Наследник империи

Наталья Андреева, 2012

Лео Петровский, в светской тусовке не парень, а мечта. Красавчик-плейбой с богатыми родителями, живущими на Рублевке. Актрисы и модели «выпрыгивают» из лабутенов, чтобы он только обратил на них внимание. А Лео работает помощником странного фотографа, пытаясь понять секрет его гениальности. И даже не подозревает, какие проблемы у него из-за этого будут. Напарника убивают, но он успевает оставить Лео странное послание. Конверт, в котором набор никому не нужных вещей. Дешёвые бусы, сломанный значок, набойка от женской туфли, старая открытка с праздником 8 Марта… Как оказалось, весь набор – это шифр места, где спрятаны роковые фотографии. Лео бьётся над разгадкой, даже не подозревая, насколько круто находка изменит его жизнь. Продолжение следует… Читайте роман «Семь разгневанных богинь»: наследник империи двадцать лет спустя. Ранее издавалась под названием «Выдержка». Содержит нецензурную брань

Съемка: эпизод второй

Примерно через месяц после первого инцидента с актерами сериала я попал в другой. Меня преследовали мыльные оперы. Будь проклята моя улыбка! Я всю жизнь мечтал стать героем крутого боевика, но на мою долю выпадают одни лишь мелодрамы.

Итак, я вновь попал на банкет. Правда, на этот раз уже без Сгорбыша. После того случая шеф-редактор стала мне доверять. Она даже сказала:

— Леня, ты молодец. У тебя хорошо получается.

Меня похвалили! Подумать только! Похвалили за то, что я хорошо работаю! Вы не поймете, что это значит для бездельника по рождению! Значит, могу? Я могу работать! Зарабатывать деньги! Ведь это благодаря мне тираж издания вырос! Хотя они этого и не знают. Я за рейтинги не платил, но придумал, как их устроить. Звезда сама приехала к нам в офис. Сама дала интервью. Я ее не заставлял. Остальное можно опустить.

Мне стали доверять, и я отправился на банкет один. Сгорбыш остался в студии печатать фотографии. Ехал я без боязни. Задание было мелкое. Фирма праздновала юбилей и заказала у нас статью и фотоотчет. Интересы фирмы лежали в области далекой от строительства. Олигархов и важных чиновников не ожидалось. Мои родители вращались в обществе рангом повыше, а приглашенные звезды были столь мелкого калибра, что не знали в лицо сильных мира сего. Не были им представлены. Все эти звездочки были так юны, что не могли помнить и моих подвигов. А сплетни о них давно уже перешли в разряд легенд. Возможно, что легенду обо мне они и слышали, но не представляли, как выглядит ее герой. В общем, это были люди не моего круга, и я не боялся, что меня опознают.

Ох уж эти круги! Или уровни. Жизнь похожа на компьютерную игру: чем выше уровень, тем больше монстров и тем они страшнее. Но у тебя больше оружия, это плюс. Зато меньше жизней, это минус. Можно добраться до самого верха и потерять последнюю. Но кто не играет, тот и не выигрывает.

Я натянул на лицо маску халдея и поехал работать. Я был сейчас человеком низшего уровня. Я стоял в самом низу социальной лестницы, задрав голову вверх. На мне был дешевый костюм и рубашка не первой свежести. Я даже не стал бриться. Человек богемы. Вокруг полно монстров, но все они безобидные.

Им есть дело друг до друга, но не до тебя. На этом уровне главное растолкать локтями соперников. Монстры против монстров. Это потом они начинают дружить. Но это уже следующий уровень. На высшем же сплошная дружба. Поэтому туда уже не прорваться. Монстры берут вершину в кольцо, сцепив руки, и это кольцо не разорвать.

Моим единственным оружием был фотоаппарат. Я взял его наизготовку и смело вступил в бой. Мне улыбались. Объективу, который был у меня в руках. Все было тихо-мирно. Я рассчитывал уехать уже часов в десять.

Прелюдия была краткой, все повалили в банкетный зал. После третьей рюмки меня вообще перестали замечать. Я заскучал. От скуки сделал несколько снимков, до тошноты скучных. Папарацци здесь делать было нечего. Ни одной стоящей звезды. Не считать же звездой хорошенькую блондиночку, лицо которой вроде бы знакомо? Где я мог ее видеть? Я напрягся. Последний раз я был в театре, дай бог памяти… С мамой. Похоже, эта девочка — актриса. Молоденькая, только-только окончила театральное училище. Или еще даже не окончила.

