Мастер иллюзий

Наталия Экономцева, 2008

Он – знаменитый мистик и автор бестселлеров. Необычайно хорош собой. Автор кармических теорий, может быть – автор величайшей иллюзии. И хотя он гениально заставляет верить людей в то, чего нельзя увидеть, сам он точно так же подвержен иллюзиям, как и все остальные. К тому же он всё забывает, по рассеянности не приходит на пресс-конференции, пьет и теряет документы. И поэтому ему срочно нужен персональный помощник… Она внешне не привлекает, но и не отталкивает. Зато говорит по-английски, по-немецки, по-французски, немного читает по-итальянски и может договориться с кем угодно и о чем угодно. Возможно, она единственная, кто спасет его и раскроет ему глаза. А возможно – просто предложит свою иллюзию взамен его собственной…

История одновременно жесткая и нежная, завораживающая и отрезвляющая. Редкостно некрасивая Анжелика поведает вам то, чего никогда не расскажет длинноногая голубоглазая блондинка.

Книжное Обозрение

Стойкое чувство чего-то очень славного и человечного остается после этой истории надолго. Получилась очень занимательная и исключительно смешная книжка, которая читается как авантюрный роман.

Домашний Очаг

Кто сказал, что у нас нет интересных авторов, прочитайте эту книгу и вы сами убедитесь в этом. Наша суровая действительность и тонкая ирония перемешаны в ней, словно карты в игральной колоде. Здóрово!

Elle

* * *

1

Здание находилось Бог знает где, но мы нашли его быстро. Водитель уверенно нырял из одного узкого переулка в другой, оставляя позади бесконечные заправки, автосервисы и заводы — на вид совершенно заброшенные. После того, как я села в такси и поздоровалась, он не посмотрел на меня ни разу. Даже деньги взял, не глядя и не пересчитывая, и сразу рванул с места так, что заскрипела резина. Но это ничего: я привыкла.

Я вышла из машины в половине третьего — ровно за полчаса до того времени, на которое была назначена встреча, и на 15 минут раньше, чем сама собиралась приехать.

Грязная стеклянная дверь с трудом открылась, пропуская меня внутрь.

У старого турникета, перед лестницей, плакала девушка. Хороша она была сказочно — стройная, нежная, хрупкая. Светлые локоны спадали ей на лицо и прилипали к мокрым щекам, испачканным голубой тушью.

— Откройте! Дайте мне выйти!

— У вас паспорта нет, значит, не открою, — старушка в синей форме удовлетворенно причмокнула губами и скрестила руки на груди.

— Вы же меня впустили без паспорта всего час назад! А сейчас я просто хочу выйти!

— Час назад была не моя смена. А я без паспорта не выпущу!

— Вы меня знаете, я здесь раньше работала и очень часто ходила!

— Ничего я не знаю.

Девчонка сделала шаг назад, вроде бы собираясь подниматься по лестнице. Но потом резко прыгнула вперед и, опершись руками о края турникета, легко перескочила через ограждение и выбежала вон, ни разу не обернувшись.

И тогда милая старушка с белыми кудряшками увидела меня. На несколько секунд она замерла с открытым ртом, а потом, словно спохватившись, взяла мой паспорт, покрутила его в руках и суетливо нажала на кнопку. На турникете зажглась зеленая стрелка, я забрала свой паспорт и прошла внутрь. Зачем рядом со скрипучими турникетами нужны такие старушки в синей форме? Явно не для того, чтобы остановить злоумышленика. Скорее, чтобы испортить настроение честным гражданам и симпатичным блондинкам.

Я же не вызываю у старушек — в синей форме или без нее — никаких чувств, кроме жалости. Эта, к примеру, даже не заглянула в мой паспорт. И будь я злоумышленицей, на моем пути не было бы даже такой, вполне символической преграды.

