Колдуй баба, колдуй дед. Невыдуманные истории о жизни и смерти

Наталия Хабибуллина (2024)

Перед вами необычная книга. Трудно сказать, о чем она и в каком жанре написана. Автобиография? Мистика? Психологические этюды? Магический реализм? Скорее она о восприятии мира ребенком, который вырос в очень эклектичных семье и обществе, где порой совмещалось несовместимое: жестокость и милосердие, наивность и лукавство, щедрость и скупость, ненависть и любовь. Девочка часто бывала на кладбище, видела вещие сны, верила в домовых и общалась с духами мертвых. А еще она боялась потерять свою семью, потому что все ее близкие умирали очень рано. Считалось, что их преследует родовое проклятье. Но существует ли оно? Или дети просто неосознанно повторяют судьбу родителей? Набивают те же шишки, не извлекая из них никаких уроков? Не могут наладить личную жизнь, спиваются, кончают с собой, гибнут в результате несчастных случаев. Или все-таки виноват злой рок? Чтобы выяснить это, девочке пришлось погрузиться в свое прошлое и прошлое своей семьи — сделать «перепросмотр».

Глава седьмая

Отстаньте от меня!

— Совсем от рук отбилась! Никакого сладу с ней нет! Может, хоть тебя она послушает, — сокрушалась мама по межгороду.

— И этот тоже! — переключалась она на отца. — Вконец ополоумел от ревности. Трезвый — человек человеком, а как выпьет — зверь. Руки распускает, крушит все подряд. Да что я тебе рассказываю, сама все видела, знаешь.

Я сочувственно поддакиваю: да, тяжело тебе с ними. Танька не ангел, да и папа, честно говоря, тоже не подарок, особенно, подшофе. Но что тут поделаешь?

— Поговори с ним, а? — просит мама.

Отец подходит к телефону и нарочито бойким голосом рапортует, что дома все в порядке, беспокоиться не о чем. А то, что мать болтает, так ты ее не слушай. Не знаешь, что ли, ей лишь бы поворчать.

— Знаю, конечно. Но ты уж, пап постарайся не пить, ладно? — мямлю я скорее для очистки совести, так как эти мои просьбы для отца — пустой звук.

— Ладно, ладно, не буду, — скороговоркой отвечает отец. — Таньку позвать?

Таня берет трубку и долго полушепотом изливает мне душу — что дома все плохо, мама сживает ее со свету, заставляя учиться и все делать по дому — убираться, стирать, а отец только и знает, что бегает по бабам, вчера даже дома не ночевал. И все в таком же духе.

— Везет тебе, ты не дома! — завистливо вздыхает Танька. — А я тут с ними скоро совсем с ума свихнусь. Надоела эта ругань, хоть бы скорей развелись уже, что ли.

— Да уж, понимаю тебя, — соглашаюсь я. — Но ты давай там, держись.

— Угу, — уныло отвечает Танька. — Приезжай скорее! Будет хоть с кем поговорить.

«Господи, как же вы мне все надоели! — думаю я про себя, кладя трубку. — Да провалитесь вы все, оставьте меня в покое!»

Отцы и дети

Конечно, не всегда в нашей семье все было так скверно. Случались радостные, даже счастливые дни, когда мама с папой мирно уживались друг с другом.

Как же я их любила в такие моменты! Вот только семейное счастье казалось мне слишком хрупким, непрочным, как затишье перед грозой. Вроде бы все хорошо-хорошо, и хочется верить, что это надолго, но вдруг видимое благополучие рушится на глазах, как карточный домик — раз и нет. И снова в душе поселяются страх и тревога.

Может, у меня какие-то неправильные родители? — гадала я тогда. — Не так живут, не так воспитывают нас с сестрой. А теперь понимаю: они жили и воспитывали, как могли.

По-другому просто не умели. Не было у них такого примера перед глазами. И желания понять, что с ними не так, очевидно, тоже не было. Так стоит ли их за это винить?

Вольно или невольно родители передают своим детям то, что имеют сами — и свои лучшие качества, и худшие, а как уж дети этим «наследством» распорядятся, это их, детей, дело.

— И в кого они у вас такие? — эту фразу мы с Танькой слышали от разных людей не раз. Причем, было непонятно, то ли нас похвалить хотят, то ли наоборот — побранить.

