«Если бы старость могла…»

Наталия Рай

Юные, которые плюс-минус восемнадцать, считают тех, кому за тридцать, старыми))) А тех, кому за пятьдесят, прогульщиками на кладбище… А между тем, в стариках – вся мудрость мира! Не во всех, конечно, но тех, в ком она есть, мудрость, следует ценить и беречь! Ходить к ним за советами и помощью, за душевным теплом и той самой мудростью жизненного опыта. И тогда окажется, что старики – сила народа!

Глава 2

— Сколько тебе лет, Анатолий?

— Тридцать восемь.

— Что умеешь по дому?

Толик пожал плечами:

— Почти всё.

— А без почти?

— Технику не ремонтирую, а так всё.

— Тогда пойдём.

Баб Тоня завела его в свой домашний кабинет.

— Видишь, полки как прогнулись? Сможешь либо сделать новые стеллажи, либо эти отремонтировать?

— Да тут только и надо, что взять для полок более толстые доски. У тебя тут один и шесть сантиметра, а лучше взять три. Никогда не прогнутся. Так что легко. Это срочно?

— Не то, чтобы срочно, но лучше бы сделать, пока всё не рухнуло.

— Тогда надо поехать на рынок стройматериалов и выбрать — по толщине и цвету. А если снять размеры, то прямо там нам и порежут на нужную длину. Останется привезти и закрепить.

Порешили прямо завтра и поехать. Потом баб Тоня поила Толика чаем (а на деле кормила полным обедом), попутно выясняя, что ещё он умеет по дому. Выяснилось, что, поскольку он работал на стройке, числясь там штукатуром, но был на все руки мастером и подменял коллег на любом участке, то есть умел он практически всё, включая электрику.

У любой одинокой женщины всегда полно мужской работы по дому. Так что Толик получил длинный список предстоящих трудов. И всё это в промежутке между основной работой и предполагающимся отдыхом.

Баб Тоне эти работы были нужны не настолько срочно, чтобы вот прямо не откладывая ими заниматься. Но она отлично знала, что если население увидит её с Толиком дружеские отношения, а работы (поскольку могли выполняться только вечерами) займут примерно ближайший месяц, то впечатление от нападения Иды потеряет свою остроту. А ведь баб Тоня занесла в список первоочередных дел приведение мозга Иды хотя бы в относительно рабочее состояние. А поскольку идиота, который бы на Иде женился, в стране не нашлось, родня держалась от неё на максимальном расстоянии, то оставалась для вразумления Иды только баб Тоня. Эх, тяжела ты, шапка Мономаха… Но выбора ведь нет?

Прибежала Ксения с новостями: подругин дружок «очнулся», осознал, что натворил, турнул от себя «друга» и тут Ксения сообщила ему, что его девушка забеременела после той вечеринки. Так что теперь эти двое помирились и решили пожениться. Так что дружок предстал перед её родителями и сообщил, что хочешь не хочешь, а принять его руку и сердце их дочь просто обязана. Бастарды никому не нужны, так что родителям — сначала её, а потом и его — пришлось согласиться.

— Ну и прекрасно! — ответила баб Тоня. — Сама ты как?

— Я — нормально. Тренируюсь с девчонками. И уже пару раз новыми знаниями воспользовалась, так что стая преследователей значительно поредела. Но девушки пока остаются. Я всё-таки боюсь, мало ли отмороженных…

— Это правильно!

Вопреки своим правилам баб Тоня Ксению с Толиком познакомила, потому что он не был собеседником. То есть был, но инициативу проявила баб Тоня. Сам же Толик добровольно о своей жизни ничего не рассказывал и помощи не просил. Хотя остро в ней нуждался. Но если он начнёт здороваться с Ксенией, особенно на фоне дружбы с самой баб Тоней, вполне возможно, что человек немного приободрится. Помочь ему можно было только так — поднять его статус и авторитет.

