Карт-Бланш для Синей Бороды

Ната Лакомка, 2020

Граф де Конмор, по прозвищу Синяя Борода, в очередной раз овдовел и снова решил жениться, а в поисках невесты приехал в наш город. Кто же станет той счастливицей (или той несчастной), которую он выберет? Ведь сам король дал графу карт-бланш на выбор будущей жены, и отказаться от брака совершенно невозможно…

Глава 5

— Почти все гости разъехались, господин Ален, — сказал Пепе, подавая графу де Конмору бокал с нагретым пуншем. — Осталось несколько по углам, но мы их сейчас выловим и отправим домой. Праздник удался!

— Удался, несомненно, — пробормотал Ален, делая глоток горячего ароматного напитка.

Запах корицы настойчиво напомнил ему одного из гостей. Вернее не гостя, а гостью. Он поставил бокал на стол, сделав это с излишней поспешностью.

Потом передумал и снова взял, вдыхая аромат пряностей.

— Смотрю, вы определились с выбором будущей жены, — сказал Пепе словно бы между делом. На правах доверенного слуги он мог позволить себе подобную фамильярность с хозяином.

— Определился.

Пепе подождал, не услышит ли ещё чего, но так как его хозяин молчал, заговорил снова:

— Если мне позволено будет говорить…

— Как будто можно запретить тебе это, — усмехнулся Ален.

— Если прикажете — я тут же замолчу, — торжественно поклялся Пепе. Но так как приказа молчать не последовало, он продолжал: — Она, конечно, красавица, каких поискать, но как по мне, так совсем вам не подходит.

— С каких это пор ты стал разбираться в благородных дамах?

— Как будто они чем-то отличаются от неблагородных, — ответил слуга, обиженный, что в его оценке усомнились. — Так же сплетничают, так же пищат! Они называют вас Синей Бородой, глупые кукушки! Все одинаковы!

— Некоторые отличаются, — сказал Алан.

— Будто!

— Иди-ка проверь, все ли гости ушли, — велел ему граф.

— Так и скажите, что решили от меня избавиться, — удалился слуга с ворчанием.

Оставшись один, Ален выпил еще пунша. Красное вино горячило кровь, и боль на время притуплялась. Впрочем, он позабыл о боли ещё на балу, едва увидел ее. Какая необыкновенная встреча…

Дверь еле слышно скрипнула, и граф поднял бокал:

— Раз вернулся, Пепе, налей еще. Хорошее вино. Мне нравится.

— Вашего слуги здесь нет, — раздался нежный женский голос. — Если вам будет угодно, милорд, позвольте я налью вам вина.

Ален повернулся к двери, не вставая с кресла. На расстоянии вытянутой руки стояла женщина, закутанная в черную бархатную накидку. Капюшон открывал ее лицо до половины, показывая нежный овал лица и розовые губы — сейчас приоткрытые от взволнованного ожидания. Накидка на груди немного разошлась, и видна была лилейно-белая рука с тонкими пальцами.

— Мне угодно, — разрешил Ален, протягивая бокал гостье. — Наливайте, леди Алария.

Женщина помедлила, а потом рассмеялась и сбросила капюшон.

— Вы узнали меня, — сказала Алария. — Это хороший знак, милорд.

— Хороший? Чем же? — спросил граф очень спокойно.

— Чем? — леди Алария непринужденно прошлась по комнате, забирая кувшин. Походка её была легкой, движения — грациозными, словно она танцевала по комнате, а не подносила напитки. — Если вы меня узнали, то значит запомнили. Если запомнили, то я чем-то вам приглянулась. А если я вам приглянулась… — она замолчала, наливая вино.

Тонкая кроваво-красная струйка полилась из кувшина в бокал.

Алария смотрела на неё, чтобы не пролить вино, а Ален смотрел на девушку. Ещё во время бала ему были понятны её намерения. И он видел её насквозь — красивую, амбициозную, привыкшую получать всё, что захочет. Он слышал, как отец нашептывал ей, чтобы глядела на графа ласковей. И она глядела. Ласково, зазывно, нежно. И кокетничала, и делала вид, что чувствует головокружение, чтобы лишний раз облокотиться на него — дать почувствовать жар своего молодого тела.

