Время делать деньги

Наталья Геннадьевна Молчанова, 2018

Экономическое фэнтези. Жизнь в недалеком будущем. Два главных героя – два разных пути. Один ищет себя среди развлечений и больших перспектив, второй буквально борется за выживание каждый день. В их мире роботы и китайцы на каждом шагу, деньги значат все, а моральные ценности – ничего. Содержит слегка подкорректированную матерную речь и простонародные обороты. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

5 июля, четверг

BMW. Знак BMW крупными буквами рассекал его щеку. Чуть дальше, к волосам, располагались названия марок автомобилей — на лбу самые старые, а к подбородку — новейшие. Чувак слегка повернулся к нему большей частью кожи, и Орлан затравленно прокряхтел. Нос у незнакомца был в виде фирменного знака, а губы являли собой настоящий бампер с ВИП-ным номером. Глаза, правда, были не очень — обычные покрышки с различными рифлениями на веках, зато шея опять изобиловала марками машин. На руках из-под футболки торчали на самых бицепсах и ниже, к кончикам пальцев, фирменные знаки BMW, скатываясь к мягкой тыльной стороне эффектом движущихся стрелок.

Орлан понимал, что не должен этого делать, так как это выглядело почти как попрошайничество, однако все же двинул к нему.

— Знатные кружки! Покажешь, куда ведут стрелочки? — с деланным безразличием спросил он блондина. Тот, естественно, заметил топчущегося возле него пацаненка-шатена, подобрался, шагнул поближе, глянул гордо сверху вниз:

— Фу, с зелеными глазами, а ведешь себя как заправская тинная тварь. Пошел вон, недоносок! — и показал жест «на выход».

Орлан мгновенно оскорбился, но тут же уставился на открывшуюся часть руки, куда вели стрелочки: гарцующая гоночная машина с логотипами BMW на всех парах врезалась в ладонь разноцветными брызгами финальной победы.

Он многое мог пережить. Свою жизнь, разграниченную осточертевшим ему распорядком, свою кожу, сплошь покрытую разными дешевыми рекламками — зазывалами китайских производителей, которые больно сдирались или по ним же сверху нацарапывали что-то новое, как только цена старой надписи уступала более дорогой на взгляд родителей… Да, он многое терпел. Иногда пререкался с предками, доказывая, что такая вот брендовая европейская реклама, как у незнакомца, принесет гораздо больше прибыли, но кто его слушал? Этот наглый тип — блондин — был воплощением для него мечты и при этом презирал его. Этого он уже стерпеть не мог!

Орлан придвинулся к BMW-нику вплотную, едва доставая макушкой до подбородка.

— Повтори, что ты промямлил, сволочь?

— А что ты не понял, недомерок? Вон отсюда!

Мир вокруг сузился до размеров треугольника, в котором низ указывал на синие джинсы мудака, а два другие угла были его плечи. «Я должен завались его или зачем вообще жить?» — молнией мелькнула мысль. Парень сделал шаг назад. Лицо блондина начало тянуться в победоносной ухмылке, когда отскочив и наклонив корпус влево, он с разворота правым локтем со всей силы обрушился на солнечное сплетение. В этот раз мир рухнул в глазах соперника. Никак не ожидавший такой реакции, BMW-ник схватился за живот и выпучил глаза, судорожно глотая воздух. Его в жизни никто никогда не смел тронуть и пальцем, ведь он был образец элиты сектора «С». От ужаса случившегося и болевого шока он даже замычал. Но Орлана уже было не остановить… Ему хотелось разорвать, уничтожить, стереть с лица земли гниду. Собравшись, он с места прыгнул всем телом на брюхо блондина, завалил того и что было сил начал бить сцепленными кулаками по груди, а затем по лицу врага. Тот даже не сопротивлялся…

Избиение длилось минуты три. Потом разряд электрошокера свалил Орлана на поверженного противника такой же безвольной селедкой. Его стащили с блондина на асфальт. Кто-то злобно матерился на него, другой стонал с аптечкой над телом жертвы: почему такое случилось в его смену? Окончательно теряя сознание, Орлан подумал, что его выходной полностью испорчен!

