Жасминовый вечер

Наталия Аверто, 2022

Всем добра! Этот сборник стихотворений писался много лет. Я очень рада, что он, наконец, увидит мир, и мои стихотворения найдут своих читателей, которые смогут порадоваться вместе со мной, погрустить, улыбнуться, вспомнить что-то свое, очень личное, или просто посидеть в тишине, на дачной скамье под цветущей яблоней или жасминовым кустом.

Часть 1. Опять весна

Опять весна

Опять весна! Рассвет светлей,

Все раньше разгоняет тени,

И утренние сны теплей

Зимой измученных растений.

И вновь меня к себе влечет

Та удивительная сила,

Что, разбирая, создает

Еще стройней, еще красивей!

Я вспоминаю с каждым днем,

Отсрочив немощную старость,

Не сожалея о былом

И не считая, что осталось,

Как я могу творить миры

Из крошки семечка, из злака,

И после щедрые дары

Любимым жертвовать во благо.

Как я дышу душой земли,

В которой рост растений звонен,

Как я могу писать стихи

И радость черпаю в ладони!

2021 г.

Весеннее

Уже, мне кажется, устала

От огорчений и страстей.

Уже я слышу шум порталов,

Освобождающих людей.

Жгут мусор зимний на аллее

Из старых листьев и травы,

И шорохи весенней прели

Так одуряюще правы…

Но в тонком вое червоточин

Под звон капели поутру

Еще я слышу треск сорочий

И писк синицы на ветру.

И дятла дробь на старой ветке

Сбивает с верного пути,

И тянет к злой своей соседке

С охапкой крокусов прийти.

Еще хочу цветной горошек

Повсюду вырастить в садах,

И брошенных котов и кошек

Всех осчастливить навсегда.

Еще дубов сухие корья

Хочу увидеть в зеленях,

И самолет на Лукоморье,

Несущий к радости меня!

2019 г.

Сказка о великане

По тёмным улицам ходил

Усталый великан.

Он дырку в небе просверлил,

Зачем — не знает сам.

Мы утром встали, глядь в окно —

И мир не узнаём:

Вокруг потоп, и, как бревно,

Плывёт наш старый дом!

Над домом ходит грозно тут

Сереющая хмарь,

И скоро с нами поплывут

Аптека и фонарь.

Плывёт пузатая скамья,

Качаясь на волнах,

На ней сидят три воробья,

Не знающие страх.

За ней зелёный, как арбуз,

Плывёт железный бак.

За баком стаею медуз —

Бутылочный косяк.

Плывёт лохматый старый пёс,

Пыхтя, как пароход,

И на спине своей Барбос

Котёночка везёт.

Котёнок смотрит в высоту

И льнёт к нему щекой,

А по пушистому хвосту

Вода бежит рекой.

Прохожий, влезший в дождевик,

Забыв свой давний сплин,

Не помнит, то ль он человек,

А то ли он дельфин…

Течёт вода. Качают дом

Объятья синевы.

Но мы с тобой в тепле вдвоём,

И будто мы — не мы.

И дом как образ корабля

На полпути к мечте,

И ждут нас тёплые моря

В прибрежной красоте.

И чайник на плите давно

Свистит, как паровоз…

А мы не слышим ничего

В плену волшебных грёз.

Пусть так и будет славно нам

Сейчас и наперёд,

И пусть тот грустный великан

Обратно не придёт!

И будет за окном всегда

Вода бежать рекой,

Чтобы котёнком я могла

К тебе прильнуть щекой.

2019 г.

Жасминовый вечер

И пальцы в жасмине,

И уши в жасмине,

И нос в очумелой жасминовой сини!

Жасминовый рай,

Можжевеловый омут,

Тайга в аромате орешков кедровых.

И волосы пахнут,

Как тысяча веток,

Нечаянным ветром местами раздетых.

В цветах — обаянье

Любовной науки:

Сирени в садах заплетенные руки,

Тюльпанов объятья,

Нарциссов цветенье,

Лимонника пьяного прикосновенье.

Безумство садов,

Начиная с апреля,

До кисти рябины под первой метелью.

Люблю!

Обожаю!

Цвету!

Удивляю!

Всю жизнь до кровинки тебе доверяю.

