Призраки памяти

Наталья Гимон, 2014

Если ты – неудачница, посмешище для всего колледжа, груша для битья, то ты либо ломаешься, либо становишься твёрже закалённой стали. Это аксиома. Сложнее, когда появляется кто-то, кто начинает относиться к тебе не так, как все. А если он не тот, за кого себя выдаёт, но ты для него очень важна? Тогда тебе придётся раскрыть тайну, центром которой являешься ты сама.

Меня зовут А́нжела. Мне двадцать лет. Но, кажется, в моей жизни не хватает чего-то очень важного. Чего-то, о чём я не могу вспомнить…

Лежать было удобно — не очень жёстко и в то же время не проваливаешься на рыхлой перине. Открыв глаза, я повернула голову и осмотрелась — светлая комната, похожая на больничную палату, небольшой стол у окна, заставленный маленькими коробками, пузырьками и склянками и с аккуратной невысокой стопкой бумаг на краю.

Рядом с моей лежанкой на стуле сидела женщина в белом халате — моложавая, с приятным добрым лицом и светлыми кудрями волос. Почувствовав моё движение, она отложила открытую на коленях книгу в мягком переплёте и обернулась:

— С пробуждением, — улыбнулась женщина и, встав, пошла куда-то мне за голову.

— Где я? — просипел чей-то голос, и через секунду я с ужасом поняла, что странный сип принадлежит мне самой.

— А ты не помнишь? Ты потеряла сознание на занятиях, и тебя принесли в мои пенаты. — По голосу я поняла, что она улыбается. — Так что это — вовсе не преддверие рая, а всего лишь медкомната, — бодро закончила она и снова возникла передо мной, на этот раз держа в руках маленький шприц и скомандовав: — Поворачивайся.

Без лишних слов я перевернулась на живот и почти не почувствовала боли от укола. В моей голове тесным роем вертелись картинки. Маленький домик с аккуратным крылечком. Невысокая темноволосая женщина, порхающая на старенькой кухне. Мужчина, читающий газету перед включенным телевизором. Взъерошенный мальчишка, светловолосым торнадо врывающийся в дом вместе с красавцем ретривером золотистого окраса. Где-то внутри меня чей-то голос упорно нашёптывал, что это — моя семья и мой дом. Но беда в том, что я этого не помнила, словно это была память другого человека.

— У тебя такой потерянный вид, — сочувственно сказала женщина.

— В голове всё путается, — пожаловалась я, и она покачала своими кудряшками:

— Это неудивительно. Ты, когда падала, ударилась затылком о край стола. Ты знаешь что, — женщина сплела пальцы в замок, принимая какое-то решение, — ты полежи пока. А попозже мы тебя в больницу отвезём. А мне пока отлучиться надо. Договорились?

Оставшись одна, я попыталась вспомнить, как же меня угораздило грохнуться посреди лекции. Рассказ медсестры услужливо облачился незнакомыми «воспоминаниями» со всеми подробностями, но ехать в больницу мне всё же совершенно не хотелось. Ну, ни грамма! Поняв это окончательно, я потихоньку сползла с кушетки. Голова кружилась, ноги заплетались, во рту ощущался противный металлический привкус, но я всё-таки осторожно направилась к выходу.

В коридоре оказалось прохладно и пусто — именно то, что было нужно для меня теперешней. Оставалось сделать невозможное: вспомнить, за какой из многочисленных дверей, в какой аудитории остались мои вещи.

Руководствуясь подсказками памяти, я приоткрыла тёмную дверь и заглянула внутрь. Высокий седовласый мужчина, стоявший около стола перед аудиторией, повернулся ко мне, обрывая на полуслове свою лекцию.

— А, Анжела! Как ты себя чувствуешь? — заботливо осведомился он, и десятки пар глаз мгновенно уставились на меня с неподдельным интересом. Судя по всему, большинство из них были невольными очевидцами моего недавнего полёта.

— Спасибо, профессор, лучше. — Его имя напрочь вылетело у меня из головы. — Я… Я только хотела забрать свою сумку. — Я нерешительно шагнула в аудиторию, снедаемая непреодолимым желанием: провалиться.

— Ах, сумку, — на секунду задумался тот. — А её здесь нет. Твою сумку отнесли в кабинет администратора. — Мужчина развёл руками, и я неуклюже попятилась назад.

