Священные чудовища

Наталья Александрова, 2016

Он запутался в собственном прошлом и в чужих историях, которые успел прочесть. Кто он – мальчик, желающий вырвать власть у жестокого отца, или жрец, придумавший свой ритуал поклонения женской красоте? Джек-потрошитель или Дон Кихот? Его тайну должна разгадать Инга, ведь без ответа на вопрос, кто он, ее враг, ей не разобраться в собственных страхах и своем прошлом…

Глава 2

На автопилоте она вышла из ресторана, прошла еще несколько шагов и остановилась, прислонившись к стене.

Ее трясло, сердце бухало, как отбойный молоток, серое тяжелое небо давило немыслимой вязкой тяжестью. И снова, как во время прежних приступов, перед глазами отчетливо встала та ночь, самая страшная ночь в ее жизни.

Сырые стены подвала, озаренные отблесками свечей, низкий, давящий страшной тяжестью потолок, мертвое лицо сестры, сложенные на груди руки… И запах, приторный запах, который издавали ароматические свечи, и запах смерти, и чувство ужаса от осознания того, что сестра мертва и ничего уже больше не поправить. Она еще не подошла ближе, не коснулась этих сложенных рук, спокойного Линкиного лица, но знала, что все кончено. А потом — глухой удар, и Ингу накрыла темнота.

Усилием воли она теперь не скользнула в спасительную тьму, а осталась в сознании. Услышала странный ритмичный звук и не сразу поняла, что это стучат ее собственные зубы. Ужас накатывал черной волной, грозя накрыть ее с головой…

Мимо шла бедно одетая старуха, покосилась на Ингу с испугом и презрением и прошипела:

— У, наркота проклятая!

— Да пошла ты, — огрызнулась Инга и полезла в карман за флаконом с таблетками.

И только тогда вспомнила, что приняла утром три последние таблетки из этого флакона.

Черт, что же делать?

Придется снова ехать к Дзюбе, уже второй раз в этом месяце.

Инга вспомнила доктора Дзюбу, его влажные руки, сальный похотливый взгляд, фальшивый нравоучительный тон, и ей стало еще хуже. Но выхода нет, без таблеток она долго не протянет.

Нетвердой походкой она подошла к краю тротуара, махнула рукой проезжающей машине.

Автомобиль остановился, водитель приоткрыл дверцу, разглядел ее и попытался уехать, но Инга вцепилась в дверцу мертвой хваткой, втиснулась на сиденье и прохрипела:

— Серебряков переулок, это около Черной речки…

— Это к наркодиспансеру, что ли? — спросил водила, убедившись, что высадить ее не удастся. — Деньги вперед!

— На, держи свои деньги, только вези скорее!

— Не сдохни только у меня в машине, — неприязненно пробормотал водитель, но больше спорить не стал, поехал.

Мимо проносился мрачный, угрожающий город. Дома кренились, смотрели на Ингу своими окнами, словно глазами, полными ненависти. Инга опустила веки, чтобы ничего не видеть, но стало только хуже: перед внутренним взором появился темный подвал, колеблющееся пламя свечей, мертвое лицо. И этот приторный запах смерти…

— Приехали, — проговорил наконец водитель, — вот он, твой диспансер. Вылезай!

Инга буквально вывалилась из машины, поплелась к длинному четырехэтажному зданию из унылого серого кирпича, с трудом поднялась на крыльцо.

Дежурный в дверях увидел ее лицо, шагнул навстречу, но Инга отмахнулась от него:

— Я в двенадцатый, к Степану Прохоровичу!

Дежурный сразу поскучнел, отступил в сторону.

Инга покачнулась.

На улице ей было плохо, но теперь в помещении стало в тысячу раз хуже. Потолок давил на нее, как будто Инга снова оказалась в том подвале, стены надвигались, пытаясь раздавить ее, как жалкое насекомое. Невидимая рука сжимала горло, дышать становилось все труднее.

Инга сжала зубы, проковыляла по коридору, толкнула знакомую дверь. Дзюба сидел за столом, на краешке примостилась молоденькая медсестра, качала ногой в открытой туфельке.

Дзюба что-то вполголоса говорил сестричке, улыбаясь своей скользкой улыбкой. Увидев Ингу, помрачнел, что-то шепнул девушке, и ту словно ветром сдуло.

Инга плюхнулась на стул по другую сторону стола. С трудом справившись с голосом, проговорила:

— Дай таблеток…

— До чего ты себя довела, — начал Дзюба своим лживым фарисейским голосом. — Смотреть же страшно!

— Не смотри, — огрызнулась Инга, — я к тебе не в гляделки играть пришла. Дай таблеток.

— Ты же только две недели назад ко мне приходила! Неужели закончились?

— Значит, закончились. Говорят тебе: дай таблеток. Не видишь, я загибаюсь?

— Ты же хорошо знаешь, как мне трудно их доставать, — ныл Дзюба, а в глазах уже крутились колесики — он прикидывал, как бы на ней нажиться.

— Дай таблеток! — выкрикнула Инга, перегнувшись через стол и схватив его за воротник халата. — Хоть одну!

— Сядь! — прикрикнул на нее Дзюба. — Будут тебе таблетки, только возьми себя в руки.

Инга шумно вздохнула, села, не сводя взгляда с толстых волосатых пальцев Дзюбы. Он достал из кармана ключ, открыл и выдвинул ящик стола, вынул оттуда флакон, вытряхнул одну таблетку, протянул ей, плеснул в стакан воды.

Инга проглотила таблетку, запила, стуча зубами о край стакана, умоляюще взглянула на Дзюбу:

— Дай еще одну!

— Нет, — отрезал он, пытаясь поймать ее взгляд. — Сколько ты сегодня уже приняла?

— Две, — пробормотала Инга. — Три…

— Все, больше сегодня нельзя, иначе загнешься. А мне неприятности ни к чему. Это же надо — три таблетки! Запросто могла кони двинуть! У тебя что, совсем крыша съехала?

— Но ты же дашь мне еще один флакон?