— А если приглянулись? — спросил Ален, прекрасно зная, что она скажет.

Леди Алария была не первой (и точно не будет последней), кто приходил и предлагал ему свое юное тельце. Вернее, не ему, а его деньгам. Удивительная вещь — деньги. Они придают привлекательности даже уродам.

— Зачем спрашиваете, милорд? — спросила Алария, отставляя кувшин.

Одним движением, она распустила вязки на горловине и скинула накидку, оставшись в бальном платье. Бледно-желтая ткань ласково льнула к груди и талии, и придавала коже еще более ослепительную белизну. — Вы ведь знаете, почему я пришла сюда, не побоявшись быть опозоренной.

— С чего бы вам быть опозоренной? — спросил Ален, делая глоток. — Разве вы пришли сюда, чтобы совершить что-то неприличное?

— Я пришла, чтобы быть честной, — засмеялась девушка. — Ведь честность вам по душе. Вы сами так сказали.

— У вас хорошая память. Но я сказал так не о вас.

Она мгновенно перестала улыбаться и посмотрела на него темно и пытливо:

— Вы ведь приехали, чтобы найти жену?

— Если и так, то что?

— Если вам нужна жена, то почему бы вам не жениться на мне?

— Жениться на Аларии Сандоваль, — Ален сделал еще пару глотков и откинулся головой на спинку кресла. Девица начала его утомлять, и раздражать, если говорить прямо. — Интересно узнать, почему я должен принять такое решение.

Она заметно смешалась и занервничала, но постаралась удержать надменный и отчаянный вид.

— Вы сами сказали, что я привлекла ваше внимание, милорд, — сказала она и встала прямо перед ним. — И я не скрою, что вы привлекли моё.

— Привлек. Вот как, — Ален медленно кивнул. — Наверное, поразил вас в самое сердце своей красотой, милая леди?

— Вы понравились мне таким, какой вы есть, — нашлась она с ответом. — И только я смогу вас оценить.

— Как неожиданно. Значит, я вовсе не так хорош собой, как думал?

— Не пытайтесь отпугнуть меня, — сказала она. — Вы прекрасно знаете, что о вас говорят. Вас боятся, вами пугают молоденьких дурочек вроде Констанцы Авердин. Она упала в обморок, когда ей намекнули, что титул королевы вечера — это почти брачное предложение от вас.

— А вы поняли, что это нечто иное…

— Разумеется, — заявила она с апломбом. — Я сразу поняла, что вы это сделали из жалости. Констанца очень красива, а ещё — бедна. К тому же, её младшая сестра трудится в сахарной лавке, как простолюдинка. Над их семейством весь город смеется. С вашей стороны было очень благородно хоть так отличить старшую дочь. Возможно, ваше внимание вкупе с её красотой помогут ей найти мужа.

— Вы просто видите меня насквозь.

Алария поклонилась, изобразив благодарность.

— Я понимаю вас лучше, чем может показаться милорд. И там, где остальные девушки нашего города видят чудовище, я вижу мужчину…

— Смотрю, вы настроены решительно, — сказал Ален, поставив бокал на столик возле кресла.

— Более чем, — завила красавица, гордо вскидывая голову.

— И все это ради меня?

— Вы не ошиблись. Ради вас, милорд, я пришла сюда не побоявшись…

— Не побоявшись быть опозоренной, я помню, — Ален немного подался вперед, оперевшись левым локтем о колено. — И как далеко вы готовы зайти ради меня?

— Хотите проверить? — Алария медленно потянула ворот платья, обнажая плечо.

Ален наблюдал за ней, думая, что она наверняка отрепетировала сцену соблазнения у зеркала раз сто. Продемонстрировав плечо, девушка потянула ленты, стягивающие корсаж, а потом медленно распахнула платье, показав грудь. Грудь и в самом деле была хороша — по-женски полная, соблазнительная.

