Морфоз. Повесть белой лилии

Наталья Алмазова, 2014

Мёртвые ангелы никогда не спят. У них даже нет век, имён и сердца. Они… совершенны и чисты, как лепестки белоснежной лилии. Но совершенство обманчиво. Путешествуя меж мирами в нескончаемом поиске Знаний, один такой безымянный скиталец оказывается на Земле. Не видя различий меж святостью и пороком, преступая духовные и мирские каноны с непринуждённой легкостью ребёнка, он отчаянно пытается разгадать тайну человеческой души. Прочесть замысловатую криптограмму, в которой блаженство и боль сливаются в едином экстатическом танце. Однако времени на поиск Ответа у него не так уж и много, ведь срезанные цветы, какими бы прекрасными они не были, неизбежно увядают. Познав же сокровенное таинство человеческой природы – простирающееся до безграничности бессмертие, он надеется отыскать сияющую тропу в Сознание самого Бога, дабы разоблачить Его Замысел, постичь собственное предназначение и обрести Вечность.

Глава XII

Картотека человеческих Судеб

Я сидел на краю недостроенной высотки и смотрел на горизонт. Закат омывал небо пурпуром и золотом, безрассудно смешивая цвета, подобно начинающему художнику, не заботясь о том, насколько естественно будет выглядеть нарисованный им пейзаж. Я беседовал с Солнцем, и оно весьма благосклонно отвечало на мои вопросы. Я ведь сам когда-то прожил не одну жизнь звезды, и нам с ним было о чём поговорить. В нашей беседе со светилом не было ничего сверхъестественного: физический масштаб, расстояние, состояние вещества в мире духовном теряют всякое значение. Каждый атом находится в непрерывном диалоге с галактикой на своей частоте. А потому мы прекрасно понимали друг друга.

Общение моё с лучистой матерью Земли длилось с восхода и затянулось до самой темноты. Простившись с Солнцем и возвратив сознание в земные рамки, я спустился вниз с вершины остова строящегося здания по строительным лесам и отправился бродить по ночным улицам. Невзирая на то, что я мало контактировал с людьми непосредственно, я сумел завязать достаточно интересных знакомств в этой Вселенной, болтая о том, о сём со звёздами и планетами, вливаясь в стихии природы, перешёптываясь с легкокрылыми ангелами — существами тонких планов, наделёнными самосознанием, однако не брезговал я и обществом элементариев. Среди всех этих разнообразнейших обитателей мало кто проявлял враждебность к моей персоне: для них я сам был целым миром, таинственным и непознанным. Благодаря исконным жителям этих мест, я проникал в различные сферы и измерения данного мироздания, силясь познать его новым, ранее неведомым мне путём — путём Сердца, пропуская информацию через призму субъективных чувств.

…Увлечённый одной из подобных полуэфемерных бесед, я брёл по стихшему городу. Ночь густой чёрной гуашью затопила улицы, и дрожащее янтарное зарево вспыхнувших ей в ответ фонарей неверными бликами дробилось в подёрнутой мелкою рябью поверхности реки. Я шёл вдоль набережной, предоставив ветру свободно распоряжаться моими мыслями. Он же беспечно уносил их в непостижимые дали. И в те редкие моменты, когда мне удавалось отвлечься и забыться, с головой погрузившись в переменчивую пульсацию жизни, я был… кажется, счастлив? Однако я не знал наверняка, так ли это. Рассматривая в переменчивых отражениях колышущейся воды своё бледнокожее лицо и пробегая вместе с тем быстрым взором по острым прядям длинных волос, так похожих на лучи звезды, я улыбался наблюдающей за мной Луне — моей верной сумеречной спутнице. В последнее время я старательно избегал людей и редко видел их. Вероятно потому, что в каждом человеке мне чудилась мучительная и непостижимая загадка, получить ответ на которую представлялось невозможным, даже пользуясь, как инструментом, самым совершенным и логичным знанием. Демиург был талантлив в искусстве шифрования своих божественных тайн. И я пока, что не мог тягаться с ним на равных в своём мастерстве разоблачения.

Свернув в один из переулков и случайно наткнувшись на вестибюль метро, я, не ведая зачем, спустился вниз: потоки людских мыслей и эмоций хлынули на меня шумным каскадом, окатив с головы до ног, поражая притом своей разнородностью. Я читал каждую душу внимательно и осторожно, наслаждаясь необъяснимой иррациональной человечностью. Меня уже не смущало то, каким зачастую малозначительным вещам уроженцы третьей планеты присваивали глубокий смысл. Возможно, в том и был весь их секрет. Задумавшись, я сосредоточился на паре, стоящей передо мной на эскалаторе. Двое таких несовместимых людей обнимали друг друга: дуэт не комплиментарных, чужих душ, виделся мне, будто сложенные вместе детали паззла, относящиеся к разным частям картины. Заинтересовавшись мотивом их выбора, я, образно выражаясь, беззастенчиво запустил свои тонкие пальцы в голову каждого, прошерстив список переживаний и надежд странной пары сверху донизу и разыскав необходимые блоки данных без особых трудов. Итак. Она: боялась одиночества. Он: хотел доказать своему окружению собственную полноценность, посредством наличия полового партнёра. Прежде я мало обращал внимания на многие поведенческие тонкости людей, а их оказалось так много! Будто шагнув с ярчайшего потока света чистого Знания в непроглядный мрак чувственного мира, я плохо различал предметы, но постепенно моё виденье становилось всё глубже, и очертания различных вещей привлекали всё больше внимания, вызывая желание понять, для достижения какой цели они были созданы изначально. Потому вышеупомянутая пара озадачила меня.