— Не пугайтесь, когда увидите наш офис, — говорила мне по телефону сотрудница этого удивительного здания, — мы скоро переезжаем. Новое помещение будет готово самое позднее — через полгода, и там все очень красиво!

А потом таинственно:

— Между прочим, в основном благодаря ему…

И под конец с нескрываемой гордостью:

— Он наш самый продаваемый автор. Но вы, конечно, об этом знаете!

— Извините, не знаю.

— Неужели даже ничего о нем не слышали? Не знаете о «Теории душ»? О «Вратах мира»? О «Докторе странствий»? Этого просто не может быть… Он удивительный человек! Писатель, ученый, мистик… — голос в телефонной трубке становился все более растерянным.

— Видите ли, мне больше известно о политиках.

— Ах, вот как… — голос уже блуждал в непроглядном дремучем лесу, не зная, как выбраться к свету, — Ну что ж… Это ничего… Он вам понравится.

Я промолчала. Для меня не имеет значения, понравится он мне или нет. Наоборот, я бы скорее согласилась работать с тем, кто мне совсем не нравится. Так проще. Я молчала достаточно долго, и моя собеседница, судя по всему, набрела на тропинку:

— Мы готовы платить, сколько скажете. В разумных пределах, конечно…

Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, вздохнула. Разумные пределы. Ими ограничено все то, что могло бы закончиться великими открытиями, музыкой, разрывающей душу, или большой любовью, на худой конец. Но моя работа не имеет никакого отношения к высоким материям, а значит, разумные пределы — это как раз то, что нужно.

— Как, вы говорите, его зовут? — спросила я и достала из сумки блокнот и ручку.

— Алексей Козаков. А меня зовут Катя.

Катя. Алексей Казаков. Я записала в блокнот его имя и фамилию, чтобы не забыть, пока доберусь до компьютера и интернета. Будь я знаменитым писателем и мистиком, я бы выбрала себе более звучный псевдоним. Но это мое личное мнение, не более того.

— Хорошо, Катя, я подумаю.

— Конечно, думайте, — обрадовалась моя собеседница. — Но я вам советую приехать и с ним познакомиться. С Алексеем непросто, но он — очаровательный мужчина.

Непростой и очаровательный обойдется дороже. Впрочем, сумму можно будет обсудить при встрече.

— Я, возможно, заеду на следующей неделе.

— Прекрасно! И я вас умоляю: не пугайтесь, когда увидите наш офис.

Я снова промолчала. Она меня умоляет, подумать только! Главное — вы не испугайтесь, Катя, когда увидите в своем офисе меня. Но, принимая во внимание свою внешность, я могу вам сделать скидку.

Сказать, что я некрасива, — значит не сказать ровным счетом ничего. Не знаю, какой страшный грех совершили мои родители. Или может быть, я сама сильно провинилась в прошлой жизни. Так или иначе, в этой жизни я родилась уродиной и уродиной умру.

Есть женщины, рожденные привлекать. Есть женщины, рожденные для иных целей. Но каким бы ни был высший замысел в отношении меня лично, он пока остается тайной. Я не привлекаю, но в общем-то и не отталкиваю. Чаще всего меня просто не замечают. Мужчины, женщины, дети, даже собаки — все они смотрят как будто сквозь меня. И это полностью опровергает тот факт, что собаки якобы ориентируются в пространстве с помощью носа, а не глаз. Впрочем, нельзя отрицать возможности того, что я и пахну настолько по-уродски, что не представляю интереса даже для собак.

Я поднялась по облезлой лестнице на третий этаж и открыла дверь с номером 312. Мне навстречу из-за компьютеров поднялись несколько голов, но глаза, как обычно, смотрели сквозь меня.

Я сделала шаг вперед и громко сказала:

— Здравствуйте. Мне нужна Катя.

— А вы..? — послышался голос откуда-то из глубины комнаты.

— Я Анжелика, — без всякого выражения ответила я. Но глаза всех присутствующих уже смотрели на меня в упор.

