Фиктивная жена миллиардера

Нари Орлан

– Я не хочу за вас замуж! – Тебя никто не спрашивает. Подписывай. Он не мог в меня влюбиться, миллиардерам не нужны простые бедные девушки. Он задумал что-то, решил меня использовать ради злого умысла. – Зачем я вам? – Твое дело выполнять мои приказы, а не задавать вопросы. Или тебя отправить к тем ребятам, которые хотят с тобой расквитаться? – Но я не виновата! Меня подставили! – Ты приползла ко мне, умоляла, чтобы я тебя спас, но моя помощь стоит дорого. У тебя ничего нет. Значит, будешь расплачиваться собой.

Глава 8

Всего через три часа я снова стояла перед зеркалом в уборной и смотрела в свои горящие глаза. Уже не в тесной кабине самолета, а в просторной дамской комнате замка.

Демид арендовал замок для банкета. Замок, черт побери! Самый настоящий, со рвом, наполненным водой, с остроконечными башенками и интерьером, достойным королей.

В огромном зале для банкета гости ждали молодоженов, и я по дороге к нему отпросилась на минутку в уборную, чтобы припудрить носик. А на самом деле подготовить Демиду сюрприз.

Ему точно понравится. Я буду очень тихой и скромной девочкой, все как он приказал.

Руки тряслись мелкой дрожью, в горло будто кто-то песка насыпал. Но отступать поздно, все готово.

Едва мы с Демидом вошли в зал, нас оглушили аплодисменты, через которые пробивались поздравления. Я засмотрелась на каменных оленей, которые будто выныривали из стен вместо канделябров. Огромные хрустальные люстры лили свет на мраморный пол, на круглые столы, уставленные всевозможными яствами, на бархатные стулья и на сотни гостей, разряженных в дорогие костюмы и изящные платья.

Демид провел меня к центральному столу, галантно выдвинул для меня стул и сам уселся рядом. Соседи по столу, видимо, его близкие друзья и коллеги, внимательно рассматривали меня с дружелюбными улыбками. Крупный мужчина с сединой на висках склонился к уху Демида.

Ведущий на радостной ноте залепетал по-английски в микрофон. О чем он говорил? Мой мозг поначалу подзавис. Но к концу его речи я начала что-то понимать. Особенно отчетливо услышала “русский тост”.

Так, мы ведь во Франции. Я проскользила взглядом по холеным лицам, пытаясь понять, сколько тут русских. Надеюсь, нас не заставят каждые пять минут целоваться под “горько”.

Мне одного раза будет достаточно.

Ведущий протянул микрофон мужчине за нашим столом. Тот встал и принялся рассказывать о том, как рад, что его партнер наконец-то обрел счастье в виде такой прекрасной русской девушки. Начал желать нам любви до гроба и… Я поняла, что выдержать этот вечер будет изощренной пыткой. Я не очень хорошо понимала английский, не знала никого из присутствующих, рядом сидел человек, которого я терпеть не могла. Вечер только начался, а у меня щеки болели от вымученной улыбки.

Партнер Демида закончил говорить, и из другого конца зала кто-то крикнул отчетливое русское “горько!”. Ведущий быстро сориентировался, поддержал, и за ним иностранные гости с забавным акцентом принялись скандировать во весь голос: “Горько, горько!”

Я услышала сбоку тяжелый вздох, смешанный с раздражением. А мое сердце бросилось вскачь. Сейчас, сейчас…

Демид потянулся ко мне, я к нему, прикрыв глаза от страха, словно собиралась прыгнуть с парашютом. Плохое предчувствие царапало в груди, за эту шалость я могу дорого поплатиться. Чего доброго, на самом деле упакует в смирительную рубашку и отдаст санитарам.

Разве он не понимал, что сам виноват во всем? Разве не понимал, что из-за его скотского отношения я не могу по-другому? Я не могу просто сглотнуть обиду — я выплюну ее ему в лицо.

Он смял мои губы требовательным поцелуем и резко отпрянул, с отвращением скривившись. Улыбки гостей за столом начали таять, фотограф выглянул из-за фотоаппарата, крики “Горько!” стали стихать, по залу пронеслись шепотки. Ведущий растерялся.

Демид резко схватил со стола салфетку и, отвернувшись, принялся вытирать губы. Вот черт. Я не думала, что настолько горько…

Бросив скомканную салфетку на стол, Демид вцепился пальцами в мой локоть и дернул за собой, поднимаясь.

— Прошу прощения. Мы на минуту.

У меня душа в пятки упала от того, каким взглядом посмотрел Демид мне в глаза — взглядом разъяренного быка. Мне конец.