В этот момент сидящая рядом женщина схватила блондиночку за руку и потащила на сцену. Та поупрямилась, но пошла. Все уже были хороши, концерт закончился, началась дискотека. У ступенек женщина блондиночку отпустила. Девушка споткнулась, покачнулась и чуть не упала. Я щелкнул фотоаппаратом. Снимок должен получиться удачным. Блондиночка заметила вспышку и оглянулась. Я улыбнулся. Она взошла-таки на сцену. Я так увлекся, что щелкнул ее еще пару раз.

Вот, собственно, и все. Банкет для меня закончился. Я уехал домой и завалился спать. На работу, разумеется, опоздал. Зато Сгорбыш пришел вовремя. С тех пор как он «завязал», опаздывать перестал. Все у меня спрашивали:

— Как ты этого добился?

Я только улыбался и разводил руками. Пари есть пари. Долг чести.

— Опаздываешь, — буркнул Сгорбыш. Чем дольше он находился в «завязке», тем больше мрачнел.

— Извини. Я был вчера на банкете.

Он бросил на меня злой взгляд. И подозрительно спросил:

— Небось надрался?

— Горб, ты же знаешь: я не пью.

— Заливай!

— Ты меня пьяным видел?

— Выпивши.

— Врешь! Я всегда адекватен.

— Я и не говорил, что мордой в салат.

— Пить вредно.

— Все пьют, — начал бурчать он. — Особенно на халяву. Говорят, что не пьют, а на самом деле пьют. Нельзя не пить…

Я понял, что разговор о выпивке надо заканчивать.

И предложил:

— Закурим?

— А у тебя что, есть травка? — понизив голос, спросил он и начал оглядываться.

— Нет, конечно.

— А с чего ты вдруг решил закурить? — подозрительно спросил Сгорбыш.

— Чтобы отвлечь тебя от мыслей о…

Черт! Это было запретное слово! Он ухмыльнулся и вытащил из кармана мятую пачку сигарет. Одну протянул мне:

— На.

— Здесь нельзя курить, — попробовал отвертеться я.

— Пойдем на лестничную клетку.

— Ты мне мстишь, да? Хочешь отравить мои легкие этой дрянью в отместку за то, что я заставил тебя бросить пить?

— Ты мерзавец, сынок, — заявил Сгорбыш. — Ох, и мерзавец!

Я похолодел: он раскрыл мою тайну? Понял, что я его надул? Что это было липовое пари?

— Как будто ты никогда не пил и не курил! — продолжал он. — Пил, курил и развратничал. Ты и сейчас это делаешь, но решил надо мною поиздеваться. Над старым больным человеком.

— Курить я тебе не запрещаю, — возразил я, вздохнув с облегчением. Моя тайна сохранена.

— Что толку в сигарете, коли нет выпивки?

— Твою мать! — рявкнул я. Мое терпение лопнуло. — Мужик ты или не мужик?

— Я-то мужик, — ухмыльнулся Сгорбыш. — А вот ты-ы… Альфонс, вот ты кто!

Ах, вот до чего дошло! На личности перешли! Он хочет от меня избавиться. Оскорбить, чтобы я отказался от этой работы. И автоматически освободил бы его от данного слова. За каким чертом мне это нужно? Возиться с ним? Я уже собрался хлопнуть дверью и направиться прямиком в совет директоров, как вошла она. Хорошенькая блондиночка со вчерашнего банкета. Сказала:

— Здравствуйте. — И неуверенно начала оглядываться. — А где…

— Чего тебе надо, птаха? — нелюбезно спросил Сгорбыш.

«Задник» зашушукался.

— Ах, вот вы где! — сказала она, заметив меня.

— Мы разве знакомы? — пожал плечами я.

— Нет, но… Мне надо с вами поговорить.

Так и знал: она снимается в низкобюджетных сериалах! «Мне надо с вами поговорить». Кому охота, подсчитайте-ка, сколько раз эта фраза прозвучит в одной серии.

— Вчера, на банкете… — она замялась.

Сгорбыш соединил нас взглядом:

— Те-те-те… Так вот почему ты опоздал! Наш пострел везде поспел! Девушка, этот красавчик — бабник. Не доверяйте ему. Вы не первая сюда приходите. Наутро он даже не помнит ваши имена.

— Заткнись, — сказал я.

