Я исполню твои мечты

Наталия Романова, 2023

Когда умирающий друг детства попросил Александра проконтролировать, чтобы юная девушка, о которой он заботился долгие годы, получила завещанный ей им загородный дом, тот ещё не догадывался, насколько эта встреча перевернёт его жизнь – жизнь пресыщенного и циничного олигарха.

Глава 6

Каково же было удивление Александра, когда на следующий день он, подъехав к дому Анни, увидел рядом со знакомым подъездом женщину, крепко держащую объект его непрошенной симпатии за руку.

Он заглушил двигатель и выбрался из комфортного салона. Анни встрепенулась, тут же у нему направилась та сама женщина, очевидно, бабушка подопечной Звягильского. Изрядного пенсионного возраста, сухопарая, высокая, с тонкими губами на узком, сморщенном лице. Ничего общего с ассоциациями, которые возникают со словом «бабушка». Пирожки с капустой для оравы внучат такая особа печь не станет, а вот ходить строем заставит наверняка.

— Александр Павлович, — отчеканила бабуля. — Меня зовут Антонина Захаровна, я — бабушка Ани. Как я понимаю, вы предлагаете сегодня посмотреть дом, который достался ей по завещанию.

— Совершенно верно, — Александр чуть поклонился, с лёгким удивлениям глядя на Антонину Захаровну.

Антонина, Тоня… более неподходящего имени для этой сухой старухи с поставленным, как у военачальника, голосом, пожалуй, не придумать.

— Я еду с вами! — заявила старуха.

— Простите?

Александр не опешил, не удивился, наверное, что-то подобное он ожидал. Посмотрел на молчаливо стоящую в стороне Анни, которая вцепилась бледными тонкими пальцами в небольшую сумку-рюкзак.

— Я еду с вами. Не думаете ли вы, что я отпущу Аню одну в компании совершенно незнакомого мне мужчины?

— Именно так я и думаю, — улыбнулся Александр.

— Это недопустимо, как взрослый человек вы должны это понимать.

— Почему же? — всё с той же улыбкой поинтересовался он.

У Виссарионова были деловые партнёры из разных концов света, в том числе тех, где пригласить девушку без сопровождения действительно недопустимо. Разговаривать с ней без присмотра старших родственников и серьёзных намерений — и то запрещено. Встречались и приятели, успевшие стать родителями несмышлёных малышей, которых звать на увеселительную прогулку стоило только после предварительного разговора с родителями. Если бы Александру вообще пришло в голову что одно, что второе. Здесь-то что за причина? Семья Анни вряд ли исповедует ислам, а сама она перешагнула порог совершеннолетия, успела даже на второй курс института перейти.

— Я не знаю вас, впервые вижу и не собираюсь отпускать с незнакомцем ребёнка!

— Уверен, вы навели обо мне справки, — спокойно ответил Александр. — Уверяю вас, у меня нет цели обидеть Анни, причинить ей вред. Поймите, у меня нет ни времени, ни желания заслуживать ваше расположение, входить в доверие, более того, мне это не нужно и неинтересно. Я собираюсь показать наследуемое имущество Лесонен Анни, для этого зарезервировал два места на катере. Два, а не три. Если вы имели твёрдое намерение направиться вместе с нами, должны были сообщить заранее, а сейчас никто не станет высаживать пассажира ради вашей прихоти.

— Мы можем отправиться позднее, — продолжала настаивать Антонина Захаровна.

— Не можем. Моё время не бесконечно. Анни — совершеннолетний, дееспособный человек, именно ей завещано имущество, и я не вижу ни одной причины в вашем сопровождении взрослой внучки.

— Знаете, что! — Антонина Захаровна подобралась, как пантера перед прыжком. — Значит, она не поедет вообще! Я не отпускаю её. Аня, домой, сейчас же!

— Значит, не поедет, — Александр равнодушно пожал плечами. — Если вы считаете, что Анни не нужно своими глазами убедиться в том, что недвижимость, за которую ей придётся в будущем платить немалый налог, действительно существует и находится в пригодном состоянии, она может остаться дома.

— Но?.. — опешила Антонина Захаровна, отступив на пару шагов от собеседника.

— Вы хотите, чтобы Анни получила кота в мешке, за которого потом платила со своих скромных доходов?

— Нет.

— Тогда будьте любезны, оставьте свой пыл. Анни? — он посмотрел на девушку, которая всё так же стояла, понуро опустив голову. — Нас ждут.

— Хорошо. Надеюсь, к семи вечера, как обещано, вы вернётесь, — каркнула старуха.

— Не сомневайтесь, — спокойно ответил Александр и открыл дверь автомобиля, куда через несколько секунд бесшумно скользнула Анни, окутав сладким и одновременно древесно-свежим ароматом, как пахнет сама юность и край, где они находились. Карелия.

— Добрый день, — произнёс он, когда сел за руль и посмотрел на пассажирку.