— Дам, когда ты придешь в себя и поймешь, что я тебе говорю. Когда станешь похожа на человека.

Инга вцепилась в край стола, ломая ногти.

Но волшебная таблетка начала действовать, черный ужас понемногу схлынул, железная рука, сжимавшая горло, постепенно разжалась, стало легче дышать.

— Вижу, что тебе полегчало, — удовлетворенно проговорил Дзюба.

Он надел ей на руку манжет тонометра, измерил давление.

— Ничего, жить будешь. Скажи, а что это тебя сегодня так припекло? Ты на себя была не похожа.

— Не знаю. — Инга опустила глаза в стол.

Она вовсе не собиралась рассказывать Дзюбе о сегодняшнем кошмарном пробуждении. Это такая гнида — ему только дай повод, будет потом ее шантажировать. Инга знает, что он ничем не брезгует. Надо же, мразь мразью, а вот не обойтись ей без него. И она перевела разговор на другое.

— Я совсем не помню вчерашнего вечера. Может, я что-то выпила, и после этого случился провал в памяти. Просто черная дыра.

— Говорил тебе, чтобы ты не пила крепких напитков!

— Да я и не пила. Вроде бы.

— Вообще какая-то странная реакция, — задумался Дзюба. — Знаешь, зайди после меня в лабораторию, пусть тебе сделают анализ на токсикологию. — Он написал направление, передал его Инге.

— И что, это все?

— А чего тебе еще?

— Не валяй дурака! Давай новый флакон! — потребовала Инга.

— Черт бы тебя побрал, — затянул Дзюба свою обычную песню. — Я тебе говорил — не больше одной таблетки в день? Значит, тебе флакона должно было хватить на полтора месяца, а ты за две недели все сожрала. Ты же загнешься!

— Дзюба, кончай свою проповедь, — оборвала его Инга. — Тоже мне добрый дядюшка нашелся. Тебе на меня наплевать, ты на мне просто деньги зарабатываешь, и неплохие. Я же тебе за эти таблетки вдесятеро переплачиваю!

— Одно другому не мешает, — огрызнулся Дзюба. — Деньги деньгами, а неприятности мне не нужны. Но я думаю, мы с тобой договоримся. Даже уверен…

Он положил свою волосатую лапу на ее руку, заглянул в глаза проникновенным собачьим взором.

— Отвянь! — вскрикнула Инга, выдернув руку. — Я тебе еще когда сказала, чтобы ты ко мне не лез. У меня на тебя аллергия! У меня от одного твоего вида сыпь на коже!

— Да ты что подума-ала? — протянул Дзюба. — Размечта-алась! Нужна ты мне! Одни кости! Курица ощипанная! Тобой подавиться можно! Да мне только пальцем шевельнуть, такие девки набегут…

— Тогда зачем ты меня за руки хватаешь?

— Для создания доверительной атмосферы. Хочу сделать тебе выгодное предложение.

— Считай, что ты ее уже создал. Доверительную атмосферу. Говори, чего тебе от меня нужно.

— Понимаешь, девочка, — затянул Дзюба, просительно заглядывая ей в глаза.

Инга насторожилась. Когда Дзюба называл ее девочкой, это значило, что он задумал какую-то особенную гадость. Ее даже замутило от этих мыслей.

— Понимаешь, девочка, — повторил он. — У меня есть один знакомый, очень большой человек…

— Баскетболист, что ли? Или тяжелоатлет?

— Не смешно, — огрызнулся Дзюба. — Это действительно очень влиятельный человек. И у него особенные вкусы. Как раз ему нравятся такие, как ты, кожа да кости. Опять же ты, я знаю, натуральная блондинка, такой арийский тип…

— Что-о?

— Ты дослушай, дослушай! Если бы ты навестила этого человека сегодня вечером… И еще нарядилась в эсэсовский мундир и сапоги, знаешь, во все черное…

— Ты что, Дзюба, совсем свихнулся?

— Да почему я свихнулся? Во-первых, это не у меня, а у него такие оригинальные вкусы. Во-вторых, о вкусах вообще не спорят, кому-то нравятся медсестры, кому-то деловые женщины, кому-то даже налоговые инспекторы. А я бы дал тебе флакон таблеток совершенно бесплатно! Как тебе такое предложение?

— Значит, хочешь меня подложить под этого большого человека? — тихим звенящим голосом проговорила Инга. — Хочешь стать моим сутенером?

— Зачем же так грубо. — Дзюба поморщился. — Это будет просто обмен услугами. Бартер, как раньше говорили.

— Я тебя послушала, — Инга внезапно успокоилась, — теперь ты послушай меня. И слушай очень внимательно.

Она внезапно поднялась, перегнулась через стол, схватила Дзюбу за лацканы халата и ударила его лицом об стол. Он странно вскрикнул, поднял голову. Лицо было в крови.

Инга села на прежнее место, взглянула на Дзюбу насмешливо:

— Все понял?

— Ты с ума сошла, — прошипел он, вытирая кровь с лица. — Окончательно съехала с катушек!

— Нет, Дзюба, это ты съехал с катушек, если делаешь мне такие предложения. Глаза бы мои тебя не видели! Я бы ушла сейчас отсюда и больше никогда не возвращалась, да вот беда — мне не прожить без твоих таблеток.

Глаза Дзюбы мстительно блеснули, разбитые губы сложились в некое подобие улыбки:

— Вот и проваливай сейчас же! Никаких таблеток я тебе больше не дам — ни сегодня, ни когда бы то ни было! Я тебя пожалел, тварь подзаборную, а ты…

— Видимо, ты меня плохо слушал, — процедила Инга угрожающим голосом. — Видимо, ты меня не понял. Ты дашь мне сейчас флакон таблеток, а лучше сразу два, и будешь давать каждый раз, когда мне снова понадобится. Не бойся, не разоришься, даром мне от тебя ничего не нужно…

— И не подумаю!

