Дочь воздуха

Наталья Авербух

Услышать в ночи музыку и пойти на магический зов. Поддаться чарам, которые так легко обрубить, но… зачем? Приманить песней понравившуюся девушку… и оказаться связанным со своенравным созданием воздуха. Пойти за своим сердцем – и столкнуться с застарелым проклятием. Случайная встреча, обернувшаяся судьбой…Магия песни, побеждающая даже эльфов. Маги, эльфы, сильфы, русалки, гномы и саламандры. Сумеют ли они договориться между собой?

Глава вторая. Наследник мостов

Ветры злились всё больше и больше, пробираясь под одежду и в дома холодными пальцами. Русалки заснули подо льдом, эльфы попрятались в своих подземных жилищах, и не лучше их были люди, самые бедные из которых селились в едва защищающих от злости природы землянках. По дорогам не ходили даже самые упрямые мимы, и на каждой заставе я вызывала семидежды семь вопросов и столько же подозрений. Иногда для меня находилась работа, иногда — нет, и мне приходилось продавать пряности из всё оскудевающего запаса. До весны, когда я смогу его пополнить, протянуть было не просто, а следовать за злыми, холодными ветрами — радости мало. С непривычки я простудилась, и неделю пролежала в чьём-то доме в бреду. Приютившие меня люди позже рассказывали, будто я плакала, звала маму, просила за что-то прощения и со слезами спрашивала братьев, за что они так суровы ко мне. Однажды ветер ударил в окно с такой силой, что распахнул его, и в комнату, где меня положили, влетел ворох листьев — ко всеобщему удивлению, высушенных и совершенно не промокших, хотя с утра шёл мокрый снег, и к тому времени ничуть не перестал, а даже усилился. Придя в себя от потрясения, я настояла на том, чтобы листья были немедля заварены в том порядке, который я укажу, и выпила лекарство маленькими глоточками. Жар спал и уже на следующий день я вышла во двор — не слушая никаких возражений — поклониться исцелившим меня ветрам. А уже вечером в мои двери постучался маг из ближайшей Ложи — дом стоял в городе, державшем руку Белого Ордена, а эти люди не любят шутить, когда речь идёт о недозволенной ворожбе. Но меня в доме уже не было — я выбралась через окно, оставив людям почти все свои пряности в благодарность за доброту и проклятие за предательство. Тот, кто выдал меня Ордену, никогда не будет знать покоя — в зависимости от причин, толкнувших его или её сделать донос. Страх — так промучается весь век от страха, подлость — так узнает предательство сам, а коли от усердия, так уж и вовсе завидовать в его жизни будет нечему.

Но жизнь продолжается, и вскоре я горько раскаивалась в своей щедрости: теперь я рада была, если меня пускали греться в дома, а уж о кровати и не мечтала, на что они подешевели с наступлением осени. А ветра всё дули и дули, злые и равнодушные, и ни один не хотел привести меня во владения Серого ордена, где я могла бы работать, ни от кого не скрываясь и не боясь попасться не в меру ретивым магам Белого или Чёрного орденов.

Два раза я была на волосок от поимки, и уйти мне удавалось лишь чудом. Положа руку на сердце — не заметай ветры мои следы, ни за что бы мне не скрыться, маги меня выслеживали, преследуя буквально по пятам, пускали за мной собак, шептали заклинания и привлекали простых людей, кого подкупая, кого запугивая, кого улещивая. У меня закончились проклятия, я металась как заяц, путая следы и всякий раз едва уходя от погони… Весну я встретила оборванной, загнанной и бесконечно усталой. Даже если я виновата, если я провинилась, если нетерпение и себялюбие — зло, неужели можно за это так жестоко наказывать? Да, я забыла своё слово, заигравшись с ветрами, но ведь все сильфы такие, за что же со мной так жестоко?..

Затянись зима, я бы и вовсе не выжила, но, на счастье, ветра на этот раз рано подобрели и даже отвели меня туда, где я могла пополнить свои запасы пряностей. А после смилостивились ещё больше, и я смогла, наконец, попасть в место, по котором моё сердце тосковало всё время моих скитаний. Правил там тэн северного моста. Его сводный брат унаследовал южный мост, разбив таким образом доставшееся им от отца владение Два моста, которое само-то составляло пятнадцать гайд, причём на десяти из них сидели керлы, остальные пять возделывая по оброку. Может, для семьи керла гайды и достаточно, но для двух семей тэнов (братья не стали дробить землю, благо, южный был бездетен) пяти гайд едва-едва хватало. Маг на Мостах был серым, и я могла немного расслабиться после всех своих горестей. Но не поэтому я стремилась к северному мосту.

