Есть ли жизнь после отбора

Наталья Андреевна Самсонова, 2022

Баронство требует все мое время, и всю мою магию. Но утраченная в столице сила ко мне еще не вернулась, а время… Времени мне катастрофически не хватает – слишком много старых тайн открылось. Слишком много новостей из столицы пришло.И куда, побери его грамрлы, подевался Кристоф?!

Глава 3

Прохладный ветер стер со щек излишний жар, а неблизкий путь успокоил мысли. Так что на двор Митара я входила уже не перепуганной девицей, а уверенной в себе и своих людях баронессой.

Но сразу поговорить не получилось: нас усадили завтракать. И, быть может, если бы Гамильтон меня поддержал, то прием пищи был бы отложен. Но… Когда это мой компаньон отказывался от еды? Никогда. Вот и сегодня не отказался. Так что поговорить мы смогли лишь потом, когда Тария забрала Гамильтона к пегасам: что-то там у них случилось, с чем мог помочь только мой компаньон. Или она просто хотела дать нам с Митаром поговорить.

— Я думал, ты будешь в ярости, — поделился Митар и усмехнулся, — леди Тарлиону сразу срисовали, едва она из замка вышла.

— Зато она пребывает в уверенности, что никто ничего не заметил. — Я пододвинула к себе розетку с вишневым вареньем. — Она принесла дурные вести, Митар.

Выбирая ложечкой вишенки, я рассказывала о том, что поведала мне леди Тарлиона. И Митару, как и мне, это не понравилось.

Правда, особенно сильно ему не понравилась история с ножом.

— Почему я ничего не знал?!

— Потому что так было правильно. — Я подняла на него глаза. — Что ты мог сделать? Если так подумать, то все мы должны ей подчиниться. До моих тридцати лет именно Тарлиона — сила и власть на Окраинах. Она должна править баронством до тех пор, пока я не войду в нужный возраст. А еще она имеет право устроить мою судьбу и подарить баронству правильного барона.

— Ничего из этого она сделать не рискнет, — ровно произнес Митар.

— Разумеется, — согласилась я. — Но она может попросить помощи и защиты у Правителя. Меня пугало это тогда, но сейчас… Сейчас это еще хуже: на смену Кристофу пришел бастард, и что будет дальше…

Митар не сводил с меня взгляда. Ему было тяжело принять тот факт, что он не смог защитить дочь своего командира. Своего барона. Своего друга.

— Ты сделал достаточно. Ты был тогда, и ты есть сейчас. И это держало их в узде. Поверь, моя жизнь могла быть еще хуже.

— Скоро я это узнаю. — Митар дернул плечом. — Уверен, не пройдет и трех дней, как леди Тарлиона притащит своего полюбовничка.

А я только кивнула. И усмехнулась: моя детская месть сбылась. У него больше не было имени. Любовник, полюбовничек, ухажер — несколько десятков эпитетов, и все. Почему? Потому что это был мой первый приказ, отданный именем погибшего отца. И люди поддержали меня. Хотя сейчас, спустя несколько лет, я вижу, что решение было мелочным.

— Я вот думаю, — Митар прищурился, — может, оставить лазейку в приграничных щитах?

— Зачем? — поразилась я.

— Чтобы кое-кто мог навестить кое-кого.

Вначале я запуталась во всех этих «кое», а потом… Вспыхнув, резко произнесла:

— Что бы ему тут делать? Полагаю, в столице дел достаточно.

«И если бы он хотел, давно бы пришел: леди Змейка путь открыла бы», — добавила я про себя. И поежилась:

— Сквозняк.

— Побойся Богов, — возмутился Митар, — на кухне натоплено так, что дышать горячо.

— Оттого и сквозняк так остро чувствуется, — упрямо возразила я.

И украдкой покосилась на свои ногти. Нет, трупной синевы нет.

— Как скажешь. — Он пододвинул мне свою розетку с вареньем. — Ешь, помню же, что любишь. Что будем делать с рутиной?

Рутиной на Окраинах называют боевые вылазки за стену. И я, выбрав из розетки Митара все вишенки, спокойно сказала:

— Сегодня вечером мы с Гамильтоном отправимся на разведку. Пройдем вдоль Гиблой Рощи до Свечи, оттуда оценим пересветы. К утру вернемся.

— Хороший план, — согласился Митар.

— Пока что я буду выходить с твоими людьми. И одновременно начну собирать свой отряд, — пожав плечами, я допила остывший чай, — так что рутина была, есть и остается рутиной.