— Не подумаешь? А если я напомню тебе об одной девочке? Кажется, ее звали Света. Кажется, она была из очень приличной семьи. И это именно ты подсадил ее на наркоту. И сделал ее шлюхой. Сначала так же вот подкладывал под своих влиятельных знакомых, потом, когда она потеряла товарный вид, стал ее сдавать напрокат за небольшие деньги своим знакомым. А потом твои знакомые заигрались, и она умерла, а ты оформил липовое свидетельство о смерти…

— Ты ничего не знаешь, — пробормотал Дзюба, но глаза его предательски забегали. — Ты ничего не сможешь доказать.

— А мне и не придется ничего доказывать, — спокойно ответила Инга. — Я ведь не пойду с этим в полицию. Я просто расскажу всю эту историю ее брату. Знаешь, кто у нее брат?

— Не знаю. — Дзюба втянул голову в плечи. — Ладно, говори, чего ты хочешь, и проваливай…

— Давно бы так. Ты знаешь, чего я хочу. Давай для начала два флакона таблеток, а там посмотрим…

— Двух у меня нет, — отрезал Дзюба, — мне их привозят по одному. Больше держать опасно.

— Ладно, давай сколько есть. — Инга поняла, что на этот раз подонок не врет.

Дзюба снова открыл ящик стола, с тяжелым вздохом достал флакон и отдал ей.

— Не забудь, только одну таблетку в день, если не хочешь загнуться или стать овощем!

Инга ничего не ответила, спрятала заветный флакон, поднялась и вышла из кабинета.

Однако прежде чем покинуть диспансер, зашла в клиническую лабораторию. Пожилая опытная сестра приняла у нее направление, усадила на стул, взяла кровь из вены.

— Когда будет готов ответ?

— Завтра утром.

— Понимаете. — Инга заглянула ей в глаза и не нашла там ничего, кроме усталости. Эта женщина в своей жизни видела столько, что ее ничего больше не могло удивить. — Понимаете, я, наверное, не смогу прийти сюда еще раз. Вы не могли бы прочитать мне ответ по телефону? Найдите компетентного врача, чтобы он все расшифровал, мне нужен подробный отчет…

Медсестра взглянула на подпись в направлении и усмехнулась одними губами. Как видно, отлично знала, что собой представляет Дзюба.

— Зачем мне врач, — вздохнула она, — сама научилась разбираться за столько-то лет.

— Спасибо вам. — Инга подпихнула за карточку тысячную купюру и бумажку с нацарапанным номером своего телефона.

Михеич огляделся по сторонам и подошел к мусорному контейнеру.

Положение его было небезопасное: он находился сейчас не в своем районе, на чужой территории, если застанут местные — можно и по шее схлопотать.

Но, как назло, в собственном его районе сегодня не было ничего хорошего.

Михеич обследовал мусорные контейнеры на предмет всевозможных нужных деталей и стройматериалов: уголков, переходников, тройников, резьбовых соединений, да хоть бы обрезков трубы и прочих полезных вещей, которые выбрасывают заевшиеся хозяева и мастера по окончании ремонта.

Михеич такие детали подбирал, тщательно отмывал и давал им новую жизнь — он сам занимался мелким ремонтом сантехники и водопровода, и найденные в мусоре детали помогали сэкономить лишнюю сотню рублей.

Михеич был человек не брезгливый. При его работе брезгливость слишком дорого обходится. Он отодвинул в сторону мешок с бытовыми отходами и увидел под ним большой сверток, завернутый в заляпанный краской полиэтилен.

Краска на полиэтилене говорила о недавно законченном ремонте, а значит, в этом свертке вполне могли оказаться полезные вещи, к примеру, детали сантехники.

Михеич воровато оглянулся по сторонам, перегнулся через край контейнера, потянул за полиэтилен.

Под пленкой показалось что-то неприятно розовое. В душе Михеича шевельнулся противный червячок, захотелось вдруг бросить все и уйти отсюда как можно быстрее. И никогда не возвращаться в это нехорошее место. В самом деле, уж так запрятали эту помойку, вроде и домов-то рядом нету, откуда только мусор берется.

Но с другой стороны, сверток большой, вполне можно найти там что-то нужное. Не в его положении морду воротить.

Михеич потянул посильнее, что-то не пускало сверток. Тогда он дернул что было сил, полиэтилен разорвался…

И Михеичу стало плохо. Потому что это большое и тяжелое оказалось женским телом. Телом без головы.

Вот именно, ноги были, руки тоже, все остальное в наличии, а головы не было. Михеич почувствовал, как левое плечо и лопатку заломило, как будто схватил их кто-то когтистой лапой и не собирается отпускать. В глазах потемнело, и Михеич опустился прямо в жидкую помоечную грязь.

В это время кто-то пнул его ногой, и сверху послышался хриплый голос:

— Ты, старый пень, чего на чужом месте орудуешь? Отдай чего нашел, здесь я хозяин!

Голос принадлежал гнусному лохматому мужику, от которого несло невообразимой вонью. Уж на что Михеич человек небрезгливый, так и то закашлялся. Но запах подействовал на него как нашатырь — он малость оклемался.

Снизу Михеичу показалось, что мужик этот огромный, полнеба закрывает.

— Людей зови, — сказал Михеич слабым голосом, — вон, гляди, чего в мусорке было.

— Мама, — сказал мужик басом. Разглядел находку и бросился бежать сломя голову.

Михеич понял, что никто ему не поможет, и попытался встать. Не удалось, ноги по-прежнему не держали. Михеич подумал, что так он и помрет тут, на помойке, когда появились люди — дворник лопотал что-то по-своему, был еще какой-то тип, по виду мелкое начальство. Из-за угла заворачивала машина с синей мигалкой, как видно, местный бомж не совсем совесть потерял, позвал все же на помощь.

Инга вышла из диспансера и прислушалась к себе.

