Лед и пламя

Настя Орлова, 2021

Быть действующей восемнадцатилетней фигуристкой-одиночницей в России приравнивается к чуду, только я не намерена сдаваться. Пусть у меня пока нет четверных, я не восстановила аксель в три с половиной оборота, а судьи не торопятся раздавать мне авансы – мотивации у меня столько, что я готова в буквальном смысле грызть лед, только бы в новом сезоне вновь занять свое место в сборной. Летом я дала себе обещание – не позволю никому и ничему встать на моем пути к медали чемпионата мира. Зачем же на нем встал новый тренер нашей академии?

Глава

2

На дворе теплое августовское утро. В любой другой день, я бы наслаждалась пешей прогулкой, но сегодня все проходит как в тумане — погруженная в душевные переживания, я даже не замечаю, как прохожу двадцатиминутный путь от дома до Академии.

На минуту заглядываю на каток, где под руководством тренера младшей группы оттачивают мастерство десятилетки, а потом иду в раздевалку, где встречаю Дину Смирнову. Несмотря на то, что в коллективе у нас редко бывают скандалы, и большинство фигуристов находятся в приятельских отношениях, только эту кареглазую шатенку я могу назвать своей подругой. Причина проста — она тренируется со мной в одной группе, но выступает за другую страну, поэтому не является моей конкуренткой за место в сборной. А еще она самая возрастная — скоро ей будет двадцать, но когда ты выступаешь за Азербайджан, кататься можно и до тридцати — эксперты и журналисты не будут дружно провожать тебя на пенсию, как это было со мной после неудачи на прошлогоднем Чемпионате России.

— Привет, — звонко здоровается со мной Дина, натягивая спортивные легинсы с логотипом известного бренда.

— Привет, ты сегодня рано, — отвечаю я. — Рвешься в бой?

— Ты же знаешь, у меня контрольные прокаты в Федерации через неделю, — она пожимает плечами. — Вернер обещал меня посмотреть сегодня. Они с Виолеттой Владимировной хотят заменить заход в последнее вращение в моей короткой. Классный он, все-таки, постановщик, да? От своих программ в этом сезоне я в диком восторге. А ты?

— Что я? — неловко переспрашиваю я, ощущая себя не в своей тарелке.

— Он же «Жанну» тебе поставил. Чувствуешь ее?

— Нормальная программа, — говорю я, не желая вдаваться в подробности.

Дина таращится на меня, будто я сморозила величающую глупость.

— Нормальная? — передразнивает она. — Ты серьезно? Я слышала, что Суворова очень хвалила его именно за эту постановку.

— Возможно, — бурчу я, кидая на лавку рюкзак, и пытаюсь сменить тему. — Не знаешь, во сколько Иванова костюмы принесет?

— Виолетта Владимировна говорила, что в одиннадцать, — Дина закрывает свой шкафчик и машет мне рукой. — Ладно, встретимся в зале.

Оставшись в одиночестве, я нехотя переодеваюсь в тренировочный костюм, потом аккуратно складываю вещи, сознательно оттягивая момент, когда придется выйти в коридор и дойти до зала, рискуя столкнуться с кем-то, кого я совсем не готова видеть.

— Привет, Романова, — дверь в раздевалку открывается и в помещение влетает Лиза Ломакина.

Лиза — одна из тех вчерашних юниорок, кого воспитывали в эпоху трикселей и квадов. На тренировках она приземляет и четверные сальхов с тулупом, и тройной аксель — неудивительно, что в сезон она собирается идти с самым убойным контентом среди всех девочек нашей группы.

— Привет, — говорю я вяло.

— Ты не в духе, что ли? — спрашивает она с широкой улыбкой. — Боишься, что я лутцы отпрыгаю лучше, чем ты?

Я закатываю глаза.

— Немного самонадеянно, а?

— Как твоя нога? — интересуется она. — Ты вчера здорово грохнулась.