***

Очнулся он на полу полицейского поста-пятиминутки. Он жил во втором по богатству районе города.

Первый район был закрыт для посторонних. Он был самым зеленым и состоял из аккуратных улиц, где дорога всегда была идеальной благодаря специальному защитному коридору климат-контроля. По сторонам улиц высились элитные коттеджи, каждый с индивидуальным климатом, который выбирали хозяева. Поговаривали, что на особо богатых фазендах, за куполами защитных крыш, скрывались целые горнолыжные спуски или мини-моря. Все мечтали попасть в счастливчики Первого района, но состояние минимум в 2,5 миллиарда долларов несокрушимой преградой вставало на их пути. В ласковую погоду обладатели пентхаусов Второго района видели жизнь внутренних двориков коттеджей, но не всех, далеко не всех…

Второй район был тоже элитным для тех, кто мог позволить себе жилье окнами на свежий воздух или же был в состоянии организовать собственный микро-климат. Для остальных это был крутой бизнес-центр с офисами известных брендов и огромными торговыми центрами. Здесь всегда и всего было в изобилии. Конечно, если у тебя есть деньги. Доступ во Второй район сопровождался ограничениями. Для жителей 1-го района — открыт всегда; для жителей 2-го района — тоже открыт, если не было каких-либо нарушений; для жителей 3-го района (промышленного) открыт по пропускам или спец.дням (праздникам, ярмаркам, дням открытых возможностей), а вот для жителей 4-го района никаких пропусков и спец.дней не существовало и в помине. Они покупали специальные логистические маршруты по торговым центрам 2-го района, стоившие баснословных денег, но при этом были словно под конвоем. Их все время водили экскурсоводы-полицейские, возили по строго отведенным маршрутам, скупиться или поесть можно было только в спец.предназначенных точках и «быстро-быстро», чтобы вжаться в строго запланированные сроки.

Охрана 2-го района была поставлена на широкую ногу. Камеры наблюдения были везде в общественных местах, дорогах, подъездах, крышах. Это были традиционные пятиминутки — каждые 5 минут ответственные за участок сдавали рапорт о состоянии подконтрольной территории и жали на зеленую кнопку, что доставляла сигнал в центр видеонаблюдений. Такая система заставляла стражей порядка всегда быть в напряжении. В торговых центрах и офисах также велось неустанное наблюдение, а вот с квартир датчики отправляли небольшие ролики с меньшей периодичностью — 20 минут покоя, 3 минуты съемки.

Орлан тихо все ненавидел. И эти гребанные датчики у себя на балконе, и пятиминутки. Теперь особенно, когда оказался лежащим возле мусорного ведра в проходе. Перед глазами еще плыли круги, во рту пересохло. Его ни о чем не спрашивали, оставив лежать, как есть. Мать выцепили где-то в мини-маркете, где та старалась пристроиться помогать в промо-акции.

— Да что же это за беда на наши головы? — парень услышал кудахтанье мамаши издалека. — Он у нас, конечно, слегка беспечен в поведении, но такое! Господин полицейский, они же из одной школы. Не поделили что-то, повздорили, вот и вышла неразбериха! Я вас уверяю — никакого агрессивного поведения! Да, может быть, мой сын — дурак, но точно не социально опасный элемент. Умоляю, пожалейте! Что будет, если рекламодатели про это узнают? Мы же разоримся! И так просвета нет. Муж работает на тяжелом производстве, я — рекламный промоутер и хозяйка нашего бизнес-оазиса в доме! Послушайте, я не против наказания негодника. Даже «за» — пусть поживет в исправительном отсеке сколько надо. Только не лишайте нас, бедных, рекламных мест!