Так уж сложилась судьба, что именно здесь — в единственном месте на земле — находило успокоение моё сердце, и только здесь я могла пробыть хоть три декады, если бы пожелала, и ветры перестали дуть, когда я появилась у двух мостов, и не гнали меня в путь. Но даже это было не главным. Один день в году и тот был бы счастьем — единственным счастьем, которое оставалось в моей безрадостной доле.

Постоялого двора не было ни у северного, ни у южного мостов, и я остановилась в страноприимных покоях ложи Серого ордена, от которой до нужного мне места идти приходилось целую стражу. Счастье, что здесь нет ни белых, ни чёрных магов, а серые только рады приходу подобных мне, и всегда привечают с улыбкой! На этот раз работы мне почти не досталось: в ложе не обучали неофитов, и за ними не было нужды прибирать. Почистить же мусор, за зиму налипший на магов, не составило никакого труда. Жалкие крохи, но я уже знала: мой удел — крохоборство и терпение, бесконечное терпение, даже если жить будет невыносимо. И так до тех пор, пока я не выполню обещания, данного почти год назад, когда танцевала на празднике добрых ветров.

Но что толку напрасно вздыхать? Я покинула Ложу ещё до конца четвёртой ночной стражи и к середине первой дневной пришла туда, куда звало меня моё сердце — на широкий луг, у края которого росла черноствольная липа. На ветвях дерева была натянута сильфова арфа, запевшая при моём появлении. Ласковый ветерок играл моими волосами, пахло свежестью, весной, пробуждением жизни…

— Мама… — прошептала я, сквозь слёзы улыбаясь дереву и арфе. — Мама, я так скучала, мне было так плохо…

Музыка прервалась, ветерок подул сильнее, и в этом дуновении мне почудилась ласка, поцелуй и материнское объятье. Я села на траву под липой и заплакала. Вновь заиграла арфа — утешая, уговаривая подождать, ведь ветры дуют каждый год, возвращаясь туда, откуда прилетели и улетая в неведомые дали, каждый день новые и бесконечно старые.

— Мама… — вновь и вновь повторяла я. — Мама, мама, мамочка!..

Пахнувший мне в лицо ветерок принёс влагу, и я поняла: мама тоже плачет, а, может, и не она одна.

— Родные мои, не надо, — взмолилась я. — Не надрывайте сердца ни себе, ни мне. Я вернусь к вам, скоро вернусь, а пока…

Пока звучала сильфова арфа — несколько струн, натянутых между ветвями липы, — звучала нежно и ласково, отрицая разлуку и горе. Где бы я ни оказалась, куда бы ни привели меня ветра, и всегда буду помнить эту музыку, самую прекрасную музыку на свете. Звуки родного дома.

Человек подошёл к полудню, когда солнце уже грело вовсю, отогнав последние остатки ночного холода. Ветерок принёс мне весть о его приближении и, если бы не арфа, я ушла бы с луга как можно скорее, не желая вновь встречаться со своим осенним знакомцем. Говорят, если мужчина и женщина случайно встречаются, расставшись пред тем без прощания, это знак судьбы, ну а уж коли в третий — то предопределённость. Но я не нуждалась в подсказках.

— Ба! — раздался знакомый красивый голос. — Керли, тебе мама не говорила, что сидеть на земле опасно? Не боишься простудиться?

— В прошлую нашу встречу ты звал меня тэнни, наследник мостов, — ответила я, не оборачиваясь. — Но тогда ты скрывал своё имя.

— А-а, прекрасная тэнни с постоялого двора! — засмеялся юноша и, опровергая свои слова, уселся рядом со мной. — Ну, не суди строго, в таком деле и мимми будешь как тэнни звать, лишь бы не прогнала. А как ты узнала, кто я такой?

— О тебе вся округа толкует, Рейнеке-маг, — засмеялась я в ответ, при звуках волшебного голоса забывшая свою досаду. — Ты ведь назвал мне своё настоящее имя.

— Никакой почтительности, — посетовал наследник северного моста. — Тебя не смущает ни имя моего отца, ни моё ремесло. Тебе ведь сказали, что я принят в Чёрный орден?

— Сказали, — помедлив, признала я. — Да я и сама знаю, видела ж на тебе знак вашего ордена. Но что мне с того?

— И не боишься? — хмыкнул волшебник.

— Нет, — спокойно ответила я. — Чего мне бояться?

— Что ж ты сбежала тогда? — недоверчиво спросил Рейнеке.

— Ветер переменился, — честно призналась я. Как и следовало ожидать, человек принял мои слова за иносказание.

— Скажи мне своё имя. — предложил он, меняя тему разговора. — Не могу я звать тэнни бродячую женщину, а керли для тебя слишком низко.

