Проломить лед

Наталья Добродицкая, 2021

Молодая девушка-реставратор по имени Шарлотта приезжает в известный монастырь, чтобы познакомиться с условиями хранения икон, и становится свидетельницей преступления. Избежать гибели от рук убийцы ей помогает загадочный, сероглазый Мате Фогельзанг, также оказавшийся в монастыре по делам службы. Богатый и успешный владелец агентства «Промышленные инвестиции» теряет крупный заказ. Поправить финансовое состояние ему поможет женитьба на Шарлотте. Мате Фогельзангу нужно успеть завоевать сердце Шарлотты и предотвратить срыв контракта на продажу новейших военных кораблей. Дорога каждая минута…

Часть 2 Двумя годами ранее

6. «Аргонавт»

Старший штурман гидрографического корабля военно-морского флота «Аргонавт» — капитан третьего ранга (в просторечии — каптри) Мате Фогельзанг сидел в кают-компании в скверном расположении духа. Через несколько минут ему предстояло заступать на вахту и он торопился съесть холодный подгоревший омлет.

— Мишленовские звезды нашему коку явно не светят, — сидевший напротив начальник медицинской части доктор Аспири ловко отбросил подгоревший край и отправил золотистый кусочек в рот.

— Нехитрое блюдо, но испортили и его. — Фогельзанг попытался повторить маневр своего собеседника и положил в рот очередную порцию.

Вид у омлета был обманчивый, и ему пришлось сделать усилие, чтобы проглотить вязкую пересоленную массу.

— Я выходил на палубу перед завтраком. Прекрасная погода, возбуждающая аппетит! Холодно и безветренно! — доктор продолжал налегать на омлет.

Фогельзанг про себя отметил, что его собеседник явно ищет повод вступить с кем-нибудь в спор, и промолчал. Промолчал и сидевший напротив профессор Облак. Ученые столичного университета по заказу Министерства обороны вели исследования аномальных погодных явлений в высоких широтах, и для них на «Аргонавте» оборудовали специальную лабораторию. Капитан Давен лично пригласил профессора Облака за свой стол, тогда как два его аспиранта обедали в матросской столовой.

Громогласный доктор, полной фигурой и красным лицом опровергавший собственные призывы к умеренности и физическим нагрузкам, вызывал неизменное раздражение Фогельзанга. Крупные шумные люди обычно безобидны, но лучше бы Аспири пореже делился с окружающими своими мыслями. Взять, например, профессора, — он знает о погоде больше, чем весь экипаж «Аргонавта», но мнение свое никому не навязывает. Хотя оно и понятно, — ученым не слишком-то уютно на военном корабле. Несмотря на это, все неизменно вежливы и тактичны. И откровенно страдают без женского общества.

Фогельзанг, желая еще раз убедиться в правильности своих выводов, бросил взгляд в сторону профессора. Нет, скорее профессору в мужской компании проще. Наверное, с такой внешностью студентки прохода не дают. Интересно, а как он от них отбивался в молодости? Ведь и в шестьдесят — красавец! И на корабле занимается своими наблюдениями, в чужие дела и разговоры не встревает. Вечерами сидит в каюте с аспирантами и кропает отчет. Или расписывают пулю в преферанс? Скорее, водку разливают! Метеооборудование стоит на верхней палубе — самом продуваемом месте. Конечно, показания приборов передаются в штурманскую рубку, но эта троица постоянно бегает смотреть форму облаков и волн. Так что после работы им сам бог велел опрокинуть стаканчик-другой… Особенно после того как корабль пересек Полярный круг, а лето давно закончилось.

Профессор Облак прервал его размышления.

— Температура воды упала. Резкое похолодание показывает, что мы приближаемся к зоне льдов.

— Вот и славненько! — доктор отправил в рот следующую порцию омлета. — Было бы обидно за все плавание не встретить ни одной льдины. Я специально просился на ледокол, чтобы посмотреть на ледяные торосы.

— Насмотритесь, — будете бежать от них, как черт от ладана, — буркнул Фогельзанг. Довольный вид доктора действовал ему на нервы.

— Если вдуматься, невкусная еда — это отличная возможность сохранить фигуру, — вмешался в спор судовой священник. — А безветренная погода — просто дар Божий. Свободное время можно проводить на палубе.

Еще один миротворец. Ну, этому по должности положено. Отбросит подгоревшую корочку и кричит: «Видите, как вкусно! Нужно только поискать!» А то, что кусок стал меньше и на вкус — дрянь, объяснять бесполезно. В ответ будет хлопать белесыми ресницами и строить из себя деревенского простачка. А если присмотреться, — чертовски умен. Нет, нельзя его с чертом сравнивать, — он, похоже, и мысли читать умеет. Еще обидится!

