#СтранаОдесса, или Шутки в сторону! Юмор Натальи Викторовны

Наталья Викторовна Литвякова

Марк Аркадьич, адвокат из Одессы, и его жена Роза Львовна, владельцы двух сыновей, одного кота Барсика и трёхкомнатной квартиры, просто хотят жить в тепле и уюте до конца дней своих. Проблема только в том, что у супругов несколько разнятся, а иногда и прямо расходятся взгляды на совместное счастье в семейной жизни.Есть ли жизнь после брака, после дружбы, а также – на Марсе и в прочих отношениях повседневной жизни, можно узнать из этой или других историй сборника Натальи Викторовны.

Не влюбись в Италию

Маленькая история большой любви

Глава 1

Собираю чемодан. Предстоит месяц стажировки в Италии. Спасибо шефу, Дим Димычу, удружил за 6 часов до вылета. Но кто ж откажется? То-то.

Под ногами путается Барсик. И мама. Ходит по пятам и причитает:

— И зачем тебе нужны эти макароны? Эка невидаль! Своих полно. В такую даль, на целый месяц, к чужим людям!

— Мама! — я понимаю, женщину не урезонить сейчас, только хуже будет. Отвлекаю маневром. — Не макароны, сколько раз можно говорить, а — паста.

— Паста, — фыркает. — Это зубная — паста, или томатная! Паста… вермишель, что тут выдумывать!

Я улыбаюсь, и вылавливаю кота из чемодана:

— Нет, ты, бесспорно, самый красивый кот в округе, миру тебя стоило бы показать. Но в Италии своих полно.

— Ты только в итальянца не влюбись, — мама не уймётся.

Смирись, шепчу я себе. А вслух:

— Почему это? — я-то как раз настроилась на непродолжительный бурный роман, но ей об этом знать не обязательно. — Вообще мне там некогда будет, мама!

На самом деле, мечтаю об обратном, чтоб было «когда». Нет, не с целью выйти замуж, упаси боже! Два раза была, хватит. А вот тряхнуть эмоциями, почувствовать весну в душе — самое то.

— Потому что там все с родителями до сорока лет живут, не оторвать, люди говорят. А ты влюбишься, замуж захочешь, а с таким-то долго проживёшь? А разводят десять лет, ужас!

Тааак… слышу в своей комнате хихикает сын, шестнадцатилетний оболтус. Одно ухо в игре, одно — с нами. Понятно, откуда «люди говорят» взялось. Небось распечатал для бабушки из интернета каких-нибудь «50 интересных фактов об Италии». Удружил, нечего сказать.

— И у нас таких полно, мам. А замуж я больше ни ногой, ты же знаешь.

— Ага, зарекалась коза в огород не ходить, капусту не есть, — она полезла в карман за платком. О! Значит, будет вторая часть Маппет Шоу. Ухожу в глухую оборону. В очередной раз извлекаю из чемодан кота.

— И вообще, там, — мама оглядывается. — Там мафия! Это, как его… родина крёстного отца!

Внук, не стесняясь, ржёт в голос. Не выдержала и я.

— Мама! Ты чего! Нельзя же так! — потом, стараясь серьёзно, говорю. — На каждую мафию там свой комиссар Катани есть, честное пионерское!

— Да ну тебя, — продолжает мама. — Ты хоть со своей учёбой страну не забудь посмотреть. Там же ж такие дворцы, мосты. А Венеция! — вздохнула мечтательно. — А магазины… эх! Ищи со скидками, торгуйся, — тут она достала бумажку из кармана, читает. — Скуу-зи. Скузи, говори, синьор, дорого! И сразу не хватай всё подряд.

Наконец, всё собрано. Попрощались, наобнимались. Барсика закрыли на кухне. Такси приехало. Я выхожу на лестничную площадку, вызываю лифт.

— Доча, — мама в дверях. — Чёрт с ним, мужиком, его и сюда привезти можно. Ты это. В Италию, смотри, не влюбись! А то, что мы тут без тебя делать будем? Поняла?

