Новая Жизнь. Сага «Исповедь» Книга вторая

Натали Бизанс

Только в сказках история любви заканчивается свадьбой героев, в жизни у них всё впереди. Эрика и его любимую ждут новые испытания, но настоящая любовь способна преодолеть все трудности, особенно когда рядом верные и такие одарённые друзья! Вторая книга саги «Исповедь». Всё только начинается!

Часть 2

Глава 1

Я возвращаюсь домой! Какое блаженство знать, что есть куда вернуться и там ждут тебя!..

Рана уже почти не тревожит, я полон сил и очень хочу сделать что-нибудь невероятное. Мой внутренний голос зовёт меня поверить в чудо, более того, он говорит, что я могу совершить его. Буду послушен и доверюсь как всегда, а там будь что будет, если на то есть воля Твоя.

Разложив свои вещи, крепко обнял жену и попросил её одеться потеплее, чтобы поехать со мной на прогулку. Наташа, увидев огонь в моих глазах, не стала сопротивляться. Мои странности были ей уже хорошо знакомы: я мог сорваться неизвестно куда в любой час дня или ночи. И то, что на этот раз мы едем вместе уже радовало.

Нужно отдать должное терпеливости моей супруги! Кто ещё способен был бы понять ведомого таинственными голосами человека, который при всём этом ещё умудряется получать травмы, как это случалось в последнее время.

Моё сердце горело желанием отблагодарить любимую. Я отвёз её за город, что называется, в чисто поле. Наташа с недоумением посмотрела на меня.

— Что мы здесь будем делать?

— Доверься мне! — я вышел из машины, открыл дверцу, взял её за руку и ещё раз повторил, — просто доверься!

Мы долго шли к центру ровного, покрытого скошенной травой поля. Я бы нёс её на руках, но пока это было невозможно. Внутренних сил во мне гораздо больше, чем физических.

Нас окружает поздняя осень, самый конец ноября. Ветрено и холодно. Пожухлая трава шелестит под ногами. Голые деревья качают обнажёнными ветвями, словно приветствуя приближение скорой зимы — сладостного белого сна, который будет грезиться им до весны. Облака бегут по небу важные и тяжёлые, словно беременные снегом или дождём. Солнце то выглянет, то исчезнет, продолжая свою любимую игру в прятки с землёй.

— Посмотри на небо!.. — мы оба остановились и запрокинули головы, — ощути, как плывут облака: вечное движение, неподвластное нам, оно было до нас, останется и после…

— Эрик, смотри, это облако похоже на слона! А теперь от него отделился хобот…

— Да, и теперь это как рычащий лев, а вот то, левее, будто дракон…

Мы стояли, увлечённые этой игрой, как в детстве, и я испытывал огромное счастье. Я держал Наташину ладонь в своей ладони, ощущая каждой клеточкой тела. Любимая увлеклась воздушным зрелищем, а я тайком любовался ею.

Момент приближался, и сердце возбуждённо застучало в груди. Огромная тёмная туча быстро приближалась к нам, волоча своё огромное брюхо, вот-вот готовое разродиться непогодой. Ветер усилился, мрачная тень накрыла землю.

— Эрик, по-моему, будет дождь, а может даже снег… нам пора бежать к машине!

— Не бойся ничего, просто смотри!

— Не хотелось бы промокнуть до нитки, ты только после больницы.

Сквозь тело прошла вибрация, подобная мощному электрическому разряду, и я сказал взволнованно:

— Верь мне!..

Начали падать первые капли на землю. Вглядываясь в самое тёмное место на туче, я мысленно приближался к нему, создавая туннель, проходящий сквозь толщу влажного ледяного препятствия. Энергетическая воронка, подобная смерчу, поднималась от меня к солнцу. Я был там (при этом оставаясь на земле) ощущал вой ветра и силу сопротивления, продвигаясь в вышину, туда, за грань облаков, где всегда чистое безбрежное небо…

И это случилось! На земле шёл дождь. Он шёл везде вокруг, но нас не касался. Над нами был виден маленький островок голубого неба, сквозь который проникали яркие лучи солнца, словно прожектор.

Наташа онемела от этого зрелища. Я сам как заворожённый смотрел наверх в радужную игру потока света и вспоминал картинку из Детской Библии, которую читала мне в детстве мама. На ней был изображён сюжет: Адам и Ева в райском саду говорят с Господом, и на них ниспадают точно такие же лучи сквозь разорванные облака.

Дождь шёл плотной стеной вокруг, а мы продолжали стоять, совершенно сухие в центре поля, и земля под ногами оставалась сухой. Туча, словно разрезанная на две половины, обиженно унеслась восвояси. Наташа опомнилась и посмотрела на меня огромными от удивления глазами.

— Эрик, это чудо! Ты хоть сам понимаешь?! — она от волнения не находила слов.

Ветер стих. Природа словно не могла понять, что же такое только что случилось?..

— Пойдём, родная, а то замёрзнешь!

Жена крепко обняла меня, прижавшись лицом к моей груди…

— Спасибо тебе!

— Не мне, Господу!

— Богу прежде всего… — она подняла лицо, вглядываясь в меня лазурными осколками неба, а я любовался ею и думал: «Если и есть на свете чудеса, то их способна сотворить только любовь!»

Глава 2

Звонок от Марика был неожиданным. Мой польский номер сотового уже давно не работал, а новый телефон знали не все. Видимо, Марик обратился к Юрису.

— Ойтец, будь добр, разреши мне приехать и побыть с тобой рядом какое-то время! Мне очень плохо. Мамы больше нет… — голос сорвался, ему было трудно говорить.

— Конечно, Марик, приезжай. Мы с женой будем рады.

Объяснил ему, где мы живём, и как нас найти. Он собирался приехать на мотоцикле, я попросил его беречь себя и благословил в дорогу.

Долгая и тяжёлая болезнь мамы сделала парня совсем взрослым, и вот теперь он остался один. Как перст. Нужно ли говорить, насколько он нуждался сейчас в поддержке?! Даже если бы я жил во Франции или, скажем, в Африке, он всё равно бы приехал.

«Помяни Господи душу новопреставленной рабы твоей Марии…»

— Эрик, что-то случилось?

— Да, моя хорошая, умерла мама одного близкого мне человека. Она долго болела, и вот, это случилось. Нужно помолиться за неё.

— Не буду мешать.

— Ты не мешаешь, наоборот… — я прижал жену к сердцу, — Марик приедет к нам, ему нужна поддержка.

— Я буду рада, только где мы разместим нашего гостя?

— Поверь мне, он неприхотлив, думаю, что дивана в гостиной будет ему предостаточно.

— Но удобно ли?..

— Есть ещё раскладушка. Не беспокойся, устроим.

— Хорошо, — она провела тёплой ладошкой по моему лицу, и наши губы соединились.

Я был так счастлив, вернувшись домой. Мы никак не могли насладиться друг другом. Нежность вскипала горячей волной, вновь и вновь захлёстывая наши души. С трудом прервав долгий поцелуй, мы перевели дыхание.

— Сколько ему лет? — Наташа поправила мои взъерошенные волосы.

— Около двадцати, я точно не знаю.

— Он один из твоих прихожан?

— Нет. Это давняя история, мне кажется, я тебе рассказывал, мы познакомились на мосту, парень хотел свести счёты с жизнью, но мне удалось его переубедить. С тех пор мы часто встречались. Я был у них, когда у мамы только обнаружили рак…

— Да, я помню, ты рассказывал. Мне очень жаль…

— Увы, всем нам, рано или поздно, придётся умереть, — мы вместе тяжело вздохнули. — Тебе Марик понравится, я уверен.

— Важно поддержать мальчика в этот скорбный час… Давай помолимся за него вместе.

Глава 3

Мы ждали Марика ближе к вечеру. Я всё думал о нём, как он там, так долго в дороге, на мотоцикле в такую непогоду?.. «Господи, спаси и сохрани!»

Устроили генеральную уборку, вместе приготовили вкусный обед, и как только сели за стол трапезничать, неожиданно раздался звук подъезжающего мотоцикла. Я выглянул в окно: «Нет, не ошибся, точно он! Не может быть, чтоб так быстро!..»

Выбежал во двор.

— Как, уже? Марик, дружище, даже не верится! Ты наверное не ехал, а летел? Признавайся!

— Ойтец, нет быстрее птицы, чем мой железный конь!.. — он улыбнулся, похлопав байк, от которого всё ещё исходил горячий пар. В руках Марика была каска, а по кожаной куртке стекали капли дождя…

— Ты гнал без отдыха?! Как неосмотрительно, сын мой! Не загнал вороного? — улыбнувшись, мы крепко обнялись.

— Накрыть бы его… — Марик с любовью посмотрел на свой пауэр-крузер, как на живое существо.

— Сейчас что-нибудь придумаем. Заходи, не стой у порога! Я помог снять ему со спины рюкзак и тяжёлую, намокшую, кожаную куртку.

Наташа встретила гостя тепло, они пожали друг другу руки.

— Знакомьтесь: любимая, это — Марик! Марик — моя жена Наташа! — я представил их на разных языках. Они обменялись любезностями, я перевёл. Хорошо, что ещё не забыл польский, постепенно он стал вытесняться французским, который я изучал с большим рвением последние несколько месяцев.

