Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря

Наталия Новохатская

Нулевые годы 21-го века должным образом перетекли в десятые и дошли почти до половины, когда Кате Малышевой пришлось вернуться в далекое прошлое. Как гром посреди ясного неба на них с Валентином свалилось незавершенное дело давно прошедших времен и увлекло бывших компаньонов за собой. Однако не совсем против воли обоих. Валентина интересовал практический аспект, а Катю поманили сопутствующие приключения. Среди прочих коллизий давней истории, выявились украденные сокровища, по крайней мере так показалось поначалу, затем догадки стали подтверждаться. Следует заметить, что к тому времени Катя Малышева вернулась к истокам, а именно оказалась владелицей издательства, где издавна служила редактором, и незаметно для себя подключила издательские мощности (практически нулевые) к виртуальным поискам пропавшего клада. Эксперимент удивительным образом удался во всех отношениях…

Часть вторая

В мутных стеклах иллюминатора

Проплывут золотые сады,

Солнце тропиков, пальмы экватора

Голубые полярные льды…

(А. Вертинский 2.0)

Глава четвертая

1

Герой чужого романа (первое литературное включение)

Всю сознательную жизнь, как себя помню, я боялся больше всего на свете прожить обыкновенную жизнь. С чего начались опасения, толком и не помню. Скорее всего навеяла квартира, даже можно сказать — жилплощадь. Вот она у нас поистине была необыкновенной, хотя для меня служила символом безнадеги и низкопробности. Из которых надо вырываться всеми силами, чтобы, не дай бог, там не застрять.

Отец так и сделал, скорее рано, чем поздно. А мать никогда ему не простила, что он бросил не только семью, но и Москву, почти самый центр, мыслимое ли дело? Считала отцовский поступок проявлением черной неблагодарности. Отец был родом из Сормова, это пригород бывшего города Горького, теперь Нижнего Новгорода.

Учился отец в Москве на инженерно-техническом, по специальности — турбины, на танцевальной веранде встретил мать, она снизошла до сельского паренька и прописала его у себя, родители неохотно позволили. Потом родился я, после дед с бабкой уехали в Новый Иерусалим и там померли один за другим, площадь на Остоженке осталась за нами. Но нет, все было не по нему, не по отцу то есть. Получил назначение в глушь, на какую-то станцию, там давали новенькую квартиру из трех комнат, он соблазнился, звал мать с собой. «Но что она, дура что ли, ехать из столицы в какую-то задницу? Так и уехал, только парень к нему на лето ездит, вот и вся выгода из тех трех комнат». Такие разговоры я слыхал чуть ли не каждый божий день, как попадались слушатели: новые ли старые, матери было без разницы, обида не остывала с годами.

Так вот о квартире, то есть о жилплощади, по милости которой я остался без отца, рос в неполноценной семье. Дом был старый, деревянный, хотя выходил фасадом на самоё Остоженку, на проезжую часть. Вообще, если смотреть издалека, из нашего времени, наш дом был похож на старый деревянный шкаф, типа славянского. Двери и лестницы облезли и гнусно поскрипывали, внутри всегда было темно и странно пахло, наверное, старой слежавшейся одеждой. Шкаф был в три этажа, мы жили на низком втором.

На площадке между этажами располагались удобства, проще сказать, туалет без раковины. Да, именно так. Не знаю, было ли ещё в Москве подобное, я никогда не встречал, редкие посетители изумлялись, те, кто в наших дворах не жил.

Но квартира была отдельная, бабка с дедом выгородились из помещения напротив, там была какая-никакая кухня. А у нас не было, плита и раковина стояли в закутке в коридоре. Зато комнат было две, дед поставил хитрую перегородку. В большой комнате со столом, диваном и гардеробом жила мать, кровать стояла за занавеской. А в комнатушке-коробочке жил я.

Окошко там было малюсенькое, всегда темно, зато помещение оклеено с пола до потолка причудливыми яркими обоями. Это мать в молодости придумала, когда привела отца жить, очень уж без того походило на чулан. Потом переклеивала теми же обоями, сгоряча накупила больше, чем требовалось.

Если смотреть со стороны, очень странной оказывалась квартира. Хотя вроде отдельная, но в моих глазах хуже любой коммуналки. И жизнь в ней проходила самого последнего разбора, и всегда было неудобно за квартиру, за дом и за образ жизни.

Мать в полосатом пальто рано утром уходила на работу (счетоводом в мелкой, никак не называемой конторе), ехала через город на Щипок с пересадками, возвращалась затемно, с сумками, усталая и злая, становилась к плите, швыряла кастрюли и посуду. Отходила только, когда садились за стол, обычно к чаю.

Я в детстве боялся слова Щипок, потом ненавидел, а под конец стеснялся.

Что-то в нем было необыкновенно противное, вроде из-за него у нас так всё шло. Но мать своей работой гордилась, не уставала повторять, что она чистая. Это вам не завод с турбинами.

Ну да ладно. Лучше расскажу о спортивном лагере, точнее, о спорте. Возникла такая идейка, что именно спорт вывезет меня из старой жизни. Идейка не своя, отцова приятеля, это когда я у него пребывал. Большой умник был между прочим, тоже инженер по фамилии Петушков. Знал все на свете и чуть больше того. Папаша его чрезвычайно уважал и советовался. И вот спросил, как со мной быть.

В смысле будущности, я тогда у него, у отца проводил лето, по такому случаю мы поехали на так называемую дачу Петушкова, чтобы получить развернутый ответ. Дача была обычная хибарка, мы ехали на автобусе и шли пешком вдоль проволочных заборов, наконец нашли. Там пили чай любовались природой, половину участка занимал крутой склон над рекой, и все прочее в смысле сельских пейзажей.

Сам Петушков оказался мужичком небольшого роста с редкой бороденкой, одет в клетчатую ковбойку с мятыми джинсами, а ответ приготовил на бумажке. Начал с того, что едва попив чаю, стал разъяснять свою идею, тоже по бумажке. Вроде того, что мальчики обычно сразу поступают в институт, а девочки застревают на год и два, и три. А все потому что родители у мальчиков догадываются отправить детей после восьмого класса в техникумы, где кроме прочего обучения, парням дают специальность.

А девочки, мол, проходят полную среднюю школу и не удосуживаются понять, какие у них склонности. Вот у одного друга дочка захотела стать биологом, вознамерилась в столичный университет, друг спросил, как ей готовиться. Девочке тогда было, как твоему парню, всего пятнадцать. Намерение оно похвальное, доложил Петушков, но без практического наполнения. Ну что такое биология? Всего-то анализ мочи и крови, значит, девчонке следует идти в медучилище, после того решать, какая будет специальность. Такой совет он дал тому папаше.

Мой папаша слушал со всем вниманием, а я отчасти заскучал, потому что не имел желания идти ни в какой техникум, оттуда шла дорожка прямиком на Щипок, не буквально, понятно. Вот я и спросил, вроде очень скромно: а как девочка, пошла она в медучилище или как? Отнюдь ничего подобного, ответил Петушков не мне, а отцу, родители ей передали, она фыркнула и стала ходить на какие-то курсы, потом вообще передумала, теперь хочет учиться на филолога, у нее способности к языкам всегда были. Ну, теперь станет гидом-переводчиком, будет водить туристов по городу-герою Ленинграду, тоже, знаете ли, профессия, прошу полюбоваться.

Это я учел, больше не вмешивался в поучение и ждал, когда дяденька приступит к совету про меня. Он еще долго разливался соловьем, но потом сказал дельное. Примерно так. Мол, я понял, что у парня склонностей особых нету и не предвидится, шансов немного с обычным обучением, в таком случае ему стоит попробовать выбраться в люди хотя бы при помощи спорта. Найдет себе нишу и может её разрабатывать, понятно, по месту жительства, не исключено, что эта лошадка вывезет.

Насчет ниши пояснил, что не стоит ломиться в футбол или хоккей, стоит пробовать там, где народу не так много. Что-то типа легкой атлетики и тому подобное. К тому же я оказался для спорта староват, в престижных видах начинают раньше. И далее много чего разного, отец слушал, а я перестал, только разглядывал травяной склон под ногами и почти не видную речушку на дне.

Ну, мы попили чайку, полюбовались некошеным обрывом, далее побрели с отцом вдоль заборов обратно. Папаша проявил уважение к приятелю, подчеркнул, что тот необычайно умен, но советами следует пользоваться с выбором. Мол, насчет техникума он не настаивает, но вот по поводу спорта стоит подумать. И я с ним охотно согласился. Приехал после каникул, сразу обошел спортивные кружки, базы и школы поблизости.

Там выяснил, что Петушков оказался прав на сто процентов, практически для всех видов кроме легкой атлетики, я был перестарком, ещё оставался бокс и всяческая борьба, а этого я точно не хотел. Потому что не выносил даже обычной дворовой возни, не то чтобы мне били лицо или валяли по полу на постоянной базе.

Пришлось записаться на классику, бег на дистанции, прыжки в длину и другие ответвления. Для начала взяли смотреть, к чему я пригоден. Сразу выяснилось, что ни к чему особенно, но не выгнали, а поставили на тренировки по бегу с препятствиями. Наверное потому, что там народу не было, а дисциплина в расписании существовала.

Ну, тетенька тренер, имя забыл напрочь, со мною натешилась, хотя утверждала, что намучилась. Еще пара девчонок подобралась, мы бегали и скакали, а тренерша замеряла результаты для мальчиков и девочек по отдельности, потом по таблице высчитывала, кто впереди, я или девки. В основном выходили они. И так весь учебный год мы упражнялись, к лету выявился результат. Даже несколько.

Главным было то, что меня командировали в спортивный лагерь, не по достижениям, а по квоте, там требовались парни, в смысле легкой атлетики. Я понял, что кой-чего добился. Во-вторых, в школе отношение сделалось лучше. Учителя заметили, что я стал собраннее, и отметки повысились, хотя я думаю, это был воспитательный момент, я не очень-то старался. Физрук начал эту кампанию, выступал, мол, смотрите, что спорт с пареньком делает, и остальные учителя подтянулись. Я не возражал, а поминал хорошим словом дяденьку Петушкова и отцу написал, тому было приятно.

А в-третьих, стал разбираться с девчонками. Те двое, что со мною бегали и прыгали, сначала взялись меня презирать и фыркать, я на них ноль внимания, тогда они стали по очереди строить мне глазки, выясняли между собой, кто мне больше нравится. Одна была получше фигурой, хотя с лица не воду пить, вторая хорошенькая, но зубы плохие и большие «дефекты дикции», отчего она стеснялась. Я отвечал обоим, улыбался хорошенькой без особых разговоров, а трепал языком с длинноногой, обе были довольны, каждая полагала, что выиграла соревнование. Ну и шут с ними, были и пропали. Но я понял, что девчонки совсем не страшный зверь, и я не последнее чмо в их окружении.

Кстати на этом пункте и погорел по крупному, на «шерше ля фам», пардон за мой французский. Хотя как посмотреть. Можно сказать, что это был поворотный пункт биографии и даже судьбы, если выражаться пышно. Итак спортивный лагерь под Москвой, ближе к Калуге, хибарки из фанеры, туалет на природе, тренировки и прочее времяпровождение.

