Тень другой женщины

Наталия Антонова, 2021

Голубоглазой блондинке Софье повезло не только с внешностью: впервые явившись на кастинг, она покорила директора модельного агентства, который тут же взял ее в жены. Теперь Софья, выросшая в бедной многодетной семье, живет в роскоши, дразня своим благополучием старых подруг. Одна из них и посоветовала ей посетить модный дорогой салон красоты, из которого Софья уже не вышла: прямо во время сеанса массажа ее убили. Кто, почему, зачем? Ответы на эти вопросы отыщут следователь Шура Наполеонов и частный детектив Мирослава Волгина.

Глава 2

Сергей Константинович Брусилов уже давно не был мальчиком. Женщины у него, чего греха таить, были, и очень даже неплохие, но серьёзные отношения не складывались. Почему? Сергей считал, что в этом была его вина. Или беда? Или просто ещё не пришло время его любви. Любви с большой буквы. Не встретилась на его пути женщина, которая была бы способна пробудить в его сердце такую любовь. А бывает ли она вообще — Любовь с большой буквы? Или это всё грёзы поэтов былых веков?

В юности Сергей был романтиком, и ему казалось, что вот-вот случится чудо: «Она пришла, как вдохновенье!» Или как это у поэта:

«Передо мной явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

………………………..

И сердце бьётся в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слёзы, и любовь».

Но чуда всё не случалось. Было всё просто и обыденно. Он нравился многим девушкам. Некоторые нравились ему. Но после одной-двух встреч Брусилов понимал, что это не та девушка, не его судьба. К счастью, все его расставания происходили безболезненно — ни ссор, ни упрёков. Скорее всего, потому, что после одного-двух свиданий и упрекать-то было не за что. А корить за то, что не приглянулись друг другу или, как обычно говорят, не сошлись характерами, было глупо. Вот так и дожил он бобылём до тридцати двух лет. Несмотря на то что его считали завидным женихом, у него сложилась репутация человека неприступного. И в его окружении всё меньше становилось женщин, желающих обломать об него зубы. И вдруг, когда он уже и ждать перестал, чудо случилось. Он встретил её! И всё! Мир перевернулся!

Правда, она оказалась совсем не такой, какой он рисовал её в своём воображении в юности и в более поздние годы. Не юной девушкой с волосами, соперничающими по цвету с солнечными лучами, персиковой кожей и ярко-голубыми, широко открытыми навстречу миру глазами. Нет! Она была другой… Хотя светлые волосы, нежная кожа и голубые глаза были при ней. Но она была уже зрелой женщиной. Вдумчивой и серьёзной. И всё-таки он полюбил с первого взгляда и бросился в свою любовь как в омут с головой!

Но вовремя вынырнул. Сергей ведь тоже был уже не юным, взвизгивающим от восторга щенком. Он быстро понял, что вихрем эмоций её не очаровать. Красивые слова моментально увянут под её холодноватым оценивающим взглядом и станут такими же ненужными, как лепестки отцветших роз. Кстати, и охапки цветов не восхитят её, скорее вызовут раздражение. Одна роза, ветка сирени, несколько ирисов или лилий — вот что будет под стать её элегантному образу.

Мудрая, слегка уставшая и немного печальная, она была не готова к восторгам и страсти. Ей требовались спокойные отношения, скорее дружеские, чем любовные. И он решил умерить пыл и приготовился к долгому завоеванию её доверия, оставив покорение сердца на долгую перспективу. Что ж, терпения ему было не занимать.

Брусилов набрал знакомый номер телефона и, услышав голос с лёгкой хрипотцой, проговорил в трубку:

— София…

В это время в дверь постучали, и тут же в приоткрывшуюся щель просунулась голова секретаря Сергея Можжевельникова, которого злые языки их конторы за глаза называли мальчиком на побегушках. На самом деле в этом не было ничего унизительного. Сергей учился на юридическом и подрабатывал в их конторе.

— Чего тебе? — спросил Брусилов, прикрыв трубку рукой.

— Сергей Константинович, там к вам по важному делу.

— Хорошо, пускай войдут.

Брусилов тяжело вздохнул и проговорил в трубку:

— Извините, Соня, я перезвоню.

— Ничего, Серёжа, — отозвался голос из трубки, — я же понимаю, работа.

Да, она на самом деле понимала. И это было ещё одной ценной чертой её характера, которой Брусилов очень дорожил.

⁂

Нонна Родионовна Потапова, Нонночка, тоже попала под чары весны и влюбилась. Впрочем, это было вполне естественно в её возрасте. Девушке только что исполнилось восемнадцать лет. В то же время Нонна Потапова вовсе не была наивной дурочкой, она была серьёзной девушкой и профессию себе выбрала соответствующую. Нонна училась в медицинском университете. Она собиралась стать кардиохирургом, как её отец Родион Ювенальевич и дед Ювеналий Аркадьевич Потаповы.