Первым делом мы усадили парня за стол и накормили. Он был совершенно измотан и стал засыпать на наших глазах, «клевая носом в тарелку», уговорили его лечь отдохнуть. Я постелил раскладушку в комнате Эрики, временно пустующей в отсутствии хозяйки.

Марик лёг, пробубнив мне слова благодарности и тут же заснул.

— Мальчик совершенно выдохся! — протирая чистую посуду полотенцем, вздохнула Наташа.

— С ума сойти, он ехал всю ночь!

— Ага, вспомни, каким ты появился тогда!.. — по её лицу пробежала грустная улыбка.

— Да, я тоже гнал без остановок, а потом долго не решался войти, пока не промёрз до мозга костей!..

— Почему?! — Наташа убрала с лица упавший на глаза локон таким привлекательным жестом, что по мне пробежала горячая волна.

— Не знаю. В последнюю минуты растерял всю решимость. Подумал, что в твоей жизни уже нет для меня места… Просто стоял во дворе и смотрел на окна вашего дома. Как сейчас помню, шёл мокрый снег с сильным ветром, а я всё медлил и не понимал, что я здесь делаю? Как посмел нарушить твой покой…

Растроганная, она подошла и обняла меня нежно и ласково. Печальные воспоминания рассеялись, стало светло на душе. Уткнувшись лицом в её упругую грудь, я стиснул мою ненаглядную в объятьях.

— А я так ждала тебя! Мальчик мой, как недавно и как давно это было, словно в другой жизни!..

— Так и есть. Теперь у нас новая жизнь! — я попытался подхватить её на руки, но Наташа возмущённо запротестовала:

— Эрик, прекрати, ты ещё не поправился!

— Достаточно, чтобы отнести тебя в спальню…

Я осыпал поцелуями её лицо, шею, волосы, вдыхая до одури пьянящий запах любимой женщины и думал о том, что нет никого в мире счастливее нас. Надо ли говорить, что было потом?.. Я люблю её каждой клеточкой своего тела, всеми фибрами моей пылающей души. Этой жажде нет конца и утоления. Пока мы живы, мне всегда её будет мало. Этот огонь не потушить. Он сильнее нас.

{Сплетение ног, сплетение рук, слияние глаз…

И на груди моей сверкает, как алмаз

Твоя слеза, упавшая в ночи.

Ты не молчи, прошу, родная, не молчи!

Слияние душ, слияние тел, сияние глаз…

Лавина нежности, бушующая в нас.

Рассвет далёк, а ты в объятьях так близка,

И вечность раздвигает облака…}

Глава 4

Утром, когда мы уже позавтракали, Марик проснулся и вышел на кухню.

— Доброе утро!

— Доброе! Как отдохнул? — спросил я, улыбаясь.

— Сколько же я спал? — он почесал затылок, пытаясь вспомнить.

— Часов восемнадцать, не меньше! — мне хорошо знакомо это состояние, я часто, проснувшись, силюсь вспомнить, что было вчера, чтобы восстановить картину существующей реальности, особенно часто это бывает от переутомления.

— Садитесь за стол, пожалуйста! — Наташа поставила на стол ещё одну тарелку, придвинула гренки.

Марик сел, взъерошенный, похожий на большого ребёнка.

— Что будете пить: чай, кофе? — я ощущал, как она ещё стесняется присутствия малознакомого человека.

— Herbata, kawa? — я перевёл.

Марик улыбнулся тоже немного смущённо и попросил кофе покрепче. Всматриваясь в его изменившиеся за это время черты, я с трудом находил в нём прежнего ранимого юношу. Болезнь и смерть мамы, работа, которой он занимался по вечерам, разгружая фуры, — всё это отпечаталось на его лице и фигуре и, несомненно, на характере, сделав ещё более взрослым и крепким физически.

— Ойтец, как ты тут в новой жизни? Не скучаешь по Польше? — его глаза были грустными, а вопрос много значил для него.

— Некогда скучать, Марик, хотя мне вас очень не хватает. Юриса… как он там?

— Хорошо, не унывает. Ты же знаешь, как много у них забот, я пробыл там целый день перед отъездом, так даже и не поговорили с ним толком, — рассказывал Марик, уплетая гренки. — Крутится как белка в колесе. Теперь ему ещё один приход обслуживать надо, помнишь деревенька неподалёку, забыл название, там тоже старый ксёндз скончался. Старики умирают, а замены им нет. Кто сейчас о семинарии думает? Молодёжь деньги интересуют, поразъехалась на заработки по Европе: кто в Германию, кто в Англию рванул… В общем, куда Бог пошлёт, а я, вот, к вам.

— Молодец, что приехал!

— Не стесню?

— Ты мне как родной, Марик, у нас всегда найдётся место для хорошего человека.

Наташа только слушала нас, перебегая взглядом от меня к Марику и обратно.

— Юрис сказал, ты ранен был?! У кого же рука поднялась?! — он с возмущением поднял на меня глаза, ожидая ответа, словно хотел поехать разобраться с виновным.

— Ничего страшного. Шальная пуля зацепила.

Наташа в этот момент горько вздохнула, словно поняла, о чём наш разговор.

— Это уже интересно!

— Потом, как-нибудь тебе расскажу.

Марик шумно вздохнул.

— Всё людей спасаешь?!

— Судьба такая. Давай лучше о тебе поговорим…

— А что обо мне, ты и так всё знаешь. Мама лежала последнее время, больше не вставала совсем. Измучилась она с этой болезнью. Мне приходилось работать, чтобы лекарства оплачивать, учёбу забросил, на двух базах устроился. Хорошо, соседка помогала, приходила её покормить, а вечером мы вместе мыли маму… — он шмыгнул носом, пытаясь скрыть захлестнувшие эмоции, но не смог, глаза наполнились слезами.

Я взял его за руку, и энергия потекла тонкой струйкой в огненные раны души студёной водой.

— Всё будет хорошо, Марик, ты не один…

Наташа сочувственно вздохнула:

— Бедный мальчик!

— Спасибо, что разрешили приехать, мне сейчас одному не справиться. Всё напоминает о… Подписал бумаги на продажу дома и сбежал. Хочу разобраться в себе, научиться жить дальше, и лучше тебя мне никто в этом не поможет! — он крепко сжал мою руку.

— Я рад, что ты здесь!

— Благодарю, ойтец! И Вас, Наташа, благодарю! Было очень-очень вкусно!

Я перевёл, Наташа растроганно улыбнулась в ответ:

— На здоровье!

— Хочешь что-нибудь ещё?

— Нет, спасибо, я наелся.

Мы прошли с ним в зал.

— Сегодня поедем за дочкой к Наташиным родителям, ты с нами?

— С удовольствием, хочу узнать твою семью.

— Да, а ведь совсем недавно у меня никого и не было, я, как и ты, рано осиротел. Теперь вот большая семья, скоро сам всё увидишь!.. И у тебя, Марик, всё обязательно наладится!

— Когда мне это говоришь ты, я верю. Помнишь, Эрик, ты мне сказал тогда на мосту, что только через несколько лет я встречу свою женщину?

— Помню.

— Ты тогда правду говорил?.. Долго мне ещё ждать? — он понизил голос почти до шёпота, словно нас кто-то мог услышать и понять.

— Я говорил тебе то, что чувствовал в ту минуту. Ты пойми меня правильно, это же не инструкция какая-нибудь и не прогноз. Я сам вижу только то, что мне дают видеть. Никоим образом не умею переноситься в будущее и не заглядываю вперёд. Что будет во многом зависит от нас самих: от поступков, выбора, решений… Каждый твой сегодняшний шаг определяет завтра. И то, что верно было для тебя тогда на мосту, может быть уже неверно сейчас. Ведь ты же изменился, многое понял, пережил, столько горя повидал… Не забивай себе голову понапрасну. Всё случится тогда, когда суждено. Ну, а чтоб такой красивый парень в одиночестве остался, так это из области фантастики вообще!

Мы оба засмеялись.

— Посмотри на меня: я считал, что моё будущее предопределено, выбор сделан единственно правильный, как мне казалось… И что? Любовь взяла своё. И всё изменилось. Поэтому, не строй себе планов, не ставь сроков, живи внимательно и не пропусти свой шанс, который Бог тебе обязательно пошлёт. Люди иногда придумывают сами себе программу, а делать этого не стоит. Нужно жить сейчас и сегодня, и концентрировать своё внимание на текущем моменте, а не на том, что будет… Думая только о будущем, можешь пропустить что-то очень важное уже сейчас, а завтра оно уже останется в прошлом…

— Я понимаю, о чём ты.

— Знаешь, чем страшны гадания? Ты приходишь к цыганке, заранее веря в то, что она знает правду о твоём будущем. Она предсказывает тебе что-то. И это устанавливается в твоё подсознание как программа к действию… Итог неизбежен. «Цыганка была права!» — делают вывод люди. А на самом деле, ты сам запустил чужую мысль себе в подсознание. Запомни: ты, а не кто-то другой должен управлять собственными мыслями. А сила мысли огромна! Только мы всё время забываем об этом.

— Но ведь существует судьба?!

