Золотая лихорадка

Наталья Корнилова, 2004

Всем известно, что клады, спрятанные в древних захоронениях, заговорены, а охотников за ними ждет проклятье – болезни и даже смерть. Правда это или нет – сотрудница фирмы «Частный сыск» Мария Якимова по прозвищу Пантера утверждать не может. Но не этим ли объясняется таинственное исчезновение ее босса Родиона Шульгина, который со своими бывшими однокурсниками каждое лето проводит на археологических раскопках? Звонок оттуда был более чем странным: срочно приезжайте, Родион пропал, и, возможно, его нет в живых… Разумеется, Пантера совершает стремительный бросок к месту раскопок старинных курганов. Но если бы она знала, что невинное хобби бывших студентов давно сплелось с криминалом, то могла бы избежать многих роковых случайностей…

Глава 9

Аня вздрогнула, ее мобильный телефон выскользнул из руки и упал на землю. Она схватилась за голову и вдруг побежала куда-то в темноту. Опрометью, быстро-быстро, так, что даже я догнала ее метрах в пятистах от лагеря, на обочине грунтовой дороги, ведущей к морю. Я схватила ее за плечо и с силой остановила. Она подняла на меня лицо, на котором зловещими пепельно-серыми пятнами проступала мертвенная бледность, и проговорила:

— Шутят… я надеюсь, что у этого Степы такое сомнительное чувство юмора. Будем считать, что шутка немного не удалась. Тебе же мой муж тоже говорил, что Родион погиб. А он… а у него… просто трубка курительная в луже крови да еще прядь волос… вот…

Я подалась к ней, схватила за плечи и буквально выстрелила ей в глаза яростным, горячим, ищущим взглядом:

— Да ты что, Аня? В чем дело? Что такое случилось с Колей?

— Мне нужно ехать.

— Если нужно, то езжай, но ты не должна оставаться одна. Я поеду с тобой. Но куда ехать-то?

— Он сказал, он сказал, что мне нужно ехать в офис какого-то «Суффикса», — проговорила Аня и шагнула на проезжую часть, завидев огни приближающегося автомобиля.

Она подняла руку, останавливая машину.

Ехавший прямо на нее «БМВ» тормознул, завизжали шины, тонированное стекло опустилось, и выглянувшая из салона лысая башка рявкнула на чистейшем русском языке, если к подобному вообще применимо понятие «чистейший»:

— Ну ты, будка, мать твою! Разуй глаза! Смотри, куда прешься!

Я шагнула к машине и, решительно распахнув дверь, проговорила:

— Довезите до города.

— До какого города?

— До Нарецка.

— Да ты че, телка? — вежливо поинтересовалась лысая башка и даже клацнула зубами, очевидно, чтобы я лучше поняла его мысль. — Я ж и так стрелы типа пробиваю пацанам. Там в бане пацаны ждут. Хочешь, и вас возьмем… покувыркаемся. — И гоблин, красноречиво покосившись на стоявшую за моей спиной Аню, мерзко хохотнул, скаля зубы, половина из которых была искусственного происхождения. Другая половина, впрочем, тоже.

Я не стала долго разговаривать. Аня Кудрявцева находилась в полуобморочном состоянии и угрожающе покачивалась, а этот отморозок, эта злокачественная помесь плохо дрессированного орангутана и потомственного урки в третьем поколении еще шуточки шутит!

Конечно, бедняга браток ни в чем не виноват. Ну вот такое у него воспитание и жизненное кредо. И то, что он двух слов не может выговорить нормально, — это не его вина, просто парню не повезло с происхождением и окружением. Да и не там он машину тормознул и не тех «телок» в баню начал приглашать.

Я чуть наклонилась внутрь салона, протянула руку, а потом почти неуловимым для глаза движением заехала бритоголовому в точку чуть пониже уха. Парень вздрогнул, закатил глазки и упал головой на руль. Отключился, если судить по моему личному опыту, да по крепости этой бритой башки, которой не страшно, наверно, даже стенобитное орудие, примерно минут на десять.

Я обошла машину и аккуратно открыла дверь со стороны водителя, молодой человек вывалился из салона и преспокойно улегся на асфальте. Ничего, сейчас не зима, почки и всякие там мужские дела не застудит. А машину ему вернут. Попозже. Придет какой-нибудь молодцеватый корыстный хлопец из ГИБДД, или как это здесь называется, и скажет, дежурно улыбаясь: «Ваша машина, уважаемый, обнаружена возле мусорного контейнера, что на перекрестке улиц таких-то. А там, кстати, стоянка запрещена. Так что платите штраф, уважаемый россиянин, незалежный украинец либо почтенный белорус».