Иногда Фогельзанг размышлял о своем отношении к отцу Иоанну и находил его крайне противоречивым. За время знакомства каптри отметил удивительную эрудицию и проницательность этого человека. Несмотря на скромный рост, отец Иоанн излучал спокойную уверенность и внутреннюю силу, чем вызывал уважение и даже восхищение окружающих. Он был немного моложе Фогельзанга — лет тридцати пяти или тридцати шести, и обладал приятным, хорошо поставленным голосом. По отдельным фразам и жестам каптри видел, что убедительные речи священника — результат профессиональной подготовки. Значит, выпускники духовной семинарии проходят хорошую школу!

Тем не менее Фогельзангу казалось удивительным, что такая выдающаяся личность занимает в церковной иерархии скромную позицию судового священника. Объяснение нашлось довольно быстро, — церковный сан отец Иоанн получил совсем недавно, и «Аргонавт» стал первым местом его службы после окончания духовной семинарии. Сам он объяснял, что путь к церкви был долгим и трудным. Но, как ни старался каптри выяснить подробности, ничего определенного так и не узнал. Более того, ощутил повышенный интерес священника к собственной персоне и насторожился.

В Медвежьей долине, где прошло детство Мате Фогельзанга, большинство жителей не исповедовало никакой религии, но, если бы их назвали атеистами, они бы обиделись и возразили, что поклоняются древним языческим богам. До знакомства с отцом Иоанном Фогельзанг никогда не сталкивался с христианскими священниками, поэтому держался настороженно, пытаясь понять внутреннюю суть незнакомой ему разновидности людей. Каптри почему-то не доверял священнику и не спускал с него глаз, хотя никаких поводов для этого вроде бы не было.

Профессор Облак тем временем объяснялся в любви к холодной погоде.

— Я тоже просился в Арктику. На факультете все стремятся изучать субтропики. А я решил быть оригинальным. Жаль только, с выходом задержались, и я пропустил начало занятий. Зав. кафедрой остался недоволен отъездом во время учебного года. Пришлось искать себе замену, а парни мои счастливы.

Сопровождавшие метеоролога аспиранты явно были довольны подвернувшейся работой. Вместе с профессором они считались научной экспедицией, проводившей метеонаблюдения, и круглые сутки сновали по палубам, измеряя все, что подлежало измерениям.

— Больше месяца потеряли, пока все бумаги согласовали. Вот вам и военная точность, — вступил в разговор доктор Аспири.

Корабельный врач постоянно подчеркивал разницу между населявшими кают-компанию военными и гражданскими специалистами. Фогельзанг не смог удержаться от колкости.

— В следующий раз проситесь на пассажирский лайнер. Они ходят по расписанию.

Залпом выпив сомнительного вкуса кофе и произнеся дежурное «благодарю» больше соседям по столу, нежели кулинарному искусству кока, Фогельзанг вырвался на свежий воздух. Солнце еще не выбралось из-за горизонта, и вода, палуба и корабельный такелаж лишь угадывались темными силуэтами на фоне грязно-фиолетового неба. Мате вспомнились дом и женщина, расставание с которой прошло совсем не так, как ему хотелось.

В ограниченном пространстве корабля поневоле приходится поддерживать видимость хороших отношений даже с такими типами, как доктор Аспири. Еще несколько месяцев назад Фогельзанг отгораживался от раздражавших его людей мыслями о Клодии. В этот раз все было иначе. Их роман треснул, как льдина, и половинки расходились все дальше и дальше. Но Клодию это устраивало!

Самолюбие Мате скрежетало зубами. Он злился, что несколько месяцев назад не смог настоять на свадьбе, а теперь не может справиться со своими мыслями! А ведь он изучал психологию, и риторику, и логику, и еще много других наук, о которых не знает даже отец Иоанн. Или знает? Об этом тоже нужно подумать, но сейчас важнее понять, почему Клодия ему отказала.

Небо постепенно светлело, восточные края облаков приобретали розоватый оттенок. Кажется, Клодия называла этот цвет «пыльная роза», показывая лак на своих длинных коготках. Наверное, сейчас она собирается на работу, нервно перебирая в шкафу вешалки с блузками.

Фогельзанг потряс головой, отгоняя воспоминания, и стал смотреть на едва различимую линию горизонта. Вода и небо почти сливались друг с другом, словно невидимый портной положил рядом два куска одинаковой серо-голубой ткани, и только там, где должно было показаться дневное светило, облака делались белесыми, как размытая акварель. Мате любил раннее утро, вернее, время перед рассветом, когда еще нельзя обойтись без освещения, и можно немного помечтать, представить что-то хорошее, что произойдет днем, и ждать восхода солнца — нежного, ласкового, такого, каким его знают только жители севера. В детстве он часто вставал раньше всех, одевался и играл в сумерках, наслаждаясь тишиной и одиночеством.

