Тайное место на берегу безымянного озера

Наталья Киндулкина, 2020

Настоящее всегда вытекает из прошлого. Как связаны судьбы трех матросов и немого мальчика Даниэля, странного старика и ветреной девушки Ребекки? Даниэль открыт миру, он видит и чувствует больше, чем обычные подростки. Но как на его жизнь повлияла история любви и предательства, дружбы и разочарования, которая произошла до его рождения?

ГЛАВА 2

За два с половиной года до первого рабочего дня Чарли

Холодные камни нагревались от лучей палящего со всех сторон солнца, дул сильный ветер, на теле появились мурашки. Шел второй месяц лета и второй год, когда не хотелось возвращаться домой.

Жизнь казалась прекрасной — перед глазами румянец Ребекки, ее волосы небрежно разбросаны по плечам, а в ушах блестят разноцветные сережки. Если хорошо присмотреться, в них можно уловить свое отражение, но лучше этого не делать — веселье длилось несколько дней подряд, и было страшно представить, что можно рассмотреть в этом маленьком кусочке металла.

Оглядевшись по сторонам, Ребекка начала судорожно искать разбросанную по берегу одежду. Надев майку с разноцветными принтами и шорты в цветок, она отряхнула ноги от засохшего песка и, не обращая внимания на свое нежелание возвращаться к реальной жизни, опомнилась.

— Который час? — воскликнула девушка. — С тобой я теряю счет времени, ты очень плохо на меня влияешь!

— Значит, никакого завтрака вместе?

— Еще чего! Какой сегодня день? Мне нужно сообщить бабуле, что со мной все в порядке.

Каштановые волосы тут же обрели форму, сережки перестали блестеть, и лицо Ребекки из расслабленного превратилось в напряженное. Глаза девушки были необычного кофейного цвета, и если верить ее словам, такой цвет достался ей от бабушки. В разговорах с людьми, неважно, был это первый встречный или некто хорошо знакомый, она часто ее упоминала.

Бабушка Ребекки — Софи, родом из маленького французского городка, воспитывала девочку одна, заботясь о ней с самого детства. Когда в 16 лет Ребекка решила уехать из дома навстречу приключениям и свободе, бабушка ее поддержала, благодаря чему сумела занять столько места в историях своей любимой Ре. Так она ее ласково называла. Когда Ребекке было четыре года, она сидела на полу, смотрела в зеркало, и, глядя на свое отражение, улыбалась и повторяла: «Ре, ре, ре», хлопая в ладоши. Бабушка садилась рядом, обнимала девочку и повторяла: «Будь счастлива, моя дорогая, только будь счастлива».

Ребекка росла в любви и постоянном внимании. Софи во всем ее поддерживала, и, несмотря на большую разницу в возрасте, они больше походили на хороших подруг. Любовь к свободе и независимости, отсутствие условностей и отвращение к спокойному образу жизни — вот что их объединяло. Будучи свободной в своих действиях, Ребекка считала священным долгом необходимость отправлять бабуле открытки, где бы она ни находилась. Открытка с теплыми пожеланиями обычно звучала так:

Дорогая бабуля!

У меня все хорошо. Береги себя. Люблю и обнимаю. Твоя Ре.

— Я рад, что могу видеть тебя такой заботливой, — умилялся Чарли, глядя на нее. — Я готов ждать этого хоть целую вечность.

— О чем ты говоришь? Не будь таким скучным! — взбунтовалась девушка.

— Мне нравится, когда ты думаешь о других, а не только о себе. Когда я впервые тебя увидел, мне показалось, будто на меня с бешеной скоростью мчится поезд, а я не могу или не хочу уходить с рельс, хотя понимаю, что буду полностью раздавлен им и уничтожен. Иногда мне кажется, что я только и делал, что ждал этой встречи всю жизнь.

— Если бы я тогда тебя не сбила, ты бы так и лежал где-нибудь один и ел чечевицу.

— Но я не люблю чечевицу! — возмутился Чарли.

— Ах да, забыла добавить — и читал бы свои неинтересные книги. Может, поэтому мой поезд тебя и сбил, что ты ничего вокруг не замечал? А ведь ты даже куда-то ходил и что-то делал, но ничего из этого не приносило тебе удовольствия. Ты относился к своей жизни как к монотонному часовому механизму: в тебе не было эмоций, а значит, не было и жизни. Поэтому ты и вышел на рельсы в ожидании поезда, чтобы скорее закончить все это. Об этом ты не думал? Да я же тебя спасла!