Бабушка Дуся, Евдокия Ивановна Потапова, выбор внучки одобряла. А мнение остальных не было столь уж весомым для Нонны.

Но вот угораздило же её влюбиться в студента филологического факультета Борислава. Фамилию его даже упоминать не хотелось, так как она давала повод всем её подружкам и однокашникам для соревнований в остроумии: Труба. Борислав Труба! Девчонки так и дразнят её теперь: «Ой, Нонка, тебя Труба зовёт».

Хорошо, что характер у Нонны уравновешенный, спокойный, и вывести её из себя практически невозможно. Поэтому шутники и не надрываются, бросят пару шуточек и успокаиваются. Зато сам её Борюсик тот ещё приколист. Например, в самом начале знакомства, узнав, что Нонна готовится стать кардиохирургом, он одобрительно хмыкнул:

— Хорошую ты себе выбрала профессию.

Она посмотрела на него вопросительно, что-то в его голосе насторожило её, но Борислав тут же успокоил Нонну:

— Нет, я серьёзно, классная у тебя будет профессия, нужная людям.

И тут же добавил:

— Просто я вспомнил миф про сердечки.

— Про какие сердечки? — переспросила Нонна, вспомнив, как вкусно бабушка Дуся запекает куриные сердечки с луком и картошкой. «Уж не увлекается ли Борюсик кулинарией, — подумала Нонна и невольно улыбнулась, — тогда точно ему труба!» Бабушка Дуся терпеть не может, если кто-то посторонний топчется на кухне. Это её исконная территория. Она даже Нонну оттуда гонит со словами: «Вот помру, тогда и будешь тут хозяйничать». — «Что ты, бабушка, — искренне возражает Нонна, — живи ещё сто лет!» — «Проживу, — отвечает бабушка, — если ты не станешь хватать мои кастрюльки и сковородки». Так что Борюсику точно труба! Но оказалось, что Борислав кулинарией если и увлекается, то только в потребительском смысле — любит хорошо покушать. А сердечки он имел в виду совсем другие…

— Я о тех сердечках, что рисуют на открытках, например, ко Дню всех влюблённых.

— И что же с ними не так, с этими сердечками? — неосторожно полюбопытствовала Нонна.

— По одной из фривольных версий, — начал он с энтузиазмом, потом притворно вздохнул, — впрочем, я боюсь тебя смутить.

— Выкладывай, не тушуйся! — потребовала Нонна.

— Ну ладно. Ты, наверное, знаешь, что у древних греков была богиня красоты, которую звали Афродитой.

— Это все знают.

— Ты уверена? — усмехнулся он.

Нонна неуверенно кивнула.

— Ну ладно, не в этом суть.

— А в чём?

— У этой Афродиты было как бы и второе имя — Афродита Каллипига, что переводится как «Афродита с прекрасными ягодицами». Вот и считается, что изображение сердечек сделано с ягодиц этой богини.

— Ничего крамольного в твоей версии нет, — заверила его Нонна, вопреки ожиданиям парня и не думая покрываться румянцем смущения.

«Не на ту напал», — с лёгким сожалением вздохнул про себя Борислав. Но тут же довольно хмыкнув, продолжил:

— Так самую крамольную версию ты ещё и не слышала.

— Выкладывай уж и её, — посуровела Нонна.

— А ты руки распускать не будешь? — со смехом спросил он.

— Нет.

— Точно-точно?

— Я никогда не обманываю, — заявила Нонна.

Борислав приподнял брови и подумал про себя: «А вот в этом ты, голубушка, не зарекайся. В твоей профессии ложь во спасение такое же лекарство, как нож хирурга и успокоительное на ночь». Вслух же он сказал:

— По второй версии, сердечко формой и цветом напоминает головку мужского члена… — При этом лукавый взгляд его говорил: «Ну что, съела?»

Но Нонна и глазом не моргнула.

— Что ж, похоже, — изрекла она с видом знатока.

У Борислава чуть с языка не слетело: «Где же это ты успела оригиналов насмотреться», но он вовремя прикусил язык — всё-таки Нонна будущий медик. Им в университете небось и не такое показывают… На ум пришли потрошение лягушек, мучения лабораторных мышей, и он загрустил.

— Ты чего нос повесил? — спросила Нонна, заметившая перемену в его настроении.

— Так, ничего, — ответил он и перевёл разговор на другую, более безопасную тему: — Пошли в воскресенье в краеведческий музей.

— Вообще-то раньше, бабушка рассказывала, девушек на первое свидание в кино приглашали, — проговорила Нонна притворно мечтательно.