Рассвет придавал таинственности очертаниям корабля. Светло-серый корпус «Аргонавта» плавно скользил по воде, оставляя за собой две тонкие расходящиеся волны. Мерный гул двигателей и однообразный горизонт действовали умиротворяюще. На поручнях, палубе и якорных шпилях лежал тонкий слой инея. Не снимая перчатки, Фогельзанг провел пальцем по заиндевелой стенке. Иней не осыпался, а смялся тонкой гармошкой серого в сумерках снега. Каптри улыбнулся и нарисовал на стене солнышко.

Потоптался на месте, посмотрел на часы — пора заступать на вахту. Стерев рисунок, он не без сожаления направился в штурманскую рубку.

Официальными целями «Аргонавта» были исследования морского дна и метеоразведка, но перед выходом в море на корабле установили новейшую систему связи «Поллукс», принимающую сигналы космического спутника Земли.

Руководитель бригады, занятой монтажом оборудования, пытался впечатлить всех своим знанием греческой мифологии:

— Кастор и Поллукс — два неразлучных сына Зевса. Когда одного из близнецов грохнули, второй поделился с братом своим бессмертием, и с тех пор они, как моряки, половину времени проводят на Олимпе, а половину — в Подземном царстве.

— Как же его, бессмертного, смогли ухлопать? — поинтересовался первый помощник капитана.

Бригадир подробностей жития греческих богов не знал, поэтому вопрос проигнорировал.

— Ваш «Поллукс» будет фиксировать сигналы спутника, названного «Кастором». Лучи обычных геостационарных спутников попадают в высокие полярные широты по касательной, поэтому сигнал получается слабым и нечетким. «Кастор», выведенный на более высокую орбиту с эллиптической траекторией, сможет слать сигналы в приполярные районы почти вертикально, и это позволит вести качественную съемку ледяного покрова и всей поверхности океана.

— Не нравятся мне эти неразлучники, — ворчал капитан Давен, — как бы «Кастор» на нас не упал, или нам бы к нему на небо не отправиться…

Одновременно с экипажем гидрографического судна, испытания еще одного «Поллукса» вели сотрудники исследовательской станции, расположенной на острове Крайнем. Этот остаток древнего вулкана, получивший свое название из-за удаленности от материка, был последним клочком суши на пути к полюсу, вследствие чего представлял большой интерес для ученых, метеорологов и военных.

Помимо исполнения обязанностей старшего штурмана, каптри Фогельзанг отвечал за секретность и сохранность «Поллукса», поиск и обезвреживание лиц, стремящихся сорвать испытания.

— Мы получили сведения о готовящейся диверсии, — инструктировал Фогельзанга начальник Управления военной контрразведки, руководивший сотрудниками, работавшими под прикрытием. — Наша парочка «Кастор-Поллукс» слишком хороша, чтобы нам дали спокойно провести испытания. Задача понятна?

— Так точно!

— О твоей миссии знают только капитан корабля и его первый помощник. Но у них и без нашего «Поллукса» много работы. Так что придется справляться самому.

— Есть, справляться самому, — отвечал каптри, и в голове его возникали вопросы, ответа на которые не смог бы дать ни капитан корабля, ни начальник Управления военной контрразведки.

Первоначально предполагалось, что испытания пройдут в августе, но долгое согласование срока запуска спутника привело к задержке выхода «Аргонавта» в море. В Заполярье начиналась зима, и теперь, продвигаясь на север, корабль не просто приближался к границе льда, — с понижением температуры ледяные поля сами шли ему навстречу.

Перед выходом в море старший штурман внимательно изучил архив метеонаблюдений по всему предполагаемому маршруту. Карты ледовой обстановки прошлых лет обещали спокойное плавание, но северный ветер слишком рано принес не свойственные октябрю холода. Профессор Облак оказался прав. К обеду появились первые пятна ледяного сала — тонкого слоя смерзшихся игл, придававших воде сходство с бульоном, в котором плавают капли жира.

Дни шли за днями, «Аргонавт» все чаще сталкивался с небольшими группами льдин, с шуршанием проплывавшими вдоль бортов. Солнце на несколько часов показывалось над горизонтом, низко зависая над морем, но дни стояли безоблачные, и восхитительные закаты — то ярко-желтые, то сиренево-розовые, побуждали свободных от работы моряков выстраиваться вдоль борта с фотоаппаратами. Чаще всего обсуждали погоду, краски неба и скудное меню корабельного ужина.