— Я буду держать язык за зубами, чтобы тебя не расстроить.

— Скажи лучше, как ты считаешь, я смогу стать по-настоящему знаменитой? Такой знаменитой, чтобы обо мне знал каждый? Все бы только обо мне и говорили, улыбались при встрече, открывали двери и приносили бесплатное пиво. А больше всего я мечтаю о том, чтобы у меня хоть раз попросили настоящий автограф! — Ребекка мечтательно вздохнула и прикрыла глаза.

— Ты можешь дать свой автограф мне. Я не хочу, чтобы ты становилась знаменитой, но если это случится, что мне придется делать? С таким количество внимания у тебя не останется на меня времени.

— Ты будешь мне помогать! Например, станешь моим охранником и будешь всегда рядом. Посмотри на себя — ты же вылитый телохранитель! — Ребекка делала вид, что не замечает всех недостатков.

Она пустилась в припрыжку и начала считать вслух, загибая пальцы на руке.

— Вот смотри сам! Раз — ты надежный, два — ты молчаливый, три — ты спокойный, четыре — ты внимательный. Вот только сильным тебя не назвать, но у нас еще есть много времени! Как только появится хоть маленькая надежда на мою популярность, ты сразу начнешь заниматься спортом. Мы приведем тебя в порядок, и ты станешь самым лучшим в мире защитником!

— Насчет силы я бы с тобой поспорил, но не уверен, что мне удастся одержать победу, — сказал обиженно парень.

— Ладно-ладно, посмотрите, какой силач! Я знаю, ты в отличной форме, но я говорила совсем о другом. Понимаешь, я хочу, чтобы только от одного твоего взгляда все понимали, что ко мне лучше не подходить!

— Чего-чего, а такого в моих планах не было. С тобой вообще очень сложно думать о будущем.

— Но ведь и меня в твоих планах не было! — девушка рассмеялась.

— Пошли завтракать, пока вокруг не собралась толпа сумасшедших фанатов.

Больше всего на завтрак Ребекка любила есть круассаны, и всякий раз, делая заказ, она повторяла это как мантру. Сначала тихо, а потом громче, если вдруг ее не расслышали с первого раза. Голос Ребекки был громким, и сказанное в повторении не нуждалось.

— Когда ты станешь знаменитой, ты напишешь обо мне песню?

— Песню? Я не думала о том, чтобы становиться певицей, да и петь я не умею. Точнее, не люблю. Я же тебе рассказывала! После этого ты еще говоришь, что внимательно меня слушаешь.

— Такого ты не говорила! Я бы запомнил.

— Да? Может, это я не тебе рассказывала! Но есть у меня одна любимая мелодия, сейчас напою.

Ребекка замолчала и подняла голову вверх, так она искала вдохновения.

— Та-та-та-та-та, кажется, там было что-то такое! — на несколько секунд повисла тишина. — Да, точно так! Названия не помню, но она прямо запала мне в душу!

— У тебя самый красивый голос из всех, что я слышал! — Чарли улыбался и выглядел счастливым. — Ты будешь самой лучшей певицей!

— Вот что ты пристал?! Я же сказала, что не люблю петь.

Она соврала и опустила голову, прикрыв руками колени. Ребекка обладала прекрасным голосом, но вспоминать об этом не любила. О своем прошлом она неохотно рассказывала, лишь изредка в разговорах упоминала о занятиях на скалах со своим братом. Все остальные разговоры, если они и были, посвящались ее дорогой бабуле. С самого раннего детства Ребекка была гибка умом и фигурой, и это пригодилось ей в жизни.

В ее голове яркими пятнами заиграли оттенки черно-белого прошлого.

— Я сказал, ты споешь для меня! Если не хочешь проблем, тебе придется смириться с ролью моей девушки на сегодня. Ты исполнишь для меня любую песню, которую я выберу — с этого мы начнем, а если мне захочется чего-то большего, будь готова это исполнить.

Неприятный мужчина с натянутой улыбкой сидел за столом. Он сбрасывал пепел прямо на пол и выкрикивал неприличные, но привычные для него фразы.