Вышло довольно кисло, потому что с парнями не удалось найти общий язык, они все были из единоборств, норовили на мне тренироваться, чтобы без промаха, а вечерами бегали в сельский магазин за горючим, невзирая на строгие запреты. Меня додумались посылать в лавку, я не стал, тогда объявили бойкот. После того я стал понимать, что общество меня не слишком устраивает, а спортивных достижений не предвиделось.

Положив обдумать ситуацию после, я стал обживаться на месте, потому что на целый месяц. Нашел библиотеку, там была классика на пыльных полках, стопки нечитанных журналов и «Роман-газета», было такое издание, между прочим. И в библиотеке встретил девочку, имени не помню, хотя она стала той самой «фам», через которую судьба меня отыскала. Однако по порядку.

Девочка, пусть будет условно Олей, нет, лучше Надей, была симпатичная, хотя чуть косенькая. К спорту не имела отношения, оказалась племянницей начальника, поэтому отдыхала с нами и скучала, время проводила в библиотеке, там читала книги с «Роман-газетами». Разговорились день на третий, она взялась руководить моим чтением. Себе взяла «Мастера и Маргариту», журнал оказался на полке среди прочего. Роман она читала раньше, но обещала передать, когда освежит в памяти, много про книгу толковала. Покамест выделила мне не самое занудное из «Роман-газеты», как она выразилась. И на танцах, они были раз в неделю, я её пригласил пару раз, другие девки на меня клали с прибором из-за бойкота, объявленного парнями. Из этого все и вышло.

Я понятия не имел, что из местный авторитет по кличке Дьяк, вольный борец с половиной переднего зуба (доборолся, надо думать) положил на девочку глаз. Однако по традиции предупредил, послал шестерку с сообщением, что, мол, не сметь, девка Надя — его кадр, следует оставить в покое. Но я не остерегся, на следующем сборище пригласил Надю на танец и поговорил о пользе чтения. Просто назло, вернее, чтобы показать, что не надо так грубо командовать. И вот.

После завершения танцев ко мне в хибару явился тот же гонец и позвал на разборку. Я шел и думал, как буду сопротивляться словесно, заявлять права на свободу выбора для девочки Нади. Если трусил, то немного и старался не показывать. Действительность превзошла ожидания.

Едва я приблизился к Дьяку (он сидел на койке), предполагая завязать беседу, как навстречу вылетел кулак, после чего я вырубился очень надолго. Честно будет сказать, что я ничего не помнил, мне потом порассказали ужасов. Типа того, что повалился, как подкошенный, глаза закатились под лоб, кровь хлынула из носа и ушей.

Очнулся на больничной койке в районном городке, через день со мной побеседовал следователь, рассказал, отчего я там валяюсь, спросил, имею ли претензию к обидчику. Если имею, то надо изложить заявление по форме и объявить причину ссоры, он напишет. Голова у меня плыла и болела, сказал, что ничего не помню, это была правда наполовину. Мент вздохнул с облегчением, сказал, что скоро я буду здоров, как бык, и в лагерь не вернусь. Я и так догадался, что там меня не ждут.

Впоследствии оказалось, что насчет здоровья он преувеличил, я оставался на койке довольно долго, потом переехал на реабилитацию в загородный центр, тоже там повалялся. Потом по выписке в начале октября получил сложный диагноз с рекомендацией пропустить школьный год, поскольку голова не выдержит нагрузки.

После Нового года я выписался из своей школы и поступил в ШРМ, то есть в школу рабочей молодежи. Учеба была не бей лежачего, за два года я доучился до аттестата, почти без присутствия, школьных знаний хватило с лихвой. И полно свободного времени, чтобы понять со смыслом, чего я конкретно хочу из того, что могу. Доктора объяснили, что учение по технической специальности противопоказано, и тяжелой работы мне не потянуть никак, ни физически, ни умственно.

И я стал разбираться. Поначалу сидя дома и взирая в окошко, потом стал слушать радио и почитывать прессу, с осторожностью, но всё же. Да, забыл сказать, что еще глубокой осенью, как вернулся домой, меня навестила та девочка Надя. Пришла объясняться, что она не знает, с чего Дьяк на меня набросился, у них ничего такого не было, а ей жаль и очень неловко. Нам обоим вправду было неловко, она просидела полчаса, но принесла книгу в подарок, из своей библиотеки.

Под названием «Исполнение желаний», советская классика, из жизни студентов 20-тых годов, там про десятую главу «Евгения Онегина», как её расшифровали. Рекомендовала к прочтению, говорила, что интересно, подарила книгу насовсем, подчеркивала. Я понял, что отдавать книжку не надо, и Надя дальнейших встреч не ждет, извинилась и отчалила с концами.

Книга у меня повалялась, я просмотрел, но читать не торопился, как ни крути, но осадок остался. Если бы принесла почитать своих «Мастера с Маргаритой»…

Но я забегаю впереди паровоза истории, тогда книжки были до фонаря, к чтению привычки не имелось, в доме не держали. И то мамаша косилась, говорила, мол: «Ну, девка нашла, что принести. Порадовала страдальца, теперь ему только остается трепанные книжки читать». Это пропустим.

Но я к тому веду рассказ, что книжка свою роль сыграла, по всем законам драмы: если на стене висит ружье, то должно выстрелить. Так вот книжка валялась себе, а я пребывал в размышлениях, куда мне рулить дальше, если спорт накрылся, а серьезное учение запрещено на несколько лет вперед. Доктора доступно объяснили, но обнадёжили, что потом станет лучше. Не для спорта, но концентрация внимания вернется.

И вот однажды с утра я просматривал мусорную одну газетку и в конце наткнулся на объявление, что на «Мосфильме» идут съемки фильма по роману «Исполнение желаний». Набирают массовку из молодых людей и девушек для съемок, сцены из жизни 1920-тых годов. И денег обещают заплатить, хотя немного.

Позвонил по приложенному телефону, там подробно ответили, и не долго думая, я собрался в тот же день. Пока ехал, отчасти пожалел, засомневался, что выдержу, но решил пробовать до конца. Возьмут не возьмут, решение не моё, а я сделал, что в моих силах, не всё дома сидеть и гадать, что со мною будет. Так открылась новая страница в биографии. Но об этом отдельно.

2

Этот мир — Кино! Кино? Второе включение

Поначалу ничего не понятно, дикая смесь убожества с чудесами, а я вдруг оказался между ними. Какие-то рельсы и краны, люди то в спецовках, то в ярких нарядах, пространства без крыши и выгороженные площадки с декорациями, на жизнь не похоже, а на что похоже — не могу сказать. Так и ходили по выгородкам и коридорам, открыв рты, эдак человек пятнадцать. Понятно, когда нас отобрали, но это не сразу.

Кто-то сказал про меня: «Зачем этот бугай? Он — студент? Не смешно!» Другая тетенька ответила: «А он будет с рабфака, тогда их было полно. Историю учить надо!» И позвала с собой одеваться и гримироваться. Мне выдали чудную рубаху с названием «толстовка», сверху нацепили шелковый галстук до пояса, отвели на площадку и велели ждать начала съемок. Звезды кино тем временем запаздывали, тетенька режиссер со сложной прической нервно курила в сторонке, ассистент волновался и бегал по периметру, нас по-разному расставляя.

А потом появились они оба. Парня я сразу узнал, он был начинающей кинозвездой, играл в нашем фильме заглавную роль и в этом эпизоде должен был делать доклад об открытии, поэтому мы собрались вокруг кафедры на пустом пространстве. Фамилию парня называть не стану, потом он сделался кумиром женского населения. И девица с ним, точнее, барышня, как тогда выражались. Очень броская, в яркой клетчатой юбке и в голубой рубашке-батнике, на голове кудри веером и модные очки с простыми стеклами, чтобы казаться умнее. Хорошенькая и капризная, в руках держала блокнотик. Не актриса, не из съемочной группы, но не чужая, я поначалу не понял, кто она. С главным героем они были на «ты», болтали, как старые знакомые. Потом явилась кинозвезда женского пола, постарше, заносчивая и манерная, режиссерша её обхаживала, а она всю дорогу пыталась отвлечь коллегу от бесед с той барышней, не нравилось ей это.

Съемки я запомнил плохо, нас строили, разводили и опять собирали, хлопушкой махали, но не очень-то получалось, суетились почем зря. Кроме барышни, она все заносила в блокнот. Потом в перерыве пошли курить, я за ними, актриса на главную роль ругала коллегу, что, мол, голос прокурит, ему нельзя, а тот не слушал. Девицу-барышню он исправно развлекал, изображал в лицах каких-то преподов, вроде у них были общие, выходило смешно.

Потом к ним пристроился ассистент, вздыхал, признавал, что собачья у него должность, «лучше бы он в Ялту поехал вторым режиссером, а тут тетка им командует почем зря, а сама не знает, чего хочет, потому что снимает в первый раз, и это заметно». Сама вроде из актрис, играла где-то, названия я не запомнил. И все это были загадка на загадке.

Но не только, кроме загадок меня в эти киношные дебри потянуло просто со страшной силой. Для начала хотелось остаться и понять, к чему что. Особенно запала барышня. Отчасти потому, что её роль в съемках не прояснялась, а сама была как отдельная картинка. И пребывала в совершенной уверенности, что здесь её законное место по полному праву.

И я положил эту загадку для себя разрешить первым делом. Стало интересно до крайности. И вообще впечатление было сильное, я понял, что тоже так хочу. Поначалу понимал смутно, но тянуло туда очень. Начиная с костюмерной и толстовки с галстуком, вроде как вдохнул отравленного воздуха. С виду нормальная жизнь с обычными людьми, а измерение другое. Есть куда тянуться и чему учиться. Вообщем — то самое. Но я-то пока с самого краешку.

На второй день съемок велели прийти тем же составом, я подумал и взял с собой книжку. «Исполнение желаний». Автором оказался Вениамин Каверин, он написал роман «Два капитана», по ним ставили «Норд-Ост», где много народу пострадало и вообще был ужас… Всё это я узнал гораздо позже. Кстати картину почему-то назвали по другому, даже не помню как.

Еще вечером взялся читать книжку, ничего не понял, точнее не вник, но старался. Даже в метро читал, пока ехал на вторую съемку, но ничего кроме того, что сказано раньше, не уловил, десятая глава «Онегина» упоминалась, и всё тут. Зачем взял, не помню, но показалось важным.

Вторая съемка началась в той же суете, что и первая, долго никого не было из главных действующих лиц, я волновался, что той барышни не будет, значит, книгу брал для неё. Так ведь получается? Но меня с книжкой застукал ассистент, спросил строго, что это такое, мол, массовка решила внести свою заявочку? И что за книженция, вошел, значит в роль студента? Я достойно ответил, что книга та самая, по которой фильм делают, читаю, знакомлюсь.

— Проверяешь, парень, так ли делают? — хохотнул ассистент. — Вот умора, не зря массовку заявляли, пришел ученый контингент. (Это я запомнил дословно, в тот момент, правда, полагал, что сейчас снимут толстовку и выгонят напрочь. Но нет.)