— Нормально, — раздраженно отвечаю я, не находя в себе сил препираться с болтливой Ломакиной. — Ладно, я пошла.

К счастью, в зале кроме Дины никого не оказывается, да и она не обращает на меня никакого внимания. Я встаю к станку, рассматривая свое отражение в зеркале, и выполняю несколько простых упражнений, разогревая мышцы. Обычно во время тренировок мой мозг отключается, но сегодня даже здесь меня ждет неудача. Что же такое со мной происходит?

— Ты в порядке? — вздрагиваю от неожиданности, ощутив осторожное прикосновение к своему плечу. — Эй-эй, ты чего? Я не хотела тебя пугать. Я просто звала тебя несколько раз, а ты не отвечаешь.

В ответ на обеспокоенный взгляд Дины, делаю попытку улыбнуться.

— Извини, плохо себя чувствую.

— Говорила тренерам? — спрашивает она сочувственно.

— Договорились с Виолеттой Владимировной, что я сегодня безо льда, — говорю сухо. — Пришла только из-за примерки.

Разговаривая со мной, Дина садится в шпагат и наклоняется вперед.

— В остальном все нормально?

— Да, — я киваю. — Просто никак не могу собрать себя после отпуска.

— Это мне знакомо, — она усмехается. — Я тренируюсь на износ, но этот лишний килограмм, который я нагуляла в отпуске, никак не хочет уходить. У меня из-за этого ось на прыжках уходит.

Я делаю несколько наклонов и сажусь на коврик рядом с Диной. В этот момент дверь в зал открывается, и внутрь заходят Ломакина и Марина Быстрова, а за ними я замечаю до боли знакомую фигуру нашего тренера.

Робкая надежда на то, что я смогу справится со своими эмоциями, лопается, как мыльный пузырь. На мгновение мне кажется, что меня ударили пыльным мешком по голове. Я резко выдыхаю и дергаюсь, словно пытаюсь одновременно убежать и провалиться сквозь землю.

— Эй, да что с тобой? — шипит Дина удивленно.

Ощущая, как пылают мои щеки, я опускаю голову и отчаянно пытаюсь взять себя в руки.

— Доброе утро, девочки, — от низкого густого голоса моя спина покрывается мурашками.

— Здравствуйте, Никита Сергеевич, — вежливо здоровается Дина.

— Здравствуйте, — бормочу я, избегая смотреть на Вернера, который долгое время был для меня лишь наставником и опорой, а теперь вдруг стал героем моих фантазий.

— Арина? — звучит прямо над моим ухом. — Ты в порядке?

Нет, я не в порядке!

— Прекрасно себя чувствую, — отвечаю я, не отрывая глаз от паркета.

Дина сдавленно усмехается, как бы подтверждая мою теорию, что мне противопоказано лгать, но потом происходит нечто еще более ужасное — я ощущаю руку Никиты Сергеевича на своем плече. На долю секунды мне кажется, что я сплю, настолько острыми оказываются мои ощущения от банального прикосновения. Сердце начинает учащенно биться, а тело — гореть в самых неожиданных местах. Этого оказывается достаточно, чтобы вывести меня из состояния оцепенения. Я дергаю плечом, сбрасывая с себя руку Вернера, и вскакиваю на ноги, не смея встретится с ним взглядом.

— Извините, — выдыхаю я, потрясенная новизной переполняющих меня чувств. — Мне нужно выйти.

Вылетев из зала, я хлопаю дверью и приваливаюсь к ней спиной, судорожно глотая воздух.

Фигурное катание — моя жизнь. Как же я буду тренироваться дальше, если не могу даже в одной комнате находиться с Вернером, чтобы в больном воображении не возникло каких-нибудь фантазий о том, как он прижимает меня к себе, а его руки скользят по моему телу совсем не так, как того позволяют правила приличия и профессиональный этический кодекс?