забрать свой ящичек при переезде? Тоже маловероятно. Кто ж такое оставит? Хотя нужно разыскать кого-нибудь из прежних владельцев и осторожно разузнать. Там же, до того, как Амалия эту квартиру купила коммуналка была.

— А где квартира-то находится?

— На Радищева, дом 1863 года постройки архитектор Гуммель. Я читала в исторической справке, про этот дом, что в 1985 был проведен капитальный ремонт и замена деревянных перекрытий на железобетонные. Каким образом там остались старые деревянные балки? Их же еще в конце прошлого века должны были поменять. Похоже, что про этот чердак никто не знал.

— Ну да, самый центр. Там может быть все что угодно. Вспомните клад в особняке Нарышкиных. Только там тайная комнатка, замурованная кирпичом, была, а у вас потайной чердак. Кстати, особняк Нарышкиных на улице Чайковского, это не далеко от Радищева. Может в том районе так принято было серебро в потайных нишах замуровывать? Если так дальше пойдет, то во всех старых домах вокруг Литейного скоро разберут и стены, и потолки.

Так разговаривая, придумывая и обсуждая все новые и новые версии происхождения клада, дамы не заметили, как прошло время, и короткая стрелка часов, висящих на стене аудитории, неумолимо приближалась к цифре 12. То есть, Лиза напрочь забыла, что обещала забрать у сурового гардеробщика свою куртку в девять, да и уходить было пора. В полночь в Академии выключали свет, и кому интересно пробираться на выход в темноте. Женщины стали собираться. В такой поздний час центральный вход был уже закрыт, и выйти можно было только через боковую калитку у столовой.

— Я вас подвезу, — сказала Лиза, выходите и ждите меня около машины, она стоит напротив мозаичной мастерской, а я быстренько спущусь по каменной лестнице, схвачу куртку, пока свет не погасили.

— Спасибо, — улыбнулась Вероника Альбертовна, доставая из сумочки ключи с брелоком в виде мерседесовской звезды, — но я сегодня тоже за рулем. Так что, до свидания Елизавета, перезвоните мне завтра после обеда. А Светлану можете подхватить, вам как раз в одну сторону.

Они вышли из аудитории и разошлись в разные стороны: Светка с Вероникой Альбертовной направились направо по коридору к лестнице, которую все называли «квадратной», а Лиза повернула налево, на винтовую круглую лестницу.

Шаги гулко отзывались эхом в пустом, коридоре. Как только Лиза ступила на первую ступеньку каменной лестницы, лампы дневного света, освещавшие ее, моргнули и погасли. Все погрузилось в темноту — в абсолютную темноту. На этой лестнице не было ни одного окна, и поэтому тьма тут была кромешная.

Лиза еще раз про себя выругалась, — Ну это ж надо как не везет, сегодня, целый день! И свет, как назло, прям вот сейчас вырубился. Нет чтобы подождали 3 минуты пока я спущусь, а теперь ковыряйся здесь по этим забежным ступенькам. Девушка аккуратно выставила левую руку в сторону и дотронулась до стены. Медленно, держась за стену, она начала спускаться, нашаривая перед собой ступеньки ногой.

Про эту лестницу среди студентов ходила дурная слава. Говорили, что именно на этой лестнице чаще всего встречают дух покойного архитектора Кокоринова, который построил это здание совместно с зодчим Валлен-Деламотом, и повесился на чердаке, по утверждению студенческой молвы. И теперь он, иногда, является некоторым несчастным студентам в виде призрака. Да что и говорить, Лиза сама видела ботинок, который мелькнул за центральным столбом винтовой лестницы. Тогда Лиза так и не увидела владельца ботинка, слышала только торопливые удаляющиеся шаги. Скорее всего это и был ботинок Кокоринова. Поэтому отношения с круглой лестницей у Лизы были сложные, а когда еще вырубился свет, то по спине предательски поползли неприятные мурашки.

Борясь со своими страхами, она продолжала спуск, до тех пор как левая рука внезапно потеряла опору и провалилась в пустоту! Лиза потеряла равновесие на секунду, но удержалась.

— Ага! Мы спустились с моим везением на второй этаж! — Сообразила Лиза, — А этот провал — начало коридора и оттуда тянуло сквозняком.

Примерно представляя какой ширины коридоры на живописном факультете и сколько нужно сделать шагов до второй стены, Лиза выставила вперед руки и медленно пошла, аккуратно исследуя путь перед собой ногой. Вот наконец рука коснулась стены, а значит и начало ступенек где-то здесь.

— Если я сейчас оступлюсь, то кубарем покачусь по ступенькам до самого гардероба! — подумала Лиза. — Вот смеху то будет — грохот визг! Что это? Это Лиза с лестницы катится!

И тут ее осенило!

— Да что же я туплю! У меня же есть смартфон!

Девушка полезла в сумку, нашла телефон и включила фонарик. Сразу все тени и страхи отступили, и теперь можно было спокойно спускаться. Дойдя до гардероба, она нашла свою, сиротливо висящую, куртку, оделась и пошла по коридору в сторону графического факультета. Фонарик тут уже можно было выключить, так как большие окна коридора, хоть и выходили в неосвещенный двор, все равно давали какой-то тусклый свет. Лунный может быть? Коридор, опоясывающий все здание на первом этаже по периметру, прерывался арочными проездами, которые располагались по центру каждого фасада. Проезды эти вели с улицы во внутренние дворы Академии. В этом месте коридор оканчивался дверью, ведущей в этот самый арочный проезд. По сути, ты выходил за эту дверь, на мороз, затем, нужно было спуститься вниз на несколько ступенек, пересечь бегом проезд подняться на столько же ступенек, открыть дверь, войти в продолжение коридора, и там выдохнуть в тепле. Так вот дойдя до того места, где коридор выходил на улицу, под арку проезда, Лиза спустилась, по каменным ступенькам, вниз и уже собиралась вновь подняться, чтобы продолжить свой путь по коридору, как увидела, что калитка, выходящая на 4 линию приоткрыта, и сквозь щель льется неяркий свет. Калитка эта не открывалась никогда! Лиза не помнила ни одного раза чтобы ее открывали. Наконец Фортуна повернулась не своей филейной частью, а более приличной стороной! Это значило, что не нужно теперь петлять по темному коридору, рискуя встретиться с самим Какориновым, а не только с его ботинком, можно просто воспользоваться незапертой калиткой и спокойно по освещенной улице пройти к своей машине. А там ее уже давно заждалась Светка. Мысленно поблагодарив того, кто забыл запереть эту скрипучую калитку и Основы мирозданья, Лиза шмыгнула в нее.

Глава 2

На улице Лизу тут же облепило пушистыми белыми хлопьями. Наконец-то пошел долгожданный снег. Сразу подумалось о том, что сейчас придется откапывать машину и чистить заледенелые окошки. Хорошо, что она все-таки переобула машину в зимнюю резину, как в воду смотрела. Достав телефон, она стала на ходу набирать сообщение для Светланы, о том, что вышла с другой стороны здания и скоро подойдет. Сделав несколько шагов, не глядя под ноги и уткнувшись в экран, Лиза обо что-то споткнулась и чуть не упала. Дорога была какая-то не ровная.

— Нет, ну надо же как тротуар перепахали, — думала Лиза, чертыхаясь, — ноги поломать можно.

Под выпавшим снегом совсем не было видно колдобин. Фонари давали совсем тусклый свет, который едва пробивался сквозь густой занавес снегопада. Выйдя из теплого помещения, Лиза не сразу заметила, что резко похолодало. Три часа назад кругом были лужи и сыпал дождь, а теперь ноги, сквозь джинсы стал пробирать мороз. Причем такой не слабый мороз — градусов 20 по ощущению. Короткая курточка, в которой так удобно, когда ты за рулем целый день, спасала только то, что располагалось выше пояса. Еще утром, ничего не предвещало никаких заморозков — +3ºС и дождь.

— Ох уж эта непредсказуемая Питерская погода, и эти предатели метеорологи! Ну ничего сейчас сверну за угол, на набережную, там была ровная дорога, не чета этой и быстренько добегу до машины.

Спотыкаясь на каждом шагу, Лиза аккуратно, стараясь не упасть, достигла угла Академии. Однако и за углом дорога не стала ровнее. Ноги все время разъезжались.

— Что за ерунда! — И свободно выдохнула, когда, наконец, ноги ощутили более-менее ровную поверхность. Лиза увереннее пошла дальше. Снег повалил такой плотный, что противоположного берега Невы было совершенно не видно. Да, что греха таить, видимость была в пределах метров десяти, а дальше все скрывалось за плотной белой пеленой.

— Повезло так повезло! А мне еще через весь город пробираться, дороги-то завалило и заморозило. Это же сплошной каток. День жестянщика!

Зима, как всегда, пришла неожиданно, в конце декабря, перед самым Новым годом. Думая обо всем этом и вспоминая: «Взяла ли я с собой лопатку, вдруг действительно придется откапываться», — Лиза прошла вдоль всего главного фасада и свернула на 3 линию.