— А это вообще не к нам, — сказал парень поразмыслив. — Прямая дорога тебе к Нике, она оценит. Придет, скажу. Но книжку пока спрячь, не то начальница прицепится, она нервная.

Вот тут я возрадовался необычайно, понял или догадался, что Ника, это и есть барышня с блокнотом, которая меня интересовала. И испугался одновременно, что ни слова ей сказать не смогу. Спрятал книгу под балахон и ждал с замиранием сердца.

Ну, долго ли коротко, но компашка собралась, пришел звездный мальчик, приехала актрисуля на главную роль, а Ники не видно, они уже собрались «стрелять» без нее. Стрелять — это по-английски, пояснил ассистент, голливудский сленг, означает, что будут снимать всерьез.

Но пока ставили свет и с трудом прилаживали (актрисуля капризничала) явилась Ника, и ассистент меня к ней подвел просто бегом. Сказал, посмотри, что малец-то у нас читает, прямо из массовки да к звездам.

— Здравствуйте, меня зовут Вероника, — вежливо произнесла барышня, а глаза за стеклами у нее оказались светлыми, холодными, как льдинки.

— Я тут книгу принес, ту самую, — забормотал я бессвязно и достал. — Подумал, что интересно…

Барышня Ника книжку взяла, повертела и сказала: «М-да, теперь нас двое на этой площадке, кто роман читал». Я не точно привожу, что-то в таком роде. Потом спросила, как меня зовут, где учусь, я ответил наполовину правду. Что зовут Сергеем, сейчас готовлюсь к вступительным, взял отпуск. Она не слишком заинтересовалась, куда я собрался, оглядела оценочным взглядом, потом позвала с собой, и мы пошли обратно к съемкам, дождались, пока ассистент вырвется, там уже «стреляли», правда не слишком удачно.

Ника взяла парня за локоть, что-то ему проговорила неслышно, он ответил, замотал головой, она опять говорила, и так минут пять-десять. Потом ассистент сказал, что его режут без ножа, но с неё бутылка, причем хорошего коньяку, взял меня за локоть и повел в центр съемок, они к тому мигу разладились окончательно, артисты пошли править грим, а режиссерка отправилась курить.

— Дядя Сеня, снимите мне мальчика с книжкой крупным планом, — я услышал, как Ника обратилась к мужику за камерой, угловатому дядьке в очках, они с режиссеркой всю дорогу препирались, он тетку ни в грош ни ставил. — Может, потом сгодится. Пожалуйста, можно?

— Для тебя всё, что хочешь, хоть крокодила принеси в бумажке, — сказал мужик, он оказался главный оператор. — Отцу привет, он как?

— Сейчас лучше, — ответила Ника. — Я ему покажу обязательно, что получится, будем продвигать свою версию.

— Да ты интриганка, Никушка! — воскликнул дядька весело. — Алена-то нас съест с кашей!

— Подавится, — веско вступил ассистент. — Лев Моисеевич, он…

— Не упоминай имени всуе, — сказал оператор. — Услышит, и привет горячий. Ставь паренька под фонарь, посмотрим, что из него выйдет.

Они вертели меня, как бог черепаху, пока не взмок. Книжку то отставляли на вытянутую руку, то прижимали мне к груди, заставляли смотреть, то в потолок, то вообще непонятно куда, кричали на меня и ругали бестолочью, поставили за кафедру и велели сделать вид, что читаю из книги вслух, только имя автора и название. Потом, когда я уже мало что понимал, то встал на кафедру уже без книги и повторял за Никой.

— «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда!» — говорил я без конца, удивляясь, получалось всё лучше…

На этом месте влезла режиссерка, не скандалила, но язвила, что коллеги ей снимают дивный модерн, она в восторге, не пора ли взяться за дело. Обошлось вроде бы, меня вернули в массовку и стали опять мучиться, но с черт знает с какого раза, сделали.

Книгу, правда, не вернули, по-моему, её Ника заиграла, но я был не в обиде. Потом узнал у ассистента Коли, что она дочка легендарного фронтового оператора Синёва, учится на сценарном или вроде того, пишет диплом про экранизации, недавно являлась к мэтру, снявшему «Анну на шее», приставала с вопросами, как банный лист. Но прогнать слабо, потому что папа Лев Моисеевич в авторитете сто тысяч лет. А так девка неплохая, но заносится, это понятно.

Я еще туда походил, Нику больше не видел. Когда фильм сделали вчерне, мне ассистент Коля звякнул, с ним пили коньяк в кафе, он дал кучу снимков и предупредил, что в окончательном продукте, если худсовет не вырежет, есть три с половиной минуты с моим участием. Когда я читаю десятую главу на кафедре, вроде как финальная победа героя, и в том фишка, что не он читает, а знание пошло в народ. В моем лице.

Так оно и вышло, себе я не очень нравился, но смотрел раз пятнадцать, поэтому привык. Ассистент Коля сказал, что задатки у меня есть, как буду поступать, надо принести фотки и срезки, Ника поможет, если будет в Москве, все тип-топ. «…А пока читай, мужик о кино, что можешь, надо быть в курсе. Если мозгов не хватит, чтобы понять, то актеру они не очень-то нужны. Главное — фактура».

Вот так началось мое кино, но до поступления на актерский факультет дело не дошло. Я оказался совсем при других делах, это отдельно. Как-нибудь соберусь и напишу, если оставшихся мозгов хватит. Фото и срезки, вот они тут же…

3

Повесть

Первая серия

В середине лета Артем Баранов осознал, что надлежит принять решение. И от этого зависело впрямую, какой будет в дальнейшем его жизнь. Как сложится будущее. Весной ему исполнилось восемнадцать, в армию его не призывали по здоровью, а учиться в ШРМ, то-есть в школе рабочей молодежи, оставалось еще год.

Не то, что бы он усердно учился, знаний, полученных в обычной школе, хватало, чтобы перейти в последний класс без проблем, но аттестат давали только по окончанию или по экзаменам. Их Артем сдавать не собирался, имел полное право по состоянию здоровья, та же спортивная травма, которая исключала армейский призыв, дала возможность обойтись без выпускных. Но последний класс надо было закончить, чтобы получить аттестат. Следующим летом, тогда можно будет поступать в ВУЗ. В любой…

Однако Артем уже выбрал и этот год хотел посвятить подготовке, особо не обременяя себя учебой в ШРМ. Выбрал он кино, был опыт и были способности, оставалось набрать знаний, которых в школе не получишь, только в библиотеках и в кинотеатре «Иллюзион», там шли фильмы всех времен и народов.

Но у матери Артема выяснились другие планы. Когда ему исполнилось восемнадцать, отец перестал платить алименты по закону, с матерью он был в разводе лет десять или около того. Отец написал Артему, что будет помогать добровольно, но только ему, из рук в руки или по почте. Мать страшно обиделась, справилась с законом и выяснила, что отец обязан платить алименты после исполнения Артему 18-ти лет в том случае, если сын будет учиться в ВУЗе на дневном отделении. Мать тогда обиделась на бывшего мужа и сына еще больше, она считала, что деньги положены ей, а вовсе не сопляку. Что они тайно сговорились, чтобы её обойти, ну все в таком роде.

И мать заявила примерно вот что. Если он не учится на дневном, и денег отец не платит, тогда «изволь, сыночка, зарабатывать сам на хлеб и маслице, школа рабочей молодежи для того придумана. А то ишь чего захотели, парень сидит у меня на шее, ничего не делает, а папаша ему за это деньги платит».

Таким образом был выставлен ультиматум: или отец платит деньги ей, или сын идет работать куда хочет. Хоть киномехаником в будку, если так решил устроить свою жизнь. Она не обязана. Не то, что бы мать была очень бедной или жадной, но ей было обидно, и логика на её стороне определенно была, не без того. Однако решающим фактором осталась обида, её исключили и пытаются сговориться за её спиной.

Но как решить эту проблему, Артем не знал. Написал отцу, тот предложил переехать к нему, кончать школу и поступать в институт в Ленинграде. Очень щедро и в целом неплохо, но с одним недочетом. ШРМ у них в небольшом городке не было, а поступать Артем намеревался во ВГИК, институт кинематографии в Москве. Так сказать, получился облом. И никто из предков уступить не желал, они вели позиционную войну за сына, мать тем временем его легонько прижимала с деньгами. Отец иногда присылал, как обещал, но не всегда помнил.

В тот вечер разговор с матерью вышел совсем нехорош, Артем хлопнул дверью и вышел из дому в неопределенном направлении. Положил для себя найти выход из унизительного положения, потому что так жить нельзя. Он не хотел работать в будке киномехаником, не планировал переезжать к отцу, но слушать попреки куском хлеба тоже не хотел. А как это осуществить — не знал, хотя мать подсказывала, что можно получать деньги от отца и отдавать ей, а если будет забывать, то напомнить, что обещал. Такой выход Артему не нравился, он знал, что мать рано или поздно выложит тайну, тогда отец будет вправе обидеться на него. И в будущем такая штучка отольется. Дилемма.

Вот так шел он в ясных летних сумерках по московским улицам, а больше по переулкам, зашел в незнакомые места, пытался взвешивать и размышлять, но вдруг его достало.

Житейское слетело, как шелуха, остался ранний вечер, тополя в полной листве, теплые порывы ветра и дома по обе стороны, большие, полутемные, но в окнах стали зажигаться огни. Желтый, розовый и редкие голубые цвета придали переулку нездешние очертания. Артем подумал, что вот она готовая сцена для завязка киносюжета. Герой бредет в полутьме, вокруг светятся окна, шелестят листья, а он вдруг понимает, что это и есть главное, все его проблемы — второстепенны. Жизнь сама по себе преисполнена смысла и тайн.

Не успел, однако, Артем привыкнуть к открывшемуся кинокадру, как там развернулось действие, и посторонние размышления пропали. Из полутьмы нависших веток, из тусклых отсветов электричества в глубине двора появилось что-то странное и двигалось к нему, минуя видимые препятствия. В первый миг показалось, что явилось пресловутое привидение — белый саван, плывущий по воздуху, но нет.

Через мгновение видение оформилось в человеческую фигуру, а на третий миг оказалось, что из тьмы неспешно идет девушка в белом широком платье. Вот она вышла на тротуар из тени деревьев и оказалась в полусвете, вполне живая, но необычная, эдакая «Женщина в белом». Лицо не обозначено, волосы завязаны сзади и падают на плечо, на другом висит матерчатая, белая сумка, на голых ногах сандалии.

Незнакомка почти поравнялась с Артемом, и он понял, что сейчас она пройдет мимо, эпизод закончится, едва начавшись, все вновь станет обычным и скучным. Этого он допустить не мог, поэтому преодолев оторопь, обратился к девушке с речью.

— Как хорошо, что вы не привидение, — сказал он и добавил для верности. — И не Карлсон в простыне. Я почти растерялся.

— Я заметила, — сухо ответила девушка. — А вы уверены?

— Привидения такими симпатичными не бывают, — сказал Артем и мигом прикусил язык, потому что девушка поморщилась от банальности.