— Отставить разговоры! Смотрите запись и слушайте вердикт в индивидуальном порядке вместе с мужем, так сказать в семейной обстановке. Забирайте его. И учтите, если обжалуете, будет только хуже, — сквозь зубы процедил коп.

Дома мать не дала ему сесть, отпихивая от стульев. Не пускала к себе, приставала с допросами и причитаниями. Упреки сыпались горохом: о его умственных способностях, о понимании своего места в окружающем мире. Казалось, Орлан завис между пропастью будущего приговора и тухлой надеждой на «пронесет».

Отец работал обычным оператором погрузки-разгрузки на заводе по производству унифицированных элементов для постройки домов в 4-м районе их города или аналогичных по всему миру. Это был низкооплачиваемый, легкозаменяемый труд, который никем не ценился. «Нет высот — нет и падений», — любил он комментировать положительные стороны своей работы. Мать — чистая уроженка Карпат, четырьмя лапами цеплялась за свой «высокий» статус и ревностно берегла их жилище во 2-м районе всеми мыслимыми и рациональными путями. Чтобы таких бедняков не выселили, она объявила себя бизнесменом, их однокомнатную засаленную квартиру вместе с балконом — бизнес-площадкой, где проводятся всевозможные рекламные акции и бизнес-тренинги. Она даже ухитрилась придумать незанятый никем логотип, наклеила его на дверь квартиры, ходила и везде пыталась влезть в гущу событий, чтобы быть на виду и почаще попадать на глаза рекламодателей. Если везло и ее брали в штат пром-акции, она обязательно старалась «засветить» придуманный ею логотип или затащить кого-нибудь посолидней к себе «на чай», в действительности стараясь протолкнуть свой интерес. Везло ей по-разному. Иногда неделями было «сухо», а иногда за 2 дня выжимала по «3 ведра» (равно как отец приносил «1 ведро» в месяц). Конечно, особенно трепетно она относилась к Орлану. Не в плане материнских чувств, а как везде было принято: «дети — наше все». Поэтому реклама на детях, «наше все» тоже. Дети оплачивались в 3 раза дороже взрослых, а красивые — в 5 раз! Орлан не был красавчиком (по его мнению), но мать драла за его кожу минимум в 4 раза от тарифа.

Раньше времени вернулся отец. Хмуро глянул на пляску жены вокруг сына и сказал: «Давай посмотрим: что к чему, а там решим…»

Зажглась старенькая плазменная панель компьютера, по нажатию кнопки плавно вылезшая из стены. Какой-то седовласый мужик зачитал, в чем обвиняется Орлан и вывод: «отстранение от общественных мест на 13 месяцев без исключений в виде болезни или даже смерти». Видео закончилось. Компьютер послушно заехал обратно в стену. Стало тихо. Отец молчал. Мать все еще смотрела на место, где недавно был монитор. Вдруг она вскочила, подлетела к мальчику и начала отвешивать оплеухи по щекам, а затем по рукам, ставшего защищаться Орлана.

— Душегуб! Кровопийца! По миру решил нас пустить! Специально! Вы только посмотрите на него, он специально все подстроил! Знает, шельма, что с 14 лет будет уже независимым, так он решил нам — кормильцам и поильцам — кишки преждевременно вымотать!

— Не специально я. Он сам напросился! Вначале стоял и показывал, что он клевый брендовый чик, а потом смешал меня с грязью! Я не мог стерпеть, мама, — задыхаясь, начал оправдываться пацан. Он видел, что если мать его сейчас убьет, отец даже пальцем не шевельнет в его защиту.

— Ах, какой ты щепетильный! Не мог!! Не мог!!! — мать в приступе накопившейся ярости двинула его со всей силы по голове. Мальчик упал и, пытаясь прикрыться руками от побоев озверевшей женщины, начал отползать на поджатых коленях к спасительному балкону.