— Существует время, определённое тебе на жизнь. Воля Божья, которую мы не всегда понимаем и принимаем… всё остальное мы создаём сами. Бог не глух к просьбам, нет! Он — это Любовь! И если в тебе есть вера, ты можешь много выпросить у Него, изменить ход событий. Главное — не заплывать жиром бездействия и довольства. Ты — сам творец своей жизни и в ответе за то, какой её создаёшь. Есть моменты, неподвластные нам, таким образом Бог тебя направляет, указывает на то, что является важным, чего ты не понял и не осознал или сделал не так. Неисправимые моменты нужно принимать как точку отсчёта чего-то нового.

— Например, смерть?

— Уход близкого человека всегда меняет наш взгляд на жизнь, на весь этот мир, через скорбь потери заставляет задуматься о бренности бытия. И ты понимаешь: прежнего уже не вернуть, нужно идти дальше, и слезами горю не поможешь. Нужно принять случившееся как данность и отпустить, чтобы жить… Боль воспитывает душу. Она дана, чтобы мы осознали вечные ценности. Нужно пережить её, выдержать и идти вперёд. Ты потерял маму. Я тоже осиротел. Мы и сами уйдём. Это всё неизбежно. Но пока ты жив, ещё есть время что-то сделать, чего-то достичь, кому-то помочь, что-то исправить… Жизнь уходит ежесекундно, как в песочных часах, крупинка падает за крупинкой, а мы забываем об этом, а ведь бытие — величайший дар Бога! На тебя затрачены огромные силы: создана твоя бессмертная душа, тело — физическая материя, данная на время, если можно так выразиться. А людям свойственно отождествлять себя исключительно с этой самой оболочкой, тогда как главное остаётся незамеченным.

Марик внимал с большим интересом, собственно ради этого он и приехал, чтобы послушать меня, сделать свои выводы, нащупать почву под ногами… А я продолжал свой долгий монолог:

— Наши мамы исполнили своё предназначение, прошли земной путь и вернулись в Вечный Дом Любви. Мы ещё обязательно встретимся… Живи этой мыслью, не отпускай её. Не допускай в сердце сомнений и не занимайся самобичеванием. Именно они губят нас, эти черви зла, проедая дыры в нашей вере, приводят к отчаянию. Иллюзия реальности — вот самая большая из всех существующих иллюзий! Мир вокруг нас существует в данный момент времени. А есть мир безвременный — вот в чём настоящая реальность. Жизнь — это путешествие во времени и, как любое другое, оно однажды заканчивается. Бесконечность — совсем другое. Только представь себе это, и тогда можно пережить всё. Когда-то ты стоял на мосту из-за выдуманной любви, потерпевшей крах, и чуть не предал любовь вечную… Бог послал меня к тебе, чтобы не допустить этого. Потом ты многое понял. А сколько ещё предстоит осознать?!

Время идёт, отсчитывая минуты, тикают часы на стене: тик-так, тик-так, тик-так…

Глава 5

— Я не помню моего папу, он бросил нас, когда я был ещё маленьким. Но с тех пор, как в моей жизни появился ты, Эрик, кажется, я начал понимать, что такое отец…

— Разве может быть что-то дороже этих слов? Лучшей похвалы священнику не услышать. Спасибо, Марик, я очень тронут!

— Знаешь, если бы у меня была такая возможность, я бы пошёл за тобой хоть на край света, как ученики ходили за Иисусом, честное слово! Когда ты уехал, для меня многое потеряло смысл. Костёл опустел, как будто ты увёз вместе с собой возможность увидеть Бога… Я не знаю, как это объяснить. Юрис тоже хороший священник, но он не такой, как ты…

— Не говори так, прошу тебя! Бога можно узреть в любом человеке, в ком-то больше, в ком-то меньше, но Он присутствует в каждом из нас. Господь доступен всем своим детям. Просто когда на ком-то особенно ярко отражается Его небесный свет, нам в это легче верить. Мы все, как сообщающиеся сосуды, передаём друг другу то, чем наполнены. На самом деле во мне нет ничего сверхъестественного. Вера и любовь — заразительны. Мне по жизни везло, что встречались учителя, которых я тоже могу считать духовными отцами, и очень многим обязан им.

— Скажи, Эрик, чем я могу быть тебе полезен?

Вопрос застал меня врасплох. Я чувствовал, что для Марика очень важно не просто находиться рядом со мной и не быть обузой, ему ещё очень хотелось приносить благо. Раньше юноша заботился о своей больной маме, не жалея сил, теперь горькая утрата образовала в его жизни пустоту, которую нужно чем-то заполнить.

— Мы подумаем об этом, хорошо?! А пока просто учи русский и набирайся сил. Душевные раны должны зажить, и хоть до конца своих дней мы не забудем о потерях, нужно смириться со случившимся.

Марик решил последовать моему совету и начал переспрашивать слова на русском и запоминать их… Память у парня светлая, и особого труда выучить близкий к польскому язык не составит. К тому же, это забавляет Наташу, и даёт им возможность общения, что немало радует меня.

Наш гость внимательно наблюдает за нами, за нашими отношениями, за жизнью внутри семьи. Он был очень удивлён, узнав о том, что мы учились вместе и были влюбленны ещё до того, как я стал священником. Не знаю, что больше поразило его воображение: то, что я, имея любовь, ушёл в семинарию или то, что ушёл со службы ради любви.

Наташа ему понравилась, да и он приятен моей супруге. Несмотря на языковой барьер, они как-то быстро научились понимать друг друга, буквально в течении дня, конечно, мне пришлось иногда помогать с переводом, но всё же обоюдное желание играет решающую роль в восприятии.

По дороге к Наташиным родителям мы разговорись с Мариком о прошлом, болезненную для него тему мне не хотелось трогать, но он сам всё время мыслями возвращался к смерти мамы, к её болезни, которая забрала и у него столько сил. Часто он со слезами на глазах просто смотрел в окно на местный пейзаж, мало чем отличающийся от Польши, разве что домами и плохими дорогами.

Наташа сидела рядом со мной и, в основном, молчала, слушая нас. Видимо, польский язык вызывал в ней воспоминания о нашей рождественской встрече, глаза блестели и горячие взгляды согревали наши сердца. Марик находился на заднем сидении, разговаривая с ним, я смотрел в зеркало заднего вида. А он наклонялся вперёд, чтобы мне было лучше слышно.

— Юрис говорил, что твой преследователь снова копает под тебя… А мне кажется, ему, как и всем нам, просто не хватает общения с тобой. Если бы Юрис мне не дал твоего телефонного номера, ойтец, я бы тоже начал поиски, честно слово! Может проще поговорить с ним и удовлетворить его любопытство? Как ты думаешь?

— Не знаю, Марик. Колек — особенный тип. От него так просто не отделаешься, и просьбой молчать не заставишь держать информацию о моём уходе в тайне.

— Ты ушёл насовсем? Ну, то есть я понимаю, что у вас всё серьёзно, но как ты будешь жить без церкви?

— Почему без? Юрис тебе не сказал? Я постараюсь стать православным священником.

— Ничего себе? И можно быть женатым?

— В том-то и дело.

— Я в этом мало что понимаю, существует большая разница?

— Бог у нас один!.. Вот, что самое главное. Православие хранит древние традиции, обряды и даже старославянский язык.

— Значит, есть надежда, что ты всё равно остаёшься священником?

— Очень надеюсь на это.

— А как вас повенчали?..

— Мы венчались в православной церкви.

— Значит, фактически, ты уже не католик?

— Да.

— Ни за что бы не поверил, что ты изменишь своей вере!..

— Я не изменял вере. Бог — один, церкви разные, но все вместе мы — одно единое целое. Какая разница, как проводить обряды и на каком языке молиться? Важен смысл, который ты во всё это вкладываешь!

В машине образовалась тишина.

— Ну, что, мой дорогой, ты по-прежнему готов идти за мной?! — я вложил в эту фразу очень много смысла и капельку иронии.

— Для меня ничего не изменилось. До встречи с тобой я вообще не думал о Боге… Будь ты хоть кем, всё равно останешься для меня человеком, протянувшим руку помощи, когда моя жизнь ничего не стоила и висела на волоске. Ты дал мне почувствовать ответственность за неё. Не представляю, что бы было с мамой, сделай я тогда тот роковой шаг… Ты, ойтец, для меня очень многое значишь!

— Ты для меня — тоже.

Нет ничего интереснее самой жизни, когда ты внимательный зритель. Из маленьких фрагментов создан калейдоскоп событий, который всё время меняется, стоит нам сделать всего один лишь шаг…

Глава 6

Реакция Марика на то, что, возможно, я уеду переучиваться во Францию, сразила меня наповал:

— Значит, кроме русского, мне придётся учить ещё и французский! — даже смех разобрал, честное слово, но он говорил серьёзно. Никак не ожидал я такой реакции.

Родители встретили нас тепло, что уж и говорить о Мишеньке с Эрикой, они были просто счастливы. Каникулы подходили к концу, и пора было детворе возвращаться домой.

Наташина мама очень старалась угодить нашему польскому гостю. Меня обрадовало и немного удивило, что Марика сразу же восприняли как своего, родного. Красивый юноша с тёмными кудрями густых волос, карими выразительными глазами, с яркой чувственной родинкой над верхней губой тут же очаровал своим обаянием взрослых и детей. Он сильно возмужал за время, которое мы не виделись, и повзрослел. Боль тяжёлой утраты не сломила его, но сделала мудрей и внимательней ко всему, что происходит вокруг. В чужой стране, в незнакомой семье, говоря на другом языке, он не выглядел потерянным, а очень живо реагировал на всё, с улыбкой стараясь помочь, когда это было возможно, его вежливость и воспитанность покорили всех.