Опять стало идти как-то неудобно, по обледенелым булыжникам, того и гляди нос расквасишь. Удивительно, однако, ведь только-что шла здесь и все было гладко, что же за эти три часа такого случилось, что теперь не дорога, а полоса препятствий. Это хорошо, что еще сегодня обула ботинки, а не модельные сапоги на каблуках — убила бы и каблуки, и сапоги.

Ковыляя и спотыкаясь на каждом шагу, внимательно глядя под ноги, Лиза миновала длинный фасад Академии и пошла вдоль ограды Академического садика, оставалось совсем немного пройти до того места, где она оставила машину. Где-то тут ее должна ждать Светлана.

Когда темное здание Мозаички приблизилось вплотную, Лиза огляделась и не увидела ни своей машины, ни Светки. Сердце ухнуло куда-то вниз. Ей сразу стало жарко, несмотря на крепкий мороз.

— Еще и машину угнали!!! — злые слезы сами по себе потекли из глаз. На морозе мокрые щеки сразу стало щипать, и девушка стала вытирать их шерстяными варежками. От этого щипать стало еще больше.

— Так, спокойно! — Прикрикнула сама на себя Лиза, — Прекрати истерить! И вспомни точно, где ты оставила машину?

— Ну ведь вот тут, на этом самом месте, а теперь и следа нет! Я прекрасно помню, что тут машины стояли сплошь и я еле втиснулась между ними, а сейчас ни одной! Неужели все разъехались, или все же поработал эвакуатор?!

— Все время здесь останавливаюсь, может теперь нельзя, и знак какой новый повесили, а я не увидела. — Лиза осмотрелась вокруг и не увидела никаких дорожных знаков. Потом она стала вспоминать записан ли в памяти телефона номер справочной, где можно узнать забрали машину или нет?

— Может нужно сразу в полицию звонить и заявлять об угоне — лихорадочно думала она, перелистывая базу данных.

Наконец нужный телефон был найден, нажав на зеленую кнопку Лиза стала ждать ответа, молясь всем святым, и основам мирозданья, чтобы машина нашлась на штрафстоянке. Но телефон, предательски молчал, он не выдавал вообще ни каких гудков ни длинных, ни коротких, полная тишина. Лиза посмотрела на дисплей — конечно, телефон не ловил сеть. Покрутилась на месте, попрыгала, в надежде, что сигнал волшебным образом появится. Но чуда не случилось.

— Тьфу! Еще и это! Конечно, когда город накрывает такой катаклизм как снегопад, сразу вырубается все и мобильная связь в том числе. И что теперь делать? И Светки не видно, она, скорее всего, не стала меня ждать и уехала с Альбертовной. А я теперь стой здесь, превращайся в снежную бабу! Нужно найти работающий телефон! — Лиза оглянулась, вокруг, насколько хватало видимости, никого не было видно.

— Кто ж гуляет в такое позднее время, да в такую «чудесную» погоду? Нормальные люди уже сидят по домам, уютно устроившись на диване, пьют чай с черносмородиновым вареньем и смотрят телевизор. Даже собачники-энтузиасты, которые выводят своих волкодавов по ночам, и те уже дома. А я?

От этих мыслей Лизе стало так жалко себя, ну очень! Что за патологическое невезение, ну почему у нее все не так как у людей. Она медленно побрела в сторону станции метро просто для того, чтобы не стоять на месте. Ведь нужно куда-то двигаться! Может встретится хоть одна живая душа с телефоном?

Выйдя на Большой проспект, она повернула в сторону Андреевского собора, очертания которого сквозь густую снежную завесу воспринимались как-то иначе.

— Как только выпадает первый снег, так сразу перестаешь узнавать знакомые улицы. Все кажется каким-то новым. Странное чувство. И дома кажутся другими, да и окна в них светятся как-то тускло. Может еще и электричество в городе отрубили, и все со свечечками сидят, как в позапрошлом веке. Б-б-бедные. Но себя все равно жальче.

Компания, еле стоящих на ногах, забулдыг в валенках вывалилась из переулка.

— Колхозники с рынка развлекаются, — подумала Лиза и тут же перешла на другую сторону улицы. Чтобы избежать встречи с нетрезвыми мужиками ускорила шаг, насколько это было возможно. Зачем усугублять свое невезение сегодня? И да, она еще не дошла до той степени отчаяния, когда готов с радостью бросится на шею любого встречного-поперечного.

Пробираясь по натоптанной тропинке между сугробами, Лиза, наконец, вдалеке заметила одинокую фигуру, идущего навстречу мужчины. Не то в длинном темном пальто, не то в балахоне, на голове его была широкополая шляпа. Точно не колхозник, и походка уверенная, не шатающаяся.

— М-м-молодой человек! Извините пожалуйста, что вас б-б-б-беспокою, но у меня ситуация просто из ряда вон! Вы мне не дадите свой телефон позвонить? У меня машину похоже угнали, а мой телефон сеть не л-л-ловит! — выстукивая зубами морзянку, вежливо попросила Лиза.

Мужчина остановился, и молча уставился на Лизу.

— Я з-з-з-заплачу за звонок, не б-б-б-беспокойтесь! Ну пожалуйста, дайте поз-з-з-звонить! — от холода девушку уже просто колотило.

Мужчина, продолжал молчать. В темноте, да под широкополой шляпой выражения лица прохожего было не разобрать.

— Вы, что по-русски совсем не понимаете? — В отчаянии закричала Лиза, — У меня машину угнали, или ее эвакуатор з-з-з-забрал! Позвонить дадите или нет?!

Видя, что мужчина отвечать не собирается, как в прочем и посторониться, она обошла, стоящего столбом на узкой тропинке мужчину по целине, проваливаясь в снег по колено.

— Правду говорят, что Васильевский остров населяют сплошь странные люди. Вот пожалуйста, яркий пример, остался у меня за спиной и одет не пойми во что и шляпа еще. Ну кто носит шляпу зимой?! Только ненормальный пижон с Васильевского острова! — Лиза, прервав свой внутренний монолог, оглянулась. Мужчина все еще стоял на месте и смотрел ей в след. На поля его шляпы уже намело немало снегу.

— Мог бы п-п-п-помочь девушке в беде, а не раз-з-з-зглядывать, придурок! — в сердцах крикнула ему Лиза, и пошла дальше, съежившись, и прижимая руки к груди, потому что так было теплее и дрожишь меньше.

Она дошла до Андреевского собора и уже было хотела повернуть за угол на 6-ую линию, как услышала, приближающийся со стороны Среднего проспекта, звук позвякивающих бубенчиков. Помня о том, что сегодня Фортуна от нее отвернулась, Лиза остановилась у фонаря, скудно освещающего небольшой пятачок, и стала всматриваться в темноту. Неожиданно прямо на нее вылетала лошадь, запряженная в сани! Лиза успела отпрыгнуть в сторону, причем так неудачно, что, не удержавшись на ногах, прямиком села в пушистый сугроб.

Мимо нее, как в замедленной съемке, пронеслась лошадь, с заиндевевшей на морозе мордой, и льдинками на мохнатом пузе. В санях кто-то сидел, а на запятках стоял невероятно колоритный тип. Он был одет в широкий длинный плащ, а на голове его красовалась шляпа с развевающимся плюмажем. Проносясь мимо оторопевшей Лизы, он повернул голову и грозно глянул на девушку, продемонстрировав при этом шикарные усы. Какие-то мгновения и лошадь уже скрылась в снежной круговерти, выйдя за границы тусклого света фонаря.

Снег попал и в рукава, и за шиворот, и в ботинки. Лиза кое-как поднялась и стала отряхиваться, пытаясь скорее избавиться от снега, пока он не начал таять и не потек противными холодными ручейками по спине.

— Ну я так больше не играю! — простонала она про себя еле сдерживаясь, чтобы не разреветься. — Как так можно, на живых людей, лошадями наезжать. Рысак недоделанный!

— Чтобы у тебя подковы все поотскакивали! — крикнула Лиза в темноту улицы и, слепив снежок, в сердцах, бросила его вдогонку улетевших саней!

— Мадемуазель! Вам чем-нибудь помочь? — Услышала Лиза вдруг голос за спиной. Она резко обернулась и увидела, своего старого знакомого, мужика в шляпе.

— Мадемуазель вам уже все объяснила, если вы не помните, то могу повторить. — теряя последнее самообладание и почти скатываясь в истерику прошипела Лиза. — У мадемуазель угнали машину, а телефон у той же самой мадемуазель не работает. Неужели так трудно дать позвонить?! При этом означенная мадемуазель страшно замерзла и у нее уже зуб на зуб не попадает!

— Я не совсем вас понял, мадемуазель, но, если вы замерзли — могу проводить вас до того места, где можно погреться.

— И на том спасибо, ответила Лиза, вытряхивая снег из ботинок, покажите мне хотя бы какое-нибудь, кафе или что-то в этом роде, которое работает в эту пору. Может там и телефон есть.

— Идемте, сударыня, — сказал мужчина, и предложил руку.

