Познающее тело. Жизнь многомерного интеллекта от клетки до события

Наталия Аирд

Книга-путешествие в удивительный мир знаков, среди которых мы живем. Она раскрывает глубинную структуру сознания и его творческий потенциал.Что такое многомерное мышление с точки зрения современной науки? Как общаются клетки организма, и как это влияет на личность? Почему слова и образы меняют наше восприятие? Что выбрать: горы или море? Почему животные делают нас лучше? Существует ли интуитивное питание? Когда сбываются мечты?Ответы на эти и другие вопросы качества жизни вы найдете в книге.

1. Что такое «Познающее Тело»

Новая история тела

От кого произошел человек? Как дышать в условиях учащающихся лесных пожаров? Как подобает относиться к людям старшего и младшего возраста? Чем питаться? Когда заниматься спортом? Чем занять свой мозг в выходные? Что надеть на пляж? — Список общих и частных телесных вопросов безграничен. Ответы на них мы ищем беспрерывно с самого рождения.

Жизнь физического тела бьется, пульсирует, и, если эту пульсацию изобразить линией, мы увидим изумительную диаграмму, так ясно отражающую историю человеческой цивилизации. С ее сменявшимися бытовыми обычаями, культурными традициями, социальными напряжениями, войнами и примирениями, экологическими проблемами, научными прорывами, материальными и духовными достижениями. Нет ни одной личной сферы и уголка в общей эволюции, в которых бы не побывало человеческое тело. Ни одна нация не сформировалась без отношения к своей телесности.

Поэтому этот неизменный свидетель наших взлетов и падений имеет и собственную историю отношений. Непросто и неоднозначно складывалась она в разных странах и эпохах. И уже давно в центре этих отношений закрепилось противоречие между телом, душой и разумом.

Традиционно в первобытных, древних или молодых культурах сознание и телесная форма мыслятся в неразрывном единстве. Но в общей истории уже с развитием многих религиозных и философских учений примерно с конца античности, психика человека начала, образно выражаясь, «покидать» тело, а тело «махнуло рукой» быстро отдалявшемуся разуму. В восприятии человека образовался разрыв между столь разными частями самого себя, который стремительно увеличивался. Хотя диаметральные взгляды всегда существовали, отношения к телу были (и остаются) воплощением главных дуальностей, дилемм и оппозиций. Телу приписывались страсти, которые «укрощали», его нужды игнорировали, а в силе и красоте его воспевали. В истории этого конфликта тем сложнее шла борьба души и тела, чем сильнее действовали ограниченные знания о человеческом устройстве или религиозные табу, особенно ярко охватившие умы в средние века.

Следует отметить, что такому расщеплению человека на «грубые» и «тонкие» составляющие содействовали не только антителесные воззрения отдельных религиозных направлений, но и научные. Всякий раз, когда понимание природы инстинктов, чувств, идей еще не достигало глубокого и гуманного осмысления, тело оказывалось крайним. Оно преследовалось, очернялось, осуждалось и задавало культ борьбы с грехами, недостатками, недостоинством или неполноценностью. Отчуждение от собственного тела все больше укореняло представления человека «сознание — не тело», «я — не тело».

С одной стороны, подобные идеи диктовались самими периодами развития общества и местами их возникновения. Когда договориться с собственным слишком близким, видимым и инертным проявлением, не всегда подчинявшимся воле и разуму, было сложнее, чем в современное время. Понимание, лечение и тем более возможность справляться с физическими или психическими трудностями в прошлом зачастую затруднялись отсутствием таких возможностей в массовом масштабе. Они требовали больше информации, менее агрессивной внешней среды и более рефлексивного образа жизни — условий, которых по большому счету не было. Исключение «главного» источника страданий из внимания оказывалось утешительным и, в отдельных случаях, необходимым, поскольку позволяло отвлечься от повседневных переживаний и задаться вопросами выживания, двигавшим цивилизацию в более комфортные условия. Идеи загробной жизни, высших миров и их альтернатив также давали надежду, утешение и перспективу попасть в более комфортные условия по сравнению с видимыми (телесно переживаемыми).

Примечательно, что «разрыв» сознания и тела подпитывала также сама телесность — развивающаяся способность мозга генерировать много энергии на уровне высших смыслов, умение мыслить словами и отвлеченно от объекта размышлений (наличие метакогнитивных процессов). Это способствовало ощущению, что сознание живет в голове или за пределами живой формы, а тело подобно машине им управляется.

При этом характер таких отношений между телом и осознаваемой частью личности не ограничивался личным выбором или идеологией. История их оказалась настолько всепроникающей, что растянулась в полный рост на столетия социокультурных противостояний и примирений. Фактически все, что было завязано на видимую телесную разницу, вызывало либо сопротивление, либо восхваление, либо учтивое признание. Самые острые вопросы прав этнических групп (по цвету кожи, волос, форме лица), женщин и мужчин (внешние половые признаки), прав пожилых, отношения к недугам, даже животным, растениям и другим организмам, в корне отличным от внешности человека, — решались либо признанием таковых особенностей, либо вызывали проблему отрицания и непримиримости. С этой перспективы, не умоляя культурных различий и других факторов, создающих общественную историю, суть борьбы за неотчуждаемые права разных существ можно было бы обобщить в два простых вопроса: «Какая внешняя форма наделена каким сознанием? Что ей нужно и можно позволить?»

Человеческая личность не может похвастаться абсолютной телесной непредвзятостью. В ней всегда действуют знания более или менее привычного, типичного или стандартного. Поэтому малопонятным и нетипичным формам порой отказывали в праве на сознание, душу, а то и само тело. Показательна история утконоса, в которого вначале не поверили из-за его причудливых признаков птицы, млекопитающего и рептилии. Зверек пару веков кочевал из одной классификации в другую, пока не нашел свое (удовлетворяющее нас) место в нашей картине мира.

Поэтому вопросы телесной формы и ее способностей всегда насущны для людей. А природа неумолимо продолжает удивлять нас своим многообразием, непредсказуемостью и заставать врасплох. Пока тело тысячелетиями познавало любовь и страдания, унижение и признание, отчуждение и внимание, училось танцевать вальсы, садиться в позу лотоса или реверансы, «память тела» пополнялась новыми опытами адаптации и взаимодействий. Даже за последний век человек сильно изменился не только внешне, но и внутренне.

Столь краткий и выборочный экскурс в историю отношений с физическим телом показывает, насколько значимо то, что мы понимаем о себе как форме жизни. Мыслить об истории человека отдельно от истории его отношений с телом практически не представляется возможным. В то время как расширение понимания телесных свойств и возможностей — есть преодоление огромного количество коллективных и индивидуальных ограничений.

Что происходит с телом сейчас? Современный образ жизни в условиях информационной перегрузки и недостатка физической активности стал приводить к более частым сбоям тех самых высших психических функций, которые должны были поддерживать осознавание и отвлеченное мышление. В результате продолжающейся технической автоматизации возвращение внимания людей к своей телесности и преодоление упомянутого «разрыва» возникло естественно, как некогда его оппонент, — чтобы выровнять баланс, нарушенный разделением изначально единой живой информационной телесно-чувственной духовной системы.

Особый интерес общественных наук к телу наметился примерно в первой половине двадцатого века. Со второй половины века и по настоящий момент взгляды соматических и телесно-ориентированных школ, герменевтики телесности, холистической медицины, различных теоретических и практических био-направлений продолжают набирать силу. Объединяет эти разносторонние поиски необходимость объяснить суть телесной основы и ее неразрывную связь с другими человеческими проявлениями: идейными, чувственными, двигательными, речевыми, поведенческими и другими, — и таким образом создать опору для оптимального развития человека.