Каптри, проведший в море почти пятнадцать лет, видал еду и похуже, поэтому в разговорах не участвовал, старался прибиться к профессору-метеорологу и послушать его рассказы, предназначенные не только аспирантам, но и всем желающим.

Перейдя на правый борт, подальше от трубного смеха доктора, Мате стоял, облокотившись на поручни, и отрешенно смотрел на распадающиеся кристаллы льда. Под ними темнела вода. Глубокая, непроглядная, как зрачки Клодии в минуты страсти. Могут ли у другой женщины быть такие же бездонные глаза?

— Не погода — мечта! — голос Аспири перекрывал корабельные шумы.

— Это не мечта, а плевок в душу, — возражал себе под нос профессор, стоя у противоположного борта. — Я год добивался этой поездки, и где результат?

Профессор Облак занимался изучением стихийных гидрометеорологических явлений. В этой экспедиции он при помощи аспирантов собирал материал о формировании критически высоких волн в пограничных с ледяными полями районах, но никаких аномалий за месяц плавания зафиксировать не удалось. Азартные аспиранты предложили немного пошаманить, вызывая бурю. И, как на грех, поделились идеей с боцманом, а тот доложил командиру корабля. Капитан шутки не оценил и в резкой форме выразил свой протест. С тех пор, к огорчению Фогельзанга, ученые мужи воздерживались от обсуждения своих дел в присутствии военных, к которым относили и старшего штурмана. Тем не менее профессор обратил внимание Фогельзанга на тонкие перистые облака, крадущиеся с севера. Подсвеченные низким солнцем, они напоминали морозный узор на окнах старого дома.

— На современных стеклопакетах мороз такое не нарисует… А погода-то, и правда, отличная, — заметил каптри. — Жаль только, что через пару дней эти облачка притянут за собой хороший ветер.

Беседу прервал Симон Берни — главный механик.

— Хорошо, идем! Зря я вчера грешил на правую турбину. Не понравилась мне ночью ее песня. А сегодня не фальшивит — поет, как оперная прима.

Главный механик на корабле имел почти такой же вес, как и капитан. За двумя обеденными столами кают-компании они сидели друг напротив друга, каждый в окружении своей команды. Фогельзанг, сидевший за капитанским столом, с удовольствием променял бы свое кресло на место за столом главного механика. С его ребятами у него находилось больше общих тем для разговоров, чем с болтливым доктором.

— Вы сравниваете турбины с женщинами? — включился в разговор профессор.

— Да, у них характер капризных дам. Вовремя не уловишь недовольную интонацию — тут же получишь семейную ссору.

— Тогда остается дать каждой по имени…

— Пробовал. Опыт оказался неудачным. Ошибся, знаете ли, с именами. Одну паровую машину я назвал Клеопатрой, а вторую Леди Макбет. Представьте себе, Леди Макбет обиделась, что ей не дали царское имя, и отомстила.

— Как же вы так оплошали? С дамами нужно быть тактичнее. — Облак явно хорошо знал вопрос.

— Да, отрыв лопатки ротора — страшная месть. Обломки полетели по проточной части, так что пришлось перебирать все последующие ступени турбины. Чинились до конца плавания.

— Решительная дамочка, — согласился профессор.

— С тех пор — никаких имен, только правая и левая, носовая и кормовая.

— Теперь слушаются? — уточнил Фогельзанг.

— По-разному, но таких аварий у меня больше не случалось. Корабль, правда, был старый, его через год списали. Котлы на нем еще угольные стояли. Шестьдесят кочегаров в рейс брали, — не машинное отделение, а преисподняя с чертями.

Берни, несмотря на возраст, смуглой кожей и тугими кудряшками жестких волос сам напоминал молодого серьезного чертенка. Мате с удовольствием слушал бы его и дальше, но пришло время заступать на вахту, и он с сожалением пошел на командный мостик принимать сведения о предстоящем курсе, метеообстановке и состоянии корабля. Данные спутника предсказывали скорую встречу с большим ледовым полем.

7. Лед и тревога

В регистре морского судоходства «Аргонавт» значился как судно ледового плавания, допускавшее самостоятельную работу в разреженных однолетних льдах, толщиной до одного метра. Плавание в более сложных условиях допускалось только в канале за ледоколом. Трехнедельная задержка с началом испытаний и холодная осень привели в район плавания первые ледовые поля, и уже несколько дней корабль крошил большие, пока еще тонкие льдины, то и дело возникающие на его пути.