— Ясно. Спасибо.

Но, закрывая дверь, я нечаянно зацепилась рукавом за её ручку и «застряла» в проёме, пытаясь побыстрее освободиться. Но получалось у меня как-то не очень. Аудитория сдавленно захихикала над моей неловкостью, но громкий окрик профессора одёрнул её.

— Извините, — пискнула я и захлопнула проклятую деревяшку. Щёки пылали почти до боли, руки тряслись. Хотелось куда-нибудь спрятаться, забиться далеко-далеко, чтобы никого не видеть.

Наконец, переведя дух, я потопала к выходу из колледжа, спеша глотнуть свежего воздуха, а по дороге наткнулась взглядом на нужную табличку и стащила потихоньку свою сумку из кабинета администрации, пока там никого не было.

Во дворе колледжа было светло и тихо: студенты сидели на лекциях и старательно познавали науки. Внимательно глядя себе под ноги — почему-то это показалось мне очень важным, — я спустилась по ступенькам вниз. Солнце пока пряталось за крышей здания, и двор заливала тень и прохлада. Оглядевшись по сторонам, я обратила внимание на высоченные глухие стены ограды, вдоль которых по периметру для смягчения ощущения «тюряги» на одинаковом расстоянии были посажены аккуратные невысокие деревца. Слева на каменной дорожке, ведущей к огромным выездным воротам, кто-то поставил стоймя рулон проволочной сетки высотой в полтора моих роста, — скорее всего, собираются подремонтировать ограду футбольного поля позади колледжа, «догадалась» я.

Вздохнув, я закинула сумку на плечо и направилась к каменной скамейке. Предстояло подумать, где переждать суматоху с больницей и как вообще избежать её посещения. Но, проходя мимо сетки, я, не заметив, зацепила её сумкой и от неожиданного рывка резко обернулась. А зря. В голове моей сразу же зашумело не меньше десятка морей, перед глазами потемнело, и поплыли радужные круги. Потеряв равновесие, я взвизгнула и полетела на землю, дополнительно толкнув и увлекая за собой и так покачнувшийся рулон. Инстинктивно я схватилась пальцами за сетку, край которой тут же развернулся и благополучно накрыл меня сверху.

— Ну, что за невезение! — простонала я, пытаясь выкарабкаться из образовавшейся клетки. — Что ж на меня сегодня злоключения как из рога изобилия сыплются… — И вдруг осознала, что это вовсе не сегодня, а всегда, изо дня в день, я была шутом для всего колледжа, центром насмешек и презрительных шуток.

Пыхтя и чертыхаясь, я пыталась столкнуть с себя дырявое гибкое полотно, когда краем глаза заметила не очень далеко мужскую фигуру в белой футболке и джинсах. Удивившись, я поймала себя на мысли, что, видимо, падение пагубно сказалось не только на моей памяти, но и на внимании, раз я не заметила, откуда взялся здесь этот случайный свидетель.

Тем временем, «фигура» поднялась с колен на зелёной лужайке и теперь смотрела в мою сторону, заставляя меня бороться с желанием провалиться сквозь землю или — что ещё предпочтительнее — умереть на месте, не поднимаясь.

Громкий смех вырвал меня из оцепенения.

— Что, совсем ослепла? Не видишь, куда прёшь? Очки купи!

— Отвали, — зло бросила я, глядя снизу вверх на высокого, смуглого, черноволосого парня моих лет, который руки в боки стоял по ту сторону ячеистого рулона и сушил крепкие зубы на тёплом ветерке. С каким удовольствием я бы проредила ему эту белозубую улыбку, будь я тоже парнем! — Чем ржать, лучше помог бы, — пробормотала я, чуть не плача от обиды и бессилия.

— Ещё чего! — хохотнул тот. — Мне и так неплохо. В отличие от некоторых.

— Да пошёл ты! — огрызнулась я.

— Чего-о! — парень мгновенно вспыхнул от злобы и попытался пнуть меня носком ботинка, но, промахнувшись, сам запутался в сетке и чуть было не упал. Выругавшись, он развернулся и пошёл к колледжу.

Я всё-таки заплакала, тихо-тихо, почти беззвучно, потом перевернулась на живот и, размазывая злые слёзы, попыталась выползти на свободу.

— Давай помогу, — вдруг раздалось совсем рядом, и сетка поднялась вверх.

