Когда прошлое возвращается…

Наталья Калашник

Ему не следовало возвращаться в родной поселок спустя долгие пятнадцать лет. Слишком много кровоточащих ран оставил за собой «Звездный Мальчик», развязав однажды замкнутый круг между своим прошлым и будущим. Годы прошли, но никто не забыл, кто он на самом деле: бессердечный негодяй, сеющий за собой разбитые сердца и даже смерть. Его неожиданное возвращение – отличный повод для сведения давних счетов. Именно этим и собирается заняться Марианна, у которой в ее тридцать с небольшим все в жизни идет наперекосяк. Разумеется, это «Звездный Мальчик» виноват в том, что она не смогла стать счастливой. Прошлое неумолимо напоминает о себе: старые обиды, давняя влюбленность… Существует ли в мире способ переписать свою собственную историю?

2

Если спустя столько лет Никита Лопахин нагрянул в Березовку — ждать неприятностей. Шестнадцать лет обходить стороной это место, чтобы вдруг явиться и качать свои права, — это, конечно, в стиле богемных мальчиков и все такое, но у Марианны с давних времен выработался превосходный инстинкт самосохранения. Держаться подальше от мерзавцев и проходимцев — ее главное правило, и пускай местные считают ее немного с приветом, но она единственная готова заявить, что Никита Лопахин — бездарность.

Гадкий самодур: он уже дважды прошел мимо нее по улице, притворившись, будто она невидимка. Да ведь Марианна первая сделала все возможное, чтобы не столкнуться с Лопахиным на улицах поселка! В «Супер-Фуд» — магазин, в котором она работала, — кто бы ни заходил, обязательно говорил о его появлении в родных краях. Но Марианна хорошо помнила главное правило и, вытащив из багажника «минивэна» ружье старого Василия Лопахина, которое с давних времен держала при себе ради собственной безопасности, нагрянула в дом к Вере Андреевне. Она без труда сообразила, куда держит путь «Звездный Мальчик». Разумеется, он искал не ее: Вера Андреевна долгие годы держала данное однажды слово, но Лопахину что-то все же понадобилось здесь. Марианна собиралась вышвырнуть его вон раньше, чем он успеет снова причинить кому-то вред.

— Итак? — Марианна нетерпеливо поджала губы. Ее нижняя губа, насколько помнил Никита, была полнее верхней; этот дерзкий рот, слишком большой для маленького лица, всплывал откуда-то из туманных юношеских воспоминаний. — Тебе указать на дверь или ты найдешь выход сам?

Куда, черт возьми, подевалась прелестная девочка, которая рисовала кривые сердечки в его школьной тетради?

Решив подыграть ей, Никита ответил небрежно:

— Предлагаю другой вариант: ты отдашь мне ружье, а потом найдешь выход из моего дома.

— Вряд ли.

— Ну, хорошо. Я весь во внимании. Только скажи: ты хотя бы умеешь пользоваться этой штукой? — покосился он на ружье, которое казалось огромным в ее тонких руках.

— Приходилось.

Судя по заинтересованному виду, Лопахин ожидал продолжения, но Марианна не собиралась рассказывать о том ужасе, который ей пришлось пережить, когда в «Супер-Фуд» наведались местные хулиганы в попытке ограбления. На следующий же день Вера Андреевна вручила Марианне ружье своего покойного мужа, не предполагая, что однажды оно будет использовано против ее единственного внука. Марианна, однако, не испытывала угрызений совести по данному поводу, даже если этот мерзавец-Лопахин выглядит так, будто только что сошел с рекламной обложки. Как будто это не она всего десять минут назад обрызгала его грязной водой из-под колес «минивэна»! К сожалению, Лопахин всегда слыл красавчиком, и годы ничуть не испортили его внешность, наоборот — прибавили зрелости чертам лица, сделав их чуть более резкими. Одетый дороже, чем весь ее гардероб вместе взятый, он был насквозь пропитан светом софитов и полуобнаженными нимфетками, с которыми путался все эти годы. И какая разница, что его кроссовки заляпаны грязью?

Все это вместе только прибавило Марианне решимости как можно скорее разделаться с заблудшей знаменитостью.

— Оно заряжено. Предупреждаю: без всяких штучек, Лопахин, — прорычала она. — Говори, что тебе надо.

— Проведать забытых родственников. Какая разница?