Дом родителей, окружённый большим красивым садом, находится на краю небольшого посёлка. Всё здесь ухожено и облагорожено, каждый цветок, кустик, деревце взращены родительскими руками с любовью. Мама занимается в основном огородом с теплицами, а отец садом. Дома тоже всем хватает работы: отопление печное, вода из колодца… Во дворе целая гора заготовленных на грядущую зиму дров. Мы тоже немного подсобили с Мариком на распилке и колке чурок, Наташа с мамой и отцом складывали их под навес, а уж с какой радостью дети принялись помогать нам! Так что к ужину все были довольны и нагуляли зверский аппетит. Домашняя картошка, консервированные помидоры, малосольные огурцы, грибочки маринованные со сметаной и луком, деревенская колбаса и копчёный окорок… Что может быть вкуснее после работы на свежем воздухе?!

В печи потрескивал огонь, тепло и хорошо в семейном кругу, но нужно было отправляться в путь. Собрав детские вещи, поблагодарили гостеприимных хозяев. Присели на дорожку. Мама немного всплакнула, прощаясь с любимой внучкой и в порыве чувств даже приобняла меня, чего за ней ранее не наблюдалось. Пообещав, что скоро встретимся, мы отправились в путь. Наташа в этот раз села с детьми, а Марик разместился рядом со мной, так было удобнее общаться.

Ещё издалека я увидел свет мигалок полицейских машин, стояли спасатели и несколько «карет» скорой помощи. Припарковавшись у обочины, я подошёл к месту аварии. Картина была страшной, из искорёженной кабины вытаскивали очередное окровавленное тело, несколько уже лежало неподалёку, накрытых с головой.

— Сюда нельзя! — заорал на меня полицейский.

— Я — священник, могу чем-то помочь?

— Разве что помолитесь за упокой этих несчастных!.. Все четверо, как один, — трупы. Возвращались с веселья, видимо, перебрали, вот и не вписались в поворот. Стойкий запах алкоголя… Молодые совсем ребята. Страшно смотреть! — он снял фуражку и вытер пот со лба. — Идите, отец, тут уже ничем не поможешь.

Это было то самое место, где когда-то ночью я «дежурил» в ожидании машины Стэфана и грузовика… То самое кривое дерево стало последним, что увидели эти молодое люди. «Я так и не поставил здесь креста, не провёл молебен!.. Завтра же позвоню отцу Филиппу!..» — подумал я, испытывая чувство скорби и вины за то, что не смог предотвратить трагедию, может быть, если бы я был лучше сосредоточен, то почувствовал бы приближение беды… Бывают проклятые места, исправить это можно только силой молитвы. Непоправимость произошедшего легла тяжёлым грузом на мои плечи. «Почему я ничего не узнал?! Ведь был совсем рядом, мог остановить их, предостеречь, как в прошлый раз, если бы только не был так занят своей семьёй, бытовыми делами, общением…»

— Пойдём, ойтец, тут уже ничем не поможешь! — Марик потянул меня к машине.

— Этот ещё живой! — внезапно заорал медик, обследуя только что вытащенного из металлической ловушки человека.

Я подбежал туда. Разбитыми губами пострадавший еле слышно произнёс:

— Господи, прости меня!

— Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатью и щедротами Своего человеколюбия да простит тебя, и я, недостойный слуга Его властью, данной мне, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих, во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Последний стон вырвался из груди его вместе с душой. Все стоявшие рядом замолчали и перестали суетиться. Ещё какое-то время я стоял на коленях над остывающим телом. Меня растормошили и попросили подняться, подъехала машина за телами. Марик помог встать на ноги.

— Эрик, я сяду за руль, не беспокойся, — он видел моё состояние.

Наташа отправила Мишу сесть спереди, а меня позвала к себе. Её трепетные руки пытались согреть мои ладони.

— Кто-то погиб?

— Выживших нет, — коротко ответил я.

— Ойтец, ты не можешь исправить в этом мире всё, что происходит! Ты всего лишь человек… Не убивайся, значит судьба у них была такая.

Я ничего ему не ответил, моё сердце кровоточило. Этот холодный ноябрьский вечер, ещё долго будет являться мне по ночам.

Глава 7

Домой ехали молча. Эрика спала у мамы на коленях, Миша задумчиво смотрел в темноту за окном, Марик сосредоточился на дороге. Тихо урчал мотор, было тепло. Но только не в моем сердце: оно словно погрузилось в ледяной мрак. Перед глазами стояло и никак не хотело исчезать окровавленное лицо умершего парня.

Полночи я не вставал с колен, молясь за души разбившихся ребят. Лишь под утро ненадолго удалось забыться тяжёлым печальным сном.

Марик прав, я не могу исправить этот мир. Те крохи способностей, что дарованы мне, нужно принимать смиренно и с благодарностью. Не может человек восстать против воли Бога. Кто я есть без Него? Но всё равно хочется кричать от боли за то, что я был совсем рядом и ничего не сделал, оказался глух в своём счастье и семейном благополучии. Но особенно страшно — что я могу скоро совсем «оглохнуть», растерять свой дар в беспечном покое. Из-за этого появляется желание истязать свою душу и тело, лишь бы они не черствели.

Бедная Наташа! Переживала за меня, не знала, с какой стороны подступиться, чем помочь… Она тоже почти не спала в эту ночь.

На следующий день все пытались общаться между собой как могли, стараясь не беспокоить меня лишний раз. Я метался из угла в угол, не находя себе места, и, в конце концов, решил что необходимо побыть одному, дабы обрести равновесие. Предупредил Наташу, что пройдусь, вышел из дома и отправился куда глаза глядят. Шёл долго, машинально перебирая чётки Розария в кармане и читая молитвы. Боль, поселившаяся во мне, не поддавалась лечению. Я не различал лиц прохожих, не замечал природы, бесцельно шёл куда-то, лишь бы не стоять на месте, словно можно уйти от себя самого.

Постепенно мысли улеглись, картина жизни перестала казаться такой уж совсем беспросветной. Ведь и раньше я не раз встречался со смертью, но никогда так не реагировал, душа моя не бунтовала против данности, а принимала её.

Медленно прояснялся взгляд, обострялся слух… Внезапно понял, что слышу откуда-то крик о помощи, женский голос доносился со стороны озера, к которому я приблизился. Проезжающие мимо машины заглушали его, но я слышал внутри себя и шёл на зов, как собака идёт по следу.

Машина была припаркована так, что её скрывали кусты и деревья, возвышавшиеся вдоль дороги, ведущей к воде. Понял, что там происходит насилие. Первое, что бросилось в глаза, когда спустился, — голый мужской зад, белеющий над спущенными штанами, раздвинутые ноги жертвы с порванными тёмными колготками, безуспешная попытка борьбы… Женщина рыдала, умоляя отпустить её, садист зажимал ей рот и с демонической страстью продолжал терзать плоть, всё это происходило на заднем сиденье чёрного внедорожника, дверцы были открыты.

У меня в глазах потемнело, не помню как схватил под руку увесистую палку и, подойдя сзади к насильнику, несколько раз ударил по спине, а последний удар пришёлся в область затылка с такой силой, что палка сломалась, бездыханное тело обмякло, навалившись всем весом на женщину, та завопила с ещё большим ужасом, пытаясь освободиться. Я помог, туша изверга сползла на мокрую землю во всей неприглядности своей возбуждённой наготы. Плохо соображая, что происходит, я протянул несчастной руку, помог ей выбраться из машины.

— Не бойтесь, я не причиню вам зла.

Дрожащими руками она пыталась поправить на себе разодранную одежду. Лицо её с размазанной помадой и поплывшей от слёз косметикой показалось мне похожим на кукольное: огромные серые глаза, маленький, аккуратный носик и пухлые губы. Девушке было не больше двадцати, а может и меньше. Матёрый насильник вполне годился ей по возрасту в отцы.

— Вы убили его?! — прохрипела она, дрожа всем телом, как последний осенний лист на ветру.

До меня только теперь начало доходить, что это вполне возможно. Но я даже не пошевелился, чтобы проверить, так ли оно. Сняв с себя пальто, я накинул его на плечи пострадавшей, у которой начинался приступ истерики. И тут я впервые осознал, что хочу, чтобы этот человек сдох и отправился прямо в ад, без надежды на прощение и отпущение грехов! Холод пробежал по спине. Сделав над собой усилие, я перевернул бездыханное тело на спину. Передо мной лежал незнакомец плотного телосложения, высокий, с широкими плечами и руками, больше похожими на кувалды, на одной из которых татуировка в виде черепа, обвитого змеёй.

Я приложил пальцы к его сонной артерии на шее, пульс слабо, но прощупывался.

— Вам знаком этот человек?

— Да, немного, — девушка всхлипнула, — он — владелец местного ночного клуба…

Его название ни о чём мне не говорило.

— Поможете?!

Открыв багажник, мы с большими усилиями запихнули туда верзилу.

— Садитесь, нужно его отвезти по назначению!

