Прощание славянки.
Вареньке исполнилось недавно тринадцать. Она раньше никогда не врала, даже по мелочи. А тут зачем-то выдумала для одноклассника Пети, что тоже собирает марки. И, когда он пригласил её в гости, чтобы показать свою коллекцию, трепетала от страха разоблачения. Особенно боялась его серых, в рыжую крапинку, глаз. Зрачки, чёрные, глянцевые, взгляд липкий, словно смола. Варя смотрела, не отрываясь. Увязла, не вырваться.
— Смотри, — сказал Петя, и открыл альбом в синем бархате, — редкая музыкальная серия. Композиторы. Это — Чайковский. Прокофьев. Хачатурян. «Танец с саблями», да?
Да, кивала молча Варя, да. Смотрела на бородатых, усатых мужчин, а видела, слышала — Петю.
— А это, знаешь, кто? — он улыбался и с хитринкой прищурился, напел:
— Прощай, отчий край*,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад. Ну, как же, Варя? Вспоминай!
Она знала, помнила. Но ей легче было промолчать, чем вымолвить лишний раз слово.
— Это же Агапкин! Трубач. Он придумал «Славянку», аж в 1912 году, прикинь. Эх, Варя, Варя! Угощайся, — Петя пододвинул девочке тарелку, — бабушка напекла.
Он с удовольствием откусил пирожок, повидло брызнуло. На подбородке — сладкая капля. А Варе не до гостинцев, стыдно, жарко. Яблочный аромат кружил голову. Василий Агапкин сочувственно улыбался с марки, крепко прижимая трубу к груди.
— Ты испачкался, — прошептала Варенька и потянулась с платочком к Пете. Тот перехватил пальчики:
— Варя, — не смотрел, а пронизывал, — будем дружить? По-настоящему?
С той минуты и на всю жизнь, Варенька узнала, что чувствуют насекомые, когда попадают в плен смолы или мёда; что чувствуют бабочки, когда прикалывает их к подушке под стекло коллекционер. Петя приколол Вареньку. Маленькую робкую бабочку. А через год уехал с родителями в другой город.
* * *
— И вы никогда больше не виделись?
— Нет, — вздохнула Варя, удивляясь самой себе. Разоткровенничалась с незнакомой женщиной, ни с того, ни с сего. Хотя нет, и с того, и с сего — с альбома. Сразу заметила его на столе. Синий бархат. Тёплый, как и тогда, четверть века назад. Слова, как слёзы, хлынули, освобождая от чувств.
— Так и не забыли его? Странно, ведь вы же были детьми… — хозяйка квартиры пожала плечами, равнодушно продолжила, словно и не случилось нечаянного разговора о первой любви. — А здесь у нас кухня, здесь гостиная, там спальня. Ванная. Туалет, раздельный. Ремонт недавно сделали. Да вы осматривайтесь, осматривайтесь, не стесняйтесь, — хозяйка подошла, раскрыла тяжёлые шторы, — лоджия вот.
Она взяла альбом со стола:
— Дети старьё притащили, где только нашли. Наверное, в кладовке, — спрятала его в комод. — У нас, кстати, и кладовка есть.
Потом пришёл муж хозяйки и Варя совсем растерялась. Непривычное амплуа: не думала, что в возрасте под сорок останется без угла, и как-то было неловко. Неудобно перед чужими людьми. Она быстро засобиралась. Мужчина вышел проводить. Подал пальто со словами:
— Ты совсем не изменилась, Варенька.
Чёрные зрачки прилипли. Серые глаза лукаво блестели каждой крапинкой:
— Будем дружить? По-настоящему?
Она вздрогнула. Повернулась:
— У тебя есть жена, Петя.
— Это имеет значение?
— Имеет! — вдруг Варе стало легко-легко, будто спаслась, преодолела вязкую смолу, бабочкой выпорхнула на лестничную площадку:
— Помнишь:
Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза… — она коснулась его рукой, — передай жене, мне не подходит ваша квартира.
Варенька вышла из подъезда, направилась к остановке чеканя шаги. Под марш, который слышала только она.