Аромат колдовской свечи

Наталья Калинина, 2009

Зажигая восковую свечу, молодая журналистка Ника Болдырева не знала, что этой ночью окажется всего лишь на волосок от смерти. Один за другим, почти на ее глазах, погибают люди. Чтобы разорвать цепь трагических событий и разобраться, что же все-таки происходит, Нике придется спуститься в самый ад и узнать ужасную тайну – ту, что скрывает в себе колдовская свеча.

IV

На похоронах Ника не плакала, как многие девушки из редакции. Чувствуя неловкость за свои сухие глаза и излишнее любопытство, так некстати поднявшее голову, она украдкой обвела взглядом толпившихся возле свежей могилы людей. Проводить Стаса в последний путь пришло много народа: фотограф он был довольно известный. Разглядывая его друзей, коллег и родственников, Ника неприлично надолго, рискуя быть разоблаченной в своем неуместном любопытстве, задержала взгляд на вдове Стаса. Когда-то от местных кумушек-сплетниц она слышала, что супруга фотографа старше его на несколько лет, и ожидала увидеть оплывшую тетку с печатью усталости на простоватом лице и испорченными перманентом волосами. Но вдова Стаса оказалась молодой женщиной с тонкими правильными чертами лица и темными, как маслины, глазами, выдававшими примесь южной крови. Держалась она довольно стойко, провожала своего неверного мужа в последний путь без истерик и рыданий. Ее привлекательному лицу удивительно шла аристократичная выдержанная скорбь. Ника с недоумением подумала о том, как Стас мог направо и налево изменять такой женщине. Неудивительно, что сейчас она хоронит своего неверного супруга с такой отчужденной холодностью.

Спохватившись, что нехорошо осуждать ушедшего в мир иной, Ника отвела взгляд. Странное ощущение — находиться на похоронах безвременно ушедшего талантливого коллеги, с которым она была в неплохих отношениях, и сейчас ровным счетом ничего не испытывать: ни скорби, ни сожаления, ни грусти. Может, лишь… небольшую скуку и досаду. Будто находится она не на похоронах, а на неинтересном светском мероприятии, на которое ее обязали явиться.

Длинная очередь в тяжелом молчании медленно двигалась к гробу — прощаться. Ника положила свои цветы и отошла в сторону, уступая место другим. Чуть поодаль она заметила молодого мужчину с букетом белых гвоздик, державшегося особняком. Незнакомец не торопился подходить к гробу, и у Ники неожиданно возникло предположение, что вообще пришел он не к Стасу. Словно в подтверждение ее мыслей, мужчина, встретившись на короткое мгновение с ней взглядом, поспешно отвернулся, присел над одной из соседних могил и с преувеличенным почтением возложил на нее цветы.

…Где-то она уже видела его. И эту высокую худую фигуру, облаченную в черное пальто, и «иконописное» лицо с тонким прямым носом. Длинные, чуть вьющиеся русые волосы и короткая бородка придавали лицу мужчины еще больше сходства с божественным ликом, но иллюзию святости разбивала арктическая холодность светлых почти до прозрачности глаз.

Ее размышления прервала некрасивая своей публичностью сцена. Когда гроб опустили в землю, секретарша Лера, до этого в смиренном оцепенении смотревшая в черноту ямы, неожиданно громко и визгливо заголосила и, проворно расталкивая толпу локтями, бросилась к могиле. Еще мгновение, и красавица Лерочка скатилась бы по осыпающейся свежей земле в яму. Ее, отчаянно брыкающуюся, успели поймать на самом краю и отвести в сторонку. Ника краем глаза заметила, что жена Стаса, на чьих глазах произошла эта сцена, лишь презрительно поморщилась и легонько сжала пальцами ладонь высокого импозантного мужчины, который всю церемонию находился с ней рядом.

Когда все закончилось, Ника неожиданно для себя задержалась возле могилы. Сунув руки в карманы дубленки и ежась от холода, она, не мигая, смотрела на свежую земляную насыпь, скрытую венками и цветами, на развевающиеся на ветру черные ленточки, привязанные к искусственной хвое, которые словно порывались взлететь, покинуть это унылое место. И, наконец, пришло осознание, что красавчика Стаса больше нет, что теперь он принадлежит не миру живых людей, а этой холодной мертвой земле.

