Когда её совсем не ждёшь

Наталья Викторовна Литвякова, 2022

Сборник посвящён одному из самых ярких, многогранных и загадочных чувств в мире – любви. О ней слагают стихи, поют песни, пишут романы. Ей дают определение учёные и философы. Но лучше всего с объяснениями и теориями насчёт любви, по мнению автора, справляются дети, старики и животные в любом веке. Перед вами 35 историй – забавных, лиричных, иногда немножко грустных, но очень тёплых и искренних – тому доказательство. А ещё в них присутствует желание напомнить людям, что "жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить"?

Персик.

«Я, Демчева Раиса Васильевна, покончила жизнь самоубийством. В моей смерти прошу…», — отбросила ручку, глянула на часы: тик-так, тик-так, всего-ничего осталось. Но всё же время есть, успеет.

8 лет 6 дней назад.

— Райка, идёт! Сейчас опять затянет свою волынку. Как ему не стыдно, спекулянт! А ещё пионер, наверное! — стайка девчонок в разноцветных платьицах, юбочках, шортиках — словно горстка монпансье из жестяной коробочки. Притаились за углом улицы, что неслась к морю, будто ручей весной. На брусчатке появился смуглый босой мальчишка. В руках тяжёлая ноша: в корзине — готовый натюрморт:

— Яблоки-и-и, сливы-ы-ы, перси-и-ик! — паренёк оглядывается в поисках покупателей. Взгляд вязкий, как смола. Смущает Райку. А ей — нельзя, потому что она Витьку вроде как любит, ещё с прошлых летних каникул. Витька высокий, глаза — голубые пуговицы, в волейбол играет лучше всех.

— Грушы-ы-ы!

А Рустам — вредный с детства. Дразнился обидными словами, кидался камнями чуть что, а теперь торгаш и жадина: ни разу не угостил, как ни просили ребята. Вообще-то они шутили, но мог бы и дать. Нет! — только жжётся из-под бровей глазищами, ресницами того и гляди прихлопнет. И ресницы… вот зачем ему такие? Густые, длинные, как иголки на сосновой ветке, что стучится по утрам в окно. Рая вздрогнула, отвела взгляд. Не нужен ей такой. С ним поведёшься — потом к бабушке хоть не приезжай, засмеют! Дружить не будут.

«…в моей смерти прошу винить, — как трудно даются слова, жизнь сопротивляется каждой буквой, с отчаянием и последней надеждой. На что, Рая?

8 лет 5 дней назад.

— Витьк, будь человеком принеси лестницу. Или бабушке моей скажи, что я здесь застрял!

— Эй, чурчхела, что ты там забыл?

— Сам такой! Иди куда шёл, на…!

Райка посмотрела наверх. В сумерках не разглядеть, кто там в ветках сидит, но раз Витя стал обзываться — всё понятно: Рустам. Нахохлился, как старый ворон с перебитым крылом. Таких мальчишек Рая не видела дома, в деревне.

Витька сплюнул:

— Пошли уже.

— А он?

— Да скажу я бабке его, не ссы, — но через квартал свернул в противоположную сторону. Райка заметила.

Девчонка тащила лестницу, пыхтела, ругалась на себя и радовалась, что темно.

— Эй, ты! Слезай. Что ты там забыл?

— Мурзика. Он спасался, от собак запрыгнул. Забрался, вон как высоко, орал. А я… я за ним. Сюда — не страшно, вниз — не могу. На, держи, — мальчишка, наконец, спустился и сунул Раечке кота, — давай лестницу отнесу.

— Вот ещё! Я сама, не трожь!

8 лет 4 дня назад.

— Яблоки-и-и, сливы-ы!

— Эй, жадина, угости!

— Виноград, виногра-ад!

— Пойдёмте отсюда, а? — Рая дёргала друзей. Те хихикали, уходить не желали.

Рустам остановился. Поставил на камни корзину, взял персик и подошёл к ребятам. К ней, к Райке подошёл, протянул ладонь:

— Возьми, пожалуйста.

Персик тёплый, нежный, пушистый бочок, будто шёрстка у котёнка. Откусишь — и потечёт нектар по подбородку, а во рту сладко-сладко, как сироп. А глаза у Рустама — чёрные дыры, притяжение которых настолько велико, что покинуть их зону не могут даже объекты, которые несутся со скоростью света. Куда там Раечке! Спасение только в одном:

— Нет. Мне от тебя подачек не нужно! — повернулась и пошла гордо под молчаливое одобрение приятелей. Унесла на плечах боль взгляда вслед. Не взяла, победила. Взорвались звёзды. Да погасли. Нет больше притяжения. Тогда почему так стыдно? И так горько, словно не от персика отказалась?