— Благодарю, сударь, — ответила ему в тон Лизавета, отвешивая при этом шутовской поклон, — можно без этих церемоний? — и пошла вперед.

Они пересекли Большой проспект, и направились к низким аркам Андреевского рынка. Ноги Лизы постоянно соскальзывали, было похоже, что идешь не по ровному асфальту, а по булыжникам, причем покрытым льдом. Пару раз Лиза чуть не упала, но ее провожатый успевал-таки ее вовремя подхватить. После чего Лиза уже не стала отказываться от предложенной руки, и вцепилась в рукав незнакомца.

— Уж не в «Мутный ли Глаз» мы н-н-н-направляемся? — спросила она, все еще стуча зубами.

— В какой «Мутный Глаз»? — Не понял провожатый.

— Ну как же, это такая столовка, на втором этаже в рынке. Там рыночные обедают и все прочие «сами мы не местные». То еще местечко!

— Нет, мы идем не в этот ваш «Мутный глаз», а в приличное заведение. Хотя, мы уже пришли! Только не знаю, как вам сказать? Вы в таком виде, наверняка у вас веская причина бегать ночью по городу в мужском костюме? Но в трактир в таком виде? Вас это не смутит?

— А что не так с м-м-моим костюмом? — Спросила Лиза, оглядывая себя, в поисках может где запачкалась?

— Брюки как брюки, вы тоже, между прочим, не икона стиля! Пошли уже, скорее в тепло! Иначе я сейчас просто скончаюсь от переохлаждения и вам придется возиться с моим хладным трупом, да и у вас уши уже отморожены! Странные вы все какие-то, на Васильевском.

Последний аргумент, по-видимому, помог незнакомцу отмести все сомнения, и он решительно направился к ступенькам, ведущим в полуподвальное помещение. Ступеньки освещались совсем жиденьким фонариком. Над дверью, видневшейся в конце спуска, еле различалась вывеска «ТРАКТИРЪ Тиханова». Мужчина толкнул дверь, которая звякнула колокольчиком, оттуда пахнуло теплом и едой, он придержал дверь, приглашая Лизу зайти первой.

Лиза не стала медлить, и быстренько вошла, мужчина за ней. Они оказались в небольшом низком сводчатом помещении, с деревянным дощатым полом, освещенным тусклой медной лампой, висящей под потолком. Света от этой лампы хватало только для освещения центра комнаты, прочее пространство помещения тонуло в густой тени. У противоположной стены из мрака выступала массивная изразцовая печь, справа находилась невысокая барная стойка, за которой стоял толстый человек в белой косоворотке и черном жилете. Его темные волосы были разделены на прямой пробор и жирно блестели.

За расставленными столами, на длинных деревянных лавках, кое-где сидели посетители. В этот поздний час их было немного.

— Проходите, судари! — сказали им, стоящий за стойкой бармен. — Прошка, проводи господ студентов.

Тут же перед ними возник откуда ни возьмись румяный молодой человек, в такой же белой косоворотке и с такой же прической, разница была в том, что этот был блондином. — Прошу-с, куда изволите присесть? — спросил он.

— Нам поближе к печке, — сказал Лизин спутник. И они двинулись вслед за официантом к тускло поблескивающему боку печи.

Лиза думала, что печь эта чистая декорация, и была приятно удивлена, когда поняла, что печь была теплая. Лиза с наслаждением, сняла рукавички и положила ладони на теплые изразцы. Окоченевшие пальцы, уже почти потерявшие чувствительность на морозе, начало приятно покалывать. Хотелось обнять эту печь целиком и стоять так вечность. Но немножко согрев руки, Лиза все-таки пошла вслед за ушедшим официантом, к столику, где уже расположился ее провожатый.

— Не знала, что здесь есть этот трактир, такой атмосферный, с печкой! — сказала она, усаживаясь за столик напротив своего спутника и оглядываясь вокруг, — а чем здесь кормят?

— А оплату по безналу они принимают? — спросила Лиза на всякий случай, уж больно выглядело это все как-то не так. — У меня наличности с собой нет, ни копейки.

— Не, волнуйтесь, мадемуазель, у меня здесь кредит, — сказал Лизин спаситель. — Что вы будете кушать?

— Очень удобно иметь кредит в ресторане, но я вам все обязательно отдам, только до банкомата дойдем. Хорошо? А можно меню посмотреть? — забросала вопросами спасителя Лиза.

— У них нет меню, — улыбнулся мужчина, — давайте я вам закажу на свой вкус, согласны?

— Заказывайте, — согласилась девушка, — только, пожалуйста, можно сразу чаю, горячего?

— Конечно!

— Половой! — крикнул незнакомец оборачиваясь. И перед столиком тут же появился, тот самый Прошка. — Давай, любезный, принеси расстегаи с грибами, пару чаю и рюмку водки.

— Мигом-с! — ответил Прошка и исчез.

Лиза начала немножко согреваться, расстегнула куртку, сняла шапку и размотала свой длинный шарф. Щеки после мороза нещадно горели. После такого невероятно насыщенного дня, наконец настал момент, когда она поняла, что достигла дна и можно расслабиться, дальше тонуть уже некуда.

Она посмотрела на своего спутника, который тоже внимательно смотрел на нее. Она нервно провела по своим короткостриженым торчащим в разные стороны волосам, пытаясь их пригладить. Они вечно лохматились под шапкой.

— Уважаемый, извините пожалуйста, но мне очень неловко, когда на меня так смотрят.

Молодой человек очнулся, и, смутившись, тоже снял шляпу. Теперь Лиза наконец смогла его рассмотреть, насколько позволяло скудное освещение. Е0му было не больше 25-ти лет. Чуть вьющиеся темные волосы, мягкими локонами обрамляли бледное лицо. Темные глаза, под густыми бровями в разлет, внимательно смотрели на Елизавету. Тонкое породистое лицо с правильными чертами. Форму губ и подбородка невозможно было оценить так как молодой человек носил небольшие усики и бородку.

— Ну что, спаситель, давайте знакомиться, — сказала девушка, протягивая руку для рукопожатия, — меня зовут Елизавета, можно просто Лиза, а вас как зовут?

Незнакомец несколько подвис, затем встал, аккуратно взял Лизину ладошку перевернул ее тыльной стороной вверх и поцеловал ее.

— Меня — Иваном. Очень приятно мадемуазель Елизавета. А как вас по батюшке?

— Елизавета Михайловна, но пожалуйста, называйте меня по имени, я же не какая-то пожилая тетка! — ответила сбитая с толку Лиза, не ожидавшая такого маневра с поцелуем руки от молодого человека.

— Как вам будет угодно, мадемуазель Лиза. Расскажите же, что с вами все-таки приключилось? — спросил Иван, садясь и выпуская Лизину ладошку из своей широкой крепкой ладони.

— Одну минутку, — Лиза еще раз достала свой смартфон, посмотрела на всякий случай не появился ли сигнал. Сети не было. Тогда Лиза убрала бесполезный гаджет в сумку, и обратилась к Ивану.

— Знаете Иван, это очень длинная история. Но, по-видимому, мне уже спешить сегодня некуда. А вы? Вы никуда не торопитесь?

— Нет, я здесь живу и учусь неподалеку — в Академии Художеств, так что я почти дома.

— Ну надо же! Коллега! Конечно, кого еще здесь можно встретить ночью, да еще в шляпе? Я же тоже закончила Академию несколько лет назад. Вы на каком факультете учитесь? Лично я, училась на архитектурном. А вы? Впрочем, и так понятно, что вы учитесь на живописи. От вас так пахнет разбавителем, да и запах масляной краски тоже есть…

— Вы очень проницательны. Однако, не знал, что на отделение архитектуры принимают женщин. Вы очень необычная девушка, мадемуазель Лиза.

— В чем же моя необычность? У нас, между прочим, половина студентов на курсе были девушки.

— На отделении архитектуры?

— Ну да!

— Надо срочно переводиться! — с улыбкой заметил Иван, — У нас на отделении живописи женщины не обучаются.

— Какие вы несчастные, что же вас так обделили-то? Обычно столько девчонок поступает учиться. Это что? Новые правила какие-то? Я, пока училась, с живописцами не очень общалась, а вот с факультета истории и теории искусства у меня много знакомых. Моя лучшая подруга Светлана тоже искусствовед, и сейчас она преподает в Академии. Вы ее часом не знаете Светлана Цой — читает историю русского современного искусства? Я, кстати, сегодня как раз у нее в гостях была, засиделись поздно, вышла на улицу, а тут такая история.

Иван отрицательно мотнул головой. — Что-то я не припоминаю дам-профессоров. И фамилию такую не встречал.

— Скажете тоже, Светка и дама! Эти понятия несовместимы! — фыркнула Лиза. — И потом она не профессор, а только доцент. А фамилия — так она замужем за корейцем. Очень талантливый художник Константин Цой, не сталкивались? Он тоже в Академии преподает?