— По мне — так хоть мимми, — пожала плечами я. — Но коли желаешь — зови меня Ликой, на это имя я отзываюсь.

— Странно ты разговариваешь, — отметил наследник тэна. — Чудно. Каким ветром тебя сюда занесло?

— Попутным, — улыбнулась я. — Ежели не прогоните, так поживу здесь немного, а нет — дальше пойду.

— Прогнать такую красавицу! — шутливо возмутился юноша. — Не бойся, пока я здесь, ты можешь оставаться у нас сколько захочешь. Где ты поселилась?

Я указала направление.

— У серых? — поразился волшебник. — И ты шла сюда целую стражу, одна, пешком?

— Я всегда хожу одна и пешком, — резковато ответила я, и магу осталось только пожимать плечами.

— И что привело тебя сюда? — спросил он. — Только не говори, будто пришла за ветром!

— Не скажу, — пообещала я: ветер всю дорогу ветер толкал меня в спину.

— А что же? — не отставал Рейнеке. — Или пришла проведать старого знакомца?

Вместо ответа я кивнула на арфу.

— Вот. Сильфова арфа. Я хотела послушать.

— И всё? — уточнил юноша, но я нахмурилась. — Достойная причина, врать не буду. Я помню, ты любишь музыку, хоть на край света за ней пойдёшь.

Говоря это, маг пристально вглядывался в моё лицо. Что он хотел там увидеть — стыд, страх, восхищение? Я не знала, и спокойно выдержала этот взгляд.

— Да, — признала я. — Дороже музыки ничего нет. Но эта арфа особенная.

— Это же просто ветер, шевелящий струны, — поморщился человек.

— Да, — не стала спорить я. — Просто ветер.

— А, ты тоже слышала эту басню, будто на таких арфах играют сильфы? — понял волшебник. — Ну, так это вздор! Во-первых, ни одного сильфа ещё никто не видел. Я так думаю, это выдумка эльфов, добрый народец вечно рассказывает байки.

— А во-вторых? — спросила я, изо всех сил стараясь не засмеяться.

— Ну, а во-вторых, если бы они и были, эти сильфы, зачем бы они слетались к нескольким натянутым на дереве струнам? Неужто нельзя найти другого места?

— Не знаю, — рассеянно ответила я, угадывая в воздухе движение. Еле слышным смехом зазвенели колокольчики, а затем арфа заиграла с новой силой, и ветер принялся играть моим волосами.

— Ты так говоришь, будто всё остальное ты знаешь, — нахмурился волшебник.

— Нет, — успокоила я его. — Я знаю не всё.

— Любите вы, девушки, загадки, — проворчал мой собеседник. — Ну-ка, скажи мне, Лика, знаешь ли ты, где будешь через декаду?

— Знаю, — засмеялась я. — Здесь. И ещё три декады я буду здесь. Не прогоните? Я уйду за декаду до… хм.

Я осеклась. Вряд ли человеку известен праздник добрых ветров, перед которым я должна была найти эльфов.

— И куда ты пойдёшь? Опять за ветрами? — не отставал волшебник.

— Нет, — покачала головой я. — Ветра тут не помощники. Я пойду искать добрый народец.

— Эльфов? — присвистнул человек. — И что же ты у них забыла?

— Своё слово, — честно ответила я, и человек снова засвистел.

— Неужто руку эльфу отдашь? — поинтересовался он.

— Зачем им моя рука? — удивилась я. — Неужто других дел к доброму народцу быть не может? Я задолжала им услугу, и сейчас пойду возвращать.

— Даже так? — поднял брови мой собеседник. — Так это правда, будто эльфы ничего не делают даром?

— Правда, — тяжело вымолвила я. — Они щедро награждают за доброе и жестоко взыскивают за злое. А если просить их о незаслуженном, строго спросят потом.

— И какую услугу ты им задолжала? — продолжал сыпать вопросами волшебник. Я удивлённо нахмурилась: разве у людей принято так жадно выспрашивать? Моё сердце сжало предчувствие беды.

— Возвращение домой, — тем не менее честно ответила я.

— И как, обманули? — деловито уточнил Рейнеке.

— Зачем обманули? Вернули. Только потом так же вернули обратно: не смогла я дома выполнить их желание. Сейчас вот ищу, коли исполню, добрый народец мне поможет.

— Вот оно как, — задумчиво потянул мой собеседник. — И ты, конечно, пойдёшь одна и пешком?

— Разумеется, — удивилась вопросу я. — Как мне ещё прикажешь идти?

— Ты могла бы пойти со мной, — предложил маг, и я поднялась на ноги. Подул сильный ветер.

