Мой Александр Сергеевич. Дневник мамы из прошлого тысячелетия

Наталья Анатольевна Баева

Вечные загадки – Космос, Океан и Мозг человека. Причём самая загадочная – Мозг.Существо, которое рождается зверушкой, превращается в личность за считанные годы.Мы не видим в этом чуда лишь потому, что нам всегда… некогда. Некогда вглядываться в собственных детей!А вглядишься – и окажется, что нет ничего интереснее…Рисунки автора.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мой Александр Сергеевич. Дневник мамы из прошлого тысячелетия предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

© Наталья Анатольевна Баева, 2018

ISBN 978-5-4490-7314-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие, написанное много лет спустя

«Самое интересное в жизни — это собственный ребёнок»…

Это правда, но… Если бы мне такое сказали до появления этого самого ребёнка — от души бы посмеялась.

Как же это — запереть себя в детскую, обречь на скитания по детским поликлиникам и молочным кухням, когда мир так огромен, так многообразен, так бесконечно интересен!

Мне повезло родиться в Воркуте, куда родители поехали за романтикой. Потом — прожила несколько лет в Томске, у дедушки — бабушки.

Каждое лето — поездки то в один, то в другой конец страны. По многочисленной родне, разбросанной от Урала, до Байкала. Подросла — стали колесить по тур. путёвкам вместе с мамой, невероятно жадной до жизни. Так вот, кто не видел тундры, Полярного Урала, тайги, Карпат, Карелии, Эльбруса, Азова, Крыма — тот поистине не видел красоты мира…

***

Зимой, конечно, сильно отравляла существование школа. Но даже в школе была душе отрада — библиотека. И нередко передо мной на парте, вместо учебника, оказывалась интереснейшая книга, не дочитанная ночью. Вернейшие друзья — Дюма, Сабатини, Волков, Стивенсон, Скотт, Бруштейн… И неодобряемый учителями Крапивин, и ещё сотни две авторов из «Библиотеки всемирной литературы». Мама аккуратно выкупала по подписке эти томики в матерчатых обложках.

***

И ещё был Дворец Пионеров — наш центр Вселенной, подарок, сделанный всем детям Воркуты к 50-летию Советской власти. Громадное здание из трёх сросшихся корпусов.

Бассейн с вышками, спортшкола, театр, несколько музыкальных и танцевальных коллективов… Картингисты, филателисты, аквариумисты, моделисты… Невозможно обойти все восемьдесят кружков, но отчётные выступления и выставки, соревнования и парады — это уж обязательно. Одна только Школа Юных моряков чего стоила!

Чем — то заниматься, помимо школы, мы были обязаны, но не припомню, чтобы эта обязанность кого — нибудь тяготила. Было, из чего выбирать!

К десяти годам мы непременно должны были научиться плавать и нырять с вышки — с пяти метров, к двенадцати — ходить на лыжах километров по десять, к пятнадцати — стрелять из винтовки… А турпоходы в пионерских лагерях — это уж само собой. Они усложнялись год от года.

Смешно теперь слышать обвинения в адрес пионерии — она-де растила солдат. Попробуйте найти бывшего пионера, для которого все эти походы — заплывы — стрельбы — костры — не лучшие воспоминания детства!

Сменив с десяток увлечений (музыкальная школа, бассейн, фехтование, КИД, ТЮЗ, литературное объединение), я остановилась на художественной школе. Это — целый мир, в который можно погрузиться надолго.

***

И вот — Ленинград. Приехала на каникулы — и поняла, что это — Город-которого-хватит-на-всю-жизнь. Только здесь хочу учиться, только здесь буду жить!

***

Это было очень непросто — конкурс в Университет — где девять, а где и одиннадцать человек на место. Нам, иногородним, старались больше «четвёрки» не ставить. «Недотянули» полбалла до дневного — к вашим услугам вечернее отделение — и стройка, больница или фабрика. Ленинграду нужна рабсила.