Кроме того, полемика вокруг сознания в разных дисциплинах и новые подходы к его определению привели к расширению понимания вопроса. В формулировках «тело погружено в сознание», «сознание растворено в теле», «материя — плотное свойство сознания», «язык ДНК», «квантовый мозг» звучит сдвиг в сторону интеграции идеальных и элементарных элементов жизни в научной картине мира. В то же время растущая востребованность различных оздоровительных практик свидетельствует об уже сложившейся среди людей тяге к пониманию собственной целостности и открытости к новым методам ее освоения.

В век развития информационных технологий, на новом витке истории тела, заметно выделился вопрос существования организма как живой информационной структуры, включающей все ее более и менее «плотные» подуровни. И также как исследования сознания других живых форм подняли в чем-то неудобные вопросы морального толка, признание сознательности тела, выдвинули на первое место вопросы внутренней и внешней экологии, новую этику отношения к себе и окружающим. Экология жизни стала ведущим вопросом новой истории тела в целом.

Чтобы преодолеть все еще бытующий разрыв между тем, что мы обычно называем «телом» и «сознанием», нам предстоит вспомнить, в чем они проявляются.

И для этого обратимся к главному вопросу жизни. Ее смыслу. И появлению смысла.

Многоуровневый интеллект человека

«Сейчас Ари было около шести. Он сидел на улице теплой осенью и уныло играл уже оголевшей веткой дуба. К ветке он примотал кусочек сахару, который был утерян вчера и терпеливо пролежал у деревянного крыльца на пожелтевшей траве, едва похрустывая и впитывая влагу. Несколько муравьев нашли его и хаотично забегали по прилаженной палке. Они забавно шевелили усами и выглядели маленькими черными точками, которые одинаково и беспорядочно двигались. Сгорая от любопытства, он взял одну из «точек», сжал пальцами и зажмурился.

Открыв глаза, он тут же отметил, что знатно вытянулся. Руки его казались на несколько лет длиннее, а темнеющие внизу стопы странно выглядывали из-под стола, как две затаившиеся рыбы. Зеленые стены, холодный снег за окном, серьезный джентльмен с седыми усами рассказывает своим подопечным, что муравьи — это насекомые, они живут общинами; в муравейнике есть разные виды муравьев, разделение труда и удачно организованный быт: амбар для зерна, хранилище для мясной пищи, ферма для доения тли, больница… Ари зажмурился вновь.

Он открыл глаза почти век спустя в большом красивом зале. На столах лежало множество мягких книг в ровных переплетах. Листая страницы, он узнал, что насекомые постоянно общаются и договариваются: кому, куда, как далеко идти, что и где можно найти… Снова вспышка.

Он опять в той теплой осени на приусадебном участке. Перед глазами шайка уцелевших муравьев; но что-то с ними случилось. Теперь у них собственное общество и дом. Теперь они будто переговариваются, блуждая по ветке. Теперь его приманка для них совсем не случайно найденный клад, а трофей. У Ари неожиданно защекотало внутри. Он почувствовал, как в сердце зарождается новая, доселе неизвестная ему история. История отношений с ними. А не отношения к ним».

(Отрывок из рассказа «По соглашению сторон»)

Люди склонны искать в мире именно «людские» признаки жизни, сознания и мышления. Это связано с так называемой интерпретационной программой. Мы еще вернемся к ней, когда затронем творчество. Сейчас лишь отметим главное — она является набором мыслительных шаблонов, физиологически обусловлена, и (в том числе) благодаря ей мы склонны объяснять все неизвестное через известное.

Разделение себя на части более и менее живые, важные, более и менее духовные всегда связано с наличием большего или меньшего осознания этих частей. Чем уже видение и представление о них, тем менее существенными они кажутся. Ведь они не демонстрируют ожидаемые признаки сознательности, развитости, духовности. В то время как неожидаемые признаки отфильтровываются и не видны аналитическому глазу.

В психологии борьбы человека с собой, вкратце обозначенной в прошлой главе, можно заметить, что нечто подобное происходит с восприятием телесной, психической и умственной жизни. Телесные структуры в совокупности были видимы, но не понимаемы. Что и как ими движет? Структуры психики, такие как эмоции, чувства, образы, спонтанно вспыхивали, но не были видимы во внешнем пространстве. Что и как движет ими? Структуры понятий, значений слов как будто существовали в уме, но как они связаны с телом? Есть ли единая движущая сила (сознание) для столь разных проявлений? Отсюда: телесная часть человека неразумна и механична, эмоциональная — происки демонов, а ум — единственный пункт контроля этой неразберихи. Вот такие суждения были возможны.

Поскольку история отдельного человека повторяет вехи истории человечества, даже сейчас люди, уверенно настроенные на оздоровление и саморазвитие, могут поделиться суждениями: «Своему телу верить нельзя, оно живет инстинктами», «Эти мысли не мои» и т. п. Такая самофрагментация — отголоски прошлого, длительного расщепления, которое медленно и все же преодолевается благодаря расширению нашей картины мира.

Указанные направления примыкают к биосемиотике, получившей активное развитие с 60-х гг. прошлого века. В древнегреческом сема — это «знак, признак». Наука о знаках — семиотика — занимается знанием, его приобретением и хранением посредством всевозможных операций со знаками. Знаки могут быть языковые, цифровые, визуальные, химические, акустические и другие. Приставка био означает, что работа со знаком происходит внутри, между и средствами живых организмов. Т.е. сама биологическая система, будь то муравей или человек, создает, обрабатывает и интерпретирует знаки и их значения в воспринимаемом ею мире. Этот процесс называется семиозисом.

Простой пример семиозиса, т.е. образования значения, — это интерпретация слова. Человек приписывает слову то значение, которое выучил в языке и которое сочтет подходящим по ситуации. Кроме того, каждый говорящий использует слова как средство для передачи своих сообщений собеседнику, читателю или слушателю. Когда мы передаем, воспринимаем и обрабатываем смысл чего-то — имеет место семиозис, процесс создания значения.

Важная идея биосемиотики в том, что смысл появляется на более фундаментальном (биологическом) уровне, чем казалось ранее [1]. Этот вывод стал естественным результатом накопления данных о Жизни как таковой, а также вопросов, на которые разделяющие подходы не давали ответов. С одной стороны, представление об организме как о «машине» дало сбои в начале прошлого века, когда игнорировать отклонения и непредсказуемости в ее «механической» работе уже не представлялось возможным. С другой стороны, чтобы описать обработку знаков и появление смыслов (семиозиса) в микромире и пристально изучать взаимодействия растений, насекомых и других форм жизни, понадобилось отказаться от второй крайности — в веках сложившегося «очеловечивания» природы, характер которого чаще носил привкус аллегории, символизма и воспринимался скорее воображением, нежели приводил к удовлетворяющим выводам. Биосемиотика ознаменовала целенаправленный переход к исследованию существующих способов познания, знаковых взаимодействий, внутри и между разных живых форм.

Действительно, процедуры интерпретации и вычленения значений, как в случае с человеческим словом, происходят и на несловесных коммуникативных уровнях: внутриклеточном, межклеточном, генетическом и других. Помимо мышления словами, есть мышление качественно другими знаками. А также теми, которые напоминают словесные знаки и служат предпосылкой для их появления в уме и речи человека.

Внутри всех организмов, одноклеточных и многоклеточных существ, порождаются значения и интерпретируются знаки, благодаря чему, они могут жить, передавать информацию последующим поколениям и вносить свой вклад в биологическое и информационное разнообразие. В этом смысле вся эволюция зависит от знаковых процессов, семиозиса, т.е. мышления в его самом широком представлении. К примеру, червяк ударяется о камень и обползает его стороной — он «читает» некий знак, важный для своего свободного движения. Для этого ему не нужно обладать мозгом и нервной системой как у человека, но важно обрабатывать значимые для него знаки и коды внутри его мировосприятия, способностей и среды обитания. С этой перспективы именно знаковые отношения (семиотические) соединяют живые системы на всех уровнях существования от клетки до био-, инфо — и семиосферы.

В этих средах любое существо самонастраивается на внутренние и внешние взаимодействия, обучается, действует, приобретает опыт, изменяется и изменяет среду, что ведет к его эволюции и эволюции зависящей от него среды.

