Я исповедуюсь за тебя, мама. Пограничное расстройство личности в истории и лицах

Наталия Порывай

Книга-откровение. Книга-исповедь.Судьба героев и их история показывают, как формируется и проявляется пограничное расстройство личности, как оно рушит хрупкую детскую жизнь.Книга будет интересна как простому читателю, так и тем, кто интересуется психологией расстройств.Основано на реальных событиях. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 7. Отчим и насмешки

Пока мама молчала, ворочаясь в своей кровати, я собиралась с духом, чтобы перейти к очень серьезной и болезненной теме. Но к такому невозможно подготовиться, а потому я просто начала новые вопросы:

— Хорошо, допустим, в лагерь ты насильно меня не сдавала, и даже забирала меня оттуда раньше. Но как ты сдала меня в руки Шамана?

Шаман, это было прозвище моего ни то отчима, ни то просто маминого ухажера, который по совместительству являлся отцом моего старшего брата. Имени я его до сих пор не знаю, так как в нашей семье все назывались кличками.

— Я? Что ты несешь?! — разозлилась мама. Она отказывалась признавать то, что все эти годы знала, что со мной делал этот выродок, приходящий к нам в гости, а иногда остававшийся и на ночь.

— Ты была дома, когда он закрывался со мной в комнате.

— Не правда!

— Как думаешь, зачем взрослый дядя закрывался с твоей 4-5-6 летней дочкой?

— Не было такого, что ты выдумываешь!

Она напрочь отрицала очевидное. А я хорошо помнила, как дядя раздевал меня, в особенности снимал трусики и клал к себе в постель. Да, я напрочь забыла, что он там со мной делал, но это и понятно. Детская психика просто вытеснила эти ужасные вещи из сознания, чтобы как-то это пережить.

Мама злилась. Злилась именно потому, что знала, я говорю правду. Ту правду, которую она столько лет пыталась забыть, чтобы не испытывать такого невыносимого чувства, как вина. И когда чувство прорывалось, вперед вырывалась агрессия, как защитная реакция. Только бы не признавать правду.

— Ты пытаешься уйти от ответственности так же, как тогда в детстве, когда я тебе об этом рассказала.

— Ничего ты мне не рассказывала!

— Рассказывала! И что ты сделала? Ты посмеялась надо мной, а потом еще всем рассказала. Я помню, как Босс надо мной смеялся. Вы все надо мной смеялись.

И я помнила до сих пор! Босс, тот самый сын Шамана, долго издевался надо мной, как будто это не его отец со мной развлекался, а я этого хотела. Именно так им воспринялась информация, которой я поделилась с мамой, желая получить защиту.

— И ты не пресекла этого ублюдка! Он как ходил к нам, так и продолжил!

— Я с ним говорила, — уже виновато ответила мать на мои нападки. — Пригрозила ему, что если он еще раз к тебе сунется, то…

— Но мне ты ничего не сказала. А я ведь нуждалась в твоей защите.

— А что я могла сказать, ты была еще ребенком?

— Объяснить, что такое происходило и сказать, что я не была в этом виноватой.

— Я не знала, как тебе об этом рассказать. Ты была слишком маленькой и не поняла бы.

— А ты бы попробовала!

— Ну, не попробовала, что теперь?

— А зачем ты рассказала об этом другим?

— Чтобы все следили, чтобы такое не повторилось. И ведь не повторялось!

Я об этом никогда не задумывалась, слишком болезненно воспринимала эту историю, но, действительно, приставания отчима тогда закончились. Вот только моя психика уже была надломлена, и об этом никто не подумал. Никто не отвел меня к детскому психологу, потому что таковых раньше особо и не было. Никто не поговорил со мной, не сказал, что я под защитой, потому что предпочитали реагировать действием и молчанием. Никто не остановил дальнейших насмешек, потому что я не была ребенком в авторитете, в отличие от нападавших. Никто не защитил меня от других извращенцев, о которых я теперь боялась рассказывать, помня о непонимании и насмешках.

— А помнишь, как ты снимала с меня трусы во время купания, а я закатывала истерику, не давая это сделать?

— Ой, ты орала на весь дом, — так же, как тогда, усмехнулась мама.

— И тебе и в голову не могло прийти, что это у меня от отчима, действие которого отложилось в голове.

— Я-то откуда могла знать! — мама переменилась в лице, вернувшись в свою привычную агрессию. Она вообще была мастером по смене настроений, то смеялась, закрываясь от проблемы, то приходила в ярость, отбиваясь от ответственности.

— Ты могла хотя бы не издеваться так надо мной!

— Да кто над тобой издевался? Ты и так мылась постоянно в трусах!

И, правда, после моих громких истерик мыть меня стали в трусах, меняя их при вытирании, когда я была в полотенце. Но был еще один унизительный момент, который отложился в моей памяти:

— Тебе мало было того, что я не позволяла себя раздеть, так ты еще соседку позвала посмотреть на меня голую!

— Что ты несешь?

— А когда ты показывала мое родимое пятно.

