Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы

Наталия Романова (2024)

Владислава — военная журналистка, походница и экстемалка, — не собиралась заводить отношений, выходить замуж, тем более, за главного врага всего своего существования — майора Андронова, которого ненавидела всей душой. Но… Чего только не случается в этой жизни, особенного, когда выясняется, что Андронов не так плох, как кажется, а от ненависти до любви… ну, вы в курсе.

Глава 4

Славе казалось, что она сейчас умрёт, прямо здесь, сейчас, не сходя с места, не добравшись до вершины несколько жалких метров. Они поднялись на плато, преодолели ледник под натиском шквального ветра, немного выбились из графика из-за Василия, который умудрился получить лёгкую травму на самом простом участке восхождения. Оплеуха от гор, которые напомнили, что «простого» в них нет ничего. Повезло, что не пришлось возвращаться, Василий продолжил маршрут.

Не слишком-то профессионально со стороны организаторов, но все молча согласились. Ведь не поворачивать обратно, ратраков^[1] же, чтобы спустить пострадавшего, с этой стороны Эльбруса просто нет.

И вот… осталось совсем немного, на Славу, до этого чувствующую небывалый подъём сил, какую-то почти животную эйфорию, накатило. На ноги словно пудовые гири навесили, живот свело стальным обручем, голова закружилась, рук своих она не видела, на команды Антона не реагировала. Попыталась мысленно от двадцати отнять пять — не вышло. Цифры плавали в голове, как дохлые мухи в сиропе, сосредоточиться на чём-либо не выходило. Довлело одно желание — упасть и не шевелиться. Провалиться в забытьё, которое накатывало волной и топило, топило, топило сознание.

«Горняшка» — горная болезнь. Именно горняшка не позволила Славе подняться на Джангитау, именно она, несмотря на плавную акклиматизацию, не давала пройти оставшиеся метры. Поставить плюсик в журнал очередных достижений. Чёртов сбой организма, который не спрашивал, наваливался и безжалостно отправлял планы в мусорное ведро.

— Шевелимся, шевелимся, зомбочки мои! Шире шаг! — распинался Антон, подбадривая подопечных, большинство из которых было изрядно вымотано.

— Калугина, Слав, Владислава, ты как?

Слава с трудом поднялась, стараясь придать себе вид бодрый, пусть и желеобразный. Мы весёлые медузы, мы похожи на арбузы… так, кажется, поётся. Сделала пару шагов, опустилась на колени, упёрлась лбом в заледенелый снег, чувствуя, как поднимается невыносимая тошнота, грудь сдавливает, виски ломит от боли.

Ледяная, пропитанная шквальными порывами ветра атмосфера стремительно теплела. Славе становилось сначала душно, потом жарко. Попыталась стащить с себя перчатки, дёрнуть молнию на горловине куртки, чтобы получить доступ к кислороду. Голову стянуло тисками, вызывая приступ опоясывающей боли во всём теле.

— Стоп! — сквозь звон в ушах услышала голос Антона. — Калугина, посмотри на меня!

Слава покачала головой, отказываясь, а может, соглашаясь. Сознание становилось расплывчатым, точно таким же, как всё, что видела перед глазами. Белые, голубые, тёмные блики, смешавшиеся в одно невнятное пятно от фонарика на каске.

— Чуть-чуть осталось, Слав, — сочувственно проговорил Антон.

Остановился Василий, одобрительно похлопал Славу по плечу, давая понять, что всё нормально. Всякое случается. Он навернулся, она растеклась на склоне, отказываясь шевелиться. Но идти надо, всего ничего осталось до точки. Ещё предстоит спуск — ровно столько же, сколько уже преодолели.

Неимоверным усилием воли, которая чудом теплилась, придавленная гипоксией, Слава попыталась подняться. Простые движения давались с таким трудом, словно на неё давила плита в несколько тонн, а сама Слава весила и того больше. Но всё-таки она поднялась, покачнулась от звона в ушах, зажмурилась, стараясь прийти в себя.

Всего ничего осталось. Несколько метров, несколько шагов… Один, два, три… десять, может сорок, и зимний Эльбрус покорён Калугиной Владиславой. Зарубка будет поставлена.

Ну же, Славка, ты сможешь, даже если умрёшь прямо здесь, сможешь!

Кто-то схватил Славу за руку и поволок к заветной точке. Она не понимала — кто, зачем, в какой-то момент забыла, куда её тащат, имени своего не вспомнила бы.