— Я вижу тебя здесь каждую неделю и знаю, на что ты способна, не прикидывайся, что не понимаешь, о чем идет речь. Мои ребята заплатят тебе намного больше, чем ты зарабатываешь здесь за месяц. Ты ни в чем не будешь нуждаться какое-то время, а если захочешь, тебе и вовсе не придется больше сюда возвращаться.

С каждой минутой напряжение возрастало, его правая нога начала судорожно стучать по старому деревянному полу, отбивая непонятные ритмы.

— Извини, но на сегодня моя смена закончена. Ты на время смотрел?

— Ты, наверное, не понимаешь, с кем разговариваешь. Я могу сделать так, чтобы твоей смены здесь больше никогда не было! Откажешься от моего предложения — больше здесь можешь не появляться. — Мужчина плюнул на пол. — Я знаю Жака, он должен быть мне благодарен, за ним числится огромный долг, он не рассчитается с ним и за всю свою жизнь. Такие, как ты — единственная его надежда. Благодаря моим стараниям здесь не работает уже пара десятков женщин, из-за которых его задница продолжает гореть.

Она любила ловить на себе посторонние взгляды, ей нравилось ощущать себя желанной. Внимание даже от таких мерзких типов доставляло ей удовольствие и давало силы приходить сюда вновь и вновь.

Ребекка начала танцевать в барах сразу, после того как уехала из родного дома. Тогда ей исполнилось шестнадцать. Нужно было платить за квартиру, а денег ни на что не хватало. Бабушка предлагала посылать свои сбережения, но Ребекка не могла их принять. Все, что она тратила на алкоголь и развлечения, не должно было касаться никого, кроме нее самой. Она всегда расставляла приоритеты: разделяла семью и личную жизнь, если это было ей нужно. Она умело входила в роль хорошей девочки, которая так осточертела за всю жизнь. Ей хотелось бунта, но для протеста не было повода: никто ее не ограничивал и ничего не запрещал. А этот мальчишка был слишком мягким, чтобы коврик для обуви превратить в ковер-самолет.

*****

— С тех пор ты ненавидишь чечевицу? — усмехаясь, спросил Джастин.

— Я тогда ее даже не пробовал! — фыркнул возмущенно Чарли.

— Нет ничего постыдного в том, что тебе нравится чечевица. Конечно, есть блюда гораздо вкуснее, но бывают и куда более отвратительные, например, мидии.

— Кончай издеваться!

— Знаешь что? — улыбнулся Джастин. — Она гораздо умнее тебя. Я уважаю тех, кто знает, чего хочет от жизни и, невзирая на мнение других, идет к своей цели.

— Я так расстроен, что еще немного, и я не знаю, что с собой делаю!

— Возьми себя в руки! Будешь? — Джастин достал из кармана мятую сигарету.

В детстве Чарли дал отцу обещание не курить, но в надежде, что это поможет, взял сигарету в руки.

— Надеюсь, завтра я об этом не пожалею.

Он не выдержал, и от резкого движения кружка разбилась об пол. Осколки рассыпались, образуя красивый узор. За дверью послышались шаги — кто-то услышал шум и решил проверить, что происходит.

— Вы — жалкие ублюдки, какого черта?! Какого черта вы здесь делаете? Вы на часы смотрели?!

Дуглас любил выступать на публику. Его любимая фраза про болванов встречалась почти в каждой из его речей, когда он был всерьез недоволен. Если бы он не был моряком, из него бы мог получиться хороший актер. Он мастерски вживался в роль и подходил к этому вопросу со всей серьезностью. Благодаря своей харизме он бы точно получил одну из престижных премий, и его фотография тут же стала бы украшением центральной площади городка, откуда он родом. Зная его характер, можно предположить, что он бы непременно внес деньги в городской бюджет и помог обустроить школьные классы, а еще оплатил бы сооружение городского памятника, на открытие которого съехались бы все местные репортеры. Играть на камеру он любил, а еще он любил коньяк хорошей выдержки.

— Что уставились?

Дуглас распахнул жилет, под которым была все та же серая кофта, достал из внутреннего кармана маленькую бутылку и приказал пить всякому, кто здесь находился.

— Так точно, капитан!

Стали слышны посторонние звуки: в каюту ворвался заспанный Люк. Он выглядел так, будто провел в беспамятстве несколько дней.

— Ой, как я вовремя!