Алария призывно улыбнулась, но граф продолжал сидеть в кресле, разглядывая её прелести. Девушка подождала еще, но в конце концов потеряла терпение.

— Мне кажется, я проявила достаточно решительности, — сказала она. — Не пора ли проявить её и вам?..

— Мне? — переспросил Ален. — Вы хотите, чтобы теперь я показал вам грудь? Сомневаюсь, что это приятное зрелище. Она волосатая, совсем не такая гладенькая и круглая, как ваша.

— Вы могли бы показать мне нечто иное, — не сдавалась Алария.

— Хм… может и мог бы, — произнес Ален загадочно. — Но это всё не то, знаете ли…

— Не то? — девушка запахнула платье, и голос ее из завлекательно-мягкого стал холодным, как зимний ветер. — Что именно не то, позвольте вас спросить?

— Мне бы хотелось, чтобы моя будущая жена проявила решимость иного рода…

— Иного? Не понимаю.

— Попытаюсь вам объяснить, — Ален поднялся из кресла и подошел к Аларии совсем близко.

Она невольно попятилась, но тут же глубоко вздохнула и вскинула подбородок, подставляя губы для поцелуя.

— Вы очень красивы, леди Алария, — Ален коснулся ее подбородка, прочертил контур губ, — у вас такое безмятежное лицо. Вы никогда не страдали, верно?

— Не страдала? — она вскинула брови. — Нет, милорд. А причем…

— Вы на многое готовы ради меня?

— Разве я не доказала это, придя сюда? Ради вас я…

— А вы сможете ради меня пострадать?

Алария испуганно пискнула, когда мужская рука сдавила ей горло. Сдавила несильно, пережав кровоток всего на пару секунд, но девушке хватило и этого, чтобы лоб покрылся испариной, а колени подогнулись.

— Пострадать? — прошептала она, облизнув вдруг пересохшие губы. — О чем вы, милорд?

— Пострадать, потерпеть боль?.. — рука графа скользнула по груди девушки вниз, а потом крепкие пальцы оплели тонкое девичье запястье. — Вашей решимости хватит на это?

Некоторое время Алария пыталась сдержать крик, но потом она не выдержала:

— Мне больно! Хватит!

— Уже сдаетесь? — граф склонился над ней, все сильнее сжимая её руку. — Как быстро…

Задыхаясь от боли и страха Алария смотрела ему в глаза, и блеск их казался ей дьявольским.

— Пустите! Пустите! Умоляю! — заплакала она, падая на колени.

Ален отпустил ее, и гордая красавица скорчилась возле его ног, всхлипывая и баюкая помятую руку.

— Значит, всё — только громкие слова, леди Алария, — сказал Ален, возвращаясь к креслу и поднимая бокал. — Давайте я выпью за ваше здоровье, а вы тем временем утрите слезки с милой мордашки, а потом убирайтесь, откуда пришли. И если вы еще раз заявитесь ко мне, чтобы оголяться, я сломаю вам палец. Один ваш нежный беленький пальчик. Может хоть это научит вас вести себя скромнее.

Допивая пунш, он смотрел, как девушка поднялась, ступая нетвердо, подобрала накидку и долго не могла её надеть.

— Я помогу вам, — сказал Ален с преувеличенной вежливостью.

Он помог Аларии расправить накидку и накинуть капюшон.

— А теперь бегите к папаше, — велел граф, — и по дороге не делайте глупостей. Иначе я прикажу вас выпороть, как беспутную.

Ему не пришлось повторять дважды — Алария поспешила вон, забыв попрощаться.

— Доброй ночи! — пожелал ей вслед де Конмор.

Дверь за несостоявшейся соблазнительницей глухо стукнула, и Ален подавил желание шарахнуть в неё бокал. В кои-то веки у него было сносное настроение, а эта бесстыдная девчонка умудрилась всё испортить. Но он тоже хорош. Надо было сразу выпроводить её вон, наградив затрещинами, а он позволил себе поиздеваться над ней, поиграть, как кот с мышью. Зачем?