Скопление толстого льда, не ломающегося на волне, о котором заранее предупредил радар, Фогельзанг почувствовал сразу по изменившимся вокруг звукам. В сумерках прожектора выхватывали заснеженные белые лоскуты на фоне похожей на разлитый деготь воды. Сдав дежурство, каптри направился в свою каюту. Ему хотелось побыть одному. Несколько лет он встречался с молодой обаятельной женщиной, делил с ней стол и постель и считал, что их отношения должны перейти на следующий уровень. Он сделал ей предложение по всем правилам и даже собирался отвести в ювелирный магазин, чтобы выбрать подходящее кольцо. Реакция оказалась неожиданной, — она отказала. Мате удивился такому повороту и постарался выяснить причину отказа. Но, как говорится, зашел не с той карты. Вместо ответа получил хорошую ссору, Клодия визжала, как шлюпочная лебедка.

На следующий день они, конечно, помирились, но решения своего Клодия не изменила. Теперь же, не имея возможности выяснить отношения до конца, каптри мучился от неопределенности своего будущего и в свободные минуты подыскивал аргументы, опровергающие доводы Клодии против официального брака. Кажется, это называется «разговор за дверью», когда ты уже вышел из комнаты, и только после этого нашел нужные слова. Но поговорить они смогут, в лучшем случае, через месяц, когда «Аргонавт» выполнит всю программу исследований. Пока же Мате терзал себя подозрениями в неискренности своей избранницы и задавал себе один и тот же вопрос — смогут ли они быть вместе, если его предложение так и не будет принято? Состояние тоски и отчаяния, с которым он засыпал, просыпался, ходил по каюте или палубе корабля, было невыносимо.

Вчера, устав от работы и горьких мыслей, Мате упал на истерзанную бессонницей подушку и мгновенно уснул. Впервые за несколько месяцев он спокойно проспал до самого утра, а проснувшись, понял, что обстановка за бортом корабля снова изменилась. Исчез звук льдин, лениво трущихся о борт, безымянные машины Берни пели счастливую песню холостого хода. «Аргонавт» лежал в дрейфе.

Торопясь узнать причину остановки, каптри спешно брился, улыбаясь в зеркале своей намыленной физиономии. Привычные корабельные звуки говорили, что жизнь идет своим чередом и до конца плавания стало одним днем меньше. Мате вдруг отчетливо понял: за утро он ни разу не вспомнил о Клодии. Мысль о том, что любовь ушла в один миг, словно закрыла за собой дверь, оставив его на залитой солнцем палубе без мучительных мыслей и сожалений, удивила его. Старший штурман не знал, что так бывает, — еще вчера он не мог представить себе жизни без Клодии, а сегодня ему стало абсолютно все равно. Клодия исчезла из его жизни, и вместе с ней ушли переживания, обиды и боль. Мате почувствовал радость свободы.

Причиной остановки стала огромная ровная льдина, преградившая путь кораблю. Разломить ее с набега не получилось и теперь следовало решить — не безопаснее ли обогнуть ледяное поле, взяв немного восточнее.

Пока расшифровывали снимки спутника и сверялись с показаниями радаров, капитан дал команду спустить трап. Свободные от вахты матросы высыпали на лед. Мате тоже не отказал себе в удовольствии размять ноги.

Первая крупная льдина, встретившаяся в этом плавании, оказалась гигантским обломком старого ледяного поля, повидавшего не одну и не две полярные зимы. Подтаявшие за лето края рассыпались хризантемами ледяных игл и, не успев растаять, снова замерзли причудливыми прозрачными соцветиями. Хотелось, как в детстве, взять тонкую сосульку в рот и ощутить холод на зубах.

Получив в свое распоряжение двух матросов, профессор Облак занялся измерениями толщины льда. Разгоряченные работой моряки, крутившие большой ручной бур, весело шутили над аспирантами, спрятавшимися от ветра за спиной профессора.

Каптри отошел подальше от корабля и сконцентрировался на созерцании волн замерзшего льда, простиравшихся до исчезающего в рассветных сумерках горизонта. Этому упражнению когда-то научил его дядя Иосиф — любитель подледного лова и лыжных прогулок. Соседи считали его странным, однако многое из того, что он показал племяннику, позднее пригодилось Фогельзангу во взрослой жизни. Во время обучения в школе контрразведки, куда Мате попал после окончания университета, некоторые дядюшкины «фокусы» изучались очень подробно. И уже через месяц подготовки курсант Фогельзанг перестал искать причины, по которым выбор кадровых специалистов спецслужб пал именно на него.

Мате рано остался без матери, а когда ему исполнилось одиннадцать лет, его отец женился второй раз. Накануне появления на свет младшего брата Мате переехал к тетушке Эмилии и ее мужу, у которых и жил до самого поступления в университет. Не имевшая своих детей тетушка любила и баловала мальчика так, что и спустя долгие годы он считал свое детство самым счастливым временем. Дядя И осиф, поддразнивая супругу, пропагандировал спартанское воспитание. Впрочем, строгость его методов вполне устраивала юного Мате.

