Берега мечты. Том II

Наталья Антарес, 2017

Непреодолимое желание прояснить загадочные обстоятельства трагической гибели своего возлюбленного заставляет Рогнеду покинуть Туманный Альбион и отправиться на далекий остров Бимини. Но прежде чем перед ней откроется главная тайна Фонтана вечной молодости, ее ждет непрерывная череда судьбоносных знакомств и удивительных событий, стремительно разворачивающихся на фоне немеркнущих огней Голливуда, жаркого солнца Малибу и тропических пейзажей Багамского архипелага. Сумеет ли Рогнеда совладать со своими внутренними демонами и обрести, наконец, гармонию с окружающим миром, или ее дар в итоге обернется проклятием?

ГЛАВА LXXVI

Несмотря на достаточно скромные размеры, частный самолет Олдриджей можно было смело назвать «летающим отелем»: оказавшиеся в числе пассажиров счастливчики получали возможность не только провести время в комфорте и роскоши, но и при желании принять душ. Мягкие, невероятно удобные кресла, огромные плазменные мониторы, изолированные спальные места и постоянное внимание обслуживающего персонала — в таких условиях полет прошел абсолютно незаметно, и когда опытный пилот плавно посадил воздушное судно в честерском аэропорту Хаварден, я была немало удивлена, что мы провели в небе почти час. Вместе с миссис Торнтон, неоднократно сопровождавшей в перелетах старую графиню и потому великолепно ориентирующейся в планировке воздушной гавани, мы беспрепятственно миновали пустой зал, и целенаправленно двинулись к выходу, где нас уже поджидал серьезный молодой человек в водительской униформе. Вид у встречающего был настолько торжественным, будто ему выпала почетная миссия приветствовать саму королеву, а на его чисто выбритом лице недвусмысленно отражалось волнительное предвкушение чего-то грандиозного.

— Добро пожаловать в Чешир, миледи, — почтительно склонил темноволосую голову водитель, — миссис Торнтон!

— Добрый вечер, Бен, — сухо поздоровалась экономка и дежурным тоном поинтересовалась, — как дела в Олдридж-Холле?

–Прекрасно, мэм! — под ледяным взглядом миссис Торнтон водитель откровенно стушевался и уже больше не лучился бурным энтузиазмом. Теперь он исподволь поглядывал в мою сторону, словно в попытке предугадать мое дальнейшее поведение. Учитывая, что я пока предпочитала благоразумно помалкивать, Бен так и не сумел составить обо мне четкого впечатления и, похоже, постепенно склонялся к закономерному выводу, что новая хозяйка Олдридж-Холла представляет собой темную лошадку, которая способна выкинуть самые непредсказуемые коленца.

— Возьми наши чемоданы, — распорядилась экономка, продолжая сверлить сникшего Бена пронизывающим взглядом, — надеюсь, к приезду миледи всё готово?

— Да, мэм, — активно закивал водитель, — миссис Девенпорт в точности выполнила все ваши указания.

— Хорошо, — то ли с холодком, то ли с недоверием произнесла экономка, и по испуганным глазам Бена мне стало ясно, что прислуга в Олдридж-Холле непонаслышке знакома с железным характером миссис Торнтон и скорее всего порядком натерпелась от нее еще при жизни старой графини.

Возможно, причина тому крылась в исконной британской консервативности, но, судя по всему, в гараже Олдриджей стояли одни «Роллс-Ройсы». Во всяком случае Бен прибыл за нами на полностью аналогичном автомобиле, и я вдруг осознала, что черный седан с фигуркой крылатой богини на капоте давно не вызывает у меня прежнего восторга, а его шикарный кожаный салон воспринимается мной как нечто привычное и обыденное. Всего какую-то неделю назад я ежедневно моталась на работу в душных вагонах столичной подземки и не могла даже вообразить, что однажды пересяду на элитный автотранспорт для избранных, да еще и обзаведусь персональным шофером, готовым по первому требованию доставить меня в любую точку на карте Англии. Я по-прежнему ощущала себя инородным телом в окружающем меня мире, но адаптация тем не менее шла успешно, и я больше не замирала в невольном ступоре, автоматически прикидывая примерную стоимость тех или иных вещей. Наверное, если бы я приняла решение остаться насовсем, рано или поздно меня бы перестало тяготить богатство Олдриджей, и я научилась бы жить среди антикварной мебели и дорогих машин, но на данный момент у меня были совершенно другие планы, и вынужденное участие в этом театре абсурда лишь приближало меня к их осуществлению.

Если мои впечатления от Лондона отдавали странной двойственностью, то в Честер я безнадежно влюбилась с первых секунд. Это была настоящая Англия, практически не тронутая веяниями глобализации и сохранившая свой уникальный, ни с чем не сравнимый дух. Расположенный на берегу тихой реки Ди и огражденный почти не разрушенной крепостной стеной маленький городок с общим населением всего в сто тысяч человек был насквозь пронизан незримым дыханием истории, а его несколько мрачноватая архитектура с типичными кирпичными домами и мощеными улицами мгновенно переносила в другое измерение. Не знаю, как на окраинах, но в центре Честера вообще не наблюдалось современных построек, а комплекс из черно-белых торговых зданий, декорированных деревянными вставками и соединенных проходами над уровнем улицы, и вовсе заслуживал гордого статуса полноправной достопримечательности. Знаменитый Честерский кафедральный собор с его монументальными колоннами и витражами я увидела лишь мельком, но еще долго провожала восхищенным взглядом величественное сооружение из красноватого песчаника, с веками изменившего свой цвет на бледно-розовый. Непосредственная близость к водоему обуславливала наличие ухоженной набережной с деревянными скамеечками и пришвартованными к причалу лодками, а протекающий по городу Честерский канал с действующим шлюзом и несколько старинных арочных мостов привносили своеобразную изюминку в царящую вокруг атмосферу. Я бы с удовольствуем прогулялась по Честеру пешком, посетила бы приковывающий взор старинный замок на поросшем густой зеленой травой холме, непременно уделила бы внимание посвященной римским племенам экспозиции в случайно попавшемся на глаза музее, прикоснулась бы к шершавым камням на руинах древних амфитеатров, прошла бы через увенчанные часами ворота, но Бен спешил доставить меня в Олдридж-Холл, и мне ничего не оставалось, кроме как вплотную приникнуть к окну и жадно созерцать открывающееся зрелище. Впрочем, Честер поражал не только своей неповторимой обстановкой, местные жители в большинстве своем тоже значительно отличались от обитателей Лондона: на улицах толком не наблюдалось арабов, индусов и чернокожих, а толпящиеся у магазинов выходцы из окрестных деревень, по словам миссис Торнтон раз в неделю приезжающие в город на закуп, сразу выделялись какой-то необъяснимой аутентичностью, будто бы в том краю пасторальных пейзажей, откуда они прибыли, до сих пор господствовали нерушимые традиции, свято чтимые десятками поколений. После пестрого и разношерстного Лондона с его запруженными туристами тротуарами я и не предполагала, что где-то еще есть настолько уютный уголок, позволяющий с головой окунуться в английский колорит, и на смену утреннему мандражу внезапно пришла теплая умиротворенность, а страх уступил место воодушевлению.

Проступающие из тумана очертания Олдридж-Холла я заметила еще издалека и бесконтрольно вытянула шею, чтобы в подробностях разглядеть показавшуюся на горизонте усадьбу. Фамильное имение графов Олдридж было в той же мере очаровательно, что и уродливо. Перенасыщенное гротескными элементами барочного стиля сооружение завораживало необычными изогнутыми формами, мастерской игрой объемов и потрясающим пространственным размахом. Подчеркнутая вычурность фасада, причудливая асимметрия карнизов и многочисленные скульптурные детали, казалось, воплощали в себе динамику и ритм, из монолитного колосса превращая здание в удивительную композицию, основанную на единстве и борьбе противоположностей. Олдридж-Холл дышал мощью и экспрессией, он олицетворял в себе неистовое движение ввысь, а чрезмерная театральность исполнения и внешняя нелепость выглядели лишь способом реализации остроумного авторского замысла. Сразу за коваными воротами возвышалась сводчатая башня с курантами, и я без труда представила себе, как в каждую полночь они отбивают двенадцать ударов. «Роллс-ройс» медленно въехал на территорию поместья и покатил по асфальтированной дорожке вдоль темно-зеленых кустарников, художественно подстриженных в виде остроконечных конусов, а через несколько метров остановился у парадного крыльца.

Картина с выстроившимися в ряд слугами была мне хорошо знакома еще по моему первому визиту в лондонский особняк Олдриджей, но здесь я столкнулась с еще более значительными масштабами. Навскидку я в ужасе насчитала, как минимум, полсотни человек, и это без учета сотрудников службы безопасности, защищающих частную жизнь хозяев замка от вторжения назойливых журналистов и любопытных зевак. Слуги истуканами стояли в два ряда, и когда я нерешительно опустила ногу на землю, чтобы выйти из автомобиля, как по команде, повернули головы. От правой шеренги отделился пожилой седовласый мужчина в черном костюме-тройке и белоснежных перчатках, учтиво поклонился и, слегка растягивая слова, заговорил приятным баритоном:

— Нам выпала большая честь приветствовать вас в Олдридж-Холле, Ваше Сиятельство! Разрешите представиться, меня зовут Томас Финк, я — дворецкий, а это миссис Девенпорт, старшая экономка.

Остальные слуги продолжали дружно изображать из себя статуи, и меня таки подмывало по-армейски гаркнуть «Вольно», чтобы те, наконец, разошлись. Кроме дворецкого относительно свободно вела себя лишь пухленькая, низкорослая женщина с добрыми глазами и старомодными буклями. Благодаря своей грузной комплекции миссис Девенпорт напоминала матушку-гусыню, хотя и довольно резво семенила на своих полных ножках и, в отличие от своей коллеги Изабелл Торнтон, сходу завоевала мою симпатию располагающей открытостью.

— Добро пожаловать, миледи! — расплылась в улыбке миссис Девенпорт, и неподдельная искренность ее голосе окончательно настроила меня на позитивный лад, — Финк покажет вам вашу комнату. Я вижу, вы не привезли с собой горничную. Не возражаете, если я приставлю к вам Роуз? Миссис Торнтон, идите за мной, я провожу вас в вашу спальню.

— Прошу следовать за мной, миледи! — обратился ко мне дворецкий, — Джек, возьми багаж Ее Сиятельства и отнеси его наверх.

— Спасибо, Финк! Скоро увидимся, миссис Торнтон, — я на ходу кивнула экономке и на ватных от волнения ногах переступила порог Олдридж-Холла, чтобы еще через миг воочию убедиться, насколько просто вызвать у меня приступ изумления.

Интерьер замка блистал необыкновенной пышностью. Из вестибюля на верхние этажи вела центральная лестница, над которой ярко сиял расписной плафон. Оштукатуренные потолки покрывали фрески с парящими в облаках ангелочками, а позолота вкупе с имитирующей скульптурные формы живописью создавала ощущение, что рисунок не укладывается в рамки плафона и выходит за его границы. Напротив лестницы я заметила небольшой балкончик с изящной балюстрадой, и на основании почерпнутых из книг и фильмов знаний догадалась, что скорее всего это место использовалась в качестве оркестровой ямы, откуда музыканты услаждали слух собравшихся на званый ужин гостей. Подъем по ступенькам проходил мимо дюжины рыцарей в железных доспехах с опущенными забралами, и, хотя в литературе нередко описывалась подобная особенность внутреннего убранства родовых имений, лицезреть этих молчаливых свидетелей минувших эпох на расстоянии вытянутой руки было несколько жутковато. На втором этаже начинались бесконечные готические галереи, заполненные эхом разносящихся под сводами шагов, а стены уходящих вглубь коридоров украшали подлинники великих мастеров кисти. Окна некоторых галерей выходили в парк, а на противоположной стороне располагались зеркала, что создавало неповторимый эффект единения архитектуры и природы.

— Ваша спальня, миледи, — замер возле двухстворчатой двери Финк, — я могу чем-то еще вам служить?

— Нет, дальше я сама, — я пропустила вперед нагруженного моим туго набитым чемоданом слугу, бегло осмотрелась вокруг, и уверенно добавила, — вы можете идти!

— Прислать к вам Роуз, чтобы она помогла разобрать вещи? — предложил дворецкий.

— Пока не нужно, — вежливо отказалась я, — в случае необходимости я кого-нибудь позову.

— Приятного отдыха, миледи, — пожелал Финк, — во сколько прикажете накрывать на стол?

— А который уже час? — мимолетно бросила взгляд на циферблат я, — скажите, Финк, когда в Олдридж-Холле принято ужинать?

— В восемь, миледи, — просветил меня мажордом.

— Вот и замечательно, не будем нарушать заведенных обычаев, — согласилась с установленным графиком приема пищи я, — да, Финк, окажите мне услугу, передайте миссис Девенпорт, чтобы минут через двадцать она ко мне заглянула.

— Обязательно передам, миледи, — понимающе качнул седой головой дворецкий, — если вам что-то понадобится, я всегда к вашим услугам.

Спальня в Олдридж-Холле отличалась от моей комнаты в лондонском особняке прежде всего обилием свободного пространства. Здесь не было ни нагромождения предметов мебели, ни общей захламленности многочисленными статуэтками, однако, в плане помпезной роскоши мои нынешние апартаменты в разы давали фору предыдущим. Для отделки стен использовалась обивка текстилем насыщенных благородных оттенков с витыми геральдическими узорами, мраморному полу позавидовали бы владельцы королевских чертогов, многоярусный потолок с лепниной соседствовал с арочными проемами и нишами, расшитые золотыми нитями шторы изящно драпировали окна, а скрытая в алькове кровать являла собой произведение искусства — массивная, широкая, с резными завитками в изголовье и гнутыми деревянными ножками, выточенными в виде виноградных гроздьев. Люстру с кованой основой и хрустальными сережками дополняли настенные светильники в форме канделябров, а на прикроватной тумбочке стояли настоящие бронзовые подсвечники. В ванной у меня натуральным образом закружилась голова от переизбытка декора, и какое-то время я только цокала языком, взирая на гигантскую овальную купель и зеркало в раме с бронзовым напылением, а потом обессиленно опустилась на обшитый дорогой тканью пуф и долго созерцала отсутствующим взглядом позолоченную сантехнику и украшенный растительными орнаментами унитаз. Из оцепенения меня вывел осторожный стук в дверь — Финк передал мою просьбу миссис Девенпорт, и старшая экономка Олдридж-Холла явилась на мой зов.

ГЛАВА LXXVII

— Прошу вас, присаживайтесь, миссис Девенпорт, — неизвестно, как долго экономка неуверенно топталась бы на пороге, если бы я настойчиво не подвела ее к стулу. Было видно, что она не привыкла сидеть в присутствии хозяев, и я чувствовала страшную неловкость, фактически заставляя немолодую женщину стоять.

— Благодарю, миледи, — улыбнулась миссис Девенпорт, и я снова отметила, какая добрая и открытая у нее улыбка. С момента моего прибытия в Лондон меня окружали только чопорно поджатые губы и презрительно сощуренные глаза, а тут вдруг такой контраст, особенно очевидный на фоне золоченых дверных ручек и парчовых покрывал.

— Я постараюсь не отнимать у вас много времени, миссис Девенпорт, — пообещала я, — но буду вам очень признательна, если вы уделите мне внимание. Скажите, давно вы служите у Олдриджей?

— В следующем году будет сорок лет, — не без гордости ответила экономка, явно считающая свою работу за честь, — меня нанимала еще старая графиня, я начинала с камеристки Ее Сиятельства — одевала ее, причесывала, готовила ей ванну, сопровождала в поездках, а через четыре года мне предложили повышение. С тех пор я не покидала Олдридж-Холл. Здесь я встретила своего мужа, здесь родила двоих детей и, если миледи не решит иначе, здесь и состарюсь.

— Я и в мыслях не имела проводить кадровые перестановки, — поспешно успокоила миссис Девенпорт я, — можете даже не волноваться на этот счет. Более того, я не планирую постоянно проживать в Олдридж-Холле.

–Как жаль, миледи! — к моему вящему изумлению, неприкрыто расстроилась экономка, — а я уже было понадеялась, что у этого дома, наконец, появится хозяйка, которая возьмет все дела в свои руки. После смерти старой графини Олдридж-Холл постепенно приходит в запустение, и у меня сердце разрывается, когда я это вижу. Невыносимо слышать эту мертвую тишину, когда еще недавно здесь повсюду звучали голоса.

— Как долго в Олдридж-Холле никто не живет? — уточнила я, невольно растроганная неожиданным огорчением миссис Девенпорт. До нее каждый полагал своим долгом прозрачно намекнуть, что меня пора гнать обратно поганой метлой, тогда как экономка прямым текстом просила меня остаться.

— Третий год, — печально вздохнула миссис Девенпорт, — с того дня, как Дарен и Кейт поступили на учебу, они и так навещали Олдридж-Холл только на каникулах, а леди Камилла съехала отсюда еще до развода. Старая графиня регулярно к нам наведывалась, но потом ее не стало, и Олдридж-Холл превратился в заброшенный замок. Мы, конечно, стараемся поддерживать в нем порядок, но, знаете, миледи, это совсем не просто, если у дома нет настоящего хозяина.

— А как же Род… сэр Родрик? Неужели его совершенно не интересовала судьба имения? — в последний момент я вспомнила о своем намерении строго соблюдать традиции, но в отличие от той же леди Камиллы у которой всё получалось естественно и непринужденно, в моих устах словосочетание «сэр Родрик» производило скорее комичное впечатление.

— Сэр Родрик ежемесячно выделял мне деньги на содержание поместья, он всегда был очень щедр и не скупился на расходы, — сообщила экономка и с грустью добавила, — он родился и вырос в Олдридж-Холле, и это место много для него значило, но мисс Грант категорически отказалась тут жить, хотя сэр Родрик ей предлагал. Она называла Чешир сельской глушью и говорила, что поселиться здесь — это все равно, что похоронить себя заживо. Это ведь мисс Грант сподвигла сэра Родрика перебраться в Лос-Анжелес, поближе к Голливуду. Все вокруг прекрасно понимали, как ему там тяжело и неуютно, сэр Родрик любил уединение, а рядом с мисс Грант ему постоянно приходилось быть на виду у публики. Она так стремилась стать мировой знаменитостью, что не пропускала ни одного мероприятия, пользуясь положением сэра Родрика, чтобы добывать приглашения. Он сопровождал ее на всех этих мерзких сборищах не потому, что ему это тоже нравилось, а в большей мере из-за ревности. Он так боялся потерять мисс Грант, что готов был жертвовать сном, нервами, здоровьем, только бы она его не бросила. Она вертела им, как хотела, а он ей это позволял. Когда старая графиня видела их пару по телевизору, она сразу переключала канал, настолько отвратительно была ей мисс Грант, они с сэром Родриком перестали общаться главным образом из-за его женитьбы на этой актрисульке. Как и любая мать, старая графиня чувствовала, что ее сын несчастен, но ничего не могла поделать, она умерла, так его и не простив, а мисс Грант подала на развод практически на другой день после ее смерти. Вы можете такое вообразить, миледи?

— Я столько наслышана об этой мисс Грант, что она уже кажется мне каким-то мифическим чудовищем вроде Медузы Горгоны, — призналась я, — мне неприятно об этом говорить, но я не могу поверить, что сэр Родрик мог полюбить такого монстра в женском обличье. Должно же в ней быть хоть что-нибудь хорошее, а то у меня складывается портрет демона во плоти, и я не представляю, чтобы Род… сэр Родрик полтора года добровольно провел в аду.

— Мисс Грант гостила в Олдридж-Холле почти две недели, и за сорок лет это были самые ужасные дни в моей жизни, — красноречиво закатила глаза экономка, — если бы сэр Родрик ее вовремя не остановил, от прежнего Олдридж-Холла не осталось бы и воспоминаний. Когда он запретил ей затевать реконструкцию, она на полном серьезе посоветовала ему сдавать замок под съемки фильмов. Как вам? Это же надо придумать, будто Олдриджи — это титулованные бедняки вроде обнищавших герцогов Рагли, которые водят в свое имение туристов, чтобы было чем заплатить налоги. Видели бы вы глаза сэра Родрика, он никогда раньше не разговаривал с мисс Грант в таком жестком тоне, а тут просто вышел из себя. После этого мисс Грант еще сильнее возненавидела Олдридж-Холл, но единственное, чего ей удалось добиться, это убрать в подвал скелеты лошадей.

— Скелеты лошадей? — в шоке переспросила я, — а что они здесь вообще делали?

— О, это была идея 16-го графа Олдриджа, — хмыкнула миссис Девенпорт, — он поместил останки своих лучших жеребцов в стеклянные клетки и выставил их в галерее. Скачки были его главной страстью, он выиграл все самые престижные забеги, и решил таким способом увековечить память чемпионов. Когда мисс Грант увидела, как эти кости сияют в лучах искусственного освещения, она визжала резаной свиньей. Мы все привыкли к лошадям и давно не обращали на них внимания, а у мисс Грант, кажется, проснулась какая-то фобия, она вопила так, что в окнах едва не полопались стекла. Чтобы ее успокоить, сэру Родрику пришлось избавиться от скелетов, и сейчас они пылятся в подвале. Мисс Грант также пыталась посягнуть на рыцарей, но здесь сэр Родрик был непреклонен. Вы же ничего не имеете против рыцарей, миледи? Они стоят вдоль лестницы уже двести лет, но, взгляните, на их доспехах нет и капли ржавчины. А всё оттого, что раз в год я отдаю их в чистку, и при должном уходе они простоят еще столько же…

— Рыцари, без преувеличения, великолепны, — подтвердила я, — не могу отрицать, что с непривычки они производят слегка пугающее впечатление, но стражам Олдридж-Холла и полагается внушать священный трепет. В принципе, я согласна вернуть и лошадей. Думаю, сэр Родрик был бы рад, если бы здесь всё осталось на своих местах. Притом, я хочу показать моим гостям, что Олдридж-Холл ничуть не изменился.

— Вы правда так считаете, миледи? — просветлела лицом экономка, — боже правый, хвала тебе за эту милость! Как же мы все молились, чтобы молодая хозяйка не оказалась похожей на мисс Грант. Зачем вам уезжать сразу после приема? Поживите в Олдридж-Холле хотя бы месяц, и вы увидите, как прекрасна в Чешире осень. Клянусь, вы не заскучаете — по соседству находится сразу несколько крупных имений, их владельцы непременно изъявят желание почтить вас своим визитом.

— У меня есть дела за границей, миссис Девенпорт, я действительно не могу остаться здесь надолго, — опечалила экономку я, — но будьте уверены, я не собираюсь ни продавать замок, ни осуществлять в нем перепланировку. Вы, как и прежде, будете получать достаточное финансирование, а я со своей стороны рассчитываю, что Олдридж-Холл не придет в упадок. По большому счету, я для того вас и пригласила, чтобы обсудить с вами дальнейшую судьбу замка. У меня к вам вопрос, миссис Девенпорт, только, пожалуйста, ответьте мне честно, насколько рационально будет доверить Олдридж-Холл прямым наследникам сэра Родрика — его детям? Я бы хотела, чтобы 20-й граф Олдридж родился там же, где рождались его предки, чтобы связь времен не прерывалась ни миг, но до конца не уверена, сумеет ли Дарен сохранить имение в первозданном виде, и не поддастся ли Кейт искушению пойти на поводу у своего жениха. Понимаю, что на эту тему мне лучше было поговорить с леди Камиллой, но я полностью осознала ситуацию, лишь очутившись в Олдридж-Холле. Возможно, это прозвучит чересчур патетично, но я действительно прониклась духом этого места, и не могу допустить, чтобы его постигла участь Рагли-Хауса. Рода…сэра Родрика соединяла с Олдрилдж-Холлом невидимая пуповина, и я бы хотела знать, чувствует ли его сын нечто подобное?

— А что говорит сам Дарен? — миссис Девенпорт машинально взбила свои кокетливые букли, и я отчетливо прочла сомнение в ее глазах, — позвольте спросить, вы с ним беседовали?

— У меня не было такой возможности, — развела руками я, — дети сэра Родрика не идут со мной на контакт, и мне пришлось ограничиться разговором с их матерью.

–Д арен очень привязан к Олдридж-Холлу, этого у него не отнять. Я помню его белокурым ангелочком в матросском костюмчике, помню, как он носился по коридорам, а няня не могла его догнать… Помню, как он сидел на коленях своего крестного, принца Уэльского, и смешно болтал ногами… Помню, как он играл в саду Олдридж-Холла с наследниками британского престола, — с ностальгическими интонациями поведала экономка, — но Дарен повзрослел, миледи, он уже не тот беззаботный мальчуган, и сейчас я даже не знаю, насколько важна для него сопричастность с ценностями семьи. Думаю, в душе он все тот же избалованный ребенок, которому всю жизнь остро недоставало отцовского внимания, и эта обида на сэра Родрика вполне может толкнуть Дарена на отчаянные поступки.

— Например? — нахмурилась я, — что вы имеете в виду?

— Поверьте, я не хочу сказать о Дарене ничего плохого, — смутилась миссис Девенпорт, — он рос на моих глазах, и я люблю его как родного сына. Но в последние годы его отношения с отцом настолько испортились, что ожидать можно чего угодно. Если Олдридж-Холл перейдет в собственность Дарена, я боюсь, что с него может статься выставить имение на продажу или вовсе снести и построить новую усадьбу. Я не вправе указывать вам, что делать, миледи, но, по-моему, вам не стоит отдавать Олдридж-Холл Дарену.

— Я так и подозревала, — разочарованно констатировала я, — я отложу свое решение до того момента, когда Дарен женится и остепенится, а рано или поздно это обязательно это произойдет. У него есть невеста?

— Леди Оливия Саффолк, дочь графа Кранборна, — кивнула экономка, — но их взаимоотношения нельзя назвать безоблачными. Они помолвлены уже несколько лет, родители с обеих сторон дали согласие на брак, но леди Оливия девушка крайне самостоятельная, я бы даже сказала, что она придерживается феминистских взглядов. Она первая в семье получила медицинское образование и мечтает стать практикующим хирургом. Для женщины это само по себе непросто, но леди Оливия обладает завидной целеустремленностью. Конечно, Дарен не в восторге, что его будущая жена проводит большую часть времени в больнице, он видит ее в роли хранительницы очага, и на этой почве у них часто возникают конфликты. Понимаете, миледи, испокон веков повелось так, что предназначение женщины в семье Олдриджей заключалось главным образом в производстве на свет наследников, а нынешняя позиция леди Оливии опасно близка к философии чайлдфри. Она молода, умна, независима, брак с Дареном для нее ничего не решает. Леди Оливия очень современный человек, она равнодушна к титулам, и работа для нее на первом месте. Даже если они с Дареном все-таки поженятся, я сомневаюсь, что этот брак будет счастливым. Леди Оливия — не его мать, она не станет безропотно терпеть измены и молча рожать детей, как это делала леди Камилла.

— Тогда почему они с Дареном до сих пор вместе? — повела плечами я, — что удерживает их от расставания?

— Больше по инерции, — объяснила миссис Девенпорт, — им обоим надо с кем-то выходить в свет, но я считаю, скоро у одного из них кончится терпение.

— Вы очень помогли мне, миссис Девенпорт, — от души поблагодарила экономку я, — не знаю, от кого бы я еще получила столь исчерпывающую информацию. У меня будет к вам еще одно небольшое поручение. Как вам наверняка известно, миссис Торнтон занимается приглашениями на званый ужин. Попросите ее спуститься в гостиную, я хочу, чтобы она внесла в список Дарена с леди Оливией, а также Кейт и лорда Рагли. Надеюсь, что мой разговор с леди Камиллой не прошел даром, и у детей сэра Родрика хватит благоразумия не игнорировать приглашение. Да, это рискованный шаг, и он может вылиться в скандал, но Дарен и Кейт не могут и дальше делать вид, что меня не существует.

ГЛАВА LXXVIII

В преддверии неумолимо приближающегося часа X я с каждым днем всё больше нервничала. До приема оставались всего сутки, и Олдридж-Холл гудел, как растревоженный муравейник. Целыми машинами завозились продукты и напитки, вынималось из сервантов фамильное серебро, намывались до блеска полы и ослепительно белели хрустящие от крахмала скатерти. Слуги готовили апартаменты для гостей, застилали кровати свежим постельным бельем и заполняли ванные комнаты чистыми полотенцами, миссис Девенпорт с утра до вечера заполошно носилась между кухней и банкетным залом, и лишь по обыкновению невозмутимая миссис Торнтон сохраняла олимпийское спокойствие. Экономка практически не вмешивалась в организационные вопросы, но от ее внимательного взгляда не ускользала ни одна даже самая незначительная деталь. В отличие от миссис Девенпорт, которая громко и эмоционально распекала нерадивую прислугу, она делала замечания ледяными тоном и с каменным выражением лица, заставляя попавших под раздачу бедолаг покрываться мертвенной бледностью под ее пронизывающим взглядом. Миссис Торнтон поэтапно обходила помещение за помещением, придирчиво обозревала повсеместно идущий процесс подготовки и хлесткими фразами клеймила виновников допущенных просчетов, отчего те непроизвольно втягивали головы в плечи и покрывались багровыми яблоками стыда. Единственным, кого экономка трогать не решалась, был Финк. Судя по всему, в иерархии слуг дворецкий занимал положение гораздо выше и в связи с этим обладал своего рода неприкосновенностью — устраивать ему разнос имели право только владельцы замка, а я пока не видела повода придраться к его поведению. В разговоре со мной Финк держался с вышколенной учтивостью, любые распоряжения исполнял беспрекословно, да и целом я постепенно склонялась к парадоксальной мысли, гласящей, что в Олдридж-Холле меня встретили намного теплее и душевнее, чем в лондонском особняке. Там в воздухе отчетливо витало недвусмысленное отношение к самозванке, нагло посягнувшей на семейные традиции Олдриджей, а здесь меня повсюду окружали дружелюбные улыбки. В Лондоне мне тоже никто не отказывал в просьбах, но я интуитивно чувствовала, что горничные вовсю шушукаются у меня за спиной, тогда как в Олдридж-Холле все словно только и ждали, как бы мне услужить, и чуть ли не соперничали за право первым оказать мне помощь. То ли эти люди просто устали от отсутствия постоянного хозяина, то ли моя очевидная застенчивость настолько резко контрастировала с хамскими замашками Эзри Грант, но так или иначе, прислуга массово смотрела на меня если не с обожанием, то по крайней мере с откровенной симпатией. Стоило мне случайно заблудиться в извилистых галереях, как мне охотно показывали дорогу, а когда я проявляла интерес к особо примечательным предметам интерьера, мне тут же проводился персональный экскурс в историю.

За эти три дня я успела только поверхностно ознакомиться с имением, однако, градус моего безграничного восхищения зашкаливал за все разумные пределы. Замок Олдриджей больше не казался мне мрачной громадиной, угрожающе возвышающейся над зелеными полями графства Чешир, а странное нагромождение архитектурных элементов перестало вызывать недоумение. В этом неповторимом смешении стилей и направлений, была своя уникальная красота, раскрывающаяся далеко не с первого взгляда, но зато потом навсегда занимающая место в сердце, и чем дольше я бродила по Олдридж-Холлу, тем сильнее ощущала его особое, ни с чем не сравнимое очарование. В какой-то момент я даже вдруг осознала, что если бы не сложившиеся обстоятельства, то я вполне могла бы здесь поселиться и провести в «сельской глуши» остаток жизни. Я легкостью представляла, как счастливы были бы мы с Родриком, сосредоточившись друг на друге вдали от шумных мегаполисов и покидая наш изолированный мирок лишь ради тропических лесов и песчаных пляжей Пуэрто-Рико, как гуляли бы под руку по саду, а вечером усаживались перед камином, накрывались одним пледом на двоих и завороженно смотрели на потрескивающие в очаге дрова, но в тоже время я не могла не понимать, что у нас изначально не было шансов воплотить в реальность свои тайные мечты, от этого мне становилось еще больней. Я и сейчас по-прежнему имела возможность воспользоваться своим законным правом и никуда не уезжать из Олдридж-Холла, тем более, что мне тут действительно нравилось, но без Родрика всё разом теряло смысл. В глубине души я до сих пор продолжала надеяться, что там, на Бимини, я, наконец, приму его смерть и перестану терзаться пустыми сомнениями, смирюсь с тем, что его больше нет, и попытаюсь начать жизнь с нуля в маленьком домике на берегу моря наедине со своими воспоминаниями. Выучу испанский, освоюсь, подружусь с местным населением и найду себе какую-нибудь работу, чтобы убиться в нее с головой и не думать о прошлом, вернее, не думать о нем как о несостоявшемся будущем. Никто и не узнает, что рядом с ними скромно трудится вдовствующая графиня Олдридж, а я предприниму все усилия, дабы истина о моей настоящей личности никогда не всплыла наружу. Но прежде я должна была поставить жирную точку на своем пребывании в Англии и, невзирая на страх перед грядущим приемом, я с нетерпением считала минуты до заветного часа.