— Обойдусь, — огрызнулась я, но всё же выбралась наружу и встала на ноги. Отряхиваясь, я украдкой взглянула на своего спасителя.

У него были очень добрые глаза. Добрые и чуть лукавые, с весёлой искоркой в глубине. Средне остриженные тёмно-русые волосы обрамляли открытое улыбающееся лицо, и беззаботный ветер причёсывал их на свой бесшабашный вкус. Белая футболка подчёркивала широкие крепкие плечи.

Он подал мне сумку и спросил:

— Ты в порядке? — Я не ответила, всё ещё пытаясь отчистить одежду. — Давай-ка я тебя провожу.

— Куда?

— Куда тебе надо?

— В космос, чтоб никого рядом не было. И ничего.

— Ну, космос не обещаю, но людей там ближайшие полчаса точно не будет, — усмехнулся мой спаситель. — Цепляйся. А то ты на ногах не очень крепко держишься.

Я опять посмотрела ему в лицо, но не нашла там ни капли издёвки. Помедлив немного, я всё же ухватилась за его локоть, и он повёл меня за здание колледжа, туда, где, насколько я помнила, находился стадион нашего колледжа.

— Я — Мэтт. Мэтт Гэррис, — представился он спустя секунду.

— Анжела, — нехотя ответила я.

— А дальше?

— Просто Анжела, — я вдруг растерялась, сообразив, что дальше, по-видимому, элементарно не помню.

— Что же с тобой случилось, горемыка? — Он спрашивал совершенно искренне, я чувствовала.

— Я не знаю. Говорят, потеряла сознание на лекции.

— Может, тебе лучше в больницу? — сразу же остановился Мэтт, но я яростно запротестовала:

— Нет! От них и хочу спрятаться.

— Ну, как знаешь…

Минут сорок мы просидели в комментаторской над спортивным полем — судя по всему, мой колледж относится ко «вполне благополучным». Он рассказывал мне забавные истории о себе и о своих знакомых, и моё взвинченное сознание потихоньку успокаивалось. Я узнала, что Мэтт в этом году заканчивает колледж, что в свободное от учёбы время он помогает всем понемногу — садовнику, уборщику, смотрителю, — тем самым подзарабатывая деньги на новую ударную установку.

— У нас своя группа — «Иллюзиум» называется. И я в ней играю на ударных. — Мэтт залихватски изобразил барабанную руладу с последним финальным «б-бам-мс». Я восхищённо захлопала в ладоши и засмеялась. — Всю жизнь мечтал играть в рок-группе, — доверительно наклонился он ко мне, а потом оглянулся по сторонам, словно ища что-то и одновременно продолжая: — У меня даже куртка есть с гравировкой барабанных установок на спине — друзья подарили два года назад на совершеннолетие. Больше нигде не найдёшь похожей. Такой вот нетривиальный подарок… Вот чёрт! — Мэтт вдруг замер, а потом с досадой хлопнул себя ладонью по лбу. — Представляешь, я похоже забыл её там, на ступенях, когда осматривал поливалку перед колледжем — там, похоже, вчера опять форсунка забилась… Кстати, у нас сегодня репетиция после занятий — мы будем играть на выпускном балу. Приходи, послушаешь.

— Ты меня приглашаешь? — Я изумилась чуть ли не до икоты. Я чувствовала себя бездомным замёрзшим котёнком, которого сердобольный прохожий вдруг решил погладить.

— А что в этом такого?

— Ну, я… я не знаю… Я подумаю.

— Нет, так не пойдёт. Просто приходи, а? Заодно оценишь нашу новую песню. Канадец вообще классную музыку пишет, но эта — особенная.

— Канадец? — непонимающе переспросила я.

— Скотт Дюваллон, — пояснил он. — Несколько лет назад переехал сюда с родителями из Монреаля. Когда с кем-нибудь здоровается, до сих пор поднимает руку и говорит: «Привет из Канады!» Так к нему и прилипло — Канадец… Ну, что? Придёшь?

— Куда? — робко кивнув, спросила я.

— В актовый зал. Хотя… — Мэтт чуть прищурился, а потом взял меня за руку: — Идём.

— Теперь-то куда? — удивилась я.

— Я тебе не доверяю. Боюсь, что ты сбежишь, — зловеще прошептал он.

