Строптивые фавориты

Наталия Сотникова, 2021

Было бы естественно ожидать от любимчиков монарших особ, что они стремятся любой ценой сохранить благосклонность августейших покровителей. Однако же в истории нередки случаи, когда у фаворитов возникало недовольство своими благодетелями, и они не только переставали целовать руку, осыпавшую их милостями, но и покушались на право этой особы властвовать. Действительно ли у престарелой королевы Англии Елизаветы I Тюдор не дрогнула рука подписать смертный приговор своему молодому любимцу Роберту Деверё, графу Эссексу? Что побудило жену двух фаворитов короля Людовика ХIII, подругу его супруги Анны Австрийской, герцогиню Мари де Шеврёз, стать вечной, непримиримой и неукротимой противницей самодержавной королевской власти? Почему королева Великобритании Анна Стюарт, мать 19-ти отпрысков, не оставила после себя прямого наследника? Как отразилось соперничество двух ее фавориток, герцогини Сары Мальборо и леди Абигайль Мэшем, на политической жизни Великобритании? – ответы на эти каверзные вопросы человеческих взаимоотношений вы найдете в новой книге известной писательницы Наталии Сотниковой. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Поздняя любовь королевы Бесс

Нелюбимое дитя

История английской Синей Бороды на троне, короля Генриха VIII, и его шести жен известна очень хорошо^[2]. Он был неискоренимым женолюбом, но все его браки заключались с самой благородной целью: обеспечить королевство наследником мужского пола. Семь лет тщетных попыток избавиться от первой супруги, испанки Катарины Арагонской, привели к тому, что папа римский отлучил монарха от католической церкви. Но тот не впал в отчаяние, а учредил свою собственную, протестантскую англиканскую церковь. Во избежание раскола и появления чрезмерно рьяных церковников, чьи зажигательные речи могли бы угрожать стабильности его правления, он назначил главой этой церкви помазанника Божия на земле, т. е. самого себя. Естественно, что не всем в королевстве это понравилось, и оттого исторический ход событий в Англии еще долго нес на себе печать яростной борьбы между католиками и протестантами, тем более что пламя этой розни умело раздували исполненные самых благих намерений соседи, исповедавшие как католическую, так и протестантскую веру.

Когда Генрих VIII, наконец-то, смог законным образом обвенчаться с фрейлиной своей бывшей супруги Анной Болейн, уже пребывавшей в тягости, оба супруга были настолько твердо уверены в рождении сына, что декларация о его появлении на свет была заготовлена от имени спешно коронованной молодой королевы заранее. Когда же 7 сентября 1533 года на свет появилась девочка, то ли сам Генрих, то ли кто-то из придворных к слову «Prince» приписал букву «s», и оно превратилось в неграмотное «Princes», для второй буквы «s» просто не хватило места. Впрочем, невзирая на чрезвычайное огорчение монарших супругов, рождение отпраздновали при всеобщем ликовании, а крестины устроили с великолепием, достойным наследного принца. Девочку нарекли Елизаветой, по бабушкам: с отцовской стороны — Елизавете Йоркской, с материнской — леди Элизабет Болейн. Обе являлись совершенно бесцветными личностями, не оставившими сколько-нибудь заметного следа в истории.

Естественно, королева Анна не уделяла большого внимания обманувшей ее ожидания дочери, а сдала ее под надзор воспитательниц. Главной была дама Маргарет Брайан, которая семнадцать лет возглавляла детские покои старшей дочери короля от первого брака, принцессы Марии. Брайан приходилась сестрой матери Анны Болейн, но получила свое место при дворе не за родственные связи, а за хорошее знание своего дела. После казни Анны Болейн и сомнения, выраженного Генрихом в законности происхождения Елизаветы и подтвержденного соответствующим указом, девочка попала в опалу, но Маргарет Брайан, тем не менее, всегда с рвением отстаивала ее права.

Через одиннадцать дней после казни второй жены Генрих женился на ее фрейлине Джейн Сеймур, полном антиподе пикантной, остроумной и своевольной Анны. Джейн была идеалом жены того времени: знала свое место, не совала нос в государственные дела и не засматривалась на мужчин. Генрих был в восторге от нее, каковое состояние души стало еще более эйфоричным, когда молодая женщина в октябре 1537 года произвела на свет долгожданного сына. Счастье оказалось недолгим: Джейн скончалась от последствий родильной горячки, а вокруг безутешного вдовца, воспользовавшись его временной слабостью, сплотилась и обрела большую силу многочисленная семья Сеймуров. Память о безвременно усопшей молодой жене переросла у Генриха в крепкую привязанность к ее братьям.

Король часто высказывал презрительные замечания по адресу женщин, но это не касалось его дочерей. Он дал им то же самое образование, которое получил сам, — и это в те времена, когда оно считалось излишним даже для женщин-аристократок. Дочери начинали обучение в семь лет, их преподавателями были мужчины, которые спрашивали с них так же строго, как и с мальчиков. Кстати, они же обучали как старшую сводную сестру Елизаветы Марию, так и младшего брата Эдуарда. Главным наставником Елизаветы был мягкий и учтивый Роберт Эскем, также знакомивший ее с премудростями латыни, трудности же древнегреческого помогал преодолевать Джон Чик. С современными иностранными языками, итальянским и французским, королевских отпрысков знакомили изгнанный из Италии религиозный диссидент и беженец-кальвинист из Франции. Воспитание детей было строго протестантским. Впоследствии Елизавета любила прихвастнуть своими знаниями, и, когда разговаривала с иностранными послами на их языках, многие замечали, что королева умышленно повышала голос, дабы его слышали не только в помещениях дворца, но и в саду. Она сама составила свою книжку молитв на четырех языках и регулярно «забывала» ее повсюду для всеобщего обозрения. Изучение латыни и греческого оказало огромное влияние на стиль речи и письма Елизаветы, грешивший чрезмерной возвышенностью и витиеватостью.

Большой вклад в обучение принцессы внесла ее воспитательница Кейт Эшли, чрезвычайно образованная женщина, преподававшая ей практически все предметы и умение держаться по-королевски. Не было также упущено и физическое развитие: езда верхом, стрельба из лука и танцы. При этом Елизавета обожала музыку и ненавидела рукоделье. Не были забыты и совершенно практические вещи, с десятилетнего возраста принцессу обучали экономике ведения хозяйства ее небольшого двора. По-видимому, Генрих VIII сделал должные выводы из воспитания старшей дочери Марии. Король непомерно гордился ее умом и образованностью, но был неприятно поражен, когда, будучи вынужденной следить за своими расходами, она высокомерно заявила:

— Мне хотелось бы, чтобы мои отец и мать не вынуждали меня опускаться до хлебопечения и пивоварения.

