Мертвая вода

Найо Марш, 1964

В рыбацкой деревушке Порткарроу наступили прекрасные времена: сотни людей стекаются, чтобы попробовать целебные воды местного родника, которые якобы способны излечивать все – от бородавок до астмы. Новая хозяйка, мисс Эмили Прайд, получив в наследство эти земли, решает разобраться в «святости» источника и прекратить незаконную наживу на вере людей в исцеление. Местные жители, совсем не обрадованные таким поворотом дел, анонимно донимают пожилую даму угрозами. А спустя неделю на острове происходит убийство…

Ngaio Marsh

Dead Water

© Ngaio Marsh Ltd, 1964

Школа перевода В. Баканова, 2021

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

* * *

Алистеру и Дорис Макинтош — с любовью

Глава 1. Начало

I

Мальчик карабкался вверх по склону, полуослепнув от слез. Упал, всхлипывая и задыхаясь от рыданий, затем поднялся и на ощупь полез дальше. С неба светило солнце и заливался жаворонок. Где-то на вершине холма журчал источник. Снизу, от пристани, в спину все еще летели слова дразнилки:

Бородавочник Уолтер,

Сунь ты ручки-ножки в воду.

Бородавки ты свои

В грязной луже помочи.

Родник был почти на самом верху — бил ключом, перетекал через край заполненного углубления маленьким водопадом, потом нырял в камни и заросли орляка и наконец, хлопотливо бурля, закручивался воронкой и уходил куда-то под землю. Там, где он начинался, стоял большой валун, окруженный колючками и папоротником, а выше виднелась только кромка холма и над ней яркое солнце в голубом небе.

Мальчик опустился на корточки, хватая ртом воздух. Ноги гудели, в груди кололо. В бешенстве ударив ладонями о землю, он взглянул на них. И впрямь «бородавочник». Наросты гроздьями облепляли его пальцы, как те черные штуки на подпорках деревянных мостков. Два кровоточили — задел обо что-то. Из-за бородавок остальным детям велели держаться от него подальше…

Уолтер сунул ладони под каскад струй. Холод обжигал и кусал; вскоре руки онемели, но мальчик продолжал держать их в воде, решительно сощурив припухшие от слез глаза. Ледяная влага текла по предплечьям и выше, попадая в лицо.

— Не плачь.

Мальчик открыл глаза: перед ним, заслонив солнце, стояла она — высокая, выше валуна, окруженная каким-то зеленоватым сиянием, из-за чего ее нельзя было толком разглядеть.

— Почему ты плачешь?

Уолтер набычился, глядя исподлобья, словно зверек, готовый сорваться с места и броситься прочь. Затем передумал и громко и протяжно всхлипнул, продолжая держать ладони в воде.

— Что случилось? Тебе больно?

— ’уки…

— Что с ними? Покажи мне.

Он помотал головой, не поднимая глаз.

— Они г’язные.

— Вода смоет грязь.

— Не-е, не смое-ет.

— Покажи.

Он наконец повиновался. Кожа на пальцах сморщилась и побелела, как брюхо дохлой рыбины, но гроздья бородавок никуда не делись. Мальчик заревел в голос, глотая соленую влагу, текущую из глаз и носа. Снизу все еще чуть слышно доносилось: «Бородавки ты свои / В грязной луже помочи», но уже без прежнего задора. Потом кто-то крикнул: «Ой, да пошли уже», и голоса стихли. Уолтер вытянул свои позорные ладони, показывая их женщине.

— Подставь их снова под воду. — Ее голос смешивался с журчанием родника. — Если будешь верить, они очистятся.

— А?

— Станут чистыми. Скажи это вслух: «Прошу, забери мои бородавки». Закрой глаза и повтори за мной. И сделай это еще раз, когда будешь ложиться спать. Только не забудь. Ну же!