— Садись, Аня, — сказала я. — Поедем в эту «Приставку»… то есть «Суффикс». Да садись же ты!

— Он сказал, что Колю убили… — пробормотала Кудрявцева, почти без чувств опускаясь на переднее сиденье. — Он сказал, что…

— А-ня! — Я потрепала ее ладонью по голове, потом решительно уселась за руль. — Не волнуйся ты так! Ну… может, это глупая шутка! Ты же мне сама рассказывала, как в Турции твой Коля пошел купаться в море и изображал, что он утонул, а ты дико перепугалась и начала звать на помощь, а потом три дня с Николаем совсем не разговаривала. Ведь было такое?

— Было…

— Ну вот. Может, тот, кто взял Колину трубку, уже напился до клубящихся в углах зеленых чертиков. А сам Коля действительно мертвецки, только — пьяный и валяется где-нибудь под столом. Они же сегодня отрыли какой-то черепок! Да и меня встречали. Как говорится, если это не повод, чтоб хорошо выпить, тогда что же… А Ракушкин говорит, что пьянство, конечно, социальное зло, но оно не формирует социальные пороки, а выявляет их.

Я продолжала болтать, но, откровенно говоря, на душе было мутновато. Я чувствовала, что вся та успокоительная дребедень, которую я спешила вывалить на голову Ани Кудрявцевой, на самом деле обернется еще большим расстройством. Если такое желудочно-кишечное и сентиментально-истерическое слово — «расстройство» — вообще применимо в случае, где, как мне неотвратимо начинало казаться, уже пахло трагедией.

— Тот, который взял трубку, — он не был пьян, — выговорила Аня. — У него был такой голос… как будто… как будто это в самом деле правда.

Я хотела что-то сказать, но горло перехватило, и я поняла, что весь мой опыт, вся моя интуиция, наработанные за эти годы, априори выносят жестокий и безапелляционный вердикт: Коля Кудрявцев в самом деле мертв. Конечно, тут могут просматриваться особенности моего собственного восприятия, ведь я сама только что услышала тревожные подробности исчезновения моего босса Родиона Потаповича — кровь на полу домика Егеря, потерянная трубка, прядь волос, — но все же, все же…

Мы въехали в Нарецк. Стремительно темнело. Собирался дождь, и с реки тянуло промозглой — совсем не июльской — сыростью. Порывы ветра били, как плети, по ветвям деревьев, задушенно бились в узких улочках, полоскали флагами и рекламными транспарантами. Небо наливалось какой-то угрюмой, нездоровой, по-октябрьски массивной свинцовостью, и казалось, что вот-вот это тяжелеющее небо сорвется с невидимых нитей и, как перезревший гигантский плод, рухнет на землю и задавит город. Немногочисленные пешеходы перебегали улицы, кутаясь в плащи и курточки, и проскальзывали в арки и подворотни, чтобы скорее укрыться от назревающего обвала непогоды.

И неправда, что «у природы нет плохой погоды — каждая погода благодать». Неправда. Такая погода, какая была сейчас, не имеет права наказывать невинных людей. По крайней мере, тогда, когда так натянуты нервы, и тревога, тем более жуткая, что для нее нет пока веских оснований, стучит в жилах, в висках и кончиках пальцев, как загнанная в ловушку птица.

И спасение одно — скорость.

Угнанный мной «БМВ» вылетел на встречную полосу и, срезая поворот и не обращая внимания на возмущенные гудки, проехал вдоль чугунного забора и остановился возле входа в офис «Суффикса». Тут под тусклыми фонарями еще стояло несколько машин, среди них около трети — не с украинскими, а с российскими и иностранными, в смысле молдавскими и белорусскими, номерами.

Почти синхронно с нами, как я заметила, к зданию подъехал серый «мерседесовский» джип, из которого вынырнули несколько парней и решительно направились к входу в офис.

— Так, Анечка, — произнесла я, — что-то мне подсказывает, что эти ребята ну явно не из прокуратуры или ментовки. Наверное, хотя бы потому, что их машина весьма мало напоминает служебную «Волгу». Вот что. — Я порылась в сумочке и протянула Кудрявцевой свой сотовый телефон, Анин-то разбился и остался лежать на земле там, возле импровизированного лагеря горе-археологов. — Сиди тут и, если что, сразу звони вот по этому телефону. Не мне, конечно, у меня-то второго нет… но все равно, мало ли. Я, значит, пока пойду и посмотрю, в чем дело. Не нравится мне все это… не нравится.

Конец ознакомительного фрагмента.