Елизавета же без пререканий освоила это несложное занятие и в течение всей своей жизни проявляла крайне трезвый подход как к своим, так и к государственным расходам. Она знала истинную цену деньгам, была скуповата, хотя, подобно отцу, обожала пышность в одежде и при дворе. Королева очень не любила возвращать долги и никому их не прощала.

В 1543 году отец Елизаветы вступил в брак в шестой раз, остановив свой выбор на дважды овдовевшей бездетной Катарине Парр. Эта чрезвычайно миловидная, умная и элегантная женщина тепло заботилась как о детях своего второго мужа, так и об отпрысках Генриха. Она была истовой протестанткой (даже издала свои печатные работы по религиозным вопросам), и Елизавета теперь занималась переводом на три языка религиозных трудов, например, «Зеркала грешной души» Маргариты Наваррской. Вероятно, Катарина рано разглядела в десятилетней девочке зародыши качеств будущей правительницы, ибо она как-то провидчески высказалась:

— Я верю, что вам небесами предначертана судьба стать королевой Англии.

28 января 1547 года в возрасте всего-навсего пятидесяти пяти лет скончался король Генрих VIII. Наследником был провозглашен десятилетний принц Эдуард. По завещанию короля, ему надлежало взойти на трон в возрасте 18 лет, а до этого времени правление страной осуществлялось исполнительным советом в количестве 16 человек и рекомендательным из 12 особ, причем все они были поименно названы покойным. Естественно, такая замысловатая структура была подготовлена под влиянием и при непосредственном участии дяди юного принца, Эдуарда Сеймура. По смерти короля раболепный совет провозгласил его лордом-протектором^[3] королевства, и он стал фактическим монархом. Сэр Эдуард Сеймур, обретший титул герцога Сомерсетского, правил железной рукой, а потому превратился в предмет смертельной ненависти решительно всего своего окружения, начиная с подопечного, юного принца Эдуарда, и своего младшего брата, Томаса Сеймура.

Неотразимый ловелас

Томас Сеймур оставил по себе память в истории прежде всего как исключительно красивый мужчина. Сэр Джон Хэрингтон^[4] написал под его портретом «Лик редкой красоты, могучие члены и мужественная фигура». Томас особенно блистал на рыцарских турнирах, где его прекрасное телосложение и великолепное владение мастерством верховой езды заставляли померкнуть все достоинства соперников. Во времена короля Генриха братья Сеймур не знали поражений в этих рыцарских поединках. Монарх поручал Томасу весьма важные миссии. В 1538 году его причислили к посольству во Франции, а в следующем году он в качестве дипломата встречал четвертую жену короля, Анну Клевскую, в Кале перед ее отплытием в Англию. Далее Сеймур выезжал с дипломатическими поручениями в Венгрию и Австрию. Такое доверие льстило самолюбию молодого дворянина, но никак не помогало наполнению его тощего кошелька — как младший брат он был отрезан от семейного состояния. Спасением могла стать только женитьба на богатой невесте, но тут Томаса постигла неудача. В 1543 году его назначили послом при дворе Габсбургов в Брюсселе (тогда располагавшемся на территории Испанских Нидерландов). Это назначение преследовало единственную и неприкрытую цель удалить красавца от двора, ибо у него был в самом разгаре роман с очаровательной состоятельной вдовой Катариной Парр и дело шло к свадьбе.

Но тут на Катарину обратил свое монаршее внимание король. Родня, ослепленная столь блестящей перспективой, наперебой стала уламывать ее не пренебрегать возможностью озолотить все семейство. Зная мстительную натуру Генриха, вдова написала возлюбленному письмо о разрыве, ибо «ее собственная воля отступает под воздействием высших сил». Сеймур молча ушел в тень. Король оценил послушание Томаса и назначил его в 1544 году пожизненным главнокомандующим артиллерией, а в 1545 — лордом-смотрителем Пяти портов, что было двумя очень важными военными постами. Сэру Томасу военное дело было не внове, он уже закупал вооружение в Европе, в 1543 году принял участие в военных действиях на континенте во время войны Англии с Францией и счел себя вполне готовым для свершения более высоких дел.

Но после того, как ему даровали титул барона Сьюдли и назначили всего-навсего членом рекомендательного совета, он ощутил себя глубоко недооцененным. Дабы подсластить эту горькую пилюлю, ему пожаловали звание лорда верховного адмирала. Об ту пору главной задачей человека, облеченного таким ответственным доверием, была борьба с пиратами в Ла-Манше. Этот водораздел между континентом и Британскими островами буквально кишел как английскими, так и французскими джентльменами удачи, грабившими без разбора все суда подряд.

Весной 1547 года Томас Сеймур отправился в поход против осиного гнезда, в которое пираты превратили острова Силли неподалеку от побережья Корнуолла. Разбойниками заправлял некий Томассен, отъявленный бандит, обладавший, однако, всеми чертами сильной личности, позволявшей ему увлекать за собой людей на это беззаконное и доходное дело. Встреча между Сеймуром и атаманом состоялась в укреплении, которое предводитель пиратов воздвиг на одном из островов. Высокие договаривающиеся стороны оказались под стать друг другу, видимо, почувствовали нечто, роднящее их. Сеймур покинул лагерь пирата, пальцем никого там не тронув. Некоторые историки даже поговаривают о склонности Сеймура любить не только женщин, но и мужчин, что, впрочем, в те времена не было редкостью.

С тех пор между пиратами и лордом-адмиралом возникла весьма нездоровая связь. Он явно попустительствовал их разбою и в награду получал часть добычи. Это выглядело настолько неприглядно, что породило поток протестов со стороны Франции. Старший брат Сеймура, герцог Сомерсетский, вначале доброжелательно, а затем настоятельно стал требовать от младшего прекратить свои нечистоплотные делишки с пиратами, но тот и ухом не повел. Очевидно, он считал, что имеет полное право на подобный сбор навара, точно так же, как его брат, захватывавший один кусок конфискованного церковного имущества католиков за другим. Фактически лишь часть его использовалась для создания обещанных школ, все прочее шло на строительство роскошного герцогского дворца на Стрэнде. Томас же не оставлял мечты о неограниченной власти и каком-то своем огромном феодальном уделе. Он увеличивал число вассалов, превышая все законные ограничения, и, по некоторым данным, даже подумывал о чеканке собственной монеты. Поговаривали также, что Сеймур был не прочь создать новое королевство на землях в недавно открытом Новом Свете.

Ко всему прочему, он не гнушался пользоваться своей исключительной привлекательностью, дабы повести к алтарю богатую и знатную женщину. Сначала он принялся обхаживать Мэри Фицрой, герцогиню Ричмондскую и Сомерсетскую, вдовую единственную невестку Генриха VIII. Как уже было сказано, королю никак не удавалось обзавестись законным наследником мужского пола, зато у него были таковые побочные. Например, сына^[5] Генри родила Мэри Болейн, состоявшая в любовницах монарха еще до того, как он увлекся ее младшей сестрой Анной. Но Мэри была замужней дамой, отсюда сомнения в отцовстве нельзя было назвать безосновательными. Единственный ребенок, которого король безоговорочно признал своим сыном, был Генри Фицрой^[6], рожденный девицей, фрейлиной Катарины Арагонской, Элизабет Блаунт. Монарх очень любил своего бастарда и лично занимался его воспитанием.

