Колодец. Сборник рассказов

Наталья Адлер, 2018

"В русской литературе испокон века в соседстве сосуществовали такие жанры, как проза и поэзия. Наталья Адлер – известный российский поэт, утончённый, психологически глубокий лирик, живописующий природу и чувства. Сегодня она является пред миром в жанре евангельском и осиянном пушкинском – прозаическом. Её слог прост, как дыхание подснежника, и сложен, как тайное мерцанье звёзд. По естественной сути это всё едино, как наши тернии, борения во Вселенском значении за жизнь земную".Виктор Ростокин, член Союза писателей России.

Нелюбимая

Сноха в этом доме, как говорят, пришлась не ко двору. Нет, не о такой невестке мечтали родители жениха: хрупкая, тоненькая, да к тому же из небогатой семьи.

— То не работница в хозяйстве, ей бы только книжки читать. Грамотная шибко, — недовольно бурчал свёкор.

— Да это уж точно, поди и корову не выдоит, и свиней не управит, козам сена не надёргает. Кур, уток да гусей кормить — это она только и сможет. Ишь, худющая, того и гляди переломится. — вторила свекровь.

Сами они были «старой закваски». Любили говорить о себе так:

— Мы покончали восемь классов на двоих, да «два коридора», но живём не хуже людей, — и гордо поглядывали на новенькие «жигули», которые купили несколько лет назад. Только машина так и оставалась новой, потому что выезжали на ней редко, да и сыну почти не разрешали брать, хоть он и работал шофёром.

Галя действительно корову доить не умела, но очень скоро научилась. Её проворные руки успевали повсюду. Ошиблись свекры — на хрупкие плечи невестки можно было смело свалить все заботы по хозяйству, но ближе от этого она им всё-равно не стала. Внешне отношения вроде выглядели нормальными, скандалов не случалось, а в душе веяло холодом от сознания того, что под одной крышей собрались чужие люди.

Любовь Галинки к мужу помогала забыть колкости и косые взгляды его родителей. А те постоянно давали понять: ты, «голуба», если не успела что-то сделать — очень плохо, а если и сделала, то не так. Самым безнадёжным было то, что свекры искренне считали себя правыми, а её виноватой во всех хозяйственных мелочах. Даже если молоко прокисло — значит, сноха не вовремя его в холодильник поставила.

Других забот они не знали, все интересы жизни сводились к собственному двору, а меркой благополучия служили слова — «живём не хуже людей».

Резкая перемена в отношениях произошла, когда молодые сказали, что скоро у них будет ребёнок. Галя заметно округлилась и через пару месяцев готовилась стать матерью. Старики-свекры не позволяли ей поднимать тяжёлое, взяли на себя заботу по хозяйству.

Первенец сын родился довольно крупным, почти на четыре килограмма, и горластым. День «перепутал» с ночью. К третьему месяцу Галина с ним совсем извелась. Лицом Юрка был «вылитый дед», как говорила свекровь, чем завоевал внимание кровной родни. Они любили с ним «сюсюкаться» на непонятном «детском» языке, гремели погремушками, целовали. А на долю молодой мамы осталось купать, стирать, укачивать, гулять с сынишкой. Ночью тоже сама к нему вставала под мерный храп остальных.

Муж большой пылкости в отношениях не проявлял и дополнительными заботами по дому себя не обременял. Галина никогда не упрекала его за это, а молча и спокойно, даже как-то незаметно тянула «семейный воз». Удивление её от повышенного внимания свёкров во время последних недель перед родами сменилось ясным пониманием того, что к ней так бережно относились, как относились бы к стельной корове или козе перед окотом. Просто старики привыкли заботиться о приплоде. Поэтому невестка и удостоилась их хорошего обхождения. Потом же всё стало на свои места: постоянные придирки, упрёки, нескрываемая неприязнь к Галине.

Только внук вызывал на их лицах улыбку. Он подрастал, пухленький, розовощёкий, а молодая мама снова похудела, словно с молоком отдавала сыну свои силы, румянец и алую вишнёвость губ.

Однажды утром Галинка собралась сходить на рынок. Юрка спал, покашливая во сне — простыл, наверное. Было ему чуть больше года. Вернувшись с рынка, она застала мужа навеселе — к нему приехал друг детства и Михаил быстренько организовал стол. Сынишка сидел на полу, играл орешками — дядя гостинец привёз — и жевал очищенные.