— И то верно, все придумано до нас, так зачем портить то, что работает уже несколько столетий?

Попрощавшись с Митаром и Тарией, я вышла наружу. Сыто отдувающийся Гамильтон следовал за мной: он, оказывается, успел приговорить небольшой тазик пирожков. Тетушка их специально для него отложила.

Подставив лицо теплым солнечным лучам, я тихо вздохнула. Возвращаться домой не хотелось: на улице холод отступал. Скапливался на кончиках ногтей и дремал, ждал удобного момента, чтобы впиться и пронзить до самых костей.

— Хочу сказать, что после пирожков с мясом очень трудно двигаться, — лениво произнес Гамильтон, неспешно трусивший рядом.

— Да мы вроде никуда не спешим, — удивилась я. — Или тебе настолько плохо? Давай в тенек присядем.

— Нет, — пес покачал головой, — просто мы подходим к тренировочной площадке, и я сразу говорю, что ближайшие два часа планирую тщательно и обстоятельно переваривать съеденное.

Рассмеявшись, я наклонилась и потрепала его за ушами.

— Мы идем на Марона посмотреть. И узнать, нельзя ли его сманить в город погулять.

Гамильтон ошарашенно посмотрел на меня:

— Так сейчас ведь самый смак тренировочный!

— И если Марон пойдет с нами, то мы сразу поймем, что все его планы — блажь.

— А-а-а, — протянул пес. — А если он пойдет с нами, потому что не сможет сказать «нет» лучшему другу? Если он решит, что тебе, как страдающей от последствий отбора, нужна помощь и поддержка?

Я резко остановилась, немного подумала и приняла новое решение:

— Обойдем справа и посмотрим на него из кустов. А после пойдем к Тине. Уж ее-то на чай точно отпустят.

— Да и сомнений нет в том, что она давно и твердо определилась с тем, кем хочет быть.

Я только кивнула. Мне не так повезло: я жила со знанием о том, кем должна быть. Не кем хочу, а кем должна. И только умение плавить металл, превращая его в произведение искусства, позволяло примириться с будущим.

Нет, я ни в коем случае не жалуюсь. Здесь и сейчас я счастлива быть собой. Но в детстве все было несколько сложнее. Ведь я хотела стать главной загонщицей королевской своры! О, как я завидовала леди Ауэтари, ведь она посвятила этой должности около девяноста лет! И мне было так горько узнать, что даже если я приложу все-все свои силы, я все равно не смогу возглавить Ежегодную Королевскую Охоту. А ведь даже главная самка Псовьего Мира бежит после старшей загонщицы.

Хмыкнув, я покачала головой и чуть ускорила шаг.

— Что-то не так?

— Все хорошо, — улыбнулась я, — просто вспомнила свою детскую мечту.

— Ха, леди Ауэтари говорила мне, — Гамильтон лающе рассмеялся, — тебе серьезно не хватало скорости, насколько я помню. А вот вой выходил очень даже достойным. Если не для старшей загонщицы, то как минимум для главы отвлекающего крыла.

— Главное — не говорить никому о том, кем я хотела стать, — вздохнула я, когда мой компаньон отсмеялся. — Люди почему-то на это странно реагируют.

— Пф, только дураки на это будут странно реагировать, — тут же отозвался Гамильтон. — Клянусь тебе, что каждый щенячий хвостик мечтает возглавить королевскую свору. Как каждый мечтает стать во главе армии. Вот только от должности старшей загонщицы меньше разочарований.

— Это поэтому леди Ауэтари выбрала себе моего отца и покинула родной мир?

— Ну, со стороны должность загонщицы выглядит лучше, чем статус генерала изнутри, — исправился Гамильтон.

А я вдруг подумала, что в его желании призвать сюда леди Ауэтари есть что-то большее, чем просто забота обо мне. Хм. А не…

— Мне не нравится ни твой взгляд, ни твоя улыбка, — проворчал мой компаньон. — Что ты задумала?

— Предвкушаю, как мы с тобой будем бойцов в отряд набирать, — легко соврала я.

И Гамильтон тоже воодушевился:

— Я в деле! Ох, а наш-то совсем плох.

Наклонившись, я раздвинула кусты и согласно кивнула: Марон и правда не справлялся. От утренней тренировки прошло минут двадцать, не больше, а он уже едва дышит.