Шум воды вдруг сделался очень громким, перед зажмуренными глазами мальчика поплыли разноцветные пятна. Его собственный голос звучал как будто издалека. Потом все прекратилось, только ледяные брызги от падающей на камни воды летели в лицо. Когда Уолтер поднял голову, никто уже не стоял перед ним, заслоняя солнце.

Он так и сидел там, обсыхая и ни о чем не думая, пока сияющий диск не скрылся за холмом. Стало холодно, и мальчик спустился обратно к своему дому на берегу.

II

Настал следующий день, а происшествие с Уолли Трехерном не произвело на острове практически никакого эффекта. Родители мальчика были не из жаворонков, и если отца извиняло то обстоятельство, что ночью он рыбачил, то все оправдания матери скрывались на дне бутылки джина. Словом, семья не принадлежала к числу респектабельных.

Уолли, спавший не раздеваясь, поднялся как обычно и вышел к колонке умыться. Новой учительнице каким-то образом удалось внушить ему необходимость этой процедуры, и он следовал ей машинально, как хорошо выдрессированное животное. Еще не совсем проснувшись, он вдруг увидел, что произошло с его руками.

Никто не знает, как работает мозг ребенка, особенно такого, как Уолли Трехерн, мыслительные процессы которого текли так вяло, что были скорее отражением простейших эмоций — удовольствия, страха или гордости. Кажется, он испытывал последнее чувство, когда перед всей школой несмело приблизился к учительнице и продемонстрировал ей свои ладони.

— Боже мой! Боже мой, Уолли!

Она взяла его руки в свои и ощупала, не веря своим глазам.

— Этого просто не может быть! Невозможно!

— Больше не г’язные. Все п’ошло! — И мальчик залился счастливым смехом.

Школа находилась на материке, но новость о пропавших бородавках Уолли Трехерна вместе с ним самим и его учительницей добралась и до острова. Впрочем, «остров» — это громко сказано. На деле он представлял собой просто каменистый клочок суши на конце короткой, узкой и низкой дамбы, полностью исчезавшей под водой во время прилива или волнения на море. Тем не менее поселившиеся там люди считались совершенно отдельным сообществом, как будто столетия приливов и отливов размыли всякую связь между частями рыбацкой деревушки Порткарроу. Между «островитянами» и «деревенскими» пролегала четкая грань, хотя, в сущности, никаких различий между ними не было.

Учительницу Уолли звали мисс Дженни Уильямс. Молодая новозеландка, она училась в магистратуре и согласилась на эту временную работу ради опыта и прибавки к стипендии. Девушка квартировала на острове, в маленьком пабе, построенном три с половиной века назад, и в письмах домой восторженно отзывалась обо всех проистекающих из этого обстоятельства неудобствах.

С сияющим лицом, каштаново-рыжая, она выглядела сейчас, стремительно шагая по дамбе, просто потрясающе. Эффекта добавлял ветер — волосы девушки развевались, а летнее платье облепляло фигуру с откровенной безыскусностью сорочки. Позади бежал, спотыкаясь и пытаясь не отстать, бедняга Уолли, время от времени издававший жалобный крик, очень похожий на чаячий.

На острове учительница сказала мальчику, что хотела бы поговорить с его матерью. Свернув у пристани направо, они обогнули косу и вышли к Рыбачьей бухте. Семейство Трехерн обитало в наименее приглядном из стоявших там домишек. Дженни неприятно поразило амбре, что источала миссис Трехерн, сидевшая на крылечке и невнятно мычавшая.

— Наклюкалась, — пояснил мальчик, хотя это было и так очевидно.

— Уолли, будь добр, найди мне какую-нибудь красивую ракушку, — откликнулась Дженни. — Розовую.

Просьбу пришлось повторить, медленно и терпеливо. Мать внезапно заорала, чтобы мальчишка тут же взялся за дело, а не то она с него шкуру спустит. В конце концов, втянув голову, Уолли побрел к берегу и вскоре исчез за лодкой.