Да, меня чаще всего не замечают. Но стоит мне назвать свое имя, и жизнь на несколько секунд останавливается. Все глаза обращаются ко мне, а потом стыдливо опускаются вниз. Готова поклясться, что тот, кто впервые видит мое лицо и слышит мое имя, говорит про себя «Бывает же такое!», после чего становится со мной преувеличенно любезен. Просто из благодарности судьбе — за то, что с ним самим не случилось ничего подобного.

Помимо на редкость некрасивого лица и неловкого тела, мои родители наградили меня еще и звучным именем Анжелика. Надеюсь, в первые дни жизни мое уродство еще не было таким очевидным, иначе имя, данное мне родителями, из просто неподходящего превращается в издевательское. Согласитесь, такого не заслужил ни один новорожденный младенец, даже сильно провинившийся в прошлой жизни.

В школе меня звали Маркизой Ангелов, и самые строгие учителя тайком смеялись, услышав это прозвище. Я не виню их за это. Маркиза Ангелов? Анжелика? Неуклюжая уродина с именем рыжеволосой роскошной соблазнительницы? У того, кто все это придумал, не осталось для меня ни капли привлекательности, зато умением мыслить трезво меня оделили сполна. Анжелика… Комичность этого имени очевидна. Так что, смейтесь. Я не обижусь.

— Я Анжелика, — без всякого выражения повторила я, и из глубины комнаты ко мне вышла невысокая коротко стриженная женщина.

— Здравствуйте, — растерянно протянула она. — Алексей немного задерживается…

— Ничего подобного. Это я приехала раньше.

Я предоставила ей спокойно изучать мое лицо.

— Нам вас советовали как одного из лучших специалистов, да что там, мне говорили, что лучше вас никого нет и быть не может, — сказала мне по телефону эта Катя.

Что ж, похоже, советчик ничего не сказал о том, как я выгляжу. Это сюрприз, дорогая Катя, и я прекрасно понимаю, насколько он приятный.

Она смотрела на меня очень внимательно. Конечно, ей было непросто: за какие-то пятнадцать минут, до приезда их самого популярного писателя, ей нужно решить — стоит ли ему вообще меня показывать? Что скажет автор бестселлеров и мистик, непростой и очаровательный, узнав, что новый персональный ассистент, которого предлагает издательство, — настоящая уродина?

Катя оглядела меня с головы до ног. Не предложила мне ни пройти внутрь, ни выпить чаю. Я стояла спокойно и старалась не мешать. Мне известны все мои плюсы и минусы. У меня тощее угловатое тело, некрасивое лицо и жидкие волосенки. Назвать их волосами не повернется язык. Но одеваюсь я хорошо и дорого, косметика — максимально естественная, духи — самые нейтральные.

Человек тщеславный никогда не возьмет меня на работу: такую, как я, нельзя с шиком представить компаньонам, или, переодев в вечернее платье, вести под руку на торжественный ужин. Меня нельзя трахать после затянувшихся переговоров где-нибудь в Новом Уренгое. Вернее, теоритечески это можно сделать, но вряд ли такое придет кому-нибудь в голову.

Зато я говорю по-английски, по-немецки, по-французски, и немного читаю по-итальянски. Я знаю латынь, древнегреческий и имею представление об устройстве арамейского и санскрита, хотя этими языками, как вы понимаете, приходится пользоваться довольно редко. Я умею печатать вслепую со скоростью 230 знаков в минуту, и при том без ошибок. Я могу в разгар горячего сезона найти билет на самолет, который улетает прямо завтра, и знаю, кому заплатить, чтобы ни одна газета не пронюхала о том, как вчера мой работодатель напился и бил посуду в модном баре. И еще я очень нравлюсь женам работодателей, поэтому человек, недавно и удачно женатый, вполне может взять на работу такую, как я.