Я честно планировала набросать на бумаге тезисы своего заявления для прессы, а в идеале вообще составить четко структурированный текст и зачитать его собравшимся журналистам, но после длительных и бесплодных мучений, вынуждена была положиться на импровизацию. Скорее всего, я просто не хотела, чтобы мои слова звучали заученно и шаблонно, наглядно подтверждая, что мой брак с Родом был всего лишь хитроумной авантюрой. Пусть уж лучше я буду мямлить, блеять и запинаться: я не профессиональный оратор, и моя основная задача — донести свою позицию до сведения окружающих, а всё остальное — это лишь напускная и ничего не значащая шелуха, даже если на следующее утро мою речь в подробностях растиражируют ведущие британские СМИ. И все же я честно старалась придать своим разрозненным мыслям определенную целостность, а лучше всего мне это удавалось в ходе долгих прогулок, и удивительный парк Олдридж-Холла с его ухоженными и мягкими английскими газонами великолепно подходил для подобных целей.

Чего здесь только не было! Соединенные земляными пандусами и каменными лестницами террасы соседствовали с разноуровневыми каскадами воды, многочисленными гротами, фонтанами и павильонами. Античные скульптуры украшали тенистые аллеи, а выложенные гравием или ракушками дорожки вели к смотровым площадкам, похожим на зеленые кабинеты и неожиданно возникающим среди растений. Общей эстетике вполне отвечала стрижка деревьев — искусная рука садовника придала их пышным кронам причудливые формы фигур людей и животных, а плотные ряды кустарников, определяющие границы сада, прекрасно справлялись с функцией живой изгороди. Парк окутывал слабый, едва уловимый аромат, исходящий от многочисленных клумб, засаженных неприхотливыми местными цветами, устойчивыми к сырому и прохладному климату Туманного Альбиона. А в стеклянных теплицах в огромном количестве произрастали розы и тюльпаны — по давней традиции, укоренившейся в Олдридж-Холле еще несколько столетий назад, роскошные цветы регулярно отсылались в больницы, дома престарелых и прочие богоугодные заведения. По незнанию я хотела было взять из теплицы охапку алых роз и поставить их в вазы, но когда старший садовник посмотрел на меня ошарашенным взглядом, я сразу сообразила, что сделала что-то не то. После того, как ситуация прояснилась, в одном из дальних уголков сада милейший мистер Риверс собственноручно срезал для меня дикие цветы совершенно невиданной красы, и я с удовольствием разместила букет на прикроватной тумбочке у себя в спальне.

За день до званого ужина внезапно испортилась погода: с утра зарядил дождь, небо затянуло тучами, а температура на улице опустилась так низко, что мне пришлось попросить миссис Девенпорт закрыть окна. Экономка явно не ожидала, что я окажусь такой теплолюбивой, и ее изумленный вид об этом красноречиво свидетельствовал: здешние представление о комфорте абсолютно не совпадали с моими, и если англичане прекрасно чувствовали себя при плюс восемнадцати, то я сразу начинала зябнуть, если термометр показывал меньше двадцати пяти. Обнаружив, что я и вправду замерзла, миссис Девенпорт немедленно отправила горничную за дополнительными одеялами, и потом еще долго причитала, что доставила миледи неудобства, пока я не заверила ее в обратном. Тем не менее я не собиралась отказываться от успевшего превратиться в привычку променада, разжилась зонтом-тростью, оделась потеплее и все-таки вышла в парк, чтобы под мерный шум дождя погрузиться в размышления.

Я уже два дня толком не разговаривала с родителями. Вернее, разговаривать-то разговаривала, но вот от видеозвонков принципиально отказывалась, чем предсказуемо вызывала небезосновательные подозрения. Мама по сотне раз переспрашивала, всё ли у меня в порядке, а отец прямым текстом интересовался, не нуждаюсь ли в деньгах, а я лишь старательно отмалчивалась, не решаясь признаться, что денег у меня с недавних пор куры не клюют, но ни счастливей, ни уверенней в себе я благодарю им так и не стала. Я постоянно порывалась рассказать о Родрике — именно о Родрике, человеке, с которым меня случайно свела судьба в Кондадо, а не о 18-м графе Олдридже и его миллиардах, но я объективно сознавала что почти со стопроцентной вероятностью нарвусь на осуждение. Конечно, родители никогда не опустятся до оскорбительных реплик, и я не услышу от них грязных намеков, как недавно от Кары, однако, мне было бесполезно надеяться на понимание. В силу возраста, стереотипов и предубеждений они просто не смогут войти в мое положение, а мгновенно начнут выпытывать, не запила ли я там снова, а этого вопроса я, пожалуй, опасалась больше всего.

Я держалась исключительно на силе воле, но ее скудные запасы стремительно истощались прямо на глазах. В Олдридж-Холле имелся свой винный погреб, и когда миссис Девенпорт совершенно без злого умысла меня туда привела, я чуть было не схватила первую попавшуюся коллекционную бутылку и зубами не вырвала из нее пробку. Я грезила о выпивке во сне и наяву, от неутоленного желания у меня сводило зубы и ломило суставы, а мимо бара я пролетала бегом, чтобы не сорваться при виде выстроенных в ряд бутылок. Иногда мне почти удавалась отвлечься, и алкогольные демоны прятались в недра подсознания, но вскоре они опять выползали из укрытия и настойчиво шептали мне в уши, что стаканчик виски всего лишь поможет мне снять накопившийся стресс и расслабиться перед важным мероприятием. Проблему усугублял тот факт, что о моей зависимости во всей Великобритании знали только Джон Уитмор и Кара, поэтому к столу спокойно подавались аперитивы, содержимое бара находилось в открытом доступе, а старшая экономка готова была по первому требованию выдать мне ключи от злополучного погреба. Мне было бы многократно легче сопротивляться соблазну, если бы по моему приказу замок вообще избавили от алкоголя, если бы слуг нещадно штрафовали за оставленную на видном месте бутылку спиртного, если бы за предложенный к рыбе бокал вина повару грозило бы увольнение по отрицательным мотивам, но я ревностно оберегала свою нелицеприятный секрет от разоблачения, и никому не приходило на ум, что миледи изнемогает от тяги к алкоголю, а больной желудок, на который она ссылается при отказе от аперитива, есть прямо следствие неуемных возлияний. И всё же я боролась, боролась ради памяти Родрика, ради чести его семьи, ради данного на Вьекесе обещания. Эта откровенно неравная схватка отнимала у меня физические и моральные силы, она опустошала меня эмоционально, но одновременно закаляла характер и выковывала мужество. Мне было так тяжело, что я безраздельно гордилась даже не каждым днем, а каждой минутой трезвости, я засыпала и просыпалась с мыслями о выпивке, но и близко не притрагивалась к спиртному. Я жила в двойном напряжении, и утешала себя лишь тем, что завтрашним вечером я сброшу с плеч хотя бы один груз, и мне будет проще сдерживать алкогольных демонов в узде.

Я могла только предполагать, как быстро сенсационные новости из Англии доберутся до столицы, но у меня всё замирало внутри, когда я в красках рисовала себе картину с застывшими у телевизора родителями, отчаянно пытающимися понять, что их дочь, якобы уехавшая в Лондон на обучающий семинар по линии издательства, делает на светском рауте в родовом имении британских аристократов, и почему голос за кадром называет ее вдовствующей графиней Олдридж. А что, если всю эту историю вообще не станут освещать на центральных отечественных телеканалах, и родители так ничего и не узнают? Наша страна не в ладах с западным миром, так какое дело нашим обывателями до всяких там английских графьёв? В узких кругах мне, естественно, перемоют все кости, но вполне может оказаться, что рядовые граждане, к числу каковых относятся и мои отец с матерью, так и останутся в счастливом неведении, а я тихо-мирно уеду в Пуэрто-Рико под предлогом хорошо оплачиваемой работы, скажем, в туристической отрасли. Нет, напрасно я питаю иллюзии, Кара не зря добилась эксклюзивных прав на интервью. Она, как сорока на хвосте, разнесет известие о моем поразительном возвышении по всей стране, и даже те, кто отродясь не следил за жизнью представителей бомонда, окажется в курсе этого удивительного казуса, а в двери к родителям постучатся напористые репортеры и начнут предлагать деньги за мои детские фотографии. Я сама вручила Каролине карт-бланш, а уж она точно не будет заботиться ни о деликатности, ни об уважении частной жизни моей семьи. Остается лишь верить, что моя жертва не пропадет впустую, и Кара не нарушит своего слова, а ее присутствие на приеме не вылезет мне боком, потому что в противном случае я напрочь позабуду о приличиях и устрою ей такую выволочку, что газетам еще неделю будет, о чем писать. Я была обязана достойно провести этот проклятый ужин, даже если для этого мне придется расшибиться в лепешку, и меньше, чем за сутки до судьбоносного вечера, я запоздало ощутила в себе боевой настрой. Теперь оставалось только не растерять запала, а о своей дальнейшей жизни я собиралась подумать лишь после того, как из Олдридж-Холла разъедутся последние гости.

ГЛАВА LXXIX

Утро судьбоносного дня началось для меня со знакомства с мисс Клейтон — тощей, как жердь, дамой средних лет с жеманными манерами престарелой кокетки. Мисс Клейтон прибыла в Олдридж-Холл по приглашению миссис Торнтон, и в ее основные обязанности входило создание для меня гармоничного вечернего образа, в котором не стыдно было бы предстать перед светлыми очами гостей званого ужина. Мрачно взирая на меня из-под затемненных очков, мисс Клейтон критически осмотрела платье и туфли, повертела в руках клатч и скрипучим голосом вопросила:

— Позвольте узнать, где ваши перчатки, миледи?

— Перчатки? — опешила я, — я их не покупала. Неужели они настолько важны?

— Вы сами установили дресс-код «white tie», — напомнила костюмерша, или как там на самом деле именовалась ее должность, — появляться на приеме такого ранга без перчаток — это жуткий моветон. Простите, миледи, но если вы осознанно намерены игнорировать требования дресс-кода, то я вам не помощник, и вам будет лучше отказаться от моих услуг.

— Постойте, мисс Клейтон, я всего лишь хотела сказать, что ничего не знала об этих чертовых перчатках! — в растерянности я совсем перестала следить за языком, и с моих уст невольно срывались бранные слова, но я искренне надеялась, что моя собеседница из вежливости пропустит не красящие меня речевые обороты мимо ушей, а то и вовсе спишет их на стрессовое состояние, — где их взять?

— В магазине, миледи, — не то решила поиздеваться, не то и вправду на полном серьезе сообщила прописную истину мисс Клейтон, — в Честере вы ничего подобного не найдете, поэтому вам придется самолетом отправить кого-то из прислуги в Лондон.

— Час от часу не легче! — схватилась за голову я, — давайте тогда сразу выясним, чего мне еще не достает, чтобы по крайней мере обойтись одним рейсом. Что скажете о платье? По вашему мнению оно тоже не соответствует уровню мероприятия?

— Ваш вечерний туалет довольно консервативен, но в определенных кругах это даже приветствуется, а учитывая ваше вдовствующее положение, черный цвет выглядит беспроигрышным вариантом. В целом, я считаю, что вы сделали правильный выбор, — заставила меня издать неподдельный вздох облегчения мисс Клейтон, — что касается обуви, то у меня тоже нет замечаний, тем более, длина платья оставляет на виду только каблук. Какие драгоценности вы планируете надеть? Нам нужно добиться идеального сочетания, а для этого я должна увидеть ваши бриллианты.

— Черт! — сквозь зубы выругалась я, и извиняющимся тоном добавила, — вы, наверное, сейчас проникнитесь ко мне бесконечным презрением, мисс Клейтон, но у меня нет никаких бриллиантов за исключением обручального кольца.

— Нет бриллиантов? — лошадиное лицо стилистки, одевавшей в свое время королевских особ, вытянулось так сильно, будто на ее нижнюю челюсть неумолимо воздействовало притяжение земли, — миледи изволит шутить?

— Да какие уж тут шуточки! — добила глубоко шокированную моим признанием мисс Клейтон я и заговорщически подмигнула безнадежно растерявшейся стилистке, — не ожидали, что вам достанется настолько сложный экземпляр, да?

— Не в моих правилах пасовать перед трудностями, миледи, — неожиданно продемонстрировала твердость характера мисс Клейтон, и я готова была поклясться, что в спрятанных за темными стеклами глазах на мгновение промелькнул огонек профессионального вызова, — миссис Торнтон предупреждала меня, что, возможно, с вами будет непросто работать, но…

— Вы были уверены, что бриллианты у меня точно имеются, — продолжила мысль я, — понимаете, мисс Клейтон, я не поклонник дорогих украшений. Я ношу это кольцо в память о моем покойном супруге, большего мне не надо.

–Скромность, несомненно, есть высшая женская добродетель, — одобрительно кивнула мисс Клейтон, — но в данных обстоятельствах ваш аскетизм несколько чрезмерен. Я не говорю, что вам стоит надеть бриллиантовую диадему, хотя «white tie» — это единственный случай, когда она уместна, но пара серег или колье было бы не лишним. Если позволите, я посоветовала бы вам обратиться к мистеру Финку с просьбой принести шкатулку с фамильными драгоценностями. Я обещаю, что подберу для вас что-нибудь неброское, но элегантное.

— А не вызовет ли это кривотолки среди собравшихся? — насторожилась я, — мол, раньше в этих драгоценностях выходила в свет старая графиня Олдридж, а тут их вдруг нацепила на себя какая-то авантюристка…

— А кто кроме вас достоин носить бриллианты Олдриджей? — вопросом на вопрос ответила стилистка, — вам нужно постепенно привыкать к своему новому статусу, миледи. Держитесь на публике с достоинством, у вас есть для этого все основания. Вы молоды и хороши собой, вам не к чему эта излишняя скованность. Посмотрите на себя в зеркало, миледи, вы ведете себя так, будто вы испытываете вину за то, что сэр Родрик на вас женился. Но ведь это повод для гордости! Поднимите голову, расправьте плечи и не отводите глаз. У вас чудесная улыбка, пользуйтесь этим, и к концу вечера вся лондонская аристократия будет вами очарована.

— По-моему, вы чересчур оптимистично настроены, мисс Клейтон, — не разделила радужных ожиданий стилистки я, но тем не менее целеустремленно взялась за телефонную трубку — но вы лучше других знаете нравы этой публики, и я, пожалуй, не стану пренебрегать вашими советами. Алло, миссис Девенпорт, пусть Финк принесет мне драгоценности старой графини, а то мисс Клейтон утверждает, что не может выпустить меня в свет практически голышом. Ну вот и всё, мисс Клейтон, надеюсь, вы не нарядите меня, как рождественскую елку, потому что мне бы хотелось не только разить наповал ослепительным сиянием бриллиантов, но и чувствовать себя относительно комфортно.

Мне бы и во сне не приснилось посылать за парой перчаток частный самолет, но мисс Клейтон оказалась непреклонна, и на мое наивное предложение поискать злополучный аксессуар в ближайших окрестностях разразилась шквалом возмущения.

— Перчатки для истинной леди можно купить лишь в Лондоне, — раздраженно скрипела стилистка, — и ни где угодно, а только в «Harrods». Если вы не боитесь позора, берите первый попавшийся ширпотреб, но потом не ставьте мне в упрек косые взгляды со всех сторон. Не теряйте времени, миледи, перчатки вполне успеют доставить в срок!

После ланча к мисс Клейтон присоединились еще две дамы бальзаковского возраста, в отличие от своей коллеги, почему-то сходу представившиеся просто по именам. Парикмахершу и по совместительству визажиста звали Джин, а маникюршу Сандра, и обе они взялись за меня с таким ярым рвением, словно от того, насколько успешно пройдет сегодняшний прием, напрямую зависела их зарплата. Впрочем, принимая во внимание, что переговоры с командой стилистов сотоварищи вела непосредственно миссис Торнтон, мои догадки с легкостью могли отражать действительное положение вещей — как ни крути, экономка обладала непревзойденными организационными навыками, и даже невзирая на наши прохладные отношения, продолжала оказывать мне совершенно неоценимую помощь. Джин привезла с собой огромный саквояж разнообразных средств для волос, и вскоре моя будуарная ванная превратилась в филиал салона красоты. Мне мыли голову шампунями и бальзамами, наносили питательные маски, стригли горячими ножницами, придавали волосам прикорневой объем и проводили надо мной еще с десяток процедур, назначение которых так и осталось для меня неясным, а затем настала очередь ухода за кожей. Скрабы, пилинги, гоммажи — я всецело доверилась Джин, закрыла глаза и позволила ей самозабвенно колдовать над моим лицом, а когда та завершила бесчисленные ритуалы красоты, буквально не узнала свое отражение в зеркале.

У меня никогда в жизни не было такой ухоженной, бархатной, идеально увлажненной кожи и настолько мягких, струящихся волос без посеченных кончиков и вечных заломов от заколки. Казалось, я разом скинула лет пять от своего биологического возраста и выглядела непривычно юной и свежей, полностью исчезли мелкие морщинки, напрочь стерлись следы недосыпания под глазами, на щеках появился естественный румянец. Да, я не родилась канонической красавицей вроде Кары, но впервые за долгий период самобичевания я нравилась самой себе, и больше всего меня радовал тот факт, что обнаружить на моем лице признаки длительного злоупотребления горячительными напитками для непосвященного человека отныне не представлялось возможным. Сейчас, глядя на меня, охотно верилось, что моя цветущая молодость привлекла стареющего миллиардера и лишила его рассудка, тогда как всего несколькими часами раньше я производила впечатление повидавшей виды девицы с весьма рядовой внешностью и автоматически вызывала сомнения в причинах, побудивших графа Олдриджа тайно вступить со мной в законный брак. Судя по всему, Джин и сама пребывала в восторге от результата своих усилий — парикмахерша то и дело прикасалась к моим шелковистым локонам и подушечками пальцев вбивала в кожу остатки крема, а ее густо подведенные черным карандашом глаза светились неприкрытым удовлетворением.

Роль следующего объекта волшебного преображения была уготована моим рукам. Отродясь не знавшие салонного маникюра ногти подверглись немыслимому количеству манипуляций от удаления кутикулы до придания каждому ноготку безупречной овальной формы. В завершение Сандра покрыла ногти слоем полупрозрачного матового лака, и я со смехом заметила, что теперь сам бог велел мне протягивать ручку для поцелуя. Присутствовавшая в комнате миссис Торнтон моим неуклюжим юмором не прониклась, и многозначительно поведала, что этикет ни в коем случае не предусматривает подобных вольностей, и я навлеку на себя несмываемый позор, если вдруг попробую напроситься на поцелуй.

— В наши дни этот пережиток средневековья сохранился только у французов и поляков, — с хорошо читаемым в голосе презрением сказала экономка, — британское общество такого давно не приемлет. Будьте осторожны, миледи, вам не простят столь грубых промахов. И упаси вас бог заменить акколаду на настоящий поцелуй, это смертный приговор для вашей репутации.

— Что еще за акколада? — кое-как выговорила незнакомый термин я, — у меня уже и так голова кругом идет!

–Все очень просто, миледи. Акколада — это самая распространенная форма приветствия, — невозмутимо пояснила миссис Торнтон, — когда-то она представляла собой торжественное объятие, которым завершался ритуал посвящения в рыцари, а в наши дни люди здороваются, прикасаясь щекой к щеке, но не обнимаясь и сохраняя определенную дистанцию.

— Так бы сразу и говорили, — понимающе хмыкнула я, — эта ваша «акколада» и в моей стране сплошь и рядом применяется, только таким мудреным словом эти действия никто не называет. Что слышно о моих перчатках, миссис Торнтон? Есть шансы, что они прибудут вовремя?

— Они уже в пути, миледи, — успокоила меня экономка, — это мое упущение, я должна была предположить, что вы слабо осведомлены о дресс-коде. Но не волнуйтесь, ничего страшного не происходит. Простите, миледи, мне нужно еще раз осмотреть парадный зал.

— Похоже, вы не очень доверяете миссис Девенпорт, — прищурилась я, — на мой взгляд, она вполне компетентна в своей деятельности.

— Миссис Девенпорт сорок лет не выезжала из Чешира, — красноречиво усмехнулась экономка, — я не умаляю ее заслуг в плане ведения хозяйства, но организацию раутов старая графиня всегда возлагала на меня. Согласитесь, миледи, есть разница между кладовой и парадным залом… Мисс Клейтон, я бы хотела, чтобы вы прошли со мной и взглянули на холл, меня смущают эти вазы у лестницы. По-моему, их цвет вступает в диссонанс с оттенком стен, но мне необходимо ваше авторитетное мнение.

— Конечно, миссис Торнтон, — кивнула стилистка, — Джин, начинайте причесывать миледи, я скоро вернусь.

— Это правда, что вы работали с принцессой Уэльской? — поинтересовалась я, когда парикмахерша приблизилась ко мне с расческой, — какой она была, так сказать, за кулисами?

— Похожей на вас, миледи, — огорошила меня Джин, — хотя она была очень красивой женщиной, ей постоянно казалось, что она недостаточно хороша. А еще она гораздо увереннее чувствовала себя среди простых людей, чем на всех этих светских вечерах. Статус вынуждал ее принимать участие в невероятном числе протокольных мероприятий, но вы бы знали, как она ими тяготилась. Она предпочитала ходить по минным полям в Анголе в жилете с эмблемой «Halo Trust», чем принимать гостей в вечернем платье, ее сердце отчаянно рвалось на свободу, а королевский дворец стал для нее золотой клеткой. Она купалась в роскоши, почестях, всенародной любви, но ей не хватало одного — возможности оставаться самой собой, не играя ролей и примеряя маски. У вас эта возможность есть, миледи.

— Да, — задумчиво протянула я, — вы правы. Род…сэр Родрик однажды сказал, что я живая и настоящая, и это прозвучало так, будто он смертельно устал от притворства и лжи. Сегодня я не стану никого из себя изображать, я буду той, кто я есть, и, если общество меня не примет, значит, так суждено. Продолжайте, Джин… Наверное, «white tie» одинаково строг не только к одежде, но и к прическе.

ГЛАВА LXXX

Я неподвижной статуей стояла напротив зеркала и завороженно смотрела на отражавшуюся в нем незнакомку, когда в дверь моей комнаты настойчиво постучали.

–Вам пора спускаться, миледи, — появилась на пороге миссис Торнтон, — гости скоро начнут собираться. Миледи, вы меня слышите?

— Что? — встрепенулась я, разрывая тиски сковавшего меня оцепенения, — да, я уже иду.

— Вы потрясающе выглядите, — сдержанно похвалила меня экономка, но за ее сухим, безэмоциональным тоном мне невольно почудилось искреннее восхищение.

— В этом нет и доли моей заслуги, — улыбнулась я, — мисс Клейтон и ее команда постарались на славу. Ну и, конечно, спасибо вам за то, что мне всё-таки успели привезти эти чертовы перчатки. Правда, они заставляют меня чувствовать себя лакеем, но, видимо, во мне всего лишь говорит мое вопиющее невежество.

— Вы всегда язвите, когда нервничаете, — подловила меня миссис Торнтон, — попытайтесь не выдавать своего волнения, миледи, продемонстрируйте самообладание, это непременно поможет вам завоевать всеобщее уважение. И во имя создателя, не вздумайте прилюдно сквернословить! Если джентльмену в некоторых случаях можно простить вырвавшееся не к месту ругательство, то для леди это совершенно не допустимо. А что касается перчаток, они великолепно подходят к вашему платью и сидят на вас, как влитые. Главное, не забудьте их за ужином, перед рассадкой за стол. Если вы в чем-то засомневаетесь, просто копируйте поведение других дам. Подавляющее большинство приглашенных — завсегдатаи подобных мероприятий и отлично разбираются во всех нюансах этикета. А сейчас спускайтесь вниз, миледи, хозяйка дома не должна заставлять гостей ждать.

Я в последний раз окинула взглядом свое отражение, подобрала подол платья и решительно шагнула к выходу. Совместными усилиями мисс Клейтон и ее коллег я превратилась из Золушки в принцессу: высокая укладка, открывающая шею, тяжелый вечерний макияж, выделивший глаза густым слоем туши и теней, обозначивший румянами скулы и подчеркнувший губы насыщенной помадой, тонкий аромат французского парфюма и бриллиантовый гарнитур старой графини, как нельзя лучше дополняющий изысканную простоту длинного приталенного платья. Со дня отъезда из столицы я, по совокупности объективных признаков, ухитрилась незаметно сбросить еще пару килограмм, и в сочетании с черным цветом облегающего фигуру вечернего туалета казалась удивительно стройной и миниатюрной. Будучи аппетитной пышечкой, я и не догадывалась, что у меня такие изящные, аристократически узкие запястья и четко выраженные ключицы, еще совсем недавно я бы ни за какие коврижки не согласилась примерить обтягивающее платье и до сих пор помнила, как в прокате свадебных нарядов продавщица отчаянно втискивала меня в корсет, но сегодня вдруг выяснилось, что у меня от природы присутствует плавный переход от талии к бедрам, прежде надежно скрывавшийся под жировой прослойкой, а ненавистный животик, упорно портивший мне настроение буквально на протяжении всей жизни, давно исчез без следа. Невзирая на то, что моя нынешняя худоба выглядела даже несколько болезненной, в ней была какая-то своеобразная привлекательность, в таком виде я могла бы смело позировать для парадного портрета, и впоследствии ни у кого не возникло бы сомнений в моем благородном происхождении.

Я медленно спускалась мимо рыцарей в начищенных доспехах и лошадиных скелетов в стеклянных клетках под живой аккомпанемент льющейся из оркестровой ямы музыки, и мое сердце бешено колотилось от предвкушения долгожданной развязки. Я не боялась сокрушительного провала и не рассчитывала на грандиозный триумф, а всего лишь остро жаждала довести начатое до логического завершения, и мысль о том, что этим вечером будет покончено со всеми недоговоренностями, внушала мне недостающую храбрость. Если первые шаги были для меня сродни восхождению на Голгофу, то с каждым следующим мгновением я ощущала в себе всё большую уверенность — ноги практически перестали дрожать и подкашиваться, липкие от выступившего пота ладони высохли, а свинцовый обруч вокруг грудной клетки сначала ослабил давление, а затем и вовсе лопнул.

Облаченные в парадную униформу слуги уже стояли наготове с уставленными хрустальными бокалами разносами в руках, и я бесконтрольно сглотнула, яростно сражаясь с внезапно проснувшимся желанием выпить. Скоро будут открыты бутылки с шампанским, и пенный напиток заиграет бесчисленными искорками, но мне нужно любой ценой избегать соблазна. Ни пригубить, ни сделать маленький глоточек, ни даже просто взять один бокал из вежливости — я надеялась, что у меня хватит мужества не притрагиваться к спиртному, но изрядно сомневалась в своей способности контролировать объемы потребления алкоголя, а хорошо зная, как быстро шампанское ударяет в голову, тем более строжайше запретила себе приближаться к манящим разносам.

Свежесрезанные букеты в антикварных вазах распространяли сладковатый аромат, бриллиантовые серьги старой графини едва уловимо позвякивали у меня в ушах, а стрелка настенных часов неумолимо ползла к цифре семь. За отделяющей парадный зал от холла дверью встречал прибывающих гостей явно соскучившийся по светским раутам Финк, и я одновременно с ужасом и нетерпением ждала, когда резные створки широко распахнутся, и приятный баритон дворецкого с тягучим акцентом торжественно объявит:

— Мистер Джон Уитмор с супругой!

Я была так несказанно счастлива, что адвокат намеренно или нет, но опередил остальных приглашенных, что чуть было не пренебрегла правилами хорошего тона и с разбегу не бросилась Уитмору на шею. От опрометчивого поступка меня удержало прежде всего присутствие миссис Уитмор — полноватой дамы в летах, своей благообразной внешностью наглядно подтверждающей расхожую теорию, гласящую, что за долгие годы брака муж и жена рано или поздно приобретают поразительное сходство друг с другом.

— Спасибо, что пришли, Джон! — от души поблагодарила адвоката я, — миссис Уитмор, я очень рада с вами познакомиться!

— Зовите меня Эмили, — разрешила миссис Уитмор, — моя дорогая, вы божественны! Я близко знала вашего покойного супруга, прошу вас, примите мои запоздалые соболезнования. Как жаль, что Род не дожил до этого дня, он бы вами гордился! Помнится, когда прием устраивала эта американская выскочка мисс Грант, она абсолютно не смотрелась в гостиной Олдридж-Холла… Только вообразите себе, она надела такое прозрачное платье, это кошмар, все заметили, что на ней не было нижнего белья. И еще этот разрез… Боже правый, мы все были в шоке от подобной дерзости! Никто не решался сказать Роду, что его жена выглядит хуже, чем падшая женщина, но вы бы слышали, как потом люди злословили у него за спиной… Нет, конечно у мисс Грант прекрасная фигура, но надо же хоть немного чувствовать грань, ведь так? Олдридж-Холл — это не Голливудские Холмы, где что ни мероприятие, так натуральный парад «голых» платьев…

— Эмили, прекрати! — цыкнул на разболтавшуюся супругу адвокат, интуитивно догадавшись, насколько удручающее воздействие оказывают на меня разговоры об Эзри Грант, пусть даже те, в ходе которых она всячески выставляется в негативном ключе, — уверен, что Роде не интересны твои сплетни. Но в одном моя жена права, Рода, сегодня вы ослепительно красивы! Я вижу, вы напряжены, пожалуйста, расслабьтесь, все идет планомерно. Топ-менеджеры «Aldridge Estate Group» и журналисты будут здесь с минуты на минуту, мы с Эмили специально приехали пораньше, чтобы оказать вам всестороннюю поддержку. Боже, как тесен этот фрак! По-моему, я не вынимал его из шкафа лет десять, он стал мне немного маловат. Род шутил, что во фраке я похож на старого пингвина, и, между прочим, это так и есть. В этом жилете мне нечем дышать, а бабочка сжимает горло, как удавка! Эти дресс-коды сочинял какой-то прирожденный садист, не иначе! Но подождите, Рода, вы еще не видели пэров с голубой перевязью… Роду тоже иногда приходилось надевать такую, теперь она перешла по наследству его сыну.

–Я отправила Дарену приглашение, — сообщила Уитмору я, — и Кейт тоже. Не знаю, придут они или нет, но я бы очень этого хотела.

— Вы серьезно рискуете, Рода, — помрачнел адвокат, — я бы даже сказал, что вы сами создаете себе проблему. Почему вы не поставили меня в известность?

— Потому что ты бы ее непременно отговорил, — вступилась за меня Эмили Уитмор, — лично я с вами полностью солидарна, моя дорогая! Чем быстрее Дарен и Кейт поймут, что вы не мисс Грант, тем выше ваши шансы наладить с ними отношения. Вы — умница, Рода, и не слушайте этого старого зануду, моего мужа, во всем виновата его работа. В адвокатской практике он привык опираться только на факты, а иногда нужно прислушиваться к интуиции. Они с Родом часто спорили на эту тему за бутылочкой скотча. Род говорил, что нельзя всё на свете прописать в законе, и универсального ответа на все вопросы просто не существует, а Джон безуспешно пытался его переубедить. Двоих таких упрямцев еще надо было поискать… Простите, я до сих пор не могу поверить, что Рода больше нет с нами. Наверное, это потому, что похороны были формальными, а тело так и не нашли.

— Я тоже не могу смириться с его смертью, Эмили, — вздохнула я, — я специально посетила семейный склеп Олдриджей, но не почувствовала там ничего, кроме пустоты. Возможно, Джон рассказывал вам, что я вскоре отправляюсь на Бимини?

— Ради бога, Рода, будьте осторожны! — выразила непонятное беспокойство миссис Уитмор, — умоляю, не повторяйте роковой ошибки своего супруга! Не выходите в море без опытного проводника, это же Бермудский треугольник, разве вы не знали?

— Бермудский треугольник? Бимини? — уточнила я, — вы уверены?

— Ну, конечно! — активно затрясла головой Эмили. Для того, чтобы прическа держалась, на ее седеющие волосы было вылито по меньшей мере полфлакона лака, и вблизи пышная укладка здорово напоминала закостенелый черепаший панцирь. Судя по всему, пожилая леди, как и ее муж-адвокат, не часто участвовала в званых ужинах и доскональное соблюдение требований дресс-кода также отняло у нее немало сил, — Бимини входит в Бермудский треугольник, и одному только господу ведомо, что за мистика там порой творится. Корабли исчезают, самолеты пропадают с радаров…Зачем вам ехать в это гиблое место, Рода? Взглянуть на мемориальную доску и всё? Что вам это даст, в конце-то концов? Поберегите себя, дорогая, у вас еще вся жизнь впереди!

–Э мили, не нагоняй жути! — попросил Джон Уитмор, — какая мистика, бог с тобой! Всем известно, что в ту ночь Род был пьян, он в одиночку вышел в море, попал в шторм, не справился с управлением и его катер налетел на риф.

–У леди Камиллы иная версия произошедшего, — непроизвольно передернула плечами я, — впрочем, в ней тоже нет ничего мистического. Давайте не будем об этом, ладно?

— Хотя бы пообещайте нам, что будете осторожны! — взмолилась миссис Уитмор, и я вдруг осознала, что она и в самом деле переживает за мою безопасность, — я смотрю на вас и вижу маленькую растерянную девочку, не понимающую, где ей искать утешения своему горю, но поверьте мне, Рода, время — лучший лекарь. От того, что вы будете метаться по белому свету, покоя вам не обрести. Почему бы вам не остаться в Олдридж-Холле? Или вам здесь не нравится?