— Вот только ехидничать здесь не надо! Сегодня мне пришло послание от Дидье, он просит меня принять участие в одном серьезном мероприятии. Оно состоится через три месяца, и нам нужно успеть завершить все дела до того времени. Вы будете нужны мне для подстраховки — для работы там будут свои люди. Эти ребята не знают счета деньгам и согласятся на мое единственное условие. Не люблю работать один в незнакомой обстановке. Это выводит меня из себя! — сказал по секрету Дуглас.

— А я думал, мы продолжим работать с Робертом, — удивился Люк.

— Я так и планировал, но я не могу отказать Дидье, он слишком много для меня сделал. Это неуважительно, и после пары таких отказов мы будем вынуждены сидеть без работы все оставшееся время. О его связях ходят легенды.

— А поподробнее?

— У меня пока нет информации, но если за этим стоит сам Дидье, не сложно догадаться, что речь идет о чем-то серьезном.

— Я обещал матери, что помогу разобраться с деньгами. — Люк взлохматил и так растрепанные после сна волосы.

— Люк, дружище, будут тебе деньги и семье твоей будут. Надо только потерпеть.

— Я очень на это надеюсь, ведь, связываясь с Дидье, мы потеряем Роберта, а он источник нашего дохода уже не первый год.

— Я с ним поговорю, но что-то мне подсказывает, что он уже в курсе происходящего.

Несмотря на возраст, Люк был полон романтических мечтаний — не тех, о которых пишут в любовных романах. Романтика чести — делать вопреки. Жертвовать своими интересами, полостью растворяясь и посвящая себя другим. К своей семье он испытывал самые теплые чувства, но это не могло продолжаться вечно, и он это понимал. На самом деле мужчина стремился лишь получить похвалу, всю жизнь он воспринимал как игру, где нужно зарабатывать баллы. Люк и подумать не мог, что даже с маленьким количеством очков можно быть любимым и нужным.

При свойственном Дугласу расчете он еще ни разу не обманул никого из своей команды, но намеренно сохранял интригу — это заставляло его чувствовать себя всемогущим.

*****

— Я приготовил все, как ты любишь! Кажется, получилось неплохо, — Миллер вышел в коридор и крикнул так громко, чтобы было слышно в соседней комнате.

На столе стоял луковый суп, разлитый по тарелкам, и остатки вчерашнего пирога.

Суп был одним из простых блюд, и Миллер готовил его часто. По дому им помогала соседка, живущая напротив, — Люси, румяная женщина с широкой лучезарной улыбкой и грустными голубыми глазами.

Он часто ловил себя на мысли, что их общение было вынужденным, ведь в окружении Даниэля больше не было женщин. Они переехали сюда два года назад, и с тех пор Люси всегда была рядом, надеясь стать добрым другом для их небольшой семьи. Тогда ему так казалось.

Всякий раз, когда она приходила, то приносила пирог. Ненадолго, но ему все же удалось стать одним из любимых блюд Даниэля. Если за столом был пирог, значит, за ним будет и Люси, но сегодня ее не оказалось. Хорошо, что она не пришла, ведь когда она слышала ругательства, то затыкала уши и выключала радиоприемник. Даже если в эфире никто не ругался, она не могла это терпеть, будучи слишком консервативной в своих взглядах. Больше всего Люси не любила, когда кто-то имел мнение, отличное от нее.

— Ты не расстроился, что Люси не пришла? — спросил отец. — Она неважно себя чувствует. Думаю, мне нужно ее навестить.

Миллер не испытывал к Люси романтических эмоций, но чувство благодарности бурлило и кипело внутри, желая вырваться наружу и увидеть свет. С раннего детства родители учили его, что нужно уметь быть благодарным. Ему нравилась Люси, но он по-прежнему считал, что она ходит сюда напрасно. Вероятно, долгое время она пыталась себя убедить, что ни на что не рассчитывает и единственное, что ей остается — это быть рядом, не требуя ничего взамен.

Мне нравится, как готовит отец, но сегодня мне не хочется есть, с вечера живот все еще полный. Сегодня отец обещал сходить со мной в секретное место, но я видел, как с утра он чистил свои ботинки — это значит, что у него есть другие дела. Я заметил: когда он чистит ботинки, то уходит куда-то взволнованный и хмурый, у него трясутся руки, и подборок становится еще более вытянутым. Мне очень любопытно, куда он ходит, но я не буду следить за ним, ведь мы с ним друзья, а друзья должны доверять друг другу.