Наконец Прошка принес большое блюдо с румяным, источавшим непередаваемый аромат, пирогом, два заварочных чайника: один побольше, а другой поменьше друг на дружке, два гладких стакана, бренчащих в подстаканниках, и рюмку с водкой. Заварка была насыпана в верхний чайник, а в большом пузатом нижнем — кипяток. Официант заварил чай и, сказав: «Приятного аппетита-с», — отошел.

Лиза поднесла ладони к нижнему горячему чайнику, приятное тепло потекло по рукам к самому сердцу. От удовольствия она даже прикрыла глаза, говорить не хотелось. Посидев так несколько мгновений, девушка пригрелась, разомлела и ее начало клонить в сон. Она сложила руки на столе и опустила на них свою усталую голову. Наверное, и заснула бы, почти обнимая чайник, если бы кто-то деликатно не кашлянул. От этого звука Лиза резко распрямилась и распахнула глаза, некоторое время недоуменно оглядываясь. Потом перевела взгляд на сидящего перед ней мужчину, медленно вспоминая кто это такой, а затем на стоящий перед нею стакан, наполненный горячим чаем. — Простите, почти заснула!

— Это мне? — спросила она потягиваясь, зевая.

— Вам! — ответил Иван. — И вот это тоже вам! — выливая с этими словами всю водку в Лизин стакан. Она даже моргнуть не успела!

— Иван! Что? Что вы делаете?! Я не пью водки! Мне нельзя!

— Относитесь к этому как к лекарству, Елизавета, для внутреннего согрева, а то вы можете заболеть, одежка на вас несерьезная какая-то. — примирительно ответил он.

— Спасибо, конечно, за заботу, но я же не просила! Я же за рулем…была. А, гори оно все синим пламенем! «За здоровье!» — отсалютовала Лиза стаканом, вспомнив, что ее руль сейчас не понятно, где рассекает по заснеженным проспектам.

После того как Лиза сделала хороший глоток крепкого чая с водкой, внутри тоже растеклось приятное тепло.

— Да, правы опытные люди, утверждавшие, что глоток водки способен примирить тебя с обстоятельствами! Как говориться — in vino veritas, in aqua sanitas!¹ — заметила она. То напряжение, которое весь день сковывало ее как в тисках, начало потихоньку отпускать. Отломив кусочек пирога, Лиза с удовольствием отметила, что пирог не только румян и ароматен, но еще и вкусен. А еще желудок вспомнил, что он практически весь день накануне провел в режиме жесткой диеты, если не считать той булочки, что удалось перехватить, пока они разговаривали со Светкой и Вероникой Альбертовной. Девушка почувствовала совершенно зверский аппетит. Поэтому, уже не стесняясь, она отломила кусок пирога по больше.

— Вы изучали латынь? — спросил Иван, наблюдая как стремительно пустеет блюдо с пирогом. Сам при этом к пирогу не притрагивался, прихлебывал только пустой чай из своего стакана.

— Да нет, — ответила Лиза, в этот момент она откусила совсем огромный кусок и продолжила фразу только после того, как расправилась с ним, — знаю несколько поговорок общеизвестных, не больше. Извините, что я с вами так разговариваю, не отрываясь от пирога, и понимаю, что это крайне неприлично, но я действительно целый день ничего не ела. А вы что, знаете латинский?

— Конечно, и греческий к тому же. Это же классический курс из гимназии.

— Понятно — ответила Лиза, — мы не гимназию кончали, а обычную школу, там эти изыски не преподавались. И зачем вам, позвольте полюбопытствовать, этот мертвый язык?

Ответить он не успел, потому что колокольчик на двери звякнул и на пороге, в клубах пара, появились два молодых человека. Увидев Ивана, они тут же подошли к нему.

— Здорово, Иван! Что ты тут в одиночестве сидишь, и без нас?! — сказал один из них.

— Мы тебя в мастерской ждем, а ты тут! — поддержал второй, и заметив Лизу продолжил. — Да еще и не в одиночестве!

— Да, конечно, позвольте представить, — вставая обратился Иван к Лизе. — Это мои друзья, тоже студенты, Мирон и Николай.

— Мирон и Николай, позвольте представить вам мою новую знакомую — мадемуазель Елизавету Михайловну!

— Очень приятно! — сказала Лиза и протянула руку Мирону. На вид ему тоже было около 20-25 лет. Среднего роста. Яркий брюнет с густыми черными волосами, и такой же густой бородой. Красивое лицо с миндалевидными южными глазами. В его облике было что-то средиземноморское, южное, столь неуместное в северном городе.

Он улыбнулся, блеснув белыми зубами, и взяв ладошку Лизы в свою руку поцеловал ее, пощекотав пушистыми усами. Лиза на минутку задумалась о том, что уже второй мужчина за последний час целует ей руку. Раньше при знакомстве с парнями как-то обходились без этого.

— Мое почтение, Елизавета Михайловна! — все еще улыбаясь произнес Мирон, с почти незаметным акцентом.

Николай, тоже хотел было поцеловать ее ручку, но Лиза вовремя перехватила инициативу и просто пожала ему руку. Хватит на сегодня поцелуев, и так план на полгода вперед перевыполнен. Николай был выше среднего роста, стройный, худощавый с темно русыми волнистыми волосами, значительно моложе своих товарищей, ему было лет 20, не больше. Бороду и усов он не носил. Лицо его еще сохраняло юношескую открытость, а фигура некоторую угловатость, свойственную подросткам.

— Очень приятно, Николай! — сказал он ей, слегка смутившись после ее маневра с рукопожатием.

— Расскажи-ка, Иван, что тут у вас происходит, и где ты нашел такую загадочную мадемуазель?

— Да я и сам, не совсем понимаю, но я встретил ее у Андреевского собора на Большом проспекте. Она обратилась ко мне с просьбой о помощи, а потом чуть не попала под копыта. Поэтому я ничего не нашел лучшего, чем привести ее сюда, чтобы погреться и разобраться чем можно ей помочь.

— Елизавета Михайловна, голубушка, что с вами приключилось? От чего вы ночью, в мороз бегаете по улицам одна? — спросил Мирон, усаживаясь на лавку рядом с Лизой.

— Ах, боже мой, я не хочу второй раз за этот вечер пересказывать свою историю! — слегка занервничала Лиза от столь близкого соседства с совершенно незнакомым молодым человеком. — А помочь мне очень просто — мне нужно позвонить в полицию и узнать, где моя машина на штрафстоянке или ее, увы, угнали! И все! Кстати, а в этом заведении телефон имеется?

Молодые люди снова переглянулись между собой.

— Елизавета Михайловна, какую такую машину у вас угнали?

— Да какое это имеет значение! Мини Купер трехдверный, красненький с двумя черными полосками на капоте, 2012 года выпуска, 138 000 км пробега — при этом она нашла в памяти телефона фото, где она стоит на фоне своей машинки, — вот эту самую машину у меня и угнали. А может и не угнали, а отбуксировали на штрафную стоянку. — Она протянула телефон парням.

— Это я летом на море во время отпуска со своей «девочкой».

Иван, как-то неловко взял в руки телефон. Остальные двое тоже склонились над экраном.

— Мадемуазель Лиза, извините за бестактность, а что это? — сказал Иван, указывая на смартфон.

— Это флагман, между прочим, китайский, не самый свежий, но меня устраивает. А, что вы до сих пор с раскладушками ходите? О! Как все запущено-то в Академии. — закатила они глаза.

И тут Николая наконец осенило.

— Какого вы говорите года выпуска эта ваша машина?

— 2012-ого.

— А сейчас значит сейчас 2012 год? — продолжал юноша.

— Ну почему сразу 2012, Николай, вы меня пугаете? 202*, конечно, два дня до нового 202* года.

— То есть сейчас, — начал Николай…

— 29 декабря 202* года, — продолжила Лиза уже раздражаясь.

— Вы поняли?! — воскликнул юноша, — я же чувствовал, что здесь что-то не так! 202* год, господа, 202*!!!

Он победно поглядел на своих друзей!

— 202* год, господа — повторил он снова. Теперь молодые люди уже втроем обеспокоенно начали переглядываться.

— Лиза, вы хорошо себя чувствуете, вы часом не больны?

— Вы задаете такие вопросы, проверяя не сумасшедшая ли я? — При этом Лиза пощупала себе лоб. Лоб был холодный, никаких признаков лихорадки с возможным бредом и галлюцинациями. — Нет, хочу вас разочаровать, совершенно здорова, и крыша моя тоже пока не протекает.

— Тогда как вы объясните, что, по нашему мнению, сейчас совсем другой год на дворе? — осторожно проговорил Мирон.

— То есть? — не поняла Лиза, — Что значит — другой?

— 1862 год от Рождества Христова, 18 декабря, и еще 2 недели до, как вы точно заметили, нового 1863 года! — подвел итог Иван.

— Вы так шутите? Хватит с меня, на сегодня, дурацких шуток! Или теперь мне настала пора спросить у вас — здоровы ли вы?!

И туту в мозгу у Лизы шестеренки наконец встали в такое положение, что все детали этого дикого розыгрыша стали видны как на ладони! Она просто вскипела от злости!