— Безумно нравится, — без тени лукавства ответила я, — может быть, однажды я сюда вернусь и навсегда осяду в Чешире, но пока мой путь лежит на Бимини. Я не могу толком объяснить, чего я жду от этого путешествия, но вы же сами советовали мне довериться интуиции.

— Как бы интуиция не довела вас до…, — начало было Эмили, но ее неодобрительную реплику прервал зычный голос Финка.

–Его Светлость герцог Рагли и Ее Светлость вдовствующая герцогиня Рагли, — представил гостей дворецкий, я отчетливо почувствовала, как холодеют у меня конечности. Герцог Рагли и его матушка явились по первому зову, но Кейт с ними нет. В гневе разорвала приглашение и категорически отказалась сопровождать жениха или приедет позже вместе с братом?

— Леди Олдридж, мое глубочайшее почтение! Миссис Уитмор! Джон! — леди Камилла не преувеличивала: молодой герцог Рагли обладал античной красотой сошедшей с пьедестала скульптуры. Светлые, будто слегка выгоревшие на солнце волосы, точеные черты лица, огромные голубые глаза, волевой подбородок, столь модная нынче легкая небритость, белозубая улыбка… Даже фрак с раздвоенными фалдами, брюки с атласными лампасами и застегнутый на все пуговицы белый пикейный жилет, дополненный шелковым галстуком-бабочкой, при всем своем комизме ничуть не портили совершенный облик герцога, лишь придавая ему обольстительную изысканность потомственного аристократа. Его мать тоже сохранила остатки былого очарования, и хотя далеко не юный возраст постепенно брал свое, Ее Светлость искусно подкрашивала волосы, явно уделяла значительное внимание косметологическим процедурам и бдительно следила за весом. Роскошное платье в пол, дополненное наброшенной на плечи горжеткой, вероятно, обошлось вдовствующей в герцогине в целое состояние, а крупные, сверкающие драгоценности поражали воображение не только своими изящными формами, но и размерами камней.

— Герцогиня! Герцог! — поприветствовала гостей я, с облегчением констатировав, что мой голос почти не дрожит, — очень рада знакомству! Надеюсь, вы хорошо добрались?

— За что я люблю тихие уголки вроде Чешира, так это за что по сравнению с Лондоном, здесь вообще не бывает пробок! — по-девичьи звонким голосом проворковала герцогиня, — если бы не вынужденная необходимость посещать массу выездных мероприятий, я бы месяцами не покидала свое имение, но вы же понимаете, мое положение не оставляет мне выбора. Как бы я хотела насладиться отдыхом, вдоволь надышаться свежим воздухом, но вместо этого почти не покидаю Лондона. Я радуюсь любой возможности вырваться из города, но, к сожалению, это редко получается.

— Матушка слегка хитрит, леди Олдридж, — заразительно рассмеялся герцог Рагли, — она не создана для сельской тиши, ее стихия — это водоворот светской жизни, за неделю вдали от Лондона она чахнет, как цветок без солнца. А вы где планируете провести осень? Останетесь в Олдридж-Холле или вернетесь в Лондон?

— Мисс Каролина Ковальская, — не дал мне ответить Финк, и в следующий момент в предупредительно распахнутые двери вплыла моя бывшая подруга.

ГЛАВА LXXXI

Макияж, наряд, прическа, украшения — буквально каждая деталь ее удивительно гармоничного образа свидетельствовала о том, что Кара не новичок на такого рода вечерах. Похоже, она долго и тщательно готовилась к сегодняшнему выходу в свет, и финальный результат ее стараний не мог не впечатлять. Великолепное коралловое платье в свободном греческом стиле успешно справлялось с поставленной задачей скрыть живот, зато глубокое декольте красиво подчеркивало пышную, налитую грудь, а невесомое меховое болеро на плечах оттеняло блеск эксклюзивных драгоценностей. Несмотря на беременность, Каролина отважилась надеть обувь на высоком каблуке, и сейчас казалась женским двойником герцога Рагли — таким же совершенным воплощением античной безупречности, начисто лишенным присущих обычным людям недостатков. Ее улыбка была задумчивой, а взгляд хранил в себе неразгаданную тайну, и когда Кара приблизилась ко мне, чтобы обменяться со мной воздушными поцелуями, известными здесь под мудреным названием «акколада», я почувствовала знакомый запах ее изысканных духов — соблазнительный и страстный аромат, слегка приглушенный обманчиво мягким нотками, которым на моей памяти она пользовалась только в исключительных случаях.

— Дорогая! — по-английски мурлыкнула Каролина, на миг наклоняясь к моей щеке, — отлично выглядишь!

–Ты тоже! — холодно буркнула я, вынужденная признать, что моя подруга и вправду способна без труда затмить первых красавиц Соединенного Королевства, и шепотом добавила по-русски, — ты добилась своего, теперь оставь меня в покое.

— Леди Олдридж, надеюсь вы представите нас своей очаровательной гостье? — спутал мне все карты проявивший любопытство Артур Рагли, и я вдвойне возненавидела возложенную на меня роль хозяйки мероприятия.

Пока Кара обменивалась любезностями с четой Уитморов и почтительно приветствовала герцога и герцогиню, Финк успел впустить в зал сразу несколько супружеских пар и троих солидных джентльменов, явно ощущающих себя не в своей тарелке. Гости прибывали каждую минуту, и гостиная стремительно заполнялась прямо на глазах. У меня звенело в ушах от громких титулов и знатных фамилий, меня слепило сияние выставленных напоказ бриллиантов, я раз за разом повторяла одни и те же слова, лучезарно улыбалась и с завистью наблюдала, как исчезают с разносов бокалы шампанского. Я не знала в лицо никого их собравшихся, мне равным счетом ни о чем не говорили их бесчисленные регалии, и лишь по пресловутым голубым перевязям с розетками из орденских лент я выделяла среди гостей представителей высшего сословия, справедливости ради, нужно отметить, что составлявших в зале подавляющее большинство. Жены и дочери пэров в общей массе отличались не слишком привлекательной наружностью, но их холеные лица, шикарные туалеты и безукоризненно подобранные драгоценности недвусмысленно говорили, как о постоянной заботе о внешности, так и о врожденном чувстве вкуса и, главное, меры.

Кара часто рассказывала мне о столичных вечеринках, где собирался цвет отечественной олигархии, и, если верить ее словам, такую откровенную ярмарку тщеславия еще нужно было поискать — юные, едва достигшие совершеннолетия любовницы модельных параметров, избыток обнаженного тела, кричащая роскошь и танцовщицы гоу-гоу, больше напоминающие стриптизерш. Приглашенные на закрытые VIP-тусовки счастливчики извлекали из гардероба самые дорогие предметы одежды и ожесточенно соревновались в количестве блестящих побрякушек, а пресыщенные богатством нувориши без особого стеснения высматривали себе очередную пассию в кругу самозабвенно предающихся развлечениям девушек. Именно на таких вечеринках Кара находила себе спонсоров — обеспеченные «папики» слетались к ней, будто мухи на мед, и последующие несколько месяцев она купалась в деньгах и не вылезала с модных европейских курортов, чтобы потом объявить мне о бесперспективности зашедших в тупик отношений и пуститься на поиски нового кошелька на ножках. На самом деле любитель «свежего мяса» просто уставал от извечных капризов чересчур требовательной красотки, прямым текстом сообщал, что жениться на ней принципиально не намерен, и благополучно отправлялся восвояси, оставляя Каролину хотя и с разбитым сердцем, но при этом с десятком бархатных коробочек, евроремонтом в любовном гнездышке и полным набором бытовой техники последнего поколения, а также с обширной коллекцией шуб в итальянском платяном шкафу. Глядя, как исподтишка пожирают глазами Кару оккупировавшие мою гостиную «милорды», я запросто могла предположить, что во всяком случае половина из них совсем не прочь предложить моей подруге содержание, однако, даже если здесь и процветала порочность, ее предпочитали мастерски прятать за учтивыми кивками и ничего не значащими фразами, а не явственно демонстрировать в масляных взглядах и скабрезных жестах. Британская аристократия слишком дорожила нерушимыми семейными ценностями, чтобы поддаваться сиюминутным желаниям в ущерб безупречной репутации, и, наверное, потому развод Родрика с леди Камиллой произвел в пронизанном консервативными установками обществе эффект разорвавшейся бомбы. Здесь было исторически не принято расторгать многолетние браки, и я упорно не понимала, на что рассчитывала Каролина, шантажом вымогая у меня официальное приглашение на званый ужин. Или она трезво оценила свое сомнительное будущее и в итоге решила, что стать конкубиной при каком-нибудь именитом британце гораздо менее унизительно, чем судиться с Аленом за грошовые алименты? Каким образом Кара планировала примирить своего потенциального благодетеля с наличием у нее ребенка, мне ясно не было, однако, я не сомневалась, что ради безбедной жизни в Лондоне моя бывшая подруга справится и с этой проблемой. На данный же момент Каролина вела себя достаточно скромно: пока я безостановочно раскланивалась с непрекращающимся потоком гостей, она непринужденно вступала в светские беседы, заводила полезные знакомства и щедро дарила сливкам английского бомонда многообещающие улыбки.

По моими приблизительным оценкам количество гостей Олдридж-Холла неумолимо двигалось к отметке в сто человек. Внушительные размеры парадного зала позволяли собравшимся рассредоточиться на группы по интересам, и в перерывах между приветственными речами, я анализировала сложившуюся диспозицию, с целью примерно сориентироваться, кто с кем дружит, и кто от кого дистанцируется. Когда голос Финка ознаменовал появление графа и графини Кранборн и их дочери леди Оливии, у меня в мозгу промелькнули смутные ассоциации, но вспомнить, в связи с какими обстоятельствами я уже слышала эту фамилию, мне удалось только после того, как гости переступили порог. Меня удостоили чести невеста Дарена с родителями, но сын Родрика, как и его сестра, на мое приглашение, к сожалению, так и не откликнулся. Граф Кранборн, грузный, лысеющий мужчина во фраке с белой бутоньеркой и его элегантно стареющая жена выглядели вполне типично для британского высшего класса, а вот леди Оливия резко выделялась на фоне рафинированных аристократов и со своей короткой стрижкой и спортивным телосложением казалась почти амазонкой. Она явно привыкла одеваться иначе, и, хотя в ее поведении отлично чувствовались полученное воспитание и привитые с детства манеры, высокие каблуки и платье со шлейфом причиняли ей ощутимые неудобства. Вопреки выспренней обстановке светского приема Оливия сходу попросила меня обращаться к ней по имени и уверенно протянула для рукопожатия по-мужски сильную ладонь. Ее мать при этом неодобрительно шикнула, но вслух ничего не сказала — видимо, миссис Девенпорт не зря акцентировала мое внимание на феминистическом мировоззрении Оливии, и сейчас я готова бы согласиться, что эта девушка куда с большей вероятностью станет оперирующим хирургом в королевском госпитале Лондона, чем выйдет замуж за Дарена и родит ему наследников.

Последние припозднившиеся гости прибыли к воротам Олдридж-Холла практически в половину восьмого. Маркиз и маркиза Монтегю с выводком разнополых детей в возрасте от восемнадцати до семи лет извинились за задержку, объяснив свое опоздание затянувшимися сборами младших сыновей, еще до конца не осознающих свой высокий статус и выразивших активное нежелание отрываться от игрушек. Впрочем, думаю, даже старая графиня, широко известная своей чрезвычайной приверженностью к соблюдению этикетных норм, не смогла бы разозлиться на кукольно-милых двойняшек Монтегю, некстати расшалившихся перед самым отъездом на званый ужин. Так или иначе, семейство Монтегю фактически поставило финальную точку в подготовительном этапе, и, выждав для очистки совести еще немного времени, я через слугу передала охране распоряжение закрывать ворота. Аккредитованные журналисты уже находились на территории имения, и я не хотела, чтобы назойливые папарацци усложнили мне и без того нечеловечески тяжелую миссию. С этого мгновения в Олдридж-Холл не должен был просочиться ни один охотник за сенсациями, и я всецело полагалась на начальника службы безопасности, еще с утра клятвенно заверившего меня в отсутствии поводов для волнения.

Мне предстояло всего лишь выйти на середину зала и привлечь к себе внимание дегустирующих шампанское гостей, но я до последнего пыталась отсрочить неизбежный момент истины, притом, что заблаговременно приказала миссис Торнтон организовать для меня подобие трибуны и обязательно раздобыть радиомикрофон. Задрапированная алым бархатом кафедра неприметно стояла на возвышении, но я никак не решалась сделать первый шаг в ее сторону. Меня тяготили чужие бриллианты в ушах и на шее, мне постоянно мерещились пересуды за спиной, я с улыбкой обходила зал по периметру, но в каждом ответном взгляде мне виделась презрительная ухмылка, хотя никто из собравшихся не только не позволил неуважительного высказывания в мой адрес, но даже косвенно не выразил своего пренебрежения. Напротив, меня осыпали комплиментами, расхваливали мое гостеприимство, восхищались моим платьем и говорили теплые слова о Родрике, словно и не было того омерзительного инцидента с Эзри Грант, а наша свадьба не стала следствием пьяного загула где-то в дебрях Пуэрто-Рико. Ко мне относились как к настоящей леди Олдридж — законной супруге покойного графа, и, хотя лица моих собеседников оставались бесстрастными, глаза-холодными, голоса — ровными, а фразы-сухими, никто и близко не пытался указать мне на место. Кроме Уитморов и Оливии ко мне все обращались с положенным пиететом, а герцогиня Рагли и вовсе вилась вокруг меня волчком не то в надежде занять денег, не то в расчете первой узнать, светит ли Кейт доля в наследстве Родрика и стоит ли Артуру форсировать бракосочетание. Герцогиня без умолку трещала сорокой о том, как утомляет ее необходимость посещать протокольные мероприятия и как мечтает она удалиться на покой в фамильное поместье, и я до конца не понимала, живет ли в она в своем вымышленном мире, где герцоги Рагли до сих пор владеют огромным состоянием, или изо всех сил старается напустить мне пыли в глаза, скрывая катастрофически бедственное положение своей семьи, вынужденной превратить Рагли-Хаус в туристический объект. Судя по всему, Артуру Рагли достались от родителей лишь знатное происхождение да привлекательная внешность, и его предприимчивая матушка спала и видела, как бы выгодно женить сыночка. Возможно, она даже прикидывала в уме, насколько долго растянется мой траур по Родрику и не выгодней ли будет герцогу Рагли разорвать помолвку с Кейт и переключиться на богатую вдовушку, чтобы уж наверняка прибрать к рукам состояние покойного графа. Мне изначально показалось, что Артур и Кара во многом похожи, а их целевые установки совпадают до мелочей, но сейчас, когда я вполуха слушала, как распинается леди Рагли, ситуация вдруг стала меня забавлять.

–Простите, герцогиня, мне нужно сделать объявление, — кое-как отбилась от намертво прилипшей ко мне дамы я и, повысив голос, во всеуслышание произнесла, — леди и джентльмены, перед тем как пригласить вас к столу, я хотела бы попросить минутку вашего внимания. Я буду вам очень признательна, если вы уделите мне время и выслушаете то, что я намерена вам сказать.

В оживленно гудящем зале резко воцарилась абсолютная тишина. В напряженном безмолвии я прошествовала к своей трибуне и уже даже взяла в руки радиомикрофон, но ко мне внезапно подошел явно чем-то встревоженный Финк, низко наклонился и одними губами прошептал:

–Прошу прощения, миледи, там у ворот сэр Дарен и леди Кэтрин. Они пытались проехать внутрь, но охрана их не пропустила, сославшись на ваше распоряжение. У них нет приглашений, и, по-моему, сэр Дарен не совсем трезв.

–Какого дьявола их не впускают, мистер Финк? — снова сорвалась на непечатную лексику я, — когда я приказала ограничить доступ посторонним лицам, я подразумевала папарацци, но никак не детей Рода. Кстати, почему они без приглашений?

–Охранник спросил у них то же самое, миледи, — красноречиво вздохнул дворецкий, — но сэр Дарен встряхнул его грудки и сказал, что они с сестрой — единственные законные хозяева Олдридж-Холла и им не нужные никакие приглашения, чтоб войти к себе домой.

–О, боже! — закусила губу я, — и почему я не вняла совету Джона Уитмора? Значит так, мистер Финк, отступать мне уже поздно, пусть охрана немедленно разрешит им проехать, а я извинюсь перед гостями и попрошу их немного подождать.

ГЛАВА LXXXII

С самого начала я подспудно ощущала, что всё проходит уж слишком идеально, и рано или поздно в этот подозрительный штиль должен неминуемо ворваться ураганный порыв надвигающейся бури, и как у каждого разрушительного шторма, у этого стихийного бедствия тоже имелось свое имя. Яростный вихрь, призванный смести с лица земли старательно выстроенные замки из песка, звался Дарен Сеймур, и если я адекватно оценивала степень грозящей мне опасности, то мой шаткий план сейчас фактически висел на волоске. Я своими руками вырыла себе яму и предсказуемо угодила в собственную западню — Дарен не только демонстративно опоздал на прием и пренебрег обязательными требованиями дресс-кода в пользу потертых джинсов и бесформенной толстовки, но и устроил показательный демарш на посту охраны, демонстративно проигнорировав необходимость предъявить приглашение и свериться со списком, а учитывая, что его сестра приняла в этом спектакле непосредственное участие, дети Родрика явно действовали заодно, и мой недавний разговор с их матерью оказался бессмысленной тратой времени. Леди Камилла так и не смогла убедить Дарена и Кейт сделать шаг навстречу, и мне в сложившейся ситуации мне не оставалось ничего другого, кроме как постараться сохранить достоинство.

Невольно пришедшая мне на ум аналогия с ураганом, можно сказать, оказалась пророческой. Умолкли звуки оркестра, настороженно притихли шушукающиеся гости, затаились в предвкушении жареной сенсации вооруженные камерами журналисты, даже слуги с разносами разом замерли в неподвижном ожидании, а я инстинктивно прильнула к трибуне, чувствуя, как предательски увлажняются под тонкой тканью перчаток судорожно стискивающие микрофон ладони.

–Его Сиятельство граф… — вышколено невозмутимому даже в самых экстремальных обстоятельствах Финку так и не удалось представить Дарена по всем канонам, так как в разгаре перечисления титулов тот весьма невежливо оттеснил дворецкого с дороги и буквально вломился в зал, заставив собравшихся синхронно ахнуть от изумления.

Похоже, это был неизбежный конец моих напрасных иллюзий, и не будь ко мне неотрывно прикована без малого сотня наполненных любопытством взглядов, я бы так мучительно не сдерживала обреченного возгласа разочарования, норовящего бесконтрольно сорваться с моих ярко накрашенных губ. Но предначертанная мне роль не допускала проявления слабовольных эмоций, и я стояла перед лицом жаждущей зрелищ толпы, готовая в любой момент пойти на крайние меры, только бы не допустить превращения званого ужина в набор безобразных сцен. Где-то на заднем фоне я отчетливо видела сухопарую фигуру миссис Торнтон, и надеялась, что по моему знаку экономка сообразит незамедлительно вызвать дежурящую в коридоре охрану.

В этом было что-то странное и ненормальное — в упор смотреть на сына Родрика и с поразительной ясностью сознавать, что мы с ним одинакового возраста. Для меня давно не было новостью, что Дарен — мой ровесник, но я и не предполагала, что мне станет настолько не по себе, когда мы столкнемся в личном контакте. Наверное, мне было бы гораздо сложнее воспринимать объективную реальностью, если бы Дарен обладал портретным сходством со своим отцом, но на мою удачу в его внешности преобладали черты леди Камиллы, и от Родрика ему достался разве что нос с аристократической горбинкой, острый подбородок, высокий рост и худощавая, слегка нескладная комплекция. В остальном Дарен был копией матери, тогда как предпочитающая скромно держаться за спиной у брата Кейт унаследовала отцовские глаза насыщенного серо-голубого оттенка, выдающий благородное происхождение лоб и чересчур тонкую, ничуть не красящую женского облика линию рта. Как это нередко бывает, из Дарена вырос интересный молодой человек с неброской, но при этом довольно привлекательной наружностью, а его сестра так и не стала прекрасным лебедем, безнадежно застряв на промежуточной стадии преображения из гадкого утенка. Природная стройность Дарена в случае Кейт обернулась плоской грудью, а точеный овал — типичным лицом «сердечком», и даже светло-русые волосы она вынуждена была подвергать колорированию, чтобы придать им более яркий отлив и привести в гармонию с изначально бесцветными, но сейчас густо прокрашенными ресницами и бровями.

Быстрой, размашистой походкой Дарен наискосок прошел через зал, не обращая внимания на дружно устремленные в его сторону взгляды, молча приблизился к моей трибуне и с ненавистью впился в меня яростно пылающими глазами. Многоопытный Финк не ошибся: от 19-го графа Олдриджа исходил резкий запах алкоголя, и судя по всему, Дарен основательно принял на грудь в аккурат перед самым выездом, а то и вовсе опрокинул в себя содержимое карманной фляжки прямо у ворот фамильного имения.

Ослепляющие вспышки бесчисленных фотокамер и сопровождающие их щелчки затворов раздались практически одновременно с тем, как Дарен открыл рот, и от неожиданности я допустила свой первый и, скорее всего, далеко не последний роковой просчет.

–Прекратите снимать! — в неуправляемом приступе панического ужаса пронзительно завопила я, — вы слышите, уберите камеры!

–Ну уж нет, снимайте всё в мельчайших подробностях! — словно даже обрадовался массовому засилью журналистов Дарен и широким жестом дал отмашку подпрыгивающим от возбуждения репортерам, — и не упустите ни одной детали! Пусть наутро весь мир узнает, что происходит в Олдридж-Холле! Это место было нашим домом на протяжении пяти веков, но отныне здесь безраздельно царствует самозванка, и законным хозяевам требуется специальное разрешение, чтобы проехать за ворота. Когда-то Олдридж-Холл принимал в своих стенах британских монархов, кто бы мог подумать, что в его парадные залы однажды ступит нога какой-то проходимки? Это уже не тот Олдридж-холл, в котором выросли мы с Кейт, это — грязный вертеп под властью аферистки и мошенницы, присвоившей не только имущество моего отца, но и его титул. Посмотрите на себя, дамы и господа, как вам не совестно кланяться этой мерзкой особе и рассыпаться перед ней в любезностях, делая вид, что вы признаете ее равной себе? Почему вместо того, чтобы объявить ей бойкот и изолировать ее от приличного общества, вы собрались под крышей Олдридж-Холла, на пороге которого вас еще недавно встречали моя мать и бабушка? Неужели вас не заботит, что эта дрянь открыто издевается над моей семьей, и вы спокойно наблюдаете над тем, как она щеголяет в драгоценностях старой графини? Простите, но я не в силах это терпеть, и раз сегодня в этом зале присутствуют лишь лицемерные трусы, мне придется в одиночку восстанавливать справедливость!

Когда Дарен внезапно бросился ко мне и отчаянно рванул с шеи бриллиантовое колье, я инстинктивно вскинула руки, и только чудом удержала равновесие, не допустив позорного падения посреди парадного зала на потеху недоброжелателям и журналистам. Ожерелье оказалась на удивление прочным, и я на миг потеряла способность дышать, но прежде, чем у меня потемнело в глазах, боковым зрением увидела, как от глубоко шокированных выходкой Дарена гостей отделилась леди Оливия Саффолк и пулей метнулась к своему обезумевшему жениху.

–Что ты творишь, идиот? — не стесняясь в выражениях, прошипела Оливия, обеими руками вцепилась Дарену в плечи и с поистине недюжинной силой оттащила беснующегося парня, напоследок все-таки успевшего выдернуть у меня серьгу из уха.

Алые капли сочащейся из разорванной мочки крови одна за другой падали на мои обнаженные плечи, но я почти не чувствовала боли. Меня, наконец, окружили секьюрити, и сейчас я была полностью защищена от дальнейших посягательств продолжающего бушевать Дарена, однако, сковавшее меня оцепенение было намного страшнее причиненных мне телесных повреждений. Я отрешенно взирала на обеспокоенно суетящихся гостей, краем уха прислушивалась к доносящимся отовсюду восклицаниям и толком не понимала, что вообще происходит. Я погрузилась в необъяснимый ступор, словно пребывающий на пределе организм намеренно отгородился от внешнего мира непроницаемым экраном, пока перегруженный мозг не даст сигнала снова вернуться в нормальный режим функционирования.

–Рода, вы в порядке? Не волнуйтесь, охрана изымет у журналистов все носители! По-моему, вам нужен врач! — кое-как пробился сквозь плотный заслон охранников Джон Уитмор, — Рода, не молчите, ради всего святого, да что с вами? Изабелл, что вы стоите, принесите миледи воды!

–Одну секунду, — отмерла миссис Торнтон, и я словно со стороны отметила, насколько мертвенно бледным выглядит ее растерянное лицо, — я пошлю за доктором.

–Не надо! — активно воспротивилась я, волевым усилием переборов желание воспользоваться живым прикрытием из сотрудников службы безопасности и под шумок сбежать в свою комнату, закрыться там на все замки и никого не впускать внутрь по меньшей мере до утра, — Джон, дайте мне микрофон!

–Какой микрофон, у вас кровь ручьем хлещет! — возмутился адвокат, но я поспешно наклонилась, подняла с пола выпавший из разжавшихся пальцев микрофон, рефлекторно коснулась пострадавшего уха, и раздраженно стащила с руки моментально покрывшуюся кровавыми пятнами перчатку.

–Послушайте меня! Я должна кое-что сказать! — многократно усиленный акустическим эффектом голос показался мне чужим и незнакомым, я закашлялась, оттолкнула протягивающую мне стакан с водой экономку и, убедившись, что меня услышал даже Дарен, свирепо зыркающий на прервавшую публичную экзекуцию Оливию Саффолк, бегло окинула взглядом парадный зал Олдридж-Холла. Ликующие физиономии светских репортеров, ошарашенные лица светской публики, отродясь не видавшей подобной дикости на званых ужинах такого уровня, злорадная ухмылка мстительно торжествующей Кары, красноречиво приподнятая бровь герцогини Рагли и неприятно искаженные злобной гримасой черты Дарена, резко контрастирующие с испуганным выражением, застывшим в серо-голубых глазах его сестры.

–Лучше заткнись, если не хочешь, чтобы я вышвырнул тебя за шкирку! — выкрикнул Дарен, и безуспешно пытающаяся остановить его Оливия Саффолк побагровела от стыда за поведение своего жениха, — у тебя нет права находиться в этом доме! Ты еще хуже, чем Эзри Грант. Та хотя бы просто оттяпала у папочки свои миллионы и сразу исчезла из нашей жизни. Но ты пошла дальше, тебе нужны не только деньги, ты рассчитываешь занять положение в обществе, но даже не надейся, что у тебя что-нибудь, выгорит! Эзри действовала открыто, она перла напролом, не думая, что скажут люди, а ты оказалась хитрее. Ты втихаря подмяла под себя и нашу компанию, и наш дом, и наш титул, да еще и пыжишься теперь, чтобы соблюсти приличия. Это же смешно, безродная голодранка, которая стала миллиардершей благодаря тому, что наш папаша пропил последние мозги, требует величать ее «миледи» и устраивает рауты в родовой усадьбе! Думаешь, если ты нацепила на себя бриллианты графини Олдридж, то в тебе сразу прибавилось голубой крови? Но во что бы ты не рядилась, ты жалкое ничтожество, ты оскверняешь Олдридж-Холл своим присутствием, ты как плесень, отравляющая все вокруг…

–Рода, прикажите охране его вывести, — не выдержал Джон Уитмор, по-прежнему не отходящий от меня ни на шаг, — вы же видите, он не в себе!

–Чьи интересы вы отстаиваете, мистер Уитмор? — издевательски прищурился Дарен, — наша семья всецело вам доверяла, вы были для нас не только адвокатом, мы считали вас своим другом. Кто мог ожидать, что вы предадите Олдриджей, что вы швырнете под ноги этой девке наследство нашего отца? Это ведь вы удостоверили изменения в завещании, это вы не посмотрели на то, что на старости лет он лишился рассудка, это вы позволили ему оставить ни с чем своих родных детей, это вы продали душу дьяволу, провернув столь гадкое дельце. И после всего этого вы как ни в чем не бывало переступаете порог Олдридж-Холла и смеете мне указывать? Похоже, вы стали личным поверенным новоиспеченной леди Олдридж и охотно помогаете ей советами, чтобы лишить нас с Кейт малейших шансов вернуть наше имущество обратно. Вы отвратительны, мистер Уитмор, мне противно, когда я думаю о том, что вы столько лет были вхожи в наш дом!

–Это становится невыносимым! — вспылил адвокат, — я исполнял волю твоего отца, Дарен, и если его воля была такова, что он завещал состояние Олдриджей своей супруге, значит, у него были на то причины, и нам обоим они прекрасно известны, но я бы не хотел озвучивать их представителям прессы. Пора заканчивать с этим цирком! Финк, пусть охрана тщательно проверит журналистов, чтобы исключить любую утечку информации, а я отведу миледи наверх. И проследите, пожалуйста, чтобы сэр Дарен немедленно покинул Олдридж-Холл.

–Ты уже здесь командуешь, Джон? — осклабился Дарен, — что же она тебе посулила? Сколько она тебе отстегнула в обмен на лояльность? Неужели твоя верность Олдриджам так дешево стоит? И не смей науськивать на меня охрану, у меня есть гордость, я уйду сам, но сначала я хотел бы поставить в известность твою подопечную, что без боя я не сдамся, даже если мне придется остаток жизни провести в судах. И запомните, запомните все, я поступаю так не жадности, а лишь потому, что не могу позволить этой твари надругаться над памятью о моих предках. И вы, все те, кто пришел к ней на ужин, кто будет принимать ее в своих домах, кто подаст ей руку, как же низко вы пали в своем стремлении сохранить добрые отношения с Олдриджами. Но настоящий Олдридж — это не тот, кто обманом унаследовал наследство и титул, настоящие Олдриджи получили свою фамилию по праву. Потакая этой авантюристке, вы и сами опускаетесь на ее уровень, подумайте об этом! Прощай, «мамочка», я ухожу, но скоро ты еще обо мне еще не раз услышишь!

–Дарен, постой! — ухо саднило так сильно, что пульсирующая боль непрерывно отдавалась в виски, но я не могла всё бросить на полпути. Не для того я собрала здесь этих людей, не для того отправила приглашения детям Родрика, чтобы в самый ответственный момент поджать хвост. Да, я, черт возьми, самозванка в чужих драгоценностях, но это не отменяет необходимости довести начатое до конца и расставить все точки над I. Второй раз я уже не отважусь на публичное выступление, а сейчас, на адреналине, я еще, возможно, смогу разорвать замкнутый круг недоговоренностей.

ГЛАВА LXXXIII

Если бы Джон Уитмор запоздало не сообразил вынуть из нагрудного кармана платок и красноречиво протянуть его мне, я бы даже не задумалась о том, что мне срочно необходимо чем-то зажать безостановочно кровоточащую мочку уха, но недвусмысленные действия явно обеспокоенного моим состоянием адвоката заставили меня наконец вспомнить о своей травме и равнодушно приложить кусок белоснежной ткани к ране. Так и я стояла за трибуной, одной рукой судорожно удерживая микрофон, а другой фиксируя намокший от крови платок, и, наверное, мой вид был сейчас настолько устрашающим и жутким, что повисшая в зале тишина превратилась в звенящее безмолвие, пронизанное напряженным ожиданием финальной развязки. Казалось, никто не смел просто пошевелиться, дабы своим неловким движением не нарушить последние секунды хрупкого равновесия, хотя каждый из присутствующих великолепно понимал, что девятый вал уже навис над Олдридж-Холлом и в любой момент накроет всех собравшихся с головой.

–Я не собираюсь слушать твою двуличную болтовню, — вполоборота бросил Дарен, — мне это не интересно, и так знаю, что ты за птица. Продолжай и дальше строить из себя аристократку, но я не намерен на это смотреть. Идем, Кейт, нам больше нечего здесь делать. Олив, ты с нами?

–Нет, Дарен, я останусь и выслушаю леди Олдридж, — ледяным голосом отчеканила Оливия Саффолк, и достаточно громко, так, чтобы ее услышали окружающие, добавила, — кроме того, как врач, я могу сказать, что после твоей мерзкой выходки, ей скорее всего понадобится накладывать шов, и чем быстрее будет оказана медицинская помощь, тем лучше. Поэтому если тебе больше нечего сказать, избавь нас от своего общества и не заставляй графиню терпеть боль.

–С каких пор ты встала на сторону этой женщины? — презрительно осведомился Дарен, явно раздосадованный бескомпромиссной позицией своей невесты и закономерно чувствующий себя публично униженным ее резкими фразами, прозвучавшими, как удары хлыста.

–Я на стороне здравого смысла, Дарен, а вот у тебя, похоже, ум окончательно зашел за разум, — для настоящей леди, воспитанной в чопорной гостиной семейного особняка, Оливия Саффолк безусловно вела себя чересчур прямолинейно и в чем-то даже вызывающе, но на фоне повсеместно господствующего ханжества ее решительная искренность невольно внушала симпатию, а та отвага, с которой она ринулась на мою защиту, не могла не восхищать. В шикарном вечернем туалете, с тщательно уложенными волосами и переливающимися в лучах электрического света бриллиантами, она все равно производила впечатление непримиримой бунтарки, сражающейся за право оперировать пациентов, а не вязать носки у камина.