Пусть нашего сада

Цветенье не вечно,

И яблони сбросят наряд подвенечный,

Но жизнь не прервется,

И будут другие

Купаться в незримой жасминовой пыли.

Жасминовый сумрак!

Жасминовый вечер!

Любовью обласканный мир бесконечен!

2009 г.

Песочные часы

Я твои песочные часы — на окно с рассветом, а с закатом прятать.

Время как живое из меня течет — в меня перетекает,

Кажется нагревшимся на солнце, а внутри песок Сахары бьется.

Можно в шелковую ткань одеть, чтоб потом раздеть без сожаленья,

Кончиками пальцев провести по изгибам из стекла и хрома.

Ощутить руками шерсть и шелк, снега и пламя, лед и медь,

Ощутить живой шипящий шорох тех минут, что пролетают мимо.

Обними меня до боли, ощущая, как под тканью тонкой мечется стекло.

Истощи меня до маленькой песчинки, чтобы мысли даже не осталось.

Все отдам до капли, до крупинки, и просить не нужно, только обнимай.

Будто ты любим и будто я любима, причини мне боль, не разрушая.

Разломай меня, как вещь, развей по ветру, чтобы вновь создать потом из света.

Отравись моей жарою, чтоб воскреснуть птицей Фениксом из пепла после.

Будь моей рекой, моим дождем, утоли мою слепую жажду.

Я твои песочные часы. Я песок. Я время. Я весна в твоих усталых буднях.

2009 г.

Вяжите

Вяжите, пока тянется длинный поезд…

Вы очень спокойны, а это всегда прекрасно.

И пусть бежит за окном золотая осень

И плещет на клены горьким напитком красным.

О, как везет Вам, и я Вам завидовать вправе:

Ваш путь свободен, Ваш мир устойчив и прочен,

И в Вашей жизни что-то сейчас исправить

Никто не сможет, даже если захочет.

А я хочу, чтоб мир снизошел в мою душу.

И как мне быть? Кого умолять на досуге?

Осенний ветер, что желтые листья сушит?

Того ль, кто в распятии смертные принял муки?

И встретились взгляды — всего лишь на миг, не больше.

И ты поняла, что мне тяжело и больно.

И я поняла, что ты мне помочь не сможешь

Ничем совершенно, вот разве своей любовью.

Но мы — чужие, и это встреча — не вечность,

Все это случай ничтожной и мелкой драмы…

Одно я знаю: тот, кто меня излечит,

Он будет звать меня очень просто — мамой.

…И вновь потянутся мягкие длинные нити,

И мой ребенок будет смотреть в окошко…

И я умоляю Вас: милая, только вяжите,

Коль время есть, повяжите еще немножко!

1989 г.

Лошади

…Лошади, лошади на обочине,

С автотрассы сюда перекоченные.

Как цветы полевые, скошенные,

С мордами перекошенными.

Обе уже, как лошадки пластмассовые.

Мясо.

Здесь засилье старых и новых,

Четырех — и восьмицилиндровых.

Пахнут маслом, металлом и нефтью —

Вашею лошадиною смертью.

… Вы мне снились когда-то, гнедой и каурый

С рыжею, невероятною шевелюрой.

Я была папиной девочкой-крошкой,

Детское сердце — не больше горошка.

Я рисовала и рисовала,

Карандаши переломала.

В комнате, пахнущей апельсинами,

Летали гнедые… зеленые, синие…

Даже такие — вы очень красивые!

Гривы.

Гладить морду, холку и круп.

Детские руки — у лошадиных губ.

…Каждая — труп.

И теперь каждый день вас предаю я,

Свое авто одной ногой разгоняя,

Отдаюсь во власть ветра, огня и силы.

Я мечтаю быть такой же, как вы, красивой.

Я хочу быть такой же, как вы, хорошей!

Я думаю, что я — Лошадь!..

Бедные лошади, лошади…

Брошенные.

2005 г.

Мне чудилось

Мне чудилось — тот март принёс тебя,

И грезилось, что будто этот — тоже.

Но вскрытых рек разъятая броня

Мне в жажде этой вовсе не поможет.

И ляжет новой россыпью морщин

Заснувших улиц злое созерцанье.

И думы все о том, что ты один —

Единственный под сенью Мирозданья.

Не действую, не плачу, не пишу.

В руках хмельных не удержать утрату.