***

При оформлении на ткацкую фабрику — неизбежный медосмотр. «Вы знаете, что резус у вас отрицательный?» — спросил меня врач.

— Нет… А что это значит?

— Это значит, что у вас не должно быть больше двух детей. Третий здоровым уже не будет. Если вообще родится живым…

Кажется, я захлопала глазами от такой неожиданности. И уточнила:

— А аборты считаются?

Врач — я увидела — едва не рассмеялся. Но постарался ответить серьёзно:

— Считаются.

Самая своевременная информация, полученная мною в жизни. В семнадцать лет я поняла раз и навсегда, что ребёнок у меня может быть только законный — желанный — долгожданный. Случайности исключены.

***

Три года работы на ткацкой фабрике, жизни в рабочем общежитии, научили меня не только работать, не только зарабатывать и считать денежки, Не только распоряжаться драгоценным временем, но и гораздо более важным вещам — сосуществовать с людьми, случайными в твоей жизни. Неинтересными, зачастую примитивными. Помнить, что они — явление временное, никого не раздражать, не создавать конфликтов, а если получится — то и порадовать их чем — нибудь. Стихами ко дню рождения, например. Людям приятно — и мне не убыточно.

***

И ведь были же три часа в сутки настоящей жизни: Университет! Философский факультет!

Чем мы там занимались — кратко не рассказать, но интереснее этой «бездны премудрости» человечество точно ещё ничего не придумало. Окончательно счастливой я себя почувствовала, когда перебралась на дневное отделение — и ушла в эти науки с головой. На целых два года.

В порядке практики мы обошли все церкви и секты — писали дипломы на основании увиденного, услышанного и понятого.

Но ведь образование — это то, что остаётся, когда всё выученное забыто? Так основной навык, полученный нами — это умение складно говорить. Часами. На любую тему. И не «гонять порожняк», а действительно, быстро прочитывать, перерабатывать и выдавать любое количество информации. Очень ценно для преподавателя, лектора, экскурсовода…

***

Как раз к этому времени семья получила долгожданную кооперативную квартиру в Гатчине — от Ленинграда час электричкой.

Приехала мама с моим младшим братом Олегом и одиннадцатью чемоданами, огляделась — и решила, что попала в сказку. Дом посреди цветущего луга, справа — слева лес, город не виден из-за громадного парка. В парке — загородный царский дворец (вот и место работы для меня), живописные озёра, вековые дубы, грибы-ягоды… А вокруг Гатчины — колхозы-совхозы. Растёт всё.

***

Мамина мама, моя баба Зоя, решила жить с нами. Поменяла свою квартиру в Томске на ленинградскую, но в Гатчине ей уютнее. Я словно вернулась в детство — в таком окружении «и жизнь хороша, и жить хорошо».

***

Все последующие годы работала и преподавателем, и лектором, и экскурсоводом.

А за бесплатно, для души — торчала в Клубе самодеятельной песни. Гитару, увы, так и не освоила, голоса никакого, но уж очень любила слушать других. Вот и прижилась там в качестве конферансье. Словом, «дозрела» до замужества лишь к тридцати годам.

***

Когда — то, очень давно, мама меня спросила:

— Тебе какого мужа-то хочется? Ленинградца — это понятно. Но всё же какого?

Я тогда отшутилась:

— Чтобы в папы годился — главой семьи быть не хочется! И вообще, чтоб не дурак, не урод — и на год.

И накаркала…

Сергей старше меня одиннадцатью годами, и не просто «не дурак и не урод», а умница и красавец. Инженер, и когда он показывает мне, где и над чем работает, глаза у меня выскакивают не то, что на лоб — на затылок! Техника — область, мне совершенно незнакомая, и тот, кто с ней на «ты», представляется мне сверхчеловеком… А если это ещё и заядлый рыбак, и грибник? И на гитаре играет! Недостаток профессионализма восполняет увлечённостью — а я пытаюсь подпевать. Смешная гармония — но гармония.

***

Первую, едва заметную трещинку я не захотела заметить.