–Оставайся, Олив, я не настаиваю, — с деланным безразличием усмехнулся Дарен, — мне неприятно видеть, что ты примкнула к лагерю моих врагов, но теперь во всяком случае я точно знаю, что мне не следует рассчитывать на твою поддержку. Идем отсюда Кейт, меня уже тошнит от этого балагана!

–Боже, это отвратительно! Как вы смеете так выражаться? — возмущенно всплеснула маленькими, изящными ладошками герцогиня Рагли, — вы немедленно должны перед нами извиниться!

–Не вижу причин, — передернул плечами Дарен, — я всего лишь назвал вещи своими именами. Кейт, ты идешь?

–Я хочу остаться, — внезапно заартачилась Кейт, до сего момента не проронившая ни единого звука.

–Но зачем? — взвился Дарен, — всё и так предельно ясно. Что ты надеешься услышать? Пошли отсюда, не доставляй этой мерзавке удовольствия над нами поглумиться!

–Если леди Кэтрин желает остаться, вы не вправе ей препятствовать, граф, — встал рядом с Кейт лорд Рагли, и его подчеркнуто официальные формулировки заставили Дарена издать сдавленный издевательский смешок.

–Вы-то куда лезете, герцог? — выразительно хмыкнул Дарен, — напрасно вы питаете иллюзии, вот что я вам скажу! Эта предприимчивая особа и ее прихвостень Уитмор давно вас обскакали. Смиритесь уже, что вам ничего не светит, или будьте, черт вас подери, мужчиной и покиньте это сборище вместе с нами! И вообще, у меня складывается впечатление, что вы вовсе не сопереживаете Кейт, а всего лишь заняты прагматичной оценкой наших шансов выиграть процесс, и вам банально не хватает данных.

–Не говори так об Артуре! — вспыхнули багрянцем бледные щеки Кейт, — хватит разборок на людях, Дарен! Ты пьян!

–Да, я немного выпил, ну и что с того? — значительно преуменьшил степень своего опьянения Дарен, но обмануть прожженного алкоголика вроде меня ему, естественно, не удалось. Судя по всему, он начал пить сразу после получения злосчастного приглашения, и, если честно, я ему даже в чем-то завидовала, — не волнуйся, сестренка, я не дам нашей «мамуле» повода выдворить меня с охраной. Хочешь, оставайся в этом храме лицемерия, я же не пробуду здесь и минуты.

Выдав во всеуслышание гневную тираду, Дарен уже приготовился напоследок хлопнуть дверью и под растерянными взглядами моих гостей раствориться в ночи, но прежде, чем он успел шагнуть за порог, к нему вдруг подбежала незаметная доселе Кара. К вящему изумлению взбудораженной публики, она порывисто схватила опешившего Дарена за рукав и быстро заговорила едва различимым шепотом, сопровождая свои слова активной жестикуляцией. Дарен недоумевающе тряс головой, мрачно отнекивался и всячески пытался избавиться от навязчивого внимания, по всем признакам, абсолютно незнакомой девушки, но в итоге сдался и, нервно махнув рукой, исчез в дверях, а не удосужившаяся элементарно попрощаться с гостями Каролина устремилась за ним.

–Делайте свое заявление, Рода, и я отвезу вас к доктору! — несмотря на то, что внешне Джон Уитмор сохранял поразительное хладнокровие, я физически ощущала, как у него внутри свирепствует буря. Адвокат одинаково сильно негодовал как в связи с моей обернувшейся кошмаром самодеятельностью, так и с безобразнейшим инцидентом с участием Дарена, и больше кого-либо жаждал поскорее свернуть идущее не по сценарию мероприятие. Похоже, Уитмор уже понял, что отговорить меня от выступления будет невозможно, и отчаянно старался хотя бы слегка ускорить развязку. Впрочем, я и сама смертельно устала от затянувшейся неопределенности. Шелковый платок на разорванной мочке пропитался кровью, и я сняла вторую перчатку, чтобы использовать ее в качестве дополнительного слоя. Обращенный на меня взгляд Оливии Саффолк выразил при этом такое откровенное неодобрение, будто я только что совершила тяжкое преступление, заслуживающее самого сурового наказания.

Я набрала в легкие побольше воздуха, выдохнула, отрешенно констатировала, как дрожат мои немеющие пальцы, и осторожно поднесла к губам радиомикрофон:

–Леди и джентльмены! В первую очередь я хотела бы попросить у вас прощения за испорченный вечер. Своим опрометчивым поступком я спровоцировала Дарена…графа Олдриджа на неадекватное поведение, и готова в полной мере понести вину за допущенную ошибку. Но к сожалению, время вспять не повернешь, и мне безумно жаль, что все вы поневоле стали свидетелями этого недоразумения. Конфликты такого рода, несомненно, должны быть урегулированы с глазу на глаз, а не вынесены на всеобщее обозрение, как это получилось сегодня. Отсылая графу Олдриджу приглашение, я ставила своей целью развеять глубокое заблуждение, в плену которого он по неведению пребывает, однако, моя попытка не увенчалась успехом, и я теперь вынуждена расплачиваться за свою недальновидность несмываемым пятном на репутации. Я прошу вас отнестись к ситуации с пониманием и извинить меня за излишнюю самонадеянность. Поверьте, я организовала этот прием вовсе не для того, чтобы покичиться богатством Олдриджей и показать себя полноправной хозяйкой фамильного имения, у меня и мыслях не было превращать званый ужин в шоу. Я очень благодарна каждому, кто почтил меня своим присутствием, я вижу в этом дань уважения моему покойному супругу, и для меня нет ничего важнее, чем сознавать, что добрая память о нем по-прежнему живет в ваших сердцах. Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы эти светлые воспоминания омрачали грязные слухи о нашем браке, циркулирующие в обществе с того дня, как стало известно содержание завещания сэра Родрика. Я прекрасно понимаю, как выглядит наш союз со стороны, и сколько различных домыслов породила новость о том, что я указана единственной наследницей, но для того я и стою здесь, перед вами, чтобы рассказать правду о наших отношениях и позволить вам самим сделать выводы. Мы с Родом… сэром Родриком…нет, именно с Родом, потому что на момент нашей встречи я знала только его имя… Мы с Родом познакомились в Пуэрто-Рико, в тропическом раю, где вечно сияет солнце и никогда не бывает зимы, но так уж вышло, что наши души неприкаянно блуждали в аду, а наши сердца покрылись толщей льда. Мы оба недавно столкнулись с предательством близкого человека, мы зареклись отныне любить кого-то еще, но неожиданно полюбили друг-друга. Сейчас я понимаю, что наша разница в возрасте — это бездонная пропасть, над которой мы бесстрашно балансировали на канате, она изначально довлела над нами и заранее обрекала на разлуку, но тогда я об этом не думала, я жила одним днем и радовалась каждому мгновению. Вы можете подозревать меня в притворстве, но я клянусь, что ничего не знала ни о титуле Рода, ни о его финансовом положении. Он был для меня тем, кто вытащил меня из бездны и заново научил доверять людям, тем, кто трогательно заботился обо мне и оберегал от падения на дно, тем, кто показал мне, что такое любовь и вернул мне вкус к жизни. Свадьба на острове Вьекес прежде всего стала символом нашего единения, но в силу обстоятельств мы оба не верили в совместное будущее, и по обоюдному согласию расстались на следующее утро. С этого дня у меня в душе поселилась пустота, и я сотни раз раскаялась, что позволила Роду уйти. Я вернулась на родину, моя жизнь постепенно вошла в обычное русло, я убедила себя, что порознь нам будет лучше, и поддерживала в себе эту уверенность, а по ночам скрежетала зубами от бессилия, представляя, как счастливы мы могли бы быть вдвоем. А потом мне позвонил мистер Уитмор. Не стану утомлять вас ненужными подробностями, скажу одно: когда мне сообщили о гибели Рода, часть меня умерла вместе с ним. Знаете, что самое ужасное в таких отношениях, где между вами пролегает целых три десятилетия? Думаете, это косые взгляды или осуждающие реплики? Взрослые дети, упорно не желающие вас принимать? Кардинальные различия в мировоззрении? Раздражающие бытовые мелочи? Груз прошлых лет? Нет, самое страшное — это когда смерть безжалостно уносит в могилу того, с кем ты впервые почувствовала себя по-настоящему любимой, когда ты знаешь, что он все равно уйдет раньше тебя, и однажды ты останешься одна, потому что ты все еще сильна и молода, а его жизнь уже давно клонилась к закату. Не уверена, что меня поймут те, кто считает мои деньги и строит предположения относительно моих дальнейших планов, но я любила Рода не за его миллиарды. Я и вообразить не могла, что наш брак был зарегистрирован по всем правилам, и я тем более не имела никакого представления об изменениях в завещании. Я категорически отказывалась ехать в Лондон, так как не видела в этом смысла, и согласилась встретиться с мистером Уитмором лишь после долгих уговоров. Джон Уитмор, Стив Нэш, миссис Торнтон, леди Камилла, миссис Девенпорт — беседуя с ними я все больше укреплялась в мысли, что Род был особенным человеком. Я многого о нем не знала, но за время, проведенное в Британии, я словно открыла его заново, и это помогло мне окончательно определиться со своим решением. Возможно, кого-то из вас мой выбор удивит, кого-то озадачит, а кому-то покажется спорным, но я сделала его по зову сердца. Сразу по приезду в Лондон я собиралась написать отказ от наследства в пользу детей Рода, я считала и продолжаю считать это справедливым, но если бы я поступила таким образом, то тем самым нарушила бы последнюю волю Рода, поэтому я приняла наследство в полном объеме. Однако, я также признаю, что у меня нет морального права распоряжаться завещанным имуществом, и ни на что не претендую. По моей инициативе был создан трастовый фонд, под управление которого я передаю всё причитающееся мне наследство. Дети Рода будут получать пожизненное денежное содержание в гарантированном размере, за ними сохранится право пользования объектами недвижимости, включая Олдридж-Холл, а учредительные документы траста содержат пункты, при соблюдении конкретных условий допускающие переход отдельного имущества в собственность сэра Дарена и леди Кэтрин. Что касается меня, то мне установлено скромное пособие, но лишь на время, пока я не встану на ноги. В ближайшие дни я покину Англию и вряд ли вы когда-нибудь услышите обо мне вновь. Это всё, что я хотела сказать, а теперь я приглашаю вас к столу! Наслаждайтесь ужином и чувствуйте себя, как дома! Увы, я не смогу к вам присоединиться, мне нужно остановить кровь. И, пожалуйста, если кто-нибудь случайно обнаружит на полу мою серьгу, передайте ее мистеру Финку — я хочу, чтобы бриллиантовый гарнитур графини Олдридж как можно скорее вернулся в сейф.

На миг гости Олдридж-Холла застыли в молчаливом потрясении, но затем в тишине внезапно раздались три одиноких хлопка: это Оливия Саффолк с неприкрытым восторгом аплодировала моей речи. Вскоре к ней присоединились Джон Уитмор с женой, и за ними взорвался овациями и весь зал. Не хлопала только Кейт, обессиленно привалившаяся к плечу герцога Рагли, который, если я правильно истолковала растерянное выражение его лица, еще толком не понял, выиграл он или проиграл. Все остальные же провожали меня такими бурными аплодисментами, словно я, как минимум, получила Нобелевскую премию. Зажимая ухо окровавленными тряпками я на ватных ногах шла сквозь расступившуюся толпу, и чувствовала сейчас лишь безграничное облегчение. Больше ничего не держало меня в Лондоне, со скандалом или без, но я выдержала это испытание, и с чистой совестью могла проститься с Туманным Альбионом.

ГЛАВА LXXXIV

Как и прогнозировала леди Оливия, ухо мне все-таки пришлось зашивать. Сначала предполагалось, что меня повезут в больницу Честера, но потом миссис Девенпорт удалось вызвать врача в Олдридж-Холл, и вся несложная операция была проведена прямо у меня в спальне. Накачанная лошадиной дозой обезболивающего, я провалилась в сон сразу после ухода врача, и, будучи под действием лекарственных препаратов, всю ночь провела в пограничном состоянии, изобилующем удивительно реалистичными галлюцинациями и пугающей чередой размытых образов. По словам старшей экономки, я спала без задних ног, однако, утром я проснулась с больной головой и еще долго ощущала себя полностью разбитой. Невероятная эмоциональная перегрузка предсказуемо обернулась безвольной апатией, я лежала в постели и ничего не хотела делать. Я даже не пыталась узнать у периодически заглядывающей ко мне в комнату миссис Торнтон, понравился ли гостям вчерашний ужин и в каком часу собравшиеся разъехались по домам, у меня совершенно не было аппетита, мной владело одно стремление плотно закрыть глаза и погрузиться в вязкую дремоту.

Ближе к обеду горничная принесла мне огромную корзину с цветами: найденная внутри карточка гласила, что подарок исходил от герцога и вдовствующей герцогини Рагли, желающих мне скорейшего выздоровления. В дальнейшем цветы посыпались как из рога изобилия — мистер и миссис Уитмор, маркизы Монтегю, граф и графиня Кранборн и еще превеликое множество громких фамилий, чьи обладатели в самых теплых выражениях проявляли искреннюю обеспокоенность моим самочувствием. Через пару часов благоухающие корзины стало негде размещать, а моя спальня превратилась в цветущую клумбу, и разбирающая карточки миссис Торнтон с торжествующим видом заключила:

–Это безоговорочный триумф, миледи! Никто не ожидал такого грандиозного успеха, вы покорили всех! Только посмотрите, сколько визиток! Между прочим, только что принесли свежую прессу. Хотите посмотреть передовицы?

–Что там? — безразлично осведомилась я, — нечистоплотные журналисты в красках расписали, как Дарен пытался задушить меня бриллиантовым колье старой графини, а когда у него это не вышло, едва не оторвал мне ухо? А мое фото в крови тоже попало на первые полосы?

–Ну, что вы такое выдумываете, миледи? — неподдельно ужаснулась экономка, — служба безопасности ничего подобного не допустила. По распоряжению начальника охраны все цифровые носители были изъяты на выходе, и мистер Уитмор отобрал только лучшие кадры для публикации. Вашу речь пустили в печать практически без купюр, но мистер Уитмор воспротивился обнародованию видеоматериала, и я считаю, он поступил правильно. Простите, миледи, но даже мне, человеку с достаточно крепкой психикой, было жутко наблюдать за тем, как вы зажимаете рану перчатками. Кстати, вы планируете обратиться в полицию?

–Конечно, нет! — воскликнула я, — мы должны замять этот неприятный инцидент, а не выносить его на публичное обозрение, или вы всерьез полагаете, что мне следует зафиксировать побои и заставить полицейских привлечь Дарена к ответственности? Ну уж нет, миссис Торнтон, пусть лучше Дарен протрезвеет и сам поймет, что натворил. Я не Эзри Грант, чтобы устраивать показательную порку, всё, что вчера произошло, останется в стенах Олдридж-Холла.

–Но тогда хотя бы оштрафуйте секьюрити! — посоветовала экономка, — охрана катастрофически не справилась со своей работой, где это видано, чтобы на хозяйку дома безнаказанно нападали в собственной гостиной? Сэр Дарен был абсолютно неуправляем, что если бы он причинил вам более тяжелые повреждения?

–Но не причинил же, — машинально коснулась пострадавшего уха я, — к чему теперь об этом говорить? Вы же понимаете, это был жест отчаяния, Дарен увидел на мне украшения своей бабушки и окончательно потерял контроль. Я ведь не зря отказывалась надевать гарнитур, это всё равно, что я бы плюнула детям Рода в лицо. Не удивительно, что у Дарена сдали нервы.

–Вы очень добры, миледи, порой даже чересчур, — заметила миссис Торнтон, — давайте я подам вам зеркало… Вот, смотрите, у вас остался след на шее, а ухо будет заживать еще несколько недель.

–Ну и черт с ним, — легкомысленно отмахнулась я, — это сущая мелочь по сравнению с тем, что всё закончилось, и я практически свободна. У меня имеются кое-какие незавершенные дела в Лондоне, но я рассчитываю разобраться с ними в течение пары дней.

–Значит, вы и вправду собираетесь уехать? — разочарованно уточнила экономка, и я внезапно поймала себя на мысли, что совсем недавно каждый наш разговор неминуемо выливался в беспощадную словесную перепалку, а сейчас неприступная миссис Торнтон, похоже, от души опечалена мои предстоящим отъездом. Да и я парадоксальным образом чувствую, что буду неизбежно скучать по Англии…

–Так нужно, миссис Торнтон, — вздохнула я, — я уже всё для себя решила. Сначала я отправлюсь на Бимини, а затем осяду в Пуэрто-Рико. Не волнуйтесь, траст будет и дальше выплачивать вам жалование, и я отлично помню свое обещание дать вам прибавку.

–Миссис Девенпорт горько сокрушается, что Олдридж-Холл снова опустеет, а мне, в свою очередь, грустно сознавать, что особняк в Кенсингтоне останется без хозяйки, — к моему вящему изумлению поведала до сего момента отродясь не отличавшаяся сентиментальностью экономка, — наверное, из моих уст это прозвучит вдвойне странно, но вы стали частью семьи, миледи, все слуги и здесь, и в Кенсингтоне успели полюбить вас. Что бы там не говорил сэр Дарен, вы — настоящая графиня Олдридж, и я глубоко сожалею, что была к вам несправедлива.

–Спасибо за ваши слова, миссис Торнтон, — непроизвольно растрогалась я, — я тоже к вам привязалась, вы многому меня научили, без вашей помощи я бы так и тыкалась слепым котенком, а вы, хотя и питали ко мне неприязнь, всё же сделали из меня леди. Мне будет страшно не хватать и вас, и дома в Лондоне, и Олдридж-Холла, но поколения сменились, на смену вашим прежним хозяевам придут Дарен и Кейт. Я уверена, что, когда страсти улягутся, они непременно взглянут на ситуацию под другим углом, и их потянет к своим корням. Я ничуть не сомневаюсь, что совсем скоро под сводами Олдридж-Холла раздастся звонкий детский смех, а лондонский дом заполнится гостями. Потерпите немного, миссис Торнтон, постепенно всё наладится. Основным условием создания траста я поставила категорический запрет на продажу фамильной недвижимости Олдриджей, чтобы внуки Рода родились там же, где родился он сам.

–Сэр Родрик гордился бы вами, — заверила меня экономка, — вы реабилитировали его в глазах общественности, очистили от той грязи, в которой его изваляли после развода с мисс Грант, и я, как и вы, от души надеюсь, что однажды сэр Дарен это оценит. Возможно, это произойдет не очень быстро, но я готова запастись терпением. Не знаю только, как поведет себя леди Кэтрин. Она слишком сильно подвержена влиянию герцога Рагли, а от него можно ожидать чего угодно. Я не исключаю, что герцог убедит леди Кэтрин присоединиться к брату и вступить с вами в судебные тяжбы за наследство сэра Родрика.

–Джон Уитмор однозначно сказал мне, что у них нет никаких шансов оспорить завещание, — недвусмысленно повела плечами я, — но даже если процесса не избежать, я не буду в нем участвовать. Выпишу Уитмору доверенность на представительство моих интересов в суде и уеду. Надеюсь, Дарен осознает всю бесперспективность этих разбирательств и не станет лишний раз доставать скелеты из шкафов, притом, траст его явно не обидел, как, впрочем, и Кейт. Может быть, лорд Рагли не настолько жаден, чтобы не понимать, что синица в руках гораздо лучше журавля в небе?

–Не забывайте, что есть еще и герцогиня, — ухмыльнулась миссис Торнтон, — а о ее патологическом транжирстве ходят легенды. Но мне хочется верить, что лорд Рагли способен на благоразумие. Судя по тому, что он выиграл соревнование за право первым прислать вам цветы, намерений с вами ссориться у него явно нет. Я могу лишь догадываться, как теперь сложатся их дальнейшие взаимоотношения с леди Кэтрин. Герцог искусно изображает любовь, но всем, кроме самой леди Кэтрин, давно ясно, что его мотивы вовсе не бескорыстны. Если лорд Рагли бросит леди Кэтрин, ее сердце будет разбито.

–Знаете, миссис Торнтон, у меня существует свое мнение по данному вопросу, — я подтянулась на локтях, подложила под спину подушку и удобно села в постели, — я могла бы выйти замуж за человека, который меня предал, и всю жизнь прожить в неведении, но роковая случайность открыла мне глаза. Я чуть не сошла с ума от боли, но именно в тот момент на моем пути появился Род, чего бы никогда не произошло при иных обстоятельствах. Иногда нужно рубить наотмашь и двигаться вперед, иначе ты рискуешь навсегда погрязнуть во лжи. Я за то, чтобы герцог Рагли показал свое истинное лицо, и Кейт, наконец, поняла, что он за человек. Да, это жестоко, но для нее будет лучше один раз вынести боль, чем впоследствии страдать от измен и недоверия. Судьба предоставляла мне неоднократную возможность простить своего жениха, но я сознательно ею пренебрегла, и ни разу об этом не пожалела. Я встретила Рода, и пусть мы были вместе всего неделю, я благодарна небесам за нашу встречу, так и Кейт однажды встретит того, сделает ее счастливой. Я, наверное, безнадежный романтик, но я верю в любовь, потому что сама ее испытала.

–Вчера ваша речь заставила некоторых дам смахнуть слезу, — проникновенно сообщила миссис Торнтон, — а маркиза Монтегю украдкой вытирала глаза даже за ужином. Они вам поверили, миледи, поверили в вашу любовь, а это дорогого стоит. Высший свет Великобритании принял вас, перед вами открыты все двери, зачем вы уезжаете? Вы от чего-то бежите или, напротив, что-то ищете?

–Скорее второе, миссис Торнтон, — на миг заглянула в себя я, — я должна побывать на месте гибели Рода, для меня это крайне важно. Мне трудно объяснить, почему меня влечет Бимини, по большому счету, я и сама этого толком не знаю, но я интуитивно чувствую, что найду там ответы на свои вопросы. А Пуэрто-Рико… Я связана с этим местом невидимой нитью, для меня Пуэрто-Рико значит не меньше, чем для Рода.

–А что если вы просто гонитесь за тем ощущением счастья, которое потеряли со смертью сэра Родрика? — задумчиво опустилась на стул экономка, — но вы ведь понимаете, что ни на Бимини, ни в Пуэрто-Рико вы этого не найдете? Не выйдет ли так, что вы разбередите раны, только-только начавшие затягиваться? Вы снова пройдете по тем улицам, где гуляли под руку с сэром Родриком, но его не будет рядом с вами. Подумайте, миледи, нужно ли вам это на самом деле?

–По чему я буду скучать в большей мере, так это по вашей потрясающей прямоте, миссис Торнтон, — вымученно улыбнулась я, — вы правы, я не уверена, что обрету покой, однако, я обязана попытаться. И да, мне это нужно, я должна пройти через эту исцеляющую боль и научиться жить без Рода, потому что с каждым днем это удается мне всё хуже и хуже. Завтра утром я возвращаюсь в Лондон, я должна встретиться с Джоном Уитмором и посетить заседание совета директоров «Aldridge Estate Group», а как только все вопросы будут улажены, я немедленно вылечу на Бимини.

–В любом случае я желаю вам удачи, миледи, — качнула головой экономка, — и где бы вы не находились, не забывайте, что ваша комната всегда готова.

На ланч я так и не спустилась. Горничная принесла мне разнос с разнообразной снедью, но я лишь немного поклевала сэндвичи и выпила чашку горячего чая с бергамотом. После ланча мне доставили газеты, и я смогла сполна насладиться своими фотографиями на обложках. К чести Джона Уитмора, в прессу попали наиболее удачные снимки, и я даже не ожидала, что вечерний туалет вкупе с высокой прической и ярким макияжем окажутся мне настолько к лицу. Вдовствующая графиня Олдридж, ставшая главным ньюсмейкером сегодняшнего утро, выглядела строго и величественно, а посвященные званому ужину статьи пестрели восторженными эпитетами. Даже таблоиды вроде знаменитой «The Sun» старательно избегали упоминаний о пьяном дебоше Дарена, и я могла лишь строить версии, как Уитмору удалось пресечь утечки. Наверняка, в интернет уже просочилась окольными путями инсайдерская информация, но ведущие британские издания не опустились до погони за сенсациями, что говорило о своевременно принятых к их корреспондентам мерах. В целом журналисты выдерживали исключительно доброжелательную тональность, а моя приведенная с незначительными сокращениями речь, видимо, была призвана разбавить сухой репортаж нотками драматизма.

Так как желания вставать у меня по-прежнему не возникало, я разместила лэптоп на коленях и нажала кнопку включения, планируя ознакомиться с содержанием новостных лент, но как только система загрузилась, на всю комнату раздался сигнал входящего звонка по видеосвязи. Бедная мама, у которой не было даже моего британского номера телефона, с раннего утра неотрывно созерцала экран компьютера в надежде увидеть напротив моего имени заветную зеленую галочку, и стоило мне выйти в онлайн, схватилась за мышку, а я, как назло, оказалась совершенно не готова к откровенному разговору. Да и представать перед мамиными глазами в окружении подушек и одеял, да еще и с заштопанным ухом мне как-то совсем не улыбалось, вот я и до последнего тянула с ответом, безуспешно пытаясь собраться с разрозненными мыслями. В итоге я кое-как замаскировала многострадальную мочку прядью волос, поставила ноутбук так, чтобы в объектив камеры не попадал барочный интерьер моей спальни и обреченно навела курсор на мигающий значок. Я была близка к панической атаке, а в голове вертелось лишь два вопроса: известно ли маме о моем нынешнем статусе и почему мне так трудно просто взять и рассказать ей всю правду обо мне и Родрике.

ГЛАВА LXXXV

Всю жизнь у меня были достаточно доверительные отношения с родителями и в частности с мамой. Не скажу, что мы считали друг-друга близкими подругам и делились сокровенными тайнами, но, как ни крути, я была единственным ребенком в семье, и мне всегда уделялось такое количество внимания, в котором я нуждалась на тот или иной момент. С мамой в любое время можно было поговорить по душам, поинтересоваться ее мнением или спросить совета, а отец, хотя и не вмешивался в «бабские дела» никогда не оставался в стороне от моих проблем. Конечно, родителей откровенно тревожило, что я на глазах превращаюсь в синий чулок, и когда мне перевалило за двадцать пять, мама начала прямым текстом намекать на необходимость срочно менять вполне устраивавшее меня положение вещей, однако, пинком замуж за первого встречного меня, в сущности, никто не гнал. Были попытки свести меня с сыновьями друзей и племянниками коллег, робкие поползновения напомнить, что часики неумолимо тикают, а я совсем засиделась в девках, но ближе к тридцати родители фактически поставили на мне крест. Наверное, их успокаивало прежде всего то обстоятельство, что я не чувствовала себя ни одинокой, ни ущербной и не капала ядовитой слюной при виде успевших обзавестись семьями ровесниц. Как-то раз окончательно смирившаяся с моей невостребованностью на рынке невест мама даже осторожно предложила задуматься о покупке машины вместо того, чтобы и дальше откладывать деньги мне на свадебное торжество. Но тут вдруг появился Ален, и родители воспрянули духом, а я с удивлением осознала, что детские мечты о пышной церемонии и белоснежном платье вот-вот воплотятся в реальность. Как и как было мне не ликовать, если за мной никто толком не ухаживал еще с университета, а те, у кого я все же вызывала желание познакомиться, либо обладали отталкивающей наружностью, либо абсолютно не подходили мне по интеллекту и ментальности? Ален нравился мне по всем критериям: у него и внешность была довольно приятная, и голова на плечах присутствовала. Мы не испытывали значительных разногласий во взглядах на жизнь, целеустремленно смотрели в будущее, и нам было хорошо в постели — чем не залог счастливого брака? А уж какое взаимопонимание образовалось между нашими родителями! Обе стороны пребывали в восторге от сватов, потенциальные свекры обожали меня за скромность и трудолюбие, а готичная сестричка Алена ценила мою деликатность, не позволяющую мне задавать бестактные вопросы касательно ее, мягко говоря, эксцентричного облика.

Естественно, мы с мамой в деталях обсуждали каждый этап подготовки к свадьбе, я делилась с ней не только результатами обхода ресторанов, но и переполняющими меня чувствами, да что там греха таить, мы даже без стеснения обсуждали кружевное нижнее белье для первой брачной ночи. И всё же я так и не отважилась поговорить с мамой о произошедшем со мной в Пуэрто-Рико. Я предпочла беспробудно пить, наглухо закрывшись в своей комнате и заливая алкоголем свою звериную тоску, потому что у меня упорно не поворачивался язык излить маме душу. Я отчего-то была совершенно уверена, что она ничего не поймет, я видела, как болезненно она переносит мой разрыв с Аленом и как страстно жаждет нашего воссоединения вопреки злополучному инциденту с участием Кары, более того, я легко могла предсказать ее реакцию, если бы речь зашла о Родрике. Ни тогда, ни сейчас я понятия не имела, как объяснить маме связь с человеком на тридцать лет старше, а учитывая, что сама она произвела меня на свет в неполные двадцать, это и вовсе казалось невыполнимой задачей. В мамином представлении родители не могли быть моложе избранника дочери, это был нонсенс, перверсия, непростительное отклонение от нормы, также так мой алкоголизм, который мама до последнего не желала признавать, искренне полагая, что в благополучной семье вроде нашей запойного пьяницы появиться не может. И я молчала. Молчала по возвращении из Пуэрто-Рико, молчала после звонка Джона Уитмора, молчала, когда у меня на столе лежал авиабилет в Лондон, молчала в процессе ежедневных бесед по видеосвязи, но сегодня я больше не могла замалчивать истину, сколь бы шокирующей она не выглядела.

–Неда! Ну, слава богу! Куда ты пропала? — лицо у мамы было взволнованное и даже чуточку испуганное, но по его выражению мне так и не удалось понять, знает ли она о вчерашнем приеме или просто беспокоится за находящуюся в чужой стране дочь, и от этой гнетущей неопределенности мне стало совсем не по себе.

–Вчера у меня было важное мероприятие, — сказала я, — весь день я была занята подготовкой, а вечером поздно освободилась. Прости, что заставила тебя переживать.

–Ты не заболела, дочка? — пристально всмотрелась в мою неумытую физиономию мама, после чего мне стало окончательно ясно, что она не в курсе недавних событий, и мне придется самостоятельно доносить до нее правду. Ну а чего я хотела? Мама отродясь не увлекалась светскими сплетнями, а собиравшаяся написать эксклюзивный репортаж для отечественного глянца Кара и вовсе по непонятным для меня причинам покинула Олдридж-Холл вслед за Дареном.

–Нет, мам, не выспалась слегка, вот и всё, — вынудила себя улыбнуться я, — ну ничего, я планирую весь день проваляться в кровати и наверстать упущенное.

–Неда, это ведь точно не то, о чем я подумала? — насторожилась мама, — я надеюсь, ты вчера не выпивала? Будто я не знаю все эти фуршеты, там всегда подают спиртное.

–Спиртное действительно подавали, — со вздохом вспомнила заставленные хрустальными фужерами разносы я, — но я не пила ни капли. Мама, я не страдаю от похмельного синдрома, я просто жутко устала, мало спала, оттого и вид такой помятый.

–Дай-то бог, — недоверчиво протянула мама и неожиданно осведомилась, — ты точно ничего не хочешь мне рассказать?

–Ты о чем? — в свою очередь напряглась я, уже теперь и не зная, как себя вести. С одной стороны, мама вела себя обычным образом, но поставленный ребром вопрос невольно наталкивал на мысль, что ее неведение не такое уж и абсолютное.

–Утром мне позвонил Ален, — повергла меня в ступор мама, — он сейчас в Адмире, сменил работу и уехал из столицы… В общем не важно… Он был какой-то странный, спрашивал твой номер телефона, а когда я посоветовала ему позвонить по видеосвязи, сказал, что ты его везде заблокировала, и у него никак не получается до тебя дозвониться. Я ответила, что в таком случае ничем не могу ему помочь, и попыталась узнать, в чем дело.

–И что он? — похолодела я, инстинктивно сгребая пальцами одеяло.

–Да ничего, — недоумевающе пожала плечами мама, — говорит, а вы сами у нее спросите, и трубку повесил. И знаешь, Неда, голос у него был такой…как бы тебя объяснить…одним словом, его будто всего колотило, то ли от злости, то ли от обиды, я не поняла… Как вы с ним опять ухитрились разругаться, если у него даже номера твоего нет?

–Не ругалась я с ним, мама, мы в последний раз еще в столице общалась, за несколько дней до моего отлета в Лондон, — еще тяжелее прежнего вздохнула я, — похоже, мне и в самом деле пора кое-что тебе рассказать, пока меня не опередили «доброжелатели» вроде Алена или Кары и не извратили все до предела.