— Нет, — отрезала я и хотела идти прочь, но человек удержал меня за край платья.

— Не прогоняй меня так легко! Неужели тебе не нужна защита в пути?

— Нет, — снова ответила я. Что-то изменилось в мире, стоило магу высказать своё предложение. Так бывает во сне, когда смотришь на человека и вдруг понимаешь: он именно тот, кто тебе нужен. Но если бы Рейнеке мог об этом знать, он бы не обрадовался. Мне хотелось дать человеку шанс избежать уготованной судьбы.

— Ну, тогда, может, спутник? — предложил волшебник, в шутливом отчаянии прижимая край платья к губам.

— Нет.

— Лика! — угрожающе выговорил маг. — Возьми меня с собой, пока я добром прошу!

— Я ещё не покидаю этих мест, — ответила я, глядя на волшебника сверху вниз. — Спросишь меня через три декады. Но я не так уж легко меняю свои решения.

С этими словами я выдернула подол из рук человека и пошла прочь. К концу этой стражи в ложе Серого ордена как раз будет готова дневная трапеза.

Музыка зазвучала к ночи, и я невольно поразилась упорству волшебника. Зачем? На что я ему сдалась? Он пел под самыми моими окнами, ничуть не смущаясь тем, что творит чёрную магию в вотчине серых. Серые маги, впрочем, не торопились возмущаться. Или не замечали безобразия, или не желали связываться с наследником здешних земель.

— Второе, — улыбнулся Рейнеке, когда я спросила его об этом, выпрыгнув из окна. И тут же добавил:

— Разве можно так поступать? Ты могла бы разбиться, если бы я не подхватил тебя.

— Разбиться? — не поняла я. — Как это?

— Вдребезги, — мрачно ответил маг. — Не притворяйся ребёнком. Или скажешь, что ты ничего не боишься?

— Почему не боюсь? — удивилась я. — Все чего-нибудь боятся, и я не исключение.

— Чего, например? — полюбопытствовал маг.

— Огня, — призналась я, сделавшись серьёзной. — Стоит оказаться поблизости, как сбегутся саламандры…

Я поёжилась, представляя страшную картину. Огонь питается воздухом, в этом всё дело. Не только воздухом, разумеется, но и им тоже.

— Откуда ты берёшь эти сказки? — удивился волшебник. — Неужто добрый народец наболтал?

— Почему бы и нет? — улыбнулась я.

— Саламандр не существует, — отрезал чёрный маг. — Это не более чем алхимическая аллегория. Сказки для маленьких магов.

— Если в это верят эльфы, — возразила я, — это уже не только сказки для магов. Добрый народ не станет лгать.

Маг раздражённо передёрнул плечами.

— Ты, вижу, часто встречаешься с добрым народцем, — отметил он, пристально меня разглядывая. — Странно для бродячей торговки.

— А наследнику двух мостов не странно таскать с собой по дорогам колдовскую рожь? — парировала я.

— Откуда ты знаешь? — нахмурился волшебник.

— Ветер нашептал, — беспечно ответила я, но Рейнеке это не успокоило.

— Ты странная девушка, Лика, — медленно проговорил он и поднял руку, чтобы коснуться моих волос. — Говоришь как блаженная, а потом вдруг снова разумные речи. Или тебя воспитали эльфы, и от того ты выросла не такой, как все люди?

— Что тебе до этого, Рейнеке-маг? — тихо ответила я. Ночной воздух был тих и прохладен, и невольно верилось, что нет ничего невозможного. Я не потому прыгнула в окно, что ничего не боялась. И не потому, что доверяла магу. Мне просто хотелось снова оказаться в воздухе. Говорят, люди не могут летать даже если сделают себе крылья. Они слишком тяжёлые, воздух их не держит… Вдалеке зазвенели хрустальные колокольчики. Я прислушалась. Сильфы сейчас танцуют в свете молодой луны, и перебрасываются звёздным светом.

— Твоими волосами играет ветер, — вместо ответа произнёс волшебник.

— Да, — только и ответила я.

— Но воздух не двигается, листва не шевелится. Взгляни туда, на башню: флаг повис, не колышется на ветру.

— Да, — ответила я. Маг оказался слишком наблюдателен, но не чувствовал, как вокруг него смыкается судьба. И я, решившись, добавила: — Знаешь, Рейнеке, я тебя обманула.

— Что такое? — немедля посерьёзнел волшебник.

— Я уйду отсюда завтра на рассвете.

— Куда? — деловито спросил наследник мостов.

— Куда глаза глядят. Тебе нет до этого дела, маг, нет и не будет, запомни.