— Ты говоришь о своей бабушке? — Марианна не поверила ни единому его слову. — У тебя ведь нет сердца!

— Обижаешь.

Трудно не заметить, что он попросту издевается. Марианна теряла остатки самообладания. А этому типу хоть кол на голове чеши!

— Я полагал, что оставил в Березовке свою самую преданную поклонницу. Зря, видимо, — продолжал он, насмехаясь. — Не хочешь скинуть с себя все это тряпье и подставить мне попку для автографа?

— Я с большей радостью выстрелю в твою голову из этого самого ружья.

— Не хочешь, как хочешь, — лениво пожал он плечами.

Никита словно забавлялся или просто тянул время, но Марианне это в любом случае не нравилось.

— Что-то подсказывает мне: кто-то затаил обиду, потому что я не ответил взаимностью.

— Поверь, Лопахин, — с ударением парировала Марианна, поймав на себе холодный взгляд дымчато-серебристых глаз, — это лучшее, что ты сделал в своей жизни!

Даже если это и так, ему, на самом деле, было плевать на чьи-либо обиды.

— Как на счет того, чтобы согреть друг друга одним холодным вечерком? Я постараюсь напомнить тебе все, что ты забыла, — это прозвучало равносильно пощечине.

— У тебя, действительно, нет совести.

— Можно подумать, это кого-то волнует!

— Меня, — раздался хриплый голос.

Они одновременно подняли головы вверх на лестницу. Вера Андреевна Лопахина собственной персоной.

Оказывается, Никита почти забыл, как выглядит его бабка. В молодости она обожала броские наряды и алый цвет губной помады. Ее пристрастия остались неизменны, как он мог судить, глядя на худую, высокую, как шпала, старуху в длинной ярко-синей юбке, в которую была заправлена белая блузка, украшенная огромными маками. Он мог поклясться, что видел эту блузку прежде на матери. Вера Андреевна все же здорово постарела: когда-то черные, как у него, волосы повеяны серебром, привлекательное лицо беспощадно изрезано морщинами, на потрескавшихся губах горит ярко-красная помада. Никита попытался прикинуть в голове, сколько ей, но точно не помнил. В любом случае, как для умирающей его бабуля выглядела слишком живой и… злой.

Если Вера Андреевна и собиралась сказать что-то внуку, то решила оставить это на потом. В присутствии Марианны говорить о Никите было некрасиво.

— Ты можешь опустить ружье, детка, — сказала она Марианне тоном, не терпящим возражения, и только когда та неохотно опустила ствол, продолжила, спускаясь по ступенькам вниз: — Ты привезла мне овсяное печенье?

— Да, Вера Андреевна. Ровно три коробки печенья из «Супер-Фуд», как вы просили. Оно осталось на заднем сиденье «минивэна». Сейчас я принесу, — Марианна не могла лишить себя удовольствия увидеть недовольную мину на лице «красавчика», когда он догадался, кому принадлежит автомобиль, обляпавший его с ног до головы.

— Уверен, ты купила свои водительские права! — бросил он вслед маленькой фигурке в отвратительном шотландском пледе.

— Существует убеждение, будто убить человека в целях самозащиты не считается убийством в полном смысле этого слова! — крикнула она уже из коридора, уверенная, что Лопахин ее прекрасно услышал.

Когда за Марианной захлопнулась входная дверь, Никита обратил все свое недовольство на Веру Андреевну. Она тем временем уже успела удобно расположиться в кресле-качалке. Он подошел и стал напротив, чтобы лучше видеть ее лицо. Мать на нее очень походила — он забыл об этом…

— Вижу, ты в полном порядке, — протянул он, отчетливо выговаривая каждую букву.

Не обращая на него внимания, Вера Андреевна достала свой мобильный из кармана юбки и, набрав чей-то номер, проворковала:

— Детка, загляни еще разок в «Супер-Фуд». Я забыла, что у меня закончилась шоколадная помадка. Без нее есть мое любимое печенье — преступление.

Должно быть, Марианна ответила согласием, потому что Вера Андреевна с улыбкой закрыла крышку телефона и только потом посмотрела на внука. Улыбку как рукой сняло.

Скольких сил ей стоило затащить Никиту в Березовку! А он приехал только потому, что с его карьерой покончено, и он не знает, как найти применение своей жизни. Что же. Вера Андреевна была готова помочь внуку ответить на этот непростой вопрос, но лишь после того, как разберется с проблемами поважнее.