— Да? — недоверчиво переспросил он и ответил: — Во‐первых, у нас с тобой уже не первое будет свидание, а как минимум второе, во‐вторых, мы не малолетки, чтобы на последнем ряду тискаться, и в‐третьих, кино теперь уже не то…

— Убедил, — рассмеялась Нонна.

— Ну, раз убедил, тогда скажи, что ты имеешь против истории родного края?

Нонна округлила глаза:

— Да ничего я против неё не имею.

— Тогда идём в краеведческий музей. — Борислав протянул девушке руку ладонью вверх.

— Идём! — звонко хлопнула она своей ладошкой по ладони парня.

В музей они сходили и остались довольны и им в общем, и новыми экспонатами в частности, а главное — друг другом.

Об особенностях характера Борислава можно было говорить до бесконечности. Так, в самом начале знакомства Нонна спросила Борислава:

— Ты любишь детей?

— С чего это ты взяла? — так явно перепугался он, что Нонна не выдержала и расхохоталась. Он смотрел на неё недоумёнными глазами. А Нонна, отсмеявшись, объяснила:

— Просто я подумала, что ты после университета хочешь стать учителем.

— Боже упаси! — вырвалось у него. — Я собираюсь стать журналистом.

— Ага, — подколола его Нонна, — детей ты учить не хочешь, а жареные сплетни выплёскивать со страниц жёлтых газет — самое то.

— Ничего подобного, — обиделся Борислав, — я собираюсь работать в серьёзном журнале, поэтому и учусь на филологическом.

Больше они к этой теме не возвращались. Но очень скоро Нонна поняла, что, несмотря на свой весёлый характер, Борислав — кладезь знаний не только по литературе, языку, но и по истории, философии, он неплохо разбирается в живописи и вообще в искусстве. Любит театр, отдаёт предпочтение классической музыке. А как он фотографирует! И… разводит дома кактусы. Для души, как он ей объяснил.

Нонна не была поклонницей кактусоводства, но разумно рассудила, что её любимый человек имеет право на оригинальное хобби. Хотя лично она предпочитала розы, тюльпаны, пионы, сирень, ландыши. И в этом не было ничего оригинального для девушки её возраста, как, впрочем, и для любой другой среднестатистической женщины.

Было, однако, ещё одно «но». Рассудительную Нонну слегка беспокоило, что скажет об объекте её любви Данила Ильич… Ей очень хотелось, чтобы они понравились друг другу. Тем более что отказываться от Борислава Нонна не собиралась. Так что теперь мяч был на стороне Сафронкова.

⁂

Было шесть часов вечера. Хозяин небольшого магазинчика, торгующего всякой снедью и бытовой химией, Эдуард Иннокентьевич Кобенко сам сидел за кассой. Народу было мало, и Эдуард вполне мог смыться, оставив магазин на своего зама Алину Кутафьеву. Алина была тёткой хорошей, покладистой, одна воспитывала двоих сыновей-погодков и никогда не спорила с хозяином по коммерческим вопросам. Звала его наедине Эдиком, по-матерински опекала, подкармливала домашними борщами, котлетами и пирожками, советовала жениться. А он в ответ только посмеивался и подбрасывал ей деньжат сверх зарплаты в те месяцы, когда шла активная торговля и прибыль была ощутимой для его кармана. К тому же он разрешал Алине брать домой из магазина продукты, невольно вспоминая, что они с братом тоже росли без отца. Мать надрывалась на двух работах и слегла, когда они только-только оперились. Эдуард тяжело вздыхал и корил себя за то, что не уберёг мать от хвори и раннего ухода.

Брат его Иннокентий, или, если ласково, Кеша, после школы уехал учиться в Москву, там и остался. А он окончил торговый техникум, решив, что и этого образования ему за глаза хватит. Поначалу Эдуард помогал брату, но потом тот окончил университет и укатил на стажировку в Канаду. Там женился и осел. Эдуард брата не осуждал, хотя, чего греха таить, хотел бы, чтобы тот со своим семейством был у него под боком. Но, видать, не судьба. Брат часто звал Эдуарда на постоянное жительство к себе, но тот отнекивался, отговариваясь русской поговоркой: «Где родился, там и пригодился». Иногда, правда, ездил к брату в гости. И всякий раз ворчал:

— Чего тебе в России не жилось? Тот же климат, та же холодрыга зимой.

Брат в ответ только посмеивался. А вот за что Эдуард брата уважал, так это за то, что он не только сыновей научил по-русски говорить — даже жена Кешкина на русском вполне прилично лепечет.

Эдуард вздохнул и подумал о том, что неплохо было бы со Светкой закатиться в клуб «Рыжая ослица». Но она, вишь, сегодня не может. Жаловалась, как всегда, на мать и намекала, что неплохо было бы им оформить свои отношения.