— Откуда вам знать? — она спросила высокомерно. — Являлись раньше? Призраки.

— Нет, вы первая, — ответил Артем, собравшись. — Если я всё-таки ошибся. А в сумке призрачный груз, надо думать?

— Конечно старый замок, даже два, — ответила девушка и предъявила сумку с плеча, там обозначились бутылки, в то время продавалось сухое вино «Старый замок». — Вполне в духе. Иду праздновать день рождения потустороннего друга, нельзя же без подарка.

— А меня с собой возьмёте? — спросил Артем, ощущая мучительное головокружение, таких разговоров с девушками не приходилось вести никогда.

Тем более, что незнакомка оказалась на порядок красивее всех девушек, каких он встречал, даже оригинальнее той, которая толкнула на путь киноискусства, потом безвозвратно исчезла. Правда, та была постарше, а нынешняя показалась ровесницей.

— Надо обдумать, — ответила девушка благосклонно. — А как зовут знатока привидений?

— Сергей, нет, пусть лучше будет Артем, — поколебался он. — А вы?

— Я буду Ольга, точнее Кира, — в тон ответила она. — Чем занимаетесь кроме изучения привидений?

— Простите, если обидел, они просто к слову пришлись, — повинился Артем. — Вообще-то собираюсь сниматься в кино. Уже пробовал, говорят, что недурно.

— На премьеру пригласите? — спросила Ольга, она же Кира.

— Безусловно, — пообещал Артем.

— Ну тогда я вас приглашаю праздновать с нами, — объявила девушка. — Будете сюрпризом для именинника.

— Всегда с удовольствием, — согласился Артем, развернулся и пошел вместе с нею.

И по сей день Артем вспоминал эпизод с волнением, хотя не без удовольствия, разбирал по моментам и находил подтверждение, что сыграл роль отлично, попал в иную реальность и смог её удержать. Только вот случались сны, где сцена проигрывалась та же, хотя без слов, но девушка, оказывалась другой Ольгой, не Кирой, а Славой. Тогда Артем во сне холодел, проваливался в пропасть и жестко приземлялся. Может быть, случались сны с Кирой, их он не помнил, хотя старался исправить ошибку в сновидении. Правда, в последние годы подобные сны прекратились, теперь не является ни одна.

Н2О Коммент к сканворду, расказано позже

Обеих девушек звали Ольгами, но они предпочли зваться Кира и Слава. То есть Ольга Киреевская была Кирой, а Ольга Славич звалась Славой. Вначале им предложили имена Оли Беленькой и Оли Черненькой, но девушки отвергли банальный вариант, дело было в совхозе, куда привезли их первый курс на картошку. Познакомились Ольги в автобусе и приехали в дом отдыха, отданный под студентов, уже подругами. Третьей в их комнату вселилась Наташа Окунева. Сразу по приезде им предложили обозначить имена с фамилиями на дверях, каждая студенческая компания изощрялась, как могла.

Две Ольги и Наташа подумали и согласились на химическую формулу воды в переводе на кириллицу: Н и два О. Расчертили по клеточкам, к буквенному коду пристроили мелким шрифтом имена с фамилиями по типу сканворда. Получилось интересно, на конкурсе дверей они заняли почетное второе место, но только потому, что в номере по соседству главной фишкой стала фамилия одного из обитателей — Дуля, которую ребята подкрепили соответственным рисунком.

Кстати будет не лишним еще раз упомянуть Наташу Окуневу, с неё история и началась. Кира рассказывала примерно так. В автобусе она устроилась на одноместном сидении у кабины водителя, сзади сели две девушки и практически сразу стали так вкусно болтать и знакомиться, что она захотела включиться. Они даже пели, черт их побери! Что «прилетит к нам волшебник в голубом вертолете и покажет бесплатно кино, с поступленьем поздравит и, наверно, оставит нам в подарок пятьсот эскимо!»! Пели, правда, вполголоса. Инициатором оказалась Наташа Окунева, её дар общения превозмог стеснительность, и Ольга Славич защебетала и запела, чего с ней раньше не было просто никогда.

А тогда в автобусе Ольга Киреевская обернулась к девочкам со словами: «Девчонки, у вас так весело, можно пристроиться с приличной беседой?» Согласие получилось мгновенно, но вскоре беседа изменилась. Выяснилось, что обе Ольги читали одни и те же книги, смотрели на мир под одним углом, сыпали теми же цитатами и смеялись похожим шуткам.

Наташа Окунева быстро отстала от беседы, но вежливо слушала. Очень была положительная девочка, хозяйка и рукодельница, с нею жизнь без мамы в походных условиях оказалась сносной, а без неё Ольги пропали бы окончательно. Характер у Наташи был легкий, над неустройствами она смеялась и во всём находила забавную сторону. Наверное, поэтому Наташа первой с их потока вышла замуж, ещё до зимней сессии, несмотря на заурядную внешность сельской снегурочки. Жених, впоследствии муж, бегал вокруг неё на мягких лапках и нарадоваться не мог, что ему так грандиозно повезло.

Правда, обе Ольги ничуть не завидовали, у обеих на жизнь были другие планы, они их обсуждали и формировали на ходу, что было главным в их жизни и общении. После первого курса они ездили вместе на Южный берег Крыма, отдыхали в известном студенческом лагере с именем «Спутник» и уточняющей кличкой «Распутник», там пережили много приключений, не о всех рассказывали. Молодежный лагерь у моря случился стараниями мамы Киреевской, она имела приятельницу в академическом месткоме, та была допущена к распределению всяческого дефицита, в результате чего дочка поехала в «Распутник» вдвоем с подругой.

Выглядели девушки Ольги приятно, но контрастно, блондинка и брюнетка, «белоснежка» и «черноглазка». В их дружбе выявился лишь один изъян, но очень существенный. Оля-белоснежка, она же Кира, нравилась гораздо больше и гораздо легче, чем черноглазка-Слава. Обе были хорошенькие, умные и веселые, но поди же ты! Наверное, потому что «джентльмены предпочитают блондинок».

Понемногу обо всём. Вторая серия

Когда Артем освоился в компании студентов, он решил, что стал необходимым добавлением. Кроме двух Олей, Киры и Славы, третьей оказалась Люба, отменных качеств барышня, её так и звали «девушкой приятной во всех отношениях». Ни блондинка, ни брюнетка, скорее шатенка, Любаша как бы сошла с обложки иностранного журнала, не столько была хороша, сколько изящна, умна незаурядно и тактична к тому же. Если в компании происходила заминка или несогласие, Люба могла одним словом или улыбкой вправить ситуацию на место. Спорить с нею было просто невозможно.

У Любаши был брат-близнец Вадик, юный гений и будущий академик, в компании он больше молчал, смотрелся как рассеянный ученый в старых фильмах, носил круглые очки и ни с кем, кроме сестры, общаться не умел. Да и не хотел. Но являлся в компанию исправно, смеялся, когда положено, и с девушками был старомодно вежлив. Родители близнецов работали по академической части, ученые-физики или химики. Отец семейства метил в член-корреспонденты не первый год, и потом своего добился. Но это много после.

Любаша училась на одном курсе с Ольгами, барышни изучали историю науки. Вадик учился за городом чему-то заумному, у него оказались способности, «в отличие от бедной Любочки», как объясняла она сама с милой улыбкой.

Вдохнули, выдохнули, и теперь Артем будет вспоминать второго студента, детину по имени Кирилл, про себя Артем звал его Кирюха. Тот был старше всех, смотрел на «молодежь» снисходительно, потому что перешел на последний курс химфака МГУ, собирался писать диплом и собирался в аспирантуру. Роста Кирюха был непомерного, белокур, кудряв и синеглаз, в целом хорош собой до умопомрачения (девицы так выражались с иронией), только слегка грузноват. Еще у него были мерзкие красные губы бантиком, что на мужике выглядело откровенно нелепо. Ко всему прочему Кирюха был природный циник, смеялся над всем, что попадало под руку, не стеснялся рассказывать при девушках похабные анекдоты и цитировал непотребные стихи, он знал их километрами. Типа: «а если у жены мигрень, ей нужен…, а не сирень!»

Девушки Оли при таких выступлениях закатывали глаза, Вадик снисходительно улыбался, а Любаша обычно замечала, что «вот пошел поток просвещения, это надо перетерпеть». На что Кирилл отвечал, что «привыкайте, милые девушки, потом спасибо скажете, когда выйдете замуж, мы все кроме Вадика — грубые скоты, с этим надо жить».

Кстати сказать, Кирилл и был тем потусторонним другом, к которому Оля «белоснежка» спешила на день рождения. Праздновали у неё, она привела Артема в соседний дом на квартиру в бельэтаже. Родители куда-то скрылись, и студенты устроили бал-маскарад в честь деда Мороза-именинника. Ольга нарядилась Белоснежкой или Дюймовочкой, остальные тоже были одеты черт знает во что. Когда Артем вошел в дом, и его стали представлять, померещилось, что он попал в дурдом или сам спятил. Если бы не опыт с киносъемками, то сбежал бы не, мешкая.

С первого момента, с бала-маскарада Кирилл невзлюбил Артема просто напрочь, и старался его не признавать. Наверное, сначала Артем испортил праздник, отвлек компанию от именинника, потом стал засматриваться на Ольгу-Киру, вернее, никогда не переставал, как увидел её в сумерках.

Кирилл имел на неё виды, причем с серьезными намерениями, однажды процедил неприязненно, мол: «брысь сопляк, я-то женюсь, а ты зачем суетишься?»

Однако на поверхности они делали вид, что просто друзья-приятели, ничего личного, а как же! Вадику нравилась Ольга-Слава, Любочка была равнодушна ко всем, но брата поощряла. Ольга-Кира делала вид, что выше всего этого, потому что царица бала, а Ольга-Слава металась и мучилась по поводу своего третьего места среди девушек. Когда в компании случались танцы под магнитофон, она частенько оставалась без пары, потому что Вадик от застенчивости приглашал сестру. Поэтому Артему показалось, что третий парень в компании не будет лишним, хотя бы снимет дурацкие обиды и недоразумения. Хотя, понятно, имел в виду одну Ольгу-Киру, это было скорее мучительно, чем приятно.

Да, еще пару о Любочке-Любаше, дочке будущего член-корра и сестрице юного гения, в смысле того, что по части ума она семейство не посрамила. (Пока не забыл, выявилось мелкое уточнение насчет семейства. Член-корром стал братец Вадик, причём самым молодым в истории российской Академии, насчет папы остается в неизвестности, да и лень выяснять.)

Как-то в самом начале знакомства Артем с Любой оказались вдвоем на обширной кухне богатой квартиры Киреевских, вроде чаю попить. На самом деле Люба планировала оставить братца наедине с другой Ольгой, чтобы тот смог завязать разговор без помех, не сидеть же молча, пока ушедшие не явятся. Вот она и сказала, что у них с Артемом кой-какие переговоры персонального характера, мол, желают посоветоваться.