— Миссис Трехерн, — заговорила Дженни, волнуясь, — надеюсь, вы не против моего визита? Я просто ужасно обрадовалась за Уолли и… и очень хотела бы узнать, как все случилось. В смысле — словно по волшебству, буквально за одну ночь. То есть, ну… это же… ведь так, правда?

Мать Уолли, широко улыбаясь, энергично кивнула и спросила, не желает ли учительница «глоток чего-нибудь».

— Нет, благодарю вас. — Дженни подождала, потом осторожно спросила: — Миссис Трехерн, вы заметили? Руки вашего сына? Вы их видели?

— А то. С ним бывает, с нашим Уолли. — С трудом и не сразу поднявшись, миссис Трехерн повернулась к двери. — Пшли, — не терпящим возражений тоном пригласила она. — Давай, заходь.

По счастью, чаша сия миновала Дженни — появился мистер Трехерн. Он тяжело шел вверх от берега, где, видимо, сидел за лодкой. Следом в нескольких шагах плелся Уолли.

Мистер Трехерн был темноволосым, полным человеком с выцветшими глазами и вялым ртом. Держался всегда недоверчиво, но на рожон не лез. Занимался он тем, что предлагал внаем лодку и собственные услуги приезжим, рыбачил и подрабатывал по мелочам в деревне и на острове.

Выдавив неопределенную улыбочку, мистер Трехерн выразил надежду, что гостья находится в добром здравии в этот «необыкновенно чудесный денек». Дженни сразу свернула разговор на исчезнувшие бородавки Уолли. Выяснилось, что отец узнал о произошедшем только что, когда мальчик показал ему свои руки.

— Разве не здорово, мистер Трехерн?

— Потрясающе, — согласился тот без особого энтузиазма.

— Вы не знаете, когда именно это случилось? Вчера вечером, после школы? Или позже? И так внезапно! Я хочу сказать, его ладони — они были в таком состоянии… Я его спрашивала, конечно, — он говорит о какой-то… какой-то женщине. И что вымыл руки в источнике на холме. Простите, что докучаю вам, но я просто обязана все разузнать!

Мистер Трехерн явно считал, что она поднимает слишком много шума из-за пустяка, однако в его взгляде читалось и затаенное внимание к девушке самого неприятного свойства. Налетевший некстати порыв ветра вцепился в ее платье, которое она попыталась зажать между коленями, и мужчина распялил губы в ухмылке. Из дома меж тем неверной походкой направлялась к ним миссис Трехерн.

— Хотя, впрочем, и ладно, — быстро проговорила Дженни. — Главное, что их больше нет, правда? Не буду вас задерживать. Доброго вечера.

Миссис Трехерн, издав неопределенный звук, протянула вперед сжатую руку.

— П’кеда, — пробормотала она и раскрыла ладонь. Каскад мягких черных чешуек осыпался на ступеньку. — Эт’ вот нашего Уолли. В койке у его были.

— Все до одной отвалились, — добавил мальчик, вернувшийся от кромки берега.

И протянул учительнице ракушку, с отколотым краем и поблекшую, но, несомненно, розовую. Девушка присела, принимая подарок.

— Спасибо большое. Как раз такую я и хотела.

Дженни ужасно себя чувствовала из-за того, что уходит и бросает Уолли в этом месте… Когда она оглянулась, мальчик махал ей вслед.