И то ль тебя любимого, то ль брата

Я ни о чём уж больше не спрошу.

Лишь только будь, как есть журавль в небе —

Недосягаем, светел и летуч.

Зачем мне небеса? Синицу мне бы

Поймать в силки, чтоб запереть на ключ.

2010 г.

Храни

Храни меня, как древнее заклятье,

Как свет необходимый и простой —

Пусть никогда мне и не стать Ей,

Но так же Ей — не обратиться мной.

Не как скелет давно умершей розы,

Не мутным отражением во сне,

А так тепло, так правильно, как, может,

Ещё не отгорело в глубине.

Пусть я не часто представляюсь хрупкой, —

Чем только не являлась в эти дни…

За кажущейся твёрдою скорлупкой —

Живая плоть. Храни меня, храни.

2010 г.

Евпаторийское

Четыре дня уже без моря.

Четыре дня…

Совсем отчаялась от горя

Душа моя.

Лебяжьим пухом разлетелись

Златые дни.

Но помнит ухо моря шелест,

Друзья мои!

Плюс двадцать восемь, ну а воды —

Все двадцать пять.

По уголку такой природы

Как не скучать?

Сто лет по улицам старинным

Звенит трамвай.

Об руку с отпуском недлинным

Иди гуляй!

Вино, креветки, море, пиво,

Опять вино…

Все время жить, друзья, красиво

Нам не дано…

И беляши, и чебуреки

Здесь на «ура».

Но время точно, как в аптеке —

Придут ветра.

Покроет пляжные навесы

Снежинок рой.

Весь город в белом, как невеста,

Передо мной.

Уснул залив. И город нежный,

Судьбой храним,

На лебединых крыльях снежных

Парит над ним.

Но волн морских и в непогоду

Прекрасен вид.

Так пусть до будущего года

Душа болит!

2014 г.

Март

Перечитала.

Я смешная очень.

Коты молчат, но разойдутся к ночи.

Перевернётся

Месяц молодой,

Зальются лужи вешнею водой.

В них отразятся

Призраком нетленным

Обломки труб, пузатые антенны,

Бока машин,

Умытые дома.

И, смачно плюнув, скроется зима.

Подъезда дверь,

Кривая от визитов,

Оттает и останется открытой.

Шин отпечаток

Вклеится в дорогу,

Голубка притворится недотрогой.

А я не стану!

Счастье впереди.

Вдохни весну — и в гости приходи!

2015 г.

Белые флаги

Белые флаги на площади, белые флаги.

Белые лодки сложила из белой бумаги

И по ручью запустила с надеждой, что ты их поймаешь,

А ты их упрямо топишь, ты айсберги только считаешь…

Белые крылья над озером, белые крылья.

В небе бездонном пернатых идут эскадрильи,

Чтобы весенней порой у гнезда своего насладиться.

Сколько их долетит, а сколько — не возвратится?

Белым вином заливаю свою одинокую полночь.

Лунные черти беззлобно приходят на помощь

И заставляют писать эти странные грустные строки,

Не понимая, зачем. Не извлекая уроки.

Что же ты медлишь, моё долгожданное утро?

Вместо велюра в груди — холодящая злоба азота.

Самую нежную ночь я давно задолжала кому-то,

Самый мой радостный день прячет в ладонях кто-то.

Белых стволов частоколы разрезали небо на части,

Стёклами слёз исцарапано сердце отныне.

Где же ты, с кем ты, моё непокорное счастье,

Мой огонёк, мой прохладный оазис в пустыне?

Белые простыни вёсен моих изорвутся в лохмотья,

Россыпь веснушек исчезнет, как тайные знаки,

Что проступают из кожи старинных полотен…

Белые флаги на площади, белые флаги.

2016 г.

Тёплой Зиме

Вчера укрыта шубою была,

Сегодня обнажила тонкий локоть.

Вчера взгляд скромный вскинуть не могла,

Сегодня овладела ею похоть.

Ей не нужны одежды и снега,

Она для Марта возродилась к счастью.

И будет хоть бездомна, хоть нага —

Ей дела нет до общего ненастья.

И памятью дрожат в её крови

Все поцелуи Марта, что проказник

Оставил на груди, пусть для семьи

Троинственной он — мерзкий безобразник.

