Тили-тили Тесто

Нара Андреева, 2014

Тили-тили тесто, жених и невеста – неслось им вслед с садика. Красивая светловолосая умница и юный талантливый хоккеист были невероятно гармоничной и дружной парой. Им с самого детства казалось, что они любили друг друга всегда. Оба были уверены, что их любовь будет вечной! Но прозвучал последний звонок. Дети выросли. Что же ждет их дальше? Так ли сильна их любовь, как они оба думали?

Глава 5

— Вика, ради бога, ты там уже час, — Стас подергал за ручку. — Я не уйду, пока мы не поговорим, — он дернул ещё раз. Хлипкая защелка не выдержала, раздался треск и дверь поддалась.

Вика с влажными волосами закутанная в мамин фланелевый халат сидела на краешке ванной. Глаза были крепко зажмурены, а губы сжаты в тонкую полоску.

— Господи, Вика, — Стас опустился перед ней на колени. — Я… мне… — закончить он не успел, потому что Вика, будто очнувшись, принялась отвешивать ему оплеухи. Одну за другой:

— Дрянь. Мерзавец. Ненавижу тебя, — шептала она, и этот шёпот оглушал сильнее крика. — Как ты мог так поступить со мной? Я тебе верила, а ты…

Он не шевелился, не пытался уклониться, потому что знал, чувствовал, что ей нужно выплеснуть из себя скопившуюся боль и обиду. Не говоря уж о том, что это было самое меньшее из того, что заслужил.

Когда она выдохлась, и её пальцы бессильно скользнули по его лицу, он поднял руку и прижал горячую ладошку к своим губам. Вика вздрогнула, а Стас нашёл, наконец, в себе смелость взглянуть ей в глаза.

Она не плакала, точнее уже не плакала. Покрасневшие глаза смотрели сквозь него, словно он был пустым местом. Стас отпустил её руку и прошептал:

— Поверь мне, я…

— Если ты собираешься просить у меня прощения, то напрасно, — прошелестел её голос.

— Не простишь?

— Нет. И прежде всего себя! Я не прощу себя, потому что не смогла, не сумела оттолкнуть тебя. А надо было! Знаешь, я вообще думала, что это сон, — она моргнула, и её взгляд приобрёл осмысленность. — Сначала он был хороший, мне было так приятно. Ты целовал меня, а потом… сон превратился в кошмар!

— Любимая, послушай…

— Не смей меня так называть! — в её голосе зазвенел металл. — Ты потерял право на это четыре года назад. А сегодня я убедилась, что поступила тогда верно.

— Верно, только отхлестать меня по щекам надо было ещё тогда. Если ты не хочешь — ладно, я не буду просить прощения! Но я всё исправлю!

— Как? — она горько усмехнулась. — Что ты собрался исправлять? Да, твой папа умер, и это горе. Но, Косогоров, разве это повод вести себя как животное? Ты… Я даже не знаю, что тут можно сделать.

— Тебе ничего и не придётся. Даже говорить со мной. Я сделаю всё сам. Я окружу тебя заботой. Буду навещать, писать, звонить. Можешь молчать в трубку, но я буду знать, что ты меня слышишь.

Вика молча отвела глаза.

— Чтобы ты не надумала, я не отступлю, — он встал и протянул ей руку: — Пойдем, ты бледная совсем, тебе надо поспать.

— Не трогай меня!

— Господи, неужели ты меня боишься? Неужели ты думаешь, что я собираюсь опять? Вика! Я пальцем тебя не трону, клянусь. Никогда, пока ты сама мне этого не позволишь.

Вика протянула ему руку. Стас вздрогнул от прикосновения: узенькая ладошка теперь стала ледяной. Вика встала, но ноги не удержали её, и она покачнулась. Стас подхватил её на руки и отнес в комнату. Усадил в кресло и стащил с софы покрывало. После он бережно уложил дрожащую от озноба девушку в постель, накрыл одеялом и тщательно подоткнул его со всех сторон.

Пока Вика не заснула, он сидел в кресле и не сводил с неё глаз. Теперь он никогда и не за что не откажется от неё. Он понял, наконец, она — всё, что ему нужно, и будь Вика рядом всё это время, он был бы куда счастливее.