Ах, мама! Твои слова да в уши господу. Я шагнула в лифт. Кричу в дверь:

— Поняла, поняла! Не влюблюсь.

Ох, и трудно будет это, чувствую.

Глава 2

Дождь ворвался в город с сумерками. Я ворвалась в номер с дорожной сумкой. Отшвырнула её, и сразу к окошку: распоследний раз увидеть Его машину. Красные огоньки прощально мигнули и скрылись в пелене воды. Уехал.

Шум ливня прервал звонок.

— Пронто! — неужели он! — бросилась я с телефоном в руках на кровать. Словно в прорубь.

— Я те дам «пронто»! Ты почему второй день не звонишь?! — знакомый голос выдернул меня в реальность.

— Маама… — выдыхаю. — Ну я же объясняла, на выходные уезжаю в Венецию.

— И что?

Действительно. И что? Я зарылась лицом в шарфик. Память моментально подсунула: вот мы стоим на Мосту Вздохов: ветер распутал ткань, обвил лицо Марио. Он смеётся. Шёлк, будто кошка, трётся о высокую скулу. Я смеюсь тоже. Чувствую кончики пальцев на талии, почти невесомое касание. Целомудрие на практике и соблазн в теории, вот и всё. Воистину дольше всего мы помним тех, с кем ничего не было, но могло бы быть. Ах, Марио! Ой, мама…

Я вздохнула. Рассказываю ей о прекрасном городе, что раскинулся на островах, о дворце дожей, о площади Святого Марко, о Гранд-канале и гондолах. О старинных улочках, домах и пиццериях с волшебным ароматом. Старательно обхожу все подводные камни подробностей с кем ездила на экскурсию и как. Меньше знает, крепче спит.

— Доча, а что у тебя с голосом? Ты часом не влюбилась там в своих Палермах? — у матери глаз индейца, хватка бульдога и проницательность Шерлока Холмса. А у меня в ушах хриплое «бона сера, сеньорита», замок у озера и…

— Ой, сколько можно, ма? Парма. Я живу в Парме. Сыр пармезан, пармская ветчина. Мне обидно даже, что ты никак не запомнишь. А уезжала в Венецию, — сердце воробушком подпрыгнуло при волшебном слове.

Щебечу, щебечу, перескакиваю с пятое на десятое, пытаюсь изо всех сил отвлечь. Рассказываю о недельных курсах в Академии «Барилла». Мол, как интересно! А она мне:

— Ну-ну. Нравится?

— Кто? — выпаливаю, прежде, чем понимаю: попалась!

— Италия, — усмехается мама.

— Очень!

Ох, мама… очень-очень. Больше, чем хотелось бы!

Глава 3

Не зря бабушка говорила, что «глаза боятся, а руки делают». Разве я не боялась лететь в чужой город? Но полетела же, на свой страх и риск. И ничего. Вот влюбиться не боялась, хотела даже, но тут осечка вышла: не влюбилась полюбила. Сердцу говорю: да не о том была мечта, а оно «плечами пожимает» и лишь сильней стучит при имени его одном. И я вспоминаю, вспоминаю.

Пригласил на ужин. Нет, не так. Напросился на ужин. Или я? Потому что с дуру ляпнула: есть, мол, блюдо одно, о котором ты, Марио, не слышал, пусть о томатах и муке знаешь всё, и даже сверху. Не может быть брови домиком. Вот и договорились. А я потом полдня, измученная жарой, несвоевременной хозяйственностью и злостью на свой язык искала манку по всей Парме. Самую лучшую. И маму всуе поминала.

Ах, ты, господи: нас же можно было читать как открытую книгу. Я пританцовываю на кухне: обдаю помидоры кипятком, снимаю кожицу, режу на дольки. Марио через плечо заглядывает, прогоняю: рано, нельзя ещё, секрет фирмы. — Что? — удивляется-улыбается. Я пунцовею: ветер по шее гуляет от его дыхания:

— То! — хихикаю глупо.