Баб Тоня никогда не понимала «удовольствия унижать» более слабых, чем ты сам. Для этого нужно обладать особо извращённым умом и полным отсутствием морали. Будь баб Тоня психологом, она бы занялась изысканиями, чтобы понять, откуда такие берутся и как такими становятся. Ведь должны же быть какие-то конкретные условия жизни, чтобы человек вырос таким мерзавцем. Так что у баб Тони было против них только одно оружие: бить их тем же самым, чем они бьют слабых.

Тем не менее, она, как бы невзначай, поговорила с несколькими соседями, ввернув пару-тройку вопросов и замечаний в адрес Толика: золотые, мол, руки у человека! У неё книжные стеллажи грозили просто обрушиться, а он за день всё устранил и обещал помочь ещё по нескольким проблемам: окна (а они у баб Тони оставались деревянными) рассохлись и страшно сифонит, замки сходят с ума, требуют внимания, на балконе шнуры для сушки белья появились…

— Я даже не предполагала, что он такой умелец. А главное — не пьёт. Так, пиво только. Но домашней еды явно давно не пробовал. Вы бы в гости его хоть иногда зазывали, посадит желудок окончательно!

Соседи, донельзя удивлённые, только переглянулись и кивнули. Но и не упустили случая предложить:

— Ты, баб Тоня, зови, если что починить надо…

— Теперь уж нет, теперь я только Анатолия буду звать. Работает, как для себя: чисто, аккуратно и, главное, качественно!

И баб Тоня пошла дальше, вроде как продолжила путь в магазин. Она в пустых разговорах никогда не была замечена! А останавливалась только поздороваться. Мужчины же остались чесать в затылках: получается, своего дали в обиду. И кому: злобной Иде!

До магазина баб Тоня не дошла: с ней поздоровалась и тут же вступила в беседу соседка из третьего дома. Они были знакомы только вприглядку, но женщина была настроена решительно:

— Тоня, можно с тобой посоветоваться?

Баб Тоня только плечами пожала: ну, если срочно…

— Понимаешь, ко мне приехала из провинции родственница. Поступила учиться и живёт. Я человек одинокий, мне лучше, когда кто-то есть в доме. Но она потихоньку-полегоньку и начинает загребать под свои вещи всё больше территории — захламляет буквально каждое помещение — и стала понемногу перестраивать уклад в доме под себя. А мне это сильно не нравится!

— А ты ей говорила, что так делать не нужно?

— Конечно! Но она делает удивлённые глаза: о чём это вы, типа!

— Пойми, это твоя гостья делает не со зла: так автоматически поступают в новом месте все люди. Ей твой уклад не то, что сильно не нравится, а непривычен. То есть ей стало в твоём доме настолько не комфортно, что она пытается устроить так, чтобы ей полегчало. При этом она вряд ли хочет устроить тебе неприятности. Так что — раз уж ты её впустила пожить — тебе тоже нужно немного уступить. Она же у тебя не в рабстве, верно? Она гостья, пусть и долго живущая. Надо договариваться!

— Она меня не слышит.

— Значит, ты употребила не те слова. Спокойно объясни, что ты привыкла к своему укладу, а она, меняя его на свой, ставит тебя в неудобное положение. Ей легче к тебе приспособиться: она ведь молодая? Поступила учиться — значит, молодая. А молодые легче привыкают. Объясни спокойно и вы сможете договориться, как не ущемлять друг друга.

— Тонь, а может — ты?

— Если ты договориться не сумеешь, я приду, конечно. Но я уверена, что сумеешь. Только не обижай её, а спокойно и убедительно.

Только после этого разговора баб Тоне удалось продолжить свой путь. И хотя особой нужды в посещении магазина не было, баб Тоня, тем не менее, ходила туда практически ежедневно, считая это прогулкой. Иногда она специально шла в дальние магазины, когда требовалось размять ноги более основательно. Или проветрить голову от чужих проблем.

— А я к тебе в гости иду, — вдруг огорошила её старинная подруга Маня, то есть Мария Степановна.