— Чем мы займемся сегодня? — спрашивал дядюшка племянника, уплетавшего завтрак на освещенной солнцем веранде. — Предлагаю прогулку за земляникой с купанием в родниковой воде!

Тетушка всплескивала руками, а мальчик уже собирался в путь, чтобы, поднимая тучу брызг, прыгать в горное озере, кидать на дальность камни и помогать знакомому леснику восстанавливать противопожарные канавы.

Дядя учил Мате различать голоса птиц в поле и форму облаков на небе. В плохую погоду они часами пропадали в маленькой столярной мастерской, устроенной в сарае еще прежним хозяином дома и так полюбившейся новым жильцам.

Сейчас, стоя посреди огромного заснеженного поля, Мате впитывал в себя силу льда. При замерзании большой массы воды выделилось колоссальное количество энергии. Еще больше энергии вобрал в себя лед, сдерживая мощь приливов и отливов, не имевшую выхода под двухметровым панцирем. Фогельзанг ловил эту энергию, способную компенсировать нехватку солнечного света в течение долгой полярной ночи.

Внешне казалось, что каптри полностью погрузился в свои мысли, однако сотая часть мозга контролировала происходящее вокруг. При приближении отца Иоанна Фогельзанг надел маску восхищенного пейзажем зеваки. Не желая выдавать истинную причину своего уединения, он сделал вид, что испугался внезапного появления священника, попятился и почти сразу угодил ногой в спрятавшуюся под снегом яму.

— Зря вы не переобулись, — судовой священник потопал ногами, проверяя прочность льда. Сам он благоразумно сменил свои легкие башмаки на унты из оленьего меха.

Фогельзанг почувствовал, как его ботинки намокают от набившегося снега.

— Полутораметрового бура не хватило, чтобы достать до воды, — сказал он, чтобы ответить хоть что-то.

— Откуда здесь такая большая льдина?

— Ветром или течением обломки часто выносит далеко от основной линии льда. Этот лед тоже принес ветер. С севера идет циклон, и скоро начнется шторм.

— Тогда лучше вернуться на борт, — забеспокоился отец Иоанн.

Мате усмехнулся и, чтобы не стоять в мокрых носках, последовал примеру священника и поднялся в свою каюту.

Двенадцать часов спустя штормовой ветер обрушился на «Аргонавта» с яростью голодной волчьей стаи. Первый удар стихии пришелся на вахту Фогельзанга, и матросы сбились с ног, готовя штормовые леера на палубах и проверяя крепление грузов в трюмах. Непрерывная череда гигантских волн то возносила корабль, то роняла, чтобы через минуту снова поднять на гребень. После каждой волны нос «Аргонавта» зарывался в воду, смешанную с кусками льда, и холодные брызги обрушивались на корабль, замерзая причудливыми архитектурными формами на шлюпках и мостиках. Ветер завывал в снастях, противно гудел в вентиляционных шахтах, соревнуясь с мерным свистом турбин. Борта корабля, палуба и такелаж сразу покрылись толстым слоем льда, который не успевали смывать струями горячей воды.

К концу вахты каптри охрип, отдавая команды под грохот бури, перекрывающей все звуки даже в закрытых помещениях, и мечтал о том, как вернется в каюту и выпьет горячего чаю. Внезапный сбор офицеров корабля нарушил его планы.

Причиной вызова к капитану послужил сигнал тревоги, полученный от научной экспедиции с острова Крайний. Тяжелый «Аргонавт» качало так, что собравшиеся офицеры с трудом удерживались в креслах, расставленных вокруг длинного стола. Капитан Давен, вцепившись руками в подлокотники, излагал суть проблемы.

— Шесть часов назад с острова Крайний передали сигнал бедствия. Передали по всем правилам в ПВ/КВ и УКВ диапазонах радиоволн. Его зафиксировали и мы, и береговые станции. Однако через пятнадцать минут прошла отмена сигнала. Отмену тоже передали по всем каналам и радиотелефону. Но с тех пор никакой связи с Крайним установить не удалось.

— Может, из-за шторма у них проблемы со связью или энергоснабжением? — предположил первый помощник капитана.

Давен покачал головой.

— Есть еще одна деталь, — дежурный на береговой станции утверждает, что отмену сигнала передавал незнакомый радист. Сам он работает давно и в пределах своего района знает всех. В настоящее время наш корабль — ближайший к острову. СКЦ — спасательно-координационный центр — спрашивает: можем ли мы завернуть к полярникам и проверить, все ли у них в порядке?

В каюте воцарилось молчание. Пока офицеры обдумывали ситуацию, капитан счел необходимым пояснить.