Помидоры на оливковом масле томятся, сок пускают. Я колдую: чесночок, соль по вкусу, сахара чуть больше, перец чёрный, молотый. Наконец, черёд крупы. Щепоткой сыплю. «Сколько влезет, внучка, но меру знай», учила бабушка. Манка в помидорах разбухает, сердится. Моё зелье начинает сердито булькать и лопаться. Огонь тише делаю и требую у Марио зелени, всю, какая есть, какую любит.

Уши у меня, как у рыси, торчком: слышу каждое его движение за спиной. Звякнули столовые приборы, бокалы. Я резко оборачиваюсь — ну точно!

— Ты ещё шоколад и клубнику со сливками поставь, — саркастично ухмыляюсь я. А в душе — святой Иларий, только не это! Не хочу разочарований.

Марио бледнеет. Потом хохочет:

— Si, signorina! — схватил горячей ладонью, и — к холодильнику. Гостеприимно распахнул нет ничего такого. Мол, я не я, и дворец не мой, и в мыслях не было. До чего же с ним легко!

— Si, — кивает уже серьёзно. А где-то на дне зрачков пляшут чертенята, не может с ними совладать. Открывает морозилку: мороженое! Ванильное, фисташковое… клубничное! Тут уж и я рассмеялась: да всё с нами ясно великие соблазнители. Я, значит, с помидорами, и он с десертом.

Мне бы догадаться, что спустя месяц и одну неделю буду ругать себя, ожидая рейса в Россию: «хватит воспоминаний». Этих ли, других. В аэропорту это равно ныть. Бабушка ещё говорила: лучше думать, как хорошо, что он был со мной, нежели как плохо мне без него. Права на все сто. Но только и делаю, что вспоминаю. Лучше бы я Италию влюбилась.

Глава 4

«Все помидоры подъедены», спел бы Александр Васильев, будь он на моём месте. Тишина в холодильнике, и я должна умереть. Вино, кстати, выпито. А я сбежала в коридор. Предварительно затребовала от Марио такси (мне надо домой и прямо сейчас), зонт (дождь на дворе) и босоножки. Я их зачем-то сняла, глупая женщина.

Прислонившись к дверям, пытаюсь застегнуть обувь. Все эритроциты, а, может, вино, атаковали лицо. Чувствую, что Марио разглядывает меня, и его недоумение растекается туманом по квартире. Так моё не меньше, хочу воскликнуть и развести руками. Почему-то женская интуиция именно сейчас взбрыкнула и решила, что не видать итальянцу моего комиссарского тела. Видите ли, чувствует диссонанс. Не иначе маменька порчу навела в России.

— Почему? — тихо спрашивает он. — Я обидел?

— Нет! — что сказать? Что всколыхнулась заварка души, на поверхность неожиданно всплыли чаинки-комплексы и страхи все, какие есть?

— Ты не хочешь меня?

О! Да что ж я не знала, зачем шла? Ох, уж эта европейская прямолинейность! Я, наконец, оторвалась от застёжки и подняла голову.

— Я боюсь, — на тебе тоже: прямо и честно. — Боюсь.

— Я тоже.

Не знаю как, но со скоростью вампира точно, очутился рядом. Так близко, что губы касаются волос.

На секунду кажусь себе лошадью, которую цыган схватил за уздцы. Нашептывает коварный конокрад, в ладони сахар, а сам норовит увести с конюшни. А я такая вся фыркаю, прядаю ушами и кошу глазом. Серым. Хоть смейся, хоть плачь. И не знаю, то ли мне зонтиком Марио стукнуть от отчаяния, то ли упасть в объятия?

— Такси! — я схватила трезвонящий телефон. Выбегаю, ноги дрожат, подворачиваются. Несусь по лестнице зонт свистит.

— Подожди, — кричит, и, чёрт возьми, догоняет. Плюхается рядом в машину. — Провожу тебя, несносная русская женщина. По интонации понимаю, улыбается.

Машина несётся по ночной Парме. Я считаю фонари. Молчим.