И друг Апрель ей вспомнился: любя,

С округлых форм последние покровы

Срывал он, с наслажденьем теребя

Морозных тканей тесные оковы.

И был когда-то с ней красавец Май,

Такой же юный, как она сегодня.

Им созданный благоуханный край

Ей будет сниться в праздник Новогодний.

И лишь потом, заметивши в лесу

В проталине оставшейся, размытой

Её почти угасшую красу,

Использует и выбросит — забытой.

Она падёт в растаявшую тень,

На листья, что мать-и-мачеха подставит,

И нежную весеннюю сирень

Перед глазами мутными представит.

Она забудет, что она — Зима,

И умирать ей свойственно, и выжить.

Она — и свет в ночи, и утром тьма,

И Рождество, и долгий бег на лыжах.

Она умрёт и возродится вновь,

Как Осень, и Весна, и это Лето.

Но только вот сейчас не помнит кровь

Времён чудесных стройные куплеты.

Как тяжело холодной быть и злой!

Как больно быть размятой и разъятой!

Так хочется быть доброй и простой,

Так хочется быть гладкой, не помятой.

Веди, веди, далёкая лыжня!

Светись, светись, Вертеп в окне любимом!

Пусть станет зло отныне для меня

Рассеявшимся и забытым дымом.

Пусть возгласами детскими звенит

Наш зимний лес, обрадовавшись сказке,

И Зиму нежно встретить норовит

Какой умеет уж — щенячьей лаской.

Зима крылами белыми взмахнёт,

Вернув себе устои прежней веры,

И в новом возрождении оттолкнёт

Детей весенних грубые манеры.

2013 г.

Ода Гидроэлектростанции

Мой Институт проектирует речную гидру^[1].

Не путать со змеем морским, омаром и выдрой.

Это такой речной дракон.

Только женского пола — она, а не он.

Бывает маленькой,

Бывает огромной,

Старой

И абсолютно новой,

Двух — и более даже — головой.

В её власти

Горный джигит — Черек,

Старый сухой араб-уэтт — Уэрга.

Вахш в тюрбане цветном,

Опа Агидель-река,

Желтолиций вьетнамец Се-Сан.

Мегалитры упрямых рек!

С утра до утра эта женщина пьющая

Пожирает реку нутром трясущимся.

По спиральному жадному её горлу

Вьются-бьются речные толстые косы.

То, что в паводок не сглотнула прорва,

Мимо сблюёт затворами водосбросов.

Подпирая реку бетонным телом,

В станционных сырых, промозглых глубинах

Чешет водные пряди остервенело

Между острых своих лопаток турбинных.

А после неё

Изможденно спешит на покой

Река в нижний бьеф

Отсасывающей трубой…

Если всё же гидра

Уснёт безмятежно,

То будить её нужно

Уверенно-нежно.

Эта дама чувственна и эротична.

И у нервов её электрических

Очень высокий

Коэффициент чувствительности.

Если слегка толкнуть —

То уже её не унять.

Самозабвенно станет

Сама себя возбуждать.

Подстёгиваемая речной

Обиженной плетью,

Сольётся гидра

В синхронном оргазме с сетью.

Миг —

И чтобы покрыть нагрузочный пик,

Рот многоглотый

Снова

Жадно к воде приник.

И вот уже выбивается из последних сил

Генератор — мятежное

Сердце её железное —

Детище «Элсиба»

Или «Электросилы»

И где-то вдали за горами, морями и рощами

Ярким светом заплещутся ночью дороги и площади.

Обогреются люди, до этого зябшие в холоде,

Приготовят еду умиравшие раньше от голода.

Вспыхнут лампы в роддоме, в больнице и в школе

Во Вьетнаме, Судане, Камбоджи, Анголе.

Щёлкнет кнопкой процессора

Маленький мальчик

В светлом доме

Загорска, Феса,

Ханоя, Нальчика.

Мальчик смотрит опять

Мультфильм про дракона,

Который с огнём,

Малиновый или зелёный.

Настоящий.

Большой.

Летящий,

Как птица.

И ему невдомёк,

Что гидре гигантской снится.

Пусть прикована гидра

Цепью речной,

Людьми околдована.

Вот взмахнёт водосброса крылом бетонным,

И, вытянув напорных трубопроводов шеи,

Полетит над рекой

Многоглавым стальным драконом.

