Не только на Рождество

Натали Кокс, 2018

Чарли ненавидит праздники, и этот год обещает стать худшим в ее жизни. Бойфренд ушел к другой, а у соседей из-за утечки газа произошел взрыв, превративший квартиру Чарли в руины. Оставшись в одиночестве, с легким сотрясением мозга и временно бездомной, Чарли принимает приглашение двоюродной сестры Джез, которая живет в Девоне и держит собачью гостиницу. Однако вряд ли Чарли удастся провести тихие выходные – Джез внезапно уезжает, и гостье придется присматривать за гостиницей, обращаться за помощью к местному ветеринару, синеглазому и надменному Кэлу, принимать новых постояльцев – например, глухого дога, владелец которого красив, как древнегреческий бог, но, увы, помолвлен, или невероятно породистого сеттера, которого привезла хозяйка – вылитая Круэлла Де Виль. Чарли кажется, что все вокруг идет кувырком, но, возможно, у нее появился шанс узнать что-то новое о жизни, о себе самой и… о любви.

Глава 7

Мой зловредный босс вовсе не в восторге. Возвращаясь в «Собачий уют», я звоню Карлу и сообщаю, что, скорее всего, смогу выйти на работу только после праздников.

— Ты серьезно, Чарли? А как насчет дедлайна по проекту «Желудь»? — Похоже, он взбешен. И в не меньшей степени подозрителен. «Желудь» — это шестимесячный контракт для лондонского совета Бромли^[24], и с самого начала работа осложнялась политикой и склоками: из-за недофинансирования и нехватки кадров ее практически невозможно завершить в установленные сроки, и всем это известно. В прошлом месяце я предложила переименовать проект из «Желудя» в «Болиголов», но Карла это не позабавило.

— Я только что от врача, — продолжаю я. — Его беспокоит, что у меня может развиться ПКС.

— Что это?

— Посткоммоционный синдром. Химический дисбаланс в организме, вызванный травмой, — зачитываю я с листа. — Если я сейчас не поберегу себя, симптомы могут сохраняться в течение нескольких месяцев. — После всех жалоб и стенаний Крупный Рогатый Кэл слегка перегнул палку с медицинским заключением — думаю, пытался загладить вину. Он размахал заключение на две страницы, расписал все в красках, включая симптомы, вероятные причины и долгосрочные риски ПКС. Когда он вручил мне справку, я с трудом подавила желание сделать ему комплимент: Мошенничество тебе к лицу!

Карл на другом конце провода драматично вздыхает.

— Ладно, — рявкает он. — Но мне нужна справка от врача.

— Она у меня на руках, — выпаливаю я в ответ. — Я пришлю тебе по электронке.

— И, если твое состояние улучшится, я хочу, чтобы ты сразу же вернулась. Мы действительно по уши в дерьме с этим контрактом, Чарли. И твое отсутствие усугубляет проблему.

— Я знаю, Карл. И очень, очень сожалею.

И это правда, думаю я, нажимая отбой. Мне действительно жаль. Потому что из-за собственной глупой гордости я лишила себя шанса провести Рождество так, как планировала. Вот дуреха!

Но тут я слышу, как Джез говорит по телефону в кабинете, и на этот раз ее голос звенит от радости, и мое сердце смягчается. Совершенно очевидно, что она разговаривает с Элоизой, и они обе на седьмом небе от счастья в связи с ее предстоящим визитом, так что я даже немного завидую им. Джез заслуживает своего романтического приключения в тундре. И, нравится мне это или нет, я проведу Рождество в компании Пегги.

Я читаю газету за обеденным столом, когда Джез возвращается в кухню и устраивается напротив меня.

— Кстати, Элоиза благодарит тебя, — говорит она.

— Рада помочь, — отвечаю я. Щедрость мне к лицу.

— И мне удалось уговорить хозяйку третьей собаки, которую должны были привезти на каникулы, отправить ее к нашим конкурентам.

— Отлично, — говорю я, не придавая особого значения. Одна собака или четыре — какая разница? У них у всех неприятный запах изо рта и плохие манеры за столом.