Он просит таксиста постоять 5 минут и выходит вместе со мной. У входа останавливается и хватает за руки. Жжётся взглядом. Я таю. «Под огнём пулемёта должен же растаять хоть кто-то».

Я буду ждать, говорит едва слышно, скорее догадываюсь о сути, и целует пальцы.

Поднимаюсь к себе. Гоню мысли прочь о расстроенном Марио. Стараюсь унять слёзы и злость на свой дурацкий характер. «Тот самый случай, шепчет противный внутренний голос, когда нужно всё, или ничего. Всё не светит, значит…», я не в силах повторить это ужасное слово «ничего». Открываю дверь и буквально вваливаюсь в тёмную квартиру.

Мне бы день простоять да ночь продержаться. Спастись. Но как это сделать в Италии?

Глава 5

— Ну, и как там твоя Парма? — ага, на ловца и зверь бежит: я час не могу заставить себя позвонить и сообщить маме важное решение. У неё ж, видно, душа материнская чувствует, что пора. Самое время набрать мой номер.

— Стоит на месте, — бодро рапортую первоклашкой у доски. Рассказываю о 100 видах пасты. Мол, ещё 20 осталось узнать, и всё такое. А способы производства э-гей-гей, изучать-не переизучать!

— И кто он?

Ну, знаете, так тоже нельзя: эффект вопроса не по теме на экзамене. Когда всего один билет выучил и тот забыл.

Пауза.

Мама, конечно, воробей стреляный, её на пасте не проведёшь. Но и я дочь Штирлица, она сама говорила.

— Представляешь, вилку, оказывается, в Неаполе придумали, да, — продолжаю ровно.

— Доча, опомнись!

Она волнуется, понимаю. Но ведь:

— Мне 40 лет, ма. Я разберусь, ладно?

— Тебе — 44. Ты уже дважды незамужем. Самолёт через два дня. У тебя сын, между прочим! Намечтаешь сейчас себе… Ты ж его не знаешь! — женщина завелась, чую, не по-детски. Репетировала, что ли?

Пока я раздумывала, мама уже ускакала в прерии душевных переживаний.

— Он, может, маньяк какой. Или бандит. Вот я Дим Димычу уши надеру, за такую учёбу, честно.

— Ему нельзя, он начальник, — быстренько напоминаю я.

— Он твой одноклассник, — парирует мать.

О, шефа надо предупредить об опасности. Особенно после того как:

— Я остаюсь в Италии на 7 дней. Отпуск за свой счёт. Экскурсия по побережью.

С той стороны тишина. Пока мама приходит в себя, я подхожу к окошку. Меланхолично разглядываю жёлтые дома, зелёные ставни. Цветные клумбы на подоконниках. На углу синий автомобиль. Возле него какой-то тип в белой рубашке нервно меряет шагами тротуар. Стоп! Сердце подпрыгнуло и ударило по нёбу, аж дыхание перехватило. Что значит какой-то? Это ж Марио! Почему он здесь?

— Всё, мам, пока!

Звонок в дверь совпал с окончанием разговора. На цыпочках крадусь ко входу. С той стороны нетерпеливо уже тарабанят. Я не выдерживаю и распахиваю дверь.

— Ну? — с порога вопрошает Марио. Ты скажешь мне своё, положительное «нет»?!

— Конечно, скажу! — со смехом бросаюсь на смуглую шею. — Конечно, нет: я поеду с тобой на море!

— Ты становишься итальянкой, — улыбается он.

Глава 6

— Слушай, Завьялова, а давай я тебя с челом одним познакомлю, что ты всё одна да одна, — предложил за месяц до отъезда Дим Димыч.

На правах бывшего одноклассника и нынешнего начальника может себе позволить. «Поставить ногу на грудь», как поётся. Шеф из тех людей, которым легче дать, чем объяснить, что не можешь, и вообще, ваша пятка мешает мне дышать. Но я по инерции сопротивлялась:

— Держите ноги при себе, Дмитрий Дмитриевич, не надо трогать ими мою хрупкую душу.

Конец ознакомительного фрагмента.