Вдруг сумеет?!

2009 г. aaa

Прощай

Я — медуза в тропических дебрях Дананга.

Я — тоска кораблей, уходящих из порта.

Я — скучающий рот одинокого банджо.

Я — маслина в пупке избежавшей аборта.

Что ты видел во мне — сероглазую стерву?

Нимфу нежную или крестьянскую лошадь?

Может, самку-крольчиху, трясущую курвой,

Может, течную суку? А может, а может…

Я — жасмин в духоте биогенных аминов.

Я — отрава свиней, обожравшихся насмерть.

Я — лекарство для тех, кто, привычки отринув,

Догоняет своё ускользнувшее счастье

Светит жезлом в ночи, отражаясь от шторы

Ванной комнаты душа тугая насадка.

Можно — вечно пытаться вести разговоры.

Нужно — голой бежать от тебя без оглядки.

Приоденется утро рассвета коростой.

Пьяный бог, чертыхаясь, потянется к виски.

Это было мучительно сладко и просто.

До свидос, мой чудесный, прощай, мой мачисто!

2013 г.

Человек

Синие тени ложились на снег.

Вдоль по шоссе ковылял человек.

С палочкой чёрной в дрожащей руке,

С рваной десяткой в пустом кошельке.

И оглянуться старался народ:

«Где он? И кто он? Куда он идёт?»

Страшно, наверно, шагать в никуда,

Где вместо света — ночная звезда?

Шел он не день, и не год, и не два.

В тёплой душе копошились слова:

Что благодарен он миру за то,

Что малость греет худое пальто,

Что сбитых ног не закончена песнь,

Что каждый день есть что пить и что есть…

Жизнь так давно обкусала его —

Он не боялся уже ничего.

Он удивлялся, что люди в тоске.

Будь его жизней и больше, чем две,

Даже одну б он не тратил на грусть.

Осточертела работа? — ну пусть!

Дома достали родные вконец?

Сколько же в мире дорожных колец!

Гравий хрустел, и хрустела нога.

Даже такою — мне жизнь дорога!

Сколько миров, и любви, и тепла.

Жалко, что Анечка не дожила…

2013 г.

Нелюбимая

Женщины полнеют, к сожаленью,

Отрожавшись или без детей.

Вес их измеряется не мерой

Эталонной, а величиной потерь.

Суть холодных шкафчиков желаний

Замещает им воспоминанья:

Вот обиды, исчерпав пределы,

Переходят болевой порог —

И уже, глядишь, зефирчик съела,

А потом конфетку, и пирог…

В полдень-то обедать не хотела,

Сэкономив будто на детей.

Суп вчерашний в думах разогрела,

Макароны, словно бы во сне.

И ещё потом котлетку в дело —

Ту, что утром дочка не доела —

Не выбрасывать ж её совсем!

Но теснятся мысли беспокойно,

Будто люди в тамбуре весной:

«Ну-ка я коробочку открою

С ассорти московским. Боже мой!

Вот точно такие же конфеты

С коньяком мы кушали в кафе…

Милый мой, единственный, ну где ты?

Хоть бы раз ты вспомнил обо мне!»

Ей хоть пару месяцев до края

Просыпаться с тем бы, для кого,

Квадриально Еву создавая,

Мудрый Бог не досмотрел всего:

Не подумал он, что можно встретить

Не того по жизни и не ту.

И потом нести до самой смерти

Будто крест на гору, как беду.

И прошлась бы ты походкой твёрдой,

Плюнув, что заёкало в груди,

И сказала б дама на платформе

Сетунь дочке: «Вон фотомодель, гляди!»

«Не из этого ребра я, Боже,

А его ваяние — не с ним.

Знаю — славный, добрый и хороший,

Только суждено мне быть с другим!»

Отревётся, но заплачут дети…

И решив судьбу наверняка,

В тесном дюже мамином браслете

За пирожным тянется рука.

…Бросят взгляд без одобренья люди,

Иногда поморщится подросток

Невзначай, мол, слишком велика.

Не судите, не судимы будьте.

Не встречайте по фигуре. Просто

Это — нелюбимая. Пока.

2009 г.

Таксистам на «Логанах». Урбанистическая симфония

Раннее утро.

Площадь.

