Над синевой во мгле

Наталья Бердская, 2022

От автора: Писатель наблюдает за жизненными ситуациями людей и результаты выкладывает на свои белые листы. Так в переплетении с художественным вымыслом и философскими размышлениями, складываются страницы. В моём произведении каждая глава имеет эпиграф – это я подглядела у А.С. Пушкина в его прозах. В этой книге описывается путь самоотверженной Инги, твёрдо идущей по жизни преодолевая преграды. На её пути встречаются и сильные личности, и трагические ситуации. Жизненные принципы Инги, помогают ей вымостить свою дорогу, и пройти свой путь. На страницах книги разворачиваются неподдающиеся человеческому представлению – преодоления. Неужели такое может быть? – Может!

Глава 5

Наши представления о том, как всё должно быть, мешают нам наслаждаться тем, как всё есть.

А. Джоли

На следующий, это был уже третий, день Инга проснулась с необычным настроением: будто она не в своей недавно обжитой комнате, а где-то не у себя. Всё ей показалось настолько неуютным и совсем чужим. Она не спешила вставать, а, отходя ото сна, стала прокручивать вчерашний день.

Киря, Снежная королева, Лера, Толстый и Средний, опять Киря. А когда Средний перестал быть Средним, а она перестала быть профурсеткой, а осталась сама собой — день закончился.

Инга встала, умылась, собрала волосы на макушке в гульку и принялась готовить кофе.

Поставила на стол тарелку с бубликами, и… вдруг её осенило, она вспомнила: «Ведь в холодильнике — Гастроном Гастрономыч! Ох! Как он меня сейчас порадует!»

Всё сразу изменилось, и бабочки залетали, и зайчики запрыгали. И переполненный холодильник передавал Инге возбуждённо-бодрящее настроение.

«И что? Мы едим для того, чтобы жить? Или живём для того, чтобы есть?» — спросила себя Инга и поставила на стол икру, масло, ржаной хлеб.

«Мы наслаждаемся тем, что есть!» — ответила сама себе Инга, и турка с горячим кофе быстро нашла своё место на столе. Инга взяла свою любимую чашечку и медленно наливала ароматную горечь, предвкушая удовольствие вкуса.

И ОПЯТЬ… в этот утренний час третьего дня, всё как по накатанной, раздался стук в дверь.

«Нет! Это когда-нибудь кончится?!» — подумала Инга, направляясь к двери.

Она приостановилась: «ВЕРОЯТНО, это Лера!». После вчерашнего она была не готова видеть Леру.

Внутренний голос говорил: «Не хочешь — не открывай». Но она не могла стоять за дверью и делать вид, что её нет дома.

Инга открыла дверь. На пороге стояла Лера.

Инга лихорадочно стала думать: «Может, сказать, что я не одна… или плохо себя чувствую, или… Ну что наврать?»

Лера как будто просветила её мысли и, сделав шаг в прихожую, уверенно сказала:

— Не напрягайся, нам надо поговорить!

Инга молча отступила, давая Лере пройти в комнату.

— Присаживайся, позавтракаем вместе, — холодно произнесла Инга.

— Спасибо. Но я не за этим пришла. Мне надо тебе всё объяснить.

— Ничего объяснять не надо. Всё ясно как дважды два — четыре, — отрезала Инга.

— Но есть ещё и пятью пять — двадцать пять, и шестью шесть — тридцать шесть, — не сдавалась Лера, настаивая на объяснении.

— Хорошо, давай позавтракаем, а уже потом… «я буду слушать твоё враньё молодой куртизанки», — хотела сказать Инга, но вместо этого предложила Лере бутерброд с икрой.

Завтракали молча.

Инга взяла кофе, отпила глоток и первой нарушила молчание:

— Лера, «при восхождении на вершину каждый следующий шаг опаснее предыдущего» — это из воспоминаний Эдмунда Хиллари, первого покорителя Эвереста в 1953 году, — тихим голосом сказала она.

— Можешь не продолжать, я сразу хочу оборвать твои разыгравшиеся фантазии и нравоучения по поводу «опасных шагов», — как-то очень по-взрослому отреагировала Лера и продолжила: — Я НЕ СПЛЮ с ним и никогда НЕ была его любовницей.

Инга смутилась и стала прокручивать кадры назад, когда впервые увидела Толстого.

— А как же его рука на твоей талии?

— Да, и на талии, и на плечах, и в нежных объятиях. На людях! Напоказ! На всех встречах и сборищах «избранных» я с ним рядом, а вернее при нём, как дорогой и красивый аксессуар.

Лера сделала паузу, она выжидала реакцию Инги. Долго ждать не пришлось. Искромётный ум Инги отреагировал моментально:

— Ага. Это как дорогая барсетка в руках папика, и сделана барсетка из крокодиловой кожи, и не из тела крокодила, а из его члена, и при лёгком поглаживании превращается в чемодан.