Сойдя со ступеней спешащей ленты эскалатора, я, опустив руки на плечи этих двоих, мягко, но уверенно развернул их к себе лицом, дабы задать один-единственный вопрос: и всё-таки для чего? В первую секунду молодые люди слегка испугались моей эффектной наружности, по-видимому, от неожиданности. Затем, опомнившись, мужчина грубо оттолкнул меня прочь, бросив пару нелицеприятных выражений в полную раздумием бездну моих глаз. Оглядевшись после того, как несовместимые партнёры удалились, я осознал, что таких, как они, очень много. Я, признаться, пришёл в замешательство. В связи, с чем люди так стремятся обрести пару, и в отсутствии подходящих вариантов выбирают наименее годные? Для чего? Неужели всё дело лишь в непреодолимом инстинкте продолжения рода? Почему они так боятся быть одни? Нет, не только генетическая программа размножения правит этим сумасшедшим балом: ведь я наблюдал людей, выбирающих себе в партнёры и особей одного с ними пола, что никак не вязалось с стремлением к рождению потомства.

Я стал пристально рассматривать энергетические оболочки землян, их социально-культурные условия жизни и физиологические особенности. Мне казалось, что я забрасываю крючок в тёмную пучину, в надежде наудачу вытащить нужный мне ответ, хотя все мои действия и алгоритмы были планомерны и выверены до мелочей. Опершись на каменную стену, впитавшую в себя тени эмоций и обрывки мыслей, я изучал их: алогичных жителей небольшого небесного тела под названием Земля. Я собирал информацию, сортировал её, сравнивал. Иногда я дотошно просматривал даже ряды предшествующих воплощений одной души. Но, находя факты, которые на первый взгляд могли объяснить причину, я, вникая глубже, неизменно приходил к осознанию, что суть не в том. Разматывая бесконечную нить этого клубка, я видел, как она истончается в моих цепких пальцах, становясь почти эфирной, призрачною и неуловимой. Когда мнилось, что новый виток принесёт долгожданный ответ и прояснит всё, за ним, нераспознанной, оказывалась целая спираль. В определённый момент мне даже стало казаться, хоть я и понимал, что это абсурд, будто причины, как таковой, не существует ВООБЩЕ.

Измучив себя своей же некомпетентностью, я вздохнул. Чужой мир никак не желал выдавать одну из своих сокровенных тайн. Я искал ответ, и люди тоже искали его. Они ошибались, оступались и падали на своём пути. Они… довольствовались суррогатами вместо неподдельной истины. То, что они искали — истоки самых возвышенных, незамутнённых чувств — эти искристые нити паутины, прозрачные до неощутимости терялись в вышине, недоступной даже звёздам: они тянулись к Богу — явлению вне возможностей понимания человека. И вместе с тем явлению, составляющему человека.

Медленно отстранившись от холодной стены, я неспешно прошёлся по платформе. До прибытия следующего поезда оставалось двадцать восемь секунд. Спустившись на рельсы, я направился в тоннель, дабы ещё раз спокойно пересмотреть собранную в единый архив картотеку человеческих судеб. Никто мне не воспрепятствовал. Спустя некоторое время по сырым стенам подземных путей пробежал жёлтый свет фар. Я оглянулся, увидев, как изменилось в выражении лицо машиниста: он принял меня за призрака — угрюмого скитальца, блуждающего в потёмках неупокоенного духа.

Рассеянно проводив пронёсшийся сквозь меня поезд взглядом, я продолжил своё размеренно шествие. Воздух в тоннеле был затхлым и тяжёлым. В подобной атмосфере и вправду обитало немало сущностей низкого плана, что, завидев меня, сонмищем теней бросались в рассыпную по склизким грязным стенам. Я не желал пугать этих существ: для меня все формы проявления Сущего были равноценны. Просто мои вибрации были слишком высоки и невыносимы для созданий такого плана.

Я долго блуждал во тьме подземных ходов, подбирая ключи к закрытым наглухо дверям. Одна из которых оказалась… частью меня самого. В итоге уже утром, дойдя до конечной станции, я выбрался на платформу и направился к выходу, прочувствовав, как тянется по моим пятам шлейф недоумевающих взглядов. Люди не верили собственным глазам, отрицая очевидное. Мои действия казались им невозможными, мой облик — ирреальным. Оттого я не опасался лишних вопросов: когда нечто существенно выходит за рамки привычного, человеческий разум, зажатый со всех сторон тисками стереотипов, просто откидывает эту аномалию, как несостоятельную. Проще сделать вид, будто и не заметил вовсе. Только бы и дальше пребывать в умиротворяющей утробе Системы, её вязком, как клейстер, сне. Мне же данное обстоятельство было только на руку: ведь я никого не собирался будить. Моя хроническая «бессонница» — моё проклятие, — размышлял я. Или дар.

Пробираясь в заспанной душной толпе к выходу на поверхность, я то и дело получал тычки под отсутствующие у меня рёбра. Я мог использовать порталы, но мне нравился человекоподобный способ перемещения в пространстве. Он, конечно, был длителен, но и я никуда не спешил: когда время теряет значение, нисходит покой. Именно его-то мне и не доставало.