Мы вышли из коморки и спустились вниз.

— Привет, Мэтт! — окликнул его кто-то с поля.

Я посмотрела на кричавшего и с содроганием узнала того самого красавчика, который совсем недавно смеялся надо мной во дворе.

— Не обращая внимания, — вскользь оглянувшись, сказал Мэтт. — Это Дерек. Он вечно лезет, куда его не просят.

— Угу. И никогда не идёт туда, куда посылают, — буркнула я.

Мэтт удивлённо уставился на меня и вдруг расхохотался:

— Вот это-то в тебе и подкупает — ты никогда не сдаёшься.

Смутившись, я неловко улыбнулась, неожиданно для себя со всей ясностью осознав, что теперь у меня, кажется, появился друг. Друг. Человек, ради которого можно свернуть горы, который единственный не смотрит на меня, как на грязь.

Тихое пиликанье перебило мои мысли, заставив вернуться к действительности. Мэтт, взглянув на экран маленького допотопного сотового, внезапно стал очень серьёзным и, помедлив секунду, тихо произнёс:

— Опять выкрутили лампочки в подвале. Похоже, кому-то снова тёмную устраивали. — И вдруг он зло тряхнул головой. — Блин, достали! За последнюю неделю уже третий раз! Как специально подгадывают, пока наш смотритель — мистер Брекон — со своим вывихом носится. — Мэтт взъерошил ладонью волосы и обернулся: — Слушай, ты только не уходи никуда. Дождись меня, хорошо? Я быстро: сбегаю, помогу ему с этими несчастными лампочками и вернусь. Заодно куртку прихвачу. — Он улыбнулся мне и, глядя прямо в глаза, чётко повторил: — Никуда не уходи! Обещаешь?

Я кивнула, и мой друг помчался в сторону главного двора. Я проводила его взглядом, поднялась почти на самый верх трибун и стала ждать.

Успев посмотреть тренировку группы поддержки и один урок физкультуры, я поняла, что сижу здесь уже часа два и потихоньку начинаю замерзать. Солнце давно спряталось за пеленой облаков, и несильный, но всё же прохладный ветер, разгуливая среди скамей болельщиков, заставил меня поплотнее запахнуть куртку. Неожиданно на нос мне упала дождевая капля, и я, подняв глаза, увидела прямо у себя над головой тяжёлые грозовые тучи, медленно наползающие откуда-то из-за моей спины. И на фоне их переваливающегося по небу тёмно-серого брюха чёрным прямоугольником выделялась коробочка камеры видеонаблюдения. Оглядев весь стадион, я вдруг ясно вспомнила, что эти устройства слежения за порядком понатыканы почти по всему колледжу и даже здесь, на спортивном поле, по периметру стоят ещё три электронных всевидящих ока. Но одно из них — как раз то, которое должно было бы транслировать на пульт охраны меня «коченеющую», — уже неделю как не работает.

— Как удачно, — пробормотала я, почему-то радуясь, что попала в единственную слепую зону. Возможно даже во всём колледже. Но не успела я получить полную порцию удовольствия от своего открытия, как кто-то на небесах решил всё-таки набулькать дёгтя в мою вазочку с мёдом и в последующие десять секунд превратил меня в несчастную полевую мышь, промокшую до последней шерстинки под внезапно хлынувшим с небес ливнем. Негромко возмутившись такой наглости, вжав голову в плечи и пытаясь прикрыть её своей сумкой, я быстро, насколько позволял нескончаемый дождевой поток, побежала обратно в комментаторскую прятаться от разбушевавшейся стихии.

На самом деле назвать это помещение комментаторской кабиной не поворачивался язык. Скорее уж будкой. Крошечная, два на два метра — судя по всему, уж на что хватило денег, но всё же! — она вмещала в себя только стол с электроникой и одно кресло, в котором я уже сидела сегодня. И теперь только подивилась: как же здесь умудрился вместе со мной поместиться ещё один человек. Как бы то ни было, сняв с плеч мокрую ветровку и повесив её на спинку, я снова устроилась на единственном сидячем месте и уставилась в окно обозрения.