Ложка играла и переливалась серебром. Если присмотреться, в ней можно было увидеть свое искаженное отражение — там отражается истина, которую все так старательно ищут. Даниэль нравился себе в отражении старой ложки. Этот комплект им подарил старый товарищ отца. Даниэль не заметил, какое у него лицо, но хорошо запомнил неуклюжую походку и большой живот, который с каждым приездом становился все больше. Кроме этого, мальчик обратил внимание на прическу — волосы были собраны в аккуратный хвостик. Ему она очень понравилась, так ходить себе позволяли только приезжие. Мужчина жил в большом городе в полном достатке, и чем полнее становился его достаток, тем реже случались его встречи со старым другом. Ложки — это последнее, что он после себя оставил. Интересно, как глупо он бы сам в них смотрелся? Если бы он увидел свое отражение, то тотчас бы разлил полную тарелку супа на свои новые брюки и закричал, да так грубо, что будь Люси рядом, она тут же бы заткнула ему рот. Отец говорил лишь о том, что его приятель за годы знакомства полностью изменился, как будто его подменили, а раньше они хорошо общались и были друзьями.

— Я скоро вернусь.

Миллер накинул на плечи куртку, надел до блеска начищенные ботинки и захлопнул за собой дверь. Из окна было видно, как он стоял на крыльце и поправлял воротник клетчатой серо-зеленой рубашки. На самом деле ему было безразлично, что подумает Люси, но, несмотря на свою отстраненность и холодность, решил дать себе шанс.

Вместе с хлопком входной двери ложка с остатками супа упала на пол. Даниэль поднял ее, протер тыльной стороной ладони, постучал по столу и уставился на нее, проверяя то ли на чистоту, то ли то, не изменилось ли его отражение. На ложке появилась шерсть соседской собаки — Иззи. Она любила прятаться здесь, пока хозяйка встречала гостей или устраивала шумные вечеринки. Иззи девять лет, и она любит проводить время в тишине. Специально для нее Миллер принес из мастерской старый коврик, а Даниэль купил в магазине миску для воды. Иззи была здесь частой гостьей, особенно по выходным. И, надо сказать, ей такая компания нравилась.

Дом у Люси небольшой, и снаружи ничем не выделялся, но внутри все было настолько аккуратно, что создавалось впечатление, будто находишься в музее. Отделанный коричневыми панелями фасад, два этажа, а на крыше флюгер с петушком.

Прежде чем постучать, Миллер постоял перед дверью несколько минут, а затем неспешно подергал ручку и, не ожидая такой быстрой реакции, удивился, так как дверь тут же открыла Люси, словно ждала момента, когда он решится.

Она была в домашней одежде с тряпкой в руках. Как всегда, женщина занималась уборкой, которая, по ее представлениям, должна была быть бесконечной. Как только у нее появлялась свободная минутка, а руки были не заняты, она хваталась за тряпку и терла с такой силой, как будто пыталась стереть свое прошлое и протереть дыру в будущее в надежде заглянуть вперед и посмотреть, есть ли там то, ради чего ей приходится терпеть все сейчас с ней происходящее. Проходить в дом хотелось все меньше.

— Я приготовил суп по вашему рецепту, а вы не пришли. Все еще плохо себя чувствуете? Даниэль про вас спрашивал.

Ему совсем не хотелось приходить к Люси, но так было принято. Если человеку нездоровится, нужно ему помочь. Люси всегда заботилась о Даниэле и заслужила внимания. Миллер стоял у порога и чувствовал себя неловко: одна нога начала непроизвольно пританцовывать в сторону выхода, а другая изображала опору. Казалось, что стоит ветру чуть увеличить скорость, как она тут же подкосится, и он с грохотом растянется у двери.

— Я приятно удивлена. Стоит ли говорить, что мне очень приятно. Даниэль правда расстроился, что я не пришла? Я думала, он не заметит. Какой заботливый мальчик!

— Он всегда замечает подобное, пусть вам не кажется это столь странным.

— А что же мы так и стоим? Заходите, я заварила чай, если вы не торопитесь, — заволновалась Люси.

— Мне очень жаль, но у меня совсем нет времени. Пожалуйста, поправляйтесь.

Миллер неуверенно хлопнул дверью, спустился по невысоким ступенькам, завернул налево у большого столба и сел на крыльце заброшенного соседского дома. Его чистые ботинки сверкали под полуденным солнцем.

— Не выходит, — пробубнил он себе под нос.