Когда Генри исполнилось пятнадцать лет, король женил его на 14-летней Мэри Говард, отпрыске одной из знатнейших и могущественнейших семей Англии. Она, между прочим, приходилась двоюродной сестрой двум женам короля, Анне Болейн и Кэтрин Говард, и троюродной — Джейн Сеймур. Король считал, что начинать половую жизнь в столь юном возрасте новобрачным опасно для здоровья, и запретил фактическое осуществление брака. До этого так и не дошло: едва Фицрою стукнуло семнадцать, как юноша скончался от чахотки. Уловка короля помогла ему лишить невестку большей части земель, которые он перед свадьбой отписал во владение побочному сыну, законники исходили из того, что брак не может считаться фактически заключенным. Тем не менее Мэри оставалась при дворе на первых ролях. В 1538 и 1546 годах ее отец дважды просил у короля разрешение на брак дочери с Томасом Сеймуром, Генрих VIII давал свое высочайшее соизволение, и оба раза этот проект проваливался. Против выступал брат Мэри, опасавшийся, что та соблазнит дряхлеющего короля и заполучит в руки огромную власть, подобно «мадам д’Этамп^[7] при французском короле».

Как известно, ничем закончился и роман с Катариной Парр. После повторного провала с затеей женитьбы на Мэри Фицрой Томас замыслил замахнуться повыше и претендовать на руку одной из принцесс, либо старшей, Марии, либо младшей, Елизаветы. Считается, что Елизавета должна была хорошо знать Томаса, ибо пребывала с его семьей в тесных отношениях с детства, проживая иногда вместе со своим сводным братом Эдуардом в поместье Сеймуров. И вот в феврале 1547 года он послал ей письмо с предложением вступить в брак с ним.

Елизавета была рано созревшей юницей, как с точки зрения умственного, так и физического развития. Судя по ее портрету в возрасте 13 лет, она вполне выглядела на 15—16-летнюю девушку, брачный возраст аристократки. Принцесса, равным образом, в письменной форме отказала Сеймуру, мудро заметив, что слишком молода для вступления в брак и собирается в течение двух лет соблюдать траур по отцу. Ее ответ завершался следующими словами:

«Когда дело дойдет до сего [замужества], я поступлю так, как Господь вразумит меня».

Тогда Томас, не теряя времени даром, сделал предложение Катарине Парр, оставшейся после смерти венценосного супруга одной из богатейших женщин Англии. Та сначала также потребовала выдержать двухлетний срок траура, но, похоже, не нашла в себе сил устоять перед страстными мольбами любимого человека. К тому же Катарину снедала обида, что ее не сделали регентом при малолетнем принце, и этот афронт, безусловно, также сыграл свою роль. Любовники обвенчались в конце мая 1547 года, а король Эдуард был вынужден дать свое официальное согласие уже вдогонку, 25 июня, будучи поставлен перед свершившимся фактом. Столь скороспелый брак вызвал неудовольствие многих, в частности, принцессы Марии и жены Эдуарда Сеймура, герцогини Анны. Та не скрывала своей ненависти к Катарине и демонстративно щеголяла в королевских драгоценностях, которые по праву должны были отойти вдове. Помимо этого, она в открытую начала настраивать придворных против Катарины. Заключив брак, супружеская чета поселилась в особняке вдовствующей королевы в Челси, прихватив с собой никому не нужную Елизавету.

В тенетах Сеймура

Об отношениях между Томасом Сеймуром и Елизаветой можно судить лишь по показаниям окружения принцессы в ходе следствия по делу Сеймура. Муж Катарины держался с подопечной жены весьма фамильярно, часто утром заявлялся в ее спальню, когда она еще не была должным образом одета, а иногда вообще еще лежала в постели. Тогда он раздвигал занавеси на окнах и желал ей доброго утра. Томас не упускал случая по-дружески похлопать ее по спине или по ягодицам, затем пройти в комнату фрейлин и позубоскальничать с ними. Пару раз вместе с ним в спальню Елизаветы заходила Катарина, и они оба развлекались, щекоча девочку, когда та еще не поднялась с постели. Со временем Сеймур завел обыкновение навещать девушку по утрам, будучи облаченным в короткую ночную рубашку и шлепанцы.

Время от времени он затевал с ней возню в саду, причем в присутствии Катарины, а иногда и при ее участии. Как-то раз девушка и Сеймур дорезвились до того, что он разрезал ее платье из черного сукна «на сотни кусков». Елизавета была лишена возможности сопротивляться, ибо мачеха крепко держала ее, пока Томас расправлялся с ненавистным ему траурным одеянием. Воспитательница принцессы не выдержала и сделала выговор Сеймуру, как самому старшему и наиболее виновному. В ответ на возмущенную нотацию нарушитель приличий со смехом посулил пожаловаться лорду-протектору, что его оклеветали, и вообще не считал себя совершившим нечто дурное.

Так прошла зима, но вскоре оказалось, что Катарина после трех бесплодных браков забеременела. Она тяжело переносила это состояние, ее раздражало все, включая присутствие подопечной, к которой муж стал проявлять все больше интереса. Будучи на шестом месяце беременности, Катарина как-то застала Елизавету в объятиях мужа. Заботясь о репутации принцессы, занимавшей второе место в порядке престолонаследия, мачеха отослала подопечную в Чешнт в Херфордшире к супружеской чете, сэру Энтони и Джоан^[8] Денни. Странная троица, впрочем, рассталась полюбовно, и Елизавета, продолжая заниматься под руководством Эскема, мирно переписывалась с супругами. Все они с надеждой ожидали рождения ребенка в полной уверенности, что это будет сын.

— Если Господь дозволит прожить ему столько же, как и его отцу, — заявил как-то Сеймур жене, — он отомстит за все сии несправедливости так, как ни ты, ни я не можем сделать ныне. Таков уж этот мир, и только Господь исправит его.

К разочарованию всех троих, в конце августа 1548 года родилась девочка. После недели страданий, временами впадая в бред, утверждая, что ее отравили, Катарина скончалась, завещав свое огромное состояние мужу. Крестной матерью ребенка стала будущая «девятидневная королева» леди Джейн Грей. После смерти мачехи Елизавета тотчас же вернулась в дом своего детства в Хэтфилде.