Она без пререканий села рядом со мной, ключи были на месте, в замке зажигания, я завёл машину, и мы выехали. Всю дорогу девушка плакала, размазывая дрожащими пальцами слёзы по распухшему лицу.

— Я Вас до сих пор не поблагодарила, а ведь Вы спасли меня!.. Думала, этот кошмар никогда не кончится! — её перетрясло. — Как считаете, он ещё жив?

— Очень надеюсь на это… — тихо сказал я, понимая, что придётся ответить за содеянное.

Подъехали к полицейскому участку. Бежать поздно и бессмысленно.

— Вы должны рассказать им, всё, как было…

Пострадавшая с пониманием кивнула.

«Несчастная девочка, — подумал я, ей ещё через столько придётся пройти!..»

Открыл двери, пропустил её вперёд, перед моим взором появилась Наташа. Её печальные глаза: «Что же ты наделал, любимый!..» Горло стянуло плохим предчувствием… Я не знал, что ждёт меня впереди.

Глава 8

Когда за тобой закрывается железная дверь, начинается другое измерение времени. Камера предварительного заключения, по-новому, изолятор временного содержания — три на четыре метра, обходя которые заключённые наматывают километры… взад-вперёд, взад-вперёд.

Вот когда появляется время подумать. Мысли одна за другой ставят тебя перед фактом свершившегося, вновь и вновь воспроизводя картинки из недавнего прошлого, от которого теперь ты отрезан неприступными преградами. Правду говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся!»

Закрытого в багажнике насильника извлекли и увезли в больницу на скорой. Пострадавшая после обследования врача отпущена домой, а я закрыт предварительно на трое суток до решения генерального прокурора о моей дальнейшей судьбе.

Страшно представить, что сейчас творится дома… Мне так и не дали услышать Наташин голос, хотя любой арестованный имеет право на один телефонный звонок, но здесь каждый сам себе закон и порядок. Обещали, что сообщат, и на том спасибо. Дома хотя бы будут знать, что я жив.

Прислоняясь к решётке горячим лбом, я думал о том, сколько таких же как я бедолаг побывали здесь, содрогаясь от страха перед будущим, перед неизвестностью приговора, когда твоя жизнь впервые зависит от кого-то другого, от того, в каком он будет настроении с утра и что подумает о тебе.

Мои показания, дословно записанные в памяти, прокручиваются в голове. Всё ли правильно сказал или «всё сказанное вами может быть использовано против вас». Бестактные вопросы дежурного…

— Господин бывший священник, а как же на счёт «не убий!?»

— Не убей, не значит, не защити!

— Молитесь, чтобы этот урод выжил! И тогда мы займёмся им, а в другом случае, займутся Вами, и Вы ещё долго будете просить своего Бога о свободе.

Но страшно даже не это. Больше всего меня мучает то, как я ушёл из дома, толком не попрощавшись, я ведь просто отправился проветриться, не было никакого предчувствия, никакого предостережения.

Потёр лицо ладонями, глаза начинали слипаться то ли от усталости, то ли от печали. Почти бессонная прошлая ночь давала о себе знать. Я лёг на старую железную кровать, которая жалобно заскрипела, словно обиделась, посмотрел, как легко за окном куда-то летят грозовые облака… Они свободны. Как много понимаешь, когда сам лишён возможности что-либо изменить! Тоска окутала меня плотным покрывалом… Веки отяжелели.

Снилось, что вернулся домой, Эрика выбежала ко мне навстречу и бросилась на руки, я прижал её к сердцу и ощутил такой знакомый запах детского шампуня. Наташа вышла из кухни, домашняя, тёплая, родная:

— Ну наконец-то, любимый, ты вернулся, давайте все к столу, ужин стынет!..

Очнулся от резкого шума, возникшего в коридоре: привезли ещё одного задержанного. Он шумно выражал своё недовольство, судя по всему, был пьян. Начинаешь понимать, где-ты, и вновь и вновь холодный липкий страх проникает в сердце. Я обратился к Господу, но казалось, что Он отвернулся от меня и больше никогда не услышит, мои молитвы уже никому не нужны, я не достоин даже произносить священные слова. Мог ли я поступить иначе? Мог ли обезвредить насильника другим способом? Почему схватился за палку? Я впервые пожелал человеку смерти, пусть даже и такому, как он… Память ретранслировала в который раз ужасающую сцену насилия, и удушающая ярость вскипала во мне с прежней силой, и опять мысленно я хватался за эту злосчастную палку. Выживет ли этот человек? Теперь от этого зависела моя СУДЬБА, наше с Наташей будущее.

Франция… Почему мы не уехали сразу же после свадьбы? Почему я цеплялся за появившиеся в моей жизни блага и не отправился в путь? Тогда бы не было этого кошмара. Не было бы пули, я потёр занывшее плечо. Но не было бы уже и того парня, которого удалось спасти… Этой девушке никто бы не помог… Нет! Стоп. Значит, всё правильно. Мне нужно пройти через это. Раз так случилось, значит, оно для чего-то нам всем дано! Нужно что-то осознать, понять в этой жизни, настал момент сделать это. Хватит киснуть, как капуста в чане и жалеть себя несчастного. Чтобы ни случилось, я приму это со смирением, и Бог мне поможет. Нельзя допускать сомнения в Его милосердии и отчаиваться. Да, я не лучший из твоих сосудов, Господи, но ведь Ты — сама любовь, и Тебе открыты все наши помыслы. Ты, взошедший на Голгофу ради спасения грешников, не дай мне струсить перед очередным испытанием! Прости меня грешного, Господи! Ты так много дал мне, а я не смог оценить твоих даров. Заблудился. Растерялся. Упал. Теперь настал момент истины, чтобы осознать, как много осталось там…

Через решётку маленького окна на меня смотрели звёзды. Где-то рядом была Луна, и я почти ощущал её свет, но не мог увидеть, а так хотелось! Наверное, уже поздно, как не хватает часов! Время словно остановилось. Взглянуть бы, как там любимая. Наверное, вся в слезах, и снова по моей вине. Смогу ли я когда-нибудь сделать её по-настоящему счастливой? Если даже сам не способен обрести покоя! Сколько слёз она уже выплакала из-за меня, сколько ещё прольёт?.. Нужно было оставаться священником и делать своё дело! Может быть, и она со временем смогла жить без меня… Стоп! Я возвращаюсь к тому, с чего начал, и нет этому ни конца, ни края. Теперь Наташа — моя жена, законная, перед Богом и людьми, которой я клялся в любви, обещал беречь и заботиться до конца своих дней! Любимая, прости меня!..

Схватился за голову и, душа в себе слёзы, качался на кровати, как неваляшка. Железные пружины жалобно поскрипывали. Время тянулось бесконечно. Что же с нами будет?

Помню, как однажды в Польше ко мне на исповедь пришёл парень и сознался в участии группового изнасилования, его покаяние было столь глубоким и сокрушённым, что я отпустил ему все грехи. А как бы я поступил, если бы увидел это своими глазами, так, как вчера?.. Вновь бы схватил палку или камень и убил бы его?! Как можно любить и прощать таких тварей? Господи, где берёшь силы на это?! Непостижимое Милосердие Божье, как предстать перед тобой? Если этот человек умрёт, смогу ли я простить себя самого?! Ту ярость и гнев, которые я испытал, убивая его. Но как я мог поступить иначе? Мог окликнуть его и сказать: «Что ты делаешь, брат? Опомнись!», а потом, вместе с изнасилованной, почивать на дне озера? Не зря же в бардачке его машины обнаружили травмат… Нет, я не искал себе оправданий, я пытался найти истину, но как трудно сделать это своим человеческим разумом, особенно, когда свет благодати покинул тебя, и ты, совершивший смертный грех, сидишь в одиночной камере и смотришь на мир через решётку.

Пути Господни неисповедимы. Не убей, не значит, не защити!» — эту фразу из фильма о войне, где православный батюшка, взявший в руки оружие, защищал свой город от наступавших фашистов, я запомнил на всю жизнь. И тоже встал бы на защиту. Только как объединить это с верой?! Как найти истину?..

Глава 9

Какое счастье, я снова дома в своей постели, в объятьях жены. Её горячее тело, такое желанное, такое любимое, рядом. Осторожно прикасаюсь пальцами к её плечу, тонкая кружевная сорочка сползает, оголяя нежную матовую кожу, я покрываю её поцелуями…

Резкий звук заставляет очнуться. Каково же пробуждение! Ненавистная клетка никуда не исчезла. Я — словно зверь в зоопарке: принесли еду, швырнули в железной миске на пол, как собаке. Нечто, напоминающее по виду геркулесовую кашу, но точно несъедобное, понюхал, запах отвратный, к тому же оно ещё и пригорело. Такое в рот не засунешь. Кусок несвежего хлеба и стакан воды. Этого вполне достаточно, чтобы не умереть. Мне не привыкать, я так часто постился. Пришло время главного поста в моей жизни. Что ж, хоть как-то могу прославить Господа Бога!

Сделал несколько отжиманий в позиции лёжа, потом от стены, поприседал, просто, чтобы размять задеревеневшие без движения мышцы. В камере прохладно, от железной кровати на теле остались вмятины. Ни одеяла, ни матраца мне не выделили. Может быть, нужно было попросить? Но этого делать не хотелось. Как есть — так есть, и будет то, что будет. Спасают молитвы, осознанное погружение в себя, нас хорошо этому обучили ещё в семинарии. Правда, трудно пытаться сохранить душевное равновесие, когда ты сам себе противен, а именно подобное чувство я сейчас и испытываю.