Все было не так уж плохо, лучше, чем можно было ожидать. Давящий ужас отступил, рука, сжимавшая горло, разжалась. Инга догадалась, в чем дело: она приняла еще одну таблетку, но главное — в кармане лежал целый флакон, и она знала, что в любой момент может принять еще. Хотя лучше бы этого не делать, пока она может бороться со своими страхами. Пока может бороться с ужасными воспоминаниями той ночи… Той ночи, когда вернулась домой и увидела распахнутую крышку погреба.

Инга снова услышала скрип ступеней под своими ногами, увидела подвал, освещенный неровным светом свечей, и мертвое лицо сестры.

Перед глазами снова заклубился черный мрак. Инга машинально потянулась за флаконом с таблетками, но усилием воли остановила себя.

Дзюба, конечно, мерзавец, но в одном он прав: не нужно увеличивать дозу, не нужно усиливать зависимость от этих таблеток. Сегодня она и так приняла слишком много. Пока можно держаться — нужно взять себя в руки.

Инга несколько раз глубоко вдохнула сырой осенний воздух, и ей снова стало легче.

Ладно, нужно чем-то занять голову. Пока она в состоянии думать о чем-то, кроме той ужасной ночи, нужно попытаться понять, что же случилось с ней вчера. Попытаться вспомнить, где она была и что делала, заполнить событиями черную дыру вчерашнего вечера.

Они с Максом где-то сидели, она что-то выпила… вот только где они были? И был ли с ней Макс? Очевидно, был, не дошла она еще до того, чтобы одной по барам болтаться и мужиков случайных клеить.

Чаще всего они проводили время в баре «Чемодан» на Петроградской стороне. С тамошним барменом Лешей у нее была, можно сказать, дружба, пару раз она чистила ему компьютер, переставляла систему, ну и вообще с ним приятно было поболтать. Вряд ли Леша напоил бы ее какой-то дрянью. Он вообще-то парень неплохой. Единственный минус — болтливый очень.

Инга снова поймала машину, на этот раз без проблем, и через двадцать минут вошла в гостеприимные двери «Чемодана».

Бар был оформлен разными винтажными вещичками: тут и там стояли старые чемоданы и саквояжи, на стенах висели выцветшие афиши и плакаты прошлого века, на видном месте красовался допотопный патефон, а рядом с ним возвышался бюст Карла Маркса.

Время было раннее, в баре почти пусто.

Леша за стойкой перетирал бокалы и слушал записи Астора Пьяццолы. Увидев Ингу, он оживился:

— О, привет! Рано ты сегодня! Может, все-таки попробуешь мой новый коктейль?

— Что ты, — Инга отмахнулась, — ты же знаешь, я не пью. Почти не пью.

— Да знаю, ты и вчера отказалась. А этот коктейль совсем легкий. Ты только попробуй — очень вкусно! И ни за что не догадаешься, что я там намешал. Я думал, ты подскажешь мне название, а то коктейль есть, а названия нет…

— Лучше свари мне чашку кофе.

— Без проблем. — Леша повернулся к кофемашине, перехватил ее взгляд в зеркале и спросил: — Что, нашла этот «Хаос»?

— Хаос? — недоуменно переспросила Инга. — О чем ты?

— Как же, ты вчера сидела здесь, ждала своего друга, а потом он позвонил и позвал тебя в бар «Хаос». Сказал, что хочет тебя с кем-то познакомить. Ты меня еще спросила, где этот самый «Хаос» находится. А я о таком баре никогда и не слышал. Хорошо, тут же сидел Гоша Свиридов, он сказал, что этот «Хаос» недавно открылся на Девятой линии Васильевского. А ты что, не помнишь, что ли? — В его глазах мелькнул насмешливый интерес. — Значит, все-таки напилась вчера? А мне говоришь, что не пьешь.

— Да помню, помню, — отмахнулась Инга, — просто не сразу врубилась. Сахара мне не надо.

Она выпила чашку кофе и отправилась в туалет, потому что в глазах Леши увидела настороженность. Он, конечно, парень хороший и давно ее знает, поэтому ничего не сказал. А в незнакомое место в таком виде соваться не стоит, сразу от ворот поворот получишь.

И там только сообразила, что у нее нет с собой сумки. Вот интересно, у Дзюбы, что ли, ее забыла? Да нет, похоже, вообще дома оставила. Машинально рассовала по карманам кошелек, мобильник, ключи и пошла с коробкой наперевес как дура.

Плохо, потому что женщина без сумки вызывает подозрение. И косметики никакой нет.

На полочке перед раковиной кто-то оставил обломок расчески. Инга расчесала волосы, вымыла лицо, промокнула его салфеткой. Вид в зеркале стал просто унылый, хоть люди шарахаться не станут. Пора дальше идти по своим вчерашним следам.

Теперь у нее была какая-то зацепка — бар «Хаос» на Васильевском.

Выйдя из «Чемодана», она снова тормознула машину и отправилась на Девятую линию.

Кафе-бар «Хаос», как значилось на вывеске, был открыт. Днем там подавали какую-то еду — это было написано на доске рядом с дверью, вечером — живая музыка.

Название заведения интерьеру явно не соответствовало — в зале было вполне прилично, никакого хаоса. Только возле стойки намалеваны какие-то пятна и круги цвета желтой охры. Да, хаоса они явно не создадут.

В остальном в помещении было вполне обычно — столики с деревянным покрытием, на них салфетки с такими же желтыми пятнами. Да, уж кому следовало бы отрубить голову, так это дизайнеру. Осознав эту мысль, Инга вздрогнула.

Народу в зале было совсем немного. Вот показалась официантка, приглашающе махнула рукой.

Инга села за столик, раздумывая, как бы половчее расспросить ее. Это с Лешей можно запросто, не следить за каждым словом, а с незнакомым человеком поосторожнее надо.

— Что будете заказывать? — спросила официантка, подойдя неслышно.

Была она помоложе Инги, но видно было, что повидала в жизни многое.

— Я… мне кофе, — промямлила Инга. В желудке тотчас поднялась буря, и она добавила: — Капучино без корицы и сахара.

Официантка принесла кофе быстро.

— Что-то еще? — спросила она, и в голосе ее Инга услышала странную настойчивость.