Считается, что кончина Катарины Парр косвенным образом подписала смертный приговор Томасу Сеймуру. Если бы эта дальновидная, хладнокровная женщина осталась жива, она, несомненно, удержала бы мужа от вступления на путь легкомысленных авантюр. Тотчас же после похорон он послал своего племянника Джона Сеймура к Елизавете оказать помощь при ее переезде и обустройстве в Хэтфилде, но в шутку поручил Джону узнать, «не стали ли меньше ее большие ягодицы». Вновь пошли слухи, что Сеймур собирается жениться на Елизавете. Она же теперь стала относиться к Томасу с большей осторожностью, ибо ее счетовод Томас Парри, также навестивший Сеймура по делам, доложил ей, что тот интересовался финансовым положением и ежегодным доходом принцессы. Парри осмелился спросить у нее, не собирается ли ее высочество выйти замуж за Сеймура, на что Елизавета весьма расплывчато повторила уже известную нам фразу:

— Если дело дойдет до сего, я поступлю так, как Господь вразумит меня.

Томас принялся добиваться того, чтобы подчинить своему влиянию молодого короля Эдуарда. Он потихоньку стал снабжать его наличными деньгами, чего не делал лорд-протектор, зашедший в своих пуританских устремлениях настолько далеко, что даже запретил Эдуарду принимать полагающиеся новогодние подарки. Молодой принц, втайне начавший на эти подпольные средства играть в карты и держать пари, стал чем-то вроде яблока раздора между двумя братьями. Томас всячески старался склонить короля на свою сторону, но этот десятилетний мальчик не осмеливался проявить должную решительность. Тогда Сеймур стал подумывать о мятеже, известно об его обращениях о поддержке к флоту, находившемуся под его командованием. В конце концов, он пошел на совершенно авантюрный шаг, сделав попытку выкрасть короля, но потерпел неудачу, был арестован и заключен в Тауэр.

Ему предъявили тридцать три обвинения, которые, в сущности, сводились к трем: 1) заговор с целью получить власть над королем; 2) замысел жениться на принцессе Елизавете без согласия короля и Совета; 3) потакание пиратам и получение краденого добра от них. У него конфисковали все имущество, объявили виновным по всем трем пунктам и приговорили к смертной казни. Его брат недрогнувшей рукой подписал смертный приговор. Принцесса же Елизавета подпала под подозрение сговора с Сеймуром. Ее воспитательница Кейт Эшли и счетовод Томас Парри были арестованы, заключены в Тауэр и подвергнуты тщательному дознанию. Единственными ценными показаниями, полученными от них, были те, что при упоминании имени Сеймура лицо принцессы заливалось краской.

Елизавету допрашивали на месте ее проживания в Хэтфилде. Сэр Роберт Тирит, которому доверили это малоприятное задание, писал в отчете лорду-протектору: «Заверяю вас, ваша милость, что она обладает чрезвычайно проницательным разумом и только с великой хитростью удается что-то вытянуть из нее». Принцесса вновь проявила недетскую мудрость, не только убедив следствие поверить, что не участвовала в заговоре Сеймура, но и добившись декларации от двора, осуждавшей беспочвенные толки о ее заключении в Тауэр и беременности от мужа покойной мачехи. Узнав о казни Сеймура, она промолвила:

— Нынче умер человек большого ума и малого здравого смысла.

Однако, невзирая на кажущееся хладнокровие, Елизавета пережила сильнейшее потрясение. У нее развились мучительные мигрени, разлитие желчи, расстройство пищеварения и менструального цикла. Недомогания продолжались четыре года, но в самый первый были опасения, что ее жизнь находится под угрозой. Выздоровев, она вернулась к уединенной жизни в Хэтфилде, заполненной учебой. Как далеко зашли ее отношения с Сеймуром? В народе имели хождение слухи, что она была беременна, но это легко было опровергнуто историками. Всю свою последующую жизнь Елизавета с остервенением твердила о своей девственности. Историки же считают, что сексуальные домогательства Сеймура вызвали у нее отвращение как к половой жизни, так и к замужеству до самого скончания ее долгого века.

Смутные времена

Царствование Эдуарда VI (1547–1553) ознаменовалось укреплением англиканской церкви. К сожалению, этот одаренный и умный юноша был слаб здоровьем и скончался от чахотки в возрасте 16 лет. Его смерть ставила под угрозу будущее протестантской церкви в Англии, ибо по всем правилам на престол должна было взойти католичка Мария. Советники юного короля уговорили его воспользоваться старинным правом английских королей самим назначать себе наследника и принять решение в пользу своей родственницы, шестнадцатилетней леди Джейн Грей, ярой протестантки, невзирая на ее юный возраст. Она приходилась внучкой младшей сестре Генриха VIII, принцессе Мэри^[9], получила прекрасное образование и весьма поднаторела в вопросах теологической казуистики.

Придворные даже не сочли нужным сообщить Елизавете в ее деревенскую глушь о смерти брата, с которым она часто обменивалась письмами на латинском языке. В иссохшей в ожидании своего часа Марии (ей исполнилось 37 лет) проснулся воинственный дух ее предка, королевы Изабеллы Католической, изгнавшей последних неверных из Испании. Принцесса сумела сплотить вокруг себя своих сторонников-католиков, подавить мятеж приспешников леди Джейн Грей, а ее вместе с мужем заточить в Тауэр^[10]. Когда Елизавета появилась в Лондоне для участия в торжествах по случаю коронации сводной сестры, она выглядела прелестной английской розой^[11] по сравнению с поблекшей Марией, которая с виду годилась ей в матери. Притом юная принцесса была, как говорится, своя, чистокровная англичанка, в отличие от старшей сестры, рожденной испанкой Катариной Арагонской. Сверх того, ее мать не была королевских кровей, опять же, эта девица с ее приветливой манерой поведения казалась простым людям более близкой, нежели ненавистная папистка. С этого дня популярность Елизаветы среди народа продолжала только расти.

Принцессе предстояло перенести в жизни еще много невзгод: ненависть Марии, заключение в Тауэре в 1554 году по обвинению в участии в восстании Томаса Уатта, когда ее жизнь буквально висела на волоске, побороть в себе не одно искушение вдохновить какой-нибудь заговор, суливший возвести ее на престол. Невзирая на молодость, она сумела устоять перед всеми испытаниями, выпавшими на ее долю. Любопытно, что Елизавета, тем не менее, никогда даже не помышляла о возможности бежать на континент для спасения собственной жизни. Исключение составлял один-единственный случай: сестра Мария и ее супруг, испанский король Филипп II, были буквально одержимы идеей выдать принцессу замуж за герцога Савойского^[12]. Похоже, подобная угроза насильственного брака была для нее страшнее потери жизни.