6 месяцев назад.

Рая прихорашивалась перед зеркалом: идут с мужем на день рождения друга, Володи. Витя пришёл на днях, слава богу, трезвый, не забыл сказать о приглашении. Она обрадовалась, запорхала бабочкой — хоть какое-то развлечение. А то в этой борьбе за выживание совсем уже растеряли веру, и задор, и юность.

На празднике зажгли, как в старые добрые времена, как в первый год свадьбы: будто все забыли о либерализации, о ваучерах, и безработице. Пели, танцевали. А в разгар веселья открылась дверь и ввалились ещё гости. С февральского мороза, в шубах, шапках — и не разглядеть кто.

— О! Ты всё-таки приехал, молоток! — именинник обнял одного из незнакомцев: — Знакомьтесь, знакомьтесь, сослуживец мой, дембельнулись вместе. Приехал работать к нашим, на ферму, и жить. Рустам. Между прочим, земляк ваших бабушек, Райка! Витёк, а ты чё набычился?

«Рустам!» — ахнула Раечка. Господи, за что?

4 месяца назад.

— Эй, красавица, садись, подвезу, — остановился мотоцикл. Рустам улыбался, стукнул по сидению сзади, — с ветерком прокачу, как ветер, что гоняет волны Чёрного моря.

— Нет! — Рая даже в сторону его головы не повернёт.

— Что ж ты так не любишь меня?

Стыдно Райке, уж почти восемь лет стыдно перед ним, потому и вылетели слова-воробьи, вылетели — не поймаешь:

— Почему не люблю? Люб… ой, — прикрыла губы ладонью, — я не то хотела сказать, я хочу сказать…

Но Рустам не дослушал:

— Почему же персик тогда не взяла?

— Секрет. А ты и запомнил.

— Всю жизнь помню.

— Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Я не старое помню, а тебя, — Рустам коснулся легонько щеки. — Не кусаюсь я. Садись, пожалуйста.

«Что люди-то скажут? С кем еду?» — ужасалась, но прижималась крепче к спине. Дарила небу и деревьям, что дурманили цветом своим, хмельную улыбку, жар сердца, радость счастья. Выросла Райка, а всё оглядывается на тех, что за углом. Прячутся.

Вчера.

— Надоело мне смотреть, как моему другу рога наставляют, — незванный гость стоял у калитки, перекрыл вход.

— Ты о чём? — отступила Рая, уронила бидон. Покатился он, зазвенел по кочкам. Отозвался звук в ушах, словно гром.

— Не прикидывайся. Я вас видел. Выбирай: или сама Витьке всё рассказываешь, или — я, или, — Володька подмигнул, шагнул навстречу с объятиями. — Ты баба хоть куда, троих потянешь.

— Отпусти! Не хочу! Нет! — вывернулась из цепких рук.

— Подумай, Раёк. Подведёшь ведь под монастырь всех. Витька после Чечни — сама понимаешь, того. Убьёт Рустама. В тюрягу сядет. Адвокаты нынче дорогие. А так — всё шито-крыто.

— Ты же женат! Зачем тебе это надо?

Володька приблизился вплотную, сгрёб Раю за грудки:

— Затем, что таких шалав, как ты учить надо!

Райка вспыхнула, будто сухой камыш от спички, оттолкнула его:

— Проваливай!

Он отошёл в сторону, рассмеялся зло:

— Хозяин-барин. Бабок хватит мужа от тюрьмы отмазывать?

— Не будет по-твоему, Вов! — Райка посмотрела на него. С жалостью.

«…в моей смерти прошу винить В…, — чьё написать имя, мужа? «Друга»? Кому напоследок испортить жизнь. Рая вытерла слезу. Зачеркнула, заново вывела: «В моей смерти прошу никого не винить!».

Тук! Тук! Тук! Рая вздрогнула: дождь? Витя? Не успела, не успела, ах…

— Открой, Рая! Это я!

Рустам! Вспыхнули щёки, сердце забилось неистово, как бубен в руках цыганки зазвенело. Рустам… — нет, нет! Рая распахнула окно, чтобы наглядеться на него напоследок, перед тем, как…

— Уходи, Рустам!

— Без тебя не уйду.

— Христом богом прошу, уходи!

— Не уйду. Только с тобой! Смотри, что я тебе принёс, — на подоконнике маленьким солнышком сиял южный плод. — Возьмёшь?

Рустам взял его в руку и протянул Рае:

— Возьми, а? И пойдём.

Райка рассмеялась, а потом снова заплакала, да нет, — зарыдала в полный голос. От счастья, что ли, дурочка?

От счастья. Сегодня она возьмёт персик.