— Мы от них в трехстах милях. При благоприятной ледовой обстановке один-два дня хода. Надеюсь, связь восстановится раньше, в противном случае будем действовать сообразно обстоятельствам. Прошу высказаться.

— Может, радист напился и передал ложный сигнал. Когда ошибку обнаружили, сигнал отменил кто-то другой. А теперь не знают, как выйти на связь снова, — предположил первый помощник капитана.

— Маловероятно, что человек, отменявший тревогу по всем каналам, теперь не знает, как передать сообщение хотя бы по одному из них, — развел руками капитан.

— На полярной станции не напьешься. Там спирт только у доктора, — со знанием дела прокомментировал третий помощник.

— Непонятно, зачем они весь эфир переполошили. Они же на острове, а не в море, — размышлял помощник главного механика.

— Сидят далеко от берега — тоже, считай, на корабле. Кроме СКЦ, спасать некому. Или ближайший корабль, или самолет, — пояснил Фогельзанг.

— Самолет высылать бесполезно — за лето их ледовый аэродром растаял, — возразил первый помощник.

— И погода не та, — усмехнулся помощник главного механика, поймав на лету падающий со стола карандаш.

— А что со льдами? Не встанем? — вступил в разговор Берни.

Капитан взял в руки распечатку снимка с «Кастора», между «Аргонавтом» и островом лежало пространство, подобно кастрюле с пельменями, наполненное большими смерзшимися глыбами.

— Тяжелые льды лежат восточнее. Конечно, опасность существует, но, надеюсь, мы сможем обойти вот это поле стороной. — Капитан обвел пальцем неопределенное пятно на снимке. — Еще есть возражения?

Старший штурман нахмурился, но промолчал. Он уже видел ледовую карту. Впереди, чуть правее курса, лежало пятидесятимильное поле сплошного льда, цвет которого, по мере нарастания толщины, менялся от темного до светло-серого. Если корабль чуть замедлит ход, дрейфующее поле преградит ему дорогу.

У остальных офицеров возражений не было. Небольшое отклонение от курса вызвало беспокойство второго механика, отвечавшего за запас топлива. Но он предпочел сначала доложить об этом Берни, тем более что «Аргонавт» быстрее всех мог добраться до метеостанции, и не имел права отказывать в помощи. Главный механик понял взгляд своего заместителя. Топлива действительно оставалось мало.

— Берег-то что говорит? — спросил Берни у капитана.

— Пока велено лечь в дрейф. Если в течение двух часов ситуация не прояснится, то будем разворачиваться.

Капитан уже принял решение. О количестве топлива он тоже прекрасно знал, но накалять обстановку не стал.

— Предупредите людей на камбузе: после поворота на такой волне у них обед на полу окажется. Пока все свободны.

Офицеры в молчании разошлись по местам.

Два часа спустя «Аргонавт замедлил ход. Ежесекундно хватаясь руками за поручни, чтобы удержаться на уходящем из-под ног полу, Фогельзанг пробрался в кают-компанию. Каптри надеялся встретить Симона Берни, чтобы узнать его мнение о странных событиях на острове.

В кают-компании в одиночестве сидел отец Иоан н, цепко держась за ручки кресла. Святой отец не присутствовал на совещании у капитана, но, заметив, что «Аргонавт» лег в дрейф, отправился на поиски кого-нибудь, кто мог бы объяснить причину остановки корабля.

Завидев отца Иоанна, Фогельзанг хотел было вернуться в коридор, но ему помешал накренившийся в очередной раз пол, и он почти влетел в помещение. Священник заметил его и поднял руку в приветствии.

— Мы меняем курс?

Мате кивнул, понимая, что сейчас нужно будет объяснять причину. А священник-то неплохо держится при такой качке! Никакой морской болезни. Свой первый шторм Фогельзанг провел, склонившись над раковиной.

— Дали команду пройти севернее, проведать экспедицию на Крайнем.

— Вот ребята обрадуются!

— Надеюсь.

Меняя курс, «Аргонавт» неизбежно повернулся боком к волне. Качка усилилась, и на какое-то время корабль почти лег на бок. Чтобы вернуться в каюту нужно было подождать, пока рулевой закончит поворот. Пока же пришлось сесть рядом с отцом Иоанном и из вежливости отвечать на его вопросы.

— Вы случайно не знаете, сколько человек зимует на острове?

— Нет.

— А чем они занимаются?

— Следят за погодой, ищут полезные ископаемые. Скоро у вас появится возможность лично их расспросить.

— Никогда не бывал в этих широтах. А вы?

— Я тоже впервые. Где вы служили до этого, святой отец?

— До этого я жил в монастыре. Хорошее место, сухое.