— Но в глазах есть что-то такое, как бы так сказать? — Гамильтон сел, подумал и определился: — Правильное, вот.

— Надо озадачить Тину зельями, — решила я.

— Сколько себя помню, столько на Окраинах не одобряли использование препаратов, — удивился пес.

— Для детей и подростков, потому что зелья помогают телу привыкнуть к нагрузкам, но при этом ставят своеобразный «потолок» в дальнейшем развитии, — согласилась я. — Но вот взрослым, полностью «созревшим» магам это не запрещено и не несет вреда. Другое дело, что нашим взрослым магам это не нужно, сам понимаешь.

Аккуратно выбравшись из кустов, мы направились к Тине. И, уже подходя к особняку, я запнулась о камень. Ругнувшись, я кое-как удержала равновесие и хотела убрать препятствие, но…

Камня не было. Брусчатка была все так же гладка, как и до того, как я споткнулась. Что за ерунда?

— Придержите язык, юная леди, иначе вам вновь придется познакомиться со вспененным мылом, — произнес до боли родной голос.

Резко обернувшись, я увидела леди Ауэтари. Моя бесценная наставница, моя песья мать парила над мостовой на пышной шелковой подушке. Ее бессменная жемчужно-серая накидка красивыми волнами скрывала все, кроме головы, лап и хвоста. Ничего не изменилось. Все изменилось.

— Мат… Лед…

Подскочив к ней с невнятным возгласом, я прижалась лицом к гладкой жесткой шерсти и на краткое мгновение позволила себе провалиться в детство.

На мою спину легла тяжелая когтистая лапа, после чего леди Ауэтари проворчала:

— Вот так и знала, что старый негодник не справится с воспитанием молодой девочки. Ему бы только щенячьи хвостики на тренировке гонять да пузо набивать. Что уши повесил? Стыдишься?

— Гамильтон мой друг, — насморочным голосом произнесла я. — Он хороший.

— Да уж вижу я. — Леди Ауэтари убрала лапу с моей спины, и я, отстранившись, посмотрела ей в глаза. — В чем только душа твоя держится? Одно радует: со щенками не поторопилась. Очень я боялась, что ты последуешь своей безумной идее завести слабого самца.

— Но вы не могли этого знать! — ахнула я.

— У меня достаточно подросших хвостиков, которые вынюхивают и высматривают во многих мирах, — усмехнулась леди Ауэтари и направила свою подушку вниз.

Одно движение — и вот она, царственная, изящная и гордая, уже стоит на земле. Чуть брезгливо переступает с лапы на лапу, и накидка колышется. Всегда было интересно, она носит ее из-за…

— Из уважения к традициям твоего мира, хвостик. — На меня бросили снисходительный взгляд. — Вы кутаете тела в десятки слоев. Мне непонятно, но, находясь в гостях, я способна найти компромисс. Сама понимаешь, в платье я бы смотрелась… Недостойно.

«Смешно», — перевела я для себя.

— Я хотела… Я так хотела тебя… Вас. Вас увидеть, что даже не подумала, захотите ли вы прийти. — Я прикусила губу.

— Во-первых, мой маленький хвостик, ты уже достаточно взрослая самочка, чтобы перейти порог первой вежливости. Ты еще не имеешь права вызвать меня на бой, но ты уже достойна равного обращения.

Тут леди Ауэтари задумалась:

— Или ты хочешь…

— Я хочу быть твоим хвостиком, — перебила я ее, не желая, чтобы она начала мне выкать.

Она согласилась и затем добавила:

— Каждая леди имеет право на минуту скорби и слабости. Иногда эта минута растягивается на несколько лет — в моем сердце зияет огромная рана. Но мой человек был твоим отцом, хвостик, потому я смогла преодолеть свою тоску. Если бы ты не позвала меня сегодня, я пришла бы завтра.

— Потому что ты уже знаешь, чем закончился отбор?

— Этот самец уже приручен, — она вздохнула, — хоть он и мечется сейчас в совершенно странных направлениях. Но, каюсь, часть из того, что я знаю, — секретна.

Присев на одно колено, я склонилась к ее голове и шепотом спросила:

— Расскажешь сказку на ночь?

— А то, — облизнулась леди Ауэтари.

Я отошла на шаг назад и выжидающе посмотрела на Гамильтона: мой компаньон все это время стоял недвижимо. Он просто пожирал мою песью мать взглядом и при этом робел так, что даже выглядеть стал чуть меньше своего обычного размера.