— Ваш писатель женат? — спросила я Катю, которая все еще не могла определиться, и неожиданно для меня самой этот вопрос оказался решающим. Он аккуратно лег на ту чашу весов, на которой написано «Черт с ним, давайте попробуем и посмотрим, что он скажет». Чаша перевесила, Катя улыбнулась и дотронулась рукой до моего рукава.

— Он не женат, — заговорщически шепнула она. — Поэтому мы и ищем для него новую секретаршу.

— Тогда вы ошиблись. Я не секретарша — я персональный помощник, и стою очень дорого.

Я взялась за ручку двери, но Катя меня остановила.

— Подождите! Вы как раз то, что нужно! И если он согласится, то… В общем, я уже говорила, что мы готовы платить, сколько скажете. Нам обязательно нужен тот, кто сможет разобраться с этим бардаком…

Катя провела руками по волосам и тяжело вздохнула. Видимо, в последнее время ей действительно приходилось несладко: лицо у нее совсем не веселое, а под красивыми глазами синяки.

— Пойдемте в кафетерий, — сказала она. — Я расскажу вам про Козакова. У него как раз заканчивается контракт, который мы подписали на десять книг, и если его сейчас не задобрить, со следующей книгой этот гад уйдет к конкурентам!

Мы пили мутноватый чай и я слушала про писателя — слушала то, о чем уже несколько дней назад сама прочитала в интернетовских досье. Но не в моих правилах прерывать того, кто собирается платить столько, сколько я скажу.

За последние пять лет мистик написал девять книг — три трилогии — и только что начал десятую. Он написал их сам — без рабов, плагиата и ночных бдений талантливого редактора. Что самое удивительное — он написал их с удовольствием и почти без капризов. Его первая трилогия называлась «Доктор странствий», и читали ее в основном женщины. О «Теории душ» уже были высокого мнения некоторые мужчины, а после «Врат мира» к ногам писателя, кажется, легли все без исключения. Говорил он едва ли не лучше, чем писал, и с успехом ездил по стране с выступлениями. У него были последователи, которые носили автора на руках и молниеносно скупали тираж. Но это не значит, что с ним не было проблем.

— Он мог бы стать новым Хаббардом, — Катя вздохнула и без удовольствия глотнула свой мутный чай. — Толкиеном! Кем угодно! Но с ним так сложно! Он все забывает, по рассеянности не приходит на пресс-конференции, он пьет и теряет документы… Недавно потерял ноутбук с началом нового романа, сейчас пытается восстановить по памяти и без конца причитает, что мы не можем повлиять на полицию — чтобы нашла потерянное. Лучше бы он повлиял на свою карму, о которой так складно пишет!

Катя невесело улыбнулась.

— А еще… Это просто для примера, чтобы вы поняли, что происходит… Так вот, моя ассистентка купила ему билет на самолет в Екатеринбург, там была встреча с читателями, и сдуру отдала ему в руки, представляете, какой ужас? — Катины глаза широко раскрылись.

— Нет, не представляю.

— Он его потерял. Потерял за одну минуту! Прошел двадцать метров от того места, где встречался с ассистенткой, до окошка регистрации на рейс, а билета нет! И знаете, что он сделал? Сказал, что существование не готово принять его в Екатеринбурге, потому и пропал билет! Взял свой чемодан и вышел. И уговаривать его было некому, потому что я болела, а его секретарша, — тут Катя посмотрела на меня и сама себя поправила, — то есть, я хотела сказать, персональный помощник… Она как раз сказала, что видеть его больше не желает.

— Почему не желает?

— Женщины…

— А что с женщинами?

— У него их слишком много… И он их слишком быстро бросает… Так всегда было.

Довольно странно для мистика, вам не кажется? Но это мое личное мнение, а потому я оставила его при себе.