Мате усмехнулся. Отец Иоанн продолжил беседу:

— Для человека, выбравшего службу на флоте, это, наверное, звучит странно, но в духовной семинарии я мечтал о месте в маленькой городской церкви. Чтобы рядом — одноэтажные дома, знакомые люди, уютный дворик. А о чем мечтают юноши в Морской академии?

— Наверное, у каждого свои мечты.

— Вы не носите значок своей alma mater? Золотые якоря на синей эмали — это так красиво!

— Я не учился в академии.

— Я думал, что на флоте все офицеры родом оттуда.

— Видимо, не все. Чтобы принять духовный сан, обязательно быть выпускником семинарии?

Ответить отец Иоанн не успел, — мощный толчок льдины в левый борт отбросил собеседников к противоположной стенке.

Поднявшись с пола, Мате помог отцу Иоанну, запутавшемуся в длинных полах своей одежды, принять вертикальное положение и прислушался.

Удар ему очень не понравился. Судя по толчку и по тому, какой крен имел корабль, столкновение произошло ниже ледового пояса — толстых стальных листов, предохраняющих корпус от натиска льдин.

В глубине корабля послышался топот бегущих ног. Сейчас дозорный по живучести проверит целостность корпуса. Задача не из легких, если каптри не ошибся, льдина ударила в районе турбинного отделения, где почти невозможно протиснуться к корпусу корабля. В других обстоятельствах следовало бы провести наружный осмотр, но, чтобы послать водолазов, нужно дождаться, когда стихнет шторм.

Утром следующего дня капитан снова собрал офицеров, чтобы сообщить: связь с островом Крайний не восстановлена. По счастью, ветер немного ослаб, и можно ожидать, что следом начнут стихать волны. Перед совещанием Мате успел перекинуться несколькими словами с Симоном.

— Как твои подопечные? У них все благополучно? — спросил Мате, намекая на обширное хозяйство механиков.

— После такого удара я боялся течи. К счастью, обошлось без морских купаний. Что слышно с Крайнего?

— Ничего. Как видишь, развернулись и идем в гости к ученым. Надеюсь, у их молчания есть какое-то разумное объяснение.

— Хорошо бы узнать его пораньше. Топлива осталось на две недели плавания.

От качки и близости полярной ночи Мате потерял счет времени. В полдень солнце едва-едва отрывалось от горизонта и снова закатывалось за край ледяного поля. И тогда Фогельзанга начинало неудержимо клонить в сон. В соответствии с Уставом расписание составлялось так, чтобы одному и тому же офицеру не приходилось нести вахту в одни и те же часы суток. Обычно такой скользящий график не мешал уставшему каптри засыпать в любое время, однако сегодня ему не спалось и не спалось как-то тревожно. В двери соседней каюты тихо щелкнул замок. Значит, доктору тоже не спится. От беспокойства каптри встал, оделся и вышел в коридор. Постояв у своего порога, двинулся в сторону помещений, где располагался «Поллукс». Навстречу ему прошел сменившийся с дежурства радист. Фогельзанг проводил его долгим взглядом, — крепкая, чрезмерно накачанная фигура не вязалась с его фамилией — Баклан. Каждый раз, встречаясь с ним в радиорубке, каптри вспоминал длинных худых птиц, сидящих по берегам водоемов, и усмехался, представляя, как бы они удивились, узнав о таком крупном «однофамильце».

Наверху протопали подвахтенные матросы. Тусклый свет в коридоре вдруг моргнул и потух. Тут же включилось аварийное освещение, но через минуту основные лампы снова загорелись привычным ровным светом. Мате это не понравилось, и он ускорил шаг по направлению к «Поллуксу». Набрав код на замке, толкнул дверь. Увидев его, дежурный вскочил и вытянулся по струнке. Если он и занимался чем-то посторонним, то, во всяком случае, не спал. Система работала исправно.

— Что произошло, когда отключилось электропитание?

— Питание? — дежурный явно не понял вопроса.

— Свет гас?

— Никак нет.

Значит перерыв в энергоснабжении касался не всей сети корабля. Мате кивнул и вернулся в коридор. Простая случайность, или кто-то пытается проникнуть в неположенное место и таким образом отключает сигнализацию? Интересно, где еще произошел перебой в питании?

Каптри посмотрел на часы. Начало вахты. Сейчас заступившие на дежурство проверят работу всех систем и при необходимости устранят неполадки. После этого можно будет расслабиться и идти спать. Пока же нужно подождать. И Мате не спеша поднялся по трапу в ходовую рубку. Вместе с вахтенным офицером там находился и капитан. Стоя спиной к двери, он слушал доклад по внутренней связи. Судя по нахмуренному лицу, случилось что-то нехорошее.

— Старшего штурмана, первого помощника и старшего электрика срочно ко мне. Только тихо.

Конец ознакомительного фрагмента.