Поскольку от познания и мудрой интерпретации знаков зависит существование всех организмов, центральным понятием здесь является сам семиозис. Томас Себеок красиво описывает семиозис как «инструмент, который гарантирует стабильность любого живого существа, будь то в микровселенной лилипутов, с которой работают генетики и вирусологи, или в мире гульверских размеров, где мы пребываем изо дня в день; или <…> биосфере — макроструктуре, великане, который покоится на величественном голубом мраморе» [2].

Семиозис в сложном человеческом организме уникален по ряду причин.

Во-первых, человек — многоуровневая живая знаковая система. Она состоит из нескольких качественно отличающихся познающих подсистем.

Основные из них представлены: а) микрожизнью внутри организма (клетки, бактерии и их совокупности), б) жизнью цельного чувствующего макросущества, познающего окружающий мир и состоящего из тех же клеток и бактерий, и в) интеллектуальной жизнью личности со свойственной ей языковой коммуникацией, но также являющейся макросуществом, состоящим из клеток и бактерий.

Обычно слово «интеллект» описывает эту последнюю подсистему в иерархии, где наблюдается активная работа ума. Ведь именно благодаря уму мы анализируем и решаем свои жизненные задачи. Однако одна клетка, как справедливо отмечает когнитивист Д. Фаваро, является интеллектуальной в значении «системы, решающей проблемы органически» [3].

Мы, люди, состоим из множества клеток. Наше тело — более крупная интеллектуальная единица, сумма интеллектуальных сообществ разных групп клеток. И это уже организменный интеллект, разные ткани, органы связаны воедино для решения задач всего организма. Далее мы решаем задачи в общении с другими существами, еще не располагая аналитическим умом. И потом наш привычный социо-культурный интеллект, опосредованный словами, формирует еще один уровень этой многоуровневой познающей системы.

Во-вторых, между указанными уровнями существует непрерывная преемственность.

Словесный язык как проявление человеческого разума — не искусственное изобретение культуры. Он берет свое начало в «языке» клеток, т.е. организменных взаимодействиях. Неподготовленного читателя это может обескуражить или даже шокировать. Однако это доказанный факт. Человеческая логика и способность рассуждать изначально развиваются из логики самой жизни одноклеточных существ и их групп, из которых мы состоим. Этот интересный и важный взгляд на эволюцию и экологию мышления высказывал итальянский онколог и философ 20 века Георгио Проди в книге «Материальные основы значения». Наши способности к познанию и оперированию знаками не исключительны, указывал он, а «являются продуктами развития намного более простых форм жизни природных и распространенных форм семиозиса» [4].

Семиотический подход к Жизни позволяет наладить мосты и снять противоречия между ранее сложившимися и мнимо противоборствующими силами тела и сознания, культуры и природы. Понять, как и что связано не только в нашем внутреннем мире, но и внешних событиях. Более того, биосемиотика объясняет целенаправленность, сознательность даже самых простых живых форм, которая с точки зрения последователей интеллектуального дизайна, не имела научного объяснения [5].

Все это помогает нам увидеть человека (и других существ) как целостные познающие сущности. Т.е. примирить некогда отделившееся интеллектуальное сознание от «молчаливого» и материально проявленного телесного, в их корневой неразрывности, единстве, пластичности и преемственности. Вместо духа, проживающего в телесном «скафандре», перед нами предстает система многоуровневого интеллекта, сознания, отлично проявляющегося в разных формах, но объединенного единым стержнем — познанием жизни. Процессом коммуникации и эволюции.

Так взглянуть на экологию, этику, здоровье, повседневные выборы и реализацию человека значит по-новому взглянуть на тело, которое нужно беречь, не только потому, что это транспортное средство для получения удовольствия от жизни. Плоть — это такая часть сознания, которая живет в иных мыслительных процессах, но одновременно схожих с сознанием личности. Она создает основу для появления последнего, обеспечивает и поддерживает его. Человеческое «Я» является их совокупностью, но не ограничивается лишь ими.

Где нет сознания?

Сознание имеет множество трактовок, и даже в быту мы говорим о нем, подразумевая разные вещи. Исторически сложились два основных подхода к определению сознания.

— Узкий подход. Сознание возникает только на определенном этапе развития организма и полностью отсутствует на его ранних этапах; все, что не достигло этого этапа — не обладает сознанием (теория так называемого эмерджентизма). Данный подход поддерживает упомянутое отделение от тела. Длительное время он был востребован, но не давал ответов на вопросы очевидных психотелесных связей.

— Широкий подход. Сознание существует изначально везде (панпсихизм). Этот взгляд прошел свою эволюцию от человекоподобности всего сущего до идеи, что сознание имеет разные формы.

Как эти подходы применимы к человеческому сознанию? Вообразите, что мы нашли дитя, которое вырастили животные. Сначала ребенок в известном смысле бессознателен — он не может обдумывать, объясняться и контролировать себя посредством человеческого языка. Языковое сознание исследуют лингвисты и нейроспециалисты, затрагивающие способность принимать и обрабатывать информацию через сложное символическое мышление.

Дальше наш Маугли понемногу учится говорить и уже становится полноценным членом общества. Но время от времени в нем просыпается животная натура, он забывает о своей принадлежности к людям. Думая, что он волк, медведь или змея. С психологической точки зрения это можно назвать «потерей» сознания. Сознания личности. Конкретного набора характеристик и опытов, с которыми человек отождествляется. Кроме того, когда он засыпает крепким сном, он тоже «теряет» сознание — чувства, контроль тела, способность осознаваться в пространстве. Однако мозг продолжает работать, сердце бьется, и иммунная система работает — телесное сознание в действии.

Если продолжить поиски сознания, выяснится, что другим существам — растениям, насекомым, моллюскам, грибам — не нужен человеческий мозг, чтобы общаться на «языках» гравитации, химических веществ и в других сигнальных системах с окружающим миром. Одноклеточным, бактериям, вирусам даже не нужно быть видимыми глазу, чтобы сосуществовать с нами и развиваться. Сам базовый механизм жизни — общения с окружением и эволюции — свидетельствует о наличии общего двигателя. Познающего сознания. С учетом разнообразия проявлений и определений полный список его характеристик и видов очень длинный, если не бесконечный.

В этой книге мы примем срединный подход. Сознание, как проявление знаковых процессов и взаимодействий, заложено в разных живых формах жизни от малых до больших и на разных уровнях одной живой формы. Оно качественно меняется с новым более сложным уровнем развития существа, опираясь на предшествующие. В человеке все уровни сознания являются познающими, обучающимися и функционируют как единая система. Отличие между ними кроется в качестве знакового (семиотического — т.е. мыслительного в широком смысле) процесса, который различен по среде и типам знаков на каждом этапе эволюции человеческого существа.

Знаки и «умвельт»

Познание через коммуникацию и эволюция — обязательные черты и «правила игры» для всех существ. Любая коммуникация происходит посредством знаков. Что такое знаки? Зачем они нужны? Сколько видов знаков бывает? Попробуем разобраться.

Знаковое мышление (семиозис) есть у всех существ именно потому, что только распознавание значимых связей и отношений в мире позволяет прогнозировать жизнь и решать каждому его задачи. Например, семиотик и микробиолог Дж. Хоффмаер описывает это так: «По связи между длиной светового дня и приближающимся летом береза определяет, когда давать листья, игра солнечного света и теней сообщает пауку, где прясть паутину, а связь между неуклюжими движениями и легкой добычей сообщает хищнику, за каким из животных лучше охотиться, и также сообщает птице, как обмануть хищника и увести от гнезда» [6]. Оказываясь в пространстве знаков, мы попадаем в мир ключей, которые, по словам Хоффмаера, нужно каждому существу уметь понимать, чтобы наслаждаться жизнью. В этом смысле мы зависимы от этой способности. Любому организму (сознанию) нужно усвоить набор знаков визуального, акустического, обонятельного, тактильного и химического рода, посредством которых он может контролировать свое существование. К ним также относятся ультрафиолет, ультразвук, магнетическое, электрическое, солнечное, лунное, и много других коммуникативных средств [7].