Восемь серых «Логанов» в ряд

Спят.

Проще

Подойти к такси

И сказать: «Амиго,

Камрад,

Брат.

Друг!

Отвези

Туда, где сходятся брови дорог.

В лес.

В луг.

В стог.

Попроси

За это хоть сто, хоть тыщу

С лишним — отыщем»

Уйду

Навсегда,

И пусть меня ищут!

Звезду

Заключу в непрочный

Слабый кулак.

Так

Буду там,

Целуя

В морщинках нутро

Земное,

Может, одна,

Может, с ним,

Моим,

А может,

Чужою

С тобою,

Взрывая ногтями

Траву

Кричать

Наяву,

Как во сне,

Или в страсти,

Что ли.

То ли

Уже я,

Тали,

В картинах Дали

Для Гали.

Вдали,

В дальней дали.

Вздох.

Упс!

Ох.

Отлетела пуговка

Верхняя

С блузки.

Слишком душно

С утра.

Или

От этих мыслей

Стала одежда

Местами узкой?

Отделился один,

Ко мне идёт —

Водила такси.

Парень хороший,

Простой,

Без нимба над головой.

Улыбается искренне

И покорно,

Играя мышцами под футболкой чёрной.

Лучистый.

Красивый.

Точно — Светлый.

Совсем не спесивый.

С виду вроде бывалый,

На самом деле стеснительный.

Смотрит прямо в глаза

Внимательно —

Вопросительно.

Улыбаюсь глазами ответно.

Пусть

Грусть

Мою не заметно.

Хочу сказать одно,

А губы слиплись

К окнам своих авто

Любопытно

Коллеги его приникли.

Расплываюсь в глупой улыбке:

«Привет!

Хорошая тачка — «Логан»,

Люблю французов.

Удобный кузов

Для всего.

В смысле,

Для разных грузов.

У меня тоже

Давно

Чуть побольше, правда,

«Рено»…

2009 г.

Трамвайная декларация независимости

На остановке стою, размышляю,

С бокалом внутри вся чуть-чуть не такая.

Вот женщина — вагоноводитель трамвая…

Женщина добрая — женщина злая.

Вот женщина-кружка, вот женщина-ложка.

Вот женщина… хм… выпившая немножко…

Женщина чёрная, женщина белая.

Женщина бледность, а вот — загорелая.

Вот женщина — тортик, вот женщина — сыр.

Вот женщина — остров, вот женщина — мир.

Вот женщина — ноги, вот женщина — грудь.

Вот женщина — просто какая-нибудь.

Вот женщина Вовы, вот женщина Славы.

Вот женщина аськи, вот женщина клавы.

Вот женщина — мышь, вот женщина — слон.

Вот женщина сладость, вот женщина стон.

Вот женщина влага, вот женщина гриль.

Вот женщина запах, вот женщина гниль.

Вот женщина радость, вот женщина мука.

Вот женщина святость, вот женщина сука.

Женщина шпала и женщина лыжа.

Женщина нега и женщина грыжа.

Женщина вобла и женщина бочка.

Женщина глыба и женщина точка.

Женщина с деткой и женщина полая.

Женщина, репкою зимнею квёлая.

Женщина в девстве и женщина-секс.

Женщина, детям несущая кекс.

Женщина хватка и женщина уши.

Женщина бизнес и женщина клуша.

Женщина в счастье и женщина в горе.

Женщина в «Прада» и женщина в поле.

Женщина ангел и женщина стерва.

Женщина, струнами рвущая нервы,

Женщина, к мужу гвоздями прибитая.

Женщина, памятью горькой облитая,

Чьих-то мужчин уводящая лихо —

Доктор, диспетчер, писатель, портниха,

Главный бухгалтер, электрик, водитель,

Домохозяйка, юрист, попечитель,

Няня, строитель, артистка, модель.

Кухня, машина, роддом и бордель.

Пусть вновь обломался каблук или ноготь.

Пусть жалит мигрень и шершавится локоть.

Пусть бьют нас в капот «Мерседесы» и «Вольво»,

Шеф рожу лица искривил недовольно,

Пусть первенца-кроху уложили в гробик,

И вновь заболел Ришелье или Бобик…

Мы жизни сосуд, неизбывный и вечный.

Пока мы живём, этот мир бесконечен!