–Так рассказывай, Неда! — начала закипать истомившая от неизвестности мама, — будто бы я не вижу, что по после того звонка тебя, как подменили! Я была против этой авантюры с семинаром, но разве ты меня послушала! Почему Ален знает, что с тобой происходит, а я вынуждена каждое слово из тебя клещами вытаскивать? Или тебе стыдно признаваться, что по собственной глупости ты подпала под влияние мошенников и теперь оказалась должна кучу денег за эту поездку? Я правильно догадалась, Неда? Эти люди, пообещавшие тебе работу, кто они? Нужно заявить на них в полицию, это же настоящие преступники! Немедленно возвращайся домой, пока тебя там вообще в бордель не продали! Господи, Неда, у тебя нет средств на обратный билет, как же я сразу не догадалась? Сколько тебе нужно, я перезайму у кого-нибудь и сегодня же отправлю тебе перевод…

–Мама, ну ты и фантазерка! — восхитилась бурным маминым воображением я, — какой бордель, я же не на Ближнем Востоке! И мошенники меня не обманывали, и денег у меня хватает, и долгов у меня нет! Накрутишь себя, а потом сама же и мучаешься!

–Неда, ты моя дочь, и я тебя знаю, как облупленную, — безапелляционно рубанула мама, — успокаивай меня сколько угодно, но я прекрасно вижу — с тобой творится что-то неладное. Если у тебя нет проблем с деньгами на обратную дорогу, и твои работодатели честно исполняют свои обязательства, почему ты прячешь от меня глаза? И Ален не будет напрасно звонить, парень пытается наладить новую жизнь, и должно было произойти нечто очень серьезное, чтобы он вдруг принялся тебя разыскивать.

–Ага, как же, новую жизнь он налаживает! — разглашать чужие тайны оказалось на порядок легче, чем озвучивать свои, и я даже обрадовалась подвернувшейся возможности оторваться по полной программе, хотя и объективно понимала, что Ален нисколько не виноват в моей нерешительности, — заделал Каре ребеночка и свалил в Адмиру от ответственности, еще и мне предлагал поехать с ним.

–Кара беременна от Алена? — ахнула мама, не в силах поверить своим ушам, — Неда, откуда ты это взяла? Они были близки всего один раз, он же не…

–Судя по всему, он именно тот, кем приличное воспитание не позволяет тебе его назвать, — мстительно хмыкнула я, и чувствуя, что эмоции стремительно одерживают верх над разумом, в корне пресекла сию нездоровую тенденцию, — проехали, мам, меня это давно не касается, так, к слову пришлось. Пусть они сами между собой разбираются,

–Неда, откуда ты знаешь, что это ребенок Алена? Кара с кем только романы не крутила, отцом может быть любой из ее мужчин! — я уже успела сотню раз мысленно раскаяться за свою несдержанную болтливость, а мама, как и следовало ожидать, оседлала любимого конька с твердым убеждением, что все мои неприятности исходят непосредственно от беременности Каролины и предполагаемого отцовства моего несостоявшегося мужа. Тем сложнее для нее будет воспринять новость о том, что пока она мечтала примирить нас с Аленом, я успела выйти замуж за другого, овдоветь и стать наследницей миллиардного состояния с графским титулом в придачу.

–Мама, да ерунда всё это, — нервно взмахнула рукой я, и по неосторожности обнажила спрятанное под волосами ухо, чем вызвала у мамы острый приступ ужаса.

–Неда, что это с тобой? — истерически взвизгнула мама, — отвечай сейчас же, что с твоим ухом?

–Мам, да забудь ты про это чертово ухо, — умоляюще попросила я, всем сердцем радуясь, что Джон Уитмор не допустил распространения информации о моем конфликте с сыном Родрика, — снимала сережку и слишком сильно дернула, вот и пришлось немного подлатать мочку.

–Прекрати мне врать, Неда! — лишилась самообладания мама, — мне все понятно. Ты узнала о ребенке Кары и напилась, а спьяну, как известно, можно получить и не такие травмы. Неда, милая, конечно, тебе больно, и ты не смогла удержаться от выпивки, но, подумай, вдруг Кара специально решила тебя ужалить, и Ален не имеет к ее беременности никакого отношения? Пронюхала, что ты отправляешься в Лондон, что у тебя всё прекрасно, а она так и останется матерью-одиночкой, так чуть от зависти не умерла. Зачем ты ей веришь? Недочка, она не перед чем не остановится, чтобы тебе подгадить.

–Забудь про Кару, мама, и про Алена забудь! — потребовала я, — не в них дело, а во мне. Я должна была тебе сразу всё рассказать, но придется сделать это сейчас. В Пуэрто-Рико я вышла замуж за гражданина Великобритании.

–Я так и знала, что ты снова пьешь! — автоматически включила защитную реакцию мама, предсказуемо увидевшая в последней фразе явные признаки пьяного бреда, — боже, что мне делать? Звонить в посольство? Или лучше сразу туда поехать…

–Мама, я трезва, как стеклышко, — перебила маму я, — мы с Родриком поженились на острове Вьекес, но по определенным причинам расстались на следующий день. Пару недель назад мне сообщили о его гибели, и я полетела в Лондон, чтобы решить вопрос с наследством. Так вышло, что Род завещал мне все свои имущество, и я…

— Неда, какое наследство? Какое имущество? — мамины губы мелко тряслись, и насколько я знала, это свидетельствовало о том, что еще пара секунд, и она разрыдается в голос, — что ты говоришь? От алкоголя у тебя помутился рассудок, тебе нужно лечь в клинику… Я знала, что тебя нельзя отпускать одну…

–Хватит надо мной причитать! — ударила кулаком по матрацу я, — да, всё это звучит не очень правдоподобно, но скоро я предоставлю тебе доказательства. Ты мне не поверишь, но все утренние выпуски британских газет вышли сегодня с моим портретом на первой полосе. Скорее всего, в интернете об этом тоже пишут, иначе, откуда бы Ален узнал. Я должна была всё рассказать тебе раньше, но у меня банально не хватило духу.

–Михаил Олегович, через которого мы оформляли вам с Аленом путевку в Пуэрто-Рико, говорил мне, что ты собираешься выйти замуж, — еле слышно вымолвила мама, — но я сочла это за шутку. Помнишь, я еще сказала тебе, чтобы ты не совершала опрометчивых поступков и не уподоблялась Каре в ее распутстве? Неужели ты…?

–Да, мама, да! — подтвердила я, — но я сделала это не из мести, а потому что полюбила этого замечательного человека. Я до сих пор не могу смириться с его смертью, он был мне невероятно дорог, но я представить не могла, что он укажет меня в завещании.

–Неда, если всё это не белая горячка, то я не понимаю одного, почему вы расстались? — впала в прострацию мама, — такого не бывает, по-моему, ты все-таки бредишь!

–Ты спрашиваешь, почему мы расстались, если так сильно любили друг-друга? — чувствуя, как болезненно сжимается мое сердце, повторила я, — потому между нами пролегала разница в тридцать лет, потому что он умирал от рака легких и боялся стать для меня обузой, но самое главное, я позволила ему уйти из-за того, что не нашла в себе смелости его удержать. Только когда он умер, я узнала, что моим мужем был Родрик Джеймс Сеймур, 19-й граф Олдридж, при жизни владевший состоянием в несколько миллиардов фунтов стерлингов и принадлежавших к одной из самых знатных аристократический семей Великобритании. Чтобы у тебя отпали все вопросы, хочу сразу сказать — я передала наследство Рода под управление трастового фонда, так что хотя я и зовусь теперь вдовствующей графиней Олдридж, миллиардершей я не являюсь. И раз уж мы наконец разговариваем начистоту, скажу тебе кое-что еще. Я пока не планирую возвращаться в столицу. Прости мам, но после всего, что со мной случилось, мне нужно побыть одной. Я какое-то время поживу в Пуэрто-Рико, а дальше посмотрю по обстановке. И я пришлю тебе деньги на погашение кредита за свадьбу, передай половину сумму родителям Алена, я не хочу, чтобы на нас висели какие-либо обязательства перед ними. Пожалуйста, позвони мне, когда папа придет вечером с работы, я хочу лично ему всё рассказать.

LXXXVI

Предоставив миссис Торнтон обещанный отгул для свидания с ливерпульскими родственниками, я частным бортом Олдриджей на другой день вылетела в Лондон, тем самым избежав утомительной необходимости деликатно отказывать превеликому множеству желающих нанести мне визит вежливости. Я оставила родовое имение на попечение Финка и армии слуг во главе с глубоко расстроенной моим отъездом миссис Девенпорт, клятвенно заверила обитателей Олдридж-Холла в исключительной стабильности будущего финансирования их заработной платы и напоследок нашла время тепло проститься с каждым в отдельности. Бен отвез меня в аэропорт Честера, и совсем скоро я уже спускалась по трапу в столице Соединенного Королевства, чтобы передать свой чемодан по обыкновению неразговорчивому Роберту и с комфортом разместиться на заднем сиденье «Роллс-Ройса». По дороге в Кенсингтон я осторожно наблюдала за водителем, и возможно, мне это всего лишь показалось, но в его взгляде больше не было той холодной презрительности, скрытой под маской учтивого обращения, которая так раздражала меня на протяжение всего пребывания в Лондоне. Похоже, Роберт тоже читал вчерашние газеты, и когда мой вызывающий явные сомнения статус подтвердили авторитетные британские издания, наконец-то признал во мне заслуживающую соответствующего отношения хозяйку. Принимая во внимание, что я изначально не собиралась ничего никому доказывать, меня по идее абсолютно не должно было заботить изменившееся поведение Роберта, но с другой стороны, мне доставляли определенное удовлетворение итоговые результаты пройденного мною пути от бесправной иностранки, выступающей постоянным объектом желчных насмешек, до пользующейся всеобщим уважением графини Олдридж. Меня слабо волновало мнение окружающих, но я искренне надеялась, что своими решительными действиями смогла остановить самозабвенное полоскание имени Родрика не только на страницах желтой прессы, но и в гостиных аристократических семейств. Он был, как никто, достоин светлой памяти, и я сделала всё от себя зависящее для того, чтобы его мятущаяся душа обрела вечный покой, хотя и не питала особых иллюзий на счет ослепленного яростью Дарена и внимающей советам герцога Рагли Кейт. Однако, в душе я все же верила, что дети Родрика не опустятся до уровня Эзри Грант, которую они так страстно ненавидели за алчность и беспринципность, и здравый смысл неминуемо возобладает над обидой.

Удивительно, но публичное выступление перед гостями Олдридж-Холла далось мне гораздо проще, чем разговор с родителями. Может быть, причина крылась в том, что в первом случае я защищалась, а во втором — оправдывалась. Меня терзали угрызения совести за намеренный обман самых близких людей, я чувствовала себя виноватой за намеченные планы надолго покинуть родные пенаты и мучилась опасениями, что скоро до отца с мамой доберутся вездесущие журналисты. Я не дождалась от родителей понимания, они были потрясены, шокированы и напуганы. Мама продолжала подозревать меня в пьянстве, отец вообще находился в полном трансе от услышанного, и мне приходилось лишь тешить себя надеждой, что моей семье нужно время на переваривание этих сумасшедших откровений, и, я, к сожалению, вовсе не в моих силах ускорить тяжелый, болезненный процесс и облегчить его непростое протекание. Я толком не спала всю прошедшую ночь, меня обуревали бесчисленные сомнения и доводили до безумия вопросы из серии «а правильно ли я поступаю?». Я то порывалась вскочить с постели и позвонить домой, то с головой закутывалась в кокон из одеяла, пытаясь спрятаться от недвусмысленно требующей однозначного выбора реальности, и до утра мне так и не удалось нормально сомкнуть глаз. Вялое, разбитое состояние существенно усугубилось по прилету в Лондон, и я ожесточенно терла слипающиеся глаза, всерьез побаиваясь незаметно вырубиться прямо в салоне представительского автомобиля. Дождливая погода активно способствовала невыносимой сонливости, и ближе к Кенсингтону я начала потихоньку клевать носом. По-хорошему мне следовало незамедлительно подняться в спальню и ничком рухнуть на кровать, но мне было жалко терять целый день на это непроизводительное занятие. Я даже не задумывалась о том, чтобы отменить назначенную на четыре часа встречу с топ-менеджментом «Aldridge Estate Group», а до этого мне еще нужно было заехать в офис к Джону Уитмору на подписание финального пакета документов, касающихся создания трастового фонда. Одним словом, дел у меня было, как говорится, выше крыши, а времени имелось в обрез, и я сожалела о каждой секунде, проведенной впустую.

Таким образом дома (а я почему-то бессознательно называла Кенсингтонский особняк домом, как, впрочем, и Олдридж-Холл, хотя совсем недавно мне ничего подобного на ум и прийти не могло) я только переоделась, уложила волосы и в угоду настрадавшемуся от нерегулярного питания желудку принудительно впихнула в себя ланч, на бегу выпила чашку крепкого чая, а затем сразу же попросила не успевшего расслабиться Роберта готовить машину для поездки в Темпл. В отсутствие миссис Торнтон домом командовала Дороти, проводившая меня разочарованным взглядом после того, как я отказалась слушать ее подробный доклад о происходивших без меня событиях, который она, судя по всему специально репетировала в надежде произвести на молодую хозяйку положительное впечатление. Служебное рвение девушки я, конечно, оценила, но слушать, какое количество соли и перца мистер Бенсон израсходовал за минувшую неделю, у меня сейчас не было ни малейшего желания. Дабы окончательно не расстраивать беднягу, я отложила доклад на вечер, но интуиция подсказывала мне, что если я и дальше буду так же стремительно гнать лошадей, вечером я моментально усну, как только доберусь до первой попавшейся горизонтальной поверхности.

В юридическом квартале Темпл царила ни с чем не сравнимая атмосфера далеких веков, но не того жуткого периода повального мракобесия, когда безжалостные инквизиторы сжигали на кострах как подозреваемых в колдовстве женщин, так и покусившихся на незыблемость священных догм ученых, а скорее здесь все было пронизано торжеством развивающейся семимильными шагами науки, и под сводами старинных зданий незримо витали духи великих гуманитариев, сотни лет назад избравших это уникальное место своим пристанищем. Зубчатый парапет и массивные, выступающие ребра сохранившейся от упраздненного монастыря тамплиеров церкви придавали сосредоточившему в себе лучших лондонских юристов району особый колорит, невольно символизируя преемственность прошлого и настоящего в английской правовой системе.

В приемной адвокатской конторы «Уитмор & Нэш» меня встретила всё та же секретарша, но на этот раз ее проблемы с кожей не бросались в лицо настолько сильно. Видимо, Нэнси вплотную занялась непримиримой борьбой с проявлениями акне, и я не могла не отметить ее успехов на этом нелегком поприще, однако, так и не нашла тактичного способа сделать девушке комплимент и при этом не задеть ее за живое. Перед тем, как скрыться в кабинете Джона Уитмора, я на минутку заглянула к старательно корпевшему над кипой бумаг Стивену Нэшу и перебросилась с ним парой слов. Мне было стыдно, что рыжеволосому солиситору не досталось приглашения на званый ужин в Олдридж-Холле, и я сочла своим долгом извиниться, но Стив лишь беззаботно рассмеялся в ответ.

–Мистер Уитмор сказал, что я еще не дорос до подобных мероприятий, — сквозь смех поведал он, по всем признакам, ничуть не смущаясь от только что сделанного признания, — зато мне есть, к чему стремиться! Как говорит мистер Уитмор, станешь известным барристером, и тебя моментально засыплют приглашениями на всякие приемы, потому что от судебных тяжб никто не застрахован, а чем больше у человека денег, тем сильнее он нуждается в опытном адвокате. Я слышал, вы уезжаете… Есть шанс, что вы когда-нибудь вернетесь в Англию?

–Всё возможно, Стив, — неуверенно кивнула я, — но я пока точно ничего не знаю. В сущности, я потому и уезжаю, чтобы спокойно поразмыслить о своей дальнейшей жизни. Надеюсь, к моему возращению, вы уже будете блистать в лондонских судах и постепенно затмите славу своего отца.

–А я надеюсь, что вам еще долгое время не понадобятся услуги адвоката, — в свою очередь пожелал юный Нэш, — пусть у вас всё сложится, Рода, вы многое вынесли за последнюю неделю, и заслужили отдых под пальмами.

–Честно говоря, я не отдыхать еду, но всё равно спасибо, — благодарно улыбнулась я, — удачи, Стив!

Джон Уитмор сидел за солидным дубовым столом и что-то задумчиво изучал на экране ноутбука, параллельно отхлебывая горячий кофе из огромной дымящейся кружки. При моем появлении адвокат оторвался от компьютера, привстал в кресле и жестом пригласил меня садиться.

–Рода, ну вот почему вам было не взять себя маленькую передышку? — добродушно пожурил меня Уитмор, — на вашем месте любой другой еще бы как минимум неделю предавался праздному ничегонеделания. Вам нужно было подольше пожить в Олдридж-Холле, погулять на свежем воздухе, прокатиться на яхте по Чеширскому кольцу, к чему все эти бешеные гонки? Куда вы так боитесь опоздать? Посмотрите на себя, у вас на лице печать хронической усталости, вы будто намеренно доводите себя до нервного и физического истощения. Я категорически не верю в мистические измышления миссис Уитмор, но сейчас мне страшно отпускать вас одну на Бимини — в таком состоянии вы запросто наделаете глупостей, а я никак не могу этого допустить.

–Боитесь, что я бесследно пропаду в Бермудском треугольнике? — многозначительно хмыкнула я и, резко помрачнев, добавила, — хотя, может быть, так будет лучше для всех.

–Рода, что это за упадническое настроение? — возмутился адвокат, — вы — красивая молодая женщина, умная, свободная, независимая, и что я от вас слышу? Хватит уже депрессивных мотивов, вам пора начинать новую жизнь, и лично я смотрю на ваше будущее с оптимизмом. Признаюсь, я в корне не одобряю ваше решение поселиться в глуши и добровольно стать отшельницей, но еще меньше мне нравится ваша одержимость этим Бимини. Там ничего нет, кроме мемориальной доски, которую родственники вашего мужа поставили в Элис-Тауне, вернее, там нет ничего такого, что могло бы вас заинтересовать. Бимини — всего лишь цепь островов на востоке от Флориды, а главный город представляет собой скопление магазинов, ресторанов и баров вокруг одной единственной дороги. Если туда и приезжают туристы, то во основном за снорклингом и рыбалкой, ну или для того чтобы взглянуть на Комплит-Энглер-Отель с его знаменитой экспозицией, посвященной Эрнесту Хемингуэю. Правда несколько лет назад единственная достопримечательность Бимини выгорела дотла, и от всего наследия великого писателя осталась только одна запущенная хижина. Да и если уж углубляться в мистику, то вам даже пресловутый фонтан вечной молодости еще очень долго не понадобится. Я понимаю, вы хотите посетить место гибели Рода, это вполне нормально, но вы напрасно ждете, что на Бимини вам сразу полегчает. Это обычный кусок суши, окруженный водами Атлантики. Да, остров окутан индейскими легендами, но, я был там несколько раз, и могу определенно сказать, что Целебный грот в мангровом лесу не имеет ничего общего с волшебным источником, хотя его посещение и неплохо тонизирует организм, а дорога Бимини — не более, чем любопытный природный феномен, широко разрекламированный с целью развития туристической индустрии Багамского архипелага. Не возлагайте на эту поездку напрасных надежд, Рода, вот вам мой совет!

–Я непременно приму его к сведению, Джон, но умоляю, не уговаривайте меня ему последовать, — неумело прибегла к дипломатии я, — знаю, это прозвучит странно, но нас с Родом связывали не только сильные чувства, порой мы оба ощущали необъяснимый зов из ниоткуда, как если бы духи земи, которым поклонялись индейцы таино, подавали нам знаки…

–Боже, Рода! — красноречиво скривился Уитмор, — ну, о чем вы говорите! Мне неудобно вам об этом напоминать, но разве не вы сами рассказывали, что постоянно находились под действием алкоголя, а в те дни, когда не были пьяны, то мучились похмельным синдромом? Я не удивлюсь, если вы употребляли этот галлюциногенный порошок… забыл его название.

–Кооба, — кивнула я, — нет, я ее не пробовала, но кое-что слышала от Рода. Кажется, это было во времена его дружбы с Амейро. Знаете, Джон, я бы очень хотела его разыскать, и если бы вы подсказали мне, с чего начать, я бы…

–Рода, зачем? — протестующе взмахнул руками адвокат, — во-первых, не факт, что Амейро еще жив, а во-вторых, что вам даст встреча с ним? Что бы там ни говорил вам Род, Амейро — ловкий мошенник, много лет эксплуатировавший его интерес к индейской культуре. Думаю, он никакой не таино, в нем намешаны десятки разных кровей и, возможно, есть и капля индейской крови в том числе. Ума не приложу, как Амейро удалось добиться такого влияния на Рода, но уверен, что не последнюю роль сыграли все эти порошки и настойки, которыми он его пичкал. Амейро считал себя великим шаманом, способного контактировать с духами, но люди видели в нем обычного сумасшедшего, и только Род почему-то проникся его бредовыми идеями. Он никогда не отличался повышенной внушаемостью, но Амейро Род доверял безоговорочно, и меня это всегда пугало. Я был даже рад, когда мисс Грант яро воспротивилась их общению и поставила Роду ультиматум или она, или Амейро. Впрочем, Амейро поступил аналогичным образом, и Род был вынужден сделать выбор.

–В котором он затем глубоко раскаялся, — продолжила мысль я, — уверена, что Амейро видел Эзри насквозь, а Роду застилала глаза пелена влюбленности. Жаль, что в этой войне победил не Амейро. Скажите, Джон, так есть ли у меня хотя бы гипотетическая возможность его найти?

–А вы еще упрямее, чем Род, — раздосадовано отметил Уитмор, — после того, как он женился на мисс Грант и по ее настоянию переехал в Лос-Анджелес, Амейро поначалу отправлял ему письма, но мисс Грант их перехватывала, и послания не доходили до адресата. Это выяснилось уже при разводе, мисс Грант в запале призналась сама. Она так и не вернула Роду письма Амейро, сказала, что сожгла их, не читая, но я изрядно сомневаюсь в ее словах. Мисс Грант скрупулезно фиксировала на камеру ссоры с Родом, она доводила его до белого каления, а потом записывала на диктофон брошенные в сердцах угрозы, она собирала доказательства его неадекватности, чтобы побольше получить при разводе. Скорее всего она и письма приберегла, просто Род сдался прежде, чем она успела пустить их в дело. Я не знаю, что там написано, но это единственная ниточка, ведущая к Амейро. Род неоднократно пытался его разыскать, но он как сквозь землю провалился. Возможно, в его прощальных письмах содержится намек на его нынешнее местонахождение. Теперь, когда Род умер, у мисс Грант больше нет причин скрывать правду, если, конечно, эта правда существует, и письма не сгорели в камине.

–То есть я должна встретиться с Эзри? — обомлела я, — но это…

–Вам решать, Рода, я лишь дал вам зацепку, — отрезал адвокат, явно не одобряющий моих дальнейших планов и всем видом это демонстрирующий, — больше я ничем не могу вам помочь. Вам прекрасно известно мое отношение к Амейро, и я против, чтобы вы его разыскивали, но в то же время я понимаю, что вы не остановитесь, и в меру возможности стараюсь облегчить ваши поиски. А теперь давайте перейдем к делу. Мне нужны ваши подписи на учредительных документах, и, если вы не забыли, в четыре нас уже ждут в офисе «Aldridge Estate Group».

ГЛАВА LXXXVII

Остаток дня выдался для меня невероятно напряженным. Из Темпла мы сразу поехали в Мейфэр, где на улице с красноречивым названием Олдрилдж-стрит располагалось весьма консервативное с виду здание из темно-коричневого кирпича. Несмотря на обманчивую внешнюю скромность штаб-квартиры крупнейшей транснациональной корпорации, за классическим английским фасадом скрывался даже не просто современный, а практически модерновый интерьер, удивительным образом сочетающий в себе непринужденную легкость и внушающую уважение солидность, невольно заставляя проникнуться размахом семейного бизнеса. По словам Джона Уитмора, Олдриджи принципиально отказывалась переносить офис в лондонский Сити, и в этом странном на первый взгляд решении безусловно содержался глубокий символический подтекст. Поколение за поколением Олдриджи свято почитали нерушимые традиции, уходящие корнями в те времена, когда первому графу Олдриджу самим Вильгельмом Завоевателем были пожалованы земли нынешнего Мейфэра — на данный момент наиболее дорогого и престижного района британской столицы. Местонахождение штаб-квартиры «Aldridge Estate Group» не менялось веками, и, хотя, как говорил сопровождающий меня адвокат, Дарен лелеял планы провести масштабные преобразования и построить в деловом центре Лондона новое здание, чтобы войти в историю великим реформатором, я рассчитывала сохранить незыблемые основы, заложенные на заре восхождения Олдриджей.

–Корпорация не станет кардинально пересматривать род деятельности и, как и прежде, продолжит концентрироваться на операциях с недвижимостью, — убедительно пообещала Совету директоров я, чувствуя, как дрожат у меня колени, трясутся поджилки и покрываются липким потом ладони от дюжины неотрывно прикованных к моей фигуре взглядов. Вчера я специально проштудировала в интернете связанную с компанией информацию, но, когда настал черед озвучить свои намерения собравшемуся в зале для заседаний топ-менеджменту, меня едва не одолел острый приступ косноязычия, и лишь в последний момент мне удалось принудительно взять себя в руки, но мой голос всё равно периодически срывался, выдавая предательское волнение, — профильные подразделения «Aldridge Estate Group» не будут реорганизовываться без объективной необходимости, а подход к осуществлению кадровых перестановок останется обдуманным и взвешенным. Однако, в целях стратегического развития корпорации я не исключаю ее финансовое участие в так называемых венчурных проектах и лично от себя прошу Совет директоров инвестировать денежные средства в один перспективный стартап. Я понимаю, что сейчас идея о выработке биотоплива из кофейной гущи кажется фантастической, и вложения в ее реализацию выглядят слишком рискованными, но перед тем, как обратиться к совету с просьбой одобрить мое предложение, я внимательно изучила суть вопроса, и могу определенно заявить, что у этого необычного проекта есть будущее. Кто знает, возможно, скоро придет время, когда производство подобного биотоплива станет передовой технологией в отрасли, и, если «Aldridge Estate Group» получит эксклюзивные права на разработки, это станет значительным прорывом и обеспечит компании лидирующую позицию на стремительно растущем рынке. Мне известно, что стартап уже выиграл экологический конкурс под эгидой мэрии Лондона и завоевал массу наград на международных выставках научных достижений, и я прошу Совет финансово поддержать его авторов и внести вклад в строительство завода. Производство уже доказало свою эффективность, теперь бизнесу требуется расширение технической базы, и мое мнение, что «Aldridge Estate Group» должна ему с этим помочь. Я уверена, все из вас в курсе, что учредителями стартапа выступают Эндрю Хатчинсон и Дарен Сеймур, и вы можете обвинить меня в предвзятости или в желании частично компенсировать Дарену его исключение из числа наследников, вы можете увидеть в моих словах отголоски чувства вины перед детьми моего покойного супруга, но я на самом деле вижу смысл в этих инвестициях. Компания «Biotime» обладает большим потенциалом, Эндрю Хатчинсон — талантливый молодой ученый, а Дарен заинтересован в успехе его проекта, и у меня есть желание поспособствовать продвижению стартапа. Я считаю, что управление собственным бизнесом в той сфере, которая его привлекает, поможет Дарену найти свое призвание и научит зарабатывать и ценить деньги, а именно на это надеялся сэр Родрик, и я здесь лишь для того, чтобы исполнить его волю. Таким образом, я выношу вопрос на голосование, и еще раз прошу одобрить мое предложение. Мне, конечно, будет неприятно, если вы сочтете меня наглой выскочкой, но это решение для меня настолько важно, что в случае отказа, я воспользуюсь своим правом вето.

Открыто возразить мне отважились только два человека: неулыбчивая брюнетка Анна Данем, по всем признакам, явно недолюбливающая 19-го графа Олдриджа, и руководитель финансового департамента Пол Эванс, похоже, принципиально не доверяющий новомодным экологическим тенденциям. Остальные то ли проницательно усмотрели в моем неоднозначном предложении элементы житейской мудрости, то ли попросту не осмелились сходу портить отношения с вдовствующей графиней, но так или иначе, в итоге я добилась своего. Я до конца не понимала, в том ли направлении меня сегодня занесло, но, судя по всему, я не зря вставляла в речь почерпнутые из всемирной паутины термины вроде «венчурного капитала», и Совет директоров воспринял мою речь со всей полагающейся серьезностью. После голосования я еще поразглагольствовала на тему благодарности за преданную службу на благо корпорации и перед тем, как покинуть зал, сообщила о назначении проявившего твердость характера Эванса на должность протектора, осуществляющего надзор за деятельностью недавно созданного траста. Кандидатура финдиректора была заранее согласована с Джоном Уитмором — адвокат рекомендовал мне Эванса как честного и надежного человека, а также великолепного специалиста, и я не видела причин ставить его рекомендации под сомнение. Я уже сейчас заметила, что кряжистый, широкоплечий, напоминающий могучий дуб Эванс не из тех, кто прогибается перед начальством в ущерб функционированию компании, и мне очень импонировало это крайне редкое качество. Даже будучи в меньшинстве, Эванс был готов отстаивать точку зрения, и я верила, что в его руках состоянию Олдриджей предстоит только преумножиться.

–Вы не перестаете меня удивлять, Рода, — выдохнул Уитмор, когда мы, наконец, вышли из здания прямо под моросящий дождь, — как вам вообще это в голову пришло?

–Можно сказать, что леди Камилла надоумила, — призналась я, взмокшая и усталая после нелегкого выступления, — она говорила, что Дарену нужен свой бизнес, который бы он мог постепенно развивать с нуля. Ночью я покопалась в сети и нашла статью про этого Хатчинсона. Выяснилось, что Дарен — соучредитель стартапа с биотопливом, вот и я подумала, а почему бы и нет? Там подробно расписывалась вся технология, приводились показатели окупаемости и прочие цифры, но я, к сожалению, ни черта не поняла, и просто пошла на поводу интуиции.

–Серьезно? — вскинул седые брови адвокат, — а в Совете вы звучали так убедительно, будто досконально разбираетесь в процессе.

–Я нахваталась верхов, Джон, не более того, — улыбнулась я, — оказалось, мой английский далеко не так хорош. Для меня в одинаковой мере сложны как финансовые, так и технические выражения.

–Это дело наживное, Рода, — ободряюще прикоснулся к моему плечу Уитмор, — вы бесподобно держались, это главное.

–Да у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло, — доверительно поведала адвокату я, — неужели, на этом точно все? Еще одно официальное мероприятие, и я не выдержу и напьюсь вдрызг.

–Это всё, Рода, — галантно раскрыл надо мной зонт Уитмор, — если Род смотрит на вас сверху, он испытывает те же гордость и восхищение, что и я. Наверное, я не скажу вам ничего оригинального, но мне будет вас не хватать. Миссис Уитмор настоятельно просила пригласить вас к нам на ужин. Надеюсь, вы не откажетесь. Я гарантирую полное отсутствие алкоголя за столом.

–Передайте миссис Уитмор, что я обязательно приду, — кивнула я, — мне тоже тяжело с вами прощаться, Джон. Вы были моей опорой всё это время, я глубоко признательна вам за всё, что вы для меня сделали. Говорите, Род на нас смотрит? Если так, то своим другом он гордится ничуть не меньше.

–Тогда завтра вечером мы вас ждем, — с неподдельной, отеческой теплотой взглянул на меня адвокат, — а сейчас позвольте отвезти вас в Кенсингтон. Вам срочно нужно отдохнуть!

По дороге домой я успела обсудить с Уитмором вопрос ускоренного открытия американской визы, обзавестись телефонным номером Эзри Грант и получить от своего спутника порцию недовольных комментариев. Адвокат был недвусмысленно против как моей встречи с Эзри, так и самой идеи поисков Амейро, но я проявила непреклонную твердость и попросила забронировать мне билет в Лос-Анджелес сразу, как будет готова виза. Уитмор заверил меня, что для леди Олдридж посольство США не станет чинить препон, и я улечу в Штаты уже на этой неделе, но его отношение к моим планам так и осталось строго негативным.

Следующий вечер я провела за ужином с четой Уитморов. Мы много разговаривали, делились воспоминаниями о Родрике, а миссис Уитмор вновь пыталась убедить меня в бесполезно и опасности поездки на Бимини, пока я прямым текстом не сказала, что больше не желаю этого обсуждать. К счастью, Эмили совсем не обиделась, и дружеской обстановки моя реплика все равно не испортила, но я постоянно чувствовала, что Уитморов глубоко расстраивает мое непрошибаемое упрямство. Они беспокоились за меня, как за свою родную дочь, и тем самым заставляли меня терзаться угрызениями совести перед собственными родителями. Меня же пугала неминуемая близость отъезда из Лондона, притом, что на протяжении долгого времени, я только об этом и мечтала. У меня пересыхало в горле, стоило лишь мне собраться позвонить Эзри Грант, а сжимающие телефон руки немели от необъяснимого страха. Я понимала, что должна действовать решительно, потому что Эзри в любой момент могла отбыть на съемки, и я буду вынуждена либо терпеливо ждать ее возращения, либо ловить между дублями, но у меня внутри всё замирало, когда я думала о предстоящем разговоре с этой женщиной. Дабы составить представление о личности Эзри, я посмотрела несколько фильмов с ее участием и перелопатила массу фотографий, но у меня так и не возникло цельной картины. Я ее не знала, и я ее боялась. Та, кто хладнокровно растоптала чувства Родрика и уничтожила его репутацию публичным перетряхиванием грязного белья, пугала меня одним своим именем, но дело обстояло даже не в этом.