Меж тем Мария усиленно возрождала католическую веру, стараясь изничтожить самый дух протестантизма. Во время ее правления были сожжены на кострах от 200 до 300 человек, отстаивавших протестантское вероучение. Мученическую смерть принял престарелый епископ Кентерберийский Томас Крэнмер (1489–1556). В свое время он содействовал разводу Генриха VIII с Катариной Арагонской, выходу страны из-под власти римского папы и созданию теологических основ англиканской церкви, совершал обряды венчания короля с Анной Болейн, крещения Елизаветы и был одним из ее крестных отцов. Множество протестантов целыми семьями бежали на континент, во Франкфурт, Страсбург или Антверпен. Оставшиеся либо со стиснутыми зубами приветствовали возрождение католической веры, либо затаились, в душе проклиная ненавистную королеву-папистку. Еще больше невзлюбили Марию тогда, когда она выбрала себе в супруги испанского короля Филиппа II. Подданные отнеслись бы терпимо к английскому католику, но испанский был явно чужеродным пришельцем. Попытка Марии обзавестись наследником также не удалась.

Первый фаворит

17 ноября 1558 года королева Мария I Тюдор с неприятным прозвищем «Кровавая», ранее срока постаревшая и обессиленная, скончалась в Сент-Джеймсском дворце. В возрасте 25 лет ссыльная принцесса была помазана на царство и стала законным монархом Елизаветой I. В первую очередь она занялась урегулированием религиозных противоречий. Поскольку ей, по воле судьбы, были хорошо знакомы догматы как католического, так и протестантского вероисповедания, то молодая королева мудро решила выбрать средний путь между жесткой протестантской реформой Эдуарда VI и католической реставрацией Марии I. Все-таки вряд ли ей удалось забыть, что именно католическая церковь поставила на ней клеймо незаконнорожденной и отправила на костер ее крестного отца. Здесь не стоит углубляться в подробности весьма умеренной реформаторской деятельности Елизаветы, отметим только, что она усложнила вступление в брак епископам и вообще недолюбливала женатых церковников высшего ранга, как, впрочем, и своих сановников. Вельможе, рискнувшему жениться без ее соизволения, грозила неминуемая опала. С первого дня своего правления молодая королева окружила себя фаворитами.

Коронация состоялась 15 января 1559 года. Елизавета превратилась в красивую молодую женщину с рыжими волосами и ослепительно белой кожей. Если во время жизни в изгнании она носила одеяние монашки, то теперь старалась наряжаться как можно роскошнее и ярче. Принцесса ехала на церемонию в платье из золотой парчи, в красных носилках, влекомых мулами в золототканых чепраках, а за каретой шталмейстер, Роберт Дадли, вел ее верховую лошадь в полном праздничном убранстве. Ему было двадцать семь лет, и он был необыкновенно красив, высокий, хорошо сложенный, герой турниров, отличный танцор и придворный с отточенными манерами. Правда, некоторые источники отмечают слишком смуглый цвет его кожи, даже называя его «цыганом», что обычно относят за счет недоброжелательства и зависти авторов. Но внешность беззаботного баловня судьбы была обманчивой. Невзирая на молодость, ему были ведомы жестокие удары судьбы.

Роберт Дадли (1532–1588) происходил из очень знатной семьи. Он был пятым сыном герцога Нортумберлендского, и это в те времена, когда герцогов, в буквальном смысле этого выражения, было раз-два и обчелся. Как только их становилось больше, ход истории поворачивался таким странным образом, что излишние отправлялись на эшафот. Предки Дадли как с отцовской, так и с материнской стороны во множестве полегли во время войны Алой и Белой роз, так что число отпрысков герцога-отца (общим счетом 13) отнюдь не казалось чрезмерным. Родители Роберта очень любили друг друга и провели отведенный им срок супружеской жизни в полном ладу. Дети получили отличное домашнее образование. Казалось, им было уготовано безоблачное будущее, но все рухнуло, когда глава семьи попытался изменить ход истории Англии в свою пользу.

После смерти Эдуарда VI в 1553 году он решил предотвратить восшествие на престол сводной сестры короля, Марии Тюдор, а сделать королевой 16-летнюю леди Джейн Грей. Герцог Нортумберлендский полагал, что имеет на то веские основания, ибо она была замужем за его вторым сыном, Гилдфордом Дадли. Как известно, из этого замысла ничего не вышло, смутьяна заключили в Тауэр вместе с пятью сыновьями, включая Роберта, и всех приговорили к смертной казни. Пребывание Роберта в Тауэре совпало с заключением там Елизаветы, с которой он с детства состоял в дружеских отношениях. Известно, что Роберт ссужал ее в заключении деньгами и даже продал кое-какое имущество, дабы раздобыть требуемые средства. Однако же осталось тайной за семью печатями, какую сумму принцесса получила от него и вернула ли заем. Учитывая обычай Елизаветы никогда не платить долги, вряд ли возврат имел место. По указанию мстительной Марии Тюдор голову на плаху положили герцог-отец и второй сын Гилдфорд; хлопотами вдовы остальные четыре отпрыска осенью 1554 года были освобождены.

Роберт женился рано, в восемнадцать лет, на своей ровеснице, Эми Робсарт (1532–1560), дочери состоятельного провинциального дворянина, активно занимавшегося земледелием и скотоводством. По свидетельствам современников, это был брак по любви, и нам остается лишь поверить им на слово. Согласно брачному контракту, Эми должна была унаследовать имущество отца и матери только после смерти обоих, поэтому молодая семья полностью зависела от средств, выделяемых им на прожитье родителями. Ни одного портрета Эми Робсарт не сохранилось, но остались свидетельства современников, в частности, посол Священной Римской империи германской нации Каспар Бреннер писал в своих донесениях, что «у фаворита королевы очень красивая жена». После казни герцога Нортумберлендского имущество семьи было конфисковано, так что уцелевшим сыновьям пришлось начинать жизнь с чистого листа. Из тринадцати детей герцогской четы к 1558 году в живых остались лишь Роберт с братом Эмброузом и две сестры. В результате тяжких невзгод, постигших семью Дадли, Роберт и его жена остались без крыши над головой. Им и ранее приходилось жить без постоянного угла, но Эми так и не было суждено обрести его. До самой смерти она была вынуждена постоянно искать приюта у друзей.

Со вступлением Елизаветы на престол карьера Роберта круто пошла вверх. Должность шталмейстера была чрезвычайно важной, ибо предполагала непосредственную близость к монарху. К тому же Роберт, прекрасный наездник, отлично разбиравшийся в лошадях и коневодстве, действительно с увлечением занимался порученным ему делом, наведя порядок в переездах королевы, обеспечении подведомственного гужевого хозяйства лошадьми и средствами передвижения на все случаи. Здесь следует сделать отступление, которое пояснило бы важность этой службы для королевы.