Леди Ауэтари склонила голову набок, а после одним небрежным движением оказалась нос к носу с Гамильтоном.

— Муф-ф, — хрипло выдохнул мой компаньон и, подавшись вперед, коснулся носом рыжего уха леди Ауэтари.

— Муф-муф-муф, — не то согласилась, не то просто проворчала моя песья мать.

Они стояли недвижимо, нос Гамильтона касался уха Ауэтари так же, как нос Ауэтари касался уха Гамильтона. Едва слышимое «муф-муф-муф» смущало больше, чем если бы они начали вылизывать друг друга.

Отвернувшись, я коротко бросила:

— Буду у Тины.

После чего, не ожидая ответа, поспешила к особняку целителей. И все равно краем глаза зацепила, как они бок о бок направились куда-то по своим делам.

«Хоть бы все сложилось». Если бы могла, я скрестила бы пальцы даже на ногах.

И едва лишь мне удалось выманить Тину на чай, услышавшая новости подруга выпалила:

— Я скрещу тебе, а ты — мне! Наш Генерал как никто достоин простого собачьего счастья!

— Вот полностью согласна, — вздохнула я. — Но так страшно: вдруг что-то не так пойдет?

— Им нужно больше времени вместе проводить, — уверенно произнесла Тина. — В разлуке они уже побыли, теперь надо часы любви набирать.

— Скажешь тоже, — фыркнула я, но против воли задумалась. — Поручить бы им что-то такое, важное. Действительно важное, потому что ни Гамильтона, ни Ауэтари глупцами счесть нельзя.

— Придумаем, — отмахнулась Тина.

И посвятила меня в последние новости. Выяснилось, что Гроза Лесов, тот самый, очаровавший мою подругу, страшно боится профилактического осмотра ротовой полости. Прямо-таки бледнеет и трясется.

— Вместе с ним тряслись кушетка, столик и я, — возмущалась Тина. — Как так можно? Взрослый же человек!

— Он не может быть идеальным. — Я развела руками.

— Это да. Но что они пьют! Я не про алкоголь, а про зелья. — Подруга свирепо сверкнула глазами. — Тут потерли, там порубили, взболтали, процедили и выпили! А то, что непогашенная побочка вылезает порушенными внутренними органами, никого не волнует!

Я потянулась вперед и поймала за руку бурно жестикулирующую Тину.

— Очень волнует. Потому я и поехала учиться в Академию. Чтобы своих научить зелья варить.

— Ты-ы?!

— Ну, мой вариант в любом случае лучше, чем порубил, потер, взболтал и процедил, — смутилась я. — Пойми, образование недешевое, аристократам доплачивают из казны совета, чем сильнее дар — тем выше доплата. Я, правда, училась за полную стоимость — чтобы не отрабатывать после. Но у других… У них просто нет таких денег. А другие, отработав десять-пятнадцать лет, просто не возвращаются.

— Ничего, — Тина чуть помолчала и принужденно улыбнулась, — откроем свои курсы. Скороварение по-столичному!

— Да! — Я хлопнула в ладоши и, стараясь произнести это невзначай, добавила: — Ты не могла бы меня диагностировать?

— Та-ак, — подруга нехорошо прищурилась, — и чего я еще не знаю?!

— Вот обязательно быть такой догадливой? — поморщилась я и, зачерпнув капельку силы из сережек, воздвигла вокруг нас барьер.

— Обязательно, — непримиримо фыркнула Тина, — а как иначе? Из вас же информацию клещами вытаскивать надо! Я хочу, чтобы в прошлое из будущего переходили выздоравливающие пациенты! Собственное кладбище меня мало устраивает.

— Ты права, — кивнула я. — В меня проникает холод. Через пальцы. Стремное ощущение, Тин. Иногда как болью простреливает до самого сердца.

— Хм. Плохой симптом, — нахмурилась подруга, полностью ушедшая в себя.

В следующие полчаса я стояла на месте; стояла на месте, раскинув руки; стояла на месте, скрестив руки на груди, — для разных видов диагностики нужны разные виды «стояния». Потом я лежала — да-да, с раскинутыми руками, со скрещенным руками, «солдатиком».

— Никаких аномалий, — выдохнула в итоге Тина. — Ты плохо ешь, мало спишь, много переживаешь, но это, я полагаю, из-за завершения отбора. Я бы советовала пропить комплекс витаминного зелья и ближайшую неделю три капли сплюшки на стакан воды.