— Зачем вы дали ему кушать орешки, Миша? Он же кашляет, так и поперхнуться недолго.

И Галина потихоньку взяла их из маленького кулачка. Через минуту Юрик закашлял.

— Надо попарить его да травами напоить, — подумала мама.

К вечеру поднялась температура. Кашель усилился и стал продолжительным. Утром пришлось вызвать «скорую». Положили в больницу и назначили лечение, поставив диагноз орз. Несмотря на уколы, и на третий день улучшений не наступало, температура повысилась. Кашлять сын стал приступами и очень долго — по часу-два, а то и больше. Аппетит пропал. Юрка «таял» на глазах.

— Скажи, Михаил, он не давился орешками, когда я ходила на рынок? — спросила Галя в следующий приход мужа.

— Да так, немножко, я его по спине стукнул, и всё прошло.

— Почему же ты сразу не сказал?! — со слезами на глазах произнесла Галя, — я же врачей могла предупредить, что не только в простуде дело.

И она побежала в кабинет доктора с измученным от постоянного кашля и жара сыном на руках. Объяснила случившееся. Всего прошло с того злосчастного утра четыре дня.

— Надо срочно везти мальчика в город, чтобы сделать бронхоскопию, у нас нет условий и возможностей, — взволнованно сказал врач. — У вас есть шанс, только найдите машину, найдёте?

— Скажу родителям мужа, у них «жигули» на ходу.

Но свёкор развёл руками:

— Сломана машина, нельзя ехать, что-то там не то, — и отвёл глаза в сторону.

Галя стала просить помощи на работе, откуда ушла в декрет. Там ответили, что для такого дальнего рейса нужны хорошие колёса, а в их легковушке покрышки «лысые».

— Но не терзайся, давай попробуем найти колёса. Ты звони по телефону из больницы, а мы проедем по знакомым.

Солнце перевалило за полдень, когда охрипшей от переживаний и слёз матери пообещали в одном колхозе снять новые колёса с легковушки. К вечеру выехали.

Юрик уже не плакал, а жарким комочком прижался к материнской груди и затих, полузакрыв глаза. Потом опять закашлял, долго и надрывно. Пять часов до городской больницы казались вечностью.

Наконец они с направлением у дежурного врача. После осмотра он уверенно сказал:

— В бронхах справа инородное тело: будем извлекать. А вы, мамаша, езжайте домой. Дети у нас лежат сами, родителям не положено.

— Что вы, доктор, я ни за что не уеду, — и расширенными, полными слёз и мольбы глазами, она смотрела перед собой, ничего не видя.

— Ну, хорошо, можно остаться в отделении, если оформитесь санитаркой на время болезни малыша, у нас как раз их не хватает. Но надо мыть коридор, столовую, палаты и подсобные помещения.

— Я согласна, согласна! Только не отправляйте меня отсюда никуда.

Сынишку понесли в операционную. Галя не находила себе места, пока его не отдали ей, спящего от наркоза, и показали пять осколков от ореховых ядрышек.

— Кажется, все достали, возьмите себе «на память».

Юра лежал на кровати и никак не мог проснуться. Галя гладила его по бледным щёчкам, легонько хлопала ладошкой, но разбудить не удалось.

Страшно смотреть на любого человека, приходившего в себя после наркоза, а тем более — на ребёнка: лицо бело-восковое, глазки закатываются, если он пытается их открыть, тельце вздрагивает, а потом беспомощно затихает.

Через неделю Юрик стал крепнуть, поправляться, на лице засветилась улыбка. Нетвёрдыми ножками он вперевалку бежал по светлому коридору, который мама вымыла до блеска, и теперь выкручивала тряпку, чтобы протереть пол в столовой. Сынишка протянул ручки и Галя, подхватив его, подбросила над собой, сияя от счастья. Юрка восторженно смеялся, он не боялся высоты.

— Солнышко моё, роднулечка, — приговаривала мама, прижимая к себе сына и нежно целуя в висок.

Дома ждали возвращения снохи и внука. Одна знакомая в автобусе спросила у свёкра:

— Что там с вашим маленьким случилось?

— Не усмотрела, поганка худосочная. Если не сбережёт хлопца — ведро помойное на голову одену.