Сергей пришёл к нам — представляться в качестве жениха, и, увидев целую стену книг, сказал:

— Ну, это всё надо продать.

***

Да, семья у моего жениха сверхпрактичная — и это, скорее, достоинство.

Родители, Фёдор Андреевич и Юлия Михайловна, приехали в Ленинград пятнадцатилетними — по оргнабору, с Волги — и с тех пор не расставались, похоже, ни на день. Всю жизнь проработали на «Электросиле».

Жилищную проблему решили героически — получили участок в Стрельне, под Ленинградом — и сами построили дом в полтора этажа.

Внешне — идиллия. Благолепие, какого в наше время не увидишь и в кино.

Симпатичный домик рядом с лесом, ухоженный снаружи и внутри, вокруг, на шести сотках — сад-огород с идеально ровными грядками, яблони, теплички… Соленья — варенья на столе такие, что украсили бы любую выставку!

Оказывается, Ленинград бывает и таким — село в черте города.

***

В этом идиллическом домике мы и сыграли свою скромную свадьбу.

Тамадой и вообще организатором выступила Лина — сестра Юлии Михайловны, личность весёлая, и, с точки зрения семьи, весьма легкомысленная. «Как вышла на пенсию — так с тех пор всё поёт и пляшет в клубах для офицеров!» Но поёт и пляшет мастерски.

***

Чудеса начались на второй день после свадьбы — и, в силу своей ежедневности, превратились в обыденность.

— Ты почему вчера была на каблуках? Чтобы мужа унизить?! Ты же получилась выше!

— Ты как смеешь его получку пересчитывать? Когда он эти деньги зарабатывал, ты ещё его женой не была! Какой ещё семейный бюджет? Зарабатывать себе будешь сама!

— Да, да, — кивает Серёжа. — Каждый должен сам себе…

— И где твоё приданое? Деньги? Да какие это деньги, пусть твоя мать квартиру разменяет, а то больно широко живёт!

И образование у меня, оказывается, никчёмное, раз не разбогатела, и работа языком — это безделье. Работа — это только производство.

91 — 92 год! Какое, к чёрту, производство, какие зарплаты — страна рушилась. Но об этом и думать не полагалось. Газеты и телевизор — это тоже безделье.

***

— Почему не встаёшь раньше мужа?

— Так он же встаёт в пять…

— Значит, жена должна в четыре!

Попробовала. Сварила завтрак. Свекровка — в слёзы…

— Не хозяйка ты, не хозяйка! А если ты — хозяйка, зачем же тогда я?!

Не дай же бог и мне когда-нибудь так рехнуться…

Вся душа, вся любовь вложена в единственного сына — да так, что другим ничего не осталось. И сына это, совершенно очевидно, не радует. Иногда брыкается, как подросток. Прекрасно, однако, сознавая, что без маминой заботы жизнь легче бы не стала.

***

Что правда, то правда — до такого трудового энтузиазма мне, как до Луны — Юлия Михайловна спит по четыре часа в сутки. Я устроилась на две работы — библиотекарем и ночным сторожем — и всё равно остаюсь лентяйкой и неряхой. К кухонным разборкам прибавились разборки по телефону.

— Ну уж извините, какая есть, — «оправдывается» моя мама, — другой дочери у меня нет…

— И слава богу!

***

На общей кухне теперь готовятся два обеда — «семья должна питаться отдельно»!

Мы пообедали, я вымыла тарелки (конечно же, неправильно), и исчезаю. Муж из — за стола не спешит — теперь мама ставит перед ним свои блюда:

— Ешь, ешь, а то с этой женой с голоду помрёшь!

Всякому терпению, видно, есть предел, даже моему:

— Когда помрёшь, напишу на памятнике: «Здесь лежит взрослый, здоровый мужчина, который помер с голоду возле полного холодильника!»

Немая сцена.

