Проклятие невесты. Призрак из прошлого

Наталья Абакумова

В основе романа в стихах «Проклятие невесты. Книга 1. Призрак из прошлого» Натальи Абакумовой лежит легенда о проклятии графа Джеймса Максвелла собственной невестой. События книги разворачиваются во II половине XVIII века в столице Британии Лондоне и в заброшенном ирландском замке, снискавшем недобрую славу, вследствие печальных событий вековой давности…

ГЛАВА 5

Взяв кое-что из нужных им вещей,

Укрыв в кустах карету и коней,

Вошли в ворота через старый мост.

Нестриженых деревьев дивный рост

Обнял аллею холодящей тенью,

А по краям благоухавшей сенью

К себе манил разросшийся цветник,

И алых роз горящие огни

Пьянили воздух нежным ароматом.

Сад одичавший, сплошь заросший мятой

И клевером, исполнен был нужды

Отдать земле созревшие плоды,

Что тяготили ветви яблонь весом.

Под шелестящим листьями навесом

Беседка, вся увитая плющом —

Годами тканным зеленью плащом —

Сокрыла с глаз людских скамьи, колонны,

Ажурный барельеф её фронтона,

И стол, и пол, фонтан, лишённый вод,

Из камня скал диковинных пород,

Чья гладь сквозь сеть живого покрывала

На солнце белым глянцем отливала.

Над зеленью листвы, бросая тень,

Вздымался замок. Вот деревьев сень

Оборвалась, и в ста шагах от сада

Открылось благолепие фасада:

Фигуры белокаменных зверей

У лестничного марша и дверей —

Львов изваянья. Времени теченье

Не умалило скульптора уменье.

Зло скалясь, стражи охраняли вход,

И солнце, завершившее восход,

Лучом играло в неподвижной гриве.

Все четверо, в волнующем порыве,

Стояли, не решаясь подходить.

Гармонии связующая нить

Изысканностью вкуса отличалась,

Такой же тон оттенка излучали

Ступени, балюстрады, блеск перил,

О мастерах немало говорил

Высокий портик. Там, поближе к свету,

Взбирался вьюн по стлавшемуся следу

Увядших прядей, гладь больших колон

На солнце отливала. Нежный звон

Издали каблучки о томный камень,

Дверная ручка — позолоты пламень-

Поддалась от нажатия руки;

И высохшие петли и крюки

Дверь отворили, слух пронзая стоном,

И гулким, многократным перезвоном

Вмиг прокатилось эхо в тишине,

Но в глубине парадной, в вышине,

Под самым потолком затихло вскоре…

В таком же белокаменном уборе

Широкая ступеней череда

Вела наверх; тому назад года

Гостиные там были; бальной залы,

Читален и столовых идеалы,

Где праздная бурлила суета.

А по бокам от лестницы гряда

Отдельных спальных комнат в коридоре,

Где дверь была на внутреннем запоре,

И гость любой мог ночью отдыхать,

Ложась на сон в пуховую кровать.

И, повернув налево из парадной

По сгнившему от времени изрядно

Паркету, все ступили в коридор,

Где в глубине подвал тревожил взор,

А в прорезь окон лоскутами света

Тепло вливало ласковое лето.

Казалось, что строенью нет конца:

Разграбленные комнаты дворца,

Обставленные с роскошью когда-то,

Со вкусом знатока-аристократа,

Лишь украшали клочья паутин,

Обрывки потускневшие картин,

Обломки мебели под толстым слоем пыли,

Останки птиц, что в спешке позабыли

В ажурной клетке кучкою пера,

Истлевшие гардины, веера,

Тряпьё в шкафу с раскрытыми дверьми,

Которое, казалось, чуть возьми,

Рассыплется в руках мельчайшим прахом.

Лишь отголоски внутреннего страха

Вживляли беспокойство в ткань души:

Ведь кто-то здесь когда-то мирно жил,

Не ведая, что может приключиться!

Но что же это было? Поделиться

Мог только Росс — лишь он один всё знал,

Но до сих пор ещё не рассказал,

Ведь мисс ещё в пути его просили,

Но Росс смеялся: «Я помочь не в силах!

Я, леди, только факты и люблю,

А сказок, извините, не терплю!».

В последней спальне левого крыла

Почти никем не тронута была

Вся обстановка тех минувших лет.

Сквозь пыль времён смотрел на них портрет

Прекрасной леди в белоснежном платье;

Запястья, шею в нежные объятья

Схватили ожерелье и браслет,

Чьи камни изливали тот же свет,

Что и глаза — морской волны дыханье.