— Так это я только родинку твою показывала.

— Но я не хотела ни раздеваться, ни тем более, чтобы на меня смотрели чужие люди.

Я смотрела на нее и не видела понимания. Такое ощущение, что она напрочь утратила чувства, и произошло это очень давно, еще до моего рождения. Иначе невозможно было объяснить ее поведение и отношение к содеянному. Создавалось впечатление, что она не видела своих поступков и не понимала тех последствий, что они принесли. И ведь не понимала.

А мне было до боли обидно, потому что я снова не была услышана. Снова эти пустые отговорки, мол, да ничего такого с тобой не было, ты все выдумываешь. Вот только сексуальное насилие над ребенком 4-5-6 лет, это ужасное преступление. И это преступление не только на совести дяденьки, который утолял свою закомплексованную похоть, но и на совести матери, которая не хотела это замечать.

Чаще всего жертвами педофилов становятся дети из неблагополучных семей, те за кого некому заступиться. Те, кому не хватает внимания и любви. И педофилы это быстро считывают. Они знают, как привлечь свою жертву, знают, что никто им не помешает, и знают, что правда на их стороне. Можно долго рассуждать о том, как же это все погано, но, чтобы не утопать в чувствах злости и ненависти, можно заглянуть дальше — в душу самого педофила. Ведь они тоже становятся такими не из простой потребности секса. Чаще это изнасилованные в детстве люди, которые, вырастая, повторяют действия своего насильника. Еще ими часто оказываются мужчины, а насильники в основном мужчины, у которых слабая потенция и полная неуверенность в себе. Заниматься сексом с женщинами они боятся, ведь те над ними могут посмеяться, а тут ребенок, который либо ничего не понимает, либо сам напуган еще больше.

Вот только не каждый мужчина, позарившийся на ребенка, может называться педофилом. Есть такие социопаты⁶, которым все равно с кем: со взрослым или ребенком. Кто подвернулся, тому и досталось! И социопат не будет заниматься развратными действиями, он просто изнасилует ребенка и с легкостью пойдет дальше. Педофилы же чаще всего свою жертву не насилуют, а развращают. Они могут раздевать, прикасаться к половым органам, показывать свои половые органы, мастурбировать при ребенке, но не заниматься с ним сексом.

Именно таким и был Шаман, слабаком развратником. Быть может, это спасло меня от более серьезной травмы, но судить об этом сложно. Ведь для ребенка и те малые действия, что вытворяет с ним взрослый дядя — большая травма. Травма, с которой он пройдет через года и вступит во взрослые отношения. И как она там себя проявит, не известно. Но проявит точно, нанеся сокрушительный удар в самую голову.

И все это поднимало во мне волну негодования. Мол, как ты могла, мама, такое допустить! И я хотела, чтобы она ответила, а не молчала или злилась, будто бы я сама во всем виновата. И ведь ребенок всегда считает виноватым себя. Он живет с этим чувством вины и порочности, будто бы не тот дядя был мерзким, а я. Я мерзкий и грязный, что со мной можно поступать именно так. И раз мама это позволяет, значит, я заслужил.

И если мне было понятно, чем руководствовался педофил, и я даже на него не злилась, то чем руководствовалась мать, я не понимала. Почему она позволила этому быть? Почему сошлась с таким человеком? Почему?

Снова и снова эти «почему» разрывали голову, а ответа не было! Я могла бы спросить у мамы, но наперед знала, что это бесполезно. Тема ее личных отношений всегда была табуирована, поэтому оставалось лишь догадываться, как ее угораздило найти такого мужчину? Чем он ее привлек? Своими упоительными речами о ее красоте? Речами о любви? Но ведь она и в любовь-то никогда не верила, грубо отрицая ее существование. Она усмехалась над теми, кто говорил о любви.

Что тогда было причиной? Я понимала, что это еще один шанс спросить ее об этом. Быть может, сейчас, на пороге смерти она прольет свет на эту тайну:

— Как ты могла жить с Шаманом, он же был полный придурок?

— Я с ним и не жила, он приходил в гости. У него же была другая семья.

— Но ты же родила от него ребенка.

О, это любимая мамина тема, как она в поисках лучшей крови для нас, подбирала себе мужчин разных национальностей, чтобы мы, так сказать, рождались с высоким иммунитетом. Именно это я и услышала в очередной раз, хотя вопрос мой был о другом:

— Я хотела разбавить кровь!

— Татарином! — подытожила я, понимая, что разговор снова уходит не туда. Мне сложно было вытащить из нее нужную информацию, но я была благодарна за то, что она рассказала, как встала на мою защиту и прогнала Шамана. Пусть, это было меньшим из того, в чем я нуждалась в тот момент, но она сделала хотя бы это.

Примечания

6

Социопат (псих.) — это антисоциальный человек, главная его черта — невозможность образования социальных связей. Социопат ведет себя зачастую агрессивно, во многом безответственно. Ему недоступны такие виды человеческого взаимодействия, как дружба, искренняя привязанность, любовь, социопат не понимает, что такое совесть или вина.