Легко сказать — оформить отношения. Было бы что оформлять. Нет, Эдуард ничего не имел против Светы, как женщина она ему нравилась. Но жениться — это совсем другое дело. К тому же отношения у них со Светкой были запутанные. Он встречался с ней пару месяцев, а потом как-то так случилось, не на трезвую, конечно, голову, что он сошёлся с её подругой Софьей и даже стал жить с ней. Но в один прекрасный, вернее, совсем не прекрасный день Софья отправилась на кастинг. Вбила девка себе в башку, что она создана для того, чтобы блистать на подиуме. И надо же было такому случиться, что на неё запал директор модельного агентства. И не так чтобы переспать пару раз и расстаться, мужик настолько потерял башку, что развёлся с женой, осиротил двоих детей и женился на Соньке. А Эдуард остался с носом. Или с рогами? Неизвестно, как правильно. Он сначала, конечно, запил. Но потом одумался — благодаря Алине, которая точила его денно и нощно, всячески наставляла на путь истинный, даже проявила своеобразное новаторство и подсунула ему диск со старой песней, в которой пелось о том, что если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло. Как ни удивительно, этот психологический приём Алины подействовал, Эдик из запоя вышел. И опять начал встречаться со Светланой.

«Дурак, конечно, — думал сам про себя Эдуард, — но видать, мне так на роду написано».

Эдуард вздохнул в который раз и подумал о том, что магазин он всё-таки сегодня оставит на Алину, тем более что до закрытия осталось всего ничего, и один завалится в «Рыжую ослицу», а там авось и познакомится с какой-нибудь скучающей девицей, чтобы скоротать вечер, а может быть, и ночь. Это уж какой расклад выпадет.

Он уже было поднялся со стула и собрался крикнуть Алину, как вдруг дверь магазина распахнулась, и в неё влетел разноцветный смерч. Лишь когда это явление природы остановилось перед Эдуардом, он узнал в нём Софью.

— Ты, — закричала она, наставив на него палец, — сволочь ты! Вот кто ты есть!

— Сама сволочь, — не остался в долгу Эдуард, — говори, чего пришла, и уматывай отсюда!

— Чего я пришла? — закричала молодая женщина. — В рожу твою бесстыжую пришла плюнуть! Не успел мой след остыть, как ты опять к Светке клинья подбил! А она, между прочим, моя подруга!

— Значит, тебе можно замуж выходить, а мне полагается верность блюсти? Может, мне ещё в монастырь уйти прикажешь? — спросил он ехидно.

У Софьи от ярости перехватило дыхание, она разевала рот, но не могла произнести ни слова.

— А о том, что Светка твоя подруга, — продолжил Кобенко, — надо было раньше думать, в тот самый миг, когда ты меня в первый раз в койку тащила. Знала ведь, что я со Светкой сплю. Но это тебе никак не помешало.

— Наглец! — прорвало Сафронкову. — Это, значит, я тебя в койку затащила? Постыдился бы так нагло врать!

Софья уже собиралась вцепиться Эдуарду в волосы, как из служебной двери выбежала Алина, а вместе с ней здоровенный грузчик, он же надсмотрщик за порядком в магазине, Емельян Ухватов. Алина указала на Софью, и Ухватов, не произнеся ни слова, схватил её за шкирку, точно кутёнка, и вышвырнул из магазина. Софья грохнулась на тротуар, порвала джинсы и до крови ободрала коленки. Охая и визжа, она с проклятиями бросилась к магазину, но дверь была закрыта изнутри. Поругавшись ещё несколько минут, Софья, прихрамывая, двинулась к своей машине, забралась в неё и уехала.

— Спасибо, братцы, — сказал между тем Эдуард Алине и Емельяну, — выручили, век не забуду.

— Да чего там, — отмахнулся Ухватов.

А Алина ничего не сказала, только покачала головой.

— Да исправлюсь я, исправлюсь, — счёл он нужным заверить её в который раз.

Вернувшись домой, Софья долго отмокала в ванной. Она сама не знала, чего её понесло к Эдуарду. Хотя, нет, знала, просто признаваться себе не хотела. Перед этим она долго звонила мужу, но телефон Данилы всё время был занят, а потом и вовсе отключился. И тогда невольно всплыли в памяти слова Светланы о том, что её Данила сделан из другого теста. А выходит, что вовсе и не из другого. До Данилы было не дотянуться, вот она и решила сорвать зло на Эдуарде. Хотя он прав, она первая ушла от него, украв его перед этим у Светланы. Казалось, всё вернулось на круги своя. Но Софья почему-то была уверена, что Эдуард будет о ней тосковать. А оно вон как вышло, быстро он утешился, и опять же со Светкой. Засыпая, Софья поклялась отомстить изменщику. Только кому из двоих? Мужу или любовнику? Или им обоим…