— Да, понимаете, — Инга осторожно подбирала слова, — я была здесь вчера…

— Знаю.

— И… забыла мобильный телефон! — выпалила Инга.

— Да? Ну пойдем посмотрим. Покажу тебе, где у нас все забытые вещи.

Не притронувшись к кофе, Инга пошла за ней через зал. Они прошли узеньким коридорчиком, в конце официантка открыла дверь своим ключом и впустила Ингу в маленькую комнату, где стоял письменный стол, шкаф и два довольно обшарпанных стула. Из шкафа девица вытащила картонную коробку, при виде которой Инга вздрогнула, а девица удивленно на нее покосилась.

— Ищи, — сказала официантка, раскрывая коробку, полную забытых вещей.

Инга нехотя перебрала чужое барахло. Были там несколько тюбиков помады, расчески, одна недорогая сережка, три простые зажигалки, золотой небось хозяин хватился бы, упаковка презервативов, два мобильных телефона.

— Не мои, — честно сказала Инга.

— Кто бы сомневался, — фыркнула девица.

— Что ты имеешь в виду?

Как-то незаметно они перешли на «ты».

— Ты кого обмануть хочешь? — спросила девица. — У меня глаз на такие дела наметанный. Ничего ты у нас не оставляла, а пришла сегодня, потому что хочешь кое-какую инфу получить.

— Допустим… — Инга покосилась на дверь, чтобы в случае чего дать деру. Хорошо, что деньги за кофе положила на стол, так что у этой девки не будет к ней претензий.

— Информация в наше время — товар. — Девица прищурилась. — Если ты понимаешь, о чем я.

— Сколько? — спросила Инга. — Только плата по факту.

Девица не ожидала ее быстрого согласия и замешкалась:

— Ладно, поговорим, а там уж…

— В общем, такое дело… — Инга прикинула, сколько денег у нее в кошельке, и почувствовала себя увереннее.

Как раз вчера в банкомате сняла побольше, кстати, деньги все при ней остались, несмотря на ночные приключения. Ясно, у того, кто притащил к ней ночью женское тело с головой Макса, были другие цели.

— Что-то ты, подруга, в лице переменилась, — сказала официантка. — Кофе-то не выпила.

— Слушай, давай уж по делу, — отмахнулась Инга, — некогда мне! Только, понимаешь, я ничего не помню.

— А что, напилась вчера в зюзю? — оживилась девица. — То-то я гляжу, какая-то ты заторможенная и с лица бледноватая.

«Еще бы», — усмехнулась про себя Инга.

— Так что рассказывай все по порядку, — предложила она.

— Ага. Насчет спиртного точно тебе скажу — не у нас ты напилась, — обстоятельно начала официантка. — Потому как принесла я тебе всего один бокал белого бордо, да и тот недопит оказался, когда вы ушли.

Точно, Инга пила только белое вино и не больше одного бокала, прислушивалась к наставлениям Дзюбы. Хоть и гад последний, а все же врач, как-то дело свое знает.

— В общем, пришла ты после него, он тебя ждал…

«Точно, я у Лешки в «Чемодане» его ждала, а Макс мне позвонил и велел сюда ехать. С Лешкиными словами сходится, да и врать ей вроде ни к чему».

— Вот я тебе скажу, подруга, только не обижайся: мужик у тебя, конечно, интересный, все при нем, да только тебе с ним ничего не светит, — выпалила Ксения.

— Это еще почему? — Инга сделала вид, что обиделась.

— Да потому что бабник он жуткий! Знаешь, есть такие мужики, для которых просто спорт такой — как можно больше баб иметь, причем одновременно. Вот он одной врет, другой врет, все время себя контролирует, чтобы имена не перепутать, а сам от этого кайф ловит. Не удивлюсь, если твой вообще женатый.

— Этого нет, я точно знаю, — машинально проговорила Инга.

— Кто такие вещи точно может знать? — вздохнула Ксения. — Может, они не расписаны, может, у него вообще два паспорта — один для жизни, а второй — чтобы бабам показывать.

— Ты ближе к делу, — посоветовала Инга. — Что имеешь конкретного сообщить?

— Сели вы вон в том углу, как раз мой столик. Принесла я выпивку, еды никакой не заказывали, только орешки да чипсы он грыз. Потом ты в туалет пошла, а к твоему подваливает одна баба.

— Кто такая? — напряглась Инга.

— Ага, заело, — усмехнулась Ксения. — Баба такая… В общем, все ее знают, кличка у нее Катька Мартини. Не первой молодости тетя, но из богатеньких.

— Не врешь? Что богатенькая в вашем заведении позабыла? — усмехнулась Инга. — Ты уж извини, подруга, но от одних ваших салфеток оторопь берет и в сортир тянет.

— Да ладно, мне-то что, — отмахнулась Ксения. — Знаю, что отстой у нас. Да только Катька эта, то есть мы ее так только между собой зовем, так вот у нее фишка такая — оденется попроще, парик даже напялит, думает, ее никто не узнает. И болтается по барам простеньким. Тут выпьет коктейль, там другой, так и доходит помаленьку до кондиции. Мартини очень любит, за это и кличку получила. У нее где-то муж есть богатый, так она в свои дорогие заведения и не ходит — там все кругом знакомые, опять же так нажраться не дадут, домой отправят. А у нас ей полная свобода, никому до нее дела нет. Так она выпьет прилично и потом начинает мужиков клеить, которые помоложе да посимпатичнее.

— И соглашаются мужики-то? — Инга удивилась прозвучавшему в голосе любопытству.

— Не каждый, конечно, но иногда бывает. Куда уж она их возит — вот не знаю, потому как муж все-таки такого не потерпел бы в своем доме. Так-то он давно на нее рукой махнул, но бросить ее никак не может, имущество и деньги какие-то на нее записаны. Здесь все об этом знают, она сама по пьяни болтала.

— И что, она к моему, значит, тоже клеилась?