— Упокоился рано, сердешный…

Услышав за спиной тихий голос, Ника испуганно вздрогнула и, резко обернувшись, увидела маленькую сгорбленную старушку, которая скорбно глядела туда же, куда и она.

— Не по своей воле-то…

Старушка вздохнула, выпростала руку из-под пухового платка, которым по-старушечьи крест-накрест был перевязан для тепла ее ветхий полушубочек, и торопливо перекрестилась. Сморщенное, как печеное яблоко, маленькое личико, истончившиеся до блеклой линии губы, выцветшие от времени глаза и крупное, размером с пятак, родимое пятно на левой щеке. Обычная старая женщина. Для Ники все старушки, как и младенцы, были на одно лицо.

— Почему вы так сказали? Про то, что не по своей воле он упокоился?

— Да как же, милая. — Бабулька едва заметно пожала закутанными в платок плечами. — Молодые такие не по своей воле уходят. Я тут, на кладбище, уже столько похорон повидала… Знаю почти все про здешних покойников, к кому родственники приходят, к кому — нет. И приходящих знаю многих — примелькались.

— А его тоже? — быстро спросила Ника, указывая на мужчину с иконописным лицом, который теперь спешными размашистыми шагами направлялся в сторону выхода.

— Нет, — после некоторых раздумий уверенно ответила старушка. — Его я тут никогда не видела. Да и непонятно, к кому он пришел: смотрел на похороны, однако не подошел, а цветы положил на могилу Клавдии Ковалевой, упокоившейся тремя днями раньше. Я помню похороны Клавдии, и этого человека среди ее родственников не было.

Старушка замолчала, но не успела Ника поблагодарить ее за сказанное, как она вдруг произнесла:

— Но он вернется сюда. Мертвец.

— Что? — переспросила, встрепенувшись, Ника. Слова старушки, произнесенные свистящим шепотом, заставили ее боязливо поежиться.

— Мертвый он, говорю, этот мужчина. Не жилец. Я такие вещи чувствую.

И старушка вновь, вздохнув, перекрестилась. Ника, для собственного успокоения решив, что разговаривает с сумасшедшей, поспешно попрощалась с бабушкой и бросилась догонять коллег.

— Берегись, деточка! — раздался за ее спиной голос старушки, и Ника невольно замедлила шаг. — Печать смерти и на тебе лежит!

Ей удалось уйти из ресторана, в котором проходили поминки, раньше остальных приглашенных. В душном, переполненном людьми помещении ей перестало хватать воздуха, и Ника, воспользовавшись тем, что при таком количестве народа вряд ли кто-то заметит ее уход, незаметно ускользнула. Остановившись в дверях, она сделала несколько жадных вдохов и только после этого, почувствовав себя лучше, спустилась с крыльца.

Ника ошиблась, решив, что ее уход останется незамеченным. Едва она направилась в сторону метро, как за ее спиной раздался звонкий девичий голос:

— Вероника! Болдырева! Подожди!

Оглянувшись, она увидела, что ее торопливо, оскальзываясь на обледеневшем снегу и рискуя упасть, догоняет Лера.

— Уже уходишь?

В голосе Лерочки просквозила странная смесь отчаяния и радости. Она будто была рада встретить Нику, но в то же время расстроилась из-за ее ухода. Кажется, на поминках Валерии не было.

— Да.

— Мне нужно с тобой поговорить. Опять. Я тебя специально в машине сидела караулила. Хочешь, подвезу потом прямо к дому?

И хоть изначально Ника собиралась пройтись на свежем воздухе, отказать Лере она не смогла. О чем собиралась говорить с ней Сосновских, она уже догадалась. О Стасе, о ком еще.

— А почему тебя в ресторане не было? — поинтересовалась Ника, направляясь следом за Лерочкой к одной из припаркованных во дворе ресторана машин.

— Не смогла. Сидеть за одним столом с его женой, выслушивать слова о том, какой он был хороший и как его будет нам не хватать, — это выше моих сил.