Волшебник внезапно схватил меня за плечи и больно встряхнул.

— Ты никуда не пойдёшь, — прошептал он, приблизив своё лицо к моему так, что я могла бы укусить его за нос. — Даже не надейся.

— Я уйду с попутным ветром, — возразила я. — И не думай меня задержать, не то все мельницы в округе встанут, и тебе придётся вертеть их самому!

Сказала — и пожалела: в глазах мага появился изучающее выражение.

— Так эльфы научили тебя своей магии? — немедля спросил он.

Вместо ответа я расхохоталась.

— Что такое?

— Рейнеке-маг, добрый народ не берёт учеников, а, кого берёт, того навсегда делает своим!

— Это общие слова, — отмахнулся волшебник.

— Нет, это правда! — загорячилась я. — Ты глуп, Рейнеке! Эльфом надо быть, чтобы колдовать как они. Быть светом, смехом, счастьем, горем, плачем и темнотой, быть самой жизнью. Забыть о прошлом и не думать о будущем, никогда ничего не жалеть и не желать. Разве этому можно выучиться?

— Но ты разговаривала с ними, — настойчиво проговорил маг.

— О, много раз!

— Говорят, стоит взглянуть эльфу в глаза, как ты изменишься и уже никогда не будешь таким, как прежде, — вспомнил волшебник и выжидающе посмотрел на меня. Я пожала плечами.

— Мы всё время меняемся, Рейнеке-маг. Посмотри в мои глаза. Разве ты можешь остаться прежним после этого? А я — могу? Мы всё время меняемся, только эльфы не дают нам об этом забыть, а люди — дают, вот и всё.

Волшебник выпустил меня из рук так же внезапно, как и схватил.

— Ты не сдвинулась с места, а всё же у меня было такое чувство, будто я держу птицу в руках, и она рвётся на волю, — медленно произнёс он.

От этих слов у меня навернулись слёзы на глаза, и я закусила губу, чтобы не заплакать.

— Ты не можешь дать мне свободу, волшебник, даже отпустив.

— А эльфы — могут? — тут же заинтересовался маг. Я тяжело вздохнула. Он сам рвался навстречу своей судьбе. Мне было не спасти его.

— Мне не отделаться от тебя, Рейнеке, как я вижу.

— И не пытайся, — заулыбался наследник двух мостов. — Я от тебя так просто не отстану.

— Я предупредила, — произнесла я, но человека это не остановило.

— Я мог бы попросту объявить тебя беглой служанкой, — заявил он. — Слово мужчины уже вдвое против слова женщины, а я к тому же наследник тэна и чёрный волшебник. Слышала поговорку «чёрному ордену всё дозволено»?

— Здесь ложа серого ордена, — напомнила я, не зная, как отвечать на угрозу. — Что же, Рейнеке-маг, хочешь пойти со мной — я тебя испытаю.

— Испытай, — ухмыльнулся волшебник, сделавшись похожим на мальчишку. — Лика, ты знаешь, что ни один человек не осмеливается говорить со мной подобным тоном?

— Не спорю, — кивнула я. И я бы не осмелилась, будь я человеком. — Так вот тебе моё испытание, человек. Ты спрашивал, от чего мои волосы колышутся на ветру, которого ты не чувствуешь кожей, не видишь глазами. Так повтори мой фокус, Рейнеке-маг, если сможешь. Заставь струны сильфовой арфы играть, не прикасаясь к ним ни руками, ни магией, ни инструментом. Сможешь — признаю, ты достоин сопровождать меня, не сможешь — не прогневайся, пути наши навек разойдутся. Ну, как, принимаешь мой вызов, наследник мостов?

Волшебник вскинулся, словно я швырнула ему перчатку.

— Я сын тэна и сам стану тэном в свой черёд, керли, — произнёс он таким неприятным тоном, словно желал нанести мне оскорбление. — Я могу приказать — и ты в жизни не увидишь белого света, не почувствуешь ветра и нечему будет играть твоими волосами.

— Так зачем же дело стало? — насмешливо спросила я. Угроза придала мне сил и смелости спорить хоть со всем миром. Он сам напросился на то, что его ждало впереди. Сам!

— Я принимаю твой вызов, Лика, — выговорил маг, внезапно утратив спесь. — Ещё до рассвета ты услышишь музыку сильфовой арфы.

— Буду ждать, — обещала я, и маг удалился.

Когда он отошёл достаточно далеко, чтобы не слышать, я посвистела ему вслед.

— Долго ты, сын земли, будешь ловить ветер. Ой, как долго… Не стражу и не две, уж можешь мне поверить.