Дождь лил, как из ведра, превращая картину за стеклом в нечто размыто-серое со светло-зелёным отливом внизу, там, где должно было бы находиться собственно футбольное поле. В какой-то момент я поняла, что не прочь бы перекусить, но после обследования своей сумки только удручённо вздохнула и загрустила окончательно. Шум дождя действовал успокаивающе, даже усыпляюще. Он то слабел, то припускал с новой силой, иногда погромыхивая где-то вдалеке глухими раскатами грома. Незаметно для меня глаза мои закрылись, и я уснула.

Мне ничего не снилось. Даже казалось, что я и не сплю вовсе, а просто сижу и слушаю дождь. Поэтому, когда разлепив, наконец, веки, я поняла, что на землю практически опустился вечер, то подскочила, как ужаленная. Выбежав из комментаторской и натянув на зябнущие плечи подсохшую курточку, я оглядела стадион, но никого на нём уже не увидела. «А если он приходил, но не нашёл меня?» — холодея от осознания непоправимого, подумала я и тут же одёрнула себя вслух.

— Стоп! Ничего страшного не произошло. Не нашёл он — найду я… — Медленно спускаясь по трибунам, я начала вспоминать сегодняшний день и своё знакомство с Мэттом. — Так. Ну, в подвале его искать, скорее всего, уже глупо. За это время не то что лампочки, а всю проводку поменять можно. Значит — актовый зал и репетиция.

Приняв решение, я ускорила шаг, но на выходе с футбольного поля неожиданно врезалась в широкую грудь, выросшую передо мной, словно из-под земли. Подняв голову, я испугано распахнула глаза.

— Что, совсем ослепла? Не видишь, куда прёшь? Очки купи! — Дерек схватил меня за плечи и резко отстранил от себя. Но при этих его словах я от удивления мгновенно забыла, что мне вроде как страшно, и лишь растерянно открыла рот. Появилось неуловимое ощущение дежа вю, как будто мы с ним играем в каком-то спектакле, причём уже не первый раз, а я как на грех забыла свою роль.

И всё же придя в себя через несколько секунд, я с силой вывернулась из его рук и, отступив на пару шагов, огрызнулась:

— А ты что, других слов не знаешь?

Почему-то я твёрдо знала, что случится дальше, поэтому его раскатисто-злобное «чего-о?!» услышала уже на бегу, не дожидаясь тычка его далеко не маленького кулака. И в том, что он за мной погонится, а главное, скорее всего рано или поздно догонит, тоже не сомневалась.

Выскочив из-за угла колледжа, я сломя голову помчалась по зелёному газону к лестнице парадного входа. В голове билось только одно: мне бы только до актового зала добраться. Но насколько я уже поняла, у меня всё просто не бывает — на полной скорости зацепившись ногой за торчащую из земли поливалку (возможно, ту самую, с которой утром возился Мэтт), я растянулась на траве. Правда, сразу же подхватилась и побежала дальше, но Дереку хватило и этого, чтобы догнать меня, хотя и около самых ступеней. Я неожиданно почувствовала сильный рывок, который отшвырнул меня в сторону, как котёнка. Я взвизгнула, и страшный удар о каменную дорожку взорвал в моём теле фейерверк боли, но всё же инстинктивно оно попыталось отползти подальше.

— Я что, за тобой гоняться должен, тварь?! — схватив за волосы и выворачивая мою голову к себе, проорал мне в лицо перекошенный от ярости Дерек. Я стиснула зубы, зажмурила глаза и скорчилась на холодной, ещё мокрой от дождя траве, ожидая если не удара, то уж увесистого тычка — точно. Но вместо этого услышала хриплый окрик другого мужчины:

— Эй! Эй!!! Ты чего делаешь?! А ну, оставь её в покое!

Дерек тихо выругался, потом перешагнул через меня, мимоходом пнув каблуком — к счастью, не очень сильно — и быстро пошёл прочь, оставив свою добычу неподвижно лежать на земле.

— Ну-ка, вставай-вставай, милая. — Чья-то крепкая мозолистая ладонь подхватила меня под локоть, помогая подняться. Я с трудом выпрямилась, опираясь на подставленную руку и ощущая боль ещё и в «задетом» Дереком боку. Будто мало мне досталось при встрече с дорожкой! «Господи, да когда же это кончится?» — простонала я про себя, и услышала обращённый ко мне вопрос: — Ты как? Цела? — Я кивнула, всё ещё пытаясь отдышаться. — Ты его знаешь? Чего он от тебя хотел-то? — Я помотала головой. — Пойдём-ка ко мне. Хоть в порядок себя приведёшь.