Артем взял и воспользовался за чашкой чаю, ухнул, как в воду головой, обрисовал свою ситуацию с разведенными родителями и деньгами, сообщил в подробностях и спросил совета, как ему быть, чтобы никого не подвести, в основном себя. Конкретно, что следует отписать отцу в далекий Светлогорск или Беломорье. Любаша послушала, вызнала подробности и высказалась с чувством.

— Ах, Артем, святая простота! — почти пропела девушка с милой улыбкой. — Какое удовольствие беседовать с таким простодушным человеком! Цитата. Тем не менее, всё не так сложно. Ты напиши папе, как оно есть, пусть шлет деньги тебе, а ты будешь отдавать маме, чтобы ей не было обидно. Своя правда у матери есть, ты живешь у нее со всеми вытекающими. И самое главное, ты не хочешь, чтобы они конфликтовали из-за тебя. Пусть мама думает, что она выиграла, никому хуже не будет. Типа того, что кто умней, тот и уступит, а в этом случае умней будете вы. И папа будет предупрежден. К тому же, если я правильно поняла ваши отношения, он тебя не обделит по секретному протоколу. Хочешь, могу набросать черновик, чтобы не мучился.

— Мать ему всё равно расскажет рано или поздно! — резонно возразил Артем.

— Но тогда папе не будет обидно, наоборот приятно, что он на шаг впереди и оказался более компетентным родителем, не захотел подставлять сына под неприятности, — предположила Люба, затем разъяснила сложную позицию, которую Артем долго обдумывал, но так и не постиг. — Главное — сделать так, чтобы обе стороны считали, что они выиграли, в этом и есть сложность жизни. Правда, лучше всего, когда выигрывают все и это понимают, но это не о нас. Называется игра с ненулевой суммой. Будет время, спроси, постараюсь донести.

Но времени так и не выдалось, про нулевую и ненулевую сумму осталось в тумане, но письмо с помощью Любы было написано и отправилось в Белогорье, девушка оказалась права на все проценты. Отец слал два перевода, один для матери, второй Артему лично в руки. Причем обе бумажки на одну сумму, чтобы сын не запутался, зарплата папаше позволяла, тогда он еще не женился и сестру не родил. Это стало после, но об том своевременно или чуть позже.

Итак, успешно разрешив семейные проблемы и устроив будущее, Артем почти забросил подготовку к поступлению кроме необходимого минимума и престижа среди приятелей студентов. Потому что практически с головой нырнул в сложную и довольно интересную жизнь. Вроде бы в окошко подсмотрел, как его ровесники живут по другим правилам и с другими интересами, чем ему было привычно и знакомо. Так же и заметки на будущее, ему тоже хотелось быть своим и по праву.

Жизнь резко разбилась на две половины с разными правилами. Дома с матерью, во дворе и в ШРМ одно, а в гостях у Ольги Киры совершенно иначе. Совсем другое кино. Понятно, Артем догадывался, что у Киреевских и прочих другой уровень жизни, взять хотя бы богатую квартиру, у Кирюхи и машина была, отцовская, но в его распоряжении, а близнецы, те вообще катались на такси, как нечего делать. Это ясно. Но в связи с тем или этим, у них отношения оказывались другими. То, к чему он привык дома и во дворе, у них не прокатывало или смотрелось, как плохая шутка.

Одним разделением на богатых и бедных сложности не объяснялись. Скажем, отцов приятель Петушков у них был бы на месте в своей дурацкой ковбойке, над ним бы посмеивались, но приняли как своего без напряжения. Петушковские заумные беседы пришлись бы к разговорам о суммах с разными нулями, они бы поспорили о мелких деталях, каждый вложил бы свои пять копеек.

А вот мать Артема с разговорами о жилплощади и чистой работе оказалась бы не у места, новые приятели послушали бы вежливо и отошли прочь. Отчасти такое разделение казалось обидным, но было справедливым, сам Артем до дрожи и боли хотел оторваться от своих корней. Поэтому ходил в гости как на работу, вернее, как в школу, дорос до понимания, что хоть трудно, но необходимо, иначе — Щипок по всем пунктам. (Об этом чуть позже или оно будет чуть раньше, надо ещё разобраться.)

Однако это всё было дальнейшей интроспекцией, как сказала бы умная Любочка, а в те времена у Артема сердце с душой, или как хотите назовите, болели и дрожали совсем по другому поводу, остальное было затейливой рамкой.

Кира, Оля-белоснежка Киреевская вела с ним жестокую игру, делала это со вкусом и к удовольствию окружающих, но непричастных. Играла роковую женщину, так сказать, начинающую роковую женщину, очень усердно играла, но как бы вернее сказать — скорее на пробу. Идеалом для неё оставалась изящная Любочка, для той вопросы популярности у мужиков просто не стояли. По той причине, что когда будет надо, она выберет сама, и кто угодно сочтет за счастье. Артем довольно скоро понял, что такое спокойствие по жизни будет круче, чем любая роковая женщина. Но нравилась ему не Любочка, с нею никаких надежд не возникало.

Нравилась Ольга-Кира, чертова белоснежка, она щедро сыпала надежды заодно с поощрениями, но не ему одному, отнюдь не всегда и не по заслугам, а по непонятному расписанию. Даже не по настроению, а просто так. Сейчас да, потом нет, а завтра — сам черт не разберет. Завтра может переключиться на Кирюху, а через час сделать вид, что и он ей не угодил, снова обернуться к Артему. И при этом запрещала искать объяснений. Спрашивала высокомерно: «Тебе синий чулок нужен? Тогда флаг в руки, их здесь большинство…» Мол, «ступай себе к Любви и Славе», если что-то не устраивает.

Временами делала добавления насчет Кирюхи и даже Вадика. Например, Артему случалось слышать и такое: «Наш большой белый друг думает, что у него есть какие-то права, разбежался…» или «Вадик лучше вас всех, но нету времени ждать, пока подрастет, да и тогда Любаша его не отпустит. Только, если сама невесту выберет и будет каждый день напоминать, что та — третья лишняя, меня не возьмет, это точно. Куклу Глорию, то бишь Славу — очень даже может быть. Но у Глории искания и мечтания, она у нас моралистка, «умри, но не дай поцелуя без любви», слыхал такой лозунг?»

Хотя Артему было абсолютно до фонаря, что там Ольга толковала. Когда она была с ним, остальное улетало со свистом, а когда с Кирюхой, то хотелось взорвать весь мир с собой в придачу. Да, Артем соображал, что Ольга играет в сложные игры, чтобы набить себе цену, но не знал, в своих глазах или для Кирилла, вот в чем вопрос.

Сложно и страшно это было, но так захватывало, что остальное могло провалиться, он бы глазом не моргнул. И еще одно… Позволяла она Артему довольно много, хоть далеко не всё, об этом он даже не мечтал. Вопрос был другой, что позволено Кириллу? Поди, спроси. Иногда глодало подозрение, что Кирюха девушку обучает, а она потом отрабатывает на нем, на Артеме. Такая вот школа гейш, черт их всех подери!

Даже это он стерпел бы, не будь Кирюха на виду, и не подмигивал бы похабно, что, мол понимает и не возражает. Это при всех, а наедине обещал начистить рыло, как в спорт-лагере не снилось, но для инвалида делает поблажку, мол, немного чести бить калеку. Вот такое кино.

На самом деле Артем понимал, что ничем хорошим такие дела кончиться не могут. Как выразилась бы Любаша, ненулевых сумм отродясь не получится, и кому-то явно не поздоровится. Скорее всего ему самому, остальная компания пролетит мимо и не заметит, было у них такое неприятное свойство у всех, проехали и забыли. В лучшем случае скажут, что пошутили или погорячились, без обид, бывает, дело житейское. Но только между собой, а как отнесутся к нему в случае чего — это был вопрос.

Но и отстать Артем не мог, не получилось бы, даже если захотел. Он и не хотел, надеялся, бесился, жил от одной встречи до другой, между ними ходил, как отравленный.

Сделалось все быстро. Уже через месяц, к концу лета, он приходил в квартиру Киреевских без приглашения, но никогда не знал, кто там будет. Или вообще никого, или родители, им было все равно в высшей степени, только говорили, дома Оля или нет, тогда до свиданья или подожди, дружок, скоро будет. Ни есть, ни чай пить не звали, типа того, что он дочкин гость, а не их, но так было и с остальными, даже с Кириллом. Предки у Киры не заморачивались, кто, что и зачем — полная свобода.

Понятно, без предков было гораздо веселее, а они часто уезжали на дачу, предоставляли свободу и всю жилплощадь. Если Ольги не бывало дома надолго, тогда они со Славой гостили у той на даче, получалось через раз, или обе у Киреевских, или у Славы на участке, в Москве у Славы — никогда.

Лето неудержимо катилось в осень, оставались последние дни свободы, девушки собирались в свой институт, Любаша с Вадиком отъехали напоследок, главное, их не стало видно, и Кирюха появлялся реже, у него нашлись дела, говорил, что по диплому. Практически они остались втроём, две Ольги и Артём.

В те моменты, когда они уединялись парочкой, Ольга Слава уходила «писать курсовую», они это называли по следам событий незнамо где и когда. Уходила на кухню или в гостиную, она же библиотека, чтобы не скучать и никому не мешать.

С Артемом вторая Ольга была приветлива, но не более, толковать с нею, как с Любашей не выходило, хотя Артем тянулся и старался произвести впечатление. Наверное, девушка считала его собственностью подруги. Как было однажды замечено, Ольга-Слава жила по твердым правилам, «что чужое, то не моё», иначе полный непорядок.

Видит Бог, есть он или нет, но ни единого раза Артем не пробовал обратиться к Славе, чтобы заинтересовать или побесить Киру, мысли не было, и девушка не поощряла. Как оно вышло после, почему и вообще, Артем не понимал и по сей день дивится. Механизм неясен, точнее будет сказать, утерян во мраке.

Третья серия. «Грозовой перевал». Цитата

Был предгрозовой вечер, чуть ли не последний в лето, тучи шли темными волнами, в отдалении посверкивало и громыхало, ветки за окном полоскались на ветру почти до земли. Но света не зажигали нигде.

Они расположились на диване у Ольги в комнате, а Слава пошла «писать курсовую» в большую комнату с библиотекой, там читала книгу с полки при остатке света из окна. Это Артем обнаружил потом. Сначала раздался звонок в дверь.

Ольга застегнулась и пошла открывать, думала, что кто-то из предков забыл ключи, вернувшись с дачи. Так она объяснила и заметила, что в таком случае гость будет на выход. Всё в одну минуту. А в другую вернулась не одна, а с Кириллом, сказала: «извини, Артем, у нас одно дело образовалось, ты с со Славой посиди, мы мигом». Артем не видел в полутьме, какую рожу состроил Кирюха, но жест он сделал такой…

Артем вылетел из комнаты, как ошпаренный, хотел прямиком в дверь, кубарем вниз по лестнице и навсегда отсюда, но не дошел. Вздумалось подождать, а вдруг и вправду? И она сейчас вернется. Всё ведь может быть. А если нет, он уйдет, и больше никогда и ни за что на свете… Хватит, довольно, сыт по горло!