Повернувшись, я направилась в предоставленную мне ложей келью, но у её дверей меня уже ждали. Невысокий — ростом с Рейнеке — маг, закутанный в серую хламиду — официальную одежду волшебника, представляющего свою ложу. Голову мужчины покрывала шляпа с широкими полями, затенявшими лицо.

— Значит, ты решила с ним расстаться? — заговорил волшебник безо всякого вступления. Голос его показался мне смутно знакомым, как будто я слышала его раньше — или очень похожий.

— А тебе что за дело, серый маг? — не замедлила с ответом я. — Или, ночуя в твоей ложе, я обязана тебе ещё и отчётом?

— Это не моя ложа, я здесь такой же гость, как и ты, — возразил волшебник. — И ты ничем не обязана мне, дочь ветров. Теперь ты ответишь?

— Отвечу, — отозвалась я. — Я не всегда решаю, быть мне с кем-то или уйти. Если тебя интересует мальчик, ушедший отсюда с надеждой — я не принадлежу ему, и никогда не принадлежала, поэтому ни к чему говорить о расставании.

— Все вы, дети ветров, с придурью, — проворчал серый маг. — Лика, послушай, ты можешь делать что угодно, но держи свою ворожбу подальше от мальчика. Я не позволю тебе ему навредить.

— Разве ты его отец, чтобы заботиться о нём? Или задолжал жизнь и сердце? — удивилась я.

— Я его брат, — неохотно признался волшебник. — Старший брат, ушедший из дома, как поступают все старшие братья. И здесь гощу по просьбе нашей матери и нашего отца, чтобы присматривать за братишкой, пока он дома.

— А на дорогах за ним кто присматривает? — развеселилась я. — Или у тебя только здесь о нём сердце болит?

— На дорогах его бережёт осторожность, — серьёзно ответил маг, и я фыркнула, вспоминая, как необыкновенно «осторожен» был Рейнеке при нашей первой встрече. — А здесь он отдыхает и развлекается. Иногда — опасно для себя же самого.

— Как со мной, да? — поняла я. — И много тут бродит из наших?

— Ты первая, — чему-то кивнув, ответил заботливый брат. — И дело не в тебе. Человеку с двумя проклятиями на судьбе, есть кого опасаться и кроме разрушителей магии.

— Двумя проклятиями?! — ахнула я. — Как это он умудрился, твой брат? А ещё такой молоденький!

— Первое — материнское, — хмуро сообщил волшебник. — Когда из дома ушёл, последний сын, а ведь двое старших умерли в битвах. Второе — учительское, когда из ложи ушёл, а ведь там его приютили и защищали от бед.

— Перекати-поле, — засмеялась я. — Человек с ветром в сердце. Не знала, по виду не скажешь.

— По нему никогда ничего не скажешь, — раздражённо ответил маг. Он чего-то ждал от меня, и моя весёлость была ему не по вкусу. — Лучше скажи, дочь ветров, можешь ли ты избавить его от проклятий?

— От чужих чар — с трудом. От злого слова — даже не думай, — честно ответила я. — Да и плохая это затея — мага от магии лечить. Я ж могу и промахнуться и не от чужого, а от собственного волшебства его вылечить, а для таких, как вы, это хуже смерти.

— Хуже, — согласился серый маг. — Так, значит, ничего поделать нельзя? И никто не поможет?

— Или просите наложившего снять или ведите к эльфам. Они могут помочь, но о чём попросят взамен — никто не предскажет.

— Эх! — махнул рукой маг. — Мать ослабила, а полностью снять отказалась. Сказала, не по силам ей это, да и не хочет. Пусть, говорит, хоть проклятие в дом пригоняет. Он же теперь у нас неприкаянный. Только дома или в чёрных ложах может больше одной ночи под крышей провести.

— Вроде нас, — обрадовалась я, но волшебник только посмурнел. Как и все люди, посвящённые в тайну нашего существования, он считал всех встреченных «детей ветра» людьми, тайно выучившимися своему зловещему искусству — и за это отдавшими покой и безмятежность. Такой судьбы для брата серый маг не желал. — Заклинанием можно сдержать чужое, но оно никуда не денется, и вместе они будут тяготить жертву. Твоя мать плохо сделала, что не отправила сына к доброму народу.

— Чтобы те сделали из него такого же полоумного, как они сами? — вскипел волшебник. — Нет уж, благодарю покорно!

— С эльфами всегда можно договориться, — пожала плечами я. — Иди к себе, сосед и товарищ по гостеприимству ложи. Мой ответ «нет» на оба твоих вопроса. Мне не нужен твой брат, и я не смогу ему помочь. Не жди от меня ни беды, ни помощи для него.