Что смотрите, сударь, с укором в упор?

Чем вам не по вкусу такой разговор?

Отрежьте от сердца кусочек тепла,

Пока целиком я его не взяла!

Мы тот аромат, что вам грезится ночью.

Мы матери ваши, подруги и дочки.

Нас надо лелеять, нас надо любить.

Да двиньте ж собой, мне пора выходить!

2010 г.

Дочь

Должна была родиться в мае,

А появилась в феврале.

Куда спешила дочь, не знаю,

Что ей не сладилось во мне?

Вся в аппаратной паутине:

Растает — только прикоснись.

И кулачонки цвета сини

Хватают за волосы жизнь.

Я над прозрачной колыбелью

Склоняюсь, будто в забытьи.

Про поцелуи Елисея

Сплетает вьюга сны мои…

Тревожным светом озарима,

Уснула королевна тут.

А на кормежку мимо, мимо

Орущих рыцарей везут…

Невольно матери оставив

На пряди жаркой первый снег,

У Бога на ладони тает

Сей хрупкий крошечный ковчег.

Она лежала и дышала,

Как рыбка в лодке без воды.

А я беззвучно умоляла:

«Ну что ж, Господь, задумал Ты?

Своей невидимою силой

Ты сохрани и защити!

До ангелочка ей, помилуй,

Немножко надо подрасти.

Позволь ей родником умыться,

Земное полюбить зверьё,

Лесной прохладой насладиться,

Ногами ощутить жнивьё.

Позволь ей тонкими ушами

Святые воспринять слова,

Вдохнуть по полной, не глотками,

Морозный воздух Рождества!

Дай разнести ей весть благую,

Неся удачу всем вокруг,

И ласку ощутить иную —

Других, не материнских рук…

И если можно поменяться,

Подсократи мое житье

Лет этак с хвостиком на двадцать:

Один мой год — за два ее!»

Вот двадцать весен пробежало,

Как бабочек веселых рой.

И я лежала и дышала,

А ты склонялась надо мной…

2012 г.

В городах

В городах, в городах завеснело!

Снег поплыл вдоль широких аллей.

Чертит облако лучиком-мелом

По асфальту нехоженых дней.

Разноцветною стайкой навстречу несутся минутки,

И в тяжёлых ботинках уставшие ноги легки.

Лишь хватило бы нот, чтобы песню мурлыкать в маршрутке,

И карманов пальто, чтоб горстями считать медяки.

2012 г.

Голубиная метель

Воображаемое утро. Двор. Покой.

По подоконнику вожу рукой.

Под аркой каблучков спешащий стрёкот,

Сосед в «Фиате» шинами прошлёпал.

Как после нежности сентябрьской кот и кошка,

Приникнув к раме, жадно ловим воздух

Промокшими счастливыми носами

И смотрим, как, кружась над головами

Невыспавшихся утренних прохожих,

Летают голуби. Обыденный полёт

Мы раз за разом пропускаем мимо,

В мельканье дел и хлопотных забот

Не замечая выкормышей Рима.

Нам кажутся невзрачными они

От серости давно не мытых улиц

И оттого, что мы в былые дни

С единственной любовью разминулись.

И только в ласке разделив постель

С тем или той, которые любимы,

Мы видим сизокрылую метель,

Сплетённую из перьев голубиных.

Тот дом, где нежность вновь нашла приют,

По стае голубей отметить просто:

И клювами стучат в окно, и шеи гнут,

Заглядывая в человечьи гнёзда.

Оконных ниш, балконов, площадей

Бесхитростные жители и гости,

С уверенностью ждёте от людей,

Что с сердцем добрым вам объедки бросят!

…Я помню, мать слабеющей рукой

Бросала робко крошки на балкон.

А я пеняла — дочерью плохой —

На то, что безнадёжно грязен он.

Но дни бегут, и вот недалека

Уж и моя непрочная рука…

Мы всё молчим, мечтая о своём.

Но я легка душой и рада телом.

Чуть трону лоб твой нежности огнём —

И голубем бездомным полетела!

О голуби мои! Мой рай земной

Мне очертите крыльями по крыше,

Чтобы наутро сладостным зерном

Вас покормить смогла из этой ниши!

2013 г.

О тех, кто просил моей руки

Был первым он, кто руку предложил.