— А-а-а! Я начинаю понимать! И подсвечники, и записка, это ваших рук дело! А ведь точно, там стояла дата 1863 год, и подпись РР по поручению г-на О! И кто же из нас этот загадочный господин О? Давайте загадочный «Мистер О», на арену, под бурные овации! Я раскусила ваш гнусный заговор! Немедленно прекращайте весь этот балаган! Это уже не смешно!

— Вообще-то моя фамилия — Ордынский, Иван Ордынский. — сухо сказал Иван. — Но я вам никаких записок не писал, увольте, и теперь совершенно точно 1862 год.

Глава 3.

Лиза замолчала, переваривая информацию. Постепенно, до нее стал доходить смысл сказанного Иваном. Лицо ее с начала побледнело, а затем пошло красными пятнами, сигнализируя окружающим, что не мешало бы спрятаться, от греха по дальше, потому как сейчас рванет!

— То есть, вы хотите, чтобы я поверила, — низким голосом начала Лиза — что машину мою не угоняли, а она просто осталась стоять на месте у мозаичной мастерской? Что Светка до сих пор меня ждет? А я провалилась в «хронодыру»? К концу фразы голос девушки уже звенел, отражаясь от низких сводов потолка.

— Бред! Бред! Бред! Я просто вышла из Академии не там, где обычно, а в боковую калитку, которая всегда бывает закрыта! «Хронодыр» — НЕ БЫ-ВА-ЕТ!

После того как звенеть в ушах перестало, Лиза заметила, что три пары мужских глаз смотрят на нее не то с жалостью, не то с удивлением. Лиза еще раз обвела взглядом помещение трактира, задержалась на фигуре за барной стойкой, скользнула взглядом по застывшему в углу Прошке, потом посмотрела еще раз на молодых людей, которые сидели напротив нее. Она искала во всем этом хоть какую-либо зацепку, хоть какой-нибудь маленький знак, что это все не на самом деле. Но с ужасом понимала, что все выглядит убедительно. Ни одного прокола в этом «розыгрыше» она не находила. В такой ситуации полагалось ущипнуть себя, чтобы проснуться. Но что-то подсказывало, что это не поможет, настолько все выглядело реальным.

— Нет я все равно вам не верю! Ну не может все это — она обвела рукой зал, — все вот это быть правдой! А? Или может?!

— Так мне нужно немедленно вернуться назад, — Лиза вскочила и начала лихорадочно одеваться. От волнения она никак не могла попасть в рукава, а потом застегнуть молнию на куртке. Руки ее тряслись, и молния все время заедала. Наконец Лиза справилась, кое-как намотала шарф, схватила сумку и шапку. И кинулась к выходу, шумно отодвигая тяжелую мебель.

— Спасибо за компанию, но мне действительно пора! — выпалила она скороговоркой.

— Лиза, стойте, — мы вас одну никуда не пустим, — крикнул Иван ей вдогонку поднимаясь с места, — тем более в таком состоянии!

Услышав окрик, Лиза остановилась, развернулась, подошла к Ивану в упор и, глядя ему в глаза, излишне спокойно, выделяя каждое слово, произнесла. — Не смейте. Мне. Указывать. Что. Мне. Делать! Я сама как-нибудь разберусь! Спасибо за чай!

После этого она развернулась и выбежала за дверь, громко хлопнув дверью. В трактире повисла тишина, слышно было только потрескивание дров в печке. Все, включая Прошку недоуменно смотрели в след убежавшей девушки.

— Догоните эту stupide mademoiselle², а то с ней еще что приключиться, я сейчас к вам присоединюсь, — сказал Иван друзьям, застегивая пальто.

Мирон и Николай встали и быстро пошли к выходу. Иван же направился к приказчику, стоявшему за стойкой

— Батюшка, Иван Алексеевич, так это что ж, девка была? — спросил тот, мотнув головой в сторону входной двери. — А так с виду и не скажешь! Волос короткий, в штанах, только что голос не как у парня. Эть ядрена вошь! Что ж это деется…

Выйдя на улицу, Лиза отметила, что снегопад так и не прекратился. Она оглянулась вокруг, уже нарочно выискивая, что-нибудь, что дало бы ей хоть какую надежду на то, что это все-таки глупая мистификация. Темный приземистый фасад Андреевского рынка — точно такой же, как и был, силуэт Андреевского собора, еле-еле виднеющийся сквозь густую пелену — тоже. А вот здания напротив, вроде как пониже, чем помнила Лиза

— Там же напротив была аптека «доктора Пеля и сыновей», и дом в стиле модерн. А сейчас, допустим… Просто допустим, что сейчас середина 19 века. Тогда что? Тогда сейчас еще никакого модерна быть не может! Вот и проверим! — и Лиза решительно пересекла улицу, оставив за спиной «ТРАКТИРЪ Тиханова», чтобы рассмотреть дом по ближе. Она прекрасно помнила фасад из красного кирпича и с ризалитами, облицованными рваным гранитом. Помнила элегантные кованные фонарики над входом и надпись на золотом фоне «АПТЕКА Т-во Профессора Доктора Пеля и Сыновей». И дом был высокий. А теперь на этом месте стояло совсем другой домишко, деревянный, всего в два этажа. И, как в насмешку, над входной дверью виднелась вывеска, гордо заявлявшая что в этом доме находится «АПТЕКА Профессора Пеля».

Лиза, со стоном привалилась спиной к стене дома. Значит, действительно «хронодыра»? Разум отказывался в это верить! Но все увиденное все больше и больше склоняло Лизу к тому, что она и в самом деле каким-то мистическим образом попала в прошлое. Конечно, когда она шла, то все время спотыкалась обо что-то, а ведь это улицы, вымощенные булыжником, а не асфальт! От осознания, случившегося стало страшно. Безумно захотелось вернуться в свой уютный, такой комфортный и понятный XXI век. Пусть даже там стерегут две, нет три Амалии с разбитыми люстрами. Она готова была, рыдая, кинуться им, Амалиям, на шею, только бы оказаться дома! А в место этого, она здесь — одна, без документов и без гроша в кармане. Нет нужно немедленно возвращаться!

Ее новые знакомые Мирон и Николай стояли на другой стороне улицы и наблюдали за ней.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — сказал Николай.

— Я вижу молоденькую барышню, очень странную, в нелепой одежде, но очень миленькую, и мне кажется, что она совершенно искренна в своих заблуждениях. — ответил Мирон.

— То есть ты думаешь, что она просто не в себе? И что все это плод ее больной фантазии? Эта ее «машина», которую яко бы угнали?

— Конечно, как может быть по-другому? Уж не поверил ли ты во все эти сказки?

— Мне показалось, что она говорила правду.

Через некоторое время к ним присоединился Иван. Он протянул Николаю забытые в трактире перчатки. Николай же с благодарностью посмотрел на Ивана, засовывая перчатки в карман пальто.

— А вот и наш благородный Ланцелот, спаситель девиц! Скажи-ка, рыцарь, где ты нашел это чудо? — Мирон головой указал на Лизу, стоявшую у стены на той стороне улицы.

— Я же вам уже рассказывал, на углу Большого проспекта, у Андреевского собора. Она шла вся такая съежившаяся. В этой странной одежде. Я даже подумал сначала что это мальчик, но потом понял по фигуре, по походке, что это девушка. Она обратилась ко мне с просьбой о помощи, сказала, что ей нужно срочно «позвонить». Я по началу ничего не понял. Она обозвала меня «придурком» и побрела в сторону 7-ой линии. Там она чуть не попала под копыта, проезжающего экипажа, отпрыгнув в сторону, упала в сугроб, и когда я подошел к ней напоминала мокрого, нахохлившегося воробья. И я повел ее греться в трактир. А дальше вы знаете.

— Ах да, еще забыл вам рассказать, она сказала, что она закончила Академию Художеств по отделению архитектуры, несколько лет назад! И очень обрадовалась, когда узнала, что я тоже там учусь.

— Она, и отделение архитектуры?

— Вы слышали о том, чтобы женщины обучались в Академии?

— Я видел одну девицу, которая была вольнослушательницей, это сестра Петьки Коновалова. Она приходила и приносила вполне приличные работы. А на архитектуре, я не помню, чтобы кто-то из женщин там учился. Да и сами подумайте, разве может барышня разбираться в архитектуре? Да и вообще, как она на стройку в этих своих юбках пойдет?

— А такая, как вы думаете? — и они все разом повернули головы в ту сторону, где виднелась худенькая фигурка. — И, заметь, проблему юбок она тоже решила.

— Смотрите, что она там делает? Не замерзла бы! Давайте подойдем к ней, а то мало ли что ей еще в голову взбредет. — И молодые люди направились к своей непонятной «находке».

А «находка» в этот момент, привалившись спиной к стене дома, тупо смотрела перед собой, и бормотала под нос что-то несвязное. Она не сразу заметила подошедших к ней молодых людей.

— Лиза! Куда вы убегаете, с вами все в порядке? — спросил подошедший Иван.