Он повернул вправо-влево медный браслет на правом запястье. Почему его так взбесили её слова? Потому что она говорила то, о чем понятия не имела. Не имела понятия, а значит, не имела права говорить такое. Кое о ком.

Дверь снова скрипнула, и, увидев женщину в темном плаще, Ален все-таки швырнул бокал, от души впечатав его в стену в двух локтях от головы женщины.

— Я же сказал тебе убираться! — почти прорычал он.

Женщина посмотрела на погнутый бокал, покатившийся к креслу, и сказала:

— Всему виной та зарёванная девица, которая чуть не сшибла меня на лестнице? Чем она тебе не угодила, Ален? Это на ней ты решил жениться?

Она откинула капюшон и встряхнула белокурыми кудрями, упавшими на её плечи и спину волной. На лице женщины была бархатная черная маска, но она не торопилась её снимать.

— Так это была будущая графиня де Конмор?

— Нет, — ответил Ален. — Зачем ты здесь, Милисент?

— Разве я могла оставить тебя одного? — она подошла к нему и обняла, заставив наклониться, после чего поцеловала в губы. — Ах, как я выдержу без тебя этот год, любимый? Но год — это ведь не очень долго, правда? Всего лишь двенадцать месяцев, и ты снова будешь свободен. И мы сыграем самую лучшую свадьбу, и будем вместе — ты и я. Разве это не чудесно?

Она целовала его все жарче и жарче, а потом страстно зашептала:

— Ты ведь пока не женат, Ален… Значит, ещё можно… Я вся горю, милый… любимый…

Обычно её поцелуи дурманили и распаляли, но в этот раз Ален целовал Милисент без прежнего пыла. Он списал всё на усталость. Ведь уже не двадцать лет, чтобы скакать с юными девицами на балу весь вечер. Позволив Милисент усадить себя обратно в кресло, Ален смотрел, как она улыбается под маской, расстегивая перед ним платье. Она повернулась спиной и лукаво поглядывала через плечо, изящно изогнувшись и чувственно покачивая бедрами.

Сбросив платье, женщина осталась в одной короткой нижней рубашке, к которой лентами крепились шелковые чулки. Больше на ней ничего не было — явно готовилась к встрече.

Ален потянул поясной ремень, но Милисент проворно наклонилась:

— Я расстегну сама, не беспокойся. Побереги свою руку, милый.

Он позволил ей это сделать, потому что одной рукой это и вправду было несподручно, и приподнялся, чтобы Милисент было удобнее стянуть с него штаны.

Потом она ласкала его, поглаживая сначала нежно, потом всё требовательнее, но возбуждение не приходило. В конце концов, Ален погладил ее по голове и отстранил, давая понять, что не желает продолжения.

— Что-то не так? — спросила она.

— Наверное, слишком много вина и танцев за сегодняшний вечер, — сказал Ален. — Я не ждал тебя.

— Но я приехала, и не отступлюсь, — Милисент ловко оседлала его, умудрившись втиснуться в кресло вместе с ним, и удвоила старания, целуя с пристонами. Она просунула пальцы под рубашку графа и легко провела ногтями, мурлыча при этом, как кошка.

Раньше ему очень нравилась эта игра, но сегодня и она оставила его безучастным.

— Ты сам на себя не похож, — сказала Милисент, прогнав через него весь арсенал своих соблазнительных приёмчиков. — Эта женитьба тебя так расстроила? Но я, действительно, очень боюсь, Ален!

И она всхлипнула, изображая испуганного ребенка, и прижалась к нему, утопив в волне золотистых кудрей.

Граф отвел ее волосы от лица — они щекотали нос, и хотелось чихнуть.

— Всё хорошо, — успокоил он Милисент.

— Ты уже выбрал? — спросила она, уютно устраиваясь у него на коленях и перебрасывая ноги через подлокотник.

— Да, она милая девушка.

— Красивая? — спросила Милисент ревниво.

— Красивая. Но не такая, как ты.

— Надеюсь, она будет вести себя пристойно, а не как эта девица, что заявилась к тебе ночью. Чего она хотела?

Меньше всего Ален желал говорить сейчас об Аларии.

