Когда её совсем не ждёшь

Наталья Викторовна Литвякова, 2022

Сборник посвящён одному из самых ярких, многогранных и загадочных чувств в мире – любви. О ней слагают стихи, поют песни, пишут романы. Ей дают определение учёные и философы. Но лучше всего с объяснениями и теориями насчёт любви, по мнению автора, справляются дети, старики и животные в любом веке. Перед вами 35 историй – забавных, лиричных, иногда немножко грустных, но очень тёплых и искренних – тому доказательство. А ещё в них присутствует желание напомнить людям, что "жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить"?

Кефирный человечек

.

— Бабушка!

— М-м-м…

— Бабушка, не спи!

— Я не сплю.

— Спишь! Я уже полчаса с тобой разговариваю, а ты молчишь.

— И о чём же ты со мной разговаривал, Сева? — Мария Васильевна протёрла глаза, поёрзала в кресле, взяла в руки выпавшие было спицы. И когда задремала? Не заметила. Хлопай теперь ресницами перед внуком виновато. Вон стоит, смотрит так серьёзно, в душу самую заглядывает. Когда успел вырасти? Человек уже. Хотя нет: пока ещё — человечек, к её, бабушкиному счастью.

— О важном. О важном разговаривал. А теперь не буду рассказывать. Всё равно ты не слушаешь.

— Ну прости, Севушка. Я и не заметила, как вздремнула. Может быть, ты сменишь гнев на милость?

— Нет.

— Ишь, ты. Так и будешь обижаться?

— Буду.

— А не боишься?

— Чего?

— Будешь долго кукситься и обижаться, прокиснешь.

— Как это?

— Как молоко.

— В простоквашу превращусь, ба?

— Или в кефир.

— Не хочу в кефир, ба. Он невкусный!

— Ну, может, тогда простим друг друга, а, Сева?

Внук задумался. Потом улыбнулся.

— Простим, ба.

— Вот и хорошо, — Мария Васильевна вздохнула с облегчением. Спицы застучали равномерно.

— Бабушка, а что же, обижаться совсем нельзя?

— Ну почему же нельзя? Немножко можно.

— А, если сильно обидели? Тогда — множко?

— Тогда — множко, — рассмеялась Мария Васильевна, погладила его по голове, — только всё равно нужно уметь прощать и обиды отпускать, а не то…

— Прокисну, — хихикнул Сева.

— Дак о чём ты со мной разговаривал-то, внучек?

— Да так, ба. Ни о чём. Можно я к Саньке пойду, в пятую квартиру?

— Можно. А зачем?

— Мириться!

Торт.

Антонина Макаровна печёт наполеон на день рождения старшего внука. Дело, само собой разумеется, ответственное, поэтому с утра домочадцы: муж, Пал Сергеич (не стой столбом, окаянный, куры не кормлены, у поросят не чищено, о рыбалке забудь) и внучка младшенькая, Алёнка (сходи поиграй во дворе, да смотри к Жучке не лезь, уток не гоняй) — отправляются восвояси из летней кухни.

— Так этсамое, Тоня, — возражает Пал Сергеич, — я уже Михалычу пообещал.

— Ну, ба-а-а, ты говорила, что возьмёшь меня помогать! — не соглашается Алёнка.

— Ой, да делай, что хочешь, — отмахивается от мужа Антонина Макаровна. — Нет, внуча, в следующий раз, некогда сегодня, — от Алёнки. — Потом. Иди, и Ваську с собой забери, не мешайте мне за ради бога.

Она делает два вида теста. Для первого смешивает яйца, соду, гашеную уксусом, соль и два с половиной стакана пшеничной муки. Для второго вида — энергично перетирает маргарин с оставшейся мукой в крошку. Антонина Макаровна печёт наполеон.

Внучка, пока дедушки нет, идёт в сарайчик и набирает в кукольную посудку песок, цемент, камушки. И ещё каких-то смесей. Водички из ведра плеснула. Бабушка печёт, и Алёнка — тоже. И ничуть не хуже.

Антонина Макаровна утирает лицо рукой. Раскатывает первое тесто в тонкую лепёшку, выкладывает на него мучную крошку, складывает вдвое, снова раскатывает и так несколько раз. Алёнка подглядывает в окошко, повторяет и утирает лицо рукой. Бабушка в муке, внучка в песке, процесс идёт.

Антонина Макаровна делит тесто на 8 частей и прячет в холодильник. Готовит крем. Взбивает яйца с сахаром и с мукой, добавляет молоко. Варит на плитке, помешивая и напевая песенку. Алёнка ищет яйца в курятнике, у неё тоже будет настоящий крем. За Алёнкой гоняется петух, за петухом — Жучка, Алёнка за Жучкой, Васька шипит на заборе и обалдевает от происходящего. Петух не понимает, кто за кем гоняется и тоже обалдевает.

Бабушка формирует коржи и приступает к выпечке: ну, не подведите, родные. Алёнка раскатывает лепёшки на лавке и просит солнышко: ну, не подведи, родное! Никто, конечно же, не подводит: Антонина Макаровна достаёт румяные коржи и промазывает их кремом; Алёнка пытается отлепить свои от лавочки; куры носятся во главе с петухом и Жучкой по двору; Васька презрительно щурит левый глаз.

Последний корж бабушка крошит и посыпает готовый торт. Алёнке удаётся вырвать из цепких рук лавочки свою последнюю лепёшку. Вместе с ней она падает на попу и лепёшка рассыпается.

— Деда-а-а! Баба-а-а! — ревёт незадачливый кондитер на всю Ивановскую. В волосах перья, на щеках разводы. Куры — в огороде. Жучка убежала встречать деда с рыбалки. От греха подальше.

Бабушка оставляет наполеон на столе и бросается на помощь к Алёнке. Не знает, то ли плакать ей, то ли смеяться, глядя на лавку, кукольную посудку и внучку. Сейчас родители приедут, именинника привезут, а у Антонины Макаровны внучка не купана, вся в каких-то крошках, не то бетонных, не то песочных, и дед — не чищен, с рыбалки не возвращён ещё, куры — эмигрированы, Жучка потеряна… И только торт посреди стола стоит невозмутимо и непоколебимо.

Хотя, подождите-ка… — возмутимо стоит. И возмутимо и поколебимо: потому что Васька сидит рядом и слизывает с тортика крошки, пока суть да дело. Жаль, с одной стороны, что они не бетонные, как у Алёнкиного, — меньше попало бы шкоднику, но с другой — ох, и повезло ему, ведь наверняка вкусные!