Таким образом, мы обитаем в знаковой вселенной. Знаками оперируют и невидимые глазу одноклеточные и проявленные многоклеточные. И сами они являются знаками друг для друга.

В общем смысле, знаком для любого существа является отношение или связь между:

1) формой (визуальной, акустической, тактильной, ультразвуковой и пр.);

2) содержанием (явлением, объектом), стоящим за этой формой, ассоциирующимся с ней;

3) самой интерпретацией этого содержания воспринимающим сознанием.

К примеру, для человека написание «т-е-л-о» и произношение «т-е-л-о» — это графическая и акустическая формы. Они имеют содержание — «внешние и внутренние физические свойства организма или объекта». Вместе в нашем уме они создают языковой знак, некое единство формы и содержания, к которому мы обращаемся всякий раз слыша или читая это слово и которым пользуемся, чтобы рассуждать о теле. Например, говоря: «Мое любимое тело», вы можете иметь в виду свою внешность, которую отметили сегодня перед зеркалом, благодарность своей силе, которую ощутили после тренировки, или удовольствие от телесных ощущений во время солнечных ванн; эта же фраза может означать повод для приятного косметического ухода. Интерпретацию связи между формой и содержанием мы всегда выбираем в контексте.

Для медведей эти последовательности звуков и значков «т-е-л-о» не будут нести ясной информации, как для человека, и не станут поводом для таких познаний, рассуждений и действий. Зато в царстве медведей, где размеры и объемы имеют вес, большая форма и характер движения самого тела означают «сильное существо». Это признак, предлагающий осторожное поведение рядом с таким зверем. Медведю нужно будет выбирать: замереть, тихо удалиться или вступить в контакт. В свою очередь, для слонов высота не имеет «медвежьего» значения, поэтому знак для них будет другим. Растения, посредством фоторецепторов определяя свет и тень, следуют своим знакам: когда засыпать или просыпаться, в какую сторону вытягиваться, когда воздержаться от роста. Птицы понимают, когда петь или затихнуть. Пчелы, сообщают в «танце» своим собратьям по рою, где собирать пыльцу. У них собственная сигнальная и ассоциативная система. Микробы, бактерии, вирусы тоже хорошо ориентируются в своей среде.

Знак — это всегда форма и закрепленная или создаваемая в памяти существа информация о ней и ее значении.

Приведенные примеры демонстрируют, что знаковые взаимодействия и «картины мира» у разных существ могут быть очень разными.

Для некоторых существ, подтверждает Дональд Фаваро, весь мир — это набор исключительно звуковых, обонятельных знаков или знаков только ультрафиолетовых излучений. А для обычного человека мир хоть и наполнен сложными визуальными и акустическими опытами, в нем нет тонкой ультразвуковой и ультрафиолетовой реальности, напрямую воспринимаемой другими существами [8].

Так мы подошли вплотную к пониманию разных моделей мира. Еще в начале прошлого века зоосемиотик Якоб Икскюль ввел понятие «умвельт», которое получило развитие в работах Томаса Себеока. Оно означает особенности восприятия мира и поведения в нем, ту субъективную реальность, в которой проживает существо с присущим ему строением, способностями что-то и как-то ощущать, делать и познавать.

Изначально, особенности этого восприятия определяет строение существа и степень развития его природных способностей. Но важно подчеркнуть, что «умвельт» пластичен и постоянно развивается. Когда свойства сознания меняются, меняется познавательный фильтр, восприятие знаков (их понимание) и поведение существа. Скажем, по мнению профессора акустики Тимоти Лейтона, улавливать ультразвук все-таки могут новорожденные и люди со сверхчувствительным слухом. Что означает — для них такие звуки становятся неотъемлемой частью пространства, знаками, на которые они могут реагировать.

Сдвиг фильтра легко понять на примере изменения восприятия отдельного жизненного события. Например, вы обиделись на соседа, решив, что он поломал ваш дачный забор, когда неаккуратно выезжал со своего участка. При встрече вы не здороваетесь с ним, видя в нем нарушителя своего покоя. И решив, что привлечете его к ответственности, как только будете готовы поговорить об этой неприятности, вы принципиально откладываете возвращение забора на место. Затем, обнаружив неподалеку другой знак — упавшее дерево, у вас появляется новая интерпретация события, в которой роль обидчика исчезает. Негативный фильтр перестает работать. Ну что ж, бывает, деревья падают. Вы с готовностью беретесь исправлять положение и радостно приветствуете соседа при следующей встрече.

Подобные и более глобальные сдвиги происходят не только в ежедневном ситуативном восприятии, но и вообще по отношению к миру в течение индивидуальной жизни. И жизни человечества в целом. Мир кажется другим раньше и позже, в разные века. В совокупности эти изменения затрагивают «умвельт» целого вида и цивилизации.

Человек, как многомерное существо, имеет инстинктивную составляющую, присущую в большей и меньшей мере животным, культурную, свойственную человеку, и, конечно, духовную, присущую всем существам, как творениям нашей вселенной. Поэтому можно сказать, что человеческий «умвельт» — включает несколько вариантов восприятия мира и общения с ним. Или один многоуровневый «умвельт» с характеристиками, уникальными для каждого уровня. В каждом действуют знаки.

Есть разные типы знаков, которыми могут пользоваться все существа. По классической типологии математика и семиотика Чарльза Пирса можно выделить три основных:

1.Иконы. Знаки-картинки, знаки-слепки, знаки-изображения, знаки-отражения.

2.Индексы. Знаки-указатели, знаки-признаки, знаки-ориентиры.

3.Символы. Знаки условные, существующие по договоренности с собой или другими.

Все эти знаки описывают разные отношения между формой и содержанием.

Иконические отношения складываются, когда форма дублирует содержание, сам объект. Отпечаток пальца или стопы фактически изображает поверхность пальца или стопы. Ваше отражение в зеркале показывает то, как вы видите ваши формы. Завывающий гул ветра за окном передает именно его присутствие, а не огня или другой стихии. Тактильные ощущения холода сообщают о холоде, видение света — свет. Даже самое микроскопическое существо может отличить вредную для него радиацию благодаря ее прямому «отпечатку» на его живой системе.

Индексальные отношения имеют пространственный или пространственно-временной характер. Если вы в лесу и захотели пить, звук воды, идущий с севера, будет указывать на расположение источника именно там, откуда доносится звук. Яркость и высота солнца позволит понять, какое время суток. Озноб может быть признаком болезни. Стрелка на дороге «Вверх в гору» обозначит, что дальше следует движение вверх (многие дорожные знаки являются именно знаками-указателями). Для некоторых птиц и водных зверей свет есть признак безопасной территории, где можно найти пищу, а тепло воды — нужное направление плавания. Индексы всегда про отношения между объектами и явлениями в пространстве, которые помогают ориентироваться.

Символические отношения интересны тем, что требуют договоренности. В этом случае форма и ее отношение к пространству могут напрямую не соотноситься с содержанием. Примером символа является человеческое слово, в котором значение звука и графики принято в традиции. Считается, что изначально, все формы слов были мотивированы свойствами объектов, которые они называли, и можно было «вынуть» из словесной формы информацию о самом объекте, также как можно понять, что самовар — предмет, который сам варит. Однако сейчас истоки многих слов забыты, их звучание, написание и значения являются чистым соглашением. Так слово «одежда» просто обозначает любой предмет гардероба. Знаками-договоренностями пользуются не только люди, но и другие существа.

Рис.1.1. Пример трех видов знаков. Слева направо: изображение сердца, отражающее внешний вид органа (икона), пульс как признак работы сердца (индекс), стилизованное сердце как знак любви (символ).