— Да не ревнуй, тут другое. Ушла ты, подваливает эта Катька к вашему столику — привет, говорит, Максик, как поживаешь. А он, как ее увидел, сразу лицом переменился, позеленел даже. И выругался тихонько, я соседний столик как раз убирала, все хорошо слышала. А Катька под кайфом уже, вяжется к нему, пальцем грозит — вот, говорит, оказывается, как ты время проводишь. С блондинкой посторонней! Это она о тебе. Вот никому, говорит, из вас верить нельзя, все вы такие! Вот я, грозится, Ульянке все расскажу!

— Ульянке, — сделала стойку Инга, — это кто еще?

— А я так поняла, что это твоего Максика постоянная любовница. — В голосе Ксении Инга уловила малую толику злорадства, но не обратила внимания на такие пустяки, ей было сейчас не до того. — Твой хахаль здорово переполошился и говорит, что она, мол, все совсем не так поняла и ты с ним здесь встретилась исключительно по работе, дело у него к тебе.

— О как, — пробормотала Инга.

— Ага, Катька так фыркнула, а потом и говорит, что, может, это и правда. Я, говорит, еще удивилась, что ты в этой выдре нашел, когда у тебя такая красотка есть. Ульяна-то с этой твоей воблой белобрысой ни в какое сравнение не идет!

— Так-так, — нахмурилась Инга, — вот, значит, как…

— Ага, ты уж не обижайся, только я как было, так и говорю. — Ксения сверкнула глазами. — А он, твой-то, тогда скривился так да и рявкнул, мол, говорю же тебе русским языком, что по делу я с ней разговаривал, стал бы я после Ульяны-то… Не половой же я гигант, в самом деле.

А Катька так игриво ему замечает, что кто его знает, чужая душа потемки… Дальше он меня заметил — тебе, говорит, чего надо? За каким бесом под ногами вертишься? Что здесь вынюхиваешь? Я поднос взяла да и ушла, ничего ему на хамство не ответила. Если мужик злой, лучше от него подальше держаться.

— Это точно. А что дальше было, ты не знаешь?

— Почему не знаю, — обиделась Ксения. — Как только отвязался он от Катьки, так сразу побежал из зала. Я как раз из кухни выходила, у нас там маленький коридорчик, слышу — он по мобиле разговаривает. Переносим, говорит, встречу, здесь людно очень. Там на него заорали, видно, он даже трубку отодвинул, потом послушал, говорит: нет, не отказываюсь, все будет как договаривались, девушка придет, блондинка, худая очень… Слушай, да это же он о тебе говорил, я только сейчас догадалась! Куда он тебя послал-то?

— Да не помню я ничего, говорю тебе: выпила там что-то не то.

— Где, в «Пещере»?

— Какой еще пещере? — оторопела Инга.

— «Пещера», бар новый на Наличной улице, хахаль твой как раз там условился встретиться. А с кем — меня не спрашивай, больше ничего не знаю. Дальше ты выходишь, он тебя поманил, сказал что-то, вы и ушли. Наверное, в «Пещеру» эту самую направились. Ты что, и правда совсем ничего не помнишь?

— Ничего, — отмахнулась Инга, — вот ничуточки.

— Слушай, это серьезно, может, уже лечиться пора? — встревожилась Ксения. — Может, твой тебя из-за этого бросил? Некоторые мужики это не переносят.

— Ладно, пойду я. — Инга поняла, что больше ничего полезного она из этой девицы не выжмет. — Бабок тебе сколько отвалить? Только у меня много нет.

— Да брось ты. — Ксения рассердилась. — Стану я на чужом горе наживаться, у тебя и так неприятности!

«Знала бы ты какие», — подумала Инга.

Теперь следовало наведаться в эту самую «Пещеру» по горячим следам, возможно, там она сможет что-то прояснить. По совету Ксении она накрасила губы валявшейся в ящике помадой и расчесала волосы. Помада была не ее оттенка, она никогда не пользовалась таким ярким цветом, но эффект оказался неожиданным — Инга больше не выглядела как оживший мертвец, о чем Ксения не преминула ей сообщить.

Простились они дружески, и Инга отправилась прямиком на Наличную улицу.

Толкнув дверь очередного злачного заведения, она вошла внутрь и огляделась.

Бар «Пещера» вполне соответствовал своему названию. Грубые каменные стены в пятнах копоти, неровный сводчатый потолок, толстые оплывшие свечи на деревянных столах.

Инга подошла к барной стойке, за которой хозяйничал бармен — высокий мужчина лет сорока с густыми седеющими волосами и внешностью университетского профессора. Он смешивал в высоком бокале какой-то коктейль, но при виде Инги оживился:

— О, привет, я так и знал, что ты вернешься!

— Почему? — переспросила Инга, сама не зная, что имеет в виду: почему бармен знал, что она вернется, или почему на самом деле она снова сюда пришла.

— А вот почему. — Бармен жестом циркового фокусника извлек из-под стойки кашемировый шарф — бордовый, в темную полоску.

Инга узнала свой любимый шарф, который часто надевала в холодную погоду.

— Твой? — проговорил бармен, улыбнувшись глазами.

— Мой, спасибо! — обрадовалась Инга. — А я-то думала, где я его потеряла.

— Вот и вспомнила!

— Я тебе что-то должна?

— Конечно! Ты должна стать моей постоянной посетительницей! — Бармен явно веселился.

— Спасибо, — повторила Инга, повязывая шарф вокруг шеи.

— Что тебе налить? Хочешь коктейль?

— Ой, нет, мне нельзя спиртного! Кофе, пожалуйста.

— Нельзя спиртного? — Брови бармена удивленно полезли на лоб. — Вчера… Впрочем, как скажешь.

Он заправил кофемашину, поставил чашку на подставку.

В зеркале позади бармена Инга увидела какой-то мерцающий багровый отблеск.

Она повернулась к окну — на другой стороне улицы пульсировала неоновая реклама: бычья голова, красный глаз и надпись «Лучшие стейки в городе».

В глазах у нее потемнело.