— Что вы себе позволяете! — вспыхнула блондиночка.

— Я позволяю? — сказали мы со Сгорбышем хором и переглянулись.

— Как вас зовут? — спросила блондиночка.

— Павел Сгорбыш.

— Леонид Петровский, — отрекомендовались мы оба.

— Я хотела бы поговорить с Леонидом.

— Перекур отменяется! — весело сказал я. — Девушка, могу я вас угостить чашечкой кофе?

— Кофе? Да, так будет лучше.

Сгорбыш проводил меня мрачным взглядом. Так и есть: он мне завидует. Моему успеху у женщин. Из нас двоих она выбрала меня. Я сопроводил ее в кафе, что было расположено на первом этаже. Время было раннее, народу немного. Мы сели за дальний столик.

— Кофе? — спросил я. — Или чего-нибудь еще? Пирожных, например.

— Только кофе. Двойной эспрессо.

Она заметно волновалась, и я подумал: с чего бы это? Но пошел за кофе. Поставил чашечку перед ней и чашечку перед собой. Подумал: не перейти ли на французский? Раз светская беседа? Или рано? Разговор начала она:

— Леонид, вчера на банкете… — Блондиночка замялась.

— А что на банкете? — невинно спросил я.

— Вы меня сфотографировали в тот момент, когда я поднималась на сцену.

— Было.

— Я споткнулась и… Со стороны могло показаться, что я пьяна. Но я вообще не пью! Красное вино, и то чуть-чуть. Просто у меня… У меня плохое зрение. Я сделала операцию, но с тех пор плохо вижу в темноте. Я споткнулась из-за этого. Я была абсолютно трезва!

— Бывает, — согласился я.

— Мне хотелось бы, чтобы эти снимки никуда не попали. Те, где я в неприглядном виде.

Поймите, моя карьера только начинается! — с отчаянием сказала она.

— А чем вы занимаетесь? Простите. Я знаю, что вы актриса. Я часто бываю в театре. Но вы сказали: карьера. Серьезное предложение?

— Да, — кивнула она. — Я прошла кастинг в сериал.

— А я-то думал… — разочарованно протянул я.

— Но надо же с чего-то начинать!

— Сколько вам лет?

— Двадцать два.

— А как вас зовут? — Я уже забыл, что отрекомендовался заядлым театралом.

— Олеся.

— Прекрасное имя! Олеся, вам так нужна эта роль?

— Очень! Поймите, у меня никого нет. В смысле, влиятельных знакомых. Мои родители люди простые. Я приехала в Москву из провинции, чудом поступила в театральное училище. Говорят, у меня талант. Но конкуренция огромная. Надо же с чего-то начинать, — повторила она. — Это, может быть, мой единственный шанс.

Я посмотрел на нее повнимательнее: неужели? В этой огромной куче, извиняюсь, дерьма отыскалась редкая жемчужина? Хорошая, чистая девушка. Честная девушка. Я неплохо знаю женщин: эта не врет. И как мило она краснеет!

— Олеся, я могу пригласить вас на ужин?

— Но я пришла насчет снимков.

— Так как насчет ужина?

— Не знаю. Нет.

Она оправдывала мои ожидания.

— У вас есть парень, так? — Мысленно я нарисовал портрет соперника: однокурсник, на лбу крупными буквами написано «я звезда», зато за душой ни гроша. Он скоро сопьется, предварительно сделав ей ребенка. Ее талант останется в борще и горе грязного белья, которое она каждый день будет талантливо стирать. И со столицей придется расстаться. Но ради ребенка она все стерпит, уедет домой, к маме, устроится на работу в библиотеку или в школу — вести театральный кружок… Эта девушка мне нравилась! Ох, как же она мне нравилась!

— У меня нет парня. Но…

— Что — но?

— Есть один человек… — она замялась. — Да вам-то какое дело?

— Если я приглашаю вас на ужин, значит, есть дело.

— Нет.

— А как же фотографии? Вы ведь хотите их получить?

— Ах вы…

Она резко встала. Столик покачнулся, кофе разлился. Я тоже вскочил:

— Извините. Даю честное слово, что эти фотографии никогда не увидят свет.

— Спасибо.

Она пошла к дверям.

— Олеся! — окликнул я.

Она обернулась и повторила:

— Нет.

Я улыбнулся. Допил кофе в прекрасном настроении. Вернулся в студию, счастливо улыбаясь.

— Что это с тобой, сынок? — спросил Сгорбыш.