— А позвонить и договориться слабὀ?

— А я просто по делам в твой район заехала. Дай, думаю, к Антонине зайду, уж коли здесь оказалась.

— Я пока в магазин. Пойдём, тортик прихватим. Гостей дорогих надо встречать с шиком и щедростью!

Они прихватили не только тортик, но и — редкий случай — бутылку коньяка. С ним чай намного вкуснее и полезнее. Тем более, коньяк полезен для расширения сосудов, что в возрасте подружек тоже имеет значение! Уж больно баб Тоне много нервов вымотали последние события. А уж коли подруга заявилась — дружили они уже лет тридцать, с института — имеется повод сбросить стресс.

Переговорили обо всём — не виделись уже несколько месяцев — а потом Маня вдруг затронула неожиданную тему.

— Послушай, Тонь, я в эти дела твои не лезу, но как ты одна управляешься с толпами, как ты их называешь, собеседников? Может, есть смысл организовать нас, твоих друзей и помогать им вместе?

— Видишь ли, в чём дело, община — вещь хорошая. Но не в данном случае. Тут важен контакт один на один. Вот приходит, допустим, кто-то с проблемой, а мы тут сидим трое либо четверо и в три глотки начинаем человеку советы давать. И что он сделает?

— Что?

— Превратит наши рекомендации в сборную солянку советов. И поступит, после какой-то, дай Бог, чтобы удачной, стыковки трёх разных советов, по четвёртому варианту. Своему. А потом всем трём будет предъявлять претензии. Потому что поступит непременно неудачно: если бы человек знал, что делать, он за советом не пошёл бы. А так: один советчик — один ответчик.

Кроме того, что мешает вам, каждому и каждой, работать в своём районе и делать то же, что и я? Согласись, что четыре человека в разных местах города лучше, чем четверо в одном месте? Ведь людям придётся ехать именно в мой район. А так они бы обратились к вам и не теряли времени зря.

Кроме того, у каждого из вас, небось, тоже есть какие-то связи, чтобы помогать нуждающимся? И если бы нас появилось четверо таких, мы этими связями могли бы обмениваться, чтобы помочь всем обратившимся.

— Надо подумать, — сказала Маня.

— Думать всегда полезно. Особенно если мозги — рабочие и при этом есть понимание, куда думать и о чём. И какова цель этих размышлений, то есть к чему следует придти в итоге.

— Не подкалывай, я привыкла за столько лет.

— А я вполне серьёзна.

— Кто бы спорил!

Подруга внимательно смотрела на Антонину, сомневаясь, как будет воспринято ещё одно её предложение.

— Тонь, а ты не думала о том, чтобы со своих клиентов брать деньги за консультации? Обычный бизнес, так все делают.

И тут же поняла, что рискнула, причём основательно, их отношениями, потому что Антонина смотрела на неё с таким потрясением, переходящим в оторопь, будто вдруг обнаружила, что дружила три десятка лет не с человеком, а с каким-то монстром!

— Бизнес? А о существовании такого понятия, как помощь, причём безкорыстная, ты никогда не слышала? Где были мои глаза три десятка лет? Или это ты только теперь стала такой… То есть дала себе и своим наклонностям волю? Или в молодости сама не знала, что в тебе сидит?

— Не злись, я просто предложила!

— А я твоё предложение отметаю: никакого сотрудничества не будет. Ты, если хочешь, можешь брать и деньги, но ко мне с подобными предложениями не суйся. А то распрощаемся. Несмотря на десятилетия дружбы. И запомни: я помогаю. А ты, как выяснилось — бизнес-менша. Ну-ну!

— Тонь!..

— Молчи!

Дальнейший разговор, перешедший в разряд — светский, не заладился и подруга стала собираться домой.

— Ты мне вот что скажи, Маня, ты откуда взяла эту идею? Сама додумалась или подсказал кто?

— Муж.

— Привет ему. Давай, до свидания!