Во-первых, Елизавета любила отчаянную верховую езду и соколиную охоту. Во-вторых, большую часть года королева проводила в Лондоне, где каждый день являлась народу. Прочее же время она посвящала пребыванию в различных монарших резиденциях или навещала знатные семейства в их замках или поместьях. При этом у народа появлялась возможность либо поглазеть на свою королеву, либо обратиться к ней с прошением. Сделать это было не так уж сложно, ибо из-за нагруженного различными предметами обоза — Елизавета, например, везде возила за собой свое роскошное ложе — скорость передвижения свиты не превышала трех миль в час. Она не чуралась принимать участие в полуязыческих праздниках черни, терпеливо выслушивала нескладные речи простонародья, во все горло хохотала над неуклюжими шутками плебеев, участливо интересовалась нуждами и чаяниями самых жалких своих подданных. За это ее любили, годовщина восшествия Елизаветы на престол превратилась в ежегодное всенародное празднование с проповедями, молитвами, обильным колокольным звоном, всяческими увеселениями. Вся страна в один голос прославляла «славную королеву Бесс».

Помимо забот о дворцовых конюшнях и их обитателях, на Дадли была возложена обязанность организовывать различные праздники при дворе, причем ему вменялось выступать в роли постоянного партнера королевы в танцах. Он хорошо набил себе руку в сфере развлечений и со временем стал одним из основных покровителей деятелей искусства, литературы и театра в Англии. Дадли регулярно устраивал в пожалованных ему владениях роскошные празднества в честь королевы, занимая, за недостатком личных средств, деньги у купцов из Сити. Роберт был посвящен в рыцари ордена Бани и Св. Михаила, ему были пожалованы титулы графа Лестера и барона Дингби. Королева даровала бездомному Роберту замок Кенильворт с угодьями, обширные земли и экспортные лицензии, которые приносили немалый доход. Ему были выделены покои рядом с королевскими, и Елизавета имела обыкновение входить туда в любое время дня и ночи. Разумеется, она сразу дала понять фавориту, что присутствие его супруги при дворе в высшей степени нежелательно, и Эми Робсарт продолжала скитаться в провинции по домам друзей. Согласно одной из дворцовых хроник, невзирая на редкость встреч с женой, Дадли было приказано, чтобы он «ничего не делал с ней, когда навещал». Беспрецедентно двусмысленное положение Эми с лихвой компенсировалось финансовым благополучием. Она получала солидную долю от доходов с поместий, пожалованных сэру Роберту, баловала себя красивой одеждой и драгоценностями, муж не забывал ее, делая дорогие подарки.

Естественно, чрезмерная неприкрытая близость Елизаветы к фавориту породила в народе массу сплетен. Кумушки в открытую говорили, что сэр Роберт «уделал королеве Бесс красную нижнюю юбку», т. е. лишил девственности, и были совершенно уверены в том, что он сожительствует с ней. Также ходили слухи, что у Эми Робсарт была обнаружена раковая опухоль в одной из грудей и Роберт ждет только ее смерти, дабы жениться на королеве. На самом деле все обстояло несколько иначе.

Разборчивая невеста

Почти все свое правление Елизавета опиралась на верных помощников, таких как сэр Уильям Сесил, собственно говоря, ее премьер-министр, или Фрэнсис Уолсингем, государственный секретарь, наладивший первоклассную осведомительную систему, охватывавшую всю Европу. Они беспрекословно повиновались своей повелительнице, которая не особенно церемонилась с ними. Если на официальных приемах Елизавета являла собой образец величественной и мудрой государыни, каждое слово и жест которой являли собой верх совершенства, то на заседаниях Тайного совета она отбрасывала эти условности. Всесторонне образованная королева сквернословила как рыночная торговка, любила похабные шутки и сама была не прочь отпускать оные, разражалась хохотом во все горло, давала пощечины придворным обоего пола, а в приступе гнева могла запустить в объект недовольства своей туфлей. Это не мешало ей оставаться жестким, решительным повелителем, не делающим скидки на свою принадлежность к женскому полу. Вступив на престол, она четко обозначила свою позицию: «Я — не лев, но я — детеныш льва».

При всем том Елизавета совершенно не утратила чисто женских качеств, любила принарядиться, пококетничать, была тщеславна и обожала лесть. Эти черты ее характера особенно ярко проявились во время эпопеи выбора кандидата в мужья. Не успели опустить бренные останки Марии Кровавой в могилу в Вестминстерском аббатстве, как тут же встал вопрос о замужестве будущей королевы. Ничего удивительного, Елизавета была завидной невестой с роскошным приданым в виде целого царства. Первым заявил о своих притязаниях на руку королевы престарелый лорд Эрендл, на которого девушка произвела сильное впечатление во время заключения в Тауэре, где он подвергал ее допросам. Его так потрясла неустрашимость молодой принцессы и спокойствие, с которым Елизавета отвечала на все каверзные вопросы, что сановник в ту пору упал перед ней на колени и принес нижайшие извинения:

— Ваша милость речет истинную правду, и мы на самом деле чрезвычайно сожалеем о том, что побеспокоили вас по столь ничтожным делам.

Лорд Эрендл во время восшествия Елизаветы на престол находился на континенте, но оставил все дела и резво поспешил в отечество, хотя шансы его были ничтожны по сравнению с могущественными особами, претендовавшими на ее руку.

Овдовевший супруг Марии, Филипп II Испанский, хладнокровно принял немедленное решение жениться на сестре своей покойной супруги.

«Я вознамерился отбросить в сторону все соображения, которые могли бы быть выдвинуты против, и замыслил оказать сию услугу Господу, сделав брачное предложение королеве Англии».

Этот ревностный католик верил, что сможет склонить протестантку Елизавету на сторону папы римского, который изъявил готовность немедленно дать разрешение на бракосочетание. Надо сказать, что при английском дворе нашлось немало сторонников этого замысла.

Елизавета тянула с окончательным ответом, ссылаясь на многие дела, свалившиеся на нее с восшествием на престол, но тут в планы испанских сватов бесцеремонно вмешалась европейская политика. 3 апреля 1559 года были подписаны два договора Като-Камбрезийского мира, один — между Францией и Англией, другой — между Францией и Испанией. Для укрепления отношений между означенными последними королевствами Филипп II женился на дочери короля Франции Генриха II, 13-летней Елизавете Валуа. Вообще-то принцесса была давно помолвлена с сыном Филиппа от первого брака, принцем Карлосом Астурийским, своим ровесником, но интересы политики оказались выше этических соображений. Кстати, брак с Филиппом современники считали вполне удачным. Но сила искусства велика, и, презрев историческую правду, немецкий поэт Фридрих Шиллер и итальянский композитор Джузеппе Верди сумели в своих гениальных творениях под названием «Дон Карлос» превратить сложившийся семейный треугольник при дворе Филипппа II в душераздирающую драму. Что же касается английской королевы Елизаветы, она восприняла потерю испанского претендента на свою руку спокойно, для виду посетовав в беседе с послом де Фериа:

— По-видимому, его величество не был столь влюблен в меня, если не смог выждать какие-то жалкие четыре месяца, — с глубоким вздохом промолвила она, но на губах ее, по свидетельству посла, «играла улыбка».