Когда дыхание девушки стало спокойным и расслабленным, Стас тихонько поднялся, подошел к кровати и долго всматривался в её лицо. До тех пор, пока у него не заныло сердце, а глаза не защипало от слёз.

— Я в лепёшку расшибусь, Викуся. Я всё сделаю, и ты забудешь о плохом, — прошептал он, сдерживаясь, чтобы не провести пальцем по слегка приоткрытым губам. — Спи, конфетка…

Стас вышел от Вики, когда часы показывали начало восьмого. Уже стемнело, заморосил противный осенний дождик, и Стас поспешил на автобусную остановку.

Примостившись на свободном месте в самом конце автобуса, он невидящим взглядом уставился в окно, вспоминая что произошло с ним за последние сутки.

О смерти отца ему сухо сообщил главный тренер после игры со шведами. После чего добавил, что у Стаса есть три дня, и он свободен начиная с этой минуты. Но чтобы в среду в шесть утра, всеми правдами и неправдами, он был на базе сборной.

Благодаря помощи ребят из клуба — те встретили его в"Шереметьево 2"и довезли до родного города — он добрался до мамы около семи утра. Она не спала, будто ждала его, а открыв дверь, бросилась на грудь и разрыдалась. Стас как смог успокоил её, утешил, уговорил выпить стаканчик нарзана, в который щедро накапал валерианы, и уложил спать. После чего заказал такси и поехал на кладбище к отцу. Свежую могилу показал ему кладбищенский сторож. Он же, за червонец, принес бутылку водки и стакан. На могиле своего отца Стас выпил в третий раз в жизни, так что не было ничего удивительного в том, что его развезло со ста грамм моментально. Хорошо, хоть сторож довел его до автобусной остановки. Но Стас вместо того, чтобы выйти у своего дома, поехал дальше… к своей маленькой Викусе. Он находился во власти гложущей пустоты, и был уверен, что если увидит Вику, поговорит с ней, то пустота исчезнет. Только вышло так, что сейчас он чувствовал себя ещё более опустошенным.

Стас вздохнул. Перед отъездом на кладбище он убавил звонок на телефоне, чтобы никто не разбудил маму. И пока Вика была в ванной, пару раз звонил домой. Мама не отвечала, значит спала и не слышала тихий звоночек. Стас очень надеялся, что она не проснётся до его прихода.

— Простите, — вежливый голосок, явно детский, вывел его из задумчивости. — Вы не подскажете, который час?

Стас взглянул на часы:

— Девятнадцать тридцать пять, — он повернул голову. С соседнего сидения на него с любопытством уставился черноглазый мальчишка лет двенадцати, прижимающий к себе коричневый портфель. Стас невольно улыбнулся:

— Что, со второй смены домой добираешься?

— Не-а, — покрутил головой мальчик. — Из музыкалки, решил на пианино научиться играть. Вы хоккеист Косогоров, да? Чемпион СССР?

— Ну да, — кивнул Стас. — А ты кто? А то неудобно как-то, ты меня знаешь, а я тебя нет.

Мальчик по-взрослому протянул руку:

— Саша Северинцев. Но меня все Севером называют. Мне нравится.

— Любишь хоккей, Север?

— Уважаю, — важно кивнул мальчик. — Автограф дадите?

— У тебя есть ручка и бумага?

— Обижаете! — мальчик вытащил из портфеля пенал, достал ручку. — Вот, а распишитесь здесь, — он достал нотную тетрадь и аккуратно вырвал из неё листочек.

Стас усмехнулся:

— Кем стать-то собираешься? Пианистом?

— Нет. Пианино мне необходимо для тренировки пальцев. Я буду доктором, — сверкнул глазами Саша. — Хирургом.

— Хорошая профессия. Нужная.

Стас пристроил листочек на окне и написал:"Будущему хирургу Александру Северинцеву от Стаса Косогорова". Поставил подпись и дату.

— Держи, — он отдал листок. — От всей души желаю тебе стать таким же хорошим доктором, как мой папа.

Саша кивнул, сдержанно улыбнулся, но тут автобус остановился и мальчик, хлопнув себя ладошкой по лбу, быстро покидал всё в портфель и заспешил на выход, на ходу выкрикивая:

— Спасибо! До свидания! Задайте финнам!