— Так это же ни о чем, — удивилась я.

— Ты спишь, но плохо, — подруга укоризненно на меня посмотрела, — ты же не хочешь приучить свой организм к сонному зелью? Во-от, недельный прием сплюшки поможет тебе засыпать и при этом ничего не порушит.

— А магия?

Тина, вдохновенно ковырявшаяся в своей поясной сумочке, на мгновение замерла, а после недовольно произнесла:

— А вот магии в тебе через край. Раньше ты казалось иссушенной, испитой до дна. Ну, когда наступало магическое бессилие. Сейчас из тебя колдовской порошок делать можно.

— Но-но! Это, во-первых, карается смертной казнью даже для женщин, а во-вторых, мне дорог мой костный мозг и жить я без него не хочу, — фыркнула я. — Значит, магия есть. Хм. Может, все идет так, как и должно?

— Ты живешь в доме последнего мастера окраинной стали, — напомнила Тина, — ты не думаешь, что он оставил потомкам послание?

— Он оставил для меня клинок. Я… Я чувствую сталь так, будто ее заклинали с капелькой моей крови. — Я отстегнула оружие и положила его на стол. — Он не завершен, а я пока не чувствую, как надо его закончить.

— И связи с силой нет.

— И связи с силой нет.

— Для начала восстанови режим сна, меньше нервничай, больше двигайся, — наставительно произнесла Тина.

— Со сном как получится, а больше двигаться начну уже завтра: я буду сопровождать отряд Митара за крепостные стены. Посмотрим, что нам принесла сухая гроза.

Глаза Тины увеличились втрое.

— Без магии?!

— Да.

— С полноценным клинком в Безвременье и без возможности его оттуда извлечь?!

— Да.

— Ты сошла с ума. Я не те заклятья к тебе применяла и потому не заметила необратимых изменений в мозгу, — простонала подруга.

Но я не собиралась поддерживать шутку:

— То, что за стеной, — привычное зло. У меня есть артефакты, есть клинок. И со мной Гамильтон. Куда хуже, если мои люди решат, что я боюсь выступать против тварей.

— Ты же… Как же? — Тина с отчаянием всплеснула руками и замолчала.

— Я окраинная баронесса, — ровно, почти равнодушно произнесла я. — Это обязывает.

Не знаю, к чему пришел бы наш диалог, но прямо на столе, между пустых чайных чашек, над моим клинком открылся портал. Оч-чень знакомый крошечный портал, через который к нам в буквальном смысле перебросили увесистый холщовый мешочек.

— Это… Это Кристоф тебя так задобрить пытается? Издалека шоколадом забрасывает? — оторопело спросила Тина, когда я, развязав завязки, вытряхнула из мешочка гору сладостей.

— Зря старается, — фыркнула я.

И приказала своему глупому сердцу биться медленней. Еще медленней! Нечему здесь радоваться…

Но против воли на лицо наползала улыбка, щеки потеплели, а на душе стало как-то спокойней. Он… Он помнит обо мне.

«Какая же ты идиотка, Вильгельмина, — обругала я сама себя и с мрачным вздохом взяла шоколадку в яркой обертке. — Ну непроходимая балбеска».

— А вкусненько. — Тина увлеченно шелестела оберткой. — Ого!

— Ты чего? — Я отломила кусочек шоколада и мрачно на него посмотрела.

— Самая модная столичная кондитерская. — Подруга была на грани обморока. — Мы оттуда пирожные раз в год заказывали!

— Так дорого?

— И дорого, и очередь ого-го! Леди Тайсвиль готовит сама, с одной-единственной помощницей. А конфеты она делает редко-редко, потому что сложно оставить центр жидким.

Разделить удовольствие было решительно невозможно: шоколад одновременно и горчил, и кислил, и…

— Он думает, что это… Что это что-то значит? — не выдержала я в итоге и отбросила шоколад в сторону.

Тина, смаковавшая очередную конфетку, неохотно приоткрыла правый глаз и со вздохом произнесла:

— Воистину, чем умнее девушка до влюбленности, тем глупее после. И во время.

— Что?

— Что, — передразнила меня подруга. — Ты еще скажи, что он пытается тебя купить.

Фыркнув, я покачала головой:

— Это совсем глупо.

Подруга отложила надкушенную конфетку, заклятьем очистила пальцы и тихо-тихо спросила:

— На что бы ты пошла ради блага баронства?

— На все.