Отец встал, не обращая внимания на этот вертеп, нажал панель кухни. Та выехала из своего места в стене, заняв полкомнаты, и принялся разогревать покупные завтраки. Собственно, они всегда в любое время суток ели такие завтраки, так как это была самая доступная и одновременно калорийная пища, перебивавшая голод на несколько часов. Конечно, супермаркеты и кафешки были забиты тысячами вариаций на тему «вкусно поесть», однако были либо слишком дороги, либо сразу после них хотелось есть снова. Поэтому мать семейства вместе с Орланом затаривались бюджетными коробками — завтраками в одной торговой точке годами, параллельно нахваливая популярность сына среди сверстников. Для поддержания имиджа добрых родителей, они трепались, что Орлан раздаривал коробочки с завтраками одноклассникам. Кто в это верил? Как знать…

Запах разогретой картошки с куриными крылышками по-пекински наполнил комнату, заставив мать наподдать ему еще пару затрещин и, вконец усталая, она поплелась ужинать с мужем. Орлан, еле живой после потасовки, вылез на балкон, закрыл за собой дверь и голодный лег спать. Сегодня ему ничего не светило, как и в ближайшие 13 месяцев…

Вся следующая неделя прошла как в тумане. Орлан почти не высовывался с балкона. Мать заявила, что кормить его больше не собирается. Но голод не тетка. Осторожные вылазки в комнату он все же предпринимал, но мать срывалась и била его, проклиная на все лады. Особенно ему досталось, когда вконец изголодавшись, он спер со шкафа сразу пять завтраков. Мать быстро его засекла, отхлестала и забрала несъеденные 3 коробки. Орлан тоскливо вспоминал свою недолгую почти 12-летнюю жизнь, понимал, что он — не ангел, и вздыхал по горячим завтракам. Теперь они казались ему превосходными даже в холодном виде и снились по ночам.

Через дверь он слышал, как женщина объясняла соседям его отсутствие сильно вывихнутой лодыжкой. Мальчик с ужасом понимал, что действительно не доживет до 12-летия, и никто даже не узнает когда и где его похоронили. Угнетенное воображение рисовало картины одна зловещей другой, и в конце недели он решил умереть простой голодной смертью, за весь день не сделав ни одного набега на холодильник. Лежал и ждал смерть. В голову лезли старые обиды на родителей и одноклассников, позже он попытался представить жизнь без себя. Вышло, что никто особо и не расстроится. От досады он начал ковырять уголок на балконе, так что к концу дня стала видна внешняя обшивка. Хлопнула дверь — пришел отец, но его никто не позвал к столу. С раскаяньем он метался по кровати, уже обдумывая как бы все повернуть в старое русло, и какая-то идея вроде пришла в голову, но от слабости он заснул, а проснувшись ничего не помнил.

Мать звучно похлопала приборными панелями и ушла. Голод и чувство гордости, что он умрет выбранной самостоятельно смертью, схлестнулись в отчаянной схватке, и как ни странно, голод уступил, оставив лишь тупую боль в животе. Теперь он думал о справедливости: почему блондин имел все, о чем он мечтал, а у него — ничего? И теперь из-за этого ничего он попал в полный минус. На 13 месяцев его не существовало: нет школы, друзей-знакомых-соседей, нет магазинов, прогулок-встреч-развлечений. Он под запретом — никто кроме родителей не должен его видеть, к тому же — он еще и узник квартиры, точнее маленького балкончика. Да, лучше умереть и покончить со всем! Мальчик уткнулся носом в стенку и затих.

Громко хлопнула входная дверь. Мать завозилась с какими-то пакетами, открыла кухню, осмотрела все, запросила данные по квартире. Через минуту резко распахнула балконную дверь:

— Охломон! Жилы все с родителей вымотал, всю рекламу просрал, деньги придется вернуть… А он решил голодовку объявить! Страдалец! Ишь ты, что удумал! Нагадить и не отвечать! А ну, быстро встал и пошел помылся, поел, переоделся… Я тебя приведу в чувство! Мало не покажется! Давай, давай, поторапливайся!