— Так что в гостинице остаются только Халк и Слэб, — продолжает Джез. — И Пегги в доме. — Она замолкает. — О, и близнецы, конечно, — добавляет она после паузы. Я поглощена чтением статьи о смертельных селфи, которые сегодня уносят больше жизней, чем акулы, когда до меня медленно доходят ее слова. Даже не столько слова, сколько интонации, отчетливо фальшивые.

Я поднимаю глаза, и Джез смотрит на меня с успокаивающей улыбкой.

И это тревожный звоночек.

— Какие еще близнецы? — спрашиваю я.

Как выясняется, близнецы размещены в отдельном загоне за сараем. Для меня это попахивает утайкой информации, хотя Джез божится, что это не так. Когда мы сворачиваем за угол, я резко останавливаюсь, и ноги прирастают к земле. За домом тянется длинный, метров пятнадцати, железный вольер, украшенный крошечными белыми рождественскими огоньками. Впрочем, эти гирлянды нисколько не маскируют обитателей вольера, которые лежат, лениво развалившись на траве, как будто дышат вечерним воздухом.

— Господи, Джез! Ты не говорила, что держишь волков!

Джез улыбается немного смущенно.

— Расслабься. Они только чуточку волки.

— Насколько чуточку? И в какой части? — не унимаюсь я.

— Хм. Я не совсем уверена. Но одно могу сказать: эти собаки почти такие же волки, как чихуа-хуа.

— Они чертовски не похожи на чихуа-хуа!

Когда мы подходим к решетке, обе собаки вскакивают с земли и пригвождают нас к месту напряженными взглядами. Они поражают своей дикой, собачьей красотой — чего стоят их глаза миндалевидной формы, густая шерсть цвета угля и белоснежные хвосты, поднятые над спиной и развевающиеся как роскошный плюмаж. Мало того, у них безупречная осанка. Волчья.

— Дело в том, что все собаки генетически почти неотличимы от волков. Но эти двое волки не в большей степени, чем Пегги, если тебе от этого легче.

— Не совсем.

— Хотя они действительно немного дикие, — признается Джез с усмешкой. — Верно, мальчишки? — Обе собаки все так же молча наблюдают, как мы приближаемся.

— Что это за порода?

— Аляскинские маламуты. Ездовые собаки. Их ценят за силу и выносливость.

— Да, серьезные ребята. — Собаки высокие и широкие, с хорошо развитой грудной клеткой и мускулистыми плечами: собачий эквивалент небольших тракторов марки JCB.

— Привет, близнецы, — ласково говорит Джез. Она отпирает клетку, и я чувствую, как пересыхает во рту.

— Они не опасны?

— Безопаснее некуда.

— Тогда почему ты не пускаешь их в дом?

— Они предпочитают жить на улице. И занимают много места. И пахнут. Во всяком случае, три собаки в доме приравняют меня к этим чокнутым кошатницам. — Джез усмехается.

— Спешу тебя обрадовать: ты уже чокнутая кошатница.

Джез пожимает плечами.

— Может, и так. Это Ромул. — Один пес подходит к ней и трется об ее ноги, и Джез опускается на колени, нежно поглаживая его. Приближается и другой и, после недолгих колебаний, выходит вперед, подставляя голову и привлекая к себе внимание. — Привет, Рем.

— Серьезно? — Я искоса смотрю на нее.

Джез пожимает плечами.

— Мне кажется, им подходят эти клички. Они же выжившие. Однажды ночью, лютой зимой, Кэл нашел их на пороге своего дома. Им было всего четыре недели от роду. Это чудо, что они не замерзли до смерти. Он выкормил их, а потом передал мне.

Я делаю шаг вперед и опускаюсь на землю рядом с Джез. Осторожно протягиваю руку и дотрагиваюсь до меховой спины Рема. Эти двое совсем не похожи на Пикла и Пеппера, неохотно признаюсь я себе.

— Стало быть, Крупный Рогатый Кэл спас тебя, да? — бормочу я. Пес поворачивается и пронзает меня светло-голубыми глазами. Я смотрю на Джез. — Он кажется таким… сдержанным.

— Маламутов разводят отчасти из-за их уверенности в себе. Они считают себя нисколько не ниже людей. Видят себя равными нам.