— Да спасибо, все хорошо. Я просто хотела проверить. — очнувшись ответила девушка.

— И как проверка?

— Это не тот дом, который здесь всегда стоял. Вернее, будет стоять. То есть не тот, который я помню, что он стоит на этом месте. И тут вдруг ей показалось это очень забавным, что дом не тот, время чужое, а аптека на своем месте! Не в силах больше сопротивляться, нахлынувшей волне разноречивых чувств она нервно засмеялась.

— Но самое смешное, — давясь от приступа непроизвольного смеха, сумела сказать Лиза — что эта аптека доктора П-П-Пеля! Слезы брызнули из глаз, но ей было не остановиться, она задыхалась, — в нем, в том доме, тоже была! Вы понимаете?! Все другое! А Аптека — та…та…та же!!! А-а-а!!!

В приступе истерического смеха она сползла по стене, ноги ее не держали. Скорчившись, Лиза обхватила себя руками, тело продолжало сотрясаться не то от смеха, не то от рыданий. Живот уже болел от спазмов, но ей было никак не остановиться. Наконец она почувствовала, как кто-то осторожно трогает ее за плечо. Она зачерпнула горсть снега и прижала его к пылающему лицу. Холод помог немножко прийти в себя. Потихоньку истерический приступ начал отступать. Затем она вытерла лицо тыльной стороной рукава, и посмотрела снизу в верх на того, кто держал ее за плечо.

Это был Иван.

— Ну что, вам полегче? — участливо спросил он, — Вы успокоились?

— Нет, Иван, я не успокоилась, какое, к черту, спокойствие, и мне очень нехорошо! — тихо начала Лиза, все еще подрагивая, но по мере того, как она говорила, дыхание выровнялось. Наконец, несколько раз глубоко вдохнув, она продолжила более уверенно, — Мне нужно немедленно вернуться к той калитке, вдруг она меня вернет назад!

— Вы настаиваете? Может вас все-таки проводить до дому?

— Помогите мне подняться! Я как раз туда и собираюсь! — и Лиза решительно протянула руку.

Она поднялась, отряхнула брюки от снега, поправила шапку и шарф.

— Ну раз все собрались, и вы все еще намерены меня провожать — тогда идемте! Чем скорее этот кошмар закончится, тем лучше для всех!

— Разрешите предложить вам руку! — подставив локоть, обратился к ней Мирон.

Лиза молча уцепилась за предложенную руку, помня весь свой опыт пребывания в этом времени. Благо идти было не далеко. Но по брусчатке ходить было очень неудобно.

Пока шли до здания Академии Лиза мысленно молилась всем богам, святым, великому духу, всемирному разуму и основам мирозданья чтобы калика в XXI век все еще была открыта! И тогда, можно будет спокойно найти свою машинку, и поехать домой! Она постоянно оглядывалась вокруг, ругая себя за то, что так долго не замечала изменения в окружающем пейзаже.

— Ну конечно, в наше время все здания на Большом проспекте повыше — почему они тут строят дома только в два-три этажа? И деревья у нас большие такие, а тут хлипкие, тоненькие прутики. Фонари, как я могла сразу не заметить, что фонари совсем другие, газовые — тусклые и расставлены по-другому. И совсем нет столь родных красных и зеленых огоньков светофоров, так дружелюбно подмигивающих с каждого перекрестка. Где были мои глаза? Неужели я настолько была погружена в свои переживания, что ничего этого не заметила! А, Иван, как я могла не увидеть, что одет он совершенно не по-нашему! Темно было, да, и я была на взводе, только шляпу и заметила, дура! К тому же я включила «автопилот» сразу, как только вышла на улицу. Быть не может, что, только, благодаря моему эмоциональному состоянию, я оказалась до такой степени слепа. А что бы было, если бы я не уткнулась носом в экран, а сразу огляделась, поняла, что дело не чисто и тут же юркнула обратно? Может я и не попала бы в эту передрягу, и не шла бы сейчас под ручку с тремя «двухсотлетними» кавалерами. Они, наверное, меня считают совершенно помешанной, конечно, наговорила кучу всякой всячины. Дай бог, чтобы все получилось, и я забуду об этом происшествии. Только бы калитка была все еще открыта! У меня ведь дома дел полно! Правда, правда! Нужно люстру срочно ремонтировать, да и новый год встречать! И потом, меня после завтра вообще ждут в Турции в отеле 5* все включено, первая линия, а я тут! Нет я никак не могу тут быть, ну просто никак!

Наконец они достигли той самой калитки, откуда начались все Лизины приключения.

Калитка была закрыта.

Вот так разбиваются пустые надежды. Раз и вдребезги. Как люстра сегодня. Или не сегодня, а в далеком будущем. То есть люстра еще не упала, а только упадет спустя… а сколько, собственно, лет спустя? Да какая теперь разница.

— Я столько раз мечтала, перед экзаменами, когда оставалось совсем немного времени, а невыученного наоборот куча, чтобы меня похитили какие-нибудь инопланетяне. — обреченно бормотала себе Лиза под нос дергая за ручку двери. — Так, ненадолго, случайно похитили, на день-два, а потом сразу вернули на место. Чтобы меня строго в деканате спросили: «Перышкина, почему вы не пришил на экзамен?» А я им в ответ: «Так меня же похитили инопланетные сущности, два дня меня где-то таскали, опыты на мне ставили, между прочим, а потом махнули рукой или что там у них — щупальцем, и отпустили с миром. Так что моей вины в том совершенно нет!» «Ну так уж и быть ладно, — отвечали бы мне в деканате — идите сдавайте свой экзамен, и больше инопланетянам не попадайтесь!» И вот сбылась мечта идиота.

Молодые люди стояли рядом, наблюдали за ее безуспешными попытками проникнуть в здание, сопровождавшиеся еле слышной руганью. Но после того, как Лиза перешла к решительным действиям и начала молотить в дверь задником ботинка, Иван достал из кармана ключ и отпер эту заветную дверь.

— Постойте, мадемуазель Лиза, так вы перебудите все профессорство, вместе с их семьями. Вы что не знаете, что окна их квартир выходят на эту сторону в первом этаже? Мы и так уже, наверное, привлекли внимание, давайте не будем усугублять.

— Как, Иван! У вас все время был ключ, и вы молчали! — девушка просто задохнулась от возмущения! Она не мешкая юркнула в дверь, оказалась под аркой, ведущей во внутренние дворы Академии, все выглядело точно так же, как два часа назад. Те же стены, те же ступени и две двери друг на против друга. Та, что справа — ведет к гардеробу и круглой каменной лестнице, а та, что слева на факультет графики. Молодые люди вошли за ней.

— Видите, ли Лиза, я живу здесь, и у меня, естественно, есть ключ. — ответил Иван.

— А Мирон с Николаем снимают квартиру недалеко от сюда, и часто гостят у меня в мастерской.

У Лизы просто голова взрывалась от обилия событий и информации. До этого момента, надежда на то, что она все-таки вернется домой, была. Но с каждой минутой надежда таяла и все больше казалось, что это ей не удалось. Или все-таки удалось? И теперь они все вчетвером в будущем, в ее времени? Она тихонько подошла к калитке и осторожно выглянула — никаких атрибутов XXI века не наблюдалось: ни светофоров, ни электрических фонарей, ни автомобилей… Захотелось выть или побиться головой о стену. Непрошенные слезы снова сорвались с ресниц тяжелыми каплями.

— Елизавета Михайловна, успокойтесь, — сказал, заметив это, Иван, — сейчас ночь, и вы уже ничего на сможете изменить. Давайте, вы еще раз подробно все расскажите. И мы подумаем, как вам помочь. Для этого предлагаю, тихо подняться ко мне в мастерскую, где можно спокойно все обсудить.

— Ну, что ж, пойдемте, только я хочу посмотреть на набережную со стороны главного входа, вдруг, там все еще открыт выход для меня? — тихо не то попросила, не то простонала Лизавета.

— Если вам так угодно, извольте. — устало согласился Иван.

Но не сделали они и двух шагов, как дверь, ведущая к профессорским квартирам, распахнулась и на пороге появилась фигура в длинном толстом халате с керосиновой лампой, в руке. Света лампы хватило чтобы понять, что перед ними немолодой господин в пенсне и с холеной, подстриженной бородкой. Его осанка и посадка головы, говорили о том, что перед ними очень значительная персона.

— Так, так…. Отшень интересно! Кто это у нас тут? Ну же господа, умейте отвечать за свой проступки! Я так и зналь, это опять вы месье Ордынски, а также, господа Ксенакис и Соловьеф. Отшень интересно. И что же вы тут делаете в столь поздний час, позвольте вас спросить? И что это есть за четвертая, незнакомый мне персон с вами.

— Добрый вечер, профессор, просим нас извинить, мы совершенно не хотели вас разбудить, мы уже уходим. — ответил за всех Иван, становясь так чтобы заслонить Лизу.

— А это мой кузен, младший сын сестры моей матушки, ну вы знаете графини Бельской, он в будущем году оканчивает курс гимназии и тоже мечтает поступить в Академию. Я обещал ему показать — как тут и что.