— Упрямые, как отец! — фыркала мама, когда сердилась на нас с сестрой.

Но едва появлялся повод для родительской гордости, как мама расплывалась в улыбке:

— А все-таки хорошие у нас девочки, все в меня!

Папа, в минуты гнева кричал, что мы такие же дурынды, как наша мать. Но стоило в каком-нибудь вопросе занять папину сторону, и его мнение о нас резко менялось.

— Моя школа! — светился от счастья он.

Вот и думай после этого, в кого мы с Танькой такие уродились.

Волки

Мама моя родилась в деревне Иваново.

Когда младшая дочь появилась на свет, бабушка по деревенским меркам считалась уже старой — 33 года. Но дед очень хотел сына, и она решила беременность сохранить.

С сыном не получилось, Бог снова послал им девочку — Ангелину.

Мама росла хилым и болезненным ребенком. Часто простужалась, подолгу лежала в больницах — то с ангиной, то с ревматизмом. Однажды даже пропустила учебный год.

Ей было пять месяцев, когда дед приехал за ней и бабушкой в город на лошади.

Зима, мороз минус тридцать, темнеет рано, а путь до Иваново не близкий. Да еще дед, как на грех, явился в больницу навеселе, уже успел отметить где-то выздоровление дочки.

Бабушка потеплее укутала маму в одеяло, прижала ее к груди и, завернувшись в широкий овчинный тулуп, села в сани. Едут. Сумерки, скрип полозьев, убаюкивающее покачивание младенца на руках — бабушка сама не заметила, как задремала и выпала из саней где-то на полпути между городом и деревней. Дед пропажу обнаружил только дома. И то лишь, когда прабабка Матрена вышла навстречу с фонарем и, увидав пустые сани, воскликнула:

— Слав, а Люда-то с Гелей где? В больнице, что ли, остались?

Весь хмель из дедовой головы выветрился в ту же секунду. Он развернул лошадь и помчался обратно во весь опор.

А бабушка в это самое время, выбиваясь из сил и увязая по пояс в снегу, брела по санному следу, сжимая в руках крошечного ребенка.

Сзади мелькнули зеленые огоньки. Много. Очень много. Они приближались.

Вот уже слышен леденящий душу вой. Волки! Кричать? Бесполезно. До деревни далеко, никто не услышит. Бабушка уже было распрощалась с жизнью, но на ее счастье мимо проходил на лыжах припозднившийся охотник. Заметив одинокую фигуру, он остановился, взял у бабушки пищащий сверток и пошел вперед.

Бабушка двинулась за спасителем следом. А тут и дед на лошади подоспел.

Зеленые огоньки исчезли, сгинули во мгле.

Самая умная

В юности дед с бабушкой учились в одном сельскохозяйственном техникуме.

Статный чернобровый юноша с разноцветными глазами — один карий, другой голубой, считался на курсе первым красавцем. Многие девушки хотели с ним дружить, но дед кроме Людмилы, казалось, никого не замечал.

Люда была чуть старше Славы и не блистала особой красотой. Худенькая, темненькая, весь нос в веснушках. Чем она приглянулась избалованному девичьим вниманием парню, история умалчивает, но злые языки утверждали, что Людка Славку приворожила.

Сама бабушка уверяла, что женские чары тут ни при чем, и дед выбрал ее, потому что она была лучшей ученицей и старостой группы. Да, не красавица, зато умница!

На третьем курсе, в 1943 году, деда забрали на фронт. Бабушка осталась в тылу.

Потом была война с японцами. Слава служил пограничником на Дальнем Востоке, там его и завербовали в МГБ. На родину он вернулся нескоро. А когда вернулся, устроился в Глазове на военный завод и был у начальства на хорошем счету, пока не проштрафился.

Дело было так: он возвращался навеселе с какого-то праздника, и чтобы побыстрее добраться домой, поймал попутку. Шофер везти пьяного попутчика отказался.

«Ах так?» — дед выхватил из кобуры наган и пригрозил, что прострелит тому башку.

Испугавшись, водитель все же посадил бузотера в машину, но потом куда следует донес, и деда из органов выгнали.

В 1950 году, окончив техникум и получив диплом, дед уехал в Иваново, где его любимая Людочка Дерендяева работала агрономом. Возглавил колхоз. Молодые поженились.