Взглянула вскользь — «Смешной! Какая жалость!»

На станции состав притормозил.

Схватив свой плащ, я вышла. Не осталась.

Был ты со мной и руку попросил.

Свербила мысль: «Не мой. Какая жалость!»

Но скромным был, и детвору любил.

И как-то вышло — я с тобой осталась…

Был третьим тот, кто был уже чужим,

И я чужой ему. Такая жалость!

Он на прощанье руку предложил,

И с ним сестрою я расцеловалась.

Четвёртый был немолод. Уж пожил.

Годился мне в отцы. Ну что за жалость…

Он был несмел, как мальчик — и остыл.

Как сеть гнилая, чувство разорвалось.

Мой пятый был… Он был. Он просто — был.

Его бы от себя не отпускала.

Любви просил он, и руки просил.

Рукою этой я любовь разъяла.

А ты — воображаемый герой.

Ты просто сон, но сон неотразимый.

Второй, десятый, пятьдесят шестой —

Какая разница! Отчаянно любимый.

Ты пошутил — «Прошу твоей руки!»

А я сказала — «Думать не моги!»

А ты сказал — «Гляди, умрёшь с тоски!

Уже ложится иней на виски!

Вся жизнь твоя — как грёза наяву!

Ты посмотри, ведь я не так живу.

Огнём — ты будешь, тихой гладью — я.

Скажи, родная, что теперь — моя!»

Ты говорил со мной и говорил.

А время вихрем нас несло — вот это жалость!

Но ты за жизнь свою в словах скопил

Всё лучшее, что нам с тобой досталось.

2013 г.

Моя любимая рулит

Моя любимая рулит большим «Меганом».

Водит аккуратно, презирая дорожный слалом.

Едет неспешно, не спотыкаясь, но беспокоясь,

И лишь на трассе с восторгом

Включает пятую скорость.

Рвётся тяжелый седан в путь, почуяв дорогу.

До губ твоих — сантиметры, малость, совсем немного.

Климат-контроль включила, чтоб охладиться.

Встречные-поперечные:

Шины, капоты, лица…

Машина парит над шоссе, как большой аэробус.

Шутя обходит дальний шальной автобус.

Зазевавшемуся «Гетцу» деликатно мигает фарами:

Езжай, мол, или пусти —

Тормозить некогда нам.

Ам!

Бежит, бежит асфальт под брюхом у светло-синего.

Скажи хоть что-нибудь, милая, на светофоре приобними меня!

Ан нет, лишь мигает панель бортового компьютера.

Средняя скорость сто с остановками —

Вдруг как стоячих справа обходит скутер.

Ах!

Вздрагивает антенна на крыше,

Какая-то донна поёт на сидюшнике — выше, выше.

И вроде Пиаф или кто, или Матье, быть может,

Я глупо злорадствую: «Ты так не можешь,

Не сможешь!»

Доссен о любви запел. Ты всё гонишь, гонишь,

Шумахерша милая,

Думаешь, что любовь догонишь,

Вернёшь, сольёшься?..

Ты ошибаешься, поддаёшься.

Это игра, родная, это игра,

Ты не ребёнок, давно уж понять пора!

«Эй!

Смотри на дорогу, подруга,

Не на меня, а не то разобьёшься!»

Вскинулась с всхлипом. Как в страсти, вспыхнули скулы.

На круглом табло абээска, шутя, подмигнула.

Езжай уже, счастье моё любимое самое…

Моя любимая рулит большим «Меганом»

Моя любимая рулит,

Рулит.

Моя любимая рулит

Большим.

Моя!

Моя.

2009 г.

Радость

Июльский последождный вечер.

Навстречу

С утра от электрички и до дома

С пупками остренькие животы.

Неспешно, семечки грызя,

Без суеты…

Ну, «здравствуй,

Племя молодое, незнакомое!»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Небольшое пояснение:

Уэрга — река в Марокко, станция Аль-Вахда. Уэттом называют пересыхающую в зависимости от времён года реку.

Се — Сан — "желтая река", река во Вьетнаме, станция Се Сан 3.

Вахш — река в Таджикистане, Сангтудинская ГЭС.

Агидель — Белая река в Башкирии, Юмагузинская ГЭС.

Черек — река в Кабардино-Балкарии, Кашхатау ГЭС.