По залу мимо столов он еще шагал неспешно, но едва мы вышли в коридор, потащил за собой, сокращая пространство широкими шагами. Я семенила за ним, спотыкаясь, путаясь в юбке.

Куда он меня вел? Почему не сказал пару ласковых за дверью зала — там никого не было. Он собрался со мной что-то сделать?

Я в панике заметалась взглядом по коридору — все двери закрыты, нигде никого. Только вазы и статуи молчаливо наблюдали.

Демид открыл дверь в уборную, втолкнул меня туда и заперся на защелку. Здесь было стерильно чисто, все блестело, пахло фиалками. И здесь нас точно никто не увидит…

Он вырвал из моих рук сумочку, достал оттуда смартфон и перевернул ее вверх тормашками над мусорным ведром. Тюбик с горькой мазью вылетел следом за пудрой, влажными салфетками, помадой. Как я теперь сотру мазь с губ? Водой она не смывается!

То, что он не орал, было очень плохо. Или хорошо?

— Нечего выбрасывать мои вещи! — я двинулась к мусорному ведру, но Демид преградил мне путь рукой и всучил сумку со смартфоном.

— Еще один звук — и я за себя не ручаюсь. — Его голос низко рычал, пронизывал меня насквозь опасной вибрацией.

О, надо же, закончились идеи для угроз. Что он мне сделает? Голову в унитаз засунет? Он снял пиджак, положил его на одну из раковин и принялся нарочито медленно закатывать рукава белоснежной рубашки, обнажая мускулистые предплечья с ветками вен.

Зачем? Его ярость искрила в воздухе. Он собрался сделать что-то очень плохое. Я попятилась, чувствуя, как все внутри покрывается корочкой льда. Бежать мне некуда.

— Стоять! — гаркнул он, и у меня коленки дрогнули, туфли будто приросли к полу. Сердце раненой птицей трепыхалось в груди. Я сжимала задеревеневшими пальцами сумочку, будто она меня спасет. Ничего не спасет.

Закатав рукава до локтей, Демид поймал меня за предплечье, дернул на себя, другой рукой схватил за волосы и нагнул над раковиной. Я на миг зажмурилась до звездочек перед глазами, перепугавшись, что он мне нос о раковину разобьет, но лицо замерло возле крана. Демид открыл воду, намочил ладонь, добавил жидкого мыла и принялся грубо тереть мои губы, размазывая помаду, мазь. Брызги воды летели в глаза, в нос, я отплевывалась, фыркала, пыталась выкрутиться, но только натягивала волосы до боли, которые он цепко держал.

— Я не ошибся, когда впервые тебя увидел. Ты маленькая охеревшая дрянь. Ты должна мне ноги целовать за то, что хоть раз в жизни получила шанс побывать среди уважаемых и солидных людей, одеться в нормальную одежду, а не в дешевые тряпки.

С водой смешались горькие слезы. Они залили глаза, я больше ничего не видела. Губы уже горели и пекли от того, как Демид их со злостью тер пальцами. Я выпустила сумочку, махнула на ощупь рукой, вцепилась со всей дури в карман его брюк и дернула вниз — ткань затрещала.

Несколько отборных матов обрушились на меня камнями. Но зато Демид потащил за волосы вверх, позволяя мне выровняться. Я фыркнула и стряхнула рукой воду с лица.

— Пошел ты…

Он стиснул пальцами мне горло и приблизился вплотную. Кожу обжигало его разъяренное дыхание. Глаза — две черные бездны, в которых ничего кроме мрачной угрозы.

Черные туфли наступили на мой подол, едва Демид двинулся на меня, толкая собой к стене, обитой кафелем с узорами. Теперь затрещала ткань моего драгоценного свадебного платья. О стенку собрался размазать?

Нет, похоже, Демид решил сорвать злость по-другому.

Он впечатал меня в стену своим сильным телом, вышиб воздух из груди, набросился на мой рот, словно голодный хищный зверь. Губы ныли, горечь попала и мне на язык, я поморщилась, отворачивалась, но он зафиксировал мой подбородок пальцами. Напор Демида был слишком сильным, чтобы ему противостоять. Горечь растаяла за жаром поцелуя. Я горела в его обжигающей ярости. Я хотела сгореть в ней дотла.

Хватит, Лиза, хватит сходить с ума!

Я уперлась руками в его грудь, отталкивая от себя изо всех сил. Бесполезно. Да что же он такой твердокаменный! Я себя чувствовала котенком, который пытается сдвинуть шкаф. Тогда вцепилась в ткань рубашки на плече, скомкала ее и резко потянула в сторону. Треск, сладкий треск. Этот звук пробежал по венам горячим сиропом.