— Так, так… А разрешение есть у вас на этот ваш кузен?

— Нет, профессор, но я завтра обязательно возьму разрешение в деканате. — при этом Иван схватил Лизу за руку и больно ее стиснул, призывая ее таким образом молчать.

— Ну что же, как говориться — добро пожалюйста! Завтра ко мне с объяснениями, жду все трое! — сказал профессор, подобрал полы своего длинного халата и величественно удалился.

— Ну что мадемуазель Лиза, вам нужны еще какие-то доказательства? — спросил Иван.

— Да нет, в принципе, мне уже все понятно, что ничего не понятно. — хмуро ответила Лиза. — Из-за меня теперь у вас могут быть неприятности?

— Хуже было бы если бы обнаружилось, что мы в компании с барышней. А так все не так уж и плохо. Завтра утром придется выслушать очередные нравоучения от профессора и все.

— Давайте уже уйдем от сюда в более спокойное место, — предложил Мирон — а то сейчас еще и профессор Шлезингер подойдет.

И молодые люди спешно двинулись вперед и вышли во внутренний круглый двор, Лиза помнила, что не так давно в центре двора поставили памятник графу Шувалову и разбили цветники, а сейчас весь двор был заставлен штабелями дров. Между ними были протоптаны дорожки, по одной из них Иван уверенно вел притихшую и озирающуюся кругом Лизу.

Все было узнаваемо, фасады круглого двора, окна, двери, но все равно Лизе чего-то не хватало. Может быть, ни одно окошко не светилось ярким электрическим светом? А чего-то было наоборот в избытке. В Лизино время не топили печи дровами, и не требовалось хранить их в таком количестве. А раз есть дрова, значит печи должны топиться. Лиза подняла глаза и увидела, что из труб на крыше поднимаются в воздух столбы дыма, подтверждая, что печи топятся. Никакого центрального водяного отопления.

— Эх, — прошептала про себя Лиза, — это точно не мое время.

Наконец они миновали круглый двор и вошли в следующую подворотню, там Иван открыл неприметную дверь, ведущую на лестницу, по которой они поднялись на третий этаж. Дальше по такому знакомому коридору, до двери, за которой как помнил Лиза были маленькие мастерские на одного человека. В Лизино время в этих мастерских обитали студенты-дипломники. Эти «норки» так и называли — дипломные мастерские. И вот к одной из таких «норок» они и подошли.

Глава 4.

Лиза вспомнила, что один из ее приятелей, будучи дипломником, как раз занимал подобную мастерскую, и она частенько у него бывала. Даже помогала ему. Он поручил ей вычерчивать генеральный план на большом планшете. Она и еще пара «помоганцев» засиживались с ним до ночи, перекидываясь между собой шутками, да слушая старенький радиоприемник, настроенный на одну волну, передающую исключительно тяжелый рок. Дипломник утверждал, что именно тяжелый рок настраивает «ментальную атмосферу» в мастерской. Из памяти выплыла четкая картинка. Все пространство небольшой комнаты занимали громоздкие рабочие столы, на которых стояли планшеты с дипломным проектом, несколько облезлых табуреток, ворох эскизов и калек, развешанных по стенам. На гвоздиках же болтались: стирательная резинка на веревочке, чтобы одевать на шею, огромные угольники под 60° и под 45° и кусок мыла, тоже на веревке, чтобы оно хорошо сохло, а не раскисало. В уголке притулился, на отдельной табуретке, электрический чайник, пара чашек из которых свешивались замызганные нитки засохших чайных пакетиков. Поскольку этот приятель в мастерской жил целый год, у стенки за столами пряталась собранная раскладушка. Он частенько ночевал тут же, около своего проекта. А под конец и вовсе перебирался в мастерскую жить, и творческий интерьер мастерской дополнился веревочкой, на которой сушились выстиранные носки. Что и говорить — веселое было время. Лиза внутренне горько улыбнулась. И ничего не увидела!

Электрического освещения же в середине 19 века нет! Нет этих уродливых, но таких привычных, гудящих и моргающих ламп дневного света. Прежде чем Лиза смогла все это осознать, Иван зажег керосиновую лампу, и поставил ее на маленький столик в центре комнаты. Света ее хватало на то, чтобы осветить только сам столик, ну и сидящих вокруг — чуть-чуть. Чтобы добавить освещенности Иван зажег свечи, заправленные в бронзовые подсвечники в виде идущих женских фигур, стоящие на специальных консолях.

Теперь Лиза могла все рассмотреть. Что и говорить, мастерская Ивана выглядела совершенно иначе, чем у того дипломника. Она быстро окинула взглядом комнату. Здесь был сделан второй этаж. Помещение было достаточно высоким, чтобы получилось две полноценные комнаты, и теперь деревянное перекрытие с массивными деревянными же баками делило его на два уровня. На верх вела узенькая деревянная лестница, с изящными резными перильцами. Внизу у стенки стоял небольшой диван, у окна располагался письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Живописный беспорядок на столе дополнял небольшой мраморный бюст и кувшин с широким горлышком, из которого торчали всевозможные кисти и карандаши. В дальнем углу угадывался мольберт с холстом, прикрытым рогожкой. На полу лежал толстый пушистый ковер. Лиза усмехнулась, вспоминая пол в своей мастерской — черный, никогда не мывшийся самый дешевый деревянный паркет елочкой, вусмерть уделанный многими поколениями художников. Какие ковры!

Комната, к тому же, была уютна — она выглядела именно жилой, а не рабочей. Несмотря на некоторый бардак на столе, прочих следов творческого «безумия», которые сопровождают каждого молодого гения, не наблюдалось. Наоборот, милый круглый столик с белой кружевной скатертью, намекал на то, что хозяин комнаты не чужд простых человеческих радостей. Как, например, посидеть с друзьями за приятной беседой со стаканом чая, или не только чая…

В комнате к тому же было достаточно прохладно, поэтому после того, как зажег свечи, Иван направился к большой печи облицованной белой плиткой, занимавшей большую часть противоположной дивану стены. Он открыл внизу железную дверцу, пошурудил в печке кочережкой, стоявшей тут же. Затем стянул со стола какой-то лист, бегло глянул на него, скомкал и поджег о пламя свечи. Сунув горящую бумагу в печку, некоторое время, присев на корточки, наблюдал за разгоравшимся огнем, а затем закрыл дверцу и выпрямился.

Лиза нерешительно остановилась на пороге, оглядываясь и раздумывая, снимать ботинки или так проходить, и вспоминая какие носки у нее сейчас на ногах с дыркой или без? Но увидев, что все, как были в обуви — так и прошли в комнату, решила последовать их примеру. «Ладно, мне этот ковер не чистить» — подумала она.

— Проходите, мадемуазель Лиза, в мое скромное жилище, — пригласил ее Иван, заметив ее замешательство. — Присаживайтесь!

В комнате становилось теплее, и поэтому Лиза сняла свою куртку, размотала шарф и поискала глазами куда в этой крошечной комнатке можно пристроить одежду.

— Давайте я повешу ваше платье, — сказал Иван, изображая гостеприимного хозяина и принимая у Лизы ее одежду.

— Надо же какой легкий у вас сюртучок, не удивительно что вы в нем замерзли, — заметил он.

— Да что вы, Иван, когда я выходила из дома мороза не было, а была слякоть и +3°С. В этой куртке было очень комфортно. Кто же знал, что погода, для меня, так резко изменится? — Ответила она, присаживаясь на краешек дивана и разглаживая свои джинсы на коленях.

Этот жест не остался не замеченным, но истолкован совершенно неправильно.

— А скажите, Елизавета Михайловна, вам комфортно в этих ваших брюках, может вам дать халат, — спросил Мирон.

— Спасибо за заботу, Мирон, и не беспокойтесь. — Потом немого подумав, что, наверное, ее джинсы skinny это верх неприличия для этих молодых людей, она добавила. — Если, конечно, я своим видом вас не шокирую.

— Да не скрою, это выглядит несколько э… смело, но раз вас это не смущает…

— Совершенно не смущает! — прервала его Лиза, улыбаясь. — У нас многие девушки носят брюки, причем мои брюки — еще достаточно скромный вариант.

— Вы это называете скромным вариантом? Когда, извините, все изгибы вашей фигуры представлены перед взорами всех встречных мужчин практически в натуральном виде!?

— Никогда об этом особо не задумывалась, — призналась Лиза, оглядывая себя. — Что, правда так ужасно?

— Знаете, что, господин моралист, давайте я сяду куда-нибудь, чтобы своими «изгибами» и прочим видом вас не смущать!

— Мирон, отстань от Елизаветы Михайловны, вступился за Лизу Николай! Видишь мадемуазель устала.

Лиза посмотрела на него с благодарностью. Ей уже начинала надоедать эта тема с одеждой. Ведь правда, уж что может быть прозаичнее, чем джинсы, ан нет они вдруг необъяснимом образом возбудили такую дискуссию. Хорошо хоть пока к свитеру нет никаких претензий.