— Между нами говоря, его бесконечные бабы создают массу сложностей. Я имею в виду — для нас это сложности, а ему все как с гуся вода! У него даже есть очень хитрая теория на этот счет. Но об этом он вам сам пусть расскажет. И его секретарша…

Катя нервно крутила в руках чашку. Почему-то мне показалось, что она сама тоже не осталась равнодушной к непростому, но симпатичному автору.

— Причем здесь его секретарша? — на всякий случай спросила я, но вообще-то все ясно и так. Нет ничего нового в этом мире под солнцем. Его помощница была женщиной, рожденной привлекать. Ее можно вести под руку в вечернем платье, с ней некогда скучать в Новом Уренгое, но… Как вы прекрасно понимаете, здесь есть свои «но».

— Он ее бросил. То есть перестал с ней спать и уволил, — тихо вздохнула Катя. Мне показалось, или в ее глазах на самом деле мелькнула искра злорадного торжества? — А она говорит, что беременна… И если вы станете с ним работать, то с этим нужно будет разобраться в первую очередь!

— С беременностью?

— С секретаршей. Она его преследует, а ему хоть бы что. Но пока она на что-то рассчитывает, это еще полбеды. Вот когда она отчается, представляете, что она может рассказать газетам? Тогда конец…

— Вряд ли стоит об этом беспокоиться, Катя. Ведь до сих пор еще ни одна его женщина ничего не рассказала?

— Ему еще никогда не попадались такие упорные, — тоскливо шепнула она, как будто сожалея о чем-то своем, и несколько капель мутного чая упали на стол.

Я молча пожала плечами. За три месяца работы хорошая секретарша может узнать о своем начальнике очень многое, и как правило, этим сведениям — не место в газетах. Но стоит ли называть это концом? Откровенно говоря, мне не приходилось слышать о мужчинах, чья карьера была безвозвовратно погублена влюбленными секретаршами.

— Его семинары, — как будто подслушав мои мысли, выдохнула Катя. — Официально мы об этом ничего не знаем и знать не хотим, но вот вам придется с этим что-то сделать, и как можно скорее. Там творится что-то невообразимое… Оргии какие-то… Против него уже один раз завели дело, и нам это стоило очень дорого…

Катя закурила еще одну сигарету и снова вздохнула. На нее страшно было смотреть — бледная, замученная, нервная. Если бы у меня было такое же красивое лицо, я бы не стала убиваться на работе, можете мне поверить.

Конечно же, вслух я не сказала ничего подобного. Я просто вписала в блокнот «секретарша». И строчкой ниже — «семинары».

А в следующую секунду зазвенел Катин мобильный.

— Это он. Он здесь! Пойдемте! И вот еще что: имейте в виду, его новая баба — настоящая змея. И этот его… Борис — гад порядочный.

Одним глотком она допила свой мутный чай и побежала к двери. Я неспеша пошла за ней. Одно из несомненных преимуществ, которое дает женщине уродство, — это возможность не суетиться по пустякам. Когда-то, давным давно, может быть, даже в прошлой жизни, я уже пропустила самое важное, что могло у меня быть, — свою красоту. Так стоит ли теперь торопиться только потому, что кто-то требует моего присутствия?

На улице был май, а он сидел на мягком диване издательства босиком, сложив ноги по-турецки, — загорелый и очень красивый. Его кожаные светло-коричневые шлепанцы были небрежно брошены на полу. Его лицо казалось спокойным и отстраненным, но первое, что поразило меня, было совсем не лицо.

Его ступни. Мужественные, и при этом удивительно изящные пальцы совершенной формы. Если вы спросите меня, какую форму ноги я считаю совершенной, я не смогу ответить ничего вразумительного. Гармония человеческого тела не измеряется сантиметрами и килограммами, здесь действуют совсем другие законы, о которых наверняка гораздо больше знает автор кармических теорий. Однако ступни мистика, сложенные как будто для медитации на мягком диване издательства, были совершенны. Рядом с такими ногами хочется сесть на пол, опустить их в теплую душистую воду, потом обернуть полотенцем. А может быть — и собственными волосами. При условии, что они окажутся достаточно длинными и густыми, разумеется.

