Сумерки в лабиринте

Наталья Волохина, 2019

Мистическая остросюжетная повесть с элементами детектива. История о женщине – актрисе, красивой, сильной, талантливой, но очень ранимой и одинокой. За волевой характер, летящую походку студенты называют её Валькирией. Кто же скрывается за маской светской львицы: хрупкая женщина или жестокий Воин тьмы? Как выбраться из сумеречного лабиринта, в котором все полюбившие её мужчины гибнут? Даже крепкие стены сумасшедшего дома не могут защитить героиню. Кто выведет её саму из сумерек лабиринта? Конечно, любовь. Но любовь и смерть всегда рядом. Как сбежать от одной из них?Содержит нецензурную брань.

10 Глава

Телефон голосом китайской игрушки изображал Моцарта и затыкаться, похоже, не собирался. «На чем они там играют, когда звонки записывают? — разозлилась Настя. — Придется взять. Все равно, кроме меня некому. Что у них за кладбище такое, телефоны есть, а лопат нет. Ну, где же ты?» Аппарат лежал на рыхлой земле, выброшенной из могилы. Настя потянулась и наткнулась тыльной стороной ладони на угол тумбочки. Выругалась и открыла глаза. Точно, Сонька вчера нашкодила, звонок поменяла. То — то у неё морда хитрющая была, когда под предлогом «дай позвонить, а то мой сел», шарилась в её телефоне.

— Что, сволочь, звонишь убедиться, что шутка удалась? — хрипло поинтересовалась Настя.

— У меня все всерьез. А сволочью, даже и не припомню, кто меня в последний раз называл, — близко, будто лежал рядышком на кровати, сказал Андрей.

— Память короткая, — пошутила Настена. А сердце, совсем как недавно с Олежеком, заныло.

— Разбудил? У тебя выходной или Тамарка смилостивилась, расписание поменяла?

— От неё дождешься милости, как и от тебя, — и тут же поинтересовалась, — кстати, ты не знаешь, где у змеи находится яд?

— Железы у неё специальные во рту…

— Молочные?

— Ядовитые. От них канал идет к зубам. Когда кусает, надавливает на железы, и яд перетекает в зуб, а уж потом в жертву. Ничего ты о себе не знаешь.

— Зато ты, похоже, познал себя полностью, — отрезала Настя.

— Собачимся, как обычно, — вздохнул Андрей. — Ты мне приснилась.

Настя чуть было на автомате не ответила: «А ты мне нет», — но промолчала. Представила, как она рассказывает мужу сон про кладбище, а он, как всегда, слушает только её голос, абсолютно не вникая в смысл слов, и зарылась с головой в одеяло.

— Соскучился по тебе, — пробился сквозь холлофайбер родной голос.

Так он был хоть немножко дальше. Говорил смело, точно зная, что не бросит свой блядский театр и не рванет к ней в Тьмутаракань. Он даже когда-нибудь осмелится снова сказать ей, защищенный тысячами километров, что любит. Телефон все стерпит. Безопасно.

— А мне приснилось, что мы женились. Я была пьяненькая и в мокрых пуантах, а ты, как обычно, на высоте. Но подпоил меня ты.

— Тоже, как обычно, — засмеялся Андрей. — Хочу потрогать твои кудряшки. Вижу, как наматываешь локон на палец.

Это было выше человеческих сил.

— Локон, — передразнила она. — Локоны у девочек в партере, а у меня кудри. Все, мне пора собираться.

Молчание.

— Алло! Отключился?

— Нась?

Удар ниже пояса. Нельзя её так называть, там, за тридевять земель, собираясь вернуться в следующей жизни. А может, и совсем не собираясь.

— Мне, правда, пора. Пока.

И быстро нажала отбой. Едва отдышалась, телефон зазвонил снова. Не вытерпев пластмассовой музыки, ответила:

— У тебя сегодня нет репетиции или девушка бросила?

— Репетиции — твоя епархия, а на девушек я пока не перешла. Хотя, чем черт не шутит, если ты вдруг согласишься, может, и попробую, — прокуренным басом сообщила Сонька.

— Дура ты! И шутки у тебя дурацкие, особенно про звонок.

— Не понравилось? — деланно удивилась подруга. — Не любишь ты Моцарта. Темнота! А что, Андрей звонил?

— Андрей, не Андрей, какая разница, — взвилась Настя. — Ты чего с утра трезвонишь?

— Договаривались, — обиделась Сонька.

— А-а-а! Нам же в баню! Ты номер заказала?

— Заказала, — все еще обижался бас. — На двенадцать.

— Все, бегу. Давай, пока. Да, Сонь!

— Чего?

— Не злись.

— Еще чего? На больных не обижаются, — заржала Сонька и отключилась.

Грудь у Соньки была красивая, но, по её словам, давно, когда Крупская была еще девушкой. А сейчас две здоровенные дыни уныло глядели в пол, приободряясь только в шитом на заказ бюстгальтере. На других частях тела мяса наросло непропорционально меньше, и дыни, покоясь на арбузике живота, все равно выделялись.

— Эх! — мечтала Сонька, намыливая зрелые плоды, — отдать бы половинку при разделе имущества моему Петюне. И ему хорошо, бабу надувную покупать не надо, и мне легче.

— Тогда еще кой-чего придется положить в довесок, — засмеялась Настя.

— Щас! А я чем писать буду?

— Молодец ты, курить бросила, — блаженно затянувшись, — похвалила подруга.

— Я много еще чего бросила. Тебе кто не дает?

— Так я, вроде, тоже. Петюню, вот, бросила.

— Я не о том. Мне тут недавно сон приснился, что в вашей конторе ремонт сделали. И стала она похожа на еврокурятник.

Сонька расхохоталась.

— Да уж! Если случится такое чудо, наш памятник точно превратят во что-нибудь несуразное.

— Сонь, тебе не надоело всю жизнь там сидеть, одно и тоже делать?

Подруга задумалась.

— Так я не умею больше ничего. Это ты у нас талантами обременена. А я…

— Но ты же и не пыталась.

— На базаре торговать? — желчно поинтересовалась Сонька.

— Зачем, на базаре? Неужели тебе что-то новое не хотелось попробовать. Научилась бы.

— Эх, если бы, да кабы, я бы еще пару раз замуж сбегала. Но ко мне, в отличие от тебя, в очередь не стоят. Приходится куковать.

— Я, несмотря на очередь, тоже кукую, — мрачно заметила Настя.

— Да, ладно, чего ты? Не депрессуй, — подхватилась подружка. — И потом, кто тебя от культ-придурков прикрывать будет? А так у тебя…

–… «там» свои люди, — договорила за неё Настя. — Знаю — знаю, на днях кислоглазый неуч, Иван Ильич, попрекал.

И Настя со злым юморком поведала о заседании кафедры, стычке с Тамаркой и других местечковых новостях. Сонька для кулуарных сплетен самый подходящий человек. А про сны, звонки, разве с ней поговоришь. Попробовала сегодня, вон, что вышло — обидела.