Государственный секретарь Елизаветы, сэр Уильям Сесил, продвигал претендентов-протестантов. Он начал с шотландца Джеймса Хэмилтона, 3-го графа Эрена (1537–1609). Джеймс, как со стороны отца, так и матери, являлся потомком шотландских королей и одно время был даже вторым по праву наследовать престол Шотландии. После смерти короля Джеймса V Стюарта, оставившего после себя крошечную дочь Марию, отец графа Эрена был назначен регентом при несовершеннолетней наследнице. Все его помыслы и действия были устремлены на то, чтобы женить сына на этой крохе. В конце концов, победила профранцузская партия, Марию Стюарт отправили во Францию в качестве невесты дофина, наследника престола, и малолетний Джеймс последовал за ней.

Там он сделал карьеру в качестве офицера швейцарской гвардии короля, но, в конце концов, за свои протестантские убеждения был арестован. Лорд Уильям Сесил устроил его побег через Швейцарию и дал ему приют в Лондоне. Проект брака графа Эрена с Елизаветой, суливший укрепить союз между Шотландией и Англией, пользовался большой поддержкой в Шотландии, начиная с одного из ведущих священнослужителей этой горной страны, знаменитого протестантского проповедника Джона Нокса. В своих проповедях он провозглашал, что «противно природе, когда правит женщина и господствует над мужчиной». Однако Елизавета с самого начала отвергла кандидатуру Эрена, официально сообщив об этом послу Шотландии^[13].

Но Сесил не отступил и, подобно опытному шулеру, извлек из рукава другой, утаенный про запас козырь — шведского принца Эрика^[14] (1533–1577). Тот прямо-таки горел желанием заключить в свои объятия королеву Англии. Елизавета подобного рвения не проявила и вступила с ним в обстоятельную переписку, которая ни шатко ни валко тянулась некоторое время и потихоньку заглохла, когда в 1560 году принц после смерти отца стал королем Эриком XIV.

Филипп II был вынужден отказаться от идеи заключить брак с Елизаветой, но отнюдь не похоронил надежду навязать ей мужа-католика, благо в его династии Габсбургов многодетность считалась благословением Божьим. Как невест, так и холостяков там всегда было в изобилии, а потому он без труда нашел двух кандидатов, эрцгерцогов Фердинанда и Карла. Король настолько спешил, что даже не счел нужным остановить свой окончательный выбор на одном из них. Это дало Елизавете повод еще раз зло посмеяться над испанцами. Когда испанский посол де Квадра, сменивший на этом посту графа де Фериа, явился к ней с этим проектом, она насмешливо спросила его, какой же, все-таки, из эрцгерцогов предназначен ей в мужья. Тот быстро пораскинул мозгами и предложил более молодого Карла, сына императора Священной Римской империи Фердинанда I. Королева начала привередничать. Сначала ей не понравилась внешность претендента, мол, слишком у него большая голова и больно он уж, на ее вкус, полный. Поскольку эрцгерцог был одним из 15 отпрысков императора (причем все они ухитрились дожить до совершеннолетия, что по тем негигиеническим временам было поистине чудом), дела с финансами у него обстояли неважно. Королева долго капризничала, а потом заявила послу:

— Я не могу вступить в брак с человеком, коего должна кормить, и поведать всему свету, что взяла себе в мужья особу, каковая не в состоянии содержать себя.

Надо сказать, что Елизавета очень ловко умела перекладывать свои расходы на подданных. Она чрезвычайно любила гостить со своей свитой в знатных семьях, которые после такой великой милости, оказанной им, потом по десятку лет выплачивали долги. В копеечку влетали устраиваемые по этому случаю празднества, ибо в ходе развлечений свита поглощала неимоверное количество напитков и яств. Например, два с половиной дня приема королевы в поместье лорда Норта обошлись ему в 761 фунт. При этом было выпито 74 бочки пива, 6 бочек кларета, 20 галлонов шампанского, съедено 32 лебедя, 34 поросенка, 32 гуся и несчетное количество дичи, рыбы и устриц. Помимо этого лорд Дадли положил начало обычаю, согласно которому королеве вручался дорогой подарок при прибытии в поместье и другой — при отъезде. Поэтому большая часть огромного собрания серебра и украшений Елизаветы состояла именно из таких подношений.

Но этот абзац — всего лишь небольшое отступление от главной темы о монархах, сватавшихся к королеве. История с Карлом тянулась чуть ли не десять лет, пока у эрцгерцога не лопнуло терпение и он не женился на принцессе Марии-Анне Баварской, с которой прижил, по примеру родителей, равным образом 15 детей, в частности, будущего императора Фердинанда II. Но это совершенно не означало, что католики оставили надежду вернуть Англию в лоно истинной церкви. Была задумана более многоходовая комбинация, героем которой стал дон Хуан Австрийский (1547–1578), побочный сын императора Карла V Великого от некой немецкой дамы, т. е. он приходился сводным братом уже известному нам Филиппу II. Император Карл V официально признал его своим сыном. Красивый, бесстрашный и исключительно обаятельный, дон Хуан отверг пожелание отца посвятить свою жизнь религии и очень рано прославился как блестящий воитель. Подобно всем королевским бастардам, им владела навязчивая идея стать законным монархом. С этой целью он собрался предложить свою кандидатуру овдовевшей Марии Стюарт, королеве Шотландии, с расчетом, что после смерти Елизаветы она унаследует также и английскую корону. Только преждевременная смерть дона Хуана от тифа в военном лагере в Намюре во Фландрии помешала проведению этого замысла в жизнь — неравнодушная к мужской красоте Мария вряд ли бы устояла перед его чарами.

Елизавету уговаривали вступить в брак все, начиная с ее преподавателей и кончая парламентом. Уже известный нам ее наставник Эскем писал своему коллеге:

«Я желаю, мой Стурмиус, чтобы ты призвал всю ту силу, которую приобрел из наилучших источников мудрости и красноречия, будь то рассуждения Демосфена или речи Цицерона, дабы склонить ее на сей шаг».

Когда их совместные усилия — воззвания к разуму, политической целесообразности, мнению античных классиков — потерпели поражение, хорошо изучивший свою ученицу наставник пришел к обескураживающему выводу:

— Она по своей собственной воле, без чьего-либо совета, испытывает отвращение к замужеству и воздерживается от него.

Действительно, Елизавета постепенно создала вокруг себя двор по образцу рыцарских романов и легенд, где окружающие должны были поклоняться ей, изображая безнадежно влюбленных, обожающих свою королеву, пребывающую на недостижимой для простого смертного вершине. При этом жен у них как будто бы и не было — они невидимой тенью маячили где-то на заднем плане, погруженные в прозаическую трясину домашних хлопот.