Не думайте, что я размечталась. Я родилась не для того, чтобы привлекать, и тем более — не для того, чтобы прикасаться к ступням совершенной формы. По крайней мере, тот, кто все это придумал, не обделил меня здравым смыслом, и я никогда не заблуждалась на свой счет.

Я прекрасно знаю, что мистик сидел именно так, как положено сидеть автору теории об устройстве этого мира. Мысленно я поапплодировала ему и шагнула вперед.

Он скользнул взглядом по открывшейся двери, но меня не заметил.

— Лешечка! Как хорошо, что ты все-таки смог к нам заехать! — Катя бросилась к дивану и поцеловала мистика в щеку.

— Ну что ты, Катя, ради тебя я готов приехать куда угодно.

Его голос завораживал — низкий, мягкий, бархатистый. Он вил коконы, он окутывал теплым невесомым одеялом и прятал от непогоды.

Я ничуть не удивилась, что он слишком часто меняет женщин. Он просто не может иначе. Я бы даже не удивилась, если бы мне сказали, что женщины сами сменяют друг друга, выстраиваясь в очередь у его дверей, и моментально спускают с лестницы тех, кто уже удостоился его внимания.

— Леша, я хочу, чтобы ты познакомился с девушкой, которая, как я очень надеюсь, станет твоим новым секретарем, — прощебетала Катя, особенно напирая на слово «очень».

— Я тоже очень хочу с ней познакомиться, — он откинулся на спинку дивана и мечтательно улыбнулся. — Но вот станет ли она моим секретарем, зависит совсем не от нас с тобой. Правда, Катя?

Его лицо было таинственным и немного печальным, и глядя в его бездонные глаза, даже я вполне могла бы подумать — он видит гораздо больше нас всех. Но как нарочно, произнося эти очень правильные для мистика слова, он смотрел прямо на меня. То есть, строго говоря, он смотрел в мою сторону. Но на самом деле — сквозь меня. А это значит, что видел он ничуть не больше всех остальных, точно так же не замечавших моего присутствия.

— Знакомься, — улыбнулась Катя. — Это Анжелика.

Чтобы он понял, о ком идет речь, Кате пришлось подойти ко мне вплотную и показать пальцем.

— Это Анжелика.

— Это? Анжелика?

И как обычно, жизнь на несколько секунд остановилась.

Именно тогда я поняла, что он достоин уважения. Ни один мускул не дрогнул на его спокойном лице. Его бархатный голос не изменился. Мистик даже не усмехнулся, что случается с очень немногими.

— Я очень рад с вами познакомиться, Анжелика. Меня зовут Леша.

А потом он встал с дивана и босиком пошел ко мне навстречу.

— Я тоже рада, Алексей. Но только я не секретарша. Я персональный помощник.

Он улыбнулся и пожал плечами. «Разве это что-то меняет?» — говорил его взгляд. Он взял мою руку и слегка коснулся ее губами. Нужно ли это понимать в том смысле, что существование ответило мне милостливым кивком? Я не знала.

И не думайте, что я не заметила: мистик и гуру представляется инфантильным именем Леша. Выйдя за дверь, я достану блокнот и запишу: «Леша». Если мы станем работать вместе, это будет первое, о чем я ему скажу.

Он не задал мне тех вопросов, на которые я уже отвечала много раз. Где я работала раньше? Достаточно ли у меня времени, чтобы окружить заботой такую важную персону, как он? Достаточно ли у меня терпения и опыта? И я не рассказала ему о политике, который стал бизнесменом. И о предпринимателе, который балотировался в губернаторы. Я даже не заикнулась о ведущем популярной телевизионной передачи, а работой с ним я горжусь больше всего.