— Я даже не догадывалась, что они здесь. Когда же ты с ними занимаешься?

— По утрам. Пока ты еще спишь. — Джез кивает на хитроумное двухколесное приспособление, размещенное под навесом за вольером.

— Это что, двуколка?

— Это нарты — что-то вроде саней. Маламуты их обожают. Могут тянуть многие мили. Вот как я их тренирую.

У нарт два огромных колеса с обеих сторон низкого мягкого сиденья. Металлическая передняя дуга выступает наружу и крепится к своего рода оси, и спереди имеется небольшое сцепное устройство. Два комплекта упряжи ромбовидной формы висят рядом с нартами на деревянных колышках.

— Это трудно?

— Ну, разве что для непосвященных. Бывает трудно в управлении. Хотя, признаться, главное — правильно запрячь, и тогда большую часть работы выполняют собаки. Но не обманывайся: нарты могут быть опасны, если не умеешь ими пользоваться, так что на время моего отсутствия лучше не суйся к ним.

— А что будет, если собак не тренировать?

Джез усмехается.

— Они могут стать немного раздражительными.

— Раздражительными настолько, что могут съесть своего опекуна?

— Нет, что ты. Они будут в порядке, если ты просто позволишь им несколько раз в день выходить в загон на пробежку.

Я продолжаю гладить Рема. В отличие от Пегги и Халк, в нем есть что-то завораживающее и смутно успокаивающее. Вот кто мог бы стать роскошным ковриком. Мне хочется зарыться в его мех и спрятаться там. И, когда Джез наконец поднимается, я с некоторой неохотой следую за ней.

— Ну, что скажешь? — немного нервно спрашивает Джез, кивая на собак. — Ты готова присматривать за ними? — Я смотрю на Рема сверху вниз, и он снова завораживает меня своим ледяным взглядом.

— Конечно, — говорю я, пожимая плечами.

Ничего сложного.

На обратном пути к дому Джез объясняет, что утром уедет в Лондон, как только накормит и потренирует собак. У нее заказан билет на рейс из Хитроу в Хельсинки на следующий вечер, со стыковочным перелетом в Лапландию, так что она сможет провести несколько часов в городе, чтобы заняться рождественским шопингом и купить сногсшибательное платье.

— Что нужно надеть, чтобы произвести впечатление на ученого из Арктики? — спрашиваю я.

— Одежду. Побольше и потеплее. Температура там может упасть до минус тридцати в это время года.

— Тогда возьми шерстяные панталоны.

— Кто носит шерстяные панталоны?

— Овцы.

Когда мы добираемся до кухни, Джез достает из холодильника коричневый бумажный пакет.

— Хм. Кстати, насчет свечек, — неуверенно говорит она, помахивая им.

Я подозрительно прищуриваюсь.

— А что насчет них?

— Кэл прописал их для Слэба.

— Конечно, он это сделал. Чтобы насолить мне.

— Честно говоря, в этом нет ничего особенного.

— Забудь. Ни за что на свете.

— Просто быстренько запихни в задний проход — и все дела! Как говорится, и Боб — твой дядя^[25].

— Могу я напомнить тебе, что твоего отца зовут Арчи, и что я даже близко не подойду к собачьей заднице?

— Ну, пожалуйста!

— Ох, перестань, Джез. Разве нельзя просто дать ему немного чернослива?

Она качает головой, потом вздыхает.

— Ладно. Я тебе заплачу.

Я колеблюсь.

— Сколько?

— Двухнедельную стоимость содержания Слэба. Это будут самые легкие двести фунтов, которые ты когда-либо зарабатывала.

— Я не ослышалась — ты сказала «триста»?

— Ошибаешься.

— Двести пятьдесят?

— Двести. Бери или уходи. Валко из деревни сделает это бесплатно, так что смотри, не прогадай.

— Что за человек согласится делать это бесплатно?

— Отчаявшийся.

— Вот я — отчаявшаяся. И я бы не стала делать это бесплатно. Кстати, кто такой Валко? И почему ты его не наняла присматривать за собаками?

Джез вздыхает.

— Валко — мой сосед, болгарин. И он не способен ни за кем присматривать. Меньше всего — за собой.

— Но почему? Что с ним не так?