Неприятно признавать, но я по-своему ненавидела их всех: трагически погибшую еще до моего рождения Дженнифер Фонтейн, невозмутимую и сдержанную леди Камиллу Данверс, но особенно жгучую ярость вызывала у меня как раз Эзри Грант. Я многократно ловила себя на этой кощунственной мысли, но к своему стыду, я ревновала Родрика даже посмертно. Дженни умерла, любви к леди Камилле он никогда толком не питал, но Эзри воплощала для меня безумие страсти, ослепившее его на закате лет. Эту женщину он боготворил и обожал, ради нее он шел на жертвы и ей под ноги он швырнул свою многолетнюю дружбу с Амейро. В ней было нечто такое, что толкало Родрика на безрассудство и превращало его в раба, нечто, что будило в нем низменные инстинкты и всецело подчиняло его свободную волю. И хотя наши отношения вылились в, пожалуй, самый экстравагантный поступок в жизни графа Олдриджа, они были абсолютно другими, они базировались на доверии, взаимопонимании, родстве душ, а вспыхнувшая между нами страсть стала лишь органичным продолжением этой духовной близости, и мне было невыносимо больно признавать, что с Эзри Родрик познал оборотную сторону любви, что он был похож на Алена, переспавшего с Карой в ночь перед свадьбой. Я гнала прочь эти абсурдные параллели, я презирала себя за глупую, бессмысленную ревность, но ничего могла с собой поделать. Если бы не письма Амейро, я бы ни за что не стала контактировать с Эзри, но сейчас у меня не осталось выбора. Я должна была через это пройти, собраться с духом, мобилизовать силу воли и подавить в себя эмоции. Родрик имел право на прошлое, а я с присущим мне эгоизмом, отказывалась с этим мириться. Сам факт существования Эзри Грант казался мне оскорблением его памяти, и я небезосновательно боялась, что не сумею сохранить лицо, когда мы с ней посмотрим друг-другу в глаза.

А еще я опасалась, что Эзри просто не захочет меня видеть. Откажет во встрече и всё, в конце концов она не обязана со мной общаться. Впрочем, Джон Уитмор придерживался противоположного мнения.

–Да она умирает от любопытства! — воскликнул адвокат в ответ на выраженные мною сомнения, — кусает локти, что какая-то иностранка переиграла ее по всем фронтам, причем сделала это без скандального бракоразводного процесса и обливания своего мужа помоями. Она — всего лишь бывшая жена, оттяпавшая свой кусок пирога за счет гнусного шантажа, а вы — леди Олдридж, вас признали все аристократические семьи Лондона, на вашей репутации нет не пятнышка, вы не снимались голой для мужских журналов и не вступали в однополые связи. После вашей речи на званом ужине вам простили всё: незнатное происхождение, юный возраст, странные обстоятельства вашего брака с Родом. Мисс Грант изначально этого не светило, все, кроме самого Рода, отлично понимали ее конечную цель. Возможно, благодаря замужеству, она и стала голливудской звездой, хотя у нее напрочь отсутствует актерский талант, но статус леди Олдридж оказался для нее недосягаемым. Это вы окажете ей честь своим визитом, Рода, и это к вам ей полагается обращаться «Ваше сиятельство», не забывайте об этом и не позволяйте мисс Грант вас унижать. Не просите ее о встрече, Рода, а требуйте! Диктуйте свои условия, такие люди понимают только язык силы, а я много раз имел возможность убедиться, какая внутренняя сила в вас таится.

ГЛАВА LXXXVIII

Я совершенно не разделяла необоснованного оптимизма Джона Уитмора, да его и высказывание касательно наличия у меня силы духа выглядело крайне сомнительным. Возможно, с каждым днем у меня получалось все лучше скрывать свои истинные чувства, но что бы не видели со стороны окружающие меня люди, на самом деле сейчас я буквально вся состояла из концентрированного страха. Последние дни я катастрофически плохо спала, раздраженно грубила родителям в процессе сеансов видеосвязи и предпочитала подолгу не покидать своей комнаты в Кенсингтонском особняке. Вернувшаяся из Ливерпуля миссис Торнтон регулярно приносила мне приглашения от новоприобретенных знакомых и бесчисленные запросы на интервью, но я в равной мере не испытывала желания ни расхаживать по гостям, ни принимать незваных визитеров у себя дома. Единственное, чего я жаждала с невыразимой остротой, так это выпить, и для того, чтобы перебороть соблазн, мне приходилось до скрежета стискивать зубы и, ссылаясь на больной желудок, открыто просить экономку убрать из меню аперитивы. Я наивно верила, что званый вечер в Олдридж-Холле положит конец моим мучениями, однако, довлеющая надо мной необходимость позвонить Эзри Грант и маячащая на горизонте перспектива личной встречи, терзала меня с нарастающим остервенением. Я с нетерпением ждала известия об успешном открытии американской визы, но при этом до жути боялась того неизбежного момента, когда я буду вынуждена принять решение.

Дни наслаивались один на другой, а все не решалась поднять трубку, презирая себя за непонятную трусость. Мои вещи были уже полностью собраны, все дела улажены, а все еще точно не знала, лечу ли я в Лос-Анджелес или сразу отправляюсь во Флориду. Но в любом случае в Лондоне меня больше ничего не держало — невзирая на то, что я успела полюбить Англию за ее непередаваемое своеобразие, оставаться здесь и дальше я тем не менее не считала нужным. Этот этап был окончательно пройден, и я надеялась, что даже если Дарен не удовлетворится финансированием стартапа своего друга Хатчинсона и все-таки надумает судиться из-за наследства, Джон Уитмор и его коллеги найдут способ избавить меня от присутствия в Британии, взяв на себя представительские функции. Впрочем, пока Дарен хранил подозрительное молчание, и я не слышала о нем со злополучного скандала на приеме. Не давала о себе знать и Кара, помнится, совсем недавно убеждавшая меня, что ей позарез нужна журналистская аккредитация, а весь столичный глянец с нетерпением ждет развернутый репортаж со светского раута. В итоге Каролина просто покрутилась среди гостей, злорадно понаблюдала, как разъяренный Дарен срывает с меня бабушкины бриллианты, а затем бесследно растворилась в ночи, мастерски примазавшись к сыну Родрика прямо у выхода.

Я понятия не имела, какие цели Кара тогда преследовала, и удалось ли ей воплотить в жизнь свои честолюбивые планы, но уже тот факт, что я больше не получала от нее вестей, я считала бесспорной удачей. Конечно, я у меня были опасения, что рано или поздно моя экс-подруга себя непременно проявит: или вывалит на публику подробности моего пребывания в рехабе, или вообще насочиняет небылиц о моем прошлом. Однако, я искренне надеялась, что у Каролины хватит ума не рисковать собственным имиджем: кого бы она не строила из себя в Лондоне, по сути она была и оставалась дорогой элитной содержанкой с богатым послужным списком в анамнезе, и, в принципе, мне никто не мешал обнародовать фамилии ее «папиков», если Кара вдруг осмелится перейти грань. Я отродясь не являлась сторонницей подобных мер, и относилась к разного рода шантажистам с брезгливым отвращением, но, к сожалению, Каролина принадлежала к тому типу людей, в противостоянии с которыми были уместны любые средства. Я не начинала войны, но вынуждена была в нее вступить, вот только в отличие от Кары у меня не было опыта в боевых операциях на фронтах предательства, зависти и лжи. Я подспудно сознавала, что моя бывшая подруга может внезапно выпрыгнуть, как черт из табакерки, и снова попытаться осложнить мне жизнь, но мне грела душу мысль о том, что ее козни застанут меня далеко за пределами Англии и, быть может, я о них даже не узнаю. Неясно, что ей понадобилось от Дарена, но даже если у Кары созрел очередной коварный план, как подложить мне свинью, я все равно не увижу плодов ее бурной деятельности.

Иногда я невольно думала о девочках из издательства — как они отреагировали на мой стремительный взлет, о чем теперь судачат между правкой рукописей, радуются ли за меня или наряду с Каролиной брызжут ядовитой стеной. Я намеренно удалила все прежние контакты, оставив в списке только родителей, и решительно выбросила в мусорную корзину старую сим-карту — дозвониться мне отныне было практически невозможно, и я верила, что тем самым ограждаю себя от потоков негатива. Наверняка, мои коллеги по корректорскому отделу дружно посчитали, что я непомерно загордилась, но меня вполне устраивало данное положение вещей. Мне столько раз назойливо лезли в душу, что я старалась всячески защититься от избыточного внимания. Кто знает, вдруг на новом месте жительства мне удастся завести друзей, но мое прошлое навсегда останется для них секретом. Около месяца я была вдовствующей графиней Олдридж и честно выполняла вытекающие из моего высокого статуса обязательства, но настала пора опять стать Рогнедой Свиридовой. Правда, до этого мне нужно было собрать волю в кулак и побеседовать с Эзри Грант.

Вне всяких сомнений, Джон Уитмор и все те, у кого голливудская дива, вызывала инстинктивную ненависть, были бы отомщены, если бы в телефонной беседе я сходу представилась графиней Олдридж и недвусмысленно потребовала именовать меня «Сиятельством», но я так и не вняла совету адвоката. Я не хотела выступать в роли напыщенной снобки, случайно выбившейся из грязи в князи, и теперь надменно цедящей через губу преисполненные снисходительным презрением фразы, своим поведением автоматически уподобляясь расфуфыренным женам нуворишей, приехавшим в столицу из глухой провинции и выбившимся в люди исключительно благодаря смазливой наружности. Я должна была лишь контролировать свои эмоциональные порывы, а играть в игры мне уже и без того порядком надоело.

–Алло! — мобильный телефон Эзри не отвечал так долго, что я почти отчаялась дождаться, пока вызываемый абонент снимет трубку, и неожиданно растерялась, когда из динамика раздался смеющийся девичий голос, — алло, я вас слушаю. Кто это?

–Привет, Эзри! — непослушный язык тяжело ворочался в пересохшем рту, и каждое слово давалось мне с нечеловеческим трудом, но так как я изначально выбрала деланно беззаботный тон, я заставила себя унять несвоевременный мандраж, и в той же непринужденной манере продолжить, — это Рогнеда Свиридова, вдова графа Олдриджа.

–О! — только что и смогла вымолвить американка, явно застигнутая моим звонком врасплох, и приглушенным шепотом обратилась к кому-то невидимому, — дорогой, подожди, пожалуйста, пару минут, я поговорю по телефону, ладно?

— Я в душ, — откликнулся мужской голос и, сопровождая свои слова недвусмысленным звуком затяжного поцелуя, многозначительно добавил, — кстати, я не возражаю, если ты потрешь мне спинку, детка.

–Если ты занята, возможно, мне стоит перезвонить попозже? — уточнила я после того, следующий звук из трубки породил во мне устойчивые ассоциации со звонким шлепком по мягкому месту. Похоже, Эзри развлекалась на полную катушку, но по крайней мере на этот раз в ее постели хотя бы находился мужчина, а не женщина с нетрадиционной сексуальной ориентацией.

–Нет, всё нормально, — хмыкнула Эзри. Произношение у нее было типично американским, и заметно отличалось от того «posh English», к которому я успела привыкнуть в аристократических кругах Великобритании, и я на миг испугалась безнадежно «зависнуть» на самых элементарных словах, но, похоже, все вышло с точностью до наоборот, и это Эзри едва не сломала язык о мое имя, — не ожидала, что ты позвонишь, Раг..Рад…

–Рогнеда, — сжалилась я, — но лучше зови меня Рода, так будет проще.

–Рода! Надо же! — неподдельно удивилась Эзри, — это действительно такое сокращение, или ты специально придумала, чтобы было походе на «Род»?

— Не вижу разницы, но если тебе так важно знать, то Рода — это одно из уменьшительных от Рогнеды, — невозмутимо сообщила я, — тебя что-то смущает?

–Ничуть! — мгновенно справилась с изумлением американка, — по-моему, это ни столько мило, сколько смешно, но мне нет до этого никакого дела. Итак, чем вызван твой звонок, Рода?

–Нам нужно встретиться, Эзри, — без обиняков выдала я, — надеюсь, в твоем плотном графике найдется для меня время?

–Встретиться? Нам? — в недоумении переспросила Эзри, — и с какой, позволь поинтересоваться, целью? Дай угадаю, ты организуешь клуб бывших жен графа Олдриджа? Ну что ж, гениальная идея, но только чем мы будем там заниматься? Брать у старой перечницы Камиллы Данверс уроки по вязанию носков? Я слышала вы с ней стали очень дружны…Или, может, устроим совместный вечер воспоминаний, тоже неплохая мысль, ведь правда?

–Если ты прекратишь ерничать, я отвечу на твой первый вопрос, — демонстративно проигнорировала насмешливые интонации американки я, — у меня есть к тебе серьезное дело, но это не телефонный разговор, поэтому я предлагаю пересечься в Лос-Анджелесе на выходных.

–Мой уик-энд уже распланирован. Я всю неделю работала по 12 часов, и имею право на отдых, — отрезала Эзри, — между прочим, я сама себя обеспечиваю, а не живу в свое удовольствие на деньги Олдриджей, как тебе, наверное, понаплели эти спесивые лондонские болваны. Я снимаюсь сразу в двух картинах, и мне сейчас не до болтовни.

–Я высоко ценю твою самодостаточность, но в данной ситуации речь идет вовсе не о праздной болтовне, — жестко расставила акценты я, и сквозь разделяющие нас тысячи километров отчетливо почувствовала, как напряглась американка, — я позвонила тебе не для того, чтобы заказать приглашение на премьеру ближайшего фильма с твоим участия. Поверь, не будь у меня по-настоящему веских причин, я бы и под страхом смертной казни не согласилась с тобой встречаться.

–Куда ты пропала, крошка? — крикнул на заднем плане недовольный длительным отсутствием Эзри мужчина, — в следующий раз я потребую от тебя вырубить это проклятый телефон.

— Дорогой, я уже иду, — отозвалась девушка и нервно прошипела в трубку, — ты что, слов не понимаешь? Я сказала, на выходных я уезжаю в Малибу и вернусь домой только в воскресенье вечером. Но с понедельника по пятницу у меня непрерывные съемки.

–Вечер воскресенья меня устраивает, — ухватила быка за рога я, прикинув примерное время межконтинентального перелета, — я готова записывать адрес.

–Нет, это черт знает что! — послышался совсем рядом знакомый мужской голос. Видимо, неизвестный кавалер Эзри устал принимать душ в одиночестве и решил вмешаться в ситуацию, и надо отметить, сделал он это без особой деликатности, — а ну-ка дай сюда трубку! Алло! Не знаю, кто вы и какого дьявола сюда названиваете, но советую в течение следующих двух часов не беспокоить мисс Грант.

–Мне очень жаль, что я нарушила ваш покой, сэр, — поспешно извинилась я, справедливо опасаясь, как бы мой собеседник не нажал отбой. Заново вызванивать Эзри мне совсем не улыбалось, да и сомневалась я, что она теперь столь же легко возьмет трубку, когда на дисплее высветится мой номер, — меня зовут Рогнеда Свиридова, графиня Олдридж, и я мне срочно нужно встретиться с мисс Грант. Может быть, вы уступите мне ее на выходных, а я обещаю, что наш разговор не займет много времени?

–Олдридж! — нараспев повторил обладатель голоса, — так это вы! Я читал о вас в новостях… Слушайте, вы уже все деньги вывели в офшорные юрисдикции, или для приличия что-нибудь оставили в Британии? Я восхищен, как здорово вы всё провернули, кто бы за вами не стоял, но он, однозначно, финансовый гений. Не поделитесь контактами? Моей компании нужны такие люди.

–Дилан, немедленно верни мне телефон, или лучше сразу повесь трубку — настойчиво потребовала Эзри, — о чем тебе с ней говорить?

–Подожди, детка! Я не могу себе позволить так невежливо обойтись с самой графиней Олдридж, — оборвал девушку Дилан, — графиня, простите ее, она из Техаса, а там не привыкли к церемониям. Как вы смотрите на то, чтобы в это воскресенье присоединиться к нам на отдыхе в Малибу?

–Дилан, я не хочу ее видеть! — воскликнула Эзри, в пух и прах разбив теорию Уитмора, гласящую, что бывшая жена Рода сгорает от любопытства. Или она просто не хотела, чтобы я познакомилась с этим таинственным Диланом?

–А я хочу, дорогая, и значит, будет, по-моему, — как нечто само собой разумеющееся, бескомпромиссно заявил Дилан, и его подруга как-то сразу притихла, — в каком часу нам вас ждать, графиня?

–Рода, — пресекла обращение по титулу я, — думаю, я приеду ближе к полудню. Как мне найти ваш дом?

–Просто скажите своему водителю, что вам нужна пляжная резиденция Дилана Хоббса в Малибу, — ответил мой телефонный собеседник, и я обомлела, услышав гремящую на весь мир фамилию. Эзри Грант не теряла времени даром, и ее избранником стал знаменитый американский бизнес-магнат, прославившийся не только инновационными техническими достижениями в самых разнообразных отраслях, но и своими фантастическими проектами вроде концепции оазиса на Марсе или создания самообучающегося искусственного интеллекта.

ГЛАВА LXXXIX

В смятении положив трубку, я еще долго не могла оправиться от постигшего меня шока. Неординарная персона Дилана Хоббса давно стала культовой далеко за пределами Соединенных Штатов, а его имя нередко использовалось в качестве нарицательного и фактически выступало символом стремительного развития инженерной мысли в тех сферах, которые традиционно считались областью научной фантастики. Даже я, человек, никогда особо не увлекавшийся новыми технологиями, имела общее представление о причудливых вехах насыщенной событиями биографии Хоббса, тогда как многочисленная армия его преданных фанатов, к числу каковых, кстати, относился и мой бывший жених, пристально следила за каждым его шагом в нетерпеливом ожидании очередного безумного замысла, призванного неизбежного обернуться прорывным проектом с колоссальной финансовой отдачей. Дилана Хоббса называли гением и визионером, а его смелый взгляд в будущее восхищал самых заядлых скептиков. Хоббс обладал поразительным чутьем, он многократно предвидел, чего захочет потребитель, когда сам потребитель еще не задумывался о своих потенциальных желаниях, и эта невероятная, своего рода пророческая интуиция позволяла ему уверенно оказываться на несколько шагов впереди своих ближайших конкурентов. Он с энтузиазмом браться за воплощение абсолютно безумных, на первый взгляд, идей, и упорным путем бесчисленных проб и ошибок добивался потрясающих результатов. У Дилана Хоббса не было ни одного провального начинания, все его разработки приносили прибыль и отличались высоким уровнем рентабельности, притом, что подавляющее большинство из них на заре активного внедрения производили впечатление бесперспективных измышлений и вызывали у инвесторов лишь саркастические ухмылки. А между тем, именно Хоббс первым запустил цифровой аналог «Желтых страниц» — удобную функциональную программу, моментально осуществляющую не только быстрый поиск расположенных неподалеку магазинов, ресторанов и кинотеатров, но и прокладывающую кратчайший маршрут до выбранного объекта. Сейчас современная жизнь была немыслима без такого универсального помощника, а сравнительно недавно молодому программисту приходилось обивать пороги организаций, не понимающих, зачем им вообще сдалась реклама в интернете и почему имеет смысл за нее платить. Тем не менее дела постепенно прошли в гору, у компании появились акционеры, был нанят профессиональный управляющий, но в тот момент впервые проявился сложный характер Дилана, и непримиримые разногласия по поводу дальнейшего развития проекта привели к тому, что Хоббс продал свою долю за двадцать миллионов и, недолго думая, вложил полученные в ходе сделки деньги в следующий проект, которому была предначертана еще более удивительная судьба. Первый в истории сервис онлайн-банкинга совершил революцию на рынке финансовых услуг: мгновенные банковские операции за счет одного клика мыши привлекли внимание сотен тысяч пользователей, и общая капитализация компании Хоббса выросла на глазах. Поглотив амбициозных соперников, Дилан встал во главе уже достаточно крупного бизнеса, однако, его тяжелый нрав снова привел к череде внутрифирменных конфликтов, и пока он наслаждался свадебным путешествием, Совет директоров сместил его с поста президента. Естественно, Хоббс прервал медовый месяц и предпринял попытку побороться за руководящую должность, но как любой увлекающийся человек, быстро остыл. Он остался в числе акционеров и не прекратил вкладывать деньги, а когда несколько лет спустя компания была продана за полтора миллиарда долларов, Хоббсу достались принадлежащие ему по праву триста миллионов. Как выяснилось впоследствии, все предыдущие проекты были лишь прелюдией грандиозного плана, прочно закрепившего за Диланом противоречивую репутацию не то отважного первопроходца, меняющего мир своими изобретениями, не то сумасшедшего мечтателя, толком не осознающего масштабы своих намерений.

С раннего детства пламенной страстью Хоббса был космос. Его завораживали истории о полетах к далеким планетам, он грезил освоением бескрайних космических пространств и искал шанс вдохновить зажатое в тисках земной гравитации человечество на новые свершения. И вот теперь, когда у мальчика из бедной австралийской семьи, наконец, появились деньги, он приступил к делу всей своей жизни, но отсутствие специальных знаний и вытекающая из этого наивность едва не привели Дилана к банкротству. Говорят, он даже рассчитывал купить баллистическую ракету в бывшем СССР и с ее помощью запустить корабль к Марсу, но не сошелся с продавцами в цене, однако, после осознания всей бесплодности утопической затеи, его внезапно осенило. Его новая компания гордо называлась «Super Space» и своей приоритетной задачей ставила производство небольших экономичных ракет, которые смогут завоевать рынок коммерческих перевозок на орбиту преимущественно за счёт низкой стоимости запуска. В те дни Хоббс ничего не понимал в ракетостроении, он ставил чересчур оптимистичные, а порой и просто нереальные сроки окончания тех или иных работ, чем регулярно провоцировал обвинения во лжи со стороны критиков проекта, но, думаю, он не лгал, а скорее действительно верил в свои слова — сотрудники «Super Space» трудились по шестнадцать часов, а те, кто отказывался подчиняться столь жесткому распорядку, в команде Хоббса не задерживались. Впрочем, проект все равно отставал от графика почти на четыре года, а, учитывая, что финансировался он из личных средств Дилана, деньги на его счетах неумолимо таяли, причем, параллельно Хоббс инвестировал немалую сумму в строительство электромобилей, где несмотря на положительное отношение экологов и огромное количество предзаказов, на практике дела тоже шли не ахти. Первые три запуска ракеты завершились неудачей, на четвертом инженеры учли и исправили все недочеты, но на пятый старт у компании не хватало денег, а встреченный с восторгом прототип электромобиля при попытке перейти от штучного производства к массовому чуть было не превратился в сплошной источник разорения. Доведенный до отчаяния Хоббс публично ругался с контрагентами, срывающими поставки ключевых деталей, и безуспешно добивался снижения издержек, а уровень доверия к его громким обещаниям тем временем катился под откос. Всеобщее разочарование в Дилане Хоббсе и его фантастических прожектах достигло своего апогея, и однажды предсказуемо настал тот черный день, когда счета опустели подчистую, и сотрудникам «Super Space» стало нечем платить зарплату, а производство электромобилей находилось в шаге от закрытия. У Дилана был вариант пожертвовать одной компанией ради спасения другой, но он так и не сумел сделать выбор, и казалось, на его предприятиях можно было ставить жирный крест. Только это был бы не Дилан Хоббс, если бы он сдался так легко. У него оставался месяц на то, чтобы достать деньги, и Хоббс пошел ва-банк. Благодаря изумительной харизме и неподражаемому умению превращать любую презентацию в красочное шоу, ему чудом удалось убедить инвесторов поверить в него в последний раз, он вложил собранные буквально по копейкам средства в доработку электромобиля, и уже вскоре представил усовершенствованную модель, ставшую настоящим хитом продаж. Выручки хватило на финальный тестовый запуск ракеты, не вызвавший нареканий даже у самых придирчивых экспертов, и Хоббс неожиданно для всех подписал контракт с НАСА на перевозку грузов к международной космической станции.

Борьба за выживание окончилась сокрушительной победой Хоббса, но его неугомонная натура не позволяла мирно почивать на лаврах. На следующий год Дилан представил миру компанию по выработке солнечной энергии, нынче занимающую ведущие позиции в Америке и приносящую своему основателю стабильную прибыль, а чуть позже объявил о старте проекта по разработке космического корабля для полетов на Красную планету. Вместе с этим Хоббс часто напоминал, что Марс необходимо терраформировать и вроде бы сейчас вплотную занимался этим вопросом. А еще я своими ушами слышала в новостях, что недавно он предложил заменить скоростную железную дорогу между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом вакуумным поездом, работающим от солнечных батарей. Верилось во все эти непостижимые уму схемы, конечно, с большим трудом, но, похоже, мир постепенно начал привыкать, что для Дилана Хоббса нет ничего невозможного, и на этом фоне я вдвойне не понимала, что связывает такую выдающую личность, можно сказать, живую легенду и кумира миллионов с второсортной актрисулькой Эзри Грант.

Хотя с Эзри всё было предельно ясно. Денег у Хоббса имелось, что называется, куры не клюют, и для Эзри это означало возможность постоянно купаться в роскоши, но неужели Дилан к своим сорока пяти или сколько ему там исполнилось настолько плохо разбирался в людях? Наверняка ему было известно, в какой безобразный скандал вылился брак Эзри и Родрика, или она убедила его поверить в собственную версию о невинной жертве домашнего насилия? Не может быть, чтобы человек, заключивший миллиардные соглашения с правительственными корпорациями США и наладивший серийное производство техники будущего, безоглядно влюбился в эту меркантильную особу и готовился повторить незавидную участь Рода? Я была плохо осведомлена о перипетиях личной жизни Дилана Хоббса, но, если мне не изменяла память, он дважды женился и разводился, несколько раз становился отцом и при всех своих бесспорных странностях склонности к безрассудству не демонстрировал. Какое место Эзри Грант занимала в его сердце, я могла только догадываться, но мне отчего-то было неприятно выяснить, что он встречается с этой женщиной, приглашает ее в свою пляжную резиденцию и проводит с ней уик-энд.

Так или иначе, Рубикон был перейден, и в жаркий воскресный полдень меня ждали в солнечном Малибу, а, следовательно, мне пора было паковать вещи и прощаться с Лондоном. Я купила билет и, проверив средства на банковской парте, через интернет забронировала номер в скромном отеле. Я больше не собиралась заниматься непростительной расточительностью и в дальнейшем планировала жить исключительно экономно: передвигаться на автобусе и метро, снимать недорогие апартаменты, самостоятельно готовить еду из самых ходовых продуктов. Я намеренно не разрешила увеличить мне размер ежемесячного содержания, но по-прежнему чувствовала за собой вину за пользование чужими деньгами. В любом случае, еще какое-то время я при всем желании не могла отказаться от выплат: мне предстояло оплачивать перелеты, питание, аренду жилья. Но я убеждала себя, что по приезду в Пуэрто-Рико обязательно найду себе работу, и тогда уж точно начну жить по средствам. Джон Уитмор заверил меня, что дома Родрика в пригороде Сан-Хуана и в Фахардо поступают в мое полное распоряжение, и в одном из них я планировала поселиться на первое время. Но до Пуэрто-Рико еще нужно было добраться, и моя дорога пролегала через территорию Соединенных Штатов. В независимости от результата грядущего разговора с Эзри Грант, из Лос-Анджелеса я собиралась отправиться на Бимини, пожить там недельку–полторы и вдали от цивилизации чутко прислушаться к своим внутренним ощущениям, попробовать разобраться в себе и подробно очертить свои жизненные цели. Сейчас у меня в душе царил первобытный хаос, и я двигалась вслепую, ориентируясь лишь на голос интуиции, которая настойчиво шептала, что, если мне удастся разыскать Амейро, я гораздо быстрее пойму, почему меня так неистово тянет на Бимини, и что за неведомые силы взывали ко мне в тропическом лесу Эль-Юнке.

В аэропорту меня провожал только Джон Уитмор. Во избежание длительных прощаний я рассталась со слугами и миссис Торнтон дома и не стала пользоваться услугами водителя. Адвокат несколько раз напомнил, что частный самолет и персональный трансфер в лучший отель Лос-Анджелеса сделали бы мое путешествие гораздо комфортней, но я была настроена решительно, как никогда.

–Я больше не намерена злоупотреблять своим положением, Джон! — зареклась от бессмысленных трат я, — я сама заработаю свои деньги, и не беда, если мне придется летать эконом-классом и жить в дешевых гостиницах. Я вступаю в новую жизнь налегке, для меня это очень важно. На первое время выплаты из траста станут для меня хорошим подспорьем, но я постараюсь, чтобы они скоро прекратились.

–Вы бросаетесь в крайности, Рода, — неодобрительно заметил Уитмор, — но вы вправе поступать по своему усмотрению. Прошу лишь об одном, берегите себя и помните, что, если у вас возникнут проблемы, вы только сообщите мне, и траст сразу же выделит вам любую необходимую сумму. Я желаю вам счастливого пути, и надеюсь, что вы не забудете старого барристера и будете регулярно посылать мне весточки с далеких берегов. Я могу рассчитывать хотя бы на открытки с видами Пуэрто-Рико?

–Я обещаю не терять связи с вами, Джон, — крепко обняла адвоката я, — вы единственный человек, которому я безоговорочно доверяю.

–Я постараюсь оправдать ваше доверие, — похлопал меня по плечу Уитмор, — наследство Рода не будет разбазарено, а журналисты никогда не узнают о вашем местонахождении. Не беспокойтесь, я обо всём позабочусь, а если со мной что-то случится, то мои коллеги примут эстафету.

–Не говорите так, Джон! — взмахнула руками я, — я уверена, вы еще не раз погостите у меня в Пуэрто-Рико. Я приглашу вас с Эмили, как только немного обустроюсь.

–Моя жена будет рада, — кивнул Уитмор, бросив мимолетный взгляд на часы, — вам пора на регистрацию, Рода, иначе вы опоздаете на своей рейс.

ГЛАВА XC

В общей сложности перелет занял чуть дольше одиннадцати часов, и с учетом колоссального джетлега и крайне неудобного места в салоне эконом-класса, наряду с узким пространством для ног обернувшимся для меня соседством с тучной афроамериканкой, своим необъятными телесами занявшей добрую половину моего кресла, в Лос-Анджелес я прилетела еле живая и, сойдя, наконец, по трапу, лишний раз похвалила себя за предусмотрительность: к счастью, у меня хватило ума спланировать время таким образом, что не бежать очертя голову с корабля на бал. Стрелки выставленных по местному времени часов показывали шесть вечера, и это означало, что у меня в запасе оставалась вся ночь и даже еще небольшой кусочек завтрашнего утра. Я не питала особых надежд, что мне удастся хорошо выспаться и полноценно отдохнуть после изнурительного путешествия от одного континента к другому, но во всяком случае рассчитывала избавиться от отупляющей вялости и привести себя в относительно пристойный вид. На данный же момент у меня невыносимо затекло всё тело, желудок мерзко поднывал от самолетной пищи, по обыкновению сильно пересоленной и обильно сдобренной специями, а в голове навязчиво стучали бесчисленные молоточки, что никоим образом не добавляло мне позитивных впечатлений от одного из крупнейших аэропортов Северной Америки, хотя в иной ситуации состоящий из девяти терминалов гигантский комплекс несомненно вызвал бы у меня море эмоций.

Несмотря на то, что первые двадцать восемь лет своей жизни я вообще не выезжала за пределы родины, за последние месяцы я насмотрелась немало различных аэропортов от крошечного Антонио Ривера Родригес на острове Вьекес до поражающих своими размерами воздушных ворот Лондона. Аэропорту Лос-Анджелеса, упрощенно называемому здесь емкой аббревиатурой LAX, предстояло пополнить мою копилку ярких впечатлений, однако, я чувствовала себя настолько разбитой, что даже международный терминал имени Тома Брэдли, находящийся на самом изгибе «подковы», в форме которой был выстроен огромный транспортный хаб, и благодаря обилию странных инсталляций, кое-где напоминающий настоящий храм современного искусства, не заставил меня отвлечься от растревожено гудящих под сводами черепной коробки мыслей. Я отрешенно прошла неизбежную процедуру пассажирского контроля, получила багаж и, с трудом волоча за собой туго набитый вещами первой необходимости чемодан, направилась к выходу. На улице я взяла себе короткую передышку и ненадолго встала у подножия бронзового бюста того самого Тома Брэдли, если судить по венчающей памятник надписи, занимавшего пост мэра Лос-Анджелеса в течении двадцати лет и лично приложившего немало усилий к строительству и дальнейшему совершенствованию аэропорта. Неизвестный скульптор изобразил легендарного градоначальника с улыбкой до ушей, а по толстым губам, широкому носу и курчавой шевелюре я уверенно сделала вывод о принадлежности мистера Брэдли к чернокожему населению США и даже несколько удивилась, что ему удалось прославиться вовсе не за счет выдающего музыкального таланта, а исключительно посредством неоценимого вклада в инфраструктурное развитие «города ангелов».