Я не сказала мистику, что опыта у меня больше, чем у кого бы то ни было: пока те, кто рожден привлекать, выполняли свое предназначение, я занималась исключительно работой.

У меня достаточно терпения, чтобы отдавать работе свой разум, и достаточно разума, чтобы не отдавать ей душу, не создавая проблем ни себе, ни другим. Работаю я отлично, стою очень дорого и всегда ухожу сама — когда становится неинтересно или в другом месте предлагают более привлекательные условия. Он не спросил меня ни о чем подобном, и я промолчала.

Пару минут он внимательно смотрел мне в глаза, и все это время в комнате стояла невероятная для такого большого помещения тишина. Менеджеры по распространению, редакторы и секретари, казалось, замерли в ожидании. А он просто смотрел мне в глаза и при этом стоял так близко, что я чувствовала слабый запах восточных благовоний. Так пахли его волосы? Или одежда? А может быть, его загорелая кожа? Это так и осталось для меня загадкой.

Он стоял очень близко, и уже в те первые минуты я понимала, что он опасен. Опасность излучали его прищуренные светло-зеленые глаза, его таинственная улыбка. Об опасности кричало его тело — такое спокойное и каждую секунду готовое к прыжку. От таких, как он, умной женщине нужно бежать без оглядки. Впрочем, к уродинам это не относится: тот, кто все это придумал, заранее позаботился о моем спокойствии.

— Мне нужно немного подумать, Анжелика. Надеюсь, вы не обидитесь? — спросил мистик, и это прозвучало так трогательно и задушевно, как будто его и правда волновало — обижусь я или нет.

— Разумеется, — ответила я.

Я еще не успела договорить, а он уже взял мою руку и еще раз поднес ее к губам. Я попрощалась с автором кармических теорий и спустилась вниз по лестнице. А чаша весов у меня за спиной снова застыла в нерешительности.

Нет ничего нового в этом мире под солнцем, и я прекрасно знала, что происходило наверху, в офисе издательства. Я почти видела, как автор вновь сел на диван, скрестив босые ноги совершенной формы.

— Она же уродина, — сказал он и смущенно улыбнулся. — Неужели я не заслужил ничего получше?

— Она лучше всех, я же говорила! — ответила Катя.

— Но она настоящая уродина, этого ты мне не говорила, дорогая! И потом, существование…

— Но учитывая то, что случилось в прошлый раз, твое существование будет очень радо уродине! — Катя произнесла эти слова на одном дыхании и мгновенно испугалась, что сказала лишнее. — Уродина — это то, что тебе нужно! Лешечка, подумай: секретарши уходят от тебя раз в три месяца…

— Это сильнее нас с тобой, ты же знаешь.

— Конечно, сильнее, но все-таки… Она будет прекрасно следить за делами, а без женского внимания такой мужчина как ты, никогда не останется!

Сказав это, Катя смутилась, а мистик тактично потупил глаза. Он еще делал вид, что сомневается, но чаша весов с надписью «Черт с ней, давайте попробуем» уже медленно опускалась вниз.

Мой телефон зазвонил раньше, чем я успела доехать до дома.

— Анжелика, ура! Он согласился.

— Отлично. Давайте обсудим мою зарплату.

Я стою очень дорого, я же говорила.

Его секретаршу тоже звали Катей. Вторая Катя. Катя номер два. Автор «Теории душ» неравнодушен к Катям — простите за каламбур.

Я приехала к ее дому в восемь вечера и позвонила.

— Кто вы? — голос в домофоне был слаб и измучен.

— Я персональный помощник Алексея. Новый персональный помощник. Он просил меня к вам приехать.

— Почему он сам не приехал? — голос немного окреп.

— Он болен. Не может выйти из дома и почти не разговаривает. Бронхит.