III

Исчезнувшие бородавки Уолли Трехерна тем вечером были главной темой обсуждения в отдельном пивном зале паба. Погода стояла чудесная, в восемь наступил отлив, и компанию завсегдатаев-островитян пополнили клиенты из деревни: доктор Мэйн из местного санатория, преподобный Эдриан Карстерс, любивший продемонстрировать при случае, что ничто человеческое ему не чуждо, и никому не известный высокий бледный молодой человек, который сидел словно на иголках. Компанию ему составлял Патрик Феррир, пасынок владельца заведения, приехавший из Оксфорда на каникулы, — обаятельный юноша с чувственным ртом, приятными манерами и острым взглядом, который то и дело останавливался на Дженни Уильямс. Кроме последней в зале находилась еще только одна женщина — мисс Элспет Кост, тоже постоялица паба. Ее отличали бесформенная пушистая прическа и неуверенная улыбка. Мисс Кост держала магазин, любила рукоделие и мелодраматические сюжеты.

Владелец паба, майор Кит Бэрримор, занимал стратегическую позицию между двумя стойками — для общего зала, где собирались исключительно местные рыбаки, и для отдельного. Румяный громогласный здоровяк, в полной мере наделенный профессиональным дружелюбием, он как нельзя лучше смотрелся на фоне начищенной до блеска конской сбруи, бутылок, стаканов, оловянных кружек и газетных вырезок со спортивными репортажами. Клетчатый пиджак, желтый жилет, кольцо с печаткой и прилизанные волосы завершали его портрет.

— Как ни посмотрите, — заявила мисс Кост, — а событие совершенно поразительное. Бедный мальчик! Подумать только!

— Весьма драматичный поворот, — согласился Патрик Феррир, улыбаясь Дженни.

— Еще бы, — подтвердила та. — Раз — и все.

— Ну, о таком постоянно болтают, — заметил беспокойный молодой человек. — Цыганки, чары и прочее.

— Слухи — одно, — возразила Дженни, — а вот увидеть собственными глазами — совсем другое. Но кто была эта «зеленая дама», хотела бы я знать!..

Повисла короткая пауза.

— Да-да, — подхватила мисс Кост. — Она самое удивительное во всем рассказе! «Зеленая дама»! Мм? — слегка склонив голову набок, она выжидающе взглянула на священника.

— Наш бедный Уолли! — откликнулся мистер Карстерс. — Полагаю, все это сказочка от начала до конца. Прискорбно, весьма прискорбно.

— Но он и в самом деле исцелился, — напомнила Дженни.

— Да, да, конечно, — поспешно откликнулся священник.

— Сказочка? По-вашему, стал быть, в ентих краях еще водятся феи, преподобный? — поинтересовалась мисс Кост, неуклюже имитируя местный говорок.

Всем стало неловко.

— Как по мне, бедный мальчуган навоображал себе всякого, — заметил майор Бэрримор. — Хотя выдумка неплоха, надо отдать ему должное.

— А что по этому поводу говорит медицина? — поинтересовался Патрик, обращаясь к доктору Мэйну.

— Не спрашивайте! — откликнулся тот, воздев вверх ухоженные руки. — Насколько я знаю, медицине здесь сказать нечего.

Видя, что такой ответ не удовлетворил аудиторию, он добавил с некоторым нетерпением:

— Такие случаи, конечно, известны, хорошо известны. Я слышал даже, что один из признанных специалистов в лечении кожных болезней выучил некое заклинание, магическую формулу или что-то вроде и успешно использует на своих пациентах.

— Вот видите?! — воскликнула мисс Кост, слегка хлопнув в ладоши и принимая таинственный вид. — Постойте — то ли еще будет, говорю вам!

Доктор Мэйн бросил на нее неприязненный взгляд.

— Причина появления бородавок пока не установлена. Предположительно, вирусная инфекция. Мальчик, кстати, склонен к эпилептическим припадкам в легкой форме, — добавил он.

— Это делает его восприимчивым к такого рода исцелениям? — полюбопытствовал Патрик.

— Возможно, — коротко кивнул доктор. — Эпилептики более внушаемы. — И, не глядя на священника, добавил: — В так называемых чудесных исцелениях, описанных в литературе, есть кое-что общее. Все подтвержденные случаи основаны на эмоциональном, нервном воздействии.

— Думаю, все же не все, — возразил священник.

