Жила-была девочка

Натали Романова, 2023

Жила-была девочка. Нет, не так. Изначально она была. Умница, красавица, первая всегда и во всем. Родители гордились, одноклассницы завидовали, одноклассники влюблялись. Но она лишь улыбалась в ответ на знаки внимания со стороны мальчиков.Красивая, чистая, наивная девочка. Как легко такую сломать. Как просто стать жестокой, холодной, блистательной любовницей. А что сделать с тем, кто заставил стать такой? Заново влюбить, отомстить и бросить или…

ГЛАВА 2. Даша.

— Не бросай, меня. Что тебе не хватает, денег? Так у меня их много, и я никогда не жалел их на тебя. У тебя есть все. А если чего-то нет, скажи, я куплю, — перекрыв своим телом выход из комнаты Артур пытался удержать меня в личном пользовании. Но его просьбы не вызвали отклика в душе, да и есть ли она у меня или вся выгорела в тот вечер.

— Не вспоминать, — отдала себе мысленный приказ. Очевидно, Артур все-таки затронул какие-то струны, ибо на это воспоминание у меня наложено табу, а сегодня я его едва не нарушила.

Брезгливо посмотрела на бывшего, хотя брезговать, откровенно говоря, нечем. Предо мной стоял высокий, симпатичный мужчина сорока лет, одетый в белую рубашку и серый блейзер, сильные ноги подчеркивают черные классические брюки и, конечно, его любимые, ужасно дорогие ботинки от неизменного Louis Vuitton. Стильно, дорого, со вкусом, но с некоторых пор его облик вызывает неприязнь. Поняв, что купить меня не удалось, взялся за угрозы.

— Сука, ты понимаешь, что ты никто. Если захочу, то тебя не станет, — зло прошипел Артур. Пристально посмотрела ему в глаза с улыбкой на губах. Взгляда не выдержал, пошел на попятную. Может эта мягкотелость в отношении ко мне и сыграла свою роль в том, что наш пятилетний роман подошел к концу.

— Конечно, не в физическом смысле, я на это не способен.

Врет, смог бы, он отнюдь не белый и пушистый. Пусть не сам, но чужими руками убрал бы неугодного со своего пути. Бросила прощальный взгляд вокруг, все-таки здесь, в загородном доме Артура, я провела последние пять лет из моих двадцати четырех.

Вполне неплохо они прошли, если быть честной. В первый год пришлось тяжело, по молодости лет едва не сломалась и не пустилась во все тяжкие, лишь огромным усилием воли смогла вытащить себя из путины жалости и апатии. Обида и злость на Рустама, изначально затопившие меня, быстро трансформировались в самобичевание. Я упорно искала причину его предательства в себе, находила и начинала заживо съедать себя.

Вспоминала, как однажды пришла с работы уставшая, прилегла отдохнуть и вырубилась. Подскочила, посмотрела на часы и поняла, что не успею к приходу Рустама приготовить ужин. И впервые за время совместного проживания пошла и купила пельмени в ближайшем магазине.

Как отказала ему в близости, когда умерла бабушка, и я весь день не находила себе места из-за того, что не поехала на похороны, потому что Рустам был против.

Ночью лежала в постели и бесшумно давилась слезами, вспоминая обидные слова, в расстройстве брошенные мамой в телефонном разговоре.

— Даша, как это ты не приедешь? — голос мамы возмущенно кричал в ухо. — Бабушка тебя любила, она тебя фактически вырастила, пока мы были на работе. А теперь какой-то Рустам против, и ты просто берешь и забиваешь на все. Он тебе никто и вряд ли кем-то станет, а то, что не попрощалась с бабушкой ты себе не простишь. Попомни мои слова, — и она бросила трубку.

И то, что она никогда со мной не разговаривала в подобном тоне, даже когда я, бросив все помчалась в Москву, глубоко резануло по мне.

Было больно и от потери бабушки, и от справедливости маминых слов. Ведь действительно, бабушка сидела со мной до пяти лет. Я была крайне болезненным ребенком, поэтому отдать меня в сад было не вариант. Только после пяти лет меня определили в группу, но к детям младше меня на год. И даже среди них я была самой мелкой, по этой причине и в первый класс пошла не в семь, а в восемь лет, вместе с детьми, с которыми ходила в садик.