— Вот и все, — она развела руками, — и сейчас, спустя пару дней, я не вижу в произошедшем большой беды. Особенно учитывая, что он покинул отбор следом за тобой. Не просто убрал как ненужную использованную вещь, а уберег от опасности и ушел следом.

Я хотела бы разозлиться на Тину, на то, что она не поддерживает меня. Но… Я разделяла ее мнение. То, что она сказала, было правдиво и справедливо. Особенно в свете того, что Кристоф отрекся от власти.

И мне было больно. Мне было страшно больно в тот момент, когда все это происходило. Признаться, я до сих пор не могу понять, почему он не предупредил заранее. Можно подумать, я бы не смогла «талантливо» сыграть. «Талантливо» в том смысле, что я не закатила истерики, ничем не показала…

— Ничем не показала?! — Тина возмущенно на меня посмотрела. — Да тебя трогать страшно было! Будто чуть коснешься — и все, ты рассыплешься на осколки. Мы старались этого не показывать, даже вроде шутить пытались.

— Я удержала лицо.

— Да, — подруга кивнула. — Идеальное было лицо. Жаль только, что глаза на том лице мертвые были.

Я поежилась и предложила закрыть тему. Все равно мы ничего не узнаем до тех пор, пока Кристоф не явится сам.

— И я подумала, — добавила Тина, закидывая в рот очередную конфетку, — что, если ему пришлось принимать решение в процессе?

— Ч-что? — Я нахмурилась.

— Ну, что, если все было относительно предсказуемо, а потом бац! И ночью или ранним утром произошло что-то еще, что заставило Кристофа срочно убирать тебя с отбора. Я просто… Я просто подумала, что, не предупредив тебя, он серьезно рискнул.

— Чем же?

— А что, если бы ты сочла, что его чем-то шантажируют, и решила бы остаться на Отборе? Ты же могла, верно? Остаться ради того, чтобы поддержать любимого человека? Или, например, остаться ради того, чтобы отомстить за нанесенное унижение. Мол, ты от меня отказался? Так на, я теперь другому невестой буду.

Покачав головой, я тихо сказала:

— Мы не отступаем. Не меняем мнение в угоду сиюминутной выгоде. И, кстати, я сказала, что ради баронства пойду на все. Но… У этого всего есть и ограничения. Не явные, четкие, а внутренние. Не могу объяснить, но идти на подлость и предавать — нельзя. Поэтому, собственно, мы и не участвуем в политике. А ведь могли бы.

— Письмо! А конфеты кончились… Мина, прости, я все съела. — Тина виновато опустила голову.

— И шоколадку съешь, мне невкусно. — Я подтолкнула к ней сладость.

И не без трепета взяла конверт.

— Дома откроешь? Или на пару дней отложишь? — хитро улыбнулась подруга и отломила кусочек плитки. — М-м-м, специи, лимонная корочка и корица! Невероятно.

«А, так вот почему мне и кислило, и горчило, и острым показалось, — хмыкнула я про себя. — Значит, со вкусовыми рецепторами все в порядке. Что не может не радовать».

— Я пойду, — тихо сказала я и поднялась. — Надо…

— Не ври, — отмахнулась Тина. — Не мне, по крайней мере. Ты пойдешь таскаться по городу и страдать, а вечером прочитаешь письмо и будешь опять страдать.

— Звучит глупо.

— Да, — она пожала плечами, — но это нормально.

Оставив подругу догрызать шоколад, я покинула особняк целителей. Не сразу: у старшей целительницы был ко мне непростой разговор. Пришлось пойти на уступки и пообещать сопроводить группу травников за крепостную стену.

— Вы же понимаете, миледи, что запасы не бесконечны? А травы, выращенные в теплицах, вполовину слабее дикороса.

Леди Айрис, невысокая и худая до прозрачности колдунья, умудрилась заблокировать собой коридор. Она кусала губы, сверкала глазами и старательно сдерживала свой непростой нрав. Хотя я видела, что порой ей хочется повысить голос.

— Вы тоже должны понимать, что после сухой грозы за стеной вдесятеро опаснее. В то время как содержание магии в дикоросах после грозы возрастает лишь на четыре процента. Эти проценты не стоят ваших жизней.

— Но…

— Мимо Алого Златояра мы не пройдем, клянусь. — Я прижала ладонь к груди.

И вздрогнула, услышав шелест сминаемой бумаги.

Письмо. На краткое мгновение я про него забыла.

— Миледи?