Доктор бросил на него короткий взгляд.

— Тут мне лучше промолчать. В таких вещах я некомпетентен. Дадим слово другим.

Дженни отметила, что священник чувствует себя обязанным высказаться в поддержку чудес, но в то же время боится впасть в пасторский тон. С доктором Мэйном то же самое — не хочет показаться рисующимся своей ученостью. Британская сдержанность! Ни в коем случае не демонстрировать собственную значимость!.. Нужно будет упомянуть об этом в следующем письме домой.

— Следующий круг выпивки за мой счет, — заявил вдруг беспокойный молодой человек, всех удивив.

— Щедрое предложение! — откликнулся майор Бэрримор. — Благодарю вас, сэр.

— Скажите, — продолжил молодой человек как бы между прочим, ни к кому конкретно не обращаясь, — где же находится этот источник, ключ или как его там?

— Вверх от пристани, на склоне холма, — объяснил Патрик.

— Мальчик утверждает, что некая дама в зеленом велела ему омыть там руки, и бородавки в ту же ночь отпали? Верно?

— Насколько я смогла понять — да, — откликнулась Дженни. — Бедный Уолли не особо красноречив.

— Уолли Трехерн, так вы сказали? Он местный?

— Да, все так.

— А бородавок было много?

— Не то слово.

— Может быть, они сами по себе вот-вот отвалились бы? Просто совпадение?

— Очень сомневаюсь.

— Поня-ятно, — оценивающе протянул молодой человек. — Что ж, всем того же, что и раньше?

Послышалось общее согласное бормотание, и владелец паба принялся разливать напитки.

— Я могу показать вам его фотографию, — возвращаясь к разговору, сказала Дженни.

— Правда? У вас есть? Было бы здорово, с удовольствием посмотрю. Если вас не затруднит…

Дженни сбегала к себе за снимком учеников начального класса, где Уолли стоял на первом плане, не зная, куда девать болтающиеся руки. Вставив цветной слайд в диаскоп, она вернулась в зал. Молодой человек приник к окуляру и тихонько присвистнул.

— Да уж, — проговорил он. — Это что-то. Хороший снимок, кстати. Четкий.

Остальные тоже захотели посмотреть. Диаскоп переходил из рук в руки, когда отворилась дверь, и в паб зашла красивая изящная женщина — миссис Бэрримор. Изысканные черты лица — тонко очерченные скулы, спокойные глаза — завершал неожиданно сочный рот. Как будто художник, начав рисовать натуру аскетичную, вдруг передумал и добавил ей губы сластолюбца.

С несколько принужденной, стеснительной грацией женщина вошла в зал, мимолетно улыбнувшись всем присутствующим. Доктор Мэйн, метнув на нее быстрый взгляд, привстал, священник пожелал ей доброго вечера, а беспокойный молодой человек предложил для нее что-нибудь заказать. Муж, не спрашивая, нацедил бокал светлого пива.

— Привет, мам. Мы тут обсуждаем бородавки Уолли, — сказал Патрик.

Миссис Бэрримор присела рядом с мисс Кост.

— В самом деле? — переспросила она. — Странно, не правда ли?

Голос у нее был чарующий — мелодичный и очень чистый. Она говорила с едва различимой запинкой и имела привычку сплетать при этом пальцы. Патрик принес матери ее пиво, и она неловко поблагодарила беспокойного молодого человека за щедрость. Дженни, испытывавшая к ней большую симпатию, уже не в первый раз подумала, что женщине совсем не по душе этот паб — так чужеродно она здесь выглядела.

После прихода миссис Бэрримор на время воцарилась тишина. Доктор Мэйн вертел стакан в ладонях, не сводя глаз с его содержимого. Наконец молчание нарушила мисс Кост, на которую накатил новый порыв энтузиазма.