Представьте, что вы оказались в холодных краях, где говорят на неизвестном вам языке. Вам нужна теплая одежда. Вы перебираете: «Мне одежду, clothes, kleidung, [от], кием, mavazi, sokker, пожалуйста». Никто не понимает. За этими звуковыми формами нет содержания, закрепленного в культуре местных: «предмета, используемого для защиты или украшения тела». Вы пытаетесь жестами указать на отсутствие на вас чего-то, демонстрируете дрожь, подразумевающую холод. Это естественные индексы, они более понятны, т.к. любое тело, переживавшее холод и чувствительное к нему, дрожит. Но для аборигенов температура вполне приемлема. Так может, вы рассказываете, что в ваших краях сейчас очень холодно? В конце концов, вы рисуете на земле голого печального человека, а потом радостного и одетого. Обводите одетого в круг, добавляете вопрошающий взгляд. Вам тут же приносят одежду. Икона самый простой и понятный знак, поскольку форма равна содержанию. В то время как символ (в нашем примере — слово) работает на договоренностях, он самый гибкий и широкий по значению из всех знаков.

Общение знаками — фундаментально для живых существ. Отличные от людей существа активно пользуются иконами, индексами и естественно передаваемыми по их культурной традиции символами. В то время как человек всегда создавал цивилизации на соглашениях — разрабатывал письменность и другие средства символической коммуникации. Тем не менее, человек не оторван от природы. Его живая структура включает разные познавательные процессы всех его составляющих: от клетки, члена клеточной группы, до члена природной среды, социума, культурного мира и вселенной. Нам остается выяснить, как устроен каждый уровень нашей динамичной развивающейся структуры сознания.

Структура «Познающего Тела»

Основные способности жизни

Также как коммуникация — сквозной принцип существования жизни, жизнь сама сквозная система с точки зрения коммуникации. Еще в прошлом веке языковеды и генетики замечали, что генетические явления по построению и действию отражают структуру явлений словесного языка. Т.е. языка, созданного человеком как социальным существом. Тогда это звучало больше как аллегория, удобный для сравнения образ. Но настало новое время убедиться — каким бы причудливым ни было человеческое творчество, сколько бы искусственными ни казались плоды нашей деятельности, создавать и разрушать мы можем лишь на основании знаний. Знания эти уже заложены в нас природой в виде системных связей, которые мы можем по-разному трактовать, поддерживать их естественный цикл или прерывать.

Живые формы на Земле, большие и малые, видимые и незримые разделяют общие особенности. Благодаря их наличию динамично развивается вся биосфера и без них жизнь не представляется возможной. Как мы уже выяснили, для личной и общей эволюции каждый организм должен уметь отслеживать и соблюдать условия своего существования и сотрудничества с окружающим миром. Поэтому случись даже инопланетянину попасть на нашу планету, ему понадобится запастись рядом способностей:

1. Способность определить свои границы и интересы (Я-центричность).

Без нее ни одно существо не может удовлетворять простейшие потребности. Это не эгоизм в его паразитическом значении. Чтобы необходимость в питании, самосохранении и более сложные нужды соблюдались, необходимо наличие «Я», — распознающего себя, окружающие условия и других, не входящих в границы его формы. Этой способностью обладает и каждая клетка человеческого тела, как индивидуальная живая единица.

2. Способность наблюдать и реагировать.

Будь то «датчики» той же клетки или пара глаз, или другие способы принятия и обработки информации, — они нужны для «прощупывания», исследования окружающего мира и ориентации в нем.

3. Способность распознавать.

Чтобы понимать, что делать с поступающей информацией, все живущее отделяет нужное от ненужного, значимое от нейтрального и т. д. Благодаря чему живет своей жизнью, по законам своего «умвельта». Каждое существо распознает актуальное для него значение того или иного явления.

4. Способность к выбору и направленному действию.

При свободном движении и внезапном столкновении, действия даже простейших существ не являются совсем хаотичными, «иррациональными», а соответствует выбранному курсу «от» или «к» чему-то (событию, состоянию, объекту). Следуя своим нуждам, ящерицы ползут из тени в свет, птицы летят из холодных краев в теплые, люди идут из дома в кафе. Выбор значения знака и последующего действия лежат в основе сосуществования и сотворчества с окружающей средой.

5. Способность обучаться и запоминать.

Память в ее множественных проявлениях (генетическая, эпигенетическая, поведенческая, автобиографическая, культурная и др.), своего рода, необходимые «закладки» в книге жизни, чтобы существу не приходилось начинать «чтение» заново. Опора на запечатленный, сохранившийся опыт и его постоянное расширение обеспечивает эволюцию. Даже когда происходит изменение самой памяти, например, какой-то привычки, одни оптимальные решения сменяются памятью других. Так развивается пластичность существа.

6. Способность предугадывать.

На основании сформированной памяти и новых получаемых опытов, каждый из живущих на Земле может предугадывать развитие какого-то сценария взаимодействия, экономить или запускать в полный оборот свои ресурсы, в зависимости от восприятия ситуации.

Все эти способности формируются и развиваются в течение индивидуальной жизни, как и истории существования целого вида. Все они результат коммуникации, суть которой — знаковое взаимодействие.

Теперь заглянем внутрь человека и посмотрим, как эти базовые способности позволяют появиться и развиваться нашему многоуровневому интеллекту, сильной познающей живой системе.

Многомерность восприятия

Наш многоуровневый интеллект является еще и многомерным, с точки зрения воспринимаемых мерностей.

Мы уже выяснили, что «умвельт» — некий виртуальный мир, та его модель, которую «видит» и проживает существо. Возьмись мы путешествовать по системе человека как множественному сообществу организмов (он, кстати, им и является), мы увидим такое же множество вариантов этого мира.

«Если мы заглянем внутрь многоклеточного организма», — пишет биосемиотик Дж. Хоффмаер в одной из своих работ, — «под его поверхностью мы найдем новые поверхности окружающих тканей, органов и отдельных клеток. Здесь мы находим виртуальные миры, построенные макромолекулярным аппаратом клеток, чтобы справляться с разной клеточной средой». «Еще один шаг внутрь клеточной мембраны, мы тут же сталкиваемся с новыми мембранами, принадлежащими клеточным органеллам». При этом пространство внутри органелл будет типологически походить на внеклеточное пространство [9].

В каждом таком подпространстве есть знаки и те, кто их интерпретирует. Так, погружаясь слой за слоем, мы оказываемся внутри мыслящих миров иного порядка. На первый взгляд, они значительно отличаются от привычных нам, создаваемых умом. С другой стороны, если подниматься выше, в пространство внешних взаимодействий, пространство ума и далее, там также обнаружатся отличные модели восприятия, свои «виртуальные миры», но привлекающие своим «типологическим» подобием. И для того, чтобы не поддаться искушению, радикально приравнять их друг другу, выясним, в чем их сходство и отличия.

Семиотик и биолог Калеви Кулль выделяется три основных вида семиозиса, т.е. использования знаков и создания значений: вегетативный, животный, культурный. Воспользуемся этими удобными наименованиями, поскольку за основу его классификации взято изменение воспринимаемой среды и самого восприятия. Вместо «семиозиса» для простоты понимания мы используем слово мышление, в широком смысле:

1. Вегетативное мышление (в «плоскости»). Предполагает способность к распознаванию, интерпретации и созданию преимущественно иконических отношений. Здесь работают знаки микромира в химическом, электрическом, вещественном или другом воспринимаемом виде.

2. Животное мышление (в пространстве). Развивается на основе предыдущего и предполагает способность к более сложному ассоциированию, установлению сложных иконических и индексальных связей. Знаки используются между объектами в пространстве воспринимаемого «объемного» мира.

3. Культурное мышление (во времени). Предполагает развитую способность к комбинированию, выстраиванию символических отношений, на основе ранее развившихся иконических и индексальных. Сюда относятся знаки речи, всевозможные тексты и другие способы создания и передачи сообщений в мире установленных традиций и соглашений.