Жаркое калифорнийское солнце даже вечером припекало довольно ощутимо, и, хотя я заметно устала от промозглой сырости дождливого Лондона, чересчур резкий перепад температур стал причиной явного дискомфорта, и я торопливо закрутила головой по сторонам в попытке отыскать посадочную площадку отправляющегося в город автобуса. В полете у меня было достаточно времени, чтобы подробно ознакомиться с отзывами туристов и получить довольно четкое представление о способах передвижения по Лос-Анджелесу, и теперь я собиралась доехать на бесплатном автобусе Lax Shutlle до наземной станции Metro Greenе, а уже оттуда двигаться в направлении отеля, выбранного мною из десятков схожих предложений в основном по причине подозрительно идеального сочетания дешевизны и удачного расположения. Информация на сайте гласила, что из гостиницы с говорящим наименованием «Economy Inn» можно с легкостью добраться в любую точку, не прибегая к дорогостоящим услугам такси, а так как я твердо намеревалась бережливо расходовать свои ограниченные финансы, лучшего мне нельзя было и желать. Конечно, я опасалась, что отель может оказаться типичным клоповником, но по большому счету меня это не настолько волновало — задерживаться в Лос-Анжелесе мне было абсолютно незачем, а ради сокращения непроизводительных трат несколько дней вполне можно было потерпеть.

Перед тем, как покинуть аэропорт я все-таки краем глаза взглянула на знаменитый Theme Building — футуристическую конструкцию в виде летающей тарелки, приземлившейся на изогнутые металлические опоры в аккурат на территории LAX. Команде архитекторов удалось добиться поразительного эффекта инопланетного присутствия — издали Theme Building выглядел невероятно внушительно и грандиозно, и я почти настроилась подняться на смотровую площадку и посетить разместившийся внутри музей 11 сентября, но быстро осознала, что для этого мне придется сдавать багаж в камеру хранения, а потом его оттуда забирать, и желание поскорей добраться в отель многократно перевесило мимолетный порыв внезапно потянувшейся к прекрасному души. Вслед за остальными пассажирами я заползла в сине-белый автобус, плюхнулась на сиденье, и на миг прислушалась к звучащей отовсюду речи. Коренных американцев среди моих попутчиков практически не наблюдалось — в международный терминал прибывали преимущественно туристы, и царящая вокруг какофония из смешения языков, акцентов и диалектов оказалась непосильным испытанием даже для моего натренированного филологического слуха. Я поймала себя на мысли, что на треть не понимаю ведущиеся рядом со мной разговоры, и если так пойдет и дальше, мне придется с горечью констатировать свою очевидную беспомощность. Пора было привыкать к проглоченным окончаниям, вольно расставленными ударениям и варварскому обращению с каноничными правилами грамматики, но я никак не могла признать, что отныне меня больше некому радовать безукоризненным британским произношением, и осложнения в коммуникативном процессе будут сопровождать меня буквально на каждом шагу.

На станции я купила в автомате билет, сверилась с картой и, нещадно чертыхаясь, запоздало сообразила, что без пересадок мне в отель не попасть. В итоге я поднялась обратно на поверхность лишь по прошествии часа, проведенного в трясущемся вагоне с периодическим перетаскиванием злосчастного чемодана с платформы на платформу. Колонны в подземных коридорах Лос-Анджелеского метрополитена были либо ярко расписаны граффити, либо выложены цветной мозаичной плиткой кричащих тонов, в результате чего всё это пестрое разнообразие слилось для меня в одну размытую картину, и не используй я регулярно снабжающий меня советами навигатор в смартфоне, у меня бы, наверное, случилась истерика. На мгновение я в красках вообразила, как на странице завтрашней «Daily mail» появляются фотографии графини Олдридж, безутешно рыдающей в запутанных переходах метро, и я с теплотой вспомнила мисс Клейтон, перед судьбоносным мероприятием до неузнаваемости преобразившую меня с помощью макияжа и укладки. Сейчас бы никто из гостей званого ужина не догадался, что расхристанная девица в практичном спортивном костюме, на последнем издыхании волочащая свой нехитрый скарб, и есть та блистательная красавица, перед которой рассыпались в овациях сливки высшего общества. Злая ирония, вызванная этой поистине анекдотичной ситуацией, прибавила мне катастрофически недостающих сил, я с горем пополам взобралась на эскалатор и уже через несколько минут зачарованно взирала, как медленно садится за горизонт оранжевый солнечный диск.

В Лондоне я никогда не видела такого заката. Тамошнее солнце зябко куталось в пуховое одеяло туч и постепенно проваливалось в зыбкую мглу извечного тумана, чтобы наутро робко показать слабый лучик и вновь скрыться за облаками. Жгучее светило Калифорнии на закате лишь слегка приглушало дневное буйство красок, и его угасающее сияние придавало городу едва уловимый багряный оттенок. Возможно, я неправильно начала знакомство с Лос-Анджелесом, но, если не принимать во внимание потрясающе красивый закат и выстроившиеся вдоль дороги пальмы, задумчиво шелестящие под дуновением океанского бриза, город мне откровенно не понравился. Одноэтажный, скучный, безликий, и ни капли не похожий на растиражированный кинофильмами образ — таким предстал передо мной Лос-Анжелес, и хотя, если верить навигатору, я находилась в каких-то двух кварталах от Кодак театра, где в торжественной обстановке ежегодно вручалась премия «Оскар», типовые коттеджи и серые здания магазинов совсем не вписывались в мои наивные представления о городе миллионеров. Наличие чемодана отрицательно сказывалось на скорости моего передвижения, и ничто не мешало мне в деталях разглядывать достопримечательности, но проблема состояла в том, что посмотреть, по сути, было не на что, и разочарование от Лос-Анджелеса увеличивалось с каждой секундой. Я понимала, что в том же Голливуде я бы обязательно нашла объект для восторженного созерцания и, побродив по Аллее славы изменила бы мнение к лучшему, но, к примеру, Сан-Хуан, был одинаково великолепен в любой точке, и меня в равной мере восхищали как мощеные голубоватой брусчаткой улочки старого города, так и оживленная Авенида Эшфорд в фешенебельном Кондадо. Я читала, что в Лос-Анджелесе нет архитектурных изысков, и полчища туристов стремятся сюда главным образом ради фотографий на фоне надписи «HOLLYWOOD», а сегодня собственными глазами убедилась в справедливости этого утверждения. Естественно, я видела сейчас лишь малую часть огромной агломерации, помимо шикарных вилл на голливудских холмах, песчаных пляжей Малибу и стеклянных высоток в деловом центре сосредоточившей в себе такие вот серые райончики, вроде бы и расположенные в зоне пешеходной доступности от тематического парка «Universal Studio» и пирса Санта-Моника, но при этом больше уместные для сельского пейзажа.

Отель предсказуемо выглядел под стать общей атмосфере — приземистое двухэтажное здание с выкрашенными в красно-коричневой гамме стенами, по форме напоминающее облагороженный барак. Вскоре выяснилось, что это даже не гостиница вовсе, а мотель. До сего дня я понятия не имела, в чем заключается разница, и при бронировании не стала заморачиваться на одной букве, но оказалось, принципиальные различия всё же присутствовали, причем, среди них нашлись и плюсы, и минусы. Из положительных аспектов я сходу отметила отдельный вход в номер — попасть туда можно было прямо с улицы, минуя ресепшн, а, что касается, минусов, то их оказалось сразу несколько. Во-первых, окна мотеля выходили на проезжую часть, а о шумоизоляции здесь никто не заботился, вследствие чего гудки проезжающих мимо автомобилей, вой полицейских сирен и прочие внешние раздражители страшно мешали отдыхать. А во-вторых, численность персонала здесь была сведена к минимуму, и чтобы получить ответ на тот или иной вопрос, приходилось подолгу вызванивать администратора или самостоятельно разыскивать горничную, занятую уборкой на противоположном конце здания. В остальном номер мне достался вполне приличный, правда в нем не нашлось ни чайника, ни примитивной кофеварки, зато в холодильнике обнаружилась бутылка питьевой воды. Не первой молодости мебель меня не пугала, казенная обстановка отторжения не вызывала вся сантехника работала исправно, а постельное белье благоухало свежестью и чистотой — может быть, для длительного проживания мотель и не годился, но для того, чтобы перекантоваться ночку-другую, подходил просто отлично.

В пяти минутах ходьбы располагался продуктовый супермаркет, и несмотря на то, что от накопленной усталости у меня подкашивались ноги, я заставила себя сходить за продуктами. Питание в мотеле не предлагали даже за дополнительную плату, а заказывать еду через службу доставки я посчитала слишком дорогим удовольствием. Тем не менее, я не имела права позволить болям в желудке испортить мне завтрашний день, и как бы остро я не жаждала завалиться на кровать, все же поплелась в магазин. Микроволновой печи в номере тоже не было, и, перемещаясь с корзиной между заполненными продовольственной снедью прилавками, я заведомо отметала продукты, требующие предварительного разогрева. В Лондоне мне так и не довелось побывать в супермаркете, да и необходимости такой не было — в Кенсингтонском особняке домашними делам заправляла миссис Торнтон, а снабжением продуктами Олдридж-Холла ведала старшая экономка миссис Девенпорт, тогда как я самозабвенно бегала по дизайнерским бутикам в Белгравии и знать не знала, что из себя представляет британский супермаркет изнутри. В Штатах мне выпал шанс познакомиться с ассортиментом популярной торговой точки, и я растерялась от столь явного изобилия. Готовую пиццу, котлеты для гамбургеров и прочие замороженные полуфабрикаты я проигнорировала, а вот со стойки с мясными деликатесами зацепила упакованную в вакуум буженину. Я бросила в корзину сухой завтрак из овсяных хлопьев, но потом вернула его на полку, так как молоко здесь продавалось в гигантских бутылках и почему-то стоило дороже бензина. Маленький брусочек сыра и мексиканская лепешка стали завершающим штрихом в небогатом перечне моих покупок, а по пути на кассу я взяла пару несладких йогуртов и минеральную воду. Алкогольный отдел я, скрепя сердце, обошла десятой дорогой, но этот мужественный поступок обернулся для меня сотнями тысяч сожженных нервных клеток. Одиннадцать часов подряд я боролась с зеленым змием в замкнутом пространстве авиалайнера, но второй этап неравной схватки напрочь отнял у меня скудные остатки душевных сил. Расплатившись и погрузив продукты в пластиковый пакет с фирменным логотипом, я выскочила из супермаркета, как ошпаренная, и рысью понеслась в мотель — мини-баром мой номер не оборудовался, и потому сражаться с искушением там было гораздо легче.

Я немного перекусила, ополоснулась под душем, забралась под одеяло и плотно смежила веки. На улице все также шумели, но я глубоко погрузилась в себя и почти не слышала посторонних звуков. Я не надеялась хорошо выспаться из-за разница часовых поясов, но мне был физически необходим отдых, чтобы встретить новый день во всеоружии.

ГЛАВА XCI

Вопреки джетлегу я все-таки уснула и, что особенно удивительно, благополучно проспала почти всю ночь, открыв глаза лишь в пятом часу утра. За окнами только начинало светать, и в номере было еще темно, но сон ко мне больше не шел, и я поняла, что пора вставать, так как бесцельно валяться в постели мне совершенно не хотелось, а невероятным образом умудрившийся неплохо отдохнуть организм жаждал активной деятельности, да и дел у меня, в принципе, накопилось немало. С вечера я не удосужилась разобрать вещи, и, падая с ног от усталости, нашла в себе силы лишь на то, чтобы наспех достать из чемодана элементарные предметы гигиены. Подготовку к встрече с Эзри Грант я отложила на утро, и сейчас была даже рада, что мне удалось поспать подольше. Зато теперь у меня оставалось достаточно времени, чтобы собраться с мыслями, выбрать подходящую одежду и нанести базовый макияж.

Отражающееся в зеркале лицо хотя и казалось несколько заспанным, к моему вящему удовлетворению выглядело довольно неплохо — недвусмысленные следы изматывающего путешествия за ночь практически стерлись, глаза снова заблестели, и лишь взлохмаченные волосы требовали небольшой укладки. Я вымыла голову, замоталась в полотенце и, хотя на часах не было и пяти, решительно приступила к раннему завтраку. Если бы мама видела, что я опять питаюсь всухомятку, и неизвестно, когда еще попробую полноценную горячую пищу, ее бы непременно охватил приступ дикого ужаса, но с родителями я не связывалась уже третьи сутки. Сначала мне было не до звонков из-за сборов в дорогу, а потом я и вовсе поднялась на борт самолета, где вай-фай хотя и раздавался, но по таким космическим расценкам и такого дрянного качества, что я предпочла весь полет просидеть офлайн за чтением заранее скачанных из сети туристических путеводителей. В результате я безнадежно запуталась во времени, и уже толком не соображала, в каком часу мне необходимо выйти в интернет, чтобы мама смогла до меня дозвониться. На всякий случай я включила лэптоп, но тут вдруг вспомнила, что забыла спросить на ресепшн пароль для доступа в сеть, и в сердцах захлопнула крышку. Ладно, позвоню, как только вернусь из Малибу, а пока нужно доесть завтрак и придумать, что надеть.

Волосы быстро высохли естественными образом, и я лишь слегка подкрутила чистые пряди стайлером. Волшебный девайс мне любезно презентовала Джин — бывший личный парикмахер принцессы Уэльской, причесывавшая меня в Олдрилдж-Холле, и общих чертах объяснила, как им пользоваться. Основную часть ее рекомендаций я, конечно, успела позабыть, но прибор оказался настолько прост в обращении, что с ним без труда справлялся даже полнейший дилетант вроде меня. На классические голливудские локоны самостоятельно сделанная мною укладка однозначно не тянула, но для той, кто всю жизнь проходила с конскими хвостами и старушечьими дульками на макушке, прогресс был очевиден. Благодаря народным средствам из копилки наших бабушек, я хорошо подлечила истощенные алкогольным марафоном и длительным пребыванием под палящим солнцем волосы еще в столице, и на данный момент они по крайней мере не походили на сухую солому. К сожалению, даже самый тщательный уход не добавил им не пышности, не густоты, а перекраситься в более выразительный цвет у меня так до сих пор и не хватило духу, однако даже с родным «мышиным» оттенком я сейчас чувствовала себя гораздо увереннее. До встречи с Джин мне и на ум не приходило, что из моих среднестатистических волос может получиться шикарная прическа, с которой не стыдно выйти в свет и появиться на обложке глянцевого журнала, но опытный мастер сотворил настоящее чудо из весьма скромной в общем-то фактуры. Именно Джин посоветовала мне носить распущенные волосы, и хотя в обычное время я по-прежнему отдавала предпочтение различным вариациям пресловутых хвостов и пучков, сегодняшний день заслуживал нестандартного подхода, да и пострадавшее ухо лучше было не выставлять напоказ.

С выбором одежды всё обстояло намного проще. Погода в солнечной Калифорнии разительно отличалась от промозглой сырости Британских островов, и предварительно ознакомившись с прогнозом погоды для Лос-Анджелеса, я купила себе несколько летних платьев и пару босоножек в расчете, что и то, и другое еще пригодится мне в тропическом климате Бимини. Заодно я обзавелась удобными шортами и футболками из самого дешевого масс-маркета, и планировала сносить весь этот ширпотреб уже в Пуэрто-Рико — тратить деньги на регулярные обновки я не собиралась, но не просить же маму отправить мне посылку с легкими вещами, притом, что у меня еще даже постоянного адреса не было. Одним словом, я приобрела универсальный комплект на все случаи жизни и надеялась успешно обходиться им в течение долгого периода, но для поездки в Малибу я все-таки надела свое лучшее платье. Безусловно, мне не хотелось ударить лицом в грязь перед звездной красоткой Эзри Грант и ее поклонником — миллионером, но еще больше я нуждалась в уверенности. В преддверии разговора с Эзри во мне невольно пробудились застарелые комплексы, и с помощью летящего сарафана с модными в этом сезоне растительными принтами я старалась избавиться от упорно преследующего меня призрака той Неды Свиридовой, которая много лет выступала в роли страшненькой подружки великолепной Кары Ковальской, и сама по себе представляла по сути пустое место. Я вдруг вспомнила, как Родрик настойчиво убеждал меня в собственной привлекательности, и от этих поразительно ярких воспоминаний у меня болезненно защемило сердце — рядом с ним я впервые почувствовала себя красивой и желанной, и, хотя на тот момент моя внешность была, как никогда, далека от совершенства, у меня не возникло ни единого повода усомниться в искренности его комплиментов…

Невзирая на декларируемую приверженность к тотальной экономии, добираться до пляжной резиденции Дилана Хоббса на общественном транспорте я тем не менее не рискнула — слишком велики были шансы, что автобус высадит меня вдали от конечного пункта назначения и мне придется своими силами разыскивать роскошную виллу американского магната среди многочисленных домов обосновавшихся на тихоокеанском побережье знаменитостей. Я ничуть не возражала против пешей прогулки по песчаному берегу, но меня пугала перспектива не столько заблудиться в череде звездных коттеджей, сколько объявиться в гостях у Хоббса с липкой испариной на лбу, вызванной долгими блужданиями по жаре, и взвесив все про и контра, я больше склонялась к услугам частного извоза. Не хватало еще вытирать с лица соленые капли выступившего пота под насмешливым взглядом Эзри Грант — я прилетела в Лос-Анджелес не для того, чтобы развлекать бывшую жену Родрика, а ведь мой непрезентабельный вид ее обязательно повеселит, поэтому черт с ними, с этими расходами, выгадаю потом на чем-нибудь другом.

Так как я встала еще до рассвета, до полудня у меня образовалась масса свободного времени. Я могла либо безвылазно проторчать в номере, созерцая однообразную картину за окном, либо посетить туристическую Мекку — Аллею славы в Голливуде, а уже оттуда поехать на такси, и после кратких сомнений, я остановилась на втором варианте. Утром солнце до конца не вступило в свои права, и я рассчитывала управиться со своей спонтанной экскурсией до наступления пика изнуряющего зноя. В столь ранние часы в еще не оправившемся после бурной ночной жизни Голливуде было тихо и немноголюдно, и я могла спокойно разглядывать звезды на тротуаре без опасения, что меня по неосторожности собьет с ног зазевавшийся прохожий. Я рассеянно бродила мимо только начавших открываться сувенирных магазинчиков, со своим стесненным бюджетом, не имея возможности даже купить отцу с мамой стилизованную под «Оскара» статуэтку с английской надписью: «Лучшим родителям», и все чаще ловила себя на мысли, что Голливуд, да и сам Лос-Анджелес в целом донельзя переоценены. Кому, в сущности, интересны облезлые буквы с кучей мусора вокруг, или ничем не примечательный театр Кодак, между вручениями премии представляющий собой абсолютно рядовое здание в бежевых и серых тонах? Смотровая площадка на крыше хотя бы давала прекрасный обзор на голливудские холмы, а у Китайского театра можно было увидеть отпечатки конечностей побывавших здесь селебрити, но сам бульвар меня безумно разочаровал, и я откровенно расстроилась, что из-за без малого стодолларовой стоимости билета отказалась от посещения «Universal Studio», где по восхищенным отзывам моих более удачливых предшественников располагался великолепный парк умопомрачительных аттракционов. Однако, как ни крути, променад по не вызвавшему у меня восторга Голливуду позволил решить вопрос с провисшим временем, и вдоволь насмотревшись на обвешанных фотоаппаратами туристов, принимающих немыслимые позы около именной звезды своего любимого артиста, я с чистой совестью села в такси.

Неожиданно оказавшийся моим эмигрировавшим в Штаты соотечественником водитель не мог скрыть удивления, когда я попросила доставить меня к воротам пляжной резиденции Дилана Хоббса. По большому счету, это в самом деле был форменный нонсенс: учитывая статус хозяина виллы, гости наверняка приезжали в Малибу на личном автомобиле классом не ниже представительского, да еще с персональным шофером за рулем, а тут вдруг такое вопиющее несоответствие. В ответ на любопытные реплики таксиста я демонстративно отмалчивалась, и разузнать подробности моего визита к Хоббсу бедолаге так и не удалось. Впрочем, неунывающий водитель тут же перевел разговор на другую тему, и всю дорогу донимал меня расспросами о давно покинутой родине. Так как последний месяц я провела в столице Туманного Альбиона, все известные мне новости полностью потеряли актуальность, и первоначальная радость от случайной встречи с землячкой вылилась для таксиста в не меньшее разочарование, чем для меня впечатления от безосновательно распиаренного Голливуда.

Непосредственно примыкающая к пляжной резиденции территория уже считалась частной собственностью, поэтому таксист вынужден был высадить меня на внушительном расстоянии от ворот, и оставшийся путь я проделала пешком. Построенный в авангардном стиле дом Дилана Хоббса стоял так близко к воде, что его фундамент держался на сваях. Со стороны вилла походила на хаотичное нагромождение перемешанных между собой костяшек домино и на первый взгляд складывалось впечатление, что архитектор проектировал этот дом под действием сильных галлюциногенных препаратов, однако, при внимательном рассмотрении в сочетании резких геометрических форм и причудливых выступов прослеживалась определенная гармония, а мягкий, пастельный цвет сложного, эклектичного фасада сглаживал ощущение повсеместного смешения направлений. Протянувшаяся на несколько десятков километров вдоль Тихого Океана береговая линия изобиловала дорогими особняками, но вилла Хоббса моментально бросалась в глаза, словно отражая неординарность характера своего владельца.

Я так и не позвонила Эзри, чтобы подтвердить свой приезд, и теперь запоздало волновалась, что хозяев вообще может не быть дома. Дрожащими от волнения пальцами я нажала на кнопку видеодомофона и в напряженном ожидании застыла напротив обращенного на меня глазка камеры. Я была готова к самому худшему, но ворота с мелодичным пиликаньем открылись всего через несколько секунд.

–Добрый день, мэм, — поприветствовал меня на входе дюжий охранник, — мистер Хоббс приказал проводить вас в дом. Пожалуйста, следуйте за мной.

–Спасибо, — судорожно кивнула я, в панике чувствуя, что вот-вот задохнусь от избытка нахлынувших эмоций, а секьюрити тем временем провел меня через утопающий в буйной растительности двор с окруженным шезлонгами бассейном и предупредительно пропустил в автоматически распахнувшиеся створки стеклянной двери. Я оказалась в просторном холле, одна стена которого была полностью стеклянной и свободно пропускала солнечные лучи, отчего помещение выглядело особенно светлым.

–А вы поразительно пунктуальны, графиня! — воскликнул Дилан Хоббс, одетый в белые шорты и небрежно наброшенную на голое тело рубашку. Обуви на нем не было, и к босым, загорелым ногам пристали частички золотистого песка, — простите великодушно, что Эзри не вышла к вам навстречу. Хотите знать, я, например, тоже считаю ее поведение признаком дурного воспитания, но она думает, что тем самым демонстрирует вам свое презрение, а я не стал утруждаться, чтобы развеять ее заблуждение. Налить вам выпить? Предпочитаете что-то конкретное или «Пина Колада» вас устроит? У меня в баре есть настоящий пуэрториканский ром «Бакарди», на мой взгляд, он идеально подходит для коктейлей.

ГЛАВА XCII

–Вы можете называть меня Рода, мистер Хоббс, — невероятным усилием воли я совладала с невольно охватившим меня ступором, но, когда Дилан красноречиво протянул мне руку, только чудом сдержала неуправляемый порыв панически отшатнуться в сторону. Внезапно я испугалась, что мои пальцы окажутся предательски липкими, и Хоббс без труда поймет, в каком взвинченном состоянии я сейчас пребываю. «Бакарди», «Пина Колада» — от одних только сочетаний звуков в этих трех словах у меня моментально пересыхало во рту, а в мозг поступали мощные импульсы, заставляющие нервно сглатывать от страстного желания вновь почувствовать обжигающую горечь стремительно растекающегося по всему телу алкоголя и машинально облизывать губы в предвкушении ни с чем не сравнимого сладковатого привкуса тропического коктейля. И все же я нашла в себе мужество перебороть соблазн, поглубже вдохнула и уверенно ответила на рукопожатие. Наверняка, наблюдательный Дилан прекрасно заметил, что на считаное мгновение я разительно переменилась в лице, но отпускать по этому поводу язвительных комментариев, однако, не стал. Складывалось впечатление, что вследствие недостатка информации у него пока не сформировалось четкого мнения касательно моей персоны, и он планировал поэтапно восполнять существующие пробелы непосредственно по ходу знакомства.

–Как ваше полное имя? — неожиданно поинтересовался Хоббс, не выпуская моей ладони и тем самым причиняя мне острый дискомфорт.

–Рогнеда, — я объективно понимала, что, если я просто возьму и выдерну руку, это будет непременно расценено моим собеседником в качестве проявления невежливости, и мне ничего не оставалось, кроме как принять навязанные извне правила игры.

–Потрясающе! — восхищенно цокнул языком Дилан, и, наконец, позволил мне осторожно высвободить ладонь — так я и буду вас теперь к вам обращаться, мне нравится всё оригинальное, а ваше имя, безусловно, из этой серии. Что насчет «Пина Колада», Рогнеда? Я как раз собирался смешать себе коктейль, давайте, заодно сделаю и для вас!

–Спасибо, мистер Хоббс, но в этом нет необходимости, — чересчур резко отрезала я, недвусмысленно ощущая, как мой истосковавшийся по алкоголю организм физически страдает от нереализованного желания выпить, и ни на миг не прекращающаяся внутренняя борьба с атакующими меня демонами грозит вылиться в приступ неконтролируемой истерики, — я не употребляю спиртного по медицинским показаниям.

–Жаль, — с досадой вздохнул Хоббс и решительно добавил, — зовите меня Дилан! Может быть, тогда фреш или лимонад? Что-то же вы пьете?

–Лимонад, пожалуйста, — кивнула я, искренне радуясь, что Хоббс не стал подвергать мою аргументацию сомнениям, и больше не предлагает мне алкогольных коктейлей.

–Пойдемте на кухню, — жестом указал мне направление Дилан и многозначительно пояснил, — я отпустил прислугу на выходные, чтобы нас с Эзри никто не беспокоил.

–Я не хотела портить вам уик-энд, но у меня действительно срочное дело к мисс Грант, — виновато улыбнулась я, — надеюсь, вы успели отдохнуть?

–О, да, — ухмыльнулся Хоббс, открыл холодильник, достал оттуда кувшин с освежающим напитком и от души плеснул лимонад в прозрачный бокал, — мы так активно отдыхали, что я даже немного устал. Оцените лимонад, Рогнеда, я сам его сделал. Эзри сказала, что он получился кисловатым.

–По-моему, отличный лимонад, и сахара в нем достаточно, — напиток и вправду оказался настолько хорош, что я и не подумала льстить, — спасибо, Дилан!

–Подождите пару минут, пока я смешаю себе «Пина Колада», а потом я провожу вас к Эзри, — в упор смерил меня изучающим взглядом Хоббс, словно в попытке по глазам определить, что я все-таки за птица. К своему удивлению, я довольно легко выдержала это неприкрытое сканирование, запоздало осмелела и в следующую секунду уже и сама беззастенчиво рассматривала своего визави.

Невзирая на то, что Дилан Хоббс справедливо заслужил репутацию общепризнанного эксцентрика, а его фантастические проекты регулярно будоражили умы современников, мать-природа скромно наделила его совершенно заурядной наружностью без какой-либо изюминки. Черты у Хоббса были вроде и правильными, но при этом мелковатыми и невыразительными, причем, положение не спасали даже зеленые глаза, обычно привносящие во внешность их обладателя неповторимый элемент загадочности, но на фоне жестких, коротких ресниц и выцветших бровей абсолютно не привлекающие внимания. Рядовые темно-русые волосы с намечающимися залысинами на висках, безыскусная стрижка, ежедневно выбираемая миллионами садящихся в парикмахерское кресло мужчин, начинающий с возрастом расплываться овал лица, крепкое, но совсем не спортивное телосложения — я бы никогда не выделила Дилана Хоббса в толпе, безразлично прошла бы мимо и не повернула головы, но культовый статус основателя сразу нескольких уникальных производств превратил его в один из самых запоминающихся образов наших дней. У Алена на экране компьютера даже стояла заставка с изображением позирующего за рулем первого электромобиля Хоббса, а уж скольких еще людей вдохновляла и мотивировала на личные свершения поразительная история его успеха, я не могла даже вообразить. И тем более странным мне было наблюдать перед собой обыкновенного человека средних лет, самостоятельно готовящего домашний лимонад и смешивающего на кухне коктейли, пока его подруга нежится на пляже. Не так, вот хоть убей, не так в моем понимании должен был выглядеть живой символ технологического прорыва, чьи полубезумные идеи неизменно опережали время, а их воплощение в реальность переворачивало устоявшиеся представления с ног на голову. Нет, я конечно, не ожидала, что Дилан Хоббс выйдет мне навстречу в костюме с сервоприводом и сходу продемонстрирует полет в стратосферу, а его пляжная резиденция окажется похожей на одну большую лабораторию, доверху напичканную сверхточным оборудованием, но царящая вокруг будничная обстановка откровенно не вписывалась в сложившийся у меня портрет. А еще «великий и ужасный» Дилан Хоббс ни черта не соображал в традиционных карибских напитках и ничтоже сумняшеся намеревался влить в бокал для коктейля кокосовое молоко, а это уже не лезло ни в какие ворота. Безропотно вытерпеть подобное непотребство я, естественно, не сумела, и за секунду до того, как из горлышка пузатой бутылки потекла белая жидкость, протестующе воскликнула:

–Остановитесь и не делайте этого, если не хотите давиться мутной приторной бурдой вместо того, чтобы наслаждаться аутентичным коктейлем! Неужели вы всерьез полагаете, что в настоящую «Пина Колада», название которой, кстати, в оригинале произносится не «Пина», а «Пинья», добавляется кокосовое молоко?

–А что не так? — с неподдельным изумлением вскинул брови Дилан, — сколько я себя помню, состав «Пина Колада» всегда был именно таким. Светлый ром, ананасовый сок и кокосовое молоко–это же классика!

–Мой муж советовал мне незамедлительно бить по рукам варваров, бессовестно издевающихся над «Пина Колада», — непроизвольно улыбнулась в унисон своим воспоминаниям я, — Род подолгу жил в Пуэрто-Рико и, как никто другой, знал толк в местных напитках. Забудьте про кокосы, используйте лайм и щепотку сахара — в противном случае, лучше сразу переименуйте свой коктейль.

–Лайм, говорите…, — придвинул к себе корзину с экзотическими фруктами Хоббс, — так, посмотрим… Хорошо, пусть будет лайм, насколько мне известно, ваш покойный супруг был большим ценителем алкоголя, и я вижу оснований, не доверять его богатому опыту. Печально только, что эта страсть его в итоге и сгубила. Я слышал, в последние годы его вообще не видели трезвым, и у меня вызывает недоумение, как вам удалось так быстро поладить, не имея в этом плане ничего общего… Помогите мне, Рогнеда! Берите «Бакарди» и разливайте по бокалам, пока я выжму сок из лайма.

–Я примерно догадываюсь, в каком свете Эзри выставила вам нас с Родом, — моя ладонь забытым, но по-прежнему привычным движением легла на прохладную бутылку рома, и я почувствовала болезненное покалывание в кончиках пальцев, а когда я отвернула пробку, и мне в ноздри ударил яркий, насыщенный аромат, у меня непреодолимо закружилась голова. На какое-то время я потеряла способность говорить, настолько острым было нахлынувшее желание жадно присосаться к горлышку, и лишь в бессильном отчаянии хватала ртом воздух, мысленно восхваляя создателя за то, что Дилан Хоббс всецело поглощен отжимом сока и не видит, как я схожу с ума не то от запаха тростниковой патоки, не то от разом обрушившихся на меня ассоциаций. Дабы прекратить эту адскую пытку, я поспешно выполнила просьбу Хоббса, закрыла бутылку и со стуком поставила ее на стол. Наваждение немного отпустило, но дышать мне было все также тяжело.

–Вы вправе согласиться с позицией Эзри, я не стану вас переубеждать, — после затяжной паузы продолжила я, — честно говоря, ваше мнение меня и вовсе не волнует. Главное, я знаю правду, и пронесу ее в своем сердце через всю оставшуюся жизнь.

— Возьмите зонтики, Рогнеда, — как ни в чем ни бывало повернулся ко мне закончивший с лаймом Дилан, будто и не расслышавший моей последней фразы, — надеюсь, украшение бокала ваш муж преступлением не считал? Итак, что дальше? Можно пробовать?

— Пробуйте, — разрешила я и с иронией уточнила, — второй бокал предназначается мисс Грант? Вы очень заботливы!

–Малышка Эзри хорошо постаралась за эти два дня, ее нужно поощрить, — насмешливо блеснули зеленые глаза Хоббса, пресыщенные и циничные глаза человека, для которого не составляло ни малейшего труда заполучить в свою постель любую женщину на свете. Такой взгляд был у молодого Родрика на черно-белой фотографии из интернета, и я вдруг с изумлением осознала, что роль хищника в этой паре вопреки неписанным законам жанра досталась вовсе не Эзри Грант, и у меня внезапно отлегло от сердца.

–М-м-м, вполне недурно, — резюмировал Дилан, продегустировав коктейль, — похоже, вы и в самом деле разбираетесь в напитках, и я непременно возьму ваш рецепт на вооружение. Чему еще научил вас граф Олдридж?