— Можете надо мной смеяться, — воскликнула она бесшабашно, — мне все равно! Пусть этому есть какое-то научное объяснение или считайте случившееся совпадением, а я скажу, как думаю.

Она резко подняла свой бокал с портвейном, так что все взгляды волей-неволей обратились к ней.

— У меня астма! — не без тщеславия проговорила она. — Каждый вечер, ровно в половине девятого, точно по часам, начинается приступ. Вы, наверное, слышали сопенье и сипенье из моего угла. Так вот! Сегодня, узнав про Уолли, я поднялась к источнику. Я сидела возле него, и вдруг мне пришло в голову… как озарение. Я окунула пальцы в поток…

Она прикрыла глаза и подняла брови, улыбаясь. Вино пролилось ей на руку, и мисс Кост отставила бокал.

–…и загадала желание. И почувствовала необычайную легкость, у меня как будто камень с души свалился. Потом я спустилась… Посмотрите на время! — ликующе провозгласила она, театральным жестом указывая на часы. — Пять минут одиннадцатого! — Она слегка ударила себя в грудь. — Мои бронхи чисты как стеклышко! И я знаю, наверняка знаю, что случилось чудо!

Повисла мертвая тишина — все нервно прислушивались к дыханию говорившей. В самом деле, никаких астматических звуков.

— Мисс Кост, — проговорил наконец Патрик, — какая замечательная новость!

Послышались общие поздравления. Майор Бэрримор провозгласил:

— Лишь бы не вернулось!

— Аминь! — с горячностью, от которой всем, особенно священнику, стало неловко, выпалила в ответ мисс Кост. — Истинно так! Аминь!

Доктор Мэйн поинтересовался, не видела ли она возле источника зеленых дам.

— Н-нет, — проговорила она.

— Вы как будто не уверены, мисс Кост?

— У меня глаза были закрыты, — быстро ответила она.

— Понятно…

Беспокойный молодой человек, грызший ногти, вдруг воскликнул: «Послушайте!», завладев общим вниманием.

— Послушайте! — повторил он. — Мне, наверное, лучше объясниться начистоту. У меня в этом есть… ну, в общем, профессиональный интерес. Я в отпуске, однако репортер ведь всегда на посту, правда? По-моему, история достойна внимания, и моя газета захочет познакомить с ней своих читателей. Лондонская «Сан», а я — Кеннет Джойс, слышали? У меня там своя колонка, «Правильный ответ». Так что скажете? Просто новостная заметка, никаких раздутых сенсаций.

— О нет! — воскликнула миссис Бэрримор и добавила: — Простите, подобное мне очень не по душе.

— Полностью согласен, — поддержал доктор Мэйн, поднимая глаза. На секунду их взгляды встретились.

— И я думаю так же, — произнес преподобный. — Боюсь, мне это тоже не по душе, мистер Джойс.

— И мне, — добавила Дженни.

— В самом деле? — переспросил Джойс. — Очень жаль. Я хотел попросить вас одолжить мне этот снимок. Его можно увеличить, моя газета заплатит…

— Нет, — оборвала его Дженни.

— Ого, какая экспрессия! — Джойс огляделся вокруг. — Почему же нет?

— Я тоже не понимаю, — откликнулся майор Бэрримор. — Не вижу здесь ничего такого. Это ведь на самом деле было, так ведь? Событие чертовски интересное. Почему бы не поведать людям?

— О, я согласна, — горячо поддержала мисс Кост. — Извините, но я согласна с майором. Газеты полны всякими ужасными вещами, так чем же вам не угодила милая правдивая история нашего Уолли? Разве я не права?

Патрик широко улыбнулся Джойсу.

— Ну, по крайней мере, вы раскрыли карты.

— Он хотел получить фотографию Дженни, — негромко заметила миссис Бэрримор. — У него не было другого выхода.

Оба посмотрели на нее с изумлением.

— Мама! Зачем же так резко?!

— По-моему, это совершенно оправданно, — заметил доктор Мэйн.