Так, в человеческой системе первый тип — это мышление наших клеток, клеточных групп, тканей, органов и их систем. На этом биомолекулярном уровне наша жизнь «в руках» восприятия клеток. Она зависит от того, в какой среде оказываются они, что они познают из нее, запоминают и какими моделями мира живут. Деятельность клеточного сознания может происходить (и часто происходит) в обход нашей мозговой активности, поэтому мы ее не отслеживаем и не контролируем. Здесь вопросы нашего физического существования решаются «на местах» (локально, неосмысляемо нами), а самые важные докладываются «наверх», мозгу.

Второй тип — это мышление в объемной и динамичной среде, где есть множество внешних объектов. Пространственное восприятие обычно ориентирует нас среди вещей и явлений, создает связи между тем, что мы видим, слышим, чувствуем и понимаем о них. Здесь мы мыслим более крупными «картинками» и закономерностями, которые воспринимаются более целостно через сенсорные системы. Зачастую наше, в лучшем смысле, животное сознание также несколько автономно. Поскольку обработка информации от органов чувств в нервной системе и мозгу происходит постоянно, знаки интерпретируются и вызывают эмоциональную или поведенческую реакцию (интерпретацию) порой раньше, чем мы подумаем. Т.е. это пространственно-образное или ассоциативно-чувственное мышление в некоторых случаях также не требует постоянного строго рассудительного присутствия.

Третий тип — это мышление в культурной временной среде, где сознание личности, языковое и национальное сознание взращиваются. Это мышление выходит далеко за пределы телесной среды или среды непосредственно воспринимаемого пространства. Здесь мы можем мыслить о том, что воображаем, придумываем, поскольку мы сами договариваемся о значении знаков и создаем их.

Как видно из описания, ни один из видов мышления не может существовать отдельно от предыдущего. С каждым новым уровнем появляется новая мерность восприятия организмом (сознанием) и большая свобода мышления. Того, что Дж. Хоффмаер назвал «семиотической свободой». При этом телесный, чувственно-поведенческий и рациональный уровни сознания и жизни человека опираются на разные виды памяти, характерные для каждого из них. Благодаря памяти мы либо повторяем опыты, либо создаем новые, преобразуя нашу модель мира, развивая физические, поведенческие, духовные способности и «умвельт» человеческого вида.

Рассмотрим их подробнее.

Вегетативное сознание. «Я» в плоскости

Несомненно, «Я» одноклеточного отличается от «Я» многоклеточного существа, и тем более нашего социального осознаваемого «Я», которое фиксируется личным именем в паспорте, описано в рабочем резюме или знакомо нам по собственным воспоминаниям и мнениям близких.

Однако с семиотической точки зрения это понятное нам социальное «Я» начинается в материальном мире именно в плоскости биологических свойств сознания и не может возникнуть по-другому. Отдельная клетка, а не личность, — минимальная живая Я-система, которая познает мир.

Вспомните пример из главы про знаки, когда человек в незнакомой стране использует икону (рисунок-образ замерзшего), индекс (дрожь как признак холода) и символ (слово «одежда» с договорным значением, не обладающий материальной соотнесенностью с объектом). Теперь допустите, что клетки тоже пользуются этими видами знаков, по-своему. Но, конечно, характер их коммуникации ограничен воспринимаемой ими средой, за развитие в которой они ответственны.

Биолог Дж. Хоффмаер обосновывает наличие этой коммуникации простым фактом. Все клетки в организме имею одинаковую генетическую информацию, но могут сильно различаться по структуре и функциям. И это уже показывает, что генетическая информация интерпретируется отлично в разных клетках» [10]. Без учета семиозиса, отмечает исследователь, в генетике сложилось заблуждение о том, что «нечто» передается от ДНК к белку. На самом деле, сама клетка интерпретирует ДНК как свод инструкций» [11]. В этом смысле развитие зависит от правильно настроенных семиотических процессов: «То, каким образом клетки реагируют на определенные сигналы, часто не зависит от самого сигнала или конкретной клетки, а зависит от истории и от коммуникативных условий, в которых появляется сигнал» [там же]. Это весьма напоминает то, как наш ум интерпретирует какое-то жизненное событие, учитывая ситуацию.

Можно с уверенностью сказать, что клеточное мышление не похоже на монотонно и одинаково крутящийся часовой механизм. Эти «часы» могут сдвинуть «стрелку» на — 4 или +3 в зависимости от значимых для наших клеточных «Я» условий, которые они распознают, — контекста коммуникации. И вне зависимости от желаний нашей личности.

Как же мы познаем мир на вегетативном уровне, будучи множеством клеток одновременно?

Даже в нашем микромире есть более простые и более сложные мыслительные процессы, которые типологически похожи на те, что происходят у нас в уме. Исследователи А. А. Шаров и Томми Вехкаваара выделяют протосемиозис (в наших терминах — протомышление), в процессе которого клетки быстро выбирают действие. Самые простые молекулярные знаки, прото-иконы, взаимодействуют по одному действию, например, скрепляя поверхности молекул, подходящих друг другу как ключ к замку [ср. пазлы картинки]. Прото-индексы включены в действия и могут связывать между собой различные процессы внутри клеток, включая регуляцию. Прото-символы являются молекулярными знаками, которые обрабатываются одинаково благодаря «наследственной договоренности». Пример: рефлекс открывания челюсти при прикусывании языка или чего-то твердого, выбирается нужное действие. Более сложный семиозис (эусемиозис) в телесной среде предполагает ассоциирование с объектами. Он поддерживает клеточные функции высокого уровня и клеточные взаимодействия в разных органах, особенно в нервной системе. Например, нейронные процессы включают более сложную межклеточную категоризацию или отслеживание объекта (синапсы) [12].

Действительно, микромир по своим характеристикам весьма напоминает макромир, где есть более и менее статичные формы и ландшафты. Скажем, характер типичной коммуникации и умений офисного работника отличается от навыков человека, которому приходится по профессии постоянно переезжать и изучать разные местности. Так и клетки с более «сидячим образом жизни» должны несколько отличаться своим восприятием и поведением от, например, эритроцитов, которым приходится постоянно двигаться.

Итак, знаки, которыми пользуется человек в своей социальной коммуникации, уже фигурируют внутри его телесности. К нашему счастью, сожалению, а лучше, восхищению, человечество не изобрело их в своей культуре. А лишь развило то, что дала природа.

При этом стоит отметить, что выраженной чертой вегетативного уровня является его иконичность. Т.к. мышление клеток базируется, прежде всего, на информации о схожести.

Рис.1.2. Коммуникация в вегетативном сознании. Вершина показывает доминирующую роль иконического познания.

Главное, чему обучаются клетки в клеточном мире — узнавание или распознавание. К. Кулль подчеркивает, что клетка живет в отношениях чистого распознавания, основанного на памяти, что и обеспечивает простые возможности клеток искать находить, отбирать и т. п. Отношения, которые познают клетки, не сводятся к простым физическим законам, поскольку в них есть исключения и даже происходят ошибки. Исследователь приводит в пример специализированные энзимы в мембранах клеток. Они выборочно различают вещества в окружающей среде и передают сигнал в цитоплазму. Многие клетки имеют энзимы, чувствительные к свету, которые не только транспортируют энергию, но также могут, когда почувствуют изменения в среде, передавать сигнал об этом другим системам клетки посредством закодированной последовательности событий. При этом описываемый процесс не объясним только через химические реакции. Отношения между принятым сигналом и последующим действием могут быть соотнесены с чем-то третьим, например, недостатком или избытком чего-то в клетке, что может быть отрегулировано соответствующим действием. Поэтому речь идет о мыслительных отношениях: «Распознанное отсутствие чего-то (субстрата, условия, и т.п.) это то, что движет живым процессом — семиозисом — любой живой клеткой, любым организмом» [13].

Возникает вопрос, как же наши клетки воспринимают мир, общаясь в нем таким образом?