–Видеть содержание за формой, — лаконично поведала я и с целью косвенно подтвердить свои обнадеживающие выводы, осведомилась, — надеюсь, вы тоже владеете этим навыком, потому что иначе роман с мисс Грант может плачевно закончится для вас и вашего кошелька. К сожалению, Роду пришлось дорого заплатить за свой опыт, как в прямом, так и в переносном смысле.

–Не смешите меня, Рогнеда, — от хохота едва не поперхнулся коктейлем Хоббс, — вы что же думаете, я настолько наивен, чтобы верить в чистую и бескорыстную любовь Эзри? Я уже далеко не юноша, но размягчением мозга явно не страдаю. Двадцать пять лет назад, когда я был так беден, что у меня не было денег на аренду жилья и я полгода ночевал на матрасе в офисе, красивые девушки спали со мной если не по любви, то по крайней мере по симпатии, но с тех пор многое изменилось, и я давно не питаю иллюзий. Каждая, кто оказывается в поле моего интереса, тут же начинает грезить о моих деньгах и прикидывать, у какого дизайнера она закажет себе свадебное платье стоимостью в полмиллиона долларов, хотя я всего лишь пригласил ее на свидание в расчете на быстрый секс. Кто-то задерживается рядом со мной всего на одну ночь, кому-то везет больше, и наши необременительные отношения могут продлиться несколько месяцев или, что чаще всего происходит, ровно до тех пор, пока у девушки не лопается терпение и она не начинает выдвигать мне ультиматумы. Это мой любимый момент, я всегда его жду, и очень редко ошибаюсь со сроками. Поверьте, это так забавно наблюдать, как моя избранница сначала лезет из кожи вон, чтобы мне угодить, пропускает мимо ушей мое хамство, молча сносит обиды, стелется, лебезит и не сводит с меня влюбленного взгляда, а потом сознает, что ей ничего не светит и превращается в сущую дьяволицу. Впрочем, это самый распространенный и потому наиболее скучный сценарий, такое поведение довольно быстро приедается, поэтому я предпочитаю девушек с характером, таких, как Эзри, но и они постоянно допускают одну и ту же ошибку. Эзри сделала ставку на недоступность, она отвергала мне раз пять, зная, что мне доставляет удовольствие процесс охоты, а когда она сдалась, то не перестала показывать зубки. В ней есть перчинка, и это меня возбуждает, Эзри спорит со мной, сама провоцирует ссоры, твердит о своей финансовой независимости и, будь я немного поглупее, я бы, наверное, купился на ее уловки. Но, увы, я вижу Эзри Грант насквозь. Ее тактика не нова, хотя и по-своему эффективна. Что бы она не говорила, ее конечная цель — стать миссис Дилан Хоббс, а я после двух предыдущихх браков понял, что не создан для семьи. Мои планы слишком масштабны, мне тесно на Земле, а не то, что в браке, но женщины почему-то этого не понимают. Почти все из них уверены, что уж рядом с ней я обязательно изменюсь, но я хочу менять мир, а не меняться самому. Эзри — горячая штучка и она достаточно умна, чтобы с ней было, о чем поболтать в постели, но мне не нужна жена с таким насыщенным прошлым, да мне в принципе не нужна жена, как таковая. Хотите я предскажу ее следующий шаг? В один прекрасный день он исчезнет, не будет отвечать на звонки и сообщения, пропадет из сети, а потом вдруг объявится, и скажет что-то вроде: «Извини, Дилан, но я свободная женщина, и ты не имеешь права требовать от меня отчета! Вот если ты на мне женишься, тогда я буду докладывать тебе о каждом шаге, а пока будь добр, довольствуйся тем, что есть!». Не сомневаюсь, так и она и надела ярмо на шею графа Олдриджа, и он опрометью кинулся регистрировать брак, пока Эзри от него не сбежала, да так торопился, что даже не заключил с ней брачного контракта. А теперь она всерьез рассчитывает повторить этот трюк со мной и опрометчиво тратит на меня свое время вместо того чтобы вплотную заняться поисками такого же тюфяка, каким был ваш покойный муж. Что ж, я люблю повеселиться, и, в ином случае, я бы даже сделал ей предложение, чтобы посмотреть, как она отреагирует на соглашение, по которому у нас будут полностью раздельные бюджеты, а при разводе ей ни достанется ни цента. Но я боюсь, Эзри даст согласие, а вскоре понесет в прессу свои фотографии с синяками, и мне придется разоряться н целую армию адвокатов, доказывая, что я ее не избивал, так что рисковать нет смысла. Но ведь никто не запретит мне приятно проводить досуг в компании многообещающей молодой актрисы, и я просто беру от жизни своё, что в этом предосудительного?

ГЛАВА XCIII

Если бы не пренебрежительные высказывания в адрес Родрика, я бы без колебаний подписалась под каждым словом Дилана Хоббса и горячо похвалила бы его за поразительное здравомыслие. Мало того, не оставляющая сомнений позиция Хоббса по поводу отношений с Эзри Грант импонировала мне еще и по личным мотивам — это была своего рода отложенная месть за всё, что пришлось пережить Роду, причем, мне даже не пришлось вмешиваться, ибо высшее правосудие уверенно вершилось руками Дилана, отличавшегося, как выяснилось, невероятным прагматизмом не только в вопросах бизнеса. Естественно, Хоббс был прекрасно осведомлен о прошлом своей нынешней пассии, и сейчас, когда он недвусмысленно озвучил свои дальнейшие планы, мне было даже слегка удивительно, почему Эзри до сих пор не заподозрила неладного. Насколько нужно убедить себя в собственной неотразимости, чтобы выбрать объектом обольщения самого Дилана Хоббса, бракоразводные процессы которого, если я всё правильно помню, неизменно заканчивались минимальными финансовыми потерями? Неужели она не сознавала, что изрядно подмоченная репутация в итоге сыграет против нее, а Хоббс при любом раскладе выйдет сухим из воды, благодаря своим деньгам и обширным связям в высших эшелонах американской власти? Да и психологическое давление наподобие развернутой в СМИ кампании, призванной всеми силами очернить Родрика и выставить его любителем распускать руки, в случае с Диланом не сработает — уж он-то точно не пойдет запивать таблетки алкоголем, а по полной программе использует все сосредоточенные в его руках ресурсы, чтобы уничтожить голливудскую карьеру Эзри и заставить нахальную старлетку горько пожалеть о своих поступках. На что же она тогда рассчитывает? Я при всем желании не могла поверить, что Эзри Грант, чье имя до сих пор вызывало дрожь отвращения в аристократических кругах Великобритании и чье поведение давно стало притчей во языцех, была столь наивна и самонадеянна, что вот так запросто осмелилась замахнуться на Дилана Хоббса, и судя по всему, лелеяла при этом явные надежды на успех. То ли Эзри и вправду необоснованно переоценила возможности своих чар, то ли она искусно прятала туз в рукаве, терпеливо дожидаясь подходящего момента, и со времен прежнего замужества, кардинально пересмотрела используемую тактику, но я все равно не понимала, в чем состоит ее истинный замысел, и скорее всего именно этот элемент загадочности заставлял азартную натуру Хоббса продолжать распутывать подброшенный ему квест.

Но если отбросить прочь сложные материи философского свойства и взглянуть на ситуацию под иным углом, Эзри Грант просто была очень красива, и я с трудом представляла себя мужчину, способного устоять перед ее яркой красотой. Сколько бы я не подбирала с утра одежду и не завивала волосы, царственно возлежащая на шезлонге Эзри выглядела божественно в одном лишь удачно оттеняющем загорелую кожу белом купальнике, а после того, как она не удостоила мое появление даже слабым поворотом головы, я в полной мере прочувствовала свою очевидную ничтожность и во мне вдруг заговорила измученная комплексами Неда Свиридова, отчаянно призывающая меня поскорей ретироваться и не омрачать людям уик-энд.

Океан подобрался до такой степени близко к вилле, что казалось, стоит подуть незначительному ветерку и набегающие на берег волны коснутся босых ступней Эзри. С пляжа открывался потрясающий вид на бескрайнюю синеву водной глади, и при других обстоятельствах я бы обязательно выразила Хоббсу свое восхищение, но сейчас я была не в состоянии вымолвить ни слова, и лишь тихо ненавидела себя за то, что все мои мысли вращаются исключительно вокруг неимоверного желания чуточку выпить для храбрости и раскрепощения. Напрасно меня напутствовал Джон Уитмор, уверяя, что я должна не просить, а требовать, а я, видимо, недостаточно хорошо усвоила его рекомендации — в данный момент от моего недавнего боевого настроя осталась лишь бледная тень, и я малодушно испытывала парализующий страх перед необходимостью вступать с Эзри Грант в личный контакт. Надо было, черт побери, соглашаться на «Пина Колада», пока предлагали, не так уж и много там было рома и допьяна я бы с одного несчастного бокальчика уж точно не напилась, зато эффект плацебо сработал бы на ура. И когда я уже привыкну к постоянным вызовам и научусь их спокойно принимать, а не впадать в ступор при первых признаках намечающихся трудностей? Вот и Дилан Хоббс смотрит на меня, как на малахольную, а я не могу даже окликнуть Эзри с террасы, потому что проклятый язык от волнения намертво присох к небу.

–Детка, подойди сюда, — похоже, устал наблюдать за моими судорожными метаниями Хоббс, и у меня душа устремилась в район пяток после того, как Эзри грациозно встала с шезлонга и медленно прошествовала по песку.

До сегодняшнего дня я предполагала, что у Эзри есть немало общего с моей бывшей подругой, но Кара обладала внешностью совсем другого типа — холодной, высокомерной, с точеными чертами и безупречной фарфоровой кожей, а Эзри являла собой воплощение яркой и темпераментной южной красавицы и в отличие от обычно скупой на эмоции Каролины, она невольно казалась настоящим вулканом страстей. От Эзри веяло необузданным духом Дикого Запада, чем-то безудержным и первобытным, в ней бушевал неукротимый техасский нрав, доставшийся в наследство от нескольких поколений ковбойских предков. Если Кара старательно лепила себе идеальное тело при помощи фитнеса, добивалась феноменальной гибкости за счет регулярных занятий йогой и периодически совершенствовала сексуальные техники на специальных курсах, то Эзри была великолепна от природы, щедро одарившей ее полной грудью и округлыми ягодицами в уникальном сочетании с тонкой талией и узкими бедрами. В ней не было и намека на анорексичную худобу дефилирующих по подиуму моделей, она не гналась за рельефными мышцами и кубиками на животе, но я отлично понимала, почему за право снимать ее обнаженной сражались ведущие мировые издания — Эзри Грант воплощала в себе истинную женственность, возведенную в куб, она излучала концентрированную чувственность даже без макияжа и укладки, и рядом с ней ухоженная, «подсушенная» и безукоризненно накрашенная Каролина выглядела жалкой копией на фоне ослепительно прекрасного оригинала. В Эзри бурлила жизнь, по ней было видно, что она ни в чем не приемлет ограничений, и эта многообещающая бесовщинка в ее голубых глазах притягивала мужчин не хуже мощного магнита. Бисексуальность, скандальное прошлое, постоянная готовность экспериментировать — вкупе с пухлыми губками, светлыми волосами и «голыми» платьями на красной ковровой дорожке Эзри пробуждала дремлющие инстинкты как в мужчинах, так и в женщинах, а если слухи о ее уме и эрудированности не являлись преувеличением, тот, на кого падал ее манящий взгляд, был изначально обречен на капитуляцию.

–Твоя «Пина Колада», дорогая, — Дилан Хоббс дождался, пока Эзри обмотает вокруг бедер невесомое парео и с улыбкой протянул ей украшенный зонтиком бокал, — наверное, заочно вы уже знакомы, но позволь представить тебе графиню Рогнеду Олдридж. Графиня, это Эзри Грант.

Я недобро зыркнула на Хоббса, не иначе как с целью поразвлечься, вернувшегося к обращению по титулу, и застыла в неподвижности с видом идущего на смерть гладиатора. Эзри насмешливо обозрела меня с головы до ног, вопросительно переглянулась с Диланом и, понимающе хмыкнув, уточнила:

–Что за важное дело вынудило Ваше Сиятельство проделать столь долгий путь? Разве я недоступно объяснила, что не собираюсь присоединяться к клубу бывших жен? Фу, Дилан, что это опять за кислятина? Похоже на… Черт, это ты его научила, да?

–Я думал, тебе понравится, — опередил меня с ответом Хоббс, — Рогнеда меня жестко раскритиковала, но затем любезно поделилась рецептом от графа Олдриджа. Прости, крошка, я неосмотрительно упустил из внимания, что вы обе были замужем за одним и тем же человеком и успели досконально изучить все его алкогольные предпочтения. Нахлынули воспоминания, да, Эзри, и судя по твоему лицу, весьма неприятные…

–Оставь нас, пожалуйста, наедине, Дилан, — сквозь зубы процедила американка, хотела было с ненавистью грохнуть бокал об пол, но в последнюю секунду все-таки взяла себя в руки и воздержалась от демонстрации обуявшего ее раздражения.

–Без проблем, — кивнул Хоббс, — но вы только не передеритесь между собой, потому что если одна из вас утопит другую в океане, и произойдет это на территории моей резиденции, отвечать по закону придется мне.

–Нам нечего делить, — мрачно выдохнула я, — так что не волнуйтесь, Дилан, я не дам мисс Грант повода подать на меня в суд за рукоприкладство.

–Что тебе надо? — осведомилась Эзри, как только смеющийся Хоббс ударился с террасы, заговорщически подмигнув мне на прощание, — ты сама сказала, нам нечего делить, так зачем ты здесь? Не знаю, что ты там намутила с этим трастом, но Дилан уверен, что свои тылы ты надежно обеспечила, а учитывая, что тебе удалось расположить к себе всех этих чванливых индюшек из окружения Рода, живи, как говорится, и радуйся, чего тебе еще не хватает?

–Мне не хватает самой малости, Эзри, — без приглашения опустилась в плетеное кресло я, — писем Амейро, которые он отправил Роду перед тем, как покинуть Пуэрто-Рико. Джон Уитмор сказал, что они должны быть у тебя.

— Старый хрыч всё никак не уймется, — красноречиво передернула покатыми плечами американка, — он попортил мне немало крови еще когда мы с Родом были женаты, а теперь, значит, натравил тебя, чтобы и дальше отравлять мне жизнь. Передай Уитмору пламенный привет с пожеланием поскорее выйти на пенсию, пока его не настиг маразм, а то первые признаки уже налицо. Я неоднократно говорила, что сожгла эти письма. Мне что, нужно было собрать пепел в коробку, и представить в качестве доказательства?

–Откуда мне знать, что ты не лжешь? — недоверчиво прищурилась я, — Джон рассказывал мне, как ты собирала досье на Рода, письма Амейро могли бы тебе пригодится, чтобы убедить судью в неадекватности бывшего мужа. Поэтому я и сомневаюсь, что ты так легко с ними рассталась.

–Я собирала досье? Боже, что за бред? — Эзри присела на подлокотник моего кресла, нависла надо мной всем телом и пристально заглянула мне в глаза. От ее кожи едва уловимо пахло солнцезащитным кремом, а длинные пряди распущенных волос практически казались моей щеки, и я рефлекторно отпрянула, дабы избавить себя от случайных прикосновений.

–Расслабься, ты не в моем вкусе, — фыркнула американка, и я бесконтрольно вспыхнула от смущения, — хотя признаюсь, на обложке «Harper’s Bazaar» ты неплохо вышла. Правда, к снимкам прилагалось твое лицемерное заявление для прессы, и я не смогла дочитать до конца, потому что ближе к середине меня начало ощутимо подташнивать. Кто написал тебе этот слащавый текст? Неужели тут тоже замешан старый зануда Уитмор?

–Я не собираюсь это обсуждать, тем более с тобой, — я вовремя вспомнила данный себе зарок никогда и ни перед кем не оправдываться, и мой решительный тон заставил Эзри изумленно округлить глаза, — я задала тебе конкретный вопрос и намерена получить на него конкретный ответ.

–Ты его уже получила, — американка прошлась по террасе, бросила мимолетный взгляд на недопитый бокал с «Пина Колада» и, презрительно взирая на меня сверху вниз, как это обычно любила делать Кара, добавила, — у меня нет от тебя секретов, Рода, зачем мне что-то скрывать, особенно, если речь идет о письмах чокнутого пуэрториканца, много лет засорявшего мозг нашего с тобой бывшего мужа индейской чушью?

–Твоего бывшего мужа, Эзри, — вырвалось у меня, — если бы Род так нелепо не погиб на Бимини, мы с ним и сейчас были женаты.

–Но никто бы даже не знал о твоем существовании, — парировала Эзри, — по крайней мере, меня он не стыдился, а вот обнародовать ваш брак так и не отважился. По-моему, это всё из-за препаратов, Род слишком сильно злоупотреблял колесами, и мне кажется, после рехаба он снова взялся за старое. Я чувствовала, что у него давно было не в порядке с головой, но женитьба на тебе — это уже из области запредельного. Я не слежу за твоей жизнью, но в СМИ развернулся такой ажиотаж вокруг званого ужина в Олдридж-Холле, что до меня поневоле долетают отголоски. Какая-то черная комедия, честное слово, когда уже и не знаешь, смеяться тебе или плакать. Дилан считает, что ты уже перевела деньги Олдриджей в офшоры, и, знаешь, он искренне восхищен твоей предприимчивостью. По его словам, это высший пилотаж ухода от драконовских британских налогов, и он не понимает, как тебе удался такой маневр. Лично я полагаю, что тут не обошлось без сообщников, и скорее всего бедного Рода окучивала целая шайка, и пока весь мир дружно воспевает твое благородство, вы уже поделили денежки между собой. Но в конце концов, это не мое дело, на тот момент мы уже были почти год, как разведены, а Род сам виноват, что позволил вить из себя веревки. Ума не приложу, чего добивался Уитмор, направляя тебя ко мне, может быть, надеялся рассорить с Диланом, но я повторяю тебе, у меня нет никаких писем. Они сгорели дотла, и я бы предпочла, чтобы вместе с ним сгорели и мои воспоминания о браке с Родом, но, поверь мне, эти полтора года я провела в таком аду, что мне никогда о них не забыть.

ГЛАВА XCIV

С первых мгновений я подспудно ожидала от Эзри Грант чего-то подобного, но в итоге все равно оказалась не готова к ее резкому выпаду в сторону Родрика, и от растерянности неосторожно пропустила направленный в самое сердце удар. Вне всяких сомнений, американка интуитивно почувствовала мою уязвимость, но как ни странно, я не увидела в ее глазах торжествующего выражения. Красивое лицо Эзри было мрачным и решительным, и мне невольно стало не по себе от ее преисполненного ненавистью взгляда, причем, самое ужасно здесь заключалось в том, что эту необъяснимую злость порождал в ней человек, которого я продолжала беззаветно обожать даже после его трагической смерти. Наилучшим выходом в сложившейся ситуации для меня было бы просто промолчать, но я отчаянно ринулась защищать Родрика с тем неистовым жаром, с каким самозабвенно отстаивала наше право на любовь перед чопорным английским бомондом.

–Имей совесть! — взвилась я, — и ты еще смеешь упрекать меня в лицемерии? Это ты разрушила жизнь Рода и превратила ее в ад, а теперь пытаешься выставить себя жертвой. Мы не на съемочной площадке, Эзри, не надо разыгрывать душераздирающих сцен, прибереги свое актерское мастерство для режиссера. Да, Род не был идеален, он был весь соткан из противоречий, но в отличие от тебя, он умел любить по-настоящему, и всем известно, как ты поступила с его любовью. Он всего лишь стал для тебя трамплином, разве не так? Ты причинила ему столько боли, что он не оправился от нее до конца своих дней, это ты своими руками столкнула его в преисподнюю, ты, будто вампир, выпила из него все жизненные силы, отняла у него последнюю надежду на счастье и бросила мучительно умирать в одиночестве. Вот это и есть истинный ад, Эзри, когда твои чувства растоптаны в пыль, мечты разбиты вдребезги, и дальнейшее существование теряет смысл, потому что в мире больше не осталось никого, кому ты можешь безоговорочно довериться, не опасаясь ножа в спину. Ты была для Рода всем, но твое предательство его фактически убило, ты довела его до исступления и потом прилюдно изваляла в грязи, а он был слишком благороден, чтобы ответить тебе той же монетой. Джон Уитмор и его команда могли бы опровергнуть все твои голословные обвинения и размазать тебя по стенке, но Род запретил своим адвокатам продолжать процесс и предпочел заключить мировое соглашение, только бы не усугублять этот отвратительный фарс. Но ты, видимо, до сих пор не вышла из роли, тебе доставляет удовольствие строить из себя бедную овечку… Хотя бы сейчас, не надо этой театральности, смени уже амплуа, черт возьми!

–Господи, а ты ведь и правда сама написала эту блевотную речь для приема! — внезапно осенило американку. Эзри присела на краешек соседнего кресла, закинула ногу на ногу и с ухмылкой поинтересовалась, — кто же так мастерски промыл тебе мозги? Уитмор? Старая клуша Камилла Данверс? Или это постарался заносчивый лоботряс Дарен, за всю жизнь не заработавший не цента, но при этом метящий в председатели совета директоров? А может быть, тебе довелось пообщаться с инфантильной дурочкой Кейт и ее альфонсом Рагли? Откуда ты нахваталась этой дешевой патетики, ты что, сама не слышишь, насколько смехотворно она звучит? Если кто и вжился в роль, так это ты, Рода — деньги Олдриджей принадлежат тебе, и у тебя давно нет необходимости притворяться безутешной вдовой, но послушать тебя, так кажется, ты до сих пор рыдаешь по ночам, оплакивая своего безвременно ушедшего супруга. Возможно, напыщенную лондонскую публику твои высокопарные страдания и впечатлили, но я не вчера родилась на свет. Ты прекрасно знала, что Род стоит в шаге от могилы, и тебе не придется долго терпеть его присутствие рядом, его неизлечимая болезнь всё упростила, тебе всего-то было и нужно, что напоить его как следует и найти продажного чиновника, который сочетает вас браком, невзирая на явную невменяемость жениха, а, наверное, в Пуэрто-Рико это совсем не сложно. Но я не собираюсь пафосно осуждать тебя или вдохновенно взывать к угрызениям совести, тем самым скатываясь до твоего уровня. В сущности, Род получил то, что заслуживал.

–Как же всё это гнусно! — задохнулась от отвращения я, — впрочем, каких только вариаций на тему нашего брака я уже не наслушалась, чему тут удивляться? Знаешь, в чем твоя ошибка, Эзри? Ты всех судишь по себе, но, если ты использовала Рода для того, чтобы сделать рывок в карьере, это вовсе не основание видеть в каждом свое зеркальное отражение.

–Твой пыл так убедителен, что я едва тебе не поверила, — снисходительно улыбнулась американка, — скажи, ты заучиваешь текст наизусть или регулярно прибегаешь к импровизации? Не будь мы с тобой, мягко говоря, не в ладах, я бы обязательно составила тебе протекцию в Голливуде, но, похоже, ты нашла иное применение свое дару. Планируешь развивать успех или твоя доля в состоянии Олдриджей достаточно велика, чтобы больше не волноваться о будущем?

–Хватит! — окончательно вскипела я, — я не уверена, что без Рода у меня вообще есть будущее. Единственное, что у меня осталось — это незабываемая неделя из прошлого и ледяная пустота в настоящем. Но разве подлая, жадная и безнравственная особа вроде тебя способна это понять? Если бы не письма Амейро, я бы не подошла бы к тебе на расстояние пушечного выстрела, сама эта беседа с тобой оскорбляет память Рода, меня от тебя наизнанку выворачивает, настолько ты мне противна. К дьяволу эти письма, лучше я попробую разыскать Амейро самостоятельно, чем и дальше выносить твое общество! Счастливо оставаться, Эзри, однажды возмездие тебя настигнет, и на собственной шкуре прочувствуешь, каково пришлось Роду.

— А тебе не приходило в голову, что кошмаром этот брак оказался в первую очередь для меня? — я уже занесла ногу, чтобы переступить через порог и покинуть террасу, но обращенный мне вслед вопрос заставил меня остановиться.

Я обернулась и обнаружила, что Эзри Грант больше не сидит в кресле, а стоит прямо напротив меня, и в ее горящих глазах отчетливо читается непреклонная решимость изложить мне свою точку зрения. Быть может, я напрасно поддалась любопытству, и не ушла с гордой поднятой головой, как того требовала ситуация, вместо того, чтобы позволить американке завладеть инициативой. Я оправдывала свое недостойное поведение стремлением пролить свет на исчезновение писем Амейро, но в глубине души с горечью сознавала, что меня удерживает патологическое желание выслушать лживые измышления Эзри и затем обрушить на нее всё накопившееся во мне негодование, выплеснув наружу эту странную, непостижимую, святотатственную ревность, гнетущую меня при каждом упоминании второй жены Родрика.

–Мы познакомились в баре, — после непродолжительного молчания сказала Эзри, — у меня как раз был перерыв между съемками, и я проводила свободное время в компании друзей. Уже потом Род часто говорил, что тем вечером моя красота сразила его наповал, и с тех пор он не мог выбросить меня из головы. Мы поболтали, немного выпили… На тот момент я жила с девушкой и не восприняла наше знакомство всерьез. Друзья рассказали мне, что он очень богат и носит графский титул, и в шутку советовали не упускать удачу, но я только посмеялась и забыла. У нас с Тэсс, моей девушкой Тэсс дель Мааар, художницей, может быть ты о ней слышала, были замечательные отношения, и я совершенно не представляла себя с мужчиной, тем более настолько старше меня. С Родом было интересно поговорить на разные темы, мне понравилось его отменное чувство юмора, но я даже близко не думала о чем-то большем. Я забыла о нашей встрече уже на следующий день, но через неделю мы опять пересеклись на одном мероприятии. Это повторялось снова и снова, он всегда появлялся там, где присутствовала я, и все это выходило так естественно, будто бы нас постоянно сводила воля случая. Иногда мы ужинали вместе, но это было обычное дружеское общение. Род знал о Тэсс, я знала о Камилле Данверс, мне казалось, что нас обоих всё устраивает. Я любила и люблю веселые посиделки, а с Родом всегда можно было пропустить стаканчик. Конечно, порой он чересчур увлекался, но я не подозревала, что он законченный алкоголик, потому что вокруг меня все в той или иной мере выпивали, а некоторые покуривали травку и даже периодически употребляли чего потяжелее, понимаешь, в творческих кругах это считается вполне нормальным. В общем, мы встречались так почти год, но все изменилось, когда я рассталась с Тэсс. Мы с ней устали друг от друга, у нас появились принципиальные разногласия, одним словом, это не важно. Суть в том, что вот тогда Род и начал проявлять ко мне недвусмысленные знаки внимания — постоянно звонить, ежедневно присылать цветы, дарить подарки… Я спросила его в лоб, чего он добивается, но он и не пытался скрывать своих намерений. Заверял меня, что их брак с Камиллой — чистая формальность, а ко мне он испытывает действительно сильные чувства и сделает всё, чтобы я была с ним счастлива. Но после разрыва с Тэсс я не была готова вступать в отношения с мужчиной, и прямо сказала об этом Роду. У меня появилась другая девушка, Мэрион Диксон, мы с ней начали жить вместе, но Род по-прежнему не оставлял попыток меня завоевать. Мы с Мэрион все время ссорились, такой уж у нас обоих взрывной характер, и когда мне было грустно или одиноко, Род всегда оказывался рядом. Мне хотелось позлить Мэрион, заставить ее ревновать, и я принимала его ухаживания, хотя и ничего не обещала. Однажды мы с Мэрион крепко разругались, и когда Род предложил полететь с ним на остров в Карибском море, я взяла и согласилась. Целый остров с пляжами, гостевыми домами и всей необходимой инфраструктурой, принадлежащий только ему одному — настоящий райский уголок в тропиках…Род прислал за мной частный самолет, встретил меня у трапа с огромным букетом, и весь уик-энд мы провели с ним вдвоем. Знаешь, что он сделал? Распорядился построить на острове точную копию того бара, где мы познакомились, ты только можешь себе такое вообразить? Он назвал моим именем самый красивый пляж и переименовал в честь меня яхту — собственноручно замазал краской надпись «СAMILLA» и поверх написал «EZRI»! Он взял меня измором, как крепость… Все было настолько романтично, что я не устояла перед таким напором, и там, на острове, мы впервые занялись любовью. В силу возраста я не ожидала от него грандиозных подвигов в постели, но он меня приятно удивил. Я еще подумала, что, наверное, он принимает какие-то таблетки, виагру, к примеру, или что-то еще… Одним словом, после этой поездки, мы с Мэрион Диксон разошлись, и я поставила Роду условие: либо он подаст на развод с Камиллой Данверс и мы официально поженимся, либо между нами ничего не будет, потому что роль любовницы для меня унизительна. Это на самом деле так, я никогда не меняла партнеров, как перчатки, с той же Тэсс мы были вместе четыре года. Я этого не афишировала, но мы с ней поженились сразу, как только в Калифорнии легализовали однополые браки, я даже стала Эзри дель Маар. Связь с женатым человеком меня не красила, если бы он был свободен, я бы и дальше встречалась с ним без обязательств, но мне не хотелось становиться предметом сплетен, так как на тот момент я уже была достаточно известной актрисой. Сейчас я понимаю, что совершила роковую ошибку, я не должна бы настаивать на разводе, и постепенно наши отношения сошли бы на нет, но во мне говорило женское самолюбие, я хотела быть единственной. Мне мало кто верит, но я была влюблена в Рода, а он старательно поддерживал во мне пламя влюбленности. Он исполнял любые мои капризы, мы много путешествовали по всему миру, на меня буквально сыпались эксклюзивные драгоценности, еще до окончания развода с Камиллой Род купил для нас дом в Беверли-Хиллз… Мы не сошлись во мнениях насчет дома, это был первый звонок, я должна была насторожиться, но я проявила непростительную беспечность. Род не хотел жить в Лос-Анджелесе, он предлагал поселиться в Лондоне, либо в Пуэрто-Рико, но я категорически отказалась и заставила его уступить. Мы были разными людьми, и я говорю не о разнице в поколениях, нам нравились разные места, мы вели разный образ жизни, у нас изначально не было шансов построить семью, и я должна была это понять, но мне хотелось рискнуть. Бунтарский дух объединял нас с Родом, мы оба сознательно шли против общественных устоев, но если для меня это было легко и привычно, то ему пришлось несладко. Род привез меня в Лондон, чтобы представить матери, вздорной старухе лет за девяносто, а графиня замахнулась на меня клюкой и выставила из дома, заодно запретив и Роду переступать порог. А как расквохтался весь этот напыщенный курятник, называющий себя британской аристократией, они улыбались мне в лицо и тут же строили козни за моей спиной. Род надеялся, что я буду терпеливо сносить их поведение, и постепенно они признают меня своей, но я не собиралась поступаться своим достоинством, и за неделю в Лондоне настроила против себя весь высший свет. Я никогда не скрывала своей бисексуальности, я не делала тайны из своих предыдущих романов, мне было абсолютно нечего стыдиться, я всю жизнь презирала ханжество. Я не создана для того, чтобы чинно вышивать в гостиной и вести светские беседы о погоде. Род это знал, я этим его и зацепила, но для него слишком много значили замшелые традиции, а меня не принимали в большинстве лондонских домов, и вопреки его надеждам, я не старалась этого исправить. Он отвез меня в Олдридж-Холл, ужасный сырой замок, похожий на огромный склеп… Лошадиные скелеты на лестнице, жуткая мебель, безвкусный интерьер, вечный полумрак — фамильное имение Олдриджей годилось разве что для съемок готических триллеров, но ты бы видела, как Род обиделся на мое предложение сдавать его в аренду киностудиям, словно я посягнула на что-то незыблемое. Мне удалось избавиться только от лошадей, но из-за этих проклятых скелетов меня возненавидела прислуга. Мы с Родом устроили прием, он хотел примирить меня с обществом, но у него ничего не получилось. Эти снобы так и не простили мне свободных взглядов, а я не простила им двуличия. Ты знаешь маркиза Монтегю, того, с пятью детьми и репутацией добропорядочного семьянина? Надо видеть, какие оргии он устраивает в Вегасе — арендует ночной клуб и до утра развлекается со стриптизершами, пока маркиза рожает очередного ребенка. А сама Род? Он что, ангел во плоти? Как-то он сам признался мне, что не помнит точного количества своих любовниц! Короче говоря, мы вернулись в Лос-Анджелес, и я сказала, что ноги моей в Лондоне больше не будет. Роду ничего не оставалось, как уехать со мной, и я посчитала это мужественным поступком, наглядно доказывающим его любовь. Нам нужно было разойтись, пока не поздно, но я опять сглупила. Мы поженились на том самом острове, Род закрыл воздушное пространство от журналистов, и наша свадьба прошла в приватной обстановке. Шафером был Джон Уитмор, который всю церемонию простоял с похоронной миной, а больше со стороны Рода почти никто не приехал. Вечером мы улетели на медовый месяц в Пуэрто-Рико. Там я познакомилась с Амейро, а еще начала с ужасом понимать, что жить под одной крышей с Родом становится невыносимым.

Конец ознакомительного фрагмента.