— А мне так не кажется, — громко откликнулся майор Бэрримор. Дженни ощутила в его голосе враждебность, не имеющую ничего общего с предметом обсуждения.

— Ну да, конечно, не было, — искренне признал Джойс, сопровождая свои слова широким жестом. — Вы чертовски правы. Я действительно очень хотел получить снимок. Но тут все равно профессиональный этикет, знаете ли. Моя газета всегда ведет честную игру, такая политика. И в доказательство я благородно удаляюсь от сего разделенного дома.

Он пересел к мисс Кост. Миссис Бэрримор поднялась и отошла. Доктор Мэйн взял ее пустой бокал и поставил на стойку.

Повисло неловкое молчание — кажется, все вдруг припомнили, что мистер Джойс только что угощал остальных за свой счет и, видимо, не совсем бескорыстно.

— Спокойной ночи, — проговорила миссис Бэрримор и вышла.

Патрик придвинулся к Дженни.

— Я завтра собирался порыбачить, если погода будет хорошей. Вы ведь не работаете в субботу — может быть, присоединитесь? Лодка, правда, маленькая и дрянная, и вряд ли мы поймаем хоть что-нибудь…

— Во сколько?

— На рассвете или чуть попозже. Скажем, в половине пятого.

— Ого! Что ж, если удастся проснуться так рано…

— Я поскребусь в вашу дверь, как было принято при дворе Короля-Солнца. Которая ваша? Не хотелось бы угодить к мисс Кост!

Дженни объяснила и добавила:

— Кстати, она, кажется, чудесно проводит время в обществе мистера Джойса.

— Он выпытывает у нее историю.

— О нет!

— О да! А завтра с утра отправится к Уолли и его кошмарным родителям. С фотоаппаратом.

— Не может быть!

— Еще как может. И очарует их, если найдет трезвыми. Следите за его колонкой.

— Ваша бульварная пресса пала так низко?

— А ваша нет?

— Не настолько.

— Что ж, рад за вас. И я тоже не понимаю, что здесь такого ужасного. Ни секса, ни наркотиков, ни криминала. Все чистенько, как ладошки Уолли. — Патрик испытующе взглянул на девушку. — Извините, вижу, вам действительно это не по душе.

— Просто не знаю почему… Хотя нет, знаю. Уолли — мальчик уязвимый. В смысле, его ведь все дразнили, обзывали. Он был совсем один — маленький, потерянный… А сейчас он практически счастлив. В чем-то даже герой. Его не назовешь симпатичным, как и других вроде него, но я к нему привязалась. Пусть это останется его личным делом.

— Разве ему повредит газетная шумиха, если она вообще поднимется? Может, отчасти ему даже понравится.

— Мне бы этого не хотелось. Ну хорошо, — сердито добавила Дженни, — наверное, я зря упрямлюсь. Забыли. Наверное, ничего и не будет.

— Ох, вряд ли, — откликнулся Патрик. — Шумиха все же поднимется.

И он оказался прав.

IV

ПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ

Вы верите в волшебство?

Уолли Трехерн — да. У мальчугана с острова Порткарроу все руки были буквально усеяны бородавками. Другие дети обходили его стороной. Но Уолли омыл ладони в чудодейственном источнике, и угадайте, что случилось?

Вот как они выглядели.

А вот какими они стали.

Уолли снят здесь вместе с родителями у того самого Ключа Фей. По словам мальчика, очиститься в нем ему велела некая таинственная «зеленая дама». Родители уверяют, что никакого другого лечения он не получал.

Мисс Элспет Кост (на врезке) исцелилась от хронической астмы. Местный врач воздерживается от комментариев.

(Статья полностью на с. 9)

Прочитав статью полностью, доктор Мэйн громко хмыкнул и отправился на утренний обход. Санаторий был совсем маленьким — шесть одиночных палат для пациентов плюс квартиры двух сестер и самого доктора-вдовца. Веранда в задней части здания выходила в большой сад, дальше за соседним полем виднелось море и остров.