— Прекрасная девушка, правда?

— Да, хороша, — кивнул он. И с чувством добавил: — Красавица!

— Я не это имею в виду. Не внешность.

— Те-те-те… Сынок, ты ее не стоишь. Она и впрямь хорошая девушка. И ты будешь мерзавцем, если…

— Не беспокойся, папаша. Я знаю, с кем можно, а с кем нельзя. Я не буду ее домогаться. Я буду ухаживать, — мечтательно сказал я.

Можно было, конечно, завалить ее розами. Или даже орхидеями. Заказать контейнер из Австралии и утопить Олесю в цветах. Мой кредит по-прежнему неограничен. Можно прислать ей бриллиантовое колье, вложив в букет с орхидеями бархатную коробочку. Но это нечестно по отношению к моему сопернику. Я же хочу выиграть честно. И поэтому останусь скромным помощником фотографа.

Через три дня я сидел на галерке с тощим букетиком в руке. На мне был дешевый костюм, хотя на этот раз я побрился. После спектакля мне удалось пробиться в гримерку при помощи одной лишь неотразимой улыбки. Там я вручил ей скромный букет.

— Спасибо, — улыбнулась Олеся. Роль у нее была крохотная, и мой букет оказался единственным.

— Так как насчет ужина?

— Нет. Но вы можете проводить меня до дома.

— Сойдет.

Мы вышли из театра, и она направилась к подземному переходу.

— Олеся, куда?

— Как — куда? В метро!

В метро-о… Как это было романтично! Я так увлекся, что спустился глубоко под землю без колебаний. И начал неуверенно оглядываться. В годы моих скитаний бывало всякое, меня и трущобами не удивишь, но как же это было давно! Я уже успел подзабыть все прелести общественного транспорта, особый запах подземки, ее особый ветер и как-то особенно равнодушную толпу. Я по-прежнему неуверенно оглядывался. Олеся дернула меня за рукав и спросила:

— У тебя тоже проблемы со зрением?

— Что? Да, похоже.

Я вдруг рассмеялся и подумал, что многого раньше не замечал. Был зашорен, как большинство людей моего круга, и думал, что все хотят меня использовать. Не замечал смены времен года, жизни, которая бурлила вокруг. Не замечал, как много в метро симпатичных девушек по той причине, что не замечал и самого метро. Одна из этих девушек — моя. Надо же!

Мы ехали на окраину Москвы. Без Олеси я бы заблудился. Мы мило беседовали о пустяках и незаметно перешли на «ты». Я очнулся лишь у подъезда ее дома. Она улыбнулась и сказала:

— Вот мы и пришли.

— По чашечке кофе? — великодушно предложил я.

— Нет.

— Тогда как насчет ужина?

— Я же сказала.

— Тогда договаривай: кто он?

— Я же сказала: есть один человек. — Она замялась.

— Какой человек?

— Продюсер. Он обещал мне помочь. Получить эту роль.

— Олеся, продюсеры ничего не делают за просто так, — мягко сказал я. — Значит, у него есть к тебе интерес.

— Он просто обещал помочь. — Олеся мило покраснела.

— Оно того не стоит, поверь.

— Но что же мне делать?

— Пойти со мной на ужин! — весело ответил я.

— Тогда я буду тебе должна. А мне… В общем, ко мне нельзя. Это неудобно.

— Ты снимаешь квартиру?

— Комнату. И моя квартирная хозяйка строгая женщина. Ко мне не ходят мужчины.

— Кроме продюсера.

— Он тоже сюда не ходит. Спокойной ночи. — И она убежала.

Я стоял под окнами и все гадал: какое же ее? На моем лице блуждала дурацкая улыбка. Похоже, я влюбился! Нет, я женюсь! Вот на что это похоже! Я достал из кармана мобильный телефон и позвонил ей:

— Олеся?

— Да?

— Я забыл сказать тебе: спокойной ночи!

— Спокойной ночи.

И она дала отбой. Даже не спросила, откуда у меня номер ее телефона. Я пошел к метро все с той же дурацкой улыбкой на лице. Я почти заблудился. Добравшись до стоянки у театра, неуверенно подергал за ручку, пытаясь открыть дверцу своей машины, и только потом сообразил: заперта, стоит на сигнализации. Да она же ревет на весь квартал! Я, похоже, оглох. И ослеп. Потерял разум. Охранник мною заинтересовался. Я достал из кармана ключи и показал ему: все в порядке, это моя машина. Я сам уже в это не верил. Со мною происходило что-то странное. Похоже, что я созрел для женитьбы.