Ника, усаживаясь в пахнущий тонкими духами салон иномарки, понимающе кивнула. Лера заняла водительское сиденье, но не торопилась заводить машину. Вместо этого она, будто не решаясь начать, бросила на Нику пару коротких взглядов и зачем-то включила и выключила магнитолу.

— Мне тебе кое-что сказать надо, — начала, наконец, она. И после короткой паузы торжественно объявила: — Я еду в ту деревню, в которой умер Стас.

— Глупость какая! — вырвалось у Ники, но она тут же прикусила язык, заметив мелькнувший в васильковых глазах Лерочки гнев.

— Я так и знала, что ты так отреагируешь! — воскликнула Сосновских.

— Подожди, подожди, Лера. Тише ты, — попыталась остудить ее Ника. — Зачем тебе туда ехать? Стас умер от сердечного приступа, его сегодня похоронили и…

— Он не мог умереть от сердечного приступа! — закричала Валерия. — Вот, смотри!

Она порылась в своей сумочке и сунула Нике тощую пачку каких-то бумаг.

— Что это?

— Копия его медицинской карты из клиники, в которую он обращался. Ты же знаешь, в социальный пакет для сотрудников нашей редакции входит медицинская страховка, по которой мы можем обслуживаться в нескольких коммерческих клиниках. Так вот, я воспользовалась кое-какими связями и достала копию медицинской карты Стаса. Он обращался в клинику всего два раза, и то для того лишь, чтобы пройти обследование. В карте нет ни одной пометки о том, что у Стаса были какие-то проблемы с сердцем. Он очень следил за своим здоровьем, посещал тренажерный зал, старался правильно питаться…

А Лерочка не так глупа, как кажется. Ника с уважением покосилась на девушку и быстро просмотрела копию медицинской карты Шатрова. Действительно, записей было очень мало, и касались они двух пройденных обследований. Первое Стас прошел год назад, второе — совсем недавно, в январе. И в обоих медицинских заключениях значилось, что был Шатров здоров.

— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Лерочка, когда Ника молча протянула ей бумаги. — Не было у него проблем с сердцем! Я поеду в ту деревню и буду разговаривать с полицией, с медиками, которые написали заключение о его смерти, чтобы добиться правды. И, будь спокойна, я ее добьюсь!

Глаза Сосновских на этот раз полыхнули фанатичным блеском, и Ника невольно поежилась.

— Ну хорошо, Лера, поедешь ты… Хотя, если честно, все равно не понимаю, какую пользу тебе принесет это расследование.

— Если его убили, то виновные будут найдены и понесут заслуженное наказание! — с пафосом, будто давая клятву, выпалила Лера.

«Убили», приехали. Ника еле сдержала колкое замечание и только из уважения к Лерочкиному горю промолчала.

— Я тебе это все рассказываю не просто так, — продолжила Валерия. — Мне нужна твоя помощь. Дай мне подробные координаты того места, где все произошло, и еще раз расскажи в деталях о случившемся.

Лерины слова вновь вызвали воспоминания, о которых хотелось забыть. Лицо Стаса, искаженное ужасом, седые на висках волосы. Гримаса страха и на лице Эдуарда. Их лица — красивое, породистое Стаса и невзрачное, скучное Эдички — стали похожи, словно лица близнецов. Смерть их будто уравняла, подвела под общий знаменатель. Нике, как сейчас Лере, плохо верилось в то, что ее друг Эдичка, как и Стас, умер от сердечной недостаточности. Но как знать…

— Надеюсь, хоть не одна туда поедешь? — сдалась Ника перед такой горячностью Валерии.

— Брата попрошу сопроводить, — тихо вымолвила та. — Хотела попросить тебя, но…

— Нет. Даже не уговаривай.

— Я знала, что ты откажешься. Ладно, пусть так, расскажи мне только, как туда добраться и с кем побеседовать. Дальше я сама разберусь.