Та черная дыра на месте вчерашнего вечера…

Там, в глубине этой дыры, вспыхивало такое же багровое пятно. Такой же багровый глаз, мерцающий в темноте.

Со вчерашнего утра ей казалось, что этот красный мигающий глаз впивается ей в мозг и выжигает все, что было там живого. Уже выжег, потому она и не помнит, что случилось вчера. А оказалось, что это просто дурацкая реклама.

Да, они с Максом были здесь вчера. Вот же и шарф она здесь потеряла.

— А что было вчера? — осторожно спросила она бармена.

— Не помнишь? Надо же, а вроде и не пьяная была.

Сказал без всякого удивления, видно, на своей работе повидал всякого.

— Поругалась со своим парнем, да? — участливо спросил он. — Все бывает, помиритесь. Я так понял, что делить вам вроде нечего, оба свободные люди.

— Да вроде так и есть. — Инга подбирала слова осторожно, как будто ступала по минному полю.

— Ты повинись перед ним, все же не дело это — взяла и ушла, ничего не сказала. Он сидит, ждет тебя как дурак. Может, конечно, у вас так принято, я не знаю, может, у вас такие ролевые игры. Только он очень разозлился, стакан разбил. Дело, конечно, житейское.

Инге представилась вдруг вечерняя улица, музыка гремит за закрывшимися дверями, и она бежит по этой улице и спотыкается на выщербленной плитке… Никто ее не преследует, только такое чувство, что нужно бежать, скорее бежать домой, а там закрыться на все замки и пережить эту ночь. А утром все будет иначе, утром всегда легче, недаром говорят, что утро вечера мудренее.

Ага, как же, особенно сегодняшнее утро, когда она нашла в своей постели чудовище!

Бездонная тьма вчерашнего вечера начала колыхаться, приподниматься, как театральный занавес. Инга пыталась что-то за ней разглядеть, но увидела только голову Макса на своей подушке, голову Макса с пришитым к ней женским телом. Голову, которую она отрезала маникюрными ножницами у себя в ванной.

Ее снова замутило, как тогда, утром.

— Эй, с тобой все в порядке? — осведомился бармен, поставив перед ней дымящуюся чашку кофе.

— Да, все, — пробормотала Инга, но тут же соскочила с высокого табурета и устремилась в туалет.

Ее вывернуло непонятно чем — ведь за весь сегодняшний день она не съела ни крошки. Во рту был мерзкий привкус желчи. Когда приступ прошел, она подошла к раковине, прополоскала рот, долго плескала в лицо холодной водой. Ей немного полегчало, и в эту минуту за спиной раздался скрипучий голос:

— Отблевалась? Теперь отдай!

— Что? — переспросила Инга в недоумении.

В зеркале у себя за спиной она увидела невысокого широкоплечего мужчину в сером твидовом пиджаке.

— Сдурел? — проговорила она, поворачиваясь. — Проваливай, чертов извращенец! Это женский туалет!

— Я в курсе, — ответил мужчина и неприязненно скривился. — Отдай — и я уйду.

— Что тебе от меня нужно? Кошелек?

— Да на черта мне твой кошелек. — Мужчина повысил голос, на лбу у него проступили жилы. — Не зли меня! Отдай мне это — и разойдемся по-хорошему!

— Да о чем ты говоришь?! — выкрикнула Инга, пытаясь обойти незнакомца, проскользнуть к двери.

— Ты отлично знаешь о чем! — Он отступил в сторону, преграждая ей дорогу. — Если ты снова пришла сюда — значит, ты все знаешь! Отдай мне это!

В голове Инги все смешалось. Черная дыра вчерашнего вечера, голова Макса на ее подушке, эта же голова в картонной коробке, в морозильной камере ресторана… Что нужно этому человеку? Что она должна отдать? Голову Макса? Ухоженное тело неизвестной женщины?

— Что тебе нужно? — повторила она.

— Опять ты за свое! Ты отлично знаешь, что мне нужно. Отдай мне это, если хочешь остаться в живых! — Мужчина шагнул к ней, схватил за горло холодными железными пальцами.

Инга попыталась ударить его коленом, но незнакомец прижал ее к стене, так что места для удара не осталось. Руки на горле сжимались все сильнее и сильнее, Инга дышала с трудом, с тяжким хрипом, в глазах у нее начало темнеть.

Словно играя с ней, мужчина ослабил хватку, но только для того, чтобы спросить:

— Ну как, передумала? Отдашь мне это? — Он обжег ее своим взглядом.

— Я не знаю, о чем ты, — прохрипела Инга.

— Все, ты меня по-настоящему разозлила, — прошипел мужчина и снова сдавил горло.

Глаза Инги залила бездонная, непроницаемая тьма, она провалилась в беспамятство…

И снова, как той ночью, самой страшной ночью в жизни, она вошла в свой дом, обошла его, окликая сестру. Та не отзывалась, и вдруг Инга увидела откинутую крышку подпола. Она почувствовала, что случилось что-то страшное, но начала спускаться в погреб по скрипучим ступеням навстречу странному колеблющемуся свету.

И увидела сестру. Линку, свою младшую сестренку.

Увидела ее мертвое лицо, сложенные на груди руки и расставленные вокруг свечи.

Отсветы этих свечей плясали по стенам погреба, отбрасывали блики на лицо сестры. Инга шагнула вперед и вдруг услышала за спиной шаги. Это было так страшно, что Инга закричала… От страха и от того, что в груди разрасталась боль от понимания — все, что она видит перед собой, правда, сестра мертва, все кончено, и ничего уже не поправить.

И очнулась от собственного крика.

Она полусидела на кафельном полу туалета, привалившись к холодной стене. В глазах все еще было темно, горло мучительно болело, но она могла дышать. Воздух вливался в легкие, как целебный бальзам. Инга дышала и не могла надышаться.

Значит, тот человек все же отпустил ее, не стал убивать.

А сам-то он где?

Вслед за сознанием к ней начало возвращаться зрение. У противоположной стены она увидела полусидящего, как и она, человека. Мужчину в сером твидовом пиджаке.