Прикусила губу, чтобы не завыть в голос и не разбудить Рустама, у него чуткий сон, и ощущаю, как его рука закрадывается мне под пижамные шортики, а дыхание парня становится прерывистым. Обычно для меня это сигнал к действию, но в тот раз это меня взбесило. Отбросив руку, вскочила с кровати, включила свет и, смотря в лицо растерянно моргающего парня, принялась истерично кричать:

— Ты что и в самом деле ничего не понимаешь? У меня умерла бабушка, а ты мало того, что и слова поддержки не сказал, так еще решил, что сейчас самое время заняться сексом?

Никогда не называла наши занятия любовью словом секс, и ни разу не повышала голос на Рустама, да что там повышала голос, я даже ни разу не ссорилась с ним. Поэтому мои слова произвели впечатление, Рустам подошел ко мне и крепко прижал мое вздрагивающее от рыданий тело к своей груди. Раздающиеся под ухом мерные удары сердца, теплая и так знакомо пахнущая кожа, шепот ласковых слов и все происходящее вокруг вновь становится неважным.

Главное ОН, а он со мной, и вот уже я сама с намеком на продолжение провожу рукой по гладкой коже груди, целую в уголок мужественного и чувственного рта, обвожу языком мочку уха и слегка прикусываю, чтобы услышать сдавленный стон. Руки подталкивают Рустама к кровати, он подчиняется просьбе и прихватив меня с собой, опускается на прохладную простынь, успев перевернуть и оказаться сверху. Все, инициатива прервана, но я и не против. Его рот терзает мои губы, покусывая и обводя их контур языком. Приглашающе приоткрываю рот и впускаю бесстыдный язык, который начинает вовсю хозяйничать и посылать сладкие судороги по телу. Его руки тянут вверх топ, на миг приходится оторваться, чтобы снять лишний элемент. Разочарованно вздыхаю, лишившись столь сладких ощущений, но последующее соединение без помех его прохладной кожи с моей пылающей грудью исторгает из моих опухших губ всхлип удовольствия. Трусь о темные волоски на прокаченной широкой груди, и это действие вызывает сладкий стон у обоих. И вот уже мужские руки ласкают мою грудь, пальцы обводят розовую горошину соска и слегка сжимают. Не выдерживая, прислоняю пылающий низ живота к каменной твердости, а руки ласкают член через хлопок боксеров. Парень рвано вздыхает и буквально насилует мой рот, отстранив мои руки и зажав их в своей, вторая рука неспешно опускается на клитор, обводит его и слегка надавливает, вызывая дрожь по всему телу.

— Рустам, пожалуйста, — не выдерживаю я сладостной агонии.

— Что, детка, скажи мне, что тебе надо?

— Хочу тебя, — вся трясусь от желания. У Рустама во взгляде та же нужда. Но что-то еще плещется в глубине карих глаз.

— Скажи, ты себя хорошо вела? — убирая руку с пылающей точки продолжает пытку парень. С обидой смотрю на него, совершенно не понимая, о чем это он? Тут же воспоминание о бабушке, моей истерике, но все в данный момент неважно, ожидание его плоти в моей перечеркивает все обиды.

— Плохо, — он с торжеством во взгляде возобновляет ласки. — Прости меня, — добавляю и тут же лишаюсь шортиков, и наконец-то руки получают свободу, чтобы тут же лишить его последнего барьера, разделяющего наши тела. Провожу пальцами по члену, в очередной раз поражаясь размеру, растираю влажную каплю, выступившую на головке, ласкаю руками. Ахаю, когда Рустам вводит во влагалище палец, подготавливая меня к слиянию. Тут же раздается смешок

— Да ты вся течешь, Дашка? — довольно рычит и наконец-то сразу входит на всю длину. Накрывает ощущение заполненности, пытаюсь на секунду удержать его и смотрю на Рустама. Тот послушно замирает с улыбкой на припухших губах, и в этот миг мы по-настоящему близки. Карие блестящие глаза напротив полны нежности. И любви? Не знаю, он ни разу в ней не признавался, я же напротив, не сдерживаясь не единожды поведала ему о своих чувствах.

Рустам прикусывает мою губу в призыве приоткрыть рот, повинуюсь и запускаю язык, который тотчас начинает ритмичные движения, полностью вторящие движению члена во мне. Подаюсь бедрами навстречу, чтобы принять еще глубже, до легкой боли, до искр из глаз. Теряюсь в остро–сладких ощущениях, притягивая парня все ближе, царапая ему спину, задыхаясь от полноты чувств. Понимаю, что вот-вот накроет сладкая волна оргазма, резко подаюсь навстречу и сметаю контроль Рустама. Кончаем вместе, мокрые и счастливые.