Демид разорвал поцелуй, его взгляд упал на плечо, с которого ошметками свисала ткань. Уголок его губ дрогнул в усмешке.

— Ты же намеренно меня злишь своими выходками, привлекаешь внимание. Уже не терпится, когда тебя оттрахаю?

Его слова словно порыв колючего ветра в лицо. Я стала задыхаться от возмущения. Что он себе возомнил?

— Мне тоже не терпится. — В его глазах сверкнула похоть. — Зачем ждать ночи, когда нам обоим невтерпеж?

Внизу звякнула пряжка ремня, и меня прошило паникой. И окатило горячей волной.

— Нет, нет! — Я вцепилась в его рубашку — разорву на мелкие кусочки! Вгрызусь в его мышцы до крови, пусть только посмеет! — Я не хочу тебя! — выпалила ему в лицо, продолжая попытки оттолкнуть от себя его. Тщетно.

— Я не слепой, Элизабет. — Он поймал мое лицо за подбородок и произнес в самые губы: — Когда ты смотришь на меня, у тебя слюни по подбородку текут. И текут не только слюни.

— У тебя галлюцинации! — прошипела я, чувствуя, что внутри все клокочет от злости.

Держа мое лицо, он снова впился в мои губы, другая его рука шустро справлялась с ремнем и молнией на брюках. Я окончательно разорвала ему рубашку, пыталась поцарапать короткими ногтями его горячие стальные мускулы на груди. Кожу обжигающе покалывало. До одури приятно к нему прикасаться.

Черт бы его побрал! Гребаный мерзавец! Я поймала его губу зубами и прокусила до крови. Демид разъяренно зашипел, оторвался от моих губ и слизнул алую каплю.

— Наши апартаменты с хорошей звукоизоляцией. Ночью ты у меня сорвешь глотку. — Он запустил пальцы в мою растрепанную прическу, сжал волосы у корней и наклонил мою голову набок. Его губы прижались к шее, где судорожно билась жилка, и острое наслаждение растеклось под кожей.

Вот черт… Он раскалил меня до предела. Тело не может врать, я слишком хочу. Колючая щетина царапала влажную кожу, я прикусила до боли губу, топя в горле стоны. Преодолевая сопротивление, запустила пальцы в его короткие волосы на затылке, чтобы оттянуть его голову от себя. Не получилось. Получилось лишь то, что я прижала его еще ближе.

Его свободная рука сражалась с моими длинными юбками, хотела добраться туда, где у меня все пульсировало, ныло, стягивало мучительной истомой. Нельзя сдаваться, нельзя. Нужно оставить себе хоть немного гордости. Я не хочу, чтобы и ее он у меня забрал.

Я впилась ногтями в его запястье, словно разъяренная кошка, мешая его руке добраться до моих промокших трусиков.

— Прекрати… — потребовала я. Почему мой голос предал меня? Он прозвучал так, словно я молила ни в коем случае не останавливаться.

Звонок смартфона был более категоричен, чем я. Придерживая меня у стены, Демид достал из кармана мобильник и рявкнул в трубку:

— Что?! — Его грудь энергично вздымалась от тяжелого дыхания, лицо напряглось. Я дрожала, ноги подкашивались.

Кто-то еле слышно извиняющимся голосом просил его о чем-то.

— Так развлеки их! Я за что тебе плачу?

Ведущий? Черт, гости, наверно, недоумевают, куда подевались молодожены. А мы с Демидом сейчас выглядим так, будто на нас дикие звери напали. Он бросил трубку и ощупал мое лицо потемневшим взглядом.

— Поднимай свои юбки и поворачивайся к стене.

Я судорожно затрясла головой.

— Что нет?

— Не тут…

Он оперся рукой над моим плечом и склонился к лицу.

— Недостойна быть оттраханой в сортире замка? А сколько ты, по-твоему, стоишь?

Я прикусила губу, под ресницами щипали соленые слезы. В груди разворачивалась буря. Лучше бы я изображала монашку и ждала, пока во мне отпадет надобность. Лучше бы задушила обиду, сцепила зубы и не злила его. Пусть это было бы так же тяжело и больно, как сломать себе руку.

Кому я лгу? Я бы не смогла так. Так же как и он не может по-человечески ко мне относится. Но дальше так продолжаться не может.

— Я задал вопрос.

— Если на моем пальце твое кольцо, значит, что-то я все-таки стою, — ответила подрагивающим голосом.