— Добрый, — пискнула та в ответ, щёки при этом едва заметно порозовели. — Извините, — добавила она, посмотрев в лобовое стекло на улицу, где осталась стоять Антонина Захаровна, изображая памятник оскорблённой добродетели.

— Ничего страшного, я понимаю, — солгал Александр.

Он не понимал подобной заботы. Это казалось ненормальным, нет, это и было ненормальным, вернее — нездоровым… Возможно, девятнадцать лет не самый взрослый возраст, вероятно, для бабушек внуки навсегда остаются маленькими, несмышлёными детьми, требующими неустанной заботы, но ведь и малышей стараются приучить к самостоятельности в пределах здравого смысла.

Как же часто взрослые неосознанно уродуют своих детей, превращая их в заложников собственных страхов, комплексов, нежелания видеть мир таким, каков он есть. Хуже только, когда они делают это осознанно, с циничной расчётливостью и единственной целью — навсегда привязать к себе. На внутренние рассуждения о мотивах бабули не хватило времени, показался причал.

Александр остановился, вышел, обошёл машину, подал руку Анни, помогая выбраться. В очередной раз отметил собственную реакцию на нечаянную секундную близость с этой странной девушкой. Постарался отбросить в сторону неуместную жажду, практически граничащую с похотью. Сумасшествие какое-то!

— О, здорово! — услышала он голос Петра. — Доброго денёчка, — обратился тот к Анни.

После недолгих приветствий Пётр продолжил:

— Вас Руслан, племяш мой родной, доставит. Катер новый, движок отличный, опыт у парня есть, не сомневайтесь. Я чуть позже буду, дела, — он кивнул в сторону покачивающихся катеров. — А вечерком посидим, поговорим по-человечески, не на ходу. Не возражаете? — он посмотрел на приятеля детства и его спутницу.

— Нет, — улыбнулся Александр. — Где посидим-то? Я здесь ни одного ресторана не видел.

— Зачем ресторан? У меня же дом недалеко от звягильских хором, там и посидим. Не помнишь, что ли? — усмехнулся Пётр. — Не мудрено, столько лет прошло. Участок Олегу от деда с бабкой достался, раньше там рабочий посёлок стоял, потом всё разваливалось потихоньку, как и везде, люди уезжали, перебирались в города. Сейчас восстанавливается — москвичи, питерцы покупают землю, коттеджи строят, сдают в аренду туристам.

— Тоже купил?

— Зачем? У меня ещё прабабка там жила, повезло. Считай, семейное гнездо.

— Раз гнездо, давай посидим. Магазины поблизости есть?

— Этого добра навалом, — засмеялся Пётр. — Всё для господ отдыхающих.

— Не возражаешь провести время в хорошей компании, Анни? — поинтересовался Александр.

— Нет, — ответила та.

«Нет, не возражаю» или «Нет, возражаю» он не стал уточнять.

Катер болтало из стороны в сторону, подбрасывало на волнах со страшным грохотом, чему, признаться, Александр был только рад, как и отсутствию привычного комфорта. Две обитые дерматином лавки на металлических прямоугольных ящиках вдоль бортов, друг напротив друга рассчитанные на два пассажира не имели ни ремней безопасности, ни каких-либо приспособлений, чтобы ухватиться покрепче.

Ещё два вполне сносных сидения на амортизаторах, одно из которых капитанское, второе с противоположной стороны. И парочка таких же тумб, обитых дерматином, на корме, прикрытой тентом из прозрачной плёнки, как зонтом. Невелико пространство.

Руслан — молодой, улыбчивый парень лет двадцати с копейками, кинувший заинтересованный, оценивающий взгляд на Анни, после которого Александру нестерпимо захотелось проломить ему череп, устроился на месте капитана.

Заскочившая следом за Русланом девушка демонстративно заняла соседнее кресло, тем самым застолбив не только удобное место, но и самого Руслана тоже, кинув при этом предостерегающий взгляд на растерявшуюся Анни.

Александр лишь усмехнулся, сел на лавку, подозвал к себе свою спутницу, предлагая устроиться рядом.

— Думаю, будет болтать, — сказал он.

— Ещё как, — подтвердил Руслан, подмигнув побледневшей Анни, чем вызвал явное неудовольствие девушки рядом.

— Рус, опаздываем! — одёрнула та, пытаясь по пути испепелить пассажирку взглядом.

Тот недовольно покосился на говорящую, извиняясь на Александра, который являлся клиентом и выслушивать истеричные выкрики был не обязан, более того, мог тянуть резину сколько угодно, в пределах разумного — расписание никто не отменял, — но всё же в мире извоза и туризма музыку заказывает тот, кто платит. А платил Виссарионов, причём щедро платил, так, словно катер был забит под завязку.

— Больше никого не будет? — шепнула Анни.

— Нет, только мы, — ответил Александр.

— А как же…

— Ты, правда, хотела, чтобы бабушка составила нам компанию? — с мягкой улыбкой ответил он и не без удовольствия наблюдал, как Анни в ответ качнула головой в отрицании и спрятала довольный взгляд.

