На чаше весов

Наталья Кочетова, 2021

Я думала, что смогла сбежать от него, скрыться, начать новую жизнь. И он позволил мне обманываться в этом восемь долгих лет. Но теперь с иллюзиями покончено. Я снова в его власти, в его жестоких руках. Пешка в его большой игре. Средство достижения цели. Инструмент. Он будет пользоваться мной пока не сломает… если до этого момента не сломается сам. Содержит нецензурную брань.

Глава 4.

Восемь лет назад.

Желтый лист, подхваченный порывом ветра, влетает в незастекленное окно и приземляется прямо на мое бедро. Беру его за тонкий стебелек и задумчиво кручу, зажав между двумя пальцами. Осень вступает в свои права и очень скоро просиживать по четыре-пять часов на голом бетонном полу в недостроенном доме, вместо школьной скамьи, будет слишком холодно. Придётся найти другой вариант, ходить в школу каждый день я точно не смогу. Лучше отморозить конечности, чем каждый день после занятий блевать в школьном туалете и терять сознание на каждом уроке физкультуры, где девчонки стараются одеться в как можно более облегающую одежду, а мальчишки потискать их украдкой, да попускать им в след слюни.

Мы растем. Взрослеем. И с нами что-то происходит. Гормоны или просто желание влюбляться, нравится, выделяться, я не знаю. Но очень четко вижу, как в этом году моих одноклассников, буквально кроет от бурных эмоций.

Если раньше мне как-то удавалось выглядеть нормальной, то в этом году все заметили какая я странная. И если мой болезненный вид, рвоту и потери сознания можно списать на слабое здоровье, то неконтролируемые приступы злости, внезапные слезы и беспричинную радость, которые даже не являются моими собственными, а лишь отражением находящихся рядом людей, объяснить уже не так просто.

От меня отворачиваются. Меня жалеют. Меня опасаются. Надо мной смеются. Меня считают сумасшедшей, и стараются держаться от меня подальше.

Это очень больно. Я хотела бы все объяснить им. Я могла бы. Но не стану. Ведь после того, как я однажды попыталась, от меня отвернулась, покрутив пальцем у виска, моя единственная подруга, с которой я дружила все десять классов.

Так что теперь я одна. Сижу с наушниками на ушах на бетонном полу по несколько часов в день, пока мои одноклассники учатся в выпускном классе, общаются, гуляют, влюбляются, хвастаются своим первым опытом в отношениях, радуются жизни и взрослеют.

Не всем жизнь дает одинаковые возможности. Мне подобные вещи недоступны.

Тру замерзшие руки и дую на них, пытаясь согреть. Смотрю на наручные часы и достаю наушники из ушей. Мама должна уже уйти на работу, значит мне можно вернуться домой. При мысли о маме мое сердце болезненно сжимается. Она так старается, работает на износ, чтобы обеспечить нас, чтобы дать мне возможность поступить не в какое-то убогое училище, а в колледж, чтобы я могла получить достойную специальность. Она старается, каждый день без слов, лишь своим ежедневным трудом, напоминая мне о том, что я должна хорошо закончить школу, тогда у меня была бы возможность поступить на бюджет и ей не пришлось бы надрываться. Мне жаль, но мне не удается. Как бы я не старалась.

И дело совсем ведь не в том, что я какая-то неспособная или ленивая. Дело в том, что я не могу сосредоточиться. Когда рядом двадцать подростков в переходном возрасте, а ты — гребаный эмпат, не способный ни на секунду отстраниться от чужих переживаний, сосредоточиться бывает просто невозможно.

Дома мне все удается довольно неплохо. Я прекрасно запоминаю стихи, я неплохо знаю историю и биологию. Но проблема в том, что все эти знания на уроках я не могу воспроизвести. Совсем. Никак.

В общем с пятого класса за мной прочно закрепилось звание двоечницы, учителя поставили на мне крест, мама похоронила все свои надежды и стала работать в два раза больше, чтобы дать достойное будущее своей непутевой дочери, чем сама того не желая, поселила во мне тягостное чувство вины.

Вздыхаю и встаю с пола. Отряхиваю штаны и собираю в сумку учебники, бережно кладу блестящий стильный плеер и дорогущие наушники, подаренные крестной на мое семнадцатилетние месяц назад. Без них моя жизнь была бы полным отстоем, а так хотя бы музыка спасает от уныния и одиночества.

Закидываю сумку на плечо и двигаюсь к лестнице, ведущей вниз. Начинаю спускаться на первый этаж, но на средине лестницы вдруг замираю. Сначала слышу какую-то возню, смех, шум, чей-то негромкий разговор, потом женский вскрик.

Чувствую, как напрягается спина и холодеют конечности. Колкий страх пускает волну мурашек по моей спине. Я должна бы убираться отсюда подальше, чтобы там не происходило, меня это не касается, но я уже не могу. Я не контролирую свое тело. Мое тело под контроль взял чужой страх.

Однако страх правит мной считанные секунды. Всего мгновение, и он уступает место более опасному чувству. Злость, которая обрушивается на меня внезапным обжигающим грудную клетку потоком, будто набрасывает на меня петлю и тянет. Я делаю несколько медленных шагов на звук и останавливаюсь. Картина, что открывается перед моими глазами, будь я в себе, заставила бы меня испугаться, возмутиться, ужаснуться, выбежать и звать на помощь, но я стою не двигаясь.