— Не могу же я объявлять на каждом шагу, что у меня лейкемия!

Никита будто не слышал.

— Почему Марианна Макарова слоняется в этом доме?

— Марианна Фесенко, — поправила Вера Андреевна невозмутимо.

Проигнорировав это замечание, Никита повторил свой вопрос.

— Маша работает в местном магазинчике «Супер-Фуд» и любезно пополняет запасы моего холодильника.

— Избавься от нее.

— Еще она выполняет для меня всю необходимую работу по дому и готовит еду.

— Я найму для тебя человека.

— Не говори глупостей, Никита! — недовольно фыркнула Вера Андреевна. — Никто в Березовке не согласится выполнять эту работу бесплатно!

— Полагаю, если платить за это деньги, желающие найдутся.

— Только не в моем случае. Я бедна как церковная мышь.

— Но упрямо продолжаешь жить в этом доме, — сухо бросил Никита, ощущая, как погряз в собственных дурацких амбициях. Ему давно следовало поинтересоваться делами бабки.

Вера Андреевна не собиралась слушать, как внук сеет смуту, а потому упрямо проворчала:

— Ты здесь на пару дней, так что не лезь в мои дела, мальчишка. Лучше сними куртку и разожги камин. Я ужасно продрогла. Дрова на заднем дворе — там их обычно хранит Маша.

Опять Маша! Никите порядочно надоело упоминание этого имени. Он все же послушно скинул куртку и, оставшись в бледно-сером свитере, пошел по направлению к задней двери, так до конца и не поняв, что его взбесило больше всего: встреча с Марианной или же ее очевидная неприязнь.

Раньше вдоль их улицы горели фонари. Сейчас его встречали холодные вечерние сумерки и запах старых деревьев с пожелтевшими листьями. Он достал из кармана джинсов мобильный телефон и подсветил себе, чтобы отыскать дрова.

Беседка, бывшая любимым местом матери, стояла полуразрушенная, уныло повалившись на одну сторону. У Инны Лопахиной была страсть к выращиванию цветов — сейчас клумбы с пионами, когда-то украшавшие задний двор, исчезли. Кустарники, впрочем, были ровно подстрижены. Никита удивился бы, узнай он, что и этим занималась Марианна, или Маша, как ее называли все вокруг.

Значит, она вышла замуж, неожиданно пронеслось у него в голове. Фесенко… Если ему не изменяет память, этот Фесенко жил неподалеку на Садовом переулке. Его имя Никита так и не вспомнил.

Вскоре старенький «минивэн» остановился за углом. Бросив стопку дров, Никита уверенной походкой двинулся к улице, сунув мобильный обратно в карман.

Знакомая крошечная фигура с пакетами в руке, надеясь остаться незамеченной, собиралась проскользнуть мимо. Вряд ли Никита поверил, что, помогая его бабке, Марианна руководствуется исключительно благородными намерениями. Странно, что сама бабушка, умевшая видеть людей насквозь, доверяла этой женщине.

— Я понял, что тебе нужно, — громким голосом разрезал он тишину.

Марианна слегка вздрогнула, но не подумала остановиться, чтобы снова говорить с Лопахиным.

— Позарилась на этот дом, я угадал?

— Какой же ты идиот! — бросила в ответ женщина, после чего сунула ему в правую руку пакеты с фирменной надписью «Супер-Фуд». — Передай Вере Андреевне, что я загляну к ней в другой раз.

Никита провожал взглядом удаляющийся автомобиль. Или ему показалось, или Марианна, в самом деле, выглядела обиженной. Его это особо не волновало: собственных проблем навалилось столько, что хочется лезть на стенку. И еще бабка… Она видит его насквозь. Ему не следовало приезжать в Березовку, потому что, сбегая из одной западни, он добровольно обрек себя на другую, еще худшую. Бабка утверждала, будто по дому частенько бродит призрак покойной матери; в поселке все любили Веру Андреевну и только поэтому стеснялись называть сумасшедшей. Никита был готов поверить во что угодно: воспоминание о матери неотступно следовало за ним по пятам все эти годы, даже вдали от родных мест.

Когда он вернулся в гостиную, Вера Андреевна сидела на своем прежнем месте, прикрыв глаза. Из старого музыкального центра, который, насколько он мог помнить, прежде стоял в его спальне, доносился его же собственный голос.