Следующим вечером я вновь сидел на галерке. Моя жизнь отныне превратилась в театр. В конце концов Олеся сказала:

— Ты разоришься на билетах.

— Да, — охотно согласился я.

— Достану тебе контрамарку.

Она уже обо мне заботилась!

Через пару недель Олеся, обеспокоенная тем, что я промокну и замерзну под окнами ее дома, пригласила к себе. И мы сидели на кухне в квартире, которую она снимала, и пили чай. О большем я и не мечтал. Квартирная хозяйка выразительно покашливала за стенкой. Но я не собирался соблазнять Олесю, я собирался на ней жениться. У нас впереди целая жизнь: успеется. Ведь надо сделать пятерых детей!

— Леня, извини…

— Что?

— Ты какой-то несовременный.

— То есть?

— Романтик.

Меня, циника и отпетого негодяя, прошедшего огонь и воду, назвали романтиком! Я чуть не поперхнулся чаем.

— Не обижайся, — мягко сказала она. — Но жизнь — серьезная штука. В твоем возрасте пора уже задуматься: как жить дальше?

— Вот я и думаю.

— Тебе надо устроиться на другую работу. Заняться, наконец, делом.

— Да, конечно.

— Ты какой-то несерьезный, — повторила она.

— Что есть, то есть.

— Надо взрослеть, Леня.

Я не мог с ней не согласиться.

— И ухаживаешь ты старомодно, — вздохнула Олеся. — Ходишь на все мои спектакли, стоишь под моими окнами, дышишь в трубку.

Со мной это вообще-то было впервые. Я не выносил прелюдий и сразу приступал к делу. Я предпочитал дышать не в трубку, а в ушко очередной возлюбленной, разомлевшей от моих ласк. Недаром женщины называли мое тело гибким. Я и Олесе собирался продемонстрировать свое искусство, но потом. Видать, она этого не оценила.

Через месяц я решился ее поцеловать. Мне казалось, что все идет как надо. В таком ключе и должны развиваться отношения между будущими супругами. То ли я и в самом деле старомоден, то ли не рассчитал. Мы пару раз сходили в кафе и почти каждый вечер пили чай у нее на кухне. Забыл сказать: была весна. С некоторых пор я не замечаю смены времен года, поэтому и мое повествование не привязано к датам. Ведь я человек свободный, вне времени. Пятница, понедельник, мне-то какая разница? Но на этот раз я заметил: весна в разгаре. Догорал майский вечер, цвела черемуха, в садах запели соловьи. Майская дымка и затуманила мой взор. Я не заметил главного: что Олеся уже сделала выбор.

Все случилось на вечеринке. Отмечали день рождения одной актриски. Мы с Олесей пришли вместе. Я заметил, что она нервничает. Несколько раз она, словно в забытьи, сказала: «Надо решаться». Я же собирался в этот вечер быть остроумным, как никогда. Душой компании. Завтра я представлю Олесю своим родителям. Отвезу ее на машине в наш загородный дом, а по дороге аккуратно подготовлю. Объясню, кто я и куда мы едем. Месяц — испытательный срок вполне достаточный. Мне и самому на последней работе положили месяц. И я его с честью выдержал. Сгорбыш тоже заметил произошедшие во мне перемены.

— Я вижу, дело идет к свадьбе? — подмигнув, сказал он.

— Похоже на то.

— Хороший выбор, сынок, — одобрил он. — При такой женщине и ты станешь человеком.

На этой вечеринке все и случилось. Я на минутку отвлекся, веселя компанию очередным анекдотом, а оглянувшись, увидел Олесю под руку с упитанным мужчиной маленького роста. Я сразу отметил: дешевка. Дешевые часы, дешевый костюм, дешевые ботинки. Не говоря уже о манерах. В высшем обществе, где я время от времени вращался, его бы не приняли. Но он вел себя так, будто был центром вселенной. Здесь от него и в самом деле зависело все. Остальные актриски смотрели на Олесю с завистью. Я же ничего не понимал. Как же так? Я молод, красив, я ухаживаю за ней по всем правилам. Я собираюсь на ней жениться, в конце-то концов! Предпочесть законному браку с достойным молодым человеком связь с женатым толстяком? Не первой молодости и далеко не первой свежести. Сразу видно: он пьет. И толку от него в постели чуть. Олеся нужна ему для поднятия престижа. Смотрите-ка, какую девушку я заполучил! И я был у нее первым! Подумаешь, продюсер! Что ж такое происходит, люди добрые? Куда мы катимся?