Свернул в коридоре, только паркет затрещал, зашел в гостиную, там застал Славу с книгой у окошка. Сидит, как Алёнушка у пруда, посочувствовала Артему, стала зачем-то объяснять, что Киру можно и нужно понять, у неё была травма. Что они в этом молодежном «Распутнике» чуть не рассорились из-за одного негодяя, взрослый парень, спортивный инструктор, красивый, как просто Аполлон, но последний гад оказался. Танцевал с ними обеими, каждой шептал на ухо, что она — это да, а подружка для прикрытия. Слава не поддалась на уговоры, не верила ему и всё тут, а Кира почти поверила. Ну, тут сложно, ей хотелось поверить. И этот гад повёз Киру на машине в горы, там она ему отказала. Тогда этот Игорь, сволочь последняя, бросил её прямо в лесу, в темноте, она пришла в лагерь заполночь, в слезах и вся исцарапанная, потому что не сразу вышла на шоссе. После этого они поклялись, что никогда из-за парня не поссорятся, просили друг у дружки прощения. А Кира сказала, что больше никого жалеть не станет и будет обходиться с вашим братом, как ей вздумается. Так что не надо на неё обижаться, девушка не остыла от обиды.

Артем выслушал и подумал, что все бабы сволочи, вот эта запросто сдала подружку, чтобы самой покрасоваться, что она лучше и благороднее. И бешенство обратилось на неё, на Славу. Но спросил он одно, сидя с нею рядом на диване.

— А, может, неправда, что она отказала, а? — сказалось само, на взводе.

— Ну, соседки по комнате так и подумали, — ответила Слава. — Тогда зачем он её в лесу бросил? Я спросила, им отвечать было нечего, пришлось согласиться.

— Предположим, что так, — согласился Артем. — Но…

— Никаких но, — заявила Слава. — Я рассказала, чтобы ты понял, а не подозревал всякие глупости. И прошу тебя никогда ей не говорить, она мне не простит. Никто, кроме нас двоих не знает.

Так их связала общая тайна, которой девица поделилась из непонятных соображений, скорее всего, самых глупых. А Кира тем временем не появлялась, а из комнаты слышались музыка и смех, вот такое у них с Кирюхой было срочное дело. Артема как будто и на свете никогда не было.

Бешенство ударило ему в голову затейливым способом, он вдруг подумал, что когда-нибудь это парочка выйдет, не останется же Кирюха ночевать, вот пускай полюбуются зрелищем в стиле французского кино. И стал подкатываться к Славе, сначала вроде в шутку, давай их разыграем, будет смешно, потом предложим поменяться, что они скажут? Хотя бы сделаем вид, что целовались тут под окном, а не книжку вместе читали.

Вспомнил, что Кирюха рассказывал случай из жизни, как они с приятелем и двумя однокурсницами поиграли в обмены, потом приятелю пришлось жениться, хотя тот не был уверен, что он виновник торжества. Только Артем не помнил, при Славе был рассказ или нет, если бы помнил, то не предложил бы такую игру. Потому что увлекся и никого не дождался. Как оказалось, Кира учила его хорошо, а Слава была девочкой неопытной и пропустила момент, когда надо остановиться, не напомнила. Потому что не знала.

Пришлось сказать в утешение, что он давно о ней мечтал, что подруга манила доступностью, а теперь понял, что с Кирой было несерьезно. А с ней — самое что ни на есть настоящее. И понял прямо сейчас… А что еще было сказать, чтобы его из этой квартиры насовсем не выгнали? К тому же с ним это было впервые и впечатлило, в особенности в смешении чувств после всего предыдущего. Новая роль примерилась неплохо, пусть теперь Кира локти покусает, он выбрал подружку, для Киры недоступен, может играть дальше с кем угодно. Слава девка хорошенькая и не вредная, с нею быть вместе не стыдно. Недурно для начала.

Не всё так сразу Артем понял и разложил в тот первый вечер. Слава сразу собралась, ничего особо не слушая, заторопилась домой. Артём догадался пойти с ней, подумал мельком, что Ольге с кавалером будет неплохой сюрприз, и по дороге к метро начал те самые разговоры, что не случайно у них вышло, а даже знаменательно. Очень уж расстроена была Слава, хотя вполовину не понимала, что с нею случилось, совсем маленькая оказалась девочка, у них во дворах такими и десятилетние не бывают, там опыт есть, если не свой, то чужой. Но не так важно. Про Славу и её чувства Артем думал в последнюю очередь, это надо признать без утайки.

Главное, что они вышли вместе, дошагали до метро Новокузнецкая и встали под большими окнами, не дойдя до автоматов у входа на эскалаторы. И там застряли надолго в разговорах, надо думать потому, что самый важный вопрос вдруг вырос перед ними, кто куда поедет, вместе или порознь.

Надо сказать, Артем первым понял, что просто разъехаться будет не резон, потом всё покатилось само собой, из одних разговоров вышли другие. В этом процессе Артем стал понимать, как у него дела сложились, и что будет в том или другом варианте. Что если не проговорить и не решить на месте, то в квартиру Киреевских ему хода не будет, никто его не поймет, а на дверь укажут вполне реально. Это вам не Щипок, где можно сказать девке: «а ты что подумала?» или что «не повод для знакомства». Другие нравы. Трепать языком можно, что угодно, но поступать неприлично не рекомендуется. Не то что не одобрят, это без разницы, просто закроют дверь перед носом, без скандала, но навсегда.

Но даже и не это… Смешно и странно, но пока Артем выговаривал, чего совсем не думал, оно укладывалось и становилось на место, к его большому удивлению. Ладно, может, Любаша поняла бы, он не очень-то… Но чем дольше Артем говорил Славе о сложных чувствах, тем больше в них верил, по крайней мере наполовину, что возможно ведь и такое на самом деле. Ему хотелось убедить Славу, а резоны понравились самому. Новая роль выплывала из тумана и тьмы за безразмерными окнами на станции, что-то в таком роде.

Может быть потому, что начались беседы у новокузнецких окон с его рассказов о кино и его роли в фильме «Исполнение мечтаний», такое придумали название. О том, как смонтируют и озвучат фильм, тогда можно будет пойти на премьеру в Дом Кино посмотреть, что у него получилось. Слава была первой зрительницей, которую он заранее пригласил. Ей он сообщил о сомнениях и просил снисхождения, если что окажется не очень. Много о чем они толковали в первый вечер, только не о том, что с ними случилось и почему.

Но и не надо было, основное случилось в метро у этих огромных окон. Потом они стояли в метро всегда, почти каждый вечер, смотрели на темноту за стеклами и в окна большого дома напротив, не могли разъехаться, стояли часами. Даже тетки в будке на входе их знали и привечали: «опять голубки пожаловали, эх, где наши молодые годы!»

Все эти и подобные тонкости Артем осознал и вспомнил после, тогда был в смущении и разброде, но не сказать, чтобы в неприятном. Все-таки это была первая женщина в жизни, и не просто случайно. К тому же Слава была не черт знает кто, а из того мира, в который он стремился, слушала со вниманием, и сама чем-то делилась. Вообще-то не зазорная пара, хотя, конечно, и не та Ольга. Но о той мечтать не приходилось, это отрезалось сразу и напрочь.

В один прекрасный день в сентябре, солнце светило, листья начали желтеть понемногу, облака стояли в небе совсем летние… Как появился Артем под дверями института в первые учебные дни, встретил обеих девушек и пошел в Сокольники с Ольгой Славой — так отношения и обозначились. Ольга-Кира повела себя удивительно, правда, слегка обидно для Артема, глазом не моргнула, приняла, будто так и надо, ни слова, ни вздоха.

Любаша, когда появилась у Киры вместе с Вадиком, бровью не повела, только бросила в пространство, когда обе Ольги вышли, что «кто не успел, тот опоздал, урок на будущее». Кирилла Артем практически не видел, тот был занят своими дипломами, практиками и аспирантурой, или кто-то просил его не появляться, чтобы не создалась неловкость, а он бы создал будь здоров! Без вопросов.

Так ходили они теперь к Киреевским вдвоем, уходили и приходили. А когда поняли, что встречаться им особенно негде, разве что в подъезде, то Кира пускала к себе, сама уходила на кухню или к предкам в спальню «писать курсовую». Теперь по-настоящему, в основном это были французские упражнения иногда с магнитофоном на два голоса.

Предков, понятное дело, дома не бывало, вернее, наоборот, когда их не было, тогда Артем со Славой оставались у Ольги. Свои предки, то есть обе матери в их квартирах исключались, даже когда работали или уезжали.

Как такое могло получиться у девок без ревности или неприязни, Артем не вник, но и не хотел, сначала удивился, потом привык. Но знал, как дважды два четыре, что попробуй он хоть раз подмигнуть Ольге Кире, она сотрёт его с лица земли, но подружке не скажет — вот такие нравы. Век живи, век учись, дураком помрешь. Но удобно для жизни, ничего не скажешь.

Очень быстро Артем понял, что может спокойно смотреть на Киру, без бешенства и страсти, даже со снисхождением, типа того, что все вы одинаковы, а тайна одна на всех. Кстати, именно тогда он расшифровал для себя известное изречение, что мужик, который не водил машину — все равно, что не спал с женщиной.

Кстати сказать, как со Славой, больше ни с кем у него не выходило, хоть и женился потом, правда ненадолго. Наверное, у них со Славой так вышло по взаимной неопытности, оба играли в «войну полов» на новеньких и неудачно, поставили на кон слишком много. А сумма вывелась вполне себе нулевая, причем для обоих, хотя Любочка могла бы сказать, что так не бывает.

Монтаж аттракционов.

Тем не менее на этом месте стоит заметить, что кино у нас получается в расслабленном стиле, а это на любителя. Артем много читал по тематике и знал, что крепким кино становится, когда монтируются встык смысловые эпизоды, так утверждали отцы-основатели. Один из них, некто Кулешов и подавно назвал такой прием — «монтаж аттракционов».

А до этого момента повесть шла в перечислении разного рода вступлений, объяснений и отступлений, так не приветствуется, если не задумано и не заявлено. Теперь стоит пробовать по-другому, смонтировать наши аттракционы по скорому сценарию.

* * *

…Артем долго шел по парковой дорожке к скамейке, где среди осенних листьев сидела девушка. Тёмная кудрявая головка, серое пальтишко в крапинку, видавшие виды красные сапожки зарылись в массу опавшей листвы. Артем отлично знал, кто она, но в бесконечном подходе по пустой аллее смотрел на девушку как со стороны и видел, что незнакомка поникла в грусти и почти устала ждать.

Он опоздал не нарочно, звонок по телефону случился накануне вечером, утром нашлись дела, довольно неотложные. Но зрелище посреди уходящей осени в Сокольниках все равно было грустным и красивым, поэтому Артем длил момент. Когда он наконец подошел к скамейке, лицо Ольги мгновенно осветилось и сразу погасло, словно лампочку вывернули, застыло в усталой грусти.

— Привет, — сказал Артём и сел рядом.

Ольга не ответила, только слабо улыбнулась, и сердце у Артёма растаяло, что-то было в той улыбке милое и привлекательное. Он приобнял девушку, положив руку на спинку лавочки. Там где кончился рукав, стало мокро, деталь запомнилась…

— Я была у врача вчера, — проговорила Ольга.