Лера засмеялась.

— Да не надо ничего гладить и превращать! Дмитрий Лазаревич не любит дам, он любит мальчиков, а не девочек.

Инга застыла в оцепенении. Она стояла, как проглотившая лом, после опрокинутого ведра с ледяной водой. Ступор непонимания накрыл её. Лера рассиропилась. Её радовал этот ушат холодной воды, опрокинутой на Ингу.

Постепенно восстанавливаясь, Инга пробовала соединить несоединимое:

— Как мальчики? А жена? А-а-а-а ты?

— Я же тебе сказала. Я — аксессуар! Красивый и молодой. Я — гордость Дмитрия Лазаревича! И железобетонное прикрытие. Ведь ты же поверила, что у нас с ним отношения?

— Да, поверила. А кто ещё знает о Вашем железобетонном прикрытии?

— Только он и я, но теперь ещё и ты.

— А почему ты мне вскрыла секрет, таившийся под семьюдесятью замками? И тем более это не только твой секрет. И, как я понимаю, ты за этот секрет довольствуешься хорошим куском пирога прямо из рук «а-ля» Монте-Кристо.

— Да, ты права. А пожертвовала я этой тайной, чтобы сохранить тебя. Я верю тебе, и с первой минуты ты для меня сильно близкая и сильно родная, — Лера смотрела на Ингу влажными глазами.

— Но он же совсем непривлекательный, — протестовала Инга.

— Зато он умный, добрый, и с ним очень интересно, — продолжала отстаивать свои позиции Лера. — Он для меня как отец, заботливый и щедрый.

— Прикасается-то он к тебе не как отец, — съязвила Инга.

— Ну что ты знаешь?

— Я знаю не потому, что я знаю, а я знаю потому, что я чувствую. Ты захотела всё сразу и много, от «отца доброго и щедрого». А ты знаешь, Лера, что семя бамбука шесть лет не даёт всходов, всю свою силу тратит на корни. А на седьмой год за полтора месяца может вырасти до неба, на тринадцать метров.

Лера понимала, что Инга загоняет её в угол. И что бы она сейчас ни сказала, Инга будет рассматривать через паутину лжи. И звучит всё кисло и понуро.

Но Лера не стала в глазах Инги убаюкивать свою уязвлённую совесть, а громким шёпотом, который воспринимался, как раскат грома, процитировала фразу Э. М. Ремарка из «Триумфальной Арки»: «Среди женщин, особенно замужних, больше проституток, чем среди тех, для кого это стало горьким куском хлеба».

— Допустим, Ремарк прав. А ты-то тут при чём?

— А-а-а-а… а ты ещё про Кирилла спроси, — с поддёвкой огрызнулась Лера.

— Да, а как же Кирилл?

— Так вот, я тебе отвечу: у меня сначала — сын, а потом Кирилл. Дмитрий Лазаревич устроил моего сына в один из лучших садиков с усиленной развивающей программой, плюс бассейн и акробатика.

Он купил мне машину, правда маленькую — Ситроен, но я довольна. А в октябре сдаётся дом в одном из престижных районов города, и в этом доме на меня оформлена трёхкомнатная квартира, 120 квадратных метров.

— Понятно, ты захотела всё сразу, без преодолений и трудностей, и без любви. Ты выбрала себе место под заботливым прикрытием Дмитрия Лазаревича.

Без запаха Амбровой пыли,

Без горечи сладкой,

Без песен дождя,

Без жажды, настигшей

В бескрайней пустыне…

Инга прочитала строчки своего сочинения. Она часто складывала рифму в минуты, когда подкрадывалась грусть.

Переклики душевного стона наполняли её, меняя свою тональность. Ведь только вчера она сама была готова лечь в постель не за царские подношения, а за вонючие консервы и всякие разности. Признаваясь в этом самой себе, девушка подумала: «Я ведь не рассказала об этом Лере. А сейчас унижаю её, предавая своим убеждениям, классический блеск».

И, успокоив себя верным и излюбленным смыслом народной пословицы, только в собственной интерпретации: «В чужом глазу соринка, как гвоздь в заднице, а в своём бревно, как лебединое перышко», она встала и подошла к Лере.

— Я тебя понимаю. Я понимаю, как тяжело срывать с себя одеяло.

Подруги смотрели друг другу в душу, обнажая обиду: оттого, что они не родились в семьях Толстых и Средних, что они разгребают себе пространство, чтобы поймать лучики солнца в холодном осознанном понимании всего того, что им преподносит их код судьбы.

Их разговор напоминал летевший самолёт, попавший в турбулентность, который, преодолев трясучку, удачно приземлился. А приземлился двукрылый на стол в уютной комнате Инги, где властвовал Гастроном Гастрономыч!