Ника помедлила с ответом. Отвернувшись к окну, она смотрела на освещенный двор ресторана. На крыльцо вышло несколько сотрудников редакции и, закурив, принялись резво о чем-то спорить. С такой горячностью в курилках обычно обсуждали материал, анонсы о котором планировали вынести на обложку. Нике показалось, что в этот раз сотрудники судачили о неожиданной кончине фотографа. Стало неприятно. Лера, быстро взглянув на крыльцо, видимо, подумала о том же, потому что завела машину и плавно тронулась с места.

Ника бросила прощальный взгляд на ресторан. Коллеги все как один повернули головы в сторону отъезжающей машины. Наверняка узнали иномарку секретарши и теперь с удовольствием перемоют Сосновских косточки. Припомнят ей и любовную связь с покойным, и скандал на кладбище, и то, что Валерия так и не появилась на поминках. Нике внезапно стало жаль Лерочку. И она пригласила ее к себе.

* * *

Курить хотелось смертельно, а сигареты, как назло, закончились. Как же он, заядлый курильщик, так лопухнулся, забыл купить сигареты по пути домой? И спохватился лишь после позднего ужина из полуфабрикатов, приготовленного утомленной и раздраженной Лилькой. «Картонную» еду хотелось закурить, чтобы создать видимость сытного удовлетворения. И, по-буржуйски, хорошей сигарой. Но казенный, почему-то вызывающий ассоциации с сухим пайком ужин не заслуживал ароматной сигары, а тянул разве что на дешевую сигарету, да и той не оказалось. Андрей разочарованно заглянул в пустую пачку, обнаружил лишь табачные крошки и в сердцах смял поддавшийся картон.

— Лиль, я за сигаретами! — зычно оповестил он жену, которая в ответ разразилась недовольной тирадой о вреде курения, табачной вони и потраченных на этот яд деньгах. Андрей досадливо поморщился. Словно подросток, желающий незаметно проскользнуть мимо родителей, он воровато натянул куртку и, на ходу застегиваясь, выскочил за дверь. Курить захотелось еще сильней.

В этот поздний час табачные палатки оказались закрытыми, а до круглосуточного супермаркета — добрых пятнадцать-двадцать минут пешком. Но Андрею прогулка была на руку. Он поднял воротник армейской куртки и сунул руки в карманы. Перчатки не захватил, шапку — тоже. Впрочем, на улице будто потеплело: то ли ветер стих, то ли создавалась видимость тепла от падающего на безлюдную улицу желтого, как дынный бок, света фонарей. То ли просто согревала мысль, что скоро он чиркнет зажигалкой и с наслаждением вдохнет горьковатый дым.

День выдался не то чтобы сложным, он оказался самым что ни на есть обычным, но из-за этой похожести на другие дни и казался тяжелым. Лилька привычно припозднилась и с порога выразила недовольство. Она в последнее время слишком часто раздражалась и, как казалось Андрею, специально искала поводы, чтобы придраться к чему-нибудь. На этот раз жена затеяла скандал из-за того, что он ужинал бутербродами в комнате, перед телевизором, и якобы крошил на ковер. Завязалась обязательная в последнее время перебранка. Они поругивались лениво, без накала, скучно, заменяя перепалкой обыденный разговор двух уставших людей, встретившихся после трудового дня за ужином. Обменявшись упреками и придирками, как обмениваются новостями, оба, как по сигналу, смолкли, когда звякнула микроволновка, извещающая, что «картонный» ужин готов. Ели они уже молча.

Андрей вышел из магазина и прямо на крыльце жадно закурил. Ему захотелось отвоевать у времени резерв, равный одной-двум неспешно выкуренным сигаретам, прежде чем возвращаться в свою не слишком комфортную домашнюю жизнь. Он смотрел, как на перекрестке мигает светофор, меняя цвета, как новогодняя гирлянда. И как ненадолго притормаживают на красный свет одинаково темно-серые в ночном освещении машины, а затем срываются с места со стремительностью породистых скакунов. Торопятся в уютные «стойла» после долгого дневного марафона. Андрей с педантичной аккуратностью затушил окурок о край урны и после недолгих колебаний вновь закурил. Он не спешил, в отличие от полуночно-серых машин и припозднившихся прохожих.

Конец ознакомительного фрагмента.