Правда, когда в местном магазине освободилось место продавца, бабушка из агрономов ушла. Была в ней коммерческая жилка наряду с деревенской хитростью и смекалкой. Она так умела вести дела, что комар носу не подточит. Хвалилась:

— Ни одна ревизия ко мне не подкопается! Любого вокруг пальца обведу!

Девять камушков

Однажды маленькая Геля пришла к матери в магазин.

Увидала на прилавке кулек своих любимых шоколадных конфет «Мишка на севере». Дай, думает, съем одну, не убудет. Съела конфетку, за ней другую, третью.

Опомниться не успела, как кулек опустел, остались одни фантики. Испугалась.

Но матери побоялась признаться. Выбежала на улицу, набрала камушков с земли, завернула в фантики, сунула в кулек, а кулек положила на место.

Мать, которая о подмене была ни сном, ни духом, конфеты продала.

А вечером к ней в магазин явились рассерженные покупатели. Ты зачем, кричат, трам-тара-рам, камнями вместо конфет торгуешь?

Ну и досталось Гельке дома на орехи! Одно дело ревизоров дурить, — учила ее уму-разуму моя бабушка. — Другое — покупателей обманывать. Соображать же надо!

Заначка

В шесть лет мама совершила еще одно страшное преступление — стащила из магазинной кассы пятьдесят копеек. Потом рубль. Потом еще один. И еще.

Уж очень ей хотелось заиметь новенький велосипед ко дню рождения.

Главное, рассказывает, стяну монетку, а потом хожу, от страха трясусь. Не за себя — за маму. Вечерами расспрашиваю ее осторожно:

— Мам, а тебя не посадят?

Та удивляется:

— За что?

— За недостачу…

Бабушка смеется:

— Дочка, какая недостача? У меня их отродясь не было!

А ведь я, вспоминала мама, к тому времени перетаскала у нее из кассы рублей пятнадцать. Огромные деньжищи по тем временам! Пусть не зараз, но все-таки.

Как такую сумму не заметить?

Как бы там ни было, но мама находилась вне бабушкиных подозрений.

Вот только краденое богатство ей впрок не пошло. Копилку — ржавую консервную банку из-под кофе нашел в гараже дед. Обрадовался: о, чья-то заначка! И на радостях прогулял все деньги с дружками.

Так что велосипед у мамы появился только в восьмом классе.

Лайка и ревизор

В Иваново в семье деда и бабушки жила дворняга по кличке Лайка.

Очень умная и сообразительная собака, она сторожила двор. Целыми днями лежала под крыльцом, вроде как спит — не видно ее, не слышно.

На самом деле Лайка не спала, а все прекрасно видела, слышала и запоминала.

Если во двор входил посторонний, собака даже ухом не вела, но незаметно выйти чужаку уже не позволяла — она просто-напросто не выпускала его за калитку до прихода хозяев.

Однажды в магазин приехал ревизор из райпотребсоюза. После проверки бабушка пригласила почетного гостя в дом, на чашку чая.

На лайку, лежащую под крыльцом, ревизор даже не обратил внимания.

Зато собака, как выяснилось позже, сразу взяла его на заметку. И когда тот вечером спускался по лестнице, выскочила из укрытия и молча вцепилась в ревизорскую штанину зубами. Изорвала в клочья! Бедолага убежал домой в одних подштанниках.

Ох, сдается мне, бабушка это нарочно подстроила!

Закурим?

Мама и ее подружка решили тайком покурить.

Геля много раз видела, как курит отец — берет папиросу, сует в рот и поджигает.

Девчонки раздобыли по беломорине, спрятались на заднем дворе, сунули папиросы в рот, подожгли. От дыма во рту стало горько. Из глаз брызнули слезы. Стоят, плюются, кашляют. Оказалось, не тем концом прикурили!

С тех пор мама больше никогда не притрагивалась к сигаретам, отшучивалась, что в детстве напробовалась с лихвой.

Только однажды, когда мне было лет шесть, папа уговорил маму разочек затянуться.

Как же я за нее испугалась! В жизни не видала курящих женщин, а тут моя мама! Что, если она заболеет и умрет? Я заплакала: мамочка, пожалуйста, не кури!

Конец ознакомительного фрагмента.