— Как скажешь… мимми, — с отвращением произнёс волшебник и ушёл на мужскую половину, куда женщины не допускались. Я проводила его взглядом и зашла, наконец, в свою келью, не зная, что ещё до исхода ночи нарушу своё слово.

Ветер бесновался вокруг здания ложи. Бился во все окна, пролетал по коридором, стучал незапертыми дверями. Пока не нашёл мою келью и не ворвался туда, сшибая всё на своём пути. Я едва успела одеться, потому что ветер, как верный пёс, рвался на волю, скорее, как можно скорее, куда-то дальше, прочь из тесных каменных стен — туда, где на просторе творилось некое зло. Бежать было тяжело, пускай с неба светили и луна, и звёзды, озаряя мне дорогу (а вернее, не умея укрыться за облаками — ветер безжалостно сорвал их, оставив ночные светила обнажёнными). Но тяжело тянула к себе земля, воздух обжигал, разрывая грудь, и болезненно стучало сердце.

Я всё-таки успела. Ветер покинул меня, когда впереди показалась знакомая липа с натянутыми на ней струнами арфы. Рядом с липой метались, не в силах улететь, три прозрачных пятнышка, которые склонившемуся над землёй магу, наверняка, казались не более чем бликами света. Но я-то узнала своих родных. Узнала — и разъярилась. Чёрному ордену всё дозволено, Рейнеке-маг?

Он поднял голову, когда я подошла на расстояние удара мечом. Моргнул, отвлекаясь от прорезанных в дёрне колдовских знаков и рассыпанных-разлитых поверх колдовских зелий. Осталось — я видела — произнести закрепляющее слово, чтобы пленённые сильфы остались во власти чёрного волшебника. Я нащупала рукоять ножа.

— Отпусти их, — потребовала я прежде, чем маг успел начать разговор.

— О ком ты? — искренне удивился волшебник. Проследил за моим взглядом, но как будто ничего и никого не увидел. — Лика, не мешай мне. Ты сама поставила условие — а теперь пытаешься нарушить уговор новыми сказками.

— Отпусти, — повторила я дрогнувшим голосом. — Ставь любые условия, распоряжайся мной как хочешь, только прекрати своё колдовство.

— Прекратить? — удивился и даже обиделся маг. — Забавная шутка. Сейчас, когда я вот-вот постигну таинственные силы воздуха, ты требуешь прекратить колдовство!

— Требую, — подтвердила я. — Зачем тебе оно, Рейнеке-маг? Ты занялся им из-за моего безумного условия — ну так вот, я отменяю его. Я твоя. Перестань колдовать, прошу тебя!

С этими словами я упала на колени и протянула к волшебнику руки. Он не видел ножа, который я при этом держала — моё оружие умеет быть невидимым, когда нужно. Рейнеке нахмурился.

— Я должен разобраться. Странно, почему до меня никто не додумался до столь элементарного…

Закончить свою мысль маг не успел, я всё-таки ударила. Не в сердце — став человеком, я поклялась, что смерть магу или его магии принесу только в случае угрозы для моей жизни. Я ударила в левое плечо, перерубая тем самым ток волшебства по жилам человека. Рейнеке ничего не понял, но тэны не напрасно обучают своих сыновей — юноша оттолкнул меня и обнажил длинный кинжал, с которым никогда не расставался — оружие, без которого представители его сословия даже не садятся за стол.

— Ты сошла с ума, — заявил маг, не торопясь нападать на беззащитную девушку. Я в ответ тряхнула рукой и стриж на рукояти издал протяжный свист, будто он в небе гоняется за мухами, а после нож в моей руке удлинился и потяжелел, превращаясь в короткий и узкий меч.

Разумеется, магу ничего не стоило отразить мой удар… будь у меня в руке оружие из холодного железа. Но клинок, скованный из бурь и ветров, легко прошёл сквозь кинжал смертного, не причинив тому вреда и не сломавшись сам. Прошёл — и, извернувшись, ударил мага в правое плечо, отрезая и эту руку от возможности колдовать. Незаконченное заклинание, не успевшее приобрести собственную силу, полыхнуло, сделав сильфов на мгновение видимыми человеческому глазу, а после пропало. Исчезли вырезанные в дёрне колдовские знаки, впитались в землю зелья — и всё это в тот самый миг, когда я нанесла свой удар. Вот теперь Рейнеке проняло. Он со свистом выдохнул и, занося кинжал, шагнул ко мне. Я отпрянула — драться я не умела, да и не стала бы, сознавая свою вину. Земля, видно, заботится о своих детях не меньше, чем воздух о своих — она кинулась мне под ноги, заставила упасть и больно стукнула по спине. Рейнеке приставил к моему горлу кинжал и посмотрел мне в глаза. Пощады я не ждала — волшебники не могут жить без своего волшебства и с лёгкостью убивают, если что-то встаёт на их пути.