«…Найди меня завтра, малышка, и мы снова будем веселиться до утра…»

Недолго думая, он резко выдернул шнур из розетки. В ответ на этот не очень красивый поступок Вера Андреевна проворчала скрипучим голосом, не открывая глаз:

— Я люблю эту песню, в отличие от видеоролика: слишком много голых девиц. Разожги же скорее камин, Никита, и дай сюда печенье, которое привезла Маша.

— Тебе никто не говорил, что старость — отвратительная штука?

— Кто сказал, что я старая?

Никита невольно хмыкнул, передавая бабке одну из коробок. Раньше печенье для нее пекла мать, а он обожал утягивать его прямо с подноса, пока никто не мог этого видеть. Странно и одновременно приятно, что бабка не заговаривает о прошлом.

Пока он разжигал камин, Вера Андреевна ела. Боковым зрением, Никита видел, что она все это время не открывает глаз. Он снял бейсболку и закатил рукава по локоть. В комнате быстро становилось тепло. Алина непременно оценила бы это зрелище: «Звездный Мальчик» разжигает камин в мрачном доме с призраками. Все-таки эта парочка, Алина и ее муженек, поступили отважно, умыкнув вместе с его денежками!

Вера Андреевна между тем что-то мурлыкала себе под нос. Понимая, что это очередная из его песенок, Никита раздраженно бросил оставшиеся поленья в камин и поднялся на ноги.

— До тех пор, пока я нахожусь здесь, избавь меня от необходимости слушать меня же самого.

Вера Андреевна и глазом не моргнула, ловко солгав:

— Как скажешь, Никита. — Какое-то время помолчав, она снова заговорила своим низким скрипучим голосом: — Ты долго не приезжал. Если бы не твое лицо, постоянно мелькающее по телевизору, я забыла бы, как выглядит мой единственный внук.

Зная, что этот разговор неизбежен, Никита постарался свести к минимуму любые поползновения в сторону его личной жизни:

— У тебя были мои фото.

— Ага. Можно подумать, это то же самое! Подойди и обними старуху.

Он сделал в точности, как она просила. От Веры Андреевны, как и раньше, пахло так, будто она вылила на себя флакон «Шанель № 5». Это не могло не вызвать улыбку, но она вышла слишком уж вымученной. Если бабка по-прежнему видит его насквозь, она уже давно поняла, что он готов послать ее к черту сию же минуту. Никита Лопахин — одиночка. Так было всегда.

Не давая ей шансов на дальнейший разговор, Никита отступил на пару шагов назад и взял куртку.

— Завтра я загляну к тебе и постараюсь найти человека для работы по дому.

— Ты разве не останешься? Твоя старая комната слишком долго пустует без дела. У меня даже возникало желание поставить там стол для бильярда, чтобы не было так скучно.

— У тебя на это нет денег, — напомнил Никита ее же слова.

— В Березовке всегда найдется добряк, готовый сделать что-то приятное для Веры Лопахиной. А ты умеешь играть в бильярд, Никита? — такое чувство, что это был вопрос жизни и смерти.

Ему нужно скорее убираться отсюда.

— Нет.

— Жаль. Ты мог бы научить меня.

— У вас, стариков, в голове царит полный дурдом. Ладно. Я остановился в гостинице. Приеду завтра. — Чуть помедлив у порога, он добавил бесстрастно: — Спокойной ночи.

Когда за Никитой закрылась входная дверь, Вера Андреевна медленно встала на ноги и, подойдя к одному из окон, долго всматривалась в его удаляющуюся фигуру. Никита всегда отличался от своих сверстников: выше всех на голову, самоуверенный, талантливый. Вера Андреевна очень любила внука. Его дед был такой же: ни на кого не похожий, амбициозный, ему ничего не стоило влюбить ее в себя. Если бы мальчика воспитывал Фомичев, он давно сгинул бы на одной из помоек вместе со своим папашей. Вера Андреевна же верила, что Никиту ждет отличное будущее. Жаль лишь, что гены все-таки взяли свое: ей срочно нужно спасти внука от самого себя.

Набрав на мобильном номер Татьяны Серовой, жены сельского головы, с которой Вера Андреевна частенько попивала чай, она безапелляционно заявила:

— Если хоть одна душа в Березовке переступит порог моего дома с намерением подстричь газон или привезти продукты, предупреждаю: я воспользуюсь ружьем своего покойного мужа.