— У него депрессия. Его невеста по переписке сбежала с другим, и он до сих пор не оправился от этого удара.

— Болгары заказывают невест по почте? Откуда? Из Америки?

— Из Молдовы. Во всяком случае, он изо всех сил пытается это пережить.

— И когда она сбежала?

— О, дай бог памяти. Месяца три назад, что ли?

— Так или иначе, что болгарин забыл в Кросс Боттомли?

— Кто знает? Валко объявился здесь в феврале прошлого года. С тех пор перебивается случайными заработками. Живет в трейлере, принадлежащем моей подруге. Так мы с ним и познакомились. Прошлой весной он помог мне установить кое-какие новые ограждения. — Джез потряхивает бумажным пакетом. — Так что, мы договорились?

Я вздыхаю.

— Ладно. Но не рассчитывай, что за эти деньги я буду заниматься еще и грумингом. Я и себя-то не собираюсь холить во время каникул. Не говоря уже о собаках.

— Согласна. И, что бы он ни говорил, если у тебя действительно возникнут проблемы, ты всегда можешь позвонить Кэлу.

— Ага. Не сомневаюсь, он будет в восторге от моего звонка.

— Поверь мне, он лает, но не кусает.

Мне совсем не хочется думать о его укусах. Честно говоря, я вообще не хочу думать о Крупном Рогатом Кэле. Этот парень меня бесит. И я вполне способна продержаться две благословенные недели, не поддаваясь мужскому очарованию! Я же не пятнадцатилетняя девчонка, жертва бушующих гормонов. Мне тридцать один год, я одинока и в высшей степени самодостаточна. Мне не нужны мужчины, и уж тем более мачо-ветеринары. Что мне действительно нужно сейчас, так это отвлечься: найти фокус для приложения энергии. И лучший вариант прямо под носом. Собаки! Пока Джез в отъезде, я кардинально поменяю привычный образ жизни и погружусь в царство животных. Вместо того, чтобы каждое утро сражаться с Пегги за диван, я найду общий язык со своим внутренним зверем.

Видимо, я не первая, кому пришла в голову такая идея. Тем же вечером, когда я гуглю на своем телефоне, мне попадаются сотни сайтов, посвященных этой теме. Оказывается, существует великое множество способов укрощения внутреннего зверя: ходьба босиком, сон на голой земле, объятия с солнцем (что означает, среди прочего, отказ от солнцезащитного крема), ползание и катание по полу — и это лишь малая часть. Мне не очень нравятся первые два пункта — по крайней мере, не в разгар зимы, — но я вполне могу ради высокой цели кататься и ползать по полу, хотя, на мой взгляд, такая модель поведения присуща скорее детям, чем животным. И я не уверена, что мои перекаты по полу сблизят меня с Пегги, которая сейчас громко храпит на диване, очевидно, устанавливая контакт со своим внутренним человеком.

— Валко предложил помочь выгуливать собак, — говорит Джез, заходя в кухню.

— Ты, кажется, говорила, что ему нельзя доверять?

Она пожимает плечами.

— Ну, он способен отвести их в загон. И он хочет помочь. Поэтому, думаю, тебе стоит воспользоваться его помощью.

— А это обязательно?

— Да. Он так одинок, Чарли.

Я вздыхаю.

— Ладно. Постой, ты ведь не пытаешься свести меня с ним, а? — с подозрением спрашиваю я.

— Господи, нет!

— И на том спасибо.

— Он, в общем-то, неплохой парень. Во всяком случае, Валко — часть команды «Собачьего уюта». — Она исчезает в кабинете, и в голове снова воет сирена.

Кто еще в команде?

Вскоре я слышу, как к дому подъезжает машина. Джез высовывает голову из кабинета и выглядывает наружу через заднюю дверь. Она хмурится, накидывает пальто и выходит во двор на разведку. В следующее мгновение я мельком вижу, как она беседует с рыжеватым блондином возле темно-зеленого спортивного автомобиля с открытым верхом. И, хотя я не эксперт, автомобиль выглядит шикарно и стоит наверняка дороже, чем моя квартира. День солнечный, но все-таки зима на дворе, и мне интересно, какой псих будет ездить с открытым верхом в декабре? Я вытягиваю шею, чтобы лучше рассмотреть чудака, и, когда мужчина отодвигается, моему взору предстает огромная белая собака размером чуть ли не с пони, восседающая на переднем пассажирском сиденье. Я вижу, как хозяин показывает на собаку, и как Джез качает головой. Ясное дело, что бы он ей ни втюхивал, она не поддается. Или наоборот. Я натягиваю пальто и выхожу на улицу как раз вовремя, чтобы услышать, как она повторяет свой отказ.