Дверь открылась, и я пешком поднялась на четвертый этаж. Мне не нравятся лифты: в них появляется отвратительное ощущение, что от вас уже ничего не зависит. Не доехав до четвертого этажа, вы застреваете между вторым и третьим, и висите там в полной беспомощности — несколько часов или несколько минут, это уже вопрос личного везения. Или на полпути вы понимаете, что вам совсем не хочется на пятый, но механизм уже запущен, кнопка «стоп» не работает, и никакая сила не поможет вам вернуться назад. Двери неумолимо раскрываются на пятом.

Несомненое премущество уродства — это возможность решать за себя. Пока женщины, рожденные привлекать, с большим или меньшим успехом воюют против воли мужчин и одновременно пытаются навязать им свои собственные желания, я сама выбираю этаж, который мне нужен. Оставьте мне это право, я не прошу слишком многого.

В дверях стояла девушка с растрепанными светлыми волосами. Они спадали ей на лицо и прилипали к щекам, перемазанным синей тушью. Вчера утром она же рыдала у проходной издательства. Ее кожа была очень светлой, ее лицо — тонким и восхитительно нежным. Какой же должна быть та, ради которой мистик оставил эту?

— Здравствуйте, — вежливо сказала я. — Меня зовут Анжелика.

Она подняла на меня свои покрасневшие глаза. В них мелькнуло удивление, но жизнь не остановилась. Вторая Катя слишком занята собой, чтобы обращать внимание на других. Она не заметила меня вчера и, по большому счету, не замечает сегодня. Я же, в отличие от нее, замечаю все вокруг: ведь на свете нет ни мужчины, ни ребенка, которые помешали мне ясно видеть происходящее.

— Проходите, — сказала Катя и всхлипнула.

Маленькая темная прихожая. Старая вешалка и шкаф без дверцы. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: это всего лишь съемная квартира, из которой Кате номер два, скорее всего, придется выехать после непростой истории с писателем.

— Зачем он просил вас приехать? Он хочет что-то передать?

— Нет.

— Тогда зачем? Что ему нужно? Убедиться, что мне без него плохо? — ее глаза стали влажными, но даже мне было понятно, что в душе женщины, рожденной привлекать, затеплилась надежда. А значит, с этим надо было заканчивать как можно скорее.

— Ему от вас ничего не нужно, Катя. Я вас обманула. У него нет никакого бронхита. Ему безразлично, плохо вам без него или хорошо. Он даже не знает, что я здесь. Я приехала для того, чтобы с вами договориться. Если вам нужны деньги, я сделаю так, что вы их получите.

Я посмотрела ей прямо в лицо и не отвела взгляда, когда она отшатнулась в сторону. Я не стала извиняться, когда она побледнела и прислонилась спиной к стене.

— Мне не нужны его деньги.

Должна признаться, что мне и раньше встречались женщины, которые легко переходили от самой радужной надежды к полному презрению. Но никто еще не делал этого так быстро.

— Зря, — сказала я, и мой голос прозвучал глухо и бесстрастно.

— Пусть ими подавится!

— Зря. Но это всего лишь мое мнение.

— Пусть подавится! Если он думает, что сможет меня купить…

Катины покрасневшие глаза превратились в щелки, а нежные ладони крепко сжались в кулаки.

— Катя, он об этом не думает, — тихо сказала я.

И в ту же секунду ее глаза раскрылись так широко, как будто она впервые меня увидела.

— Как вы можете все это говорить? Он сожрал меня, и вас сожрет, можете не сомневаться!

Я грустно улыбнулась. Впрочем, это слишком громко сказано. Я не умею по-настоящему улыбаться. Мой рот кривится, показывая неровные мелкие зубы, но назвать это улыбкой может только кто-то, очень ко мне расположенный.

— Вам не кажется, что для еды он мог бы выбрать вместо меня кого-нибудь более аппетитного?

Она усмехнулась, и стало понятно, что самое сложное позади. Я не вызываю ничего, кроме жалости, даже у отвергнутых любовниц. И это еще одно из несомненных преимуществ, которое дает женщине уродство.