Остервенелый ледяной ветер бил в лицо, сбивал с ног, забирался в наглухо застёгнутую куртку, проникал до нижнего белья, несмотря на технологии современного снаряжения. Слава переставляла ноги, не соображая ничего. Свербела одна-единственная мысль — нужно идти. Необходимо. У неё есть цель. Какая-то… какая именно, Слава не помнила. Не понимала.

За несколько шагов до вожделенной вершины Слава очутилась одна, словно в открытый космос вышла. Подняла ногу, сделала шажок, словно из тягучей трясины ногу вытащила. Второй с не меньшим усилием, третий.

Вдохнула, насколько получилось, выдохнула, как вышло, зажмурилась, преодолела ещё два шага, распахнула глаза.

В зрачок ударила ярко-оранжевая полоса над слоем серых облаков, прорезающая непроглядную темноту. Слава замерла, не смея шевельнуться. Она уже видела восход на Эльбрусе, этот был не первый, но казался особенным. Одуряющим, восхищающим, предвещающим…

Что? Трудно думать, когда простой арифметический пример становится проблемой, но ясное понимание того, что именно этот восход солнца станет ознаменованием чего-то важного, накрыло Славу с головы до ног, как горняшка за несколько метров до вершины.

Слава оглянулась, рядом стоял Вячеслав Павлович, с широкой улыбкой смотря на открывающийся вид. Вот кто, оказывается, затащил её. Он же дал пройти оставшиеся шаги самой, словно понимал, насколько это важно для Славы. Прямо сейчас — ценнее всего на свете. Целого, необъятного мира нужнее.

За время, которое провели в штурмовом лагере, они едва ли обмолвились парой слов. Слава делала вид, что не знает бывшего педагога, первый раз видит. Не было такого человека в её жизни, а если и был, то бесславно сдох. В её глазах точно. Вячеслав Павлович так же не смотрел в её сторону. Игнорировал. Они будто заключили негласный нейтралитет, избегали друг друга, демонстративно не заступали за личные границы.

Отлично… Почему он сейчас не мог проигнорировать Славу? Пройти мимо, когда она стояла на коленях, не соображая, что происходит, борясь с приступом слабости, тошноты, нехваткой кислорода.

Почему из двух групп, поднимающихся параллельно, пришедших в одно время к последнему подъёму, именно он стоит с ней рядом, наблюдая за восходом на вершине мироздания?

Не Василий, не Антон, не любой из парней, с которыми она делила походный быт, а Вячеслав Павлович, собственной лизоблюдской персоной. Грёбаная несправедливость, такая же высокая, как вершина, к которой постепенно подбирались остальные участники группы.

Спустились почти за то же время, что поднялись, чуть быстрее, подгоняемые мыслями о долгожданном тепле домиков в штурмовом лагере и горячем обеде. К концу спуска погода ожидаемо испортилась, последние метры пробирались в кромешной мгле поднявшегося бурана.

Слава с трудом переставляла ноги, которые расползались, несмотря на надетые кошки. Заледенелый снег не цеплялся, не хватало сил пробить лёд и зацепиться. В какой-то миг начало казаться, что стихией её просто унесёт, как жалкий воздушный шарик. Сорок семь килограммов попросту не удержатся под очередным порывом ветра. Сгибаясь пополам, она пробивала себе дорогу сквозь снежную мглу, отвоёвывая каждый шаг у мороза и ветра.

В домик просто ввалилась, растянулась пластом, не в силах пошевелиться. Антон помог стащить экипировку, Василий сдёрнул спальник с верхнего яруса, устроил внизу, затолкал туда обессиленную, обмякшую Славу и пододвинул к стене, поближе к обогревателю. Она сама не поняла, как провалилась в чёрный, словно непроглядная ночь, сон.

Несколько раз просыпалась от головной боли, один раз от громкого мужского шёпота. Мужики обсуждали восхождение, делились впечатлениями, изо всех сил стараясь не шуметь, дать единственной девушке в группе отдохнуть.

Сквозь сон Слава слышала, как обсуждали её персону. Удивиться или возмутиться от усталости попросту не смогла. Глаз открыть не получалось, не то что рот.

— Славка ваша — молодец, — услышала голос Дениса, Дэна, как быстро прилипло к нему. — Силявочка совсем, в чём душа теплится, а как держалась.

— Я вообще сначала подумал, что она парень. Кто, думаю, подростка сюда притащил, — ответил кто-то из второй группы. — Совсем с дубу рухнули, не лето, чтоб детей на маршрут тащить.