— И что? — спросил Артем без паузы, сразу догадался, о чём она.

— Шесть недель, — поделилась Ольга. — Получила направление, зашла в ЗАГС.

— Направление в ЗАГС? — удивился Артем, ситуация запуталась прямо на ходу.

— Нет, в больницу на операцию, можно ждать месяц, но не больше, — ответила Ольга безо всяких чувств. — А в ЗАГСе сказали, что со справкой зарегистрируют через месяц после подачи заявления вне очереди, в будний день, без церемонии. С церемонией в общем порядке, через два месяца.

— И что? — повторил Артем, ничего другого не сказалось.

— Я тебя позвала, чтобы мы решили, — объяснила Ольга тем же механическим тоном.

— Как, прямо сейчас? — спросил Артем в некотором удивлении.

— А где? И когда? — сказала Ольга, повернулась к Артему, и в темных глазах появились слёзы, большие как две линзы, но не пролились, так и остались стоять.

* * *

Артем нарочно подгадал, чтобы матери не было, когда привел Ольгу к себе домой для разговора. Со встречи в парке прошла неделя, они виделись всего раз, у Киреевских просидели полчаса, потом отстояли смену у окон в метро, договорились, что надо встретиться для разговора не на ходу.

Всё остальное было мучительно неприятно. Артем хотел, чтобы Ольга приняла решение сама и объяснила, что так будет лучше для всех. Понятно, какое решение. Но не получилось, Ольга ждала каких-то слов, а он не знал, что надо говорить. Пришлось звать ее к себе и на своем поле объяснять, что их ждет в другом случае.

Они стояли у дверей в квартиру, когда Артем сказал скороговоркой, что матери дома нет, так будет спокойней. Ольга опять замерла, как тогда на скамейке в парке. Артем подумал, что она вспомнила первый и последний раз, когда он привел её к себе.

Мать открыла дверь и повернулась к ним спиной без «здравствуйте», потом на кухне, когда он уговорил познакомиться, мать сперва смотрела на Ольгу волком, потом слегка разговорившись, спросила, евреечка она или татарочка, и как её фамилия.

Ольга ответила, замкнувшись, что фамилия — Славич, папа из обрусевших сербов, а мамина семья — горские евреи, числились под непроизносимой грузинской фамилией, заканчивалось на «швили». Артем сам был немало удивлен, в компании вопросы «кто из каких будет» не поднимались вообще. Только Любаша с Вадиком не скрывали, что они оба евреи. Говорилось между делом, например, упоминался дед Наум Израилевич, как он приехал в Москву из местечка Лубны и поначалу растерялся, следовал анекдот.

Мать Артема была шокирована, что Славичи и «швили» сидят у неё за столом, будто так и надо, имела мнение, что Славичи на самом деле тоже евреи, и делилась догадками до полного посинения. Правда не при Ольге, с нею она обращалась без панибратства, но с опаской. Однако с Артемом обходилась как с больным на голову, разве что руками не разводила. Поэтому Артем считал, что Ольга в курсе их семейных обстоятельств, и дальнейших объяснений не требуется.

Тем вечером они пили чай на кухне, потом перешли к нему в комнату-коробочку, оклеенную рисунчатыми обоями под ткань. Ольге очень нравилось, она онять заметила: «как у тебя интересно», хотя была совершенно не в себе, ждала разговора.

Они уселись на диван, Артем обнял девушку, глянул в темное узкое окно, смотрящее в никуда, и сказал заготовленную фразу, ему одолжила опытная одноклассница из школы рабочей молодежи, взрослая девица Майя, медсестра без диплома, с ней он посоветовался.

— Я бы очень хотел любить тебя и ребенка, — начал Артем, но что говорить дальше, не знал, точнее, знал, но забыл, поэтому сказал. — Но…

* * *

Следующую попытку они предприняли неделей позже, когда Ольга переговорила с матерью и позвала Артема в новостройку на окраине. До этого он побывал у Ольги один раз, когда мать уезжала на выходные за город на свою дачу. Он спросил тогда, почему им нельзя на дачу, Ольга объяснила неохотно, что она просила ключи, а мать не дала.

Ольга сказалась тогда, что они собираются с другой Ольгой и еще будет несколько человек, и всё такое прочее. Мать ответила, что современные нравы она не одобряет, это раз. Во-вторых, что они устроят шумное сборище, и родственники будут недовольны, кроме того, что гости подожгут общий дом, потому что топить печку не умеют. Ольга отступилась и добавила, что без спроса не выйдет, потому что родные живут на своей половине до глубокой осени и доложат непременно, если увидят их вдвоем.

Тогда, в самом начале странствий по чужим домам, Артем был немало удивлен, увидев почти новую квартиру, хорошо обставленную, далеко не бедную, где у Ольги была большая отдельная комната. Он спросил, почему нельзя объяснить матери, что у дочки есть право приглашать друзей, тем более, что мать бывает дома не всегда. Ольга поморщилась, ответила, что мама — женщина своеобразная, к тому же отец недавно ушел, и Ольга, не хочет осложнять матери жизнь, она и так очень расстроена, можно понять.

На этот раз всё пошло кувырком с самого начала. Когда они подошли к дверям и позвонили, мать Ольги открывать не стала, сказала, чтобы подождали снаружи, потому что она не готова. Очень странно, наряжаться она, что ли, вздумала или накрывала для гостей стол? Но не важно. Они сели на площадке на подоконник и там пробыли чуть ли не час, вот это было мучительно. Ольга не вызнала у матери, какой ответ им готовят, та позвала, потом держала на лестнице.

Сидя на подоконнике между этажами, Артем мгновенно придумал план и стал высказывать, чтобы утешить Ольгу. Он понимал, что она готова пойти в больницу, но ей надо убедиться, что по-другому не получится. Артем сказал, что напишет отцу, может быть, тот позовет их жить к себе, он один в двух комнатах, правда, не в Москве, а в Ленобласти в городке, рядом с предприятием, это атомная станция, хорошо оборудованное место. Но учиться придется заочно, однако подумать стоит, если отец согласится. Он не уточнил, когда ехать, так, плел наобум, чтобы Ольга не волновалась и не заплакала. Она была готова, и с каждой минутой на лестнице опасность приближалась.

Её слезы выбивали Артема из колеи напрочь. Он готов был на что угодно, лишь бы не испытывать невозможного чувства жалости, вины и беспомощного раздражения, когда глаза Ольги наполняли крупные слезы и долго не проливались, а блестели в глубине, становясь всё крупнее. Хотя стоит сознаться, это было по-своему привлекательно, лицо девушки в непролитых слезах преображалось до странной, болезненной красоты. Но именно эта красота делала Артема беспомощным, как он ни крепился, у него в душе будто какая-то гайка слетала, и всё рушилось. Однако, не важно.

Ольга заплакать не успела, слушала его планы и не возражала, тем временем дверь в квартиру отворилась на цепочку, и позвали внутрь. Мать Ольги встретила их в старом стёганном халате, полуседые волосы завязаны в небрежный пучок, она до ужаса напоминала Ольгу, но в кошмарной пародии, всё было усугублено до непомерности. Только ростом она была меньше почти на голову.

Странная фантазия мелькнула у Артема, будто в страшной киносказке он пришел к ведьме проситься в зятья, а сам опасался, не обратили бы его, скажем, в летучую мышь в любом случае, мамаша, если будет настаивать, а дочка — если откажется. Бред, но тем не менее.

Марта Фёдоровна (она потребовала имени с отчеством) сразу после представления в прихожей провела их в комнату, там на столе были разложены бумаги, подвела Ольгу с Артемом, подсела, их сесть не пригласила и завела речь.

— Как я поняла, вы с Ольгой решили создать семью, — начала она строго. — В этой квартире. Вы понимаете, я надеюсь… Как вас зовут, Артем? Так вот, Артем, вы знаете, что Ольга живет здесь не одна, я имею право задать вопросы относительно будущего. Кроме того, могу высказать свое отношение к скоропалительным бракам в раннем возрасте по причине внеплановой беременности моей дочери, да впрочем, кого угодно. Мое отношение резко отрицательное, но если вы успокоите мои сомнения по насущным вопросам, то могу переменить отношение и дать своё согласие. Во-первых, расскажите, сколько вам лет, где учитесь или работаете, на какие средства намерены жить у меня с женой и ребенком. Во-вторых, как будут помогать ваши родители, имея в виду вашу крайнюю молодость. Сами понимаете, что потянуть вашу семью одна я не смогу ни в каком смысле.

И так далее и тому подобное Марта Фёдоровна рассказывала довольно долго. Нельзя сказать, чтобы Артем был недоволен по сути, но по форме это было издевательство, кто же спорит. Его мамаша сказала бы то же самое, хотя и другим языком, гораздо более красочно и внятно. Поэтому он даже не спрашивал.

Получив от Артема правдивые ответы и полюбовавшись на застывшее лицо дочери, Марта Федоровна поднесла им заранее заготовленный ответ, сверившись с бумагами.

— Ну, вы, конечно, формально взрослые, можете решать и планировать сами, в таком случае планируйте где и как хотите, но не здесь, — выговорила Марта Федоровна. — Можно снять комнату в частном секторе, можно переехать в общежитие, Ольга заверила, что у нее будет повышенная стипендия, её отец может помочь, если захочет, так же, как и ваши, Артем, родители. И флаг вам в руки, но видеть зятя-нахлебника в своем доме я не готова, тем более вести хозяйство на всех, включая ребенка. Я работаю, а Ольга палец о палец не ударяет по дому, вряд ли это переменится или вы возьмете на себя. Если вы намерены вселиться на формальных основаниях, я могу разменять эту квартиру, вам достанется комната, но это будет не скоро. Так что подумайте и решайте по своему разумению. Потом оба скажете мне спасибо в любом случае.

Когда мамаша закончила речь и собрала со стола бумаги (один бог знает, что это было), Ольга открыла было рот, чтобы ответить, но мать только махнула рукой и заявила, что дочкины соображения она слышала и больше никого не задерживает. Зачем она это проделала, вместо того, чтобы просто сказать «нет», Артём не понял и по сию пору. Скорее всего, чтобы больше не просили, потому что Ольгу было жаль, и резоны у неё тоже были.

Понятно, что подобные соображения Артем разобрал потом в течении дальнейшей жизни, тогда понимал, что мать Ольги отказывается наотрез, а его собственная, даже если они вселятся явочным порядком, ничего сделать не сможет, но превратит жизнь в сущий ад. Даже без привходящих обстоятельств, просто по традиции.

Впрочем, он знал с самого начала, что реальной возможности нет, он и не хотел, потому что никакой возможности не было. И вообще не хотел, да и кто мог хотеть в его положении? Но у Ольги были иллюзии. Любовь, семья и брак в одной связке казались ей не только сбыточными но и необходимыми, а не собранные вместе были неудачей и позором. Что в их жизни слишком много зависело от родителей, ей не казалось странным, но…

Но Артему стало немного легче, его вины в случившемся не просматривалось. Ольгу, тем не менее, было жаль и не жаль, она хотела невозможного, но и платила дороже, чем другие. В любом случае. Опять же это были рассуждения взрослого Артема, а тогда… Тогда он упустил свой шанс. Он, а не Ольга. Как выяснилось, она получила всё, а он ничего, ту самую сумму из одних нулей. Впрочем, кто знает, пока жизнь не кончена, последний шанс — вот он, перед ним. Если получится… То еще посмотрим.