— Итак, — сказал Иван, протягивая девушке плед, в который она тут же завернулась, — мы все в полном внимании. Расскажите нам все с самого начала.

Лиза закатила глаза, вспоминая сколько раз она уже рассказывала про люстру. И после небольшой паузы, во время которой она никак не могла сообразить — о чем можно рассказывать, а о чем нельзя, начала свой рассказ.

— Все началось сегодня утром, то есть вчера утром, то есть утром 29 декабря. Я поехала на стройку. Я, как уже говорила, проектирую интерьеры для квартир, небольшие малоэтажные дома, ну и так далее. Так вот, я утром отправилась как раз в одну такую квартиру, для которой я проектировала интерьер. В уже почти готовую квартиру! Там оставалось только повесить люстру — очень дорогую итальянскую — из Муранского стекла. И вот я стою, хозяйка квартиры Амалия, Василий прораб, а Ашот на стремянке эту самую люстру на крюк сажает. И тут крюк вдруг вместе с люстрой летит вниз! Люстра вдребезги…

— Муранское стекло? — уточнил Николай. — Венецианское?

— Действительно дорогая вещь, — заметил Мирон.

— Что вы, не то слово! Вы бы слышали какой визг подняла наша Амалия! Она дала нам сроку две недели и ушла, хлопнув дверью!

— Да ситуация не из приятных, — заметил Николай.

— Еще бы! — продолжала Лиза. — Люстра еще умудрилась кусок потолка выдрать, и там образовалась такая приличная дыра. Когда мы эту дыру исследовали нашли потайной чердак, о существовании которого вообще никто не знал. А на том чердаке была найдена коробка с вот этим:

И Лиза, включив свой смартфон, продемонстрировала фотографии клада.

— К этому кладу была приложена записка:

«Милостивая m-lle, Елизавета Михайловна!

По поручению г-на О* я оставляю эту шкатулку на этомъ месте, надеюсь вы сможете применить содержимое ея по необходимости.

Искренне вашъ РР

P.S. Остерегайтесь….»

И адрес на конверте

«m-lle Елизавете Михайловне Перышкиной, проживающей по проспекту Этузиастовъ домъ 13* корпусъ * квартира 2*»

— Вы понимаете? Это мой адрес! И мое имя! Вот и я так же ничего не понимала, вернее не понимаю до сих пор!

— Мадемуазель Лиза, а где это проспект Энту… Энту… Энтуазистов? — поинтересовался Иван.

— Энтузиастов! — поправила Лиза. — Как бы вам объяснить? — задумалась она на минуту, — если мы считаем, что мы в середине 19ого века, то, наверное, вы должны знать Уткину дачу или речку Оккервиль?

— Уткина дача, хм…? Это так вы называете имение княгини Зинаиды Шаховской, что вышла замуж за мирового судью Уткина? Оригинальное название, нужно запомнить! Но помилуйте, Елизавета Михайловна, там же вокруг совершеннейшее болото! Это несколько верст от Охтинской заставы. Там ничего нет, кроме пары жалких деревенек?

— Мы там в прошлом году, осенью, охотились на болотную птицу. На утку, кстати сказать, помните господа, — обратился Иван к своим товарищам с улыбкой.

— Там, где мы… то есть та «болотная птица», которая сбежала, прихватив корзинку с провиантом? Помню, помню! — отозвался Мирон. Но там действительно сплошные заросли!

— А я там живу — упрямо настаивала Лиза, — у меня там квартира и не в зарослях, а во вполне обжитом районе. Даже и не на окраине, между прочим. А почерк? Вам случайно не знаком этот почерк?

— Вы знаете Лиза, я вообще не слышал, чтобы улицу так называли — проспект Энтузиастов! Как-то странно звучит. — Задумчиво заметил Николай. — И почерк этот, мне лично, не знаком.

— Как интересно, вы тоже находите это странным! А то, что этот самый проспект Энтузиастов пересекается с проспектами Передовиков и Ударников? Как вам?

— Извините, Елизавета Михайловна, но это как-то не по-русски. Язык сломаешь.

— Ваши бы слова, да Богу в уши. — усмехнулась Лиза. — Вы себе представить не можете сколько уж говорено-переговорено про эти названия. У нас даже ходит такая шутка, что живу в районе «Трех идиотов: Передовиков, Ударников и Энтузиастов». Кто-то пошутил, когда придумывал названия для новых магистралей.

— Господа, господа, мы отвлеклись от темы. Так, что произошло дальше? Рассказывайте, мадемуазель Лиза! — Иван отвлек всех от топонимических размышлений.

— А что дальше? Дальше просто. Мы всей бригадой решили, что сама судьба велит нам использовать найденный клад, для компенсации ущерба, нанесенного упавшей люстрой. Не продавать же на самом деле свои почки! А для этого нужно было как-то предварительно оценить стоимость найденного, и я отправилась к своей подруге Светлане — специалисту по антиквариату. Мы с ней встретились в здании Академии, вот тут — на третьем этаже в аудитории №10*. Долго сидели и разговаривали с ней и еще с одной дамой, тоже искусствоведом. Не заметили, как пролетело время. Где-то без десяти минут двенадцать я вспомнила, что оставила свою куртку в гардеробе у круглой каменной лестницы. И мы расстались с девочками, я побежала за курткой, а они пошли на ту лестницу, по которой мы с вами сейчас поднимались, так как вечером из здания Академии у нас можно выйти только через охрану, которая находится под Научной библиотекой.

— Но не успела я спуститься на один пролет, как во всем здании вырубили свет! Обычно его выключают в 12.00, а тут на пять минут раньше. И я оказалась в кромешной темноте. С горем пополам спустилась по этой винтовой лестнице до первого этажа. Удивительно как не переломала руки-ноги! Надела свою куртку и пошла в сторону выхода. Проходя по подворотне, заметила, что открыта калитка. Самое странное, что сколько я себя помню — она всегда была закрыта. А тут так приветливо приоткрыта. Я подумала, что это удача, и не нужно больше петлять по темным коридорам, а можно спокойно пройти до машины по освещенной улице. Я вышла в эту калитку!

В этот момент Лиза почувствовала, что горло опять перехватывает, а глаза предательски щиплет, и что она вот-вот, опять разревется, как девчонка! Поэтому она несколько мгновений молчала, подняв увлажнившиеся глаза к потолку и уговаривая себя успокоиться. И продолжила рассказ севшим голосом.

— Ну а дальше, я вышла, на ходу набрала сообщение для Светки, обогнула здание и вышла на 3-тью линию. Не нашла на месте свою машину и пошла искать помощи в сторону 7-ой линии. Там я встретила Ивана, и вот я с вами здесь, сижу и рассказываю сказки.

— М-да. История. Ничего более необычного — я в жизни не слышал! — заметил Николай. — И что же делать теперь? Как вас вернуть?

— Если бы я знала! А вы никогда таких странных людей, вроде меня не встречали? Ведь в эту калитку мог кто угодно выйти!

— Елизавета Михайловна, вы, конечно, очень оригинальная барышня, и я не хочу сомневаться в вашем рассказе, — начал Мирон, — но, вы действительно во все это верите?! Про этот провал во времени? Разве такое возможно?

— Вы понимаете, Мирон, я вот сейчас с вами разговариваю и совершенно не верю, что это происходит со мной на самом деле. Я даже не верю, что вы это реальные люди, а не плод моей фантазии. Что может прийти в голову современному мне человеку в подобной ситуации? Да скорее всего то, что я попала в аварию и сейчас лежу в больнице в глубокой коме. К моему телу подключены разные приборы, датчики, провода и трубочки, а душа моя в этот момент где-то витает-летает и вы вовсе не вы, а мой родной, собственный бред! И пропадете сразу, как только состояние мое стабилизируется, и я приду в себя. И сразу пропадет и вся эта комната, и вы, и Николай, и Иван — все вы.

— Ну, знаете, Лиза, а я себя призраком не чувствую, да и вы на бесплотный дух не походите. Вполне реальная барышня, только не лишенная некоторых странностей. Ваша история — удивительна и невероятна! Даже если все это и неправда, я не могу не признать, что фантазия ваша весьма оригинальна. Но не смотря, ни на что я готов вам поверить! — сказал Иван, — а вы, господа, что вы думаете?

— Я поверил вам, еще там — в трактире, когда вы нам показывали эти картинки! — воскликнул Николай. — Ведь это просто чудо какое-то. Я видел, как делают дагеротипы, и даже работал одно время в качестве ретушера. Но эти снимки, что вы показывали они цветные!

— Я вам еще и кино показать могу, — заметила Лиза, вздохнув, — правда зарядки практически совсем не осталось. А подзарядить эту штуковину в вашем времени невозможно. Эх, ладно, гулять так гулять, давайте сделаем селфи! Когда я еще смогу сфотографироваться с такими привлекательными молодыми людьми!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

in vino veritas, in aqua sanitas (лат.) — истина в вине, в воде — здоровье

2

stupide mademoiselle (фр.) — глупая девушка