Я растерялся. В этот момент Олеся подошла ко мне и сказала:

— Леня, ты не обидишься, если я уйду не с тобой?

Как это современно!

— Ты хорошо подумала?

— Да, конечно.

— Олеся…

— Наши с тобой отношения ни к чему не приведут, — затараторила она, словно заученную роль. — Ты милый, добрый, хороший, но… Бесперспективный. А мне надо делать карьеру. Роль может уплыть к другой актрисе, более сговорчивой. Он сказал, что все зависит от меня. Тянуть больше нельзя.

Мне было так больно! Вы себе даже не представляете! Я еще мог ее остановить. Но я больше не хотел на ней жениться. Олеся не выдержала испытательного срока. Ей не хватило всего одного дня. Еще один день, и у нее было бы все. Я мог купить ей главную роль. Весь сериал. Продюсерскую компанию. Если бы я захотел заняться продюсированием кинофильмов, мой папа этому бы только обрадовался и охотно ссудил денег. Олеся могла стать уважаемой женщиной, матерью семейства. А вместо этого…

Я стоял и смотрел, как она уходит под руку с толстяком продюсером. Вот и еще одна звездочка, чья судьба не завидна. Они не хотят пахать. Они хотят все и сразу: Бац — и в дамки! Чтобы стать великой актрисой, начинать надо не с сериалов. Необходимо много работать, делая ставку на свой талант, а не на тело. Скоро пойдет слух: эта девушка продается. Запачкаться легко, отмыться трудно.

Какое-то время я был в состоянии нокаута. Рефери успел бы сосчитать не то что до десяти, а до шестидесяти! Меня бросила женщина! Бросила из-за денег! Такого со мной, признаться, еще не случалось. Предпочла мне — молодому, красивому и богатому — старого толстого продюсера! Сердце мое было разбито. Я решил, что моя жена никогда не сможет бросить меня из-за мужчины, который богаче. Потому что таковых просто не будет. Вот так, господа, и становятся олигархами. От меня уходила женщина, а я обдумывал, как расшить границы своей финансовой империи.

Я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. «Спокойно-спокойно-спокойно. Ничего не случилось. Ты не потерял, Лео, ты приобрел. Такая жена тебе не нужна. Спокойно-спокойно-спокойно…»

Но на следующий день я не появился на работе. Сгорбыш, который приехал поздно вечером, застал меня погруженным в философские размышления. О смысле жизни. В комнате, где я им предавался, стоял одурманивающий запах. В моих пальцах дымилась сигарета, я лежал на диване и задумчиво смотрел в потолок. Окружающий мир стал мне настолько безразличен, что было все равно — жить или умереть. Если бы мое сердце остановилось, я принял бы это как должное. Сгорбыш испугался всерьез:

— Сынок! Эй, сынок! С тобой все в порядке?

— Абсолютно, — заверил я. И сделал глубокую затяжку.

— А ну-ка. Дай сюда! — Он отобрал у меня зелье.

Я не сопротивлялся. Вяло сказал:

— Меня бросила женщина.

— Не верю!

— Предпочла мне старого толстого продюсера.

— Дура!

— А ведь я хотел на ней жениться…

— Тем более дура!

— Она сказала, что я несерьезный.

— Чего ж ей еще надо, сынок? — откровенно удивился он. — Ты, можно сказать, не пьешь и даже не куришь, молодой, красивый. Разве в деньгах счастье?

— Она сказала: карьера.

— Бабы просто помешались на карьере! — возмутился он. — Сидели бы лучше дома, детей рожали!

— Вот я и хотел…

— Забудь эту дуру. Пусть катится к своему продюсеру. Ее жизнь накажет.

— Мне от этого не легче. Скажи, Горб… Есть на свете честные женщины?

Он махнул рукой:

— Сынок…

— Может, и искать не стоит?

— Не мне тебе советовать, — тяжело вздохнул Сгорбыш.

— Как же так, Горб? Ты прожил на свете пятьдесят пять лет. Ты старый, ты мудрый. Я не вижу смысла жизни. Все — дерьмо. И люди — дерьмо. Если я делаю плохо, мне не сопротивляются. Под меня ложатся. Если же я делаю хорошо, меня посылают. Так как же?