* * *

«Шербурские зонтики», ремейк, надуманное кино или выплывают миражи…

К станции обслуживания, она же новенькая заправка на окружной, из зимнего снежного марева подплыла машина, огромная полированная дура престижной марки и встала у колонки.

Артем дошел сквозь сугробы от еле видных вдалеке домов, в руках нёс пакет, имел в виду мини-магазинчик на заправке со всякой всячиной, туда было ближе всего, пробирался сквозь заправочные автоматы случайно, так легла дорога. И проходя мимо новорусской иномарки, он заметил краем глаза, что пассажирка внутри напомнила кого-то или что-то.

Хотя откуда ему знать эту дамочку в огромной чернобурке до ушей, а в них болталось что-то солидных размеров и стального цвета? Нет и не было у него таких знакомых. Женщина сидела, обратившись от него, он видел прическу, фрагмент шеи и больше ничего. Она повернулась к маленькой девочке на сиденье рядом, та совала ей в лицо нарядную куклу. Из машины тем моментом вышел громила в зелёном импортном ватнике, пошел к кассе, пока Артем обходил тачку кругом, с тем встречаться не хотелось.

«Этот лось — точно водитель-охранник», — подумал Артем, и удаляясь от машины вслед за громилой, вдруг сказал себе. — «Нет, это не она…»

Потом удивился, повернулся к машине, не разобрал ничего и опять удивился — откуда такая мысль? Но встал столбом, ждал в отдалении, пока тачка наполнится и отъедет, потому что очень уж несуразным показалось видение, и непонятно откуда взялись сомнения, ведь не видел ничего кроме куклы и шубы. И охранника-шофера, вот того он разглядел и не хотел бы с ним знакомиться ближе. Но дождался, машина поворочалась и отъехала, едва не задевая столбы кругом. Та же шуба-чернобурка, тот же блеск в ушах, та же кукла.

А когда машина вдруг набрала скорость, Артему померещилось, что там точно сидела Ольга, в тот момент мог поклясться чем угодно. Узнал какой-то поворот головы, что ли? Но иномарка растаяла в плывущем снегу на дороге, тогда он понял, что померещилось, машина с шубой слишком дорогие, охранник чрезмерно зверообразен, а главное — ребенок слишком маленький, ровно в половину возраста, чтобы могли состояться те самые «Шербурские зонтики». Фильм смотрели с Ольгой в «Иллюзионе» просто так, потому что музыка ей нравилась. «Исполнение мечтаний» с его эпизодом раз пять, «зонтики» — два раза и много чего другого. В той жизни… А здесь вам не там. Миражи-то миражи, а попробуй докажи!

Разумеется, в призрачной машине сидела не Ольга, и машины, скорее всего, не было, померещилось с похмелья, и смотрел не Артем, а какой-нибудь Сергей, которым он представился другой Ольге в незабытых летних сумерках. И вообще всё было давно и неправда, как любили говорить девки в спортлагере, пока удар по черепу не состоялся. И вел иномарку тот самый Дьяк в зеленом ватнике, отчего бы нет? В кино всё бывает, не так ли? Ладно, проехали и забыли.

Но не совсем. Последней мыслью у Артема мелькнуло соображение, не слишком оформленное, но всё же. «Если это Ольга, хотя мало вероятно, значит, они это сделали…»

* * *

Ранним темным утром раздался звонок. Телефон стоял на холодной площадке у входной двери, Артем услышал и примчался в чем был, потому что знал, куда Ольга отправилась вечером. В больницу на операцию, накануне они долго сидели на лестнице у их дверей, мамаша из квартиры не высовывалась, но часто ходили соседи от лифта. Кто-то с ними здоровался, кто-то пробегал мимо, прошла беременная на последних месяцах соседка, кивнула, Ольга проводила её долгим взглядом, но ничего не сказала.

Артем старался подбодрить девушку, говорил, что ничего особенно страшного нету, рядовая вещь, практически все женщины через это проходят, скоро забудется. (Так советовала медичка Майя, у нее самой был опыт.)…И очень скоро отец ответит на его письмо (Артем пока ничего не писал, но откуда Ольге было знать?). Артем уверен, всё будет в порядке, они уедут в Ленобласть, там наладится совсем другая жизнь, отец Ольге понравится, он классный мужик и ценный работник, с ним считаются.

Ольга слабо улыбалась, почти ничего не отвечала, только держала его за руку. Потом отослала домой, сказала, что поедет сама, может быть, мать проводит, а после она позвонит, когда сможет, там вроде есть автоматы. Артем сказал, что не отойдет от телефона, будет ждать.

Но ждать не пришлось совсем. Наутро в самую темную рань, в трубке возникла другая Ольга, Кира, Артем в ужасе полетел в пропасть, подумал, что случилось очень плохое. А когда понял с трудом, что его Ольга жива и ждет через час у подъезда, то едва отошел от ужаса, на всё согласился и стал лихорадочно собираться, гадая про себя, что же могло такое случиться, и состоялась ли операция, возможно, кто-то достал денег и всё обошлось малой кровью, не как в районной больнице. Такие разговоры были, появились варианты, но нужных денег не нашлось. Ольгина мамаша сказала, что противозаконно, ни за что и никогда она не станет участвовать.

Он выскочил из подъезда в снежную и ледяную кашу, пробежал под аркой двора, из машины ему замахали, и через минуту он уже сидел с Ольгой на заднем сидении, Кирюха держался за руль, рядом с ним сидела Кира и разъясняла Артему планы на их дальнейшую жизнь. Это оказалась дача Киреевских, приспособленная для зимнего проживания, там они с Ольгой переждут пару дней или недель, потом будет видно. Или уедут к его отцу, или кто-то из матерей смирится с тем фактом, что будет внук или внучка, потому что…

Артем не сразу понял, глянул на Ольгу и наконец сообразил, что ничего не состоялось, она была заплаканная, оглушенная, но в остальном та же, что и прежде. Никаких следов страданий или чего-то в этом роде, даже не побледнела, скорее наоборот.

— Я не смогла, там был какой-то ужас, обращались, как со скотом, — едва проговорила она. — И санитарка сказала, что «совсем не по-людски, страшный грех, детей больше никогда не будет, беги отсюда, пока не поздно», открыла дверь и принесла одежду.

Артем слушал и не понимал, понимал и не верил, но ехал в Кирюхиной машине непонятно куда, за него всё решили и слова не давали сказать. Да и что бы он сказал? Что не хочет? Или что отец ничего не знает? Или что?

Кирилл крутил баранку, почти ничего не сказал, но с его стороны вроде проступило сочувствие, типа мужской солидарности. Говорила и строила планы Ольга-Кира, ему показалось, что проект насчет дачи был её, как и сама дача. Что-то вроде женитьбы увозом, как в литературе прошлого века. Задним числом Артем предположил, что это Ольге-Кире как раз нравилось. Только увозили жениха, не дав ему времени подумать.

Его Ольга по большей части молчала, взяла его за руку и не отпускала, это было как знак, что теперь они вместе на любой поворот событий. Так и ехали по зимнему пути сквозь голые рощи, поля и проселки, пока не встали под забором у занесенной снегом калитки. Да, зима наступила давно и незаметно, приближался Новый год, Ольга-Слава сдала сессию досрочно, на отлично и могла не появляться в институте до конца каникул, что давало время до середины февраля.

* * *

Чтобы дальше ничего не объяснять, надо вспомнить и отмотать малость назад, по дороге к даче Киреевских. Они въезжали в поселок по заметенной дороге и переваливали через сугробы, когда Кира вдруг вспомнила.

— Стоп машина, сдаем назад до третьего дома, — спохватилась она. — Это откуда дым, там котельная.

— Погреться будет в самый раз, — заметил Кирюха, видно, и его достало.

— Главное — пару прибавить, — загадочно пояснила Кира. — Там у нас живет истопник, иначе 16 градусов Цельсия, включай — не включай.

— «Взяли жигулевского и дубняка, третьим пригласили истопника», — козлетоном пропел Кирюха. — «Приняли, добавили еще раза, тут нам истопник и открыл глаза!»

Но поехал по ухабам задним ходом, не оставляя песни, где почему-то речь шла про Москву и про Париж, но слышно было плохо, половина пропадала. Вроде бы Высоцкий, его Кирюха знал всего наизусть, только слуха и голоса у него не было никаких.

У кирпичной хибарки с дымом поверху Кира вышла, протоптала тропу к железным дверям и скрылась за ними. Долго не выходила, потом вернулась и сообщила, что договорилась, тепло у них будет, а истопник придёт позже, поможет устроиться, потом покажет, где и что. Студент из Губкинской нефти и газа, подрабатывает, чаевых не давать, она обходится обаянием. Кирюха сказал, мол, «знамо дело, копеечка, она рубль бережет, а обаяние творит чудеса». Он и Киру, несмотря на близкие отношения баловал не очень, не жалел ради красного словца.

Студент погодя заявился, не столько большой малый, сколько широкий, румяный и белобрысый, «провинциал в ватнике» — сказал потом кто-то. С ними поехал обратно в город, поторопился на занятия, чего-то сдать, раз оказия подвернулась. Артем было попросился тоже, уехал ведь ни в чём и ни с чем, но его не взяли, потому что Ольгу оставлять одну никак и ни за что. Кира даже сделала вид, что удивлена, как ему пришло такое в голову.

Через пару дней истопник, Алик его звали, сослужил службу, отвел Артема на почту и по магазинам в соседнем поселке. Главное, показал, где почта, и назвал точный адрес.

Артем сказал Ольге, что отцу надо оставить адрес почты, куда слать ответ, раз такая оказия, если он пока не написал в Москву, и это надо проверить, кстати. На самом деле, хочешь не хочешь, а написать отцу приходилось, очень уж перевернулась ситуация, просто вверх тормашками. И денег попросить на любой случай, мало ли что.

Вот студент-истопник его и привел в почтовое отделение, где Артем с большим трудом нацарапал простой, не шариковой ручкой свое жалостное, но бодрое послание. Ничего толком бате не объяснял, прописал, что попал в передрягу, не страшную, но сложную, никто ему, кроме отца не поможет. Сейчас хотелось бы деньжат, сколько не жалко, а потом приедет, все расскажет, и если отец не против, может приехать насовсем. И писать ответ по такому адресу, а деньги слать на Москву, как обычно. Сумму на отцово усмотрение, но желательно побольше, чтобы и на дорогу хватило, если что.

Купил конверт «авиа» подороже, чтобы скорее дошло, бросил в ящик и потопал с Аликом к магазинчику затовариться. Денег, правда немного, ему Кирюха дал, сказал, что питаться воздухом не полезно для здоровья, потом сочтемся.

Конец ознакомительного фрагмента.