***

Окончательное доказательство моего слабоумия — съездила на митинг, помахала там красным флагом. Оказывается, иметь гражданскую позицию — глупо, а высказывать её — самоубийственно. То-то, смотрю, Серёжа всё не определится, за белых он, или за красных…

***

Снохе, попавшей в мир «диких ндравов», конечно же, надо помнить поговорку про чужой монастырь. Это я ни на минуту не забываю и, пока отдельное жильё не светит, пытаюсь приспособиться. Изучаю огородную литературу, и готовлюсь к посевной. Покупаю семена каких — то экзотов. Опять не слава богу:

— И где ты это собираешься сеять? У тебя здесь нет ни одного квадратного метра!

Сроду не интересовалась огородом, но тут — захотелось иметь свои не метры, а сотки. Размечталась о собственной дачке. Никогда не забуду, как пришлось оправдываться за сорванный в огороде огурец:

— Не сама сорвала, свёкор подарил!

А за срезанные стрелки чеснока и оправдаться не смогла — нечем…

Оставалось только любоваться пучками редиски, похожими на букеты. Свекровка поднималась ещё в сумерках, набирала — намывала редиску, вязала красивыми пучочками в огромном количестве — и на рынок, на рынок…

***

Едва ли не первый симптом беременности у меня оказался таким, о каком я не слыхала никогда и ни от кого: меня перестал задевать весь этот «выступёж». Бесконечные драматические монологи свекровки, изредка подкрепляемые мудрыми изречениями мужа — едва слышала, и реагировать на них мне больше не хотелось. Вообще никак.

Это — плен. Заключение. Даже если делишь его с хорошим человеком. Даже если для него эта тюрьма — норма. И побег — право и святая обязанность любого заключённого. Впервые закралась мысль, что бежать можно и одной…

Пришло ещё не понимание, но уже ощущение того, что и эти люди в моей жизни — временные. И свёкор, трудяга со взглядом святого, который не согласен со всем происходящим — но не согласен молчаливо. Неделями не произносит ни слова! Потому, конечно, что ему и дальше жить с женой, а не со мной. И муж, возможно, тоже.

Всё ещё надеялась на отдельное жильё в перспективе, но первую жену Сергея, Иру, уже понимала. Она промелькнула в жизни этой семьи эпизодом. Выдержала полгода — и ушла беременной.

***

Ребёнок, которого я себе ещё никак не представляла, становился главным увлечением в жизни.

Книжка Никитиных «Детство без болезней» попала мне в руки как нельзя более вовремя — и была зачитана до рассыпания листков. Интереснее любого романа.

Инстинктивно — интуитивно я не меняла образа жизни: работа, беготня, сауна и периодическое завязывание йоговскими узлами. Питалась почти исключительно кефиром и зеленью — лето стояло жаркое, и ничего другого просто не хотелось.

Почему — то я была уверенна, что «он» будет девочкой, заранее этому радовалась, и в то же время не очень верила, что можно полюбить «мяч в животе». Сначала — мячик, вроде теннисного, а потом — футбольный. Да какой буйный…

Глядя, как его неожиданные прыжки чуть не сваливают меня с ног, мама смеялась:

— Ну нет, приличная девочка из приличной семьи так себя не ведёт! Точно, парень!

***

Молоденькая «врачиха», к которой я пришла становиться на учёт, посмотрела на мою дату рождения, и предрекла, что я помру от старости, не дожив до родов. Если, конечно, не буду выполнять все её предписания. И настрочила кучу рецептов. Я поблагодарила за заботу, вышла за дверь — и сунула всю кипу бумаг в мусорное ведро. Мнительной, слава богу, никогда не была.

***

«Он» слышит! Если начинает буянить, его можно унять стихами!

Самые длинные стихи, которые я знаю, это «Конёк — горбунок». Начинаю читать — «он» прекращает пляску. Слушает?!

Ну можно ли на фоне таких впечатлений обращать внимание на вечный зуд?

— Как-то это вы с ребёнком поспешили… И не вздумай купить кроватку — здесь его быть не должно!

А другая бабушка, дядюшка и прабабушка его ждут, не дождутся.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мой Александр Сергеевич. Дневник мамы из прошлого тысячелетия предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я