— Не надо, спасибо, — снова обрела я голос. — Со мной всё нормально… — и, не найдя на тот момент иного подходящего предлога, чтобы попасть в здание и спокойно найти своего друга, добавила: — Я лучше до уборной дойду.

Мужчина несколько секунд раздумывал, а я обратила внимание на его правую руку, покоящуюся на перевязи. «Мистер Брекон, смотритель колледжа», — вспомнила я. Наконец, он кивнул, соглашаясь:

— Ладно, иди, осторожнее только.

Всё ещё слегка пошатываясь, я поднялась по ступенькам и открыла массивную створку парадных дверей.

Занятия давно закончились, и в колледже было почти что тихо. Правда, тёплую и в какой-то мере уютную — после барабанящих со всех сторон в стены комментаторской дождевых капель — тишину нарушала вовсе не далёкая музыка, как я ожидала, а глухие удары, словно где-то упоённо стучали кувалдой. На ходу, насколько это было возможно, приведя себя в порядок, я направилась на второй этаж к актовому залу, но к моему неизмеримому удивлению звуки доносились вовсе не оттуда. Когда я всё же приблизилась к означенной двери, она оказалась не просто закрыта: внутри царило полное безмолвие. Не в силах поверить собственным глазам, я подёргала за дверную ручку и, окончательно упав духом, прислонилась спиной к стене.

— Постой-ка, а если… — И, цепляясь за явно бредовую идею, бегом спустилась вниз и пошла туда, где всё ещё неритмично, но упорно работал неведомый кузнец. Чем ближе я подходила к источнику, тем явственнее становились слышны ещё и напряжённые возгласы. К тому моменту, когда я приоткрыла дверь спортзала и заглянула внутрь, мои надежды и иллюзии уже раскаялись в своей наивной глупости и уступили место обычному здоровому любопытству. К несчастью это самое «любопытство» случайно забыло, что, видимо, является Дугласом Факлером своего поколения. Поэтому, когда в ладони от моей головы, неосторожно просунутой в дверной проём, вдруг раздалось звонкое «БАМ!», и тяжёлый баскетбольный мяч отлетел обратно к центру зала, я глотнула такую дозу адреналина, что, кажется, подскочила метра на два и мгновенно захлопнула злосчастную дверь.

— Ненавижу двери, — прижимая руки к бешено бьющемуся сердцу, выкрикнула я и хотела уже уйти, чтобы не слышать многоголосый гогот по ту сторону, когда неожиданно до меня донеслись чьи-то слова:

— Ну, Канадец! Ну, ты даёшь!

Я замерла, как вкопанная, а потом рванулась и влетела в зал так стремительно, что и игроки, и все немногочисленные зрители, кажется, слегка перепугались и остолбенели на несколько секунд. Я быстро обвела взглядом стоявших на поле парней и наугад шагнула к тому, который держал в руках мяч — высокому, светловолосому, похожему на викинга.

— Канадец, — только и произнесла я от волнения, а потом вдруг, повинуясь какому-то внутреннему голосу, подняла руку вверх и сказала, глядя ему прямо в глаза: — Привет из Канады.

Он оторопело замер с так же поднятой рукой и открытым ртом, не успев произнести первым своё «личное» приветствие. Потом, прищурившись и подойдя поближе, вгляделся в моё лицо и спросил:

— Мы знакомы?

— Нет… Нет, но… — Мне никак не удавалось связать воедино свои мысли. — А как же ваша репетиция?

— Какая репетиция? — Видя, как он удивлённо сморгнул, я раздражённо подумала, что, наверное, ошиблась, и где-то в колледже есть ещё один парень с таким прозвищем. Но, в то же время, по его лицу я поняла, что и слова, и жест, показанный мне Мэттом, принадлежат всё-таки именно этому голубоглазому великану.

— Ты — Скотт Дюваллон? Из Монреаля? — Теперь я пристально смотрела на него.

— Откуда ты знаешь? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Я… Мне один наш общий друг рассказал.

Услышав такое, парень помрачнел и на секунду оглянулся на неспешно игравших у него за спиной молодых ребят, время от времени нетерпеливо поглядывавших в нашу сторону:

— Ну, и которая из этих сорок трещит обо мне на каждом углу?