— На твоем месте могла оказаться любая другая, — добил меня Демид ледяным тоном. — Не заставляй меня сомневаться в своем решении.

Он достаточно прозрачно намекнул, что я из-за своих выходок могу остаться без помощи, квартиры и вернуться туда, откуда он меня забрал. На улицу. Кровь словно схлынула с меня, оставив после себя лишь ледяной холод.

Трясущимися пальцами я стала хватать треклятые юбки, они, как назло, выскальзывали. Я мяла драгоценную ткань, украшенную кристаллами. Запертые с усилием слезы клокотали горечью. Не удержу, не удержу…

Я отвернулась к стене и прижала горячий лоб к прохладному кафелю, влага потекла по щекам. Воздух сгорел в груди, плечи задрожали. Хлопнула дверь уборной — и меня словно подкосило. Будто я все время держалась только благодаря невидимой опоре, а теперь ее отобрали у меня.

Демид вышел. Это плохо… Страх зацарапал по шее и спине. Он ведь не отменит банкет?

Я должна была хотя бы извиниться. Но он, я думаю, даже на секунду не задумывался о том, чтобы извиниться за то, что насильно, обманом, угрозами заставил меня выйти за него.

Может, к лучшему, если сейчас все прекратится и меня отправят прямым рейсом обратно?

Нет, нет… Демид ведь на самом деле не так много требует. Всего лишь играть супругу и спать с ним. Это несложно. Это может быть слишком приятно…

Он ошибся в своих выводах. На самом деле я кипячусь потому, что действительно ничего не стою. И в любой другой ситуации он даже не посмотрел бы в мою сторону. Это чудовищно больно, это разрывает на части. Он никогда не будет моим. Только временно, фиктивно.

На непослушных ногах я дошла до раковины и подняла сумочку с телефоном. Нужно написать ему. Пальцы с трудом попадали по буквам. “Извини меня”, отправила я, и в уборную впорхнули девочки, которые занимались моим внешним видом, и ахнули от испуга. Да, вид у меня сейчас впечатляющий. Я неловко улыбнулась. Губы еще саднило от диких поцелуев.

Они засуетились вокруг меня, убрали следы слез, переделали макияж, вернули форму прическе, почистили платье, зашили там, где оно порвалось. Буквально запустили машину времени — и я скоро выглядела так, как на банкете полчаса назад, будто меня не вертело в буре ярости Демида.

Он ждал меня у зала. Каждый шаг ему навстречу давался с трудом. Черные глаза буравили меня, выворачивали душу наизнанку. Я шла к нему, чувствуя себя птичкой, которая вот-вот бросится грудью на терновый куст.

Демид почти полностью переоделся, только пиджаку повезло остаться целому. Этот мужчина невозможно красив. Наверно, в моих глазах ясно читалось, что меня тянет к нему, к его мрачной властной ауре, к его дикой сокрушающей энергии.

Разве рядом с ним возможно сохранять рассудок холодным, когда у меня, наоборот, начинает все бурлить? Но я должна попытаться…

— Элизабет, надеюсь, ты уяснила, как себя нужно вести? Мне не нужно дополнительно объяснять?

— Я все поняла… — потупилась я. Стыд жег щеки.

— Улыбайся как ни в чем не бывало.

За столом Демид отшутился, что у его любимой жены немного необычное чувство юмора. Он приобнял меня нежно за плечи, но я-то знала, сколько в этой нежности скрытой злости. Между нами искрило. Я мило улыбалась, гости расслабились, когда Демид перевел курьез в шутку. Пожалуй, теперь я ловила каждую минуту банкета, цеплялась за нее, а она неумолимо ускользала. Еда была безумно вкусной, шампанское легким, кружило голову. Я жила от “горько” до “горько”. Слишком много русских гостей оказалось на банкете.

Это не шампанское кружило голову, а бесконечные поцелуи. Сладкие, напористые и чем дальше, тем дольше мы отрывались друг от друга, когда уже гости переставали скандировать.

Если брачной ночи не будет, я вылезу на стенку и буду выть. Совсем спятила. Но Демид вроде и не менял свои планы. Он напомнил о них, когда мы вышли на центр зала танцевать под романтическую французскую музыку.

— Значит, можешь быть хорошей девочкой, если захочешь, — прошептал он, обжигая ухо горячим дыханием. Под его руками моя кожа плавилась. — Будешь ночью вести себя послушно — доставлю тебе удовольствие.

— Ты не будешь меня наказывать?

— Наказывать? — Его рука крепче стиснула мою талию, и я едва сдержала стон. — Буду, если не вытащу из тебя правду.