— Эк тебя…

— Я освобождаю тебя от твоего слова, Горб, — торжественно сказал я. — Отныне можешь пить. Ты прав: не пить нельзя. Нельзя смотреть на этот мир трезвым взглядом. Надо смотреть через бутылку. Спиртное притупляет боль. Господи! Ее слишком уж много! Гораздо больше, чем водки! Мы кончимся, а она нет. Боль.

— Сынок… — Он взял меня за руку.

— Отстань, — вяло отмахнулся я.

— Давай-ка мы умоемся и успокоимся.

— Я в полном порядке.

— А кто спорит?

Он потащил меня в ванную комнату. Вот тут уже я сопротивлялся. Мне не нужна нянька! Я не ребенок! Хотя у меня и истерика. Сгорбыш сунул мою голову под кран и открыл воду. Я фыркал, как тюлень, и брыкался. Потом он набросил мне на голову полотенце, да так, что я чуть не задохнулся. Тер мое лицо, ерошил волосы. Я все еще хлюпал носом. Потом он отбросил полотенце и за волосы развернул меня лицом к зеркалу:

— Смотри, сынок. Видишь этого парня? Ему грех жаловаться. Многие отдали бы полжизни за такое лицо. А ты нюни распустил. Мало в твоей жизни было женщин? А сколько еще будет?

— Я думал, это она. Та самая. Единственная.

— Ну, ошибся. Бывает. Успокойся, сынок. Посмотри на себя и успокойся.

— Я спокоен.

Я хлюпнул носом в последний раз. Дурман из моей головы постепенно улетучивался, что касается сердца, то оно еще болело. Но я чувствовал: скоро пройдет. Потом мы отправились на кухню пить кофе. Я попросил:

— Только никому не говори.

— О том, что ты балуешься травкой? — усмехнулся Сгорбыш. — Небось и запас имеется. Да, сынок, это статья. Так что я теперь буду тебя шантажировать.

— Сколько возьмешь, папаша?

— Будешь содержать меня пожизненно.

Я уже нормально разговаривал. Острил. Постепенно боль проходила.

Что же касается снимков… Фотоаппарат я отдал Сгорбышу. Он снимал еще что-то на карту памяти, где я запечатлел танцующую Олесю. После моего срыва прошло недели две, и сначала в Сети, а потом и в желтой прессе появилась впечатляющая подборка. Она называлась: «И это наши звезды?!»

Телеведущая босиком танцует на столе, среди початых бутылок и остатков пищи. Известный актер несет из магазина две бутылки водки, по одной в каждой руке. Певица, дама бальзаковского возраста, задирает юбку так высоко, что видны трусики. И так далее.

Снимков Олеси было два. На одном она спотыкалась, поднимаясь на сцену. На другом развратно танцевала. Под снимками подпись: «Надо же так надраться?» Статья была язвительной. Упоминалось и о продюсере, благодаря которому Олеся получила роль второго плана в только-только начавшем сниматься сериале. Приложили ее хорошо. Я подозреваю, что это дело рук Сгорбыша. Подборку пикантных фотографий сделал он. Сгорбыш присутствовал не на одном банкете. Был незаметен и терпелив. Он сам говорил: «Я человек длинной выдержки». О! Это был профи! Я уверен, что таких снимков у него накопилось немало. И вот он решил часть из них продать. Из-за Олеси. Она была главной мишенью. Сгорбыш перестал ее уважать, и ему было за меня обидно. Но мы об этом не разговаривали. Я сделал вид, что статью не читал, а снимков не видел.

Могли они стать причиной его смерти? Кто знает. Я потерял Олесю из виду. Я не хотел о ней слышать. Но теперь, видимо, придется. Ее карьера едва началась, а репутация оказалась уже подмоченной. Вот почему я поставил галочку. Месть — это мотив. И потом, кто знает, сколько еще в той подборке было снимков и каких? Актерам и певцам все это, в общем-то, как с гуся вода. Чем громче скандал, тем больше дивиденды с него. А вдруг у Сгорбыша была подборка «И это наши политики?». Или «И это наши депутаты?». Раз он не брезговал работой папарацци, то в его архиве немало интересного. А очередные выборы не за горами. Политикам уж точно ни к чему, чтобы у кого-то имелись их снимки в пьяном виде или в обнимку с женщинами легкого поведения.

Но пора переходить к эпизоду третьему.