— Что? — не сразу поняла я, тоже посмотрев на игровое поле. — Да нет же! Я говорю о Мэтте Гэррисе! Вы вместе играете в «Иллюзиуме». Он сказал, что ты пишешь музыку и что у вас сегодня репетиция… в актовом зале… — Его лицо выражало все краски жалости, и от этого стало так противно, что я даже запнулась, а затем и вовсе замолчала. Было похоже, что он сейчас протянет руку и погладит меня по голове, как деревенскую дурочку. — Это что, не правда? — Он участливо поджал губы и медленно покачал головой. — И никакого Мэтта Гэрриса ты не знаешь?.. — упавшим голосом почти прошептала я. И снова получила тот же самый жест в ответ.

У меня было такое ощущение, что меня предали. Жестоко пошутили, просто так, от нечего делать. Маленькому уличному котёнку сначала показали мисочку молока, а потом пнули ногой с такой силой, что, казалось, лопнуло само сердце. Словно издалека я слышала слова Скотта:

–…Я никогда не играл в группе. У меня и слуха-то нет, не то что музыку сочинять. И насколько мне известно, у нас в колледже вообще нет никакой группы…

Мой мозг упорно не хотел верить в это и искал любые объяснения, другие варианты. В какой-то момент я услышала собственный голос:

— Но, может быть, есть другой Канадец?

— Послушай. — Я ощутила на своих плечах его ладони. — Если бы в нашем колледже существовал ещё один Канадец, я бы первый познакомился с ним, из чистого любопытства… Мне жаль, но тебя, судя по всему, просто-напросто кинули…

Я посмотрела ему в глаза, такие же внимательные и добрые, как и у Мэтта. Как у моего «друга».

Зло скинув со своих плеч его руки, я выбежала в коридор и быстро пошла прочь, даже не закрыв за собой дверь и не чувствуя, как на щеках появились две поблёскивающие дорожки.

Около выхода меня встретил мистер Брекон. Он озабоченно поглядывал в разные концы коридора, явно кого-то ожидая. Этим кем-то, по-видимому, была я, потому что, увидев меня, быстро шагающую ему на встречу, мужчина слегка расслабился и даже улыбнулся:

— Ну, что? Тебе лучше? — А потом я подошла поближе, и он, наконец, разглядел меня. — О, господи! Ну, что опять с тобой стряслось, Анжела?

При этих словах я чуть ли не споткнулась на ровном месте.

— Вы меня знаете?

Теперь он вытаращил на меня глаза от удивления:

— Ты чего, милая? Да тебя почти весь колледж знает! — Наверное, в тот момент я была похожа на лемура. — Гордость наших профессоров! Ты же — первая умница в колледже!

— Гордость? — задохнулась я от возмущения. — А как же мои ровесники?! Да меня все ненавидят! У меня, похоже, и друзей-то совсем нет! Я — посмешище для всех и каждого!

— Да… гм… есть немного, — чуть смутился мистер Брекон. — Но с другой стороны, что с того, что ты немного неловкая?…

— Немного… — скептически хмыкнула я.

— Но, может быть, именно ты придумаешь вакцину от какой-нибудь смертельно опасной болезни или изобретёшь машину времени. И все, кто знает тебя сейчас, будут говорить своим детям: «Я учился вместе с ней в колледже!»

— Ага, и добавлять: «Она была такой растяпой!»

— Да, но потом вздыхать и тихо сетовать на судьбу: «Кто ж знал, что она станет такой: и умницей, и красавицей, и настоящей леди».

Мне стало не по себе от таких слов пожилого мужчины. Мы вышли из дверей колледжа и теперь в наступивших сумерках медленно спускались по ступеням.

— Зачем Вы мне всё это говорите? Не надо меня жалеть, слышите? Один уже пожалел сегодня. Мастерски пожалел, не каждый маститый актёр так сыграет. — Я чувствовала, что меня заносит, но остановиться не могла — слишком тошно было на душе. И ещё было очень больно. Я отвернулась и уткнулась взглядом во что-то тёмное, лежащее на траве возле лестницы.

— Да кто ж тебя сегодня так допёк, что ты сама на себя не похожа? — Мистер Брекон недоумённо хлопнул себя здоровой рукой по бедру. — Ты же всегда была выше всех этих недоумков.

Конец ознакомительного фрагмента.