— Девчонка она, — усмехнулся Бармалей. — Между прочим, симпатичная, жаль, что вредная.

— Что, не дала? — гоготнул кто-то.

— Не очень-то хотелось, — отмахнулся Бармалей.

Снова заговорили о восхождении, кто-то пустил по кругу телефон, показывая недавно сделанные фотографии. У Славы мелькнула мысль, что она-то ни одной фотографии не сделала. Взошла на вершину с киселём в голове, спустилась с ним же. Ничего, попросит у кого-нибудь. У Антона возьмёт, как руководителя группы, он вроде фотографировал коллективно и по одному.

Ничего не помнила, лишь линию оранжевого восхода над кучевыми, свинцовыми облаками и широченную, счастливую улыбку того, кто помог ей взобраться. Чтоб он провалился со своей помощью… Почему именно он?

Снова провалилась в сон, больше похожий на кромешную мглу. Проснулась от солнечного света в окно, выходит, чуть меньше суток проспала. Нужно было выбираться из спальника, вставать, заставить себя поесть. Завозилась, чувствуя чью-то тяжёлую руку на себе, мало того, что придавливающую, так ещё подгребающую к крепкому мужскому телу. Прижал, как родную.

— Раскинулся же, как море широко, — недовольно пробормотала Слава, не зная кому.

Подобные казусы случались через ночь, то навалится кто-то всем телом, то ноги закинет, то руки, то упрётся лбом. В тесноте, да не обиде, как говорится. Засыпали каждый в своём спальнике, просыпались, как повезёт.

Выкарабкалась, оглянусь, едва удержалась от злобного шипения. Вячеслав Павлович… Вот скотина! Места другого не нашёл, что ли? Обязательно рядом с ней было завалиться?

Ну конечно… А как же… Согреть теплом своего вонючего тела генеральскую дочку. Глядишь, до подполковника дорастёшь, там до полковника рукой подать. Если подмахнуть как следует генералу, расстараться с душой, то и сам генералом станешь. Подойти к вопросу со всей ответственностью и рвением.

Гад, свалился на её голову! Ещё и руки распускает, к себе прижимает… Б-р-р-р… Фу!

Слава не удивилась бы, узнав, что он специально сюда притащился. Узнал от Игната, где она, решил в альпиниста поиграть. Заодно присмотреть за ней, выслужиться в очередной раз. Тесноваты стали майорские погоны, душа повышения просит.

Чем больше она об этом думала, тем понятней становилось, что подобных совпадений не бывает. Для чего гладенькому, как яйцо единорога, Андронову, подниматься на Эльбрус, да ещё зимой? За какой надобностью? За впечатлениями? Испытать себя? Устал бумажки перекладывать, решил размяться, урод малахольный?

Свежо предание, да верится с трудом!

Слава внимательно посмотрела на спящего Вячеслава Павловича. Скажите, пожалуйста, даже здесь побрился. Все мужики с торчащей во все стороны света щетиной, бородами, заросшие, один в один йети, а этот височки по уставу подровнял.

Вдруг сам генерал Калугин прилетит за дочерью, а тут Андронов — выутюженный, блестящий, как яйца кота. Тьфу!

Хорошо, что сегодня утром спуск в базовый лагерь. Славка не выдержала бы, выцарапала глаза слащавому, как рафинад, майору.

Базовый лагерь встретил весенним теплом, пробивающейся свежей травой, чириканьем неугомонных птиц. Календарная зима на время уступила место весне, которая явилась раньше срока, решив, что пора.

Ребята грелись на солнце, подставляя обветренные лица тёплым лучам. Некоторые втыкали в телефон, кто-то бездумно валялся на пенке, растянувшись посредине высохшей тропинке.

Слава, устроив «пендаль» под пятую точку, строчила статью в свой блог, спешила поделиться впечатлениями. Заодно разбирала почту, море сообщений от бесчисленных друзей, иногда отвечала сразу, не откладывая в долгий ящик.

Виктор, тот самый, с кем познакомилась после загула в ночном клубе, написал, что будет проездом в Москве, напрашивался остановиться у Славки — заодно оттянуться по-приятельски.

Слава, хоть и относительная красотка, но всё же девушка, он же после шести месяцев в горячей точке мужиков видеть не может. Надоели, морды небритые. Хочется рядом личико девичье, пусть оторвы, занозы с дурным характером. Он согласен потерпеть, так и быть.