Почти наверняка довольный. Почти. Понять до конца это полумифическое, словно инопланетное существо Александр не мог, как ни пытался считывать эмоции и мысли.

Просто радовался, как сопляк, от того, что Анни вынужденно устроилась в его объятьях, иначе бы не удержалась при бешеной качке, и крепко прижимал её фигурку к себе, обхватив рукой.

Анни была в том же костюме, что и вчера. Плотный трикотаж не должен был давать простор воображению, но Александра было не остановить. Он представлял, и от представленного ликовал, как пацан, впервые увидевший непристойную картинку.

От её волос одуряюще пахло духами и чем-то особенным, волшебным, невероятным. Он пододвинул к себе Анни, покрепче перехватил, воспользовавшись очередным прыжком катера, вдохнул запах, чувствуя не просто желание, возбуждение или похоть, скорее потребность в девушке в его объятьях. Незнакомое доселе чувство или забытое за давностью лет, потерянное в постелях раскрепощённых любовниц, знающих себе цену — порой это не было формой речи, цена за физическую любовь часто была озвучена и всегда заплачена.

Показалась береговая линия, которая быстро приближалась. Деревья, подступающие к воде, густые леса вдали, скальная порода, выступающая в озеро, покрытая мхами и редкой растительностью. Протоки между огромными, серо-красными булыжниками открывали поистине живописную картину, которая не могла не радовать глаз.

Именно такую красоту любил всем сердцем Александр — суровую, неприступную, часто пугающую оттенками серого, холодного, скального. Именно по ней скучал бесконечно долгие десять лет разлуки.

Берега, окутанные в камень, где проступает гранит, блестящий слюдяной сланец, зеленоватый диабаз, с распластанными по ним зарослям мха, с низкой растительностью и неизвестно каким чудом растущими соснами — вот что на самом деле могло ублажить взор Виссарионова.

Какого чёрта он на бесконечные годы отказался от этого? Ради чего? Кого? Что доказал и кому?

Остановились у деревянного пирса, далеко убегающего в озеро. Руслан ловко выскочил из катера, накинул трос на установленный кнехт.

Александр вышел, следом выбралась Анни, смотря широко распахнутыми глазами по сторонам, он помог бледной спутнице, придержал, когда у неё закружилась голова — девушку качнуло в сторону, она лишь беспомощно взмахнула руками и пискнула.

— Дом прямо напротив пирса, — сказал Руслан. — Деревянный, белый, с огромной верандой, в районе семисот метров больше ничего нет, не перепутаете.

— Спасибо, — кивнул Александр.

— Спасибо, — в унисон ответила Анни, слегка покраснев, что сильно не понравилось Виссарионову.

Пирс перешёл в деревянный помост, который привёл прямо к невысокому забору с калиткой, на которой висел почтовый ящик, рядом пристроилась табличка с адресом. Действительно, невозможно перепутать.

Александр открыл замок, распахнул калитку и пропустил новую хозяйку дома в будущие владения. Что ж, неплохое имущество…

На просторном газоне, поросшем сорняками, раскинулся двухэтажны дом в скандинавском стиле, глядя панорамными окнами веранды в сторону Ладожского озера. На территории рядом с забором несколько мачтовых сосен подпирали небо, под окнами были клумбы, на которых не росло ничего, кроме высокого бурьяна и остатков садовых многолетников.

С другой стороны дома обнаружилось несколько хозяйственных построек, зона для барбекю с беседкой в том же дизайне, что и дом, и добротный сруб русской бани, не вписывающийся в окружающую стилистику.

В дом вело крыльцо с деревянными перилами и металлическая дверь, стилизованная под дерево. Внутри пахло пылью, немного сыростью, нежилым помещением. Мебель была тщательно укрыта плёнкой, со стен сняты картины или фотографии — что бы там ни висело раньше, остались лишь крепления.

Такая же картина наблюдалась во всех комнатах, включая второй этаж, просторную кухонную зону и веранду, выглядывающую стеклянными окнами-стенами на некогда ухоженный газон, пирс, уходящий в серые воды Ладоги, белыми барашками подбегающие к берегу.

— Я была здесь, — задумчиво глядя в окно на открывающийся пейзаж, сказала Анни. — Дом был меньше, но окна так же выходили на Ладогу. И те две сосны, и пирс был этот же, поэтому я узнала. Это было ещё до того, как меня прооперировали в Израиле, я уже не ходила, не могла. Олег… Максимович сажал меня у этого окна в кресло-качалку, огромное такое, как корабль, мне тогда так казалось, и я могла часами смотреть на озеро. Однажды я видела, как они целовались. Мама и Олег, — засмеялась она. — Во-о-о-он у той сосны. Наверное, забыли, что я всё вижу, — тихо договорила она. — Я помню этот дом.

Целовались. Целовались во-о-о-он у той сосны. Олег — его лучший друг, — и Марта — женщина, которую он любил. И всё это видела её дочь, о которой ему, Виссарионову Александру Павловичу, не рассказали.