— Это неважно, — сказал он. — Я ходил к местной пророчице, Милли.

— Зачем? — она удивленно захлопала глазами. — Ты же терпеть не можешь всех этих гадалок, знахарок и провинциальных ведьм.

— О ней рассказывали много хорошего, — Алан задумчиво посмотрел на правую руку, подняв ее повыше. — Она сказала, что знает, как избавить меня от боли.

— Неужели? — Милисент расцеловала его в обе щеки, а потом схватила правую руку и тоже пылко поцеловала. — Так это замечательная новость, милый. Есть средство? Какое лекарство она назвала? А что это за браслет? Не видела его у тебя раньше… — она погладила медный браслет в виде змеи, пожирающей собственный хвост. Браслет был старинной работы, и в углублениях змеиной пасти медь позеленела от времени.

— Это пророчица дала мне браслет, — сказал Ален.

— Он заколдован? — спросила Милисент с жадным любопытством.

— Да, заколдован…

— И от него ты вылечишься? Если это произойдет, я сама пойду к этой ведьме и щедро её одарю.

— Все не так просто.

— Есть какое-то условие?

— Да.

— Какое? Ты ведь не станешь ничего от меня скрывать? Я твоя будущая жена, Ален, я должна быть с тобой, что бы ни случилось, быть тебе опорой и…

— Она сказала, что мне поможет только человек, который… Вернее, девушка, женщина, которая согласится добровольно надеть этот браслет, а вместе с ним… — фразу он договорил совсем тихо, на ухо своей возлюбленной.

— Как страшно! — ахнула Милисент, отдергивая руки от медного браслета. — Но мы не должны терять надежды. На свете много добрых людей, которые нуждаются в деньгах и согласятся на такое.

— Да, не должны терять надежды, — сказал граф после недолгого молчания. — Уже поздно. Встань, пожалуйста. Скажу Пепе, чтобы он устроил тебя на ночь.

— Он такой молодец, твой Пепе, — похвалила слугу Милисент, выбираясь из кресла и поднимая с полу платье. — Вели ему приготовить карету наутро. Я уеду до рассвета, не хочу, чтобы меня видели.

— Да, не надо, чтобы кто-нибудь узнал, что ты приезжала, — Ален смотрел, как она одевается, и чувствовал, что между ним и этой красивой белокурой женщиной пролегла пропасть. Он левой рукой подтянул приспущенные штаны и с третьей попытки застегнул ремень.

Милисент запоздало бросилась ему помогать, но в этом уже не было необходимости.

— Ты же не сердишься на меня? — спросила она мягко и подергала его за бороду. — И между нами ничего не изменилось?

Ален покачал головой, ничего так не желая, как чтобы она поскорее ушла.

Желание его исполнилось, потому что в двери постучали, а после разрешения зашел Пепе.

— У нас останется гостья, — сказал Ален, допивая остатки пунша прямо из кувшина. — Она хочет уехать до рассвета. Устрой её на ночь и позаботься о лошадях и карете.

— Будет сделано, милорд, — ответил Пепе чопорно и распахнул двери пошире, давая дорогу женщине.

— Спокойной ночи, любимый, — прошептала Милисент, поцеловав графа и ласково погладив его по щеке.

— Спокойной ночи, — ответил он.

Оставшись один, Ален подошел к окну. Стёкла окон замерзли, и он приложил к стеклу ладонь, чтобы растопить лед, как делал давно-давно в детстве. Сквозь «глазок» была видна заснеженная улица. Шёл снег, и в оранжевом свете фонарей снежинки вспыхивали, как искры.

Почему-то в эту тихую ночь графу припомнились строки старинной сказки, в которой говорилось о многожёнце, которого после смерти ждал ад. И хотя никто не мог его слышать, Ален произнес вслух:

— Жил когда-то человек, у которого были прекрасные дома и в городе и в деревне, золотая и серебряная посуда, кресла, украшенные шитьем, и золоченые кареты. Но, к несчастью, у этого человека была синяя борода… И ещё пара проклятий в придачу! — он криво усмехнулся и опустил штору.