Заржала в голос от комплимента. Гусь в своём репертуаре. Написала, что будет рада устроить ему небольшую изжогу своей стряпнёй. С него продукты, с неё — спальное место на коврике у входа.

— Будешь? — рядом со Славой уселся Бармалей, показал на бутылку коньяка местного разлива.

— Не, — поморщилась Слава. — Угостил бы даму шампанским, — неизвестно зачем попыталась флиртовать.

Судя по ошалевшим глазам Бармалея, получилось нечто между приступом эпилепсии у лошади Пржевальского и бездарной симуляцией оргазма.

— Разбавим винишком — будет тебе шампанское, — рассмеялся Бармалей, поняв, что честь быть соблазнённым Калугиной отменяется.

Всё нормально. Слава — это Слава. Свой парень, пусть и женского пола по паспорту.

— Отлично, — кивнула та ответ. — Буду. У меня шоколадка есть, кстати.

До восхождения никто не употреблял, во время тем более. После же, в базовом лагере, тем более в разгар заглянувшей раньше времени весны — грех не накатить.

Обычно Слава не пила, не нравилось ей одурманивание. Не любила состояние, когда не контролировала себя и окружающих, похмелье тем более ненавидела. Сейчас же захотелось влить в себя что угодно, лишь бы избавиться от пронизывающего взгляда Андронова.

Что ему надо? Каких собачьих чертей он глаз с неё не сводит? Не прилетит папа-генерал, не выдаст медаль за оказание помощи дочери.

Просчитался майор, просчитался!

Закуску сообразили из остатков сух-пайков, что нашлось по сусекам. Славкина шоколадка, пара упаковок лапши быстрого приготовления, детское фруктовое пюре в мягкой упаковке, сухое мясо. Приволокли из местной столовой овощных салатов, пюре с котлетами, бутербродов с колбасой и сыром, кто-то, особо предприимчивый, раздобыл квашеной капусты. Одним словом, устроили пир на весь мир.

Поначалу Слава закусывала, заставляла себя, позже перестала, горняшка давала о себе знать. Аппетит пропал в штурмовом лагере и пока не вернулся. Через пару суток, Слава была уверена, всё нормализуется. Иначе быть не могло.

К вечеру похолодало, перебрались в палатку к Бармалею. Откуда-то нарисовалась симпатичная туристка. Повисла на хозяине помещения, верещала, пищала, расспрашивала про Эльбрус, восхождения. Громко восхищалась, кудахтала, словно обкурившаяся курица, лепетала про настоящих мужчин и романтику.

Последнее, что помнила Слава, как эти двое целовались, словно жрали друг друга, лёгкую тошноту от представившегося зрелища и скомканный спальный мешок, в который пыталась закутаться под недвусмысленные стоны девицы.

Хоть бы в кусты отошли, что ли… раз уж она пошевелиться не может.

Утром девицы след простыл. Палатка шевелилась от паров перегара и богатырского бармалеева храпа. Слава потёрла отёкшее лицо, дёрнула молнию на палатке, высунула сначала голову, потом выползла сама, на ходу подтягивая штаны. Совсем отощала в этом восхождении, треники подходящего размера сваливаются.

Снова мама начнёт закатывать глаза, невестка Лена доказывать, что девушке нужно иметь хоть какие-то формы. Тонкая и звонкая — это не тощая и костлявая, аки смертушка…

Вдохнула полной грудью. Хорошо-то как, горный воздух ложкой есть можно, лучший витаминный комплекс, полезней ничего природа не придумала, человек тем более. Обернулась и застыла.

Прямо на неё смотрел Андронов. Буравил настолько недобрым взглядом, что всегда невозмутимая Славка захотела провалиться сквозь землю от стыда за… чёрт знает за что, но стыда острого, почти невыносимого.

Он стоял у своей палатки в паре метров от их с Бармалеем логова и разглядывал Славу, будто видел впервые. Сравнивал с землёй, смешивал с грязью под ногами.

Слава независимо повела плечами, криво усмехнулась, ответила равноценным взглядом. Флиртовать, кокетничать у неё не получалось, а вот точно так же сравнять с землёй — всегда пожалуйста.

Развернулась на месте, отправилась в сторону уборных, чувствуя между лопатками пронзительный взгляд, который буквально прожигал насквозь.

Примечания

1

Ратрак — это специальное транспортное средство на гусеничном ходу, используемое для подготовки горнолыжных склонов и лыжных трасс.