— Простите, сэр, но в это Рождество мы полностью загружены.

Мужчина оборачивается на звук моих шагов и устремляет на меня жалобный взгляд, способный растопить айсберг, но явно не Джез. И в этот миг я замечаю, что он не только в отчаянии, но и отчаянно красив, как будто соткан из самого изысканного генетического материала: высокие скулы, римский нос, золотистые светлые волосы. Усиливает эффект и безупречный прикид: красивое темно-синее пальто-бушлат и клетчатый кашемировый шарф только что не кричат о богатстве и породе.

Ни фига себе!

Но Джез не просто равнодушна к его красоте: она раздражающе непреклонна. Она приносит извинения и снова качает головой. Я бросаю взгляд на гигантского пса, который сидит прямо, будто аршин проглотил, и смотрит на нас огромными немигающими светло-карими глазами, преисполненный королевского достоинства.

— Обещаю вам, с ним не будет никаких проблем, — настаивает мужчина, пробегая рукой по волосам. — Это настоящий аристократ, а не пес.

— Да, сэр, все они такие, — говорит Джез, улыбаясь.

Но не у всех такие хозяева, как этот! Я с прищуром оглядываю пса и прихожу к выводу, что в нем, вполне возможно, течет голубая кровь. И, в конце концов, одним четвероногим больше, одним меньше — какая разница?

— Привет! — Я весело машу рукой.

— Я — Чарли.

Мужчина поворачивается ко мне с озадаченной, но полной надежды улыбкой. И боже! У него ямочки на щеках! Две очаровательные вмятинки с обеих сторон квадратной челюсти. Он протягивает мне руку, как будто тянется к спасательному кругу.

— Я — Хьюго. А это Малкольм. — Он кивает на собаку. — И мы действительно в отчаянии. Вы окажете нам неоценимую услугу.

С надеждой в глазах я поворачиваюсь к Джез и уже готова настаивать на том, что лишняя собака для меня не проблема, когда она снова качает головой.

— В любое другое время мы бы с удовольствием, — твердо говорит она. — Пожалуйста, рассчитывайте на нас в следующий раз. — И с этими словами она буквально усаживает несчастного красавца Хьюго обратно в машину, хлопает дверцей, отступает назад и провожает его взмахом руки. Бедолаге Хьюго ничего не остается, кроме как завести мотор и тронуться с места, запоздало махнув рукой на прощание. «Такие хорошие манеры, несмотря на горечь разочарования, — тоскливо думаю я. — Даже моя мама одобрила бы».

Когда автомобиль отъезжает, Джез поворачивается ко мне и качает головой.

— Ох уж эти владельцы датчан! Ведут себя так, будто им все позволено, черт бы их побрал.

— Он что, иностранец? Клянусь, он говорил по-английски.

— Пес. Датский дог.

— О! Но владелец казался милым, — осторожно замечаю я.

— Все они кажутся милыми. До поры до времени.

А выглядел он и того лучше, с грустью думаю я, глядя вслед удаляющемуся кабриолету.

Джез возвращается в дом, оставляя меня наедине с моими мыслями. Интересно, может, есть что-то такое особенное в местной воде, что объясняет магнетизм девонских мужчин?

Примечания

24

Бромли — один из 32 лондонских боро (районов), находится во внешнем Лондоне.

25

Английская идиома «And Bob’s your uncle», означающая гарантию успеха; восходит к ХIX веку и истории молодого британского чиновника Артура Бальфура, сделавшего блестящую карьеру в политике благодаря протекции своего дяди, Роберта (Боба) Сесила, премьер-министра Великобритании. Дословно обычно не переводится; здесь такой перевод дан исходя из дальнейшего текста.