Вуалью грусти, явственной вниманью,

Застилась в красках взора бирюза,

И свежих рос чистейшая слеза

Природным бриллиантом в щедром свете

Мерцала ярко в мастерском портрете

На алой розы тонком лепестке,

Что в златом отливавшем завитке

К виску прильнула, ангельские пряди

Касались плеч. Росс, любопытства ради,

Протёр низ рамы краешком платка,

И надпись обнажившая рука

Застыла, словно встретив штрих изъяна.

Лорд Крэнстон вслух прочёл: «Моя Диана».

Увиденным немало удивлён,

Росс хмурил брови; и не только он —

Все четверо молчали, и, похоже,

Их мучило сейчас одно и то же:

Весь замок был разграблен, только вот

Лишь в этой спальне уж который год

Стояла мебель. Пыльные гардины

Чуть пропускали солнце, и картины,

Висевшие на стенах в полутьме,

Притягивали взоры. Как во сне

Все созерцали их в немом волненье;

Как будто дней ушедших наважденье:

Старинный стол, комоды, зеркала

Так, будто эта комната была

Для гнусных мародёров недоступна.

Меж тем глаза угадывали смутно

Заметный беспорядок: тут и там

Вокруг валялся непонятный хлам,

Как будто кем-то в спешке обронённый:

Роскошный гребень, жутко искривлённый,

Раздавленный тяжёлым каблуком

Шкатулка, шпильки, треснувший флакон,

Давно забывший прелесть аромата,

Жемчужины, висевшие когда-то,

На нити, что разорвана была.

Но отчего-то видно не смогла

Собрать их до единой жадность вора!

Что же случилось, отчего же свора

Грабёж не довершила до конца!?

Их что-то напугало — горсть свинца

И дюжий ствол за крепкими плечами

Помочь им не могли! Что развенчало

Успешный план, возможно, объяснит

Лишь спуск в подвал…

Подвал!!! Он был забыт

По мере приближения к ответу:

Причину, в путь влекущую по свету,

Затмила впечатлений череда.

И при осмотре время, что вода

Сквозь пальцы пробежало незаметно,

И, верно, час, ушедший безответно,

Потрачен был на этот коридор,

Но от унылых сцен уставший взор

Был рад его массивной старой двери.

И вот уже, бесстрашен и уверен,

Росс Крэнстон первым сделал шаг вперёд.

Молясь за положительный исход,

Друзья открыли дверь во мрак подвала.

Холодный ветер пролетел по залам,

Обдав дыханьем ледяным гостей.

В слепую тьму неведомых страстей

С дверей раскрытых влились пряди света,

И, оттенив гигантских силуэтов

Людей входящих грозные черты,

Явили взору тайны пустоты:

Там, еле различимы, от порога

Вели ступени к земляной дороге,

Пролёгшей узкой лентою меж стен,

Где на одной старинный гобелен

Вдали виднелся радугой просвета

Меж чёрных стен, давно не знавших света

Под толщей камня; но проём двери

Скупым сияньем солнца одарил

То, вовсе неизвестное творенье,

Чьи краски от лучей прикосновенья

Взыграли в полном цвете красоты;

И, дабы различить во мгле черты,

Зажгли последний факел у порога,

И глинистою мягкою дорогой

Отправились в неведомую тьму.

Тот дивный холст в струящемся дыму,

Потрескивавшим пламенем расцвечен,

Был очень стар и потому увечен:

Жестоко время к яркой красоте.

И гобелен в безликой пустоте

Весь почернел от сырости нещадной,

Провис и ткань, прогнившая изрядно,

Местами хладный камень обнажила,

Но мастерство друзей заворожило,

И вскоре незаметен стал ущерб.

С порывом ветра дверь сокрыла щель,

Беззвучным соло пламя заиграло,

И в диком танце тень возликовала

На древних стенах.

Вот глазам видна

Небес, изливших свет, голубизна,

Диск солнца благодатного в зените,

Под ними графства стройная обитель:

Полна людьми, торжественна, светла;

И, по всему заметно, силы зла

Ещё не вторглись в этот славный дом.

На воздухе, за праздничным столом

И в каменной беседке у фонтана

Сидели улыбавшиеся дамы,

Услужливых господ влюблённый рой

Вокруг них вился, то остря порой

То вдруг шепча им пылкие слова,

От коих опускалась голова,

Смущался взор, и белый мрамор лика

Окрашивал румянец. Превеликим

Застольем пировал и бедный люд —

Ремесленник, крестьянин — всяк был тут.

Конец ознакомительного фрагмента.