— Все в порядке. — Я заставила себя улыбнуться. — Я сообщу вам о дате выхода за травами.

— Благодарю, миледи. Однако позвольте вас диагностир…

Я не стала слушать. Поднырнула под ее руку и поспешила прочь. Нашим целителям только развернуть диагност, как все, очнешься в палате, в обнимку с пузатой банкой, полной горького целебно-профилактического зелья.

После разговора с Айрис я чувствовала себя чуть лучше. Чуть спокойней. Может, стоит перестать быть предсказуемой и пойти сразу домой? Прочесть письмо и либо обрадоваться, либо…

— Вильгельмина Фоули-Штоттен.

Смутно знакомый голос заставил меня остановиться посреди улицы.

Обернувшись, я увидела Делию. И в этой окраинной леди было не узнать ту нежную, почти изнеженную принцессу, что явилась нам в Иль-доратане.

— Корделия Мортифера.

— Ты оказалась права: зарядить орудия почти нереально, — она покачала головой, — просто непредставимо, сколько энергии они потребляют.

— А сколько энергии они отдают, — усмехнулась я. — Раньше твари осаждали крепость. Потому-то за стеной нет поселений. Зерновые поля, огороды, сараи с инструментами — есть, а домов нет. Как ты? Как тебе наш край?

— Я мечтала о нем, — серьезно сказала Делия. — Мне не встретился мужчина мечты, но я нашла себя и свое место. Точнее, именно свое еще ищу, но… Я заряжаю накопители, зачаровываю мелкие амулеты и создаю простенькие артефактные детские игрушки. И все это пользуется спросом.

Она прищурилась и кивнула на небольшую чайную:

— Зайдем?

— Позже, — я чуть виновато улыбнулась, — сейчас мне нужно домой.

— Ты не оправилась от отбора, — она опустила взгляд, — все решили избегать разговора об этом… Но ты знаешь, что твое изображение есть в газете? Они посвятили тебе целый разворот. Я бы промолчала — Тария и Митар особенно на этом настаивали, — но я видела, что леди Фоули-Штоттен-старшая прикупила себе несколько экземпляров. Боюсь, что у вас слишком сложные отношения и она могла бы использовать это против тебя.

Мне на мгновение подурнело:

— Там все так плохо?

Делия поникла:

— Да не то чтобы…

— Мне нужен экземпляр. У тебя есть?

Но она покачала головой и пояснила, что Митар с бойцами изъял и экземпляры, и копии. Собственно, газеты остались только у леди Фоули-Штоттен.

— Ну и, может, кто в подвале спрятал. Где-нибудь под кадушкой с соленьями. — Она развела руками. — Я не рискнула спорить.

— Здесь не принято…

— Спорить с тем, кто отнесся ко мне как к дочери, — перебила меня Делия. — Ты знаешь, где я живу?

— Да. — Я помнила это очень смутно, но… Не потеряюсь.

— Приходи в гости, когда сможешь. Я… Я надеюсь, платья принесли тебе больше счастья, чем мне.

Тут я ничем ее порадовать не могла и потому ответила честно:

— Пока непонятно.

— Тоже неплохо, потому что про меня все было очень даже понятно.

Делия, улыбнувшись, порывисто подалась вперед и крепко-крепко меня обняла.

— Спасибо, что не прошла мимо. Спасибо, что поверила мне.

Резко отстранившись, она заалела щеками и тихо извинилась за вспышку чувств.

— Ничего страшного, — фыркнула я и тоже ее крепко обняла, — хорошо, что ты у нас прижилась. И присмотрись к бойцам Митара. Сейчас это самые серьезные парни в баронстве.

— Да? — скептически фыркнула Делия. — На прошлой неделе они надели на себя мельничные жернова и бегали наперегонки по главной улице.

— Так представь, каковы остальные, менее серьезные парни, — подмигнула я ей и, коротко попрощавшись, направилась домой.

Меня подгоняло письмо. До меня внезапно дошло, что мы все же не только Кристоф и Вильгельмина. Мы еще и экс-Правитель и полубаронесса, и в письме может быть что-то, что относится к делам, а не к чувствам.

«Ха. Раньше он имел приставку полу-, теперь она со мной», — пронеслось у меня в голове.

Прибавив шаг, я едва ли не бегом спешила к дому.

Дому, возле которого стояло трое очень и очень не любимых мною людей.

Леди Фоули-Штоттен, ее любовник, имя которого я принципиально отказываюсь узнавать и запоминать, и их милый ребенок — девица на год старше меня.