«Умвельт» клетки, как его интересно описывает К. Кулль, «состоит из точек без изображения, из карты без пространства. Так происходит потому, что клетка, очевидно, не имеет способов различать паттерны сигналов, поэтому не может категоризировать углы, фигуры или расстояния. Поэтому „умвельт“ клетки — это карта с нулевым количеством пространственных измерений», где невозможно «соотнести объект с тем, что находится справа или слева» [там же].

Всех перечисленных способностей хватает, чтобы распознавать другие клетки, воздерживаться от общения с некоторыми из них или создавать сообщества, находить еду и совершать другие нужные действия.

Каждый из нас когда-то был клеткой и мыслил таким образом. Давайте вспомним, каково это? Представьте себя в очень темной комнате и забудьте на мгновение о пространстве и времени. Вашего тела что-то касается. У вас появляется «отпечаток» объекта в том месте, где вы соприкоснулись поверхностями. И если вам «жарко», а он «холодный», вы можем решить приблизиться к нему. Однако других мыслей относительно того, к примеру, как далеко он находится от остальных возможных объектов, сколько секунд понадобится добраться до него, возникать не будет. Это уже сложные пространственно-временные построения.

Вегетативное мышление и познание универсально для всех организмов. На вегетативном уровне наше сознание (клеток, их групп, тканей, органов, систем) знает границы структур, определяет нужды, в зависимости от них выбирает действие, различает «внутреннее» и «внешнее», отличает себя от других, обучается через распознавание, например, «опасного» или «полезного», запускает автопилотные процессы или создает новые модели взаимодействий (новую память), отслеживает значимые процессы в среде. Но мыслим мы в этом «умвельте» вне времени и объемного пространства, в их человеческом понимании.

Пространственную ориентацию мы получаем с развитием и выходом на следующий уровень сознания и мышления.

Животное сознание. «Я» в пространстве

Не теряя нити того, что предыдущий уровень клеточных «мини-Я» уже располагает всеми видами знаков для успешной коммуникации, мы продолжаем наблюдать, как появляемся на свет и переходим к восприятию пространственных координат.

Согласно выбранной классификации, это уровень животного семиозиса, где особую роль приобретают индексы и знания об индексальных отношениях.

Хотя топос клеточного мира похож на топос внешнего пространства (и ментального пространства), здесь наши интерпретации приобретают чуть более отвлеченной от внутренних процессов характер, поскольку внешние события захватывают внимание и становятся важной частью воспринимаемого мира. Умение интерпретировать более сложные «объемные» знаки-ориентиры, признаки происходящих вокруг процессов, занимает доминирующее место в мышлении пространственно-чувствующего «Я».

Рис. 1.3. Коммуникация в животном сознании. Вершина показывает активную роль индексального познания.

К. Кулль в своей классификации отмечает, что этот уровень требует наличия ЦНС или иммунной системы, чтобы шло перекодирование отношений между сенсорными и моторными органами согласно выученным соответствиям. Так происходят сравнения между узнаваемыми объектами, которые сопоставляются с формой в памяти, а также устанавливаются «отношения между расстоянием и углом, что позволяет отображать пространство. Такое когнитивное отображение пространства приводит к эффективной способности к ориентации, наблюдаемой в поведении многих видов животных. Именно индексальность делает внутреннее восприятие пространства возможным» [14]. Этим восприятием могут похвастаться как позвоночные, так и беспозвоночные. И конечно мы, люди.

Давайте те же скорее вернемся в нашу темную комнату, «пробудив» пространственно-поведенческую память. Тут уже можно было бы включить свет и свойственное нам оптическое видение. Но мы не будем, а просто потрогаем рукой тот холодный предмет, который коснулся нашего тела. Хорошенько ощупайте его. Это часть какого-то большого плоского объекта, что тянется вперед и поворачивает в сторону. Вы нашли «угол» комнаты. Поворачивайте в поиске выхода. Возможно, по ходу вы нащупаете другие предметы. Вот один большой с четырьмя тонкими опорами и поменьше — их мозг нанесет на «карту» комнаты как присутствующие на определенных местах. Возможно, вы увидите узкую полоску света где-то внизу и пойдете на неё, ведь очевидно, что там другое пространство?

Отметим, что через такое познание мы обучаемся выявлять «объемные» свойства, определять отношения и связи между нами и объектами, выбирать наиболее подходящие поведенческие модели во внешней среде. Кроме того, эти отношения усложняются растущей оценочностью или эмоциональностью. Поскольку для пространственного ориентирования и ассоциирования нужно больше вовлеченности в движение форм, «чуяния» того, куда мы хотим или не хотим идти. Развивается пространственно-поведенческая память и память эмоционально-чувственного реагирования.

Иконические знаки (слепки, картинки, образы, отражения) здесь более сложные, с пространственными измерениями. Символические знаки-соглашения также продолжают усложняться с развитием новых свойств восприятия и несут больше пространственно-поведенческую роль. Но доминирует именно мышление на основе схожести, различия и соотнесенности (иконы и индексы). Поскольку находить ориентиры — это самое важное, чему мы обучаемся в динамичной пространственной среде.

Чего здесь все еще нет? Времени.

Культурное сознание. «Я» во времени

Символами, знаками-договоренностями, пользуются разные виды существ, включая, как мы выяснили, одноклеточных. Растения и многие животные пользуются сигналами, чтобы предупреждать об опасности; птицы присваивают уникальные звуковые коды-имена, чтобы окликать своих птенцов в тысячной стае; морские млекопитающие для общения развивают вокальные диалекты, по схожести которых можно определить степень их родства. Особые тактики охоты, брачные танцы и прощания с усопшими, которые передаются через обучение новому поколению, также имеют договорную основу — примеров в дикой природе много. С учетом таких интеллектуальных связей, очевидно, что культурная традиция, как набор правил, предписывающий определенное поведение, а также его результаты, не является выдумкой человека. Традиция, если она закрепляет эффективное поведение, — принцип устойчивого развития, который ускоряет эволюцию особи, сообщества или целой экосистемы.

Однако именно человек развернул знак-символ во времени. Произошел активный рост символического познания и характерных для него отношений. В их основе лежит символическое мышление и обучение, которые позволяют человеку перемещать себя и другие формы не только в пространстве, но и во времени. Представлять то, чего нет, конструировать ментальный образ в воображаемых обстоятельствах и создавать по этим шаблонам объекты, события, явления в уже реальных топо-хронических условиях.

Неслучайно в современных нейроисследованиях часто озвучивается идея того, что не столько уникальное строение мозга древнего человека сделало возможным развитие человеческой цивилизации. За это нужно благодарить активное использование символов, из-за чего активно развивается человеческий мозг и сугубо человеческие способности.

Прежде всего, вербальный язык — сложноразвитая символическая система — позволил структурировать и хранить знания благодаря языковым знакам, означающим отношения между другими знаками. Предлогам, союзам и прочим элементам синтаксиса, которых нет в животной коммуникации.

1.4. Коммуникация в культурном сознании. Вершина показывает стремительное развитие и важную роль символического познания.

К. Кулль так характеризует потенциал, который открывается человеку через культурное языковое познание: «Символы как отношения, построенные на индексах, могут сдвигать (индексальные) карты, реорганизовывать и реструктурировать их, и располагать их в асимметрическом порядке. Это необходимо, чтобы создать репрезентативное время, создавать истории, биографии из того, что в противном случае существовало бы только в виде индексов» [15].

Данный уровень культура достигла постепенно, планомерно развивая символическую коммуникацию. Для него характерно наращивание еще большего количества значений и смыслов на основе уже сложившихся иконически-индексальных и базовых символических отношений. А также появление качественного другого, абстрагированного от физической реальности восприятия и рефлексии, способности осознанно «жонглировать» перспективой и ретроспективой, будущим, прошлым и настоящим.