Всё время думаю о Наташе, о том, что с ней происходит в этот момент, и ненавижу себя за то, что причиняю ей эту боль. Марик остался с ней или уехал? Насколько я его знаю, он не бросит человека в беде. А это значит, что поддержит и поможет моей семье. Виктор и Таня, думаю, тоже не сидят сложа руки. Только бы она держалась! Чтобы не возвратились вновь приступы головной боли, кто их снимет без меня?! Наверное, и родители уже в курсе. Прошли всего сутки, а как круто изменилась жизнь… Никогда не думал, что однажды окажусь в подобном положении. Как там у классика? «Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орёл молодой…«* Провалиться мне сквозь землю! Надо было обезвредить насильника менее опасным способом. Вспомнил, как заставил Виктора протрезветь, но это вышло спонтанно, я не умею по желанию вызывать энергетический удар. Как ни крути, а сделанного не воротишь. Прошлое на то и прошлое, что уже прошло. Тысячу раз себе говорил: думать надо, прежде чем что-то делать, Эрик! Но когда там было думать и кому, если в глазах потемнело от гнева?!

Щёлкнула задвижка, дверь отворилась.

— Вишневский, на выход!

Моя фамилия звучала как-то иначе, чем раньше, словно на неё легла тень позора и преступления. Хорошо, что мама этого не видит! Во всяком случае, хочется на это надеяться.

— Руки за спину! — голос конвоира как металлом по стеклу.

Прошли по обшарпанному коридору в кабинет следователя. Спасибо, хоть без наручников. Казалось, что все оглядываются и пялятся на меня.

— Добрый день, господин Вишневский!

«Для кого-то, может быть, и добрый…» — пронеслось в голове.

— Здравствуйте!

— Меня зовут Андрей Павлович Розумов, я занимаюсь Вашим делом.

— Скажите, ради Бога, этот человек жив?

— Ни жив и ни мёртв, пока без изменений — кома.

У меня опустились руки.

— Решением прокурора до суда вы остаётесь в заключении.

— Чем обосновывается такое решение? Я стал общественно опасен?

— В этом следствию ещё предстоит разобраться.

— Когда я увижу жену?

— Сожалею, это пока невозможно, до передачи дела в суд никаких свиданий не положено. Она уже была здесь, справлялась о Вас. Но поймите правильно, условия задержания не мной написаны…

Я схватил его за руку.

— Умоляю, скажите, как она?

— А как Вы думаете?! Молодой человек, держите себя в руках! — он отдёрнул руку, словно ему было противно моё прикосновение.

Время, когда мои руки спасали, вышло. Горло стянула жгучая боль. «Наташа, любимая!» — кольнуло в сердце. Она была здесь, совсем рядом… Как страшно, как больно, зачем столько боли, Господи?!

— Вернёмся к нашему делу, — он задавал вопросы, а я машинально отвечал, как робот.

В душе образовалась звенящая пустота. Внезапно все чувства умерли. Образовалась глубокая впадина, на дне которой была только темнота, густая, беспросветная, неживая… Мне вдруг стало всё равно, что будет дальше. Я ни о чём не просил Бога, перестал его ощущать.

Время шло. Бесконечные вопросы. Всё то же самое, что вчера, по замкнутому кругу. Они думали, что за ночь что-то прибавилось? Нет! Всё та же история, с той же палкой, будь она неладна!

Когда меня отвели обратно в камеру, я лёг и уставился в потолок, разглядывая на нём старые пятна. Боль снова вернулась. Всё же лучше, чем пустота, но с ней легче. Слёзы застелили глаза, пятна на потолке разъехались и поплыли. Я нащупал в кармане Розарий, но не мог помолиться, просто держал его в руках и не шевелился. Мне его оставили лишь потому, что он был короткий и деревянный. Не задушишься, не порежешься. Отняли даже ремень со шнурками, теперь при ходьбе туфли хлюпали, а штаны еле держались на бёдрах. Очень «удобно», особенно, когда руки за спиной.

За окном виднелся крохотный кусочек неба. Вспомнил, как после больницы, раздвинув облака, показал Наташе солнце. Тогда вера двигала мною и любовь.

Кем я был… и кем стал сейчас?! Будто из другой жизни, параллельного мира зазеркалья. Когда посадят, кем стану?.. Если этот негодяй умрёт, мне уже не вернуться к служению никогда. Преступник. Убийца. Клеймо на всю жизнь.

«Таких не берут в космонавты!» — послышался противный такой голосок, издевательски дребезжащий внутри меня.

«Только этого мне не хватало! — подумал я. — Гости пожаловали, да ещё и какие! Давненько я не ощущал такой гадости.»

«Ну, вот и встретились, священник! — прокаркал нечистый. — И где твой Бог теперь?! Что ж не защитил?»

«Изыди, нечисть!» — твёрдо сказал я.

«Не ты звал, не тебе и гнать!» — хохот разорвал мои уши.

«Я схожу с ума, это паранойя…» — хотел перекреститься, но руки не слушались, словно парализованные. Попытался прочесть «Отче наш», но слова путались в голове и разбегались, подобно тараканам. Всё, что я смог, это мысленно перекреститься, как учил Гусар:"Когда много народу кругом, можно сделать крест мысленно. Во имя Отца и Сына, и Духа Святого, Аминь.»

Хохот стих. Узы пали. Я смог пошевелиться, и теперь уже не отпускал из рук чётки, но что-то мне подсказывало, что это не последняя встреча.

«Добро пожаловать в АД!»

* А. С. Пушкин. «Узник»

Глава 10

Вечер. Ужин, больше напоминающий корм для свиней, забрали нетронутым. Единственным источником силы остаётся для меня кусок хлеба и вода, не из вредности, и я не объявлял голодовку, просто не могу заставить себя есть то, что трудно назвать едой. Сижу на кровати, читаю венчик Милосердия.

Смена служащих, новые голоса. Я уже по звукам стал различать, сколько примерно человек находится в участке. Cкоро меня переведут в следственный изолятор — знаменитый СИЗО, о котором ходят не самые добрые слухи. Это будет испытанием похлеще одиночки. «Дай, Господи, сил!» — подумал я и продолжил молитву: «Ради Иисуса болезненной муки помилуй нас и весь мир…»

Прочитав Венчик Милосердию Божьему, занял себя любимыми цитатами из Библии, которые часто вспоминал в ободрение или наставление своим прихожанам. Первое, что пришло на ум, было Евангелие от Матфея: «Когда Сын Человеческий придет в своей славе и с Ним все ангелы, тогда Он сядет на престоле своей славы. Перед Ним будут собраны все народы, и Он отделит одних людей от других, как пастух отделяет овец от козлов. «Овец» Он соберет по правую сторону от себя, а «козлов» — по левую. Тогда Царь скажет тем, кто по правую сторону: «Придите ко Мне, благословенные Моим Отцом, получите ваше наследство — Царство, приготовленное вам еще от создания мира. Потому что Я был голоден, и вы накормили Меня; Я хотел пить, и вы напоили Меня; Я искал приюта, и вы пригласили Меня в свой дом. Я был наг, и вы одели Меня; Я был болен, и вы ухаживали за Мной; Я был в тюрьме, и вы пришли навестить Меня». Тогда праведные скажут: «Господи, когда мы видели Тебя голодным и накормили Тебя? Когда Ты хотел пить, и мы дали Тебе напиться? Когда мы видели Тебя без приюта и приняли Тебя, или видели нагим и одели? Когда мы видели Тебя больным или в тюрьме и навестили Тебя?» Царь им ответит: «Говорю вам истину: то, что вы сделали одному из наименьших Моих братьев, вы сделали Мне». *

Мне показалось, или я услышал голос моей любимой?! Она просила о свидании со мной или пыталась передать что-то… Отвечавший ей низкий голос полицейского был холодным и безучастным: «Дамочка, не положено. Прошу Вас больше не приходить!» Она продолжала его умолять. Я вскочил, схватился руками за решётку и начал её трясти, словно это могло помочь ей открыться.

— Тишина в камере! — заорал кто-то поблизости.

Но я слышал её голос, это был точно он, я не мог ошибиться, и не знал, что делать. Заорал сколько было сил:

— Наташа! — голос эхом прокатился по коридору…

Она отозвалась:

— Эрик!

— Прекратите шуметь, я буду вынужден вывести Вас.

Но она ещё громче прежнего закричала:

— Э-рик!!!

В этот момент перед камерой появился надзиратель с дубинкой и, ударив ею по прутьям возле моих пальцев, заорал:

— Тишина в камере, заключённый!

— Да, что вы за люди такие, неужели не понимаете, там моя жена! Дайте нам хотя бы минуту увидеть друг друга!

— Разговорчики!

Но я был в таком состоянии, что ничего не слышал, кроме всё удаляющихся голосов, они выводили Наташу из участка силой…

— Я люблю тебя!.. — мой голос сорвался.

— Ну всё! Ты меня достал! — дверь клетки отворилась, и на меня посыпались удары дубинкой один за другим. Когда полицейский устал, он удовлетворённо выпрямился, поправив ремень на своём плотном животе.