— Сегодня не подаю, — отрезала я, когда Ольра заступила мне дорогу. — Леди Фоули-Штоттен?

— Мы еще обдумываем твое предложение, — она нервно улыбнулась, — но…

— Но вам захотелось пообщаться с Митаром? Вперед, его адрес известен. — Мне не хотелось тратить время на разговоры с семьей.

— Спешишь поплакать? — едко спросила Ольра и добавила явную цитату: — «Сокрушительный удар был нанесен одной из Крылатых Невест: Вильгельмина Фоули-Штоттен была исключена с отбора вне всяких правил, лишь по желанию милорда Рентийского».

— Ольра, — укоризненно проворковала леди Фоули-Штоттен, — доченька, так нельзя.

— Твоя мать права, Ольра, — я растянула губы в улыбке, — так нельзя. Особенно здесь и сейчас. Ведь, во-первых, от меня зависит ваше финансовое благополучие, а во-вторых, в наш мир вернулась моя мама.

Леди Фоули-Штоттен посмотрела на меня с искренним недоумением, но промолчала: эта женщина каким-то седьмым чувством улавливала моменты, когда любопытство не повлечет за собой ничего хорошего.

— Вот твоя мать, — а вот Ольра не улавливала.

— Нет, это жена моего отца, — усмехнулась я, — а воспитавшая меня матушка сейчас заново исследует город. Леди Ауэтари вновь с нами, вы рады?

На щеках леди Фоули-Штоттен расцвели некрасивые пятна.

— Ты не смеешь называть собаку своей матерью!

— Вильгельмина, это возмутительное оскорбление, — встрепенулся любовник моей мат… моей кровной родственницы.

Но его слова я привычно проигнорировала. Этого человека не существует в моем мире, и пусть Тина считает, что такое отношение вредит в первую очередь мне… Что ж, даже если она права — я потерплю.

— Я бы не посмела, что вы, миледи. Но отец учил меня не скрывать своих чувств, а потому я говорю лишь о том, что чувствую. И так как мы все выяснили, хочу напомнить, что дом Митара — десять шагов налево и дальше направо, а у меня дела.

— Какие у тебя могут быть дела?! — взвизгнула Ольра. — Ты всего лишь пигал…

— Вильгельмина! — о, а это «влюбленные» произнесли хором.

— Твоей дочери следует думать, прежде чем оскорблять сильную и злобную ведьму, — холодно произнесла я.

И, не произнося больше ни слова, прошла на двор.

Внутри я костерила себя на все лады: ну надо же было не сдержаться! И нет, она давно напрашивалась на качественное проклятье, но… Не сейчас же! Не сейчас, когда я колдую исключительно на запасенной силе.

Бегом поднявшись в кабинет, я рухнула за стол и вытащила письмо. Ощупала его и поняла, что внутри есть что-то очень плотное, плотнее бумаги, и что-то мягкое, шуршащее.

Ладно. Ладно. Я не трусиха. Мне просто нужно открыть это письмо, прочесть и…

«Может, лучше сначала открыть письмо мастера? Оно ведь столько времени меня ждет», — эта мысль искушала. Право слово, могу ли я быть полезна в формате возвращения власти? Нет. Значит, и важного там ничего нет.

«Но мастер мертв, а Кристоф — нет», — пришла другая мысль.

Не давая себе думать, я ногтями разорвала плотный конверт и… Внутри письма еще письмо? Или…

Это были рисунки. Карандашные наброски на тонкой-тонкой, почти прозрачной бумаге. И везде была я. Смеялась, сердилась, говорила. Сидела в обнимку с Гамильтоном или… Ох, а это вся наша компания на балконе. А это…

Кристоф явно не умел рисовать себя — его фигура была показана несколькими линиями, в то время как я, лежащая в его объятиях, была отрисована очень четко и подробно.

— Глупости, — дрожащим голосом прошептала я. — Какие глупости.

Но второй, меньший конверт я вскрывала уже осторожней.

— О боги, — выдохнула я. — О боги.

Внутри оказалась тонкая пластинка окраинной стали. Я могла бы спрятать эту малышку в кулаке. Я могла бы купить особняк в столице, если бы решилась ее продать. Я… Как? Откуда?

Внутри конверта была записка — неровным почерком на газетном обрывке:

«Украл, теперь терзаюсь, хоть и оставил вместо стали драконий жемчуг. Кристоф».