М-да, тридцать лет доброй дружбы — коту под хвост! И ведь просила — не рассказывай никому, кроме нуждающихся, что есть такая баб Тоня, которая поможет. Нет, доложила мужу. А у мужа, как у всякого мужчины, немедленно сработала деловая хватка: тут же денег можно снять немеряно! А про расклад, когда о деньгах и речи быть не может, ему можно даже не рассказывать? Если денег снять можно, то непременно и нужно!

Баб Тоня решила в будущем всегда, непременно, спрашивать у звонящих, кто им дал номер её телефона. И если окажется, что — Маня, быть особо бдительной: кто-то может предложить деньги напрямую, кто-то попытается «забыть» конверт, кто-то сделает вид, что просто в подарок что-то принёс. Следовательно, придётся предупреждать и убеждаться, что её слова восприняты серьёзно.

Но девушка, которую привела Ксения, вряд ли думала об оплате услуг баб Тони, ибо нуждалась в серьёзной помощи. Она была сокурсницей Ксении и как-то сразу к ней прильнула: сколь сложным и трудным не было бы положение семьи новой подруги, у самой девушки ситуация была куда серьёзнее. Даже — страшнее.

Отец избил жену, мать девушки, так, что она от этих побоев умерла. И больница не помогла. Старший сын, в отместку, избил отца настолько страшно, что тот стал инвалидом, а сын сел на пять лет. Осталось три сестры, каждая из которых оказалась в очень сложной ситуации. Девушку, просящую баб Тоню о помощи, Аллу, забрала самая старшая сестра, четвёртая, которая жила с мужем в другом городе. Две средних остались вдвоём, на попечении тётушки, сестры покойной матери. Но у тётушки была своя семья…

Всё пережитое оказало на Аллу такое впечатление, что она не могла оставаться в любом помещении, да и вне оного, одна, нервы были на таком постоянном взводе, что любое шевеление пёрышка вызывало реакцию, которая соответствовала бы появлению дикого зверя.

Понятно, что практически никто не рисковал с ней, такой неадекватной, болезненно реагирующей на самые простые вещи, дружить. А Ксения рискнула? Тоже нет. Просто привела к баб Тоне. Ведь она уже стольким помогла, значит, и с Аллой разберётся.

Самым верным решением было, для начала, отправить девушку на лечение к невропатологу, а то и положить в больницу. Алла сопротивлялась, — мол, ей уже никакие врачи не помогут! — но баб Тоня заявила, что в этом случае она отказывается помогать!

— У тебя дико расшатана нервная система. Это не голова с катушек слетела, а нервы не выдержали всего, что тебе досталось. Понимаешь разницу? И до тех пор, пока ты нервы не вылечишь, ты — и никто — в своей жизни изменить не сможешь. Люди тебя боятся, потому что ты к любому человеку просто прилипаешь. Это очень не привычно, часто резко неприятно, и они резко отстраняются. Просто потому, что каждому живому существу нужно личное пространство. А ты это пространство у них отнимаешь. Ко мне можешь прилипать, но только в случае твоего согласия лечиться. Я буду тебя каждый день в больнице навещать, пока тебе не станет легче. Точнее, пока не вернёшься в норму. Нервы не вернутся в норму.

Имей в виду, что врач — моя давняя знакомая, отличный специалист. И она может записать тебя либо под любой другой фамилией, либо и вовсе, как анонимную пациентку.

А с бурсой твоей я улажу: позвоню и скажу… — неважно, что скажу. За прогулы тебя не отчислят. А через пару недель вернёшься и продолжишь с того же места. Тем более, что Ксюша будет приносить тебе записи лекций и помогать усвоить материал.

— А ей это зачем?

— Я помогаю людям при одном условии: они потом непременно помогут кому-то другому. А Ксения мне должна. Как и ты будешь должна. Когда-нибудь я пришлю к тебе человека и скажу, что следует сделать, чтобы помочь. И ты поможешь. Это жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.