— Тихо сиди, урод, кому сказал! А то ещё добавлю! — вышел, закрыв за собою решётчатую дверь. — Тоже мне, Ромео! — на его лице проявилась улыбка демона.

Всё тело болело, такого я в своей жизни ещё не испытывал. «Слава Богу, по плечу не попал!» — подумал я, сползая по стене на пол. Стало вновь темно и опять появился противный, ненавистный голос:

— Что, священник, больно? — подобие сострадания. — Ей тоже больно, она рыдает… А кто виноват?

— Изыди, проклятый!

— Зря ты так, я ведь могу помочь! — подобие заботы.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи!

— Послушай сначала, потом говори… Мне и надо-то от тебя немного, и выйдешь завтра же, обещаю! Просто дай слово, что перестанешь мне мешать!

— Никогда не перестану!

— Значит — развлечёмся по полной!.. Уж я-то тебе устрою парк ужасающих аттракционов!

— На всё воля Божья. Если Господь допускает, знает так тому и быть.

— Ты — исправный слуга, мне нужны такие… Подумай хорошенько! Много ты от Бога своего благодарности видел? Столько лет Ему отслужил верой и правдой, и вот результат, ты — здесь!

И тут передо мной предстал облик моей жены, Наташа смотрела на меня с такой любовью и тоской, что сердце заболело в груди: «Я жду тебя, любимый…»

— Ну что, подумал? Долгие годы ей ждать придётся?! Или завтра встретитесь? Решай… Здесь у меня много друзей, не дам тебе ни минуты покоя… Думай, священник, думай!

— Мне не о чем думать. Изыди!

— Не торопись! Что, не видишь, твой Бог отказался от тебя. Ты ему больше не нужен… Неужели не обидно?! Ты так старался, рисковал, жизни своей не жалел, а теперь сидишь тут на хлебе и воде, жалкий, избитый, в моей власти…

Я вскочил на ноги, но они меня не послушались, и я вновь рухнул на бетонный пол. В руках ещё были чётки, но я не мог сосредоточиться и прочесть хотя бы одну молитву.

— Не упрямься, дорогой, так будет лучше для всех. Я здесь с тобой! Мне дали тебя на потеху! Видишь, защита не срабатывает… Где те, кто использовали тебя для своей выгоды столько лет? АУ?! Нет никого. Один ты одинёшенек в моих руках… — и снова смешок.

— Меня никто не может отдать, я сам делаю выбор.

— Вот видишь, как хорошо-то, всё сам!.. Сам и выбирай, будешь гнить за решёткой или завтра же вернёшься домой к любимой жёнушке и забудешь всё, как страшный сон?! Мне ведь только пальцем щёлкнуть и насильник очнётся, а может быть именно сейчас, возьмёт, да и умрёт?!

— Гнить, так гнить, убирайся! Если Богу угодны мои страдания, да будет воля Его! — в душе не было сомнений. Наташа когда-то сказала: «Буду ждать столько, сколько понадобится.» Это воспоминание укрепило меня. — Я выдержу всё, что Бог ниспошлёт в этой жизни, иначе грош мне цена.

После этого всё исчезло. Ноги вновь стали мне послушны, я поднялся. Сильная боль в теле, особенно в области почек. Кое-как добрался до кровати. Она вновь жалобно заскулила словно щенок, брошенный хозяином. По лицу катились слёзы, я вспоминал отчаянный голос Наташи, который удалялся от меня с каждым шагом всё дальше и дальше. А вокруг была темнота, густая, кромешная, даже в окошке не видно ни зги… Мне казалось, что на улице дождь, а, может, уже и снег. Я силился вспомнить, какой сегодня день, и понял, что первое декабря. Скоро праздники… Рождество, Новый год… От этих мыслей стало ещё больнее. Ещё острее ощущалось одиночество и тяжесть моего положения. Я поцеловал крестик на Розарии и продолжил прерванную молитву. Когда усталость одолела, и сила сна начала опускать мои веки, прошёл по коридору тот, кто избил меня, и дубинкой провёл по решётке. Получился звук, похожий на «трам-пам-пам-пам».

Сон улетучился, тело ещё помнило издевательство, инстинктивный спазм, засосало под ложечкой. Через время он вновь пришёл и сделал то же самое, «трам-пам-пам-пам». Так продолжалось до самого утра.

В конце концов я не выдержал, встал и спросил его:

— Скажите, зачем Вы это делаете?

Он в очередной раз ударил по железным прутьям:

— Я не сплю, так почему же ты должен спать? — ответ был исчерпывающим.

— Логично! — тихо заметил я.

— Ещё одно слово, хиляк, и я снова пересчитаю твои рёбра! — он ударил по решётке, демонстрируя свою силу и власть, и добавил: — Давно что-то не разминался!.. И жестом вдавил кулак в ладонь так, что захрустели костяшки.

После этого он больше не приходил, и мне удалось-таки немного поспать, пока, гремя железными мисками, не принесли очередную порцию отравы. Начинался новый день, суббота, но я, почему-то, был этому не рад.

* От Матфея (25: 31—40)

Глава 11

Мне приснился отец Филипп. Его сердечное тепло согревало и поддерживало душу. Я чувствовал, что за меня молятся в двух Церквях…

— Вишневский, на выход! Руки за спину! Лицом к стене!

Скоро буду делать это автоматически, как дрессированная собака. Опять допрос, в субботу? Уже всё сказано-пересказано, могли бы дело давно передать в суд. «Раньше сядешь — раньше выйдешь,» кажется так говорят, но меня и эта мысль не утешала. Трудно было вообще смириться с происходящим.

Меня привели в какой-то кабинет и оставили одного. Посмотрел на окно, за решёткой виден внутренний дворик, там сделан навес. «Наверное, для курильщиков на случай дождя, а, может быть, для охранников во время прогулки задержанных… Разве их выводят? — пустые мысли лезут в голову от безделья и бездействия, для меня это тяжелее всего. — Солнце слишком яркое, или просто мои глаза уже отвыкли от такого света… С крыш капает вода, а вот внизу, — я вытянул голову, чтобы увидеть, — на земле ещё лежит снег. Мне не показалось вчера, действительно, пришла зима. Как захотелось хоть глотка свежего воздуха!» Я попытался приоткрыть створку.

В этот момент зашёл незнакомый мне человек интеллигентного вида в строгом сером костюме с деловым портфелем в руках.

— Я бы не советовал Вам этого делать, отец. Сегодня прохладно.

Меня здесь ещё никто так не называл, да и голос показался каким-то неестественно доброжелательным для этих мест.

— Простите, захотелось подышать…

— Понятно, что через решётку Вы не просочитесь при всей своей худобе. — он сдержано улыбнулся. — Открывайте, только не простудитесь!

Воспользовавшись разрешением, я с трудом повернул закоревшую ручку. Холодный ветер пахнул в лицо, сделал несколько глубоких вдохов, жадно глотая ртом воздух свободы, голова пошла кругом, уже пахло зимой.

— Поберегите себя, Эрик, здесь Вас вряд ли будут лечить!

Мужчина подошёл и закрыл окно.

— Присаживайтесь!

— Я — адвокат. Меня официально наняла Ваша супруга, и я пришёл, чтобы помочь. Готов выслушать всё, что пожелаете сообщить, с делом я уже ознакомился.

Как утопающий хватается за соломинку, так я взял его руку и крепко пожал. Он не отдёрнул её, как следователь, а ответил столь же радушно, и на душе стало сразу светлее.

— Мне сообщили, что Вы отказываетесь от еды уже третьи сутки. Это плохо. Потеряете силы, может пострадать иммунитет и моральная устойчивость, что так необходимо сейчас и понадобиться нам на суде!

— Не беспокойтесь, я нередко постился на хлебе и воде, душа от этого только сильнее становится. Всю жизнь придерживаюсь хорошего правила: лучше быть голодным, чем есть, что попало…

— Меня радует Ваш настрой! Кажется, я не представился: — Михаил Борисович Горелов, может уже слышали?

— Сожалею, не приходилось. Я много лет провёл в Польше…

— Да, Виктор мне о Вас рассказывал.

— Вы знакомы?

— Со школьной скамьи, — он улыбнулся, — Ваши друзья искренне беспокоятся за Вас.

— Вы видели Наташу?

— Имел честь, её сопровождал молодой человек, кажется, поляк.

— Это мой друг, он приехал незадолго до…

«Значит, Марик здесь, я знал, что он не бросит Наташу в такой ситуации! — от сердца сразу отлегло. — Он поддержит и позаботится о ней.»

— Необычная у вас семья. Не буду скрывать: интересно было познакомиться с человеком, которого все так любят!.. Редко когда услышишь от бывшего мужа восторженные слова о своём сопернике. Тем более, от Вити! Ему более свойственно стереть конкурента в порошок… Простите, что-то я разговорился, давайте, приступим к нашему делу. Мне необходимо задать Вам несколько вопросов, постарайтесь быть предельно откровенным. Я здесь для того, чтобы как можно быстрей освободить Вас.

Отвечал на вопросы искренне и честно, как уже не раз это делал со следователем, ничего нового добавить или убавить я не мог.

— И, последнее, Эрик, может есть просьбы или пожелания? Жалобы?