Время — очень ценная категория, которую предлагает языковое познание для ускоренной эволюции. В вегетативном и животном сознании его отдаленным подобием является прогнозирование. Оно происходит на основе сложившейся памяти или чутья; прогнозировать умеют все организмы. Но именно способность языкового сознания выстраивать события во времени открывает возможность к долгосрочному целеполаганию, предвидению, ясному выбору и методичному движению к результату. Сегодня стать лучше, чем вчера может любое существо. Но вознамериться, спланировать и реализовать это самосовершенствование во времени возможно только благодаря активной работе символического сознания и его инструменту — языку, в котором есть структуры с необходимым для этого значением.

Поэтому, когда мы в младшем возрасте начинаем говорить, постепенно совершенствуя языковые навыки и умения, мы осваиваем новую мерность восприятия. Как она работает? Давайте опять вернемся в темную комнату. Распознав местонахождение света, нащупав подобие двери, вам приходит в голову, что у нее есть ручка или замок. Возможно, перед сном вы закрыли дверь, а ключи повесили рядом? Или они вам не нужны, ведь вы ее просто прикрыли, когда пошли вздремнуть? Или вы вообще не собираетесь выходить на свет, поскольку понимаете, что это очень раннее утро, впереди выходной. Так языковые символы насыщают символическое мышление, развертывают пространственные ассоциации, открывая новые оттенки смыслов, варианты действий и событий.

Этот вид познания мы, люди, постигаем в социуме, внутри народности, говорящей на конкретном вербальном языке. Каждый национальный язык дает возможность по-своему переставлять и переорганизовывать явления, находить им новые порядки, сначала в ментальном мире, а затем воплощая это в физической реальности. Все опыты такого творческого познания фиксируются в национально-культурной памяти. Ее архивами является, прежде всего, сама языковая система на всех этапах ее развития, литература и тексты всевозможных жанров, а также невербальные символические творения, созданные на основе иконического и индексального мышления — картины, архитектура, изобретения и все, что стало частью человеческих традиций. Благодаря освоению вербального языка естественные индексы и иконы глубже осмысляются и также становятся доступны для дальнейшей рефлексии, обдумывания. Музыка со временем усложняется и приобретает свою графическую и звуковую грамоту, наскальная живопись — фактурные, цветовые и композиционные средства и правила; национальные танцы, духовные традиции и другие сложенные посредством символического мышления изобретения человека способствуют всесторонней эволюции восприятия и сознания.

При этом каждый национальный язык описывает и воплощает свою особенную модель мира и, на её основе, — стилистически уникальную окружающую реальность (города, одежду, архитектуру, духовные практики), тем самым обогащая «умвельт» человечества как вида. Поэтому язык по праву считается достоянием культуры. Практику языка важно хранить и ответственно развивать. Каждая нация, народ с его самобытностью, имеет неотчуждаемое право на существование и несет благо для инфосферы, делая ее более устойчивой. Подобно тому вкладу, который несет каждый вид существ для биосферы, поддерживая ее развитием своих уникальных качеств внутри глобальной биологической сети. Учитывая, что все существа трудятся на своем уровне знаковых отношений и включены в сеть множественной коммуникации, все вместе они создают «семиосферу», в терминах Ю. М. Лотмана, — устойчивое и многомерное знаковое пространство жизни.

Еще раз о связях между уровнями

Границы между рассмотренными уровнями сознания с соответствующими им видами мышления и познания нежесткие. Они составляют единую структуру, в которой последующий элемент выстраивается на качестве предыдущего. Процесс этот имеет нелинейный, а скорее сетевой характер.

Вегетативный (выраженно иконический) и животный (выраженно индексальный) виды мышления составляют по большей части неосознаваемое для человека. До тех пор, пока информация с этих уровней сознания не пройдет через самонаблюдение или осмысление символами, они идут в обход аналитическому мышлению и, порой, какому-либо участию мозга. В то время как символическое мышление — это уровень «видимого», осмысляемого познания, где создаются направления деятельности и соответствующие им результаты личной эволюции.

Последний уровень сознания, символический, который порой считают единственным, является самым молодым и самым «свободным» — достаточно отвлеченным от непосредственной физической реальности. Однако он — лишь купол более основательного здания познающей структуры!

К. Кулль также удачно комментирует это: именно благодаря иконам и индексам, а не символам, существует прямая связь между мыслью (моделью) и тем, что моделирует человек. «Неизбежные компоненты человеческого знания — это знание животного и вегетативного порядка. Биосемиотические процессы являются базой для понимания и причиной, почему мы знаем что-то вообще, о том, как слово что-то означает, о том, как текст может рассказать что-то о мире. Неосознаваемые (базовые, естественные) формы познания необходимы, т.к. благодаря им существует связка между языковым утверждением и событием, которое оно описывает» [16].

Поэтому вербальное мышление, еще раз подчеркну, не является «безногим одуванчиком», признаком «сознания» как приложением к нашей телесной оболочке. Это лишь одна из вершин нашего Многомерного Интеллекта, которая буквально зарождается, укореняется и подпитывается внутренними познавательными процессами. Вербальная коммуникация развивается на базе коммуникации, протекающей в нижних уровнях мышления организма. Она включает иконические (вегетативные) и индексальные (животные) компоненты познания. И к тому моменту как мы готовы заговорить на человеческом языке, вместе со становлением мозга завершается важный этап развития «языков» неосознаваемых. Развиваясь из одной клеточки в многомерную систему, наше сознание научается узнавать вещества и другие «слепки» взаимодействий со средой, отслеживать и регулировать обстановку в организме, пользуясь знаками. Пространственно-поведенческих (ассоциативно-чувственных) навыков уже достаточно для того, чтобы соотносить объекты, устанавливать связи между сложными образами, делать выводы о необходимом реагировании — пользуясь знаками. И вот тогда мы готовы встретиться со временем. Новым способом самовыражения и жизнетворчества в пространстве ментальных, нефизических возможностей, высоких условностей и договоренностей. Опять же — пользуясь еще более сложными знаками.

Так с развитием телесной структуры, пространственно-двигательной активности, мозга, информационный обмен и формы познания структурно и функционально усложняются и качественно меняются. Происходит параллельное развитие «старших» (предшествующих) уровней. Для многих биологов и семиотиков это очевидно. Но именно это ускользает из виду тех, кто привык мыслить о своем личностном «Я» отдельно от «Я» тела. Как мы уже убедились, «предшествующие» уровни общения всегда остаются неотъемлемой и динамично развивающейся основой для «последующих».

Последовательно проходя эти фазы, система человека осваивает своим сознанием разные «модели мира». Наращивание силы восприятия из плоскости в пространство и во время происходит благодаря непрерывному общению и развитию знаковых отношений внутри всей живой системы и с многомерным окружающим ее пространством. Суть эволюции от клетки в человека заключается в добавлении того плана активной реальности, способа коммуникации в ней и проявленности, которые все менее ограничены наблюдаемой материальной основой. По размышлениям Дж. Хоффмаера, существо получает большую «семиотическую свободу». Свободу выбора желаемого направления развития вне зависимости от фактического положения дел.

Физиологические и нейрофизиологические особенности становления человеческого существа, этапы развития его двигательной активности, предметной и символической деятельности, высших психических функций идут параллельно с изменением характера его общения с миром и знаковых отношений, в которые он вступает. Каждый уровень познания дарует больше возможностей и свободы выбора.

Последние рассуждения являются краеугольными для принимаемой нами концепции. «Познающее Тело» человека можно определить, как целостную и динамично развивающуюся совокупность всех уровней его сознания, мышления, коммуникации, которая включает: клеточно-тканевый (вегетативный, иконический), пространственно-поведенческий или ассоциативно-чувственный (животный, индексальный) и понятийно-временной (культурный, символический) подуровни. А также все промежуточные стадий между ними. Это обозримая многомерная структура человеческого интеллекта, которая вступает в качественно разные процессы восприятия, обучения и развития — процессы познания и сотворчества со всем окружающим миром.