Роберт Дадли, граф Лестер, не терявший надежды стать ее супругом, устраивал роскошные празднества, сопровождавшиеся представлениями аллегорического характера, например соревнованием Юноны и Дианы, причем чаша весов склонялась в пользу Юноны. Но такое сравнение Елизавете не нравилось. Вельможи продолжали осаждать ее с требованием выйти замуж, некоторые были даже склонны допустить ее брак с Дадли. В первые пять лет после восшествия на престол она могла бы вступить в брак с кем угодно, и англичане благосклонно приняли бы эту особу в качестве мужа королевы. Особенно донимал ее парламент, но Елизавета умышленно старалась созывать этот орган как можно реже, лишь в случаях чрезвычайной нужды. Она не хотела попадать в положение просительницы денег и занимала их где и у кого угодно, лишь бы не попасть в зависимость от членов этого крикливого и скупого сборища. Тем временем произошло событие, которое, казалось бы, поставило ребром вопрос о браке королевы.

Таинственная смерть

Эми Робсарт в конце 1559 года поселилась в особняке Камнор-холл, располагавшемся в местечке, ныне находящемся на окраине Оксфорда. Она сняла часть жилища, перестроенного из бывшего монастырского здания, у друзей четы Дадли, сэра Энтони Форстера и его родных. Эми занимала лучшее помещение на втором этаже с отдельным входом и лестницей, ведущей к нему. 8 сентября 1560 года было воскресеньем, неподалеку в местечке Эбингдон шумела праздничная ярмарка, и леди Дадли отправила туда всю свою прислугу развлечься. Она также потребовала от родни сэра Форстера поехать на ярмарку, и даже рассердилась, когда одна из женщин отказалась, поскольку, по ее мнению, благородной даме не подобало посещать столь простонародные развлечения в воскресный день.

Вернувшиеся с ярмарки слуги обнаружили Эми Робсарт лежавшей на полу около лестницы. По всей видимости, она упала с нее и сломала шею. Удивительным выглядело то, что, несмотря на две раны на голове, сложная прическа осталась совершенно в порядке. Было назначено следствие, допрошены слуги и соседи. Любопытные показания дала горничная Эми Робсарт, миссис Пикто. По ее мнению, это был несчастный случай, в котором «неповинен ни кто-либо еще, ни сама жертва. Она была хорошей добродетельной благородной женщиной, ежедневно молилась коленопреклоненной. Несколько раз миссис Пикто слышала, как хозяйка молила Господа избавить ее от отчаяния». Дознаватель Томас Блаунт при этих словах спросил, не было ли у леди Дадли мысли о самоубийстве, на что служанка попросила его не делать подобный вывод из ее слов, если он пришел к такой мысли, то она сожалеет, что сказала лишнего.

Коронер и 15 присяжных заседателей пришли к выводу, что причиной смерти стал несчастный случай. Вердикт был вынесен почти через год, 1 августа 1561 года. Дадли закатил жене роскошные похороны за 2 000 фунтов, колоссальная сумма по тем временам, но сам на них не присутствовал, что было вполне обычным делом. Он носил по супруге траур полгода, двор соблюдал траур один месяц. Последствия смерти Эми стали губительными для его репутации. Все обыватели были твердо убеждены в том, что Дадли отделался от жены, чтобы жениться на королеве. Кстати, распространению этих слухов весьма способствовали некоторые вельможи Елизаветы, включая ее государственного секретаря Уильяма Сесила, ибо не хотели возвышения Дадли. Послы, отстаивавшие интересы иностранных женихов, в негодовании извещали друг друга и своих монархов, что Елизавета дурачит их пустыми отговорками, выжидая, пока Дадли избавится от жены с помощью яда. Среди недовольных возвышением фаворита даже составлялись заговоры, имевшие своей целью убийство выскочки, некоторое время ему пришлось носить под одеждой тонкую кольчугу.

Споры об истинной причине смерти Эми Робсарт длятся по нынешний день. Один из видных английских онкологов уже в наше время выдвинул свою версию, заключавшуюся в следующем: если Эми действительно страдала раком груди, образовавшиеся метастазы сделали ее позвоночник более хрупким, и он вполне мог переломиться даже от незначительного удара. У этой гипотезы нашлось немало сторонников. Но в XVI веке люди подобных тонкостей не ведали, а потому версия преднамеренного убийства все-таки являлась преобладающей. Ее и поддержал знаменитый писатель Вальтер Скотт, который в своем романе «Кенильворт» объединил всех женщин графа Лестера в трогательный образ Эми Робсарт и поселил в этом замке, сделав из нее жертву заговора.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Ей посвящена новелла «Самая юная и ветреная» в моей книге «Что губит королев».

3

Protector — защитник (англ.).

4

Джон Хэрингтон (1560–1612) — крестный сын королевы Елизаветы, придворный, поэт и переводчик, но оставшийся в памяти соотечественников как изобретатель смывного туалета.

5

Генри Кэри, приходился Елизавете как сводным, так и двоюродным братом, и она весьма благоволила ему, пожаловав титул виконта Хадсона.

6

Фицрой означает «сын короля».

7

Анна де Пислё, герцогиня д’Этамп (1508–1580), — с 1526 года любовница французского короля Франциска I (1494–1547). Ее называли «самой красивой из ученых дам и самой ученой из красавиц». Обладала исключительным влиянием на короля, была осведомительницей императора Священной Римской империи Карла V. После смерти Франциска I при его сыне впала в опалу.

8

Сестра воспитательницы принцессы Кейт Эшли.

9

Принцесса Мэри (1496–1533) в 1514 году была выдана замуж за французского короля Людовика XII, старше ее на 32 года и вступавшего в третий брак; через год она овдовела и вышла замуж по любви за Чарльза Брэндона, герцога Саффолкского.

10

12 февраля 1554 года леди Джейн Грей и ее муж были казнены.

11

Роза — эмблема королевского дома Тюдоров.

12

Герцогство Савойское — феодальное суверенное государство, существовавшее в 1416–1720 годах, со столицей сначала в Шамбери, затем в Турине, граничившее с Францией и итальянскими государствами Апеннинского полуострова. По итогам Войны за испанское наследство получило статус королевства. Впоследствии стало ядром объединения монархий Апеннинского полуострова в единое королевство Италии.

13

После того, как Мария Стюарт овдовела, отец графа Эрена возобновил попытки добиться заключения брака между ним и Марией. Шотландская королева не дала своего согласия на этот брак; Джеймс принял участие в смуте ее дворянских подданных и вскоре помешался.

14

В 1560 году принц стал королем Швеции: он сватался к нескольким принцессам, включая Марию Стюарт, но женился на простолюдинке Карин Монсдоттер, дочери солдата и рыночной торговки. В 1568 году Эрик XIV помешался, был свергнут с престола и в тюремном заключении отравлен.