— Нет, единственное, в чём я нуждаюсь, — это в исповеди, и, если возможно, с моим духовным наставником, впрочем, это не столь важно, пусть будет любой священник.

— Думаю, это возможно, хотя ничего не могу гарантировать. Сами видите, как тут работают.

— Да, вижу… — я опустил голову.

— Ещё пожелания будут?

— Мне бы хотелось привести себя в порядок.

— У Вас сегодня банный день, думаю, Вам выдадут всё необходимое.

— Спасибо! Мы ещё встретимся?

— Несомненно. Что передать Вашей супруге?

— То, что я люблю её больше жизни… — слова застряли в горле.

— Поверьте, это взаимно! — он пожал мне руку на прощанье, незаметно вложив в неё маленький сложенный кусочек бумаги. Глазами указал наверх. — Будьте осторожны!

Только сейчас я заметил встроенную под самым потолком камеру. Моё сердце бешено заколотилось. У меня была записка от любимой, что может быть дороже?

— Спасибо Вам! Да благословит Вас Бог!

Было жаль с ним расставаться, хотелось пообщаться, ещё поспрашивать.

— Один только вопрос: есть ли изменения в состоянии того человека…

— Увы, мне нечем Вас порадовать. Если что-то узнаю, тут же сообщу. Так же Вы можете потребовать встречи со мной, если в этом будет необходимость. Крепитесь, Эрик, всё проходит, пройдёт и это! Более мудрых слов ещё никто не придумал. Мне пора! Был рад с Вами познакомиться.

— Взаимно, спасибо, Михаил Борисович!

— Можно просто Михаил.

Он ещё раз пожал мне руку и вышел из кабинета.

А я вновь открыл окно и, воспользовавшись моментом, успел отведать прохлады, пока не появился конвоир.

— Руки за спину, задержанный! На выход.

«Словно других слов и не знают!» — вздохнув, подумал я.

И снова: обшарпанный коридор, железная клетка, скрипящая ржавая кровать.

«Никогда не заведу себе животного, которое держат взаперти!..»

Глава 12

Как только камеру закрыли и шаги полицейского удалились, я достал заветный клочок бумаги. Каждое предложение перечитывал по нескольку раз. Написано всё было очень мелким почерком, чувствовалось, как Наташа волновалась, когда писала.

«Эрик, я люблю тебя больше жизни и буду ждать столько, сколько понадобится, — эти слова давно стали для нас заветными, — чтобы ни случилось, помни об этом! Мы делаем всё, чтобы ты как можно скорее был на свободе. За меня не переживай, Марик остался поддержать нас и во всём помогает. Адвокат у тебя — один из лучших. Мы докажем твою невиновность. Держись! Люблю. Твоя Н.»

Я опустился на кровать и раз за разом перечитывал драгоценные строчки. Как важно знать, находясь здесь, что тебя любят и ждут, несмотря ни на что. Сердце наполнилось тёплым светом надежды. Записка у сердца грела мне душу.

В этот день мне выдали матрац с одеялом и подушкой, позволили помыться и даже сбрить щетину, бритву дали безопасную и под присмотром. Вытираясь после душа застиранным полотенцем, я разглядел свои побои. Пулевое ранение внутри ещё беспокоило, но внешне затянулось, лишь при нажатии ощущалась боль. Всё тело «расписано» синяками, чёрно-сине-кровавыми полосами. «Хорошо, что Наташа этого не увидит, — подумал я, — кости целы, и слава Богу! Остальное заживёт… Одежду бы чистую!..» — но пришлось натягивать на мытое тело всё те же свои вещи, нижнее бельё и носки я застирал и повесил на батарее в камере сушиться.

Субботний вечер был по-настоящему долгим. Где-то в дальнем конце коридора работал телевизор, шёл футбольный матч, и слуги закона то и дело эмоционально вскрикивали и обсуждали между собой подробности. На посту оставался только дежурный, время от времени отвечавший на телефонные звонки. Из задержанных, такое чувство, что остался я один, во всяком случае, не наблюдалось каких-то признаков присутствия ещё кого-то поблизости.

«Затишье перед бурей, — подумал я, в СИЗО такого счастья не будет, туда стекаются в ожидании суда со всех городов и весей преступники всех мастей, что уж и говорить о дальнейшем… Одному Богу известно, что ждёт меня впереди!»

Было слышно, как дёргает носом какой-то простуженный полицейский, как гудит бойлер отопления и течёт по трубам вода. Бессмысленное ожидание, пустая трата времени, сводит с ума. Я пытался заполнить вынужденное бездействие воображением, представляя, как там сейчас моя семья, во что играют Эрика с Мишей, как Наташа тихим голосом разговаривает с Таней на кухне, а Виктор с Мариком пытаются общаться, конечно, с бокалом вина в руках, Витя же не может приехать с пустыми руками… И каждый из них, так или иначе, думает обо мне. Так тяжело, хоть волком вой! Чтобы окончательно не впасть в уныние, я молился за каждого поимённо, вспоминая всех, с кем сводила судьба. Времени свободного теперь уйма, только сил не прибавляется. С каждым днём всё больше ощущается мой вынужденный пост, но заставить себя посмотреть на миску с чем-то неописуемо отвратительным я не мог.

Вспомнилось, как готовит моя Наташа, и стало совсем тяжело, от голода живот стянуло. Я попросил воды. Обычно приходилось пить проточную воду с едким запахом хлорки. Дежуривший в эту смену полицейский, к моему удивлению, принёс мне воды не из-под крана, а в бутылке со своего стола. Я налил её в железную кружку и выпил залпом с таким наслаждением, что даже руки задрожали. Он заметил это.

— Ещё можно?!

Парень кивнул.

Я снова налил полную кружку и жадно её осушил до дна.

— Не пейте сразу много, вырвет. Лучше оставьте у себя бутылку.

— А как же Вы?

Он ухмыльнулся,

— Я не пропаду, — глаза у парня живые, не бездушные, как у многих.

От благодарности даже на слезу пробило. Кажется, за такое короткое время я отвык от человеческой доброты.

— Спасибо! Благослови Вас Бог!

— Это правда, что Вы священник? — в его взгляде промелькнула искренняя заинтересованность.

— Да, но в данный момент под запретом.

— Я слышал про ваше дело… уважаю Вас за то, что Вы сделали. Убивать таких зверей надо.

— Не надо никого убивать, я поступил опрометчиво, нужно было попытаться остановить его другим способом.

Я заметил в нём глубокую душевную рану…

— А я сюда пошёл, чтобы убивать этих гадов, но пока не представилось случая.

— Что-то произошло в Вашей жизни?

— Пять лет назад изнасиловали и убили мою родную сестру. Никогда не забуду и никому не прощу. Когда эти твари выйдут из тюрьмы, я их найду и убью одного за другим.

Я не сразу нашёл слова…

— Тогда Вы станете таким же, как они.

— Пусть, гореть мне в аду, но и им жить припеваючи не дам.

— Сочувствую Вашему горю! Только месть и ненависть губят нас самих.

Зазвонил телефон, он вернулся на пост, так ничего мне и не ответив.

У меня в руках осталась бутылка с кристально-чистой минеральной водой… Я поблагодарил Бога и стал молиться за этого парня, за то, чтобы Божье Милосердие отыскало к нему дорогу, залечило раны, исцелило душу…

Матч, видимо, уже подходил к концу. Доносились разочарованные возгласы болельщиков. Мой собеседник вновь подошёл ко мне и протянул свой мобильный телефон.

— Звоните, пока никого нет.

Я не поверил своим глазам. «Это шутка или очередное издевательство?!» Но нет, парень был вполне искренним. Непослушными от волнения пальцами еле набрал домашний номер, зазвучали гудки, и через несколько секунд я услышал родной Наташин голос.

— Любимая!.. — у меня перехватило дыхание.

— Эрик?! — больше чем уверен, она села в этот момент.

— Да, это я, мне дали возможность позвонить. У нас мало времени. Прости меня за всё, родная, я не хотел, чтобы так получилось. Люблю тебя… — слова выскакивали невпопад вместе со слезами, я был совсем не готов к подобному разговору.

— Как ты, Эрик?.. Мне не дают свиданий. Мы сделаем всё, чтобы вытащить тебя, слышишь?! Держись, ради Бога, любимый!

В этот момент из дальнего конца коридора послышались шаги.

— Прости, больше нельзя говорить.

Мой милосердный самаритянин забрал свой телефон.

— Мне очень жаль…

Боль стянула грудь, я испытывал и горе, и счастье одновременно.

— Спасибо! Так неожиданно… Позвольте, я помолюсь за Вас, как Ваше имя?

— Эдмунд.

— Вы крещёный?

— Да, я — католик.

Я тоже… был.

— Как это?

— Женился и перешёл в православие.

У него округлились глаза.

— Интересный Вы человек… Простите, я должен вернуться на пост.

— Как звали Вашу сестру?

— Инесса.

Ему пришлось уйти, чтобы занять своё место до появления коллег. И я снова остался один. В памяти ещё звучал любимый голос, сердце громко билось в груди. Я не ожидал такого сюрприза! Воистину, не знаешь где найдёшь, где потеряешь.

«Как же помочь Эдмунду, проявившему ко мне человеческое участие? Как исцелить душу, отравленную жаждой мести?» Когда не можешь ничего сделать, остаётся только одно — молитва.