Наблюдая в окошко, как навстречу выпрыгнувшему из автобуса Саше шагнул высокий мужчина и, невзирая на сопротивление, принялся поправлять на мальчишке шарф, Стас вспомнил, как точно так же вырывался, когда его папа поправлял на нём шапку или обматывал горло шарфом. И вдруг до Стаса со всей ясностью дошло — папы больше нет. Вчера после игры он просто не хотел в это верить. Сегодня утром держал себя в руках, чтобы успокоить маму. Потом выпил — его сознание затуманилось, и он плакал как ребенок на коленях у Вики, больше по тому, что ему не сказали сразу, и он опоздал на похороны. А потом… Господи! Ослеплённый пронзительным наслаждением, сбитый с толку своей грубостью, и захваченный стремлением вернуть себе Вику во что бы то ни стало, он вообще чуть ли не забыл о смерти отца. А вот теперь… вся боль от потери навалилась на него с такой силой, что ему стало трудно дышать.

***

Вика дождалась, пока за Стасом захлопнется дверь, и поднялась с софы. Она так и не смогла заснуть, поэтому решила притвориться спящей, потому что опасалась — в ином случае Стас попытается ей опять что-то сказать, а она абсолютно не хотела сейчас его слушать.

Не потому, что ненавидела, не потому, что не простила, не потому, что разлюбила. Как раз наоборот. Не смотря на всё, что произошло, она сейчас очень остро понимала всю глубину своей любви к Стасу. Она его любит, даже после того, как он грубо овладел ею, спустя день после похорон собственного отца, и с этим уже ничего не поделаешь. Но помимо любви к Стасу у неё имелась и гордость, которая категорически не позволяла вести себя так, словно ничего не случилось. Стас хочет её вернуть — Вика даст ему шанс. Но ему придется постараться. Очень постараться! И не дай ему бог сделать хоть один неверный поступок или даже сказать хоть одно неправильное слово. В этом случае… Что будет в этом случае, Вика думать не хотела.

Она огляделась, собрала с пола раскиданные вещи, аккуратно сложила их на кресле. Потом нашла скомканное в углу покрывало, и хотела уже как обычно свернуть его и повесить на спинку кресла. Как вдруг заметила на светлом полотне несколько начинающих буреть пятен. Воспоминания нахлынули так стремительно, что у неё закружилась голова…

Стас целовал её, гладил, а она, толком не проснувшись, не понимала — как сон может быть таким реальным. Но была уверена, что это сон, как ещё Стас мог оказаться в её комнате. Даже в тот момент, когда уговаривал не прогонять его, Вика всё равно не верила, что всё это на самом деле происходит с ней. Потому что ей было приятно, хорошо, как никогда в жизни. Ей казалось, ещё чуть-чуть и она достигнет какого-то неземного блаженства, которое навсегда изменит её. Но всё закончилось навалившимся на неё тяжелым телом и резкой болью. Она кричала, просила прекратить, колотила его по спине, но он не слышал, продолжая толкаться в неё. Все её попытки оказались бесполезны — тело Стаса состояло из стальных мускулов, и не было никаких шансов ни оттолкнуть, ни даже просто остановить его…

Вика стиснула зубы и направилась ванную. Шла она осторожно, колени почему-то дрожали, но больше никакого дискомфорта она не испытывала. Разве что несколько тянуло низ живота, примерно так же, как перед месячными. Она набрала воды в тазик, насыпала туда порошка и, замочив покрывало, взглянула на себя в зеркало. Нет, никаких изменений с ней не произошло. Всё точно так же. Только глаза заплаканы да губы распухли. Так вот, значит, как становятся женщиной! Хотя оставалось непонятным, почему некоторые подружки в институте намекают на то, что это очень-очень приятно. Поцелуи — да, поглаживания — безусловно. Но остальная часть была сначала болезненной, а потом грубой. Даже если в следующий раз, по словам тех же подружек, больно уже не будет, Вика всё равно с трудом представляла, от чего там может стать приятно.

— Ну что же, Косогоров, — Вика принялась яростно месить руками покрывало. — Посмотрим, как ты расшибешься в лепёшку, и какой заботой ты меня окружишь. Хотя кое о чём ты уже позаботился, да! Ты ведь знаешь, я не очень люблю кошек. Так что благодаря тебе мне не придётся заводить их, поскольку угрозы остаться старой девой — больше нет!