— Тебя следует повесить за нападения на наследника тэна в его владениях, — холодно сообщил мне юноша. — А за то, что ты сотворила со мной — сжечь на костре. Что скажешь, Лика, дочь ветров?

— Убей! — попросила я, не пытаясь даже шевельнуться. — Убей сам, своей рукой, и утоли моей кровью жажду мести. Убей!

— Ты не боишься смерти? — удивился человек и отвёл кинжал от моего горла. Даже тогда я не стала подниматься: по закону человек, напавший на тэна или на его наследника, принадлежал пострадавшему до тех пор, пока тот не определял наказание. Что мне за дело до земных законов? Я не знала и сама, но между тем лежала на земле, терпеливо ожидая решения своей участи. — Ах, да. Я забыл. Ты боишься только огня. И поэтому просишь убить тебя железом?

— Нет, — ответила я, прямо глядя человеку в глаза. — Если ты убьёшь меня своей рукой — это будет справедливо. Отдав меня на муку, ты нарушишь законы мира.

— Сумасшедшая! — воскликнул маг и убрал в ножны кинжал. — Я не буду тебя убивать, и даже не буду преследовать. Иди своей дорогой, коли хочешь. Твои страдания не вернут мне утраченного.

— Ты отпускаешь меня, Рейнеке-маг? — изумилась я, поднимаясь с земли. Нашарила выпавший из моей руки нож — он снова уменьшился в размерах, и теперь тихонько пел — человек не слышал — наслаждаясь долгожданным угощением. Волшебник не знал, что может творить магию голосом, а то и ногами (если сумеет, конечно): я не убила её в нём, только перерезала пути, по которым волшебная сила стекала в руки.

— Отпускаю. Проваливай, — грубо ответил человек, и я склонила голову перед его гневом. — Нет, постой. Пока ты ещё здесь. Я хочу знать.

— Спрашивай, Рейнеке-маг, — улыбнулась я.

— Не называй меня так! — сорвался на крик волшебник. Успеет ли солнце взойти, прежде чем маг окончательно убедит себя в том, что сделался по моей вине неизлечимым калекой?

— Спрашивай, — предложила я. — Или позволь, я угадаю. Ты хочешь спросить, как решается моя загадка?

— Да, — просто ответил маг. — Что я должен был сделать?

— Попросить, — тихо произнесла я.

— И всё?! — не поверил маг. Я молча кивнула. — Но кого мне просить?

— Сильфов, — ещё тише сказала я, чувствуя, что искренняя жажда знаний заслуживает честного ответа — даже если он опасен для меня и моих близких.

— Их же не существует, — пробормотал человек и неуверенно оглянулся на липу. Колдовские сети, поймавшие моих собратьев, сделались видимыми и осязаемыми, и сейчас валялись под деревом.

— Думай как хочешь, Рейнеке-маг, — поклонилась я и повернулась, чтобы идти. — И поступай как знаешь.

Я отошла не более чем на десяток выпадов, когда за моей спиной голос Рейнеке произнёс:

— Духи воздуха, невидимые смертным! Я не вижу вас, и не знаю, видите ли вы меня. Но я слышал вашу музыку, и хотел бы услышать ещё раз. По незнанию я пытался пленить вас — простите. И сыграйте для меня, если будет на то ваша воля.

Это было самое нелепое воззвание к сильфам, которое только можно себе представить. Очень похоже на смертного, который даже в попытках познать стремится сначала подчинить, раздавить, а потом только выяснять истину. Но… почему он так легко простил меня? Так просто смирился со своей утратой? Пожав плечами, я зашагала в сторону ложи серого ордена. Мне следовало исчезнуть оттуда быстрее, чем старший братец пронюхает о моём вероломстве, а бросать вещи всё-таки не хотелось. В этом, наверное, проклятие смертного тела — ему столько всего нужно, что я волей-неволей оказалась привязана к земным предметам. Ещё несколько шагов, и порыв ветра пронёсся мимо меня, ласково взъерошив мне волосы. А после я услышала тихую нежную музыку. Моя мать заиграла на арфе. Рейнеке выполнил поставленное условие.

Небо едва окрасилось алым на востоке, когда маг вышел из ворот замка. Там я ждала его — сильфы тоже умеют держать своё слово. Волшебник кивнул мне, и зашагал по дороге, не сказав мне ни одного слова. Я тоже молчала. В воздухе разносился звон колокольчиков и тихие переборы струн. Мать провожала нас в дорогу.