Мои кулаки сжаты. Руки и плечи напряжены, словно собираются атаковать. Зубы сжимаются так, что сводит челюсть. Сердце стучит быстро, громко и неровно. Но помимо злости, я чувствую что-то еще. Невыносимую, тянущую боль внизу живота. Никогда я не ощущала это чувство с подобной интенсивностью.

— Расслабься, больно не будет. — Слышу, словно через плотный слой ваты, голос парня, забравшегося на дергающуюся под ним девчонку.

— Пусти меня. Пусти. Пусти. — Умоляет девушка, пытаясь выбраться из плотного захвата. — Я не хочу. Отпусти. — Девчонка просит уже громче, но парень не слышит. Он сильно сжимает ее руки, придавливая к полу, прижимается бедрами между ее ног и рычит:

— Хватит.

Пробирается рукой под платье и начинает стягивает ее трусики.

— Не надо. — Вскрикивает девушка, пинается, лягает его ногой, за что парень награждает ее звонкой пощечиной, от которой голова девушки дергается и ударяется о пол. Девчонка скулит и плачет уже в голос, а парень что-то мерзко шепчет ей на ухо и разрывает платье на ее груди. Девушка кричит.

— Зарой пасть, сука. — Злобно рявкает парень и начинает расстегивать ширинку на джинсах.

Я продолжаю стоять и смотреть. То, что я чувствую, с трудом удается идентифицировать. Это и злость, все больше переходившая в бешенство, и ощущение власти, и нетерпение, и яркая, горячая буквально животная похоть.

Но чем больше сопротивляется и кричит девчонка, тем сильнее я ощущаю и ее чувства тоже. Страх. Страх. Страх, паника, обида, отчаянье, стыд.

Меня накрывает чужими эмоциями, будто волной. Мне кажется, что я тону в них, задыхаюсь и умираю. Мое сердце стучит так быстро, будто намеревается пробить грудную клетку и сбежать, спасаясь от происходящего. Мое тело начинает потряхивать, но я все еще твердо стою на ногах.

Умом я понимаю, что должна, что могу остановить все это, но меня так бомбит от переизбытка эмоций, что я почти ничего не соображаю. Я не управляю своим телом, им управляют чужие чувства.

Ярость, бурлящая где-то в моей голове так сильно, что кажется вот-вот просто взорвет ее, толкает меня вперед. Я жажду разрушать. Убивать. Калечить. Мучать. Я хочу выплеснуть эту ярость, агрессию и боль.

Наблюдаю как моя рука тянется за кирпичом, валяющимся на полу, поднимает его и обхватывает плотнее. Мои ноги несут меня парню, что уже почти стянул свои штаны, и девчонке, которая уже не брыкается, а только обессиленно громко рыдает.

Мое тело знает, что делать. Меня ведут чувства. Если бы мной управляли мои собственные чувства, я бы испугалась и сбежала. Я была бы шокирована, напугана и недееспособна. Страх делает людей слабыми и жалкими.

Злость же дает силу.

Адреналин, бурлящий в моей крови, наливается силой в моей руке.

Моя рука с кирпичом поднимается и в одну секунду обрушивается на голову парня. Один раз. Второй. Третий.

Стоп. Хватит. Остановись, Агата — без слов кричу сама себе, пытаясь перекричать ураган из разнообразных эмоций, бурлящих в моей голове, груди, животе, во всем моем теле.

Парень ничком падает на девушку.

Ураган затихает.

Парень не шевелится, и я чувствую, как огромная часть эмоций во мне отключается, будто по щелчку пальцев.

Девчонка широкими шокированными глазами, полными слез, смотрит на меня, потом переводит взгляд на парня и отпихивает его от себя. Парень падает на спину, и я вижу, как вокруг его головы медленно расползается тёмно-красная лужа.

Визг.

Девчонка кричит так, словно хочет взорвать мои барабанные перепонки. Я стою, не шевелясь, скованная тисками страха.

Во мне больше нет злости, а значит и нет сил. Я сжимаюсь и чувствую, как по спине ползет холодный пот.

— Ты убила его. Ты убила его. Ты убила его. — Повторяет девушка, отползая подальше от лужи крови, что все сильнее растекается вокруг тела парня. — Ты его убила. — Кричит девушка и быстро поднявшись, прикрывает грудь ошметками своего порванного платья. Пятится, с ужасом глядя то на меня, то на парня, и дойдя до двери, выскакивает вон.

Девушка уходит, но чувство ужаса с собой не забирает. Оно остается со мной. Потому что оно мое. Собственное.

Я смотрю на тело и лужу крови вокруг него. Трясу головой и пячусь назад. Чувствую, как подгибаются колени, и я падаю. Что-то сдавливает грудную клетку так сильно, что я не могу вдохнуть. Комната начинает кружиться, мое тело слабеет, на глаза наползает темнота, шум заполняет всю мою голову, и я падаю на пол лицом вниз, утопая в темноте.