Сейчас на нем был яркий шейный платок, которого Инга прежде не заметила.

Мужчина сидел неподвижно и смотрел на нее.

— Эй, — окликнула его Инга, — ты что надумал?

Он не отвечал. Он только странно улыбался. В этой улыбке была какая-то неправильность.

— Черт бы тебя побрал! Чему ты улыбаешься? Ты наконец оставишь меня в покое?

Он ничего не ответил, даже не шелохнулся, только продолжал улыбаться своей дьявольской улыбкой.

Инга встала, слегка покачиваясь, шагнула вперед, пригляделась к незнакомцу.

И ее снова затошнило, хотя желудок давно был пуст.

То, что она приняла за яркий шейный платок, оказалось залитой кровью рубашкой. А то, что ей показалось безумной улыбкой незнакомца, — его перерезанным горлом. Перерезанным от уха до уха.

— Черт, — выдохнула Инга, попятившись, — черт, черт! Только этого мне не хватало!

Хотя за последний день она уже такого навидалась, что перерезанное горло незнакомца ненадолго выбило ее из колеи. Во всяком случае, голова у него была на месте.

И у самой Инги голова была на месте, и, как ни странно, в ней были какие-то мысли.

Хорошо, подумала Инга, хорошо, что она пришла в себя. Кто бы ни убил этого человека, оставаться рядом с его трупом — самое глупое, что можно придумать. Нужно привести себя в порядок и уходить, пока никто ее не обнаружил здесь.

Инга снова подошла к раковине, умылась холодной водой и придирчиво осмотрела себя.

Как ни странно, на ее одежде крови не было, только одно красное пятнышко на левой щеке. Инга его аккуратно смыла.

Тошнота прошла окончательно, в голове было пусто и чисто, как в только что убранной комнате. Она пригладила волосы, еще раз осмотрела себя и решила, что в таком виде сможет пройти через бар, не привлекая внимания.

И тут дверь у нее за спиной с негромким скрипом открылась.

Инга резко обернулась и увидела на пороге блондинку в узких черных брючках и облегающей розовой кофточке. Круглые голубые глаза удивленно обежали помещение, остановились на мертвом человеке.

Ярко-алый рот девицы округлился, глаза вылезли из орбит, и она закричала высоким оглушительным голосом.

— Тихо ты, — попыталась утихомирить ее Инга и даже шагнула навстречу.

Лучше бы она этого не делала.

Девица завизжала еще громче, попятилась, не сводя с Инги взгляда, и наконец, не переставая визжать, как сирена, бросилась наутек.

«Все, — подумала Инга почти спокойно, — уйти незамеченной не удастся. Сейчас здесь будет толпа, еще через десять минут появится полиция, а еще через полчаса меня отвезут в камеру. И на этот раз Иван ничего не сможет сделать».

Инга огляделась.

Она увидела в дальнем углу комнаты окно с матовым стеклом. Судя по всему, это окно выходит на улицу, так что если ей удастся в него выбраться…

В коридоре послышались шаги и голоса. Среди них выделялись всхлипы перепуганной блондинки, остальные пытались ее успокоить.

Инга метнулась к двери, плотно закрыла ее, повернула задвижку.

Вряд ли это их надолго задержит, но все же даст ей минуту, а может, и две.

Она подскочила к окну, дернула ручку.

Ручка не поддавалась.

Шаги уже приблизились к самой двери туалета, кто-то снаружи подергал дверь.

Инга снова попыталась открыть окно.

Безуспешно.

Тогда она бросилась к окровавленному трупу незнакомца.

Преодолевая брезгливость и отвращение, ощупала его карманы.

У такого человека должно быть какое-то оружие.

Стараясь не испачкаться в крови, Инга трясущимися руками проверила карманы твидового пиджака — и в одном из них нашла небольшой, но тяжелый металлический цилиндрик.

Ей уже приходилось видеть такой. Иван как-то предлагал ей точно такой же для самозащиты.

Инга встряхнула его — и цилиндрик превратился в полуметровую телескопическую дубинку.

То, что надо.

В дверь уже колотили.

Инга вернулась к окну и, закрыв лицо локтем от осколков, ударила металлической дубинкой.

Матовое стекло с жалобным звоном разлетелось, в разбитое окно хлынул сырой воздух и звуки вечернего города. Чтобы не порезаться, Инга выбила торчащие из рамы осколки, вскочила на подоконник и выпрыгнула на улицу.

Окно выходило в безлюдный переулок.

Инга добежала до угла и, прежде чем свернуть на оживленную улицу, перешла на шаг, чтобы не привлекать внимания. Постаралась выровнять дыхание. На часах мобильного было без пяти шесть. Вокруг сновали люди. Они шли с работы домой или по своим делам, Ингу обогнала стайка девчонок, мужчина с портфелем слегка задел ее плечо, пробормотал извинения и поспешил дальше.

Навстречу парень вел палевого лабрадора. Пес потянулся к Инге, но вдруг зарычал и вздыбил шерсть на загривке.

«Кровь почуял!» — молнией пронеслось в голове у Инги.

— Макс, назад! — Парень натянул поводок, а Инга шарахнулась в сторону и прыгнула в первую попавшуюся маршрутку. Села на заднее сиденье и отвернулась к окну. Никто не смотрел на нее, никому не было до нее дела.

«Что это было? — думала Инга, отвертеться от мыслей не было никакой возможности. — Кто этот тип, который требовал от меня это? Что это такое? Взяла, сказал, — отдай». Подразумевалось, что если Инга отдаст ему это, то, не знаю что, он ее отпустит. Но сейчас она ясно понимала, что вряд ли он ее отпустил бы, просто придушил бы по-тихому и смылся, и тогда та дура с глазами-пуговицами увидела бы ее, Ингин, труп. То есть серьезно человек был настроен.

И кто, интересно, перерезал ему горло, пока Инга валялась без сознания? А Ингу не тронул, и это тоже вопрос, на который нет ответа.