Пациентов на данный момент было четверо, все выздоравливающие. Одна из них, пожилая леди, уже поднялась и дышала воздухом на веранде. В руках у нее, как и у других, доктор заметил свежую «Сан».

— Миссис Торп, — проговорил он, наклоняясь к ней, — это уже шаг вперед, не так ли? Если все так пойдет и дальше, скоро мы с вами поедем кататься.

Миссис Торп кивнула с тенью улыбки на лице.

— Здесь все такое нетронутое, — проговорила она, указывая на открывающийся вид. — Подобных мест почти не осталось. Везде снуют кошмарные туристы.

Доктор сел, взял ее за руку и, глядя на часы, измерил пульс.

— Ну, — сказал он бодрым тоном, — это уже фактически чистая формальность.

Миссис Торп явно хотелось обсудить еще кое-что. Едва дождавшись, пока он захлопнет крышку часов, она выпалила:

— Доктор, что вы думаете по этому поводу?

— Как я и сказал, вы идете на поправку.

Она слегка шлепнула его по руке.

— Не притворяйтесь! Вы знаете, о чем я. Про наши края написали в газете. Про наш остров!

— Да, я видел.

— Так что вы об этом думаете? Только откровенно! Скажите мне.

Он ответил ей так же, как раньше Патрику Ферриру. Такие случаи известны. С позиций медицины ничего определенного здесь сказать нельзя.

— Но вы не считаете это чушью?

— Нет, не считаю. Извините, мне действительно пора…

Он поднялся.

— У моего племянника просто ужасные бородавки, — проговорила задумчиво миссис Торп. — И они ведь, кажется, заразны. Может быть, стоит…

Других пациентов тоже переполняло желание обсудить новости. У одного из них нашлась двоюродная сестра с тяжелым случаем хронической астмы.

Мисс Кост перечитывала статью снова и снова, особенно ту часть на странице девять, где рассказывалось о ее страданиях и избавлении от них, обретенном в водах Ключа Фей. Его, правда, никто так никогда не называл, но если подумать, это довольно мило. Стоило бы, конечно, поправить прическу, прежде чем приятель мистера Джойса сделал фото, да и рот лучше бы смотрелся закрытым. Впрочем, неважно. Во время отлива мисс Кост отправилась в деревню и заглянула в киоск. Увы, все номера «Сан» были уже проданы. Сегодня газета пользовалась небывалым спросом. Мисс Кост обвела киоск пренебрежительным взглядом профессионала. Никаких тебе сувениров, да и открыток всего ничего. Она все же купила три с видом на остров и заполнила все доступное пространство своим бисерным почерком. Ее подругу, страдающую артритом, это наверняка заинтересует.

V

Майор Бэрримор допил утренний кофе и отставил чашку слегка дрожащей рукой. Его свежевыбритые щеки горели багрянцем, зато глаза глядели тускло.

— Быстро они, — скривился он, кивнув на свежий номер «Сан». — Газетчики времени даром не теряют. Всего пара дней прошла. — Он бросил взгляд на жену. — Ты что, не читала?

— Так, просмотрела по диагонали.

— Не знаю, что на тебя нашло. Почему ты так взъелась на этого Джойса? Для репортера он вполне приличный парень.

— Да, наверное.

— Мы станем известны, станет приезжать больше народу. Да люди сюда валом повалят, к гадалке не ходи. И нам что-нибудь перепадет.

Она промолчала, и он вдруг сорвался на крик:

— Черт побери, Маргарет, дохлая рыба веселее тебя! Можно подумать, на острове кто-то умер, а не исцелился. Видит бог, лишние клиенты нам не помешают!

— Да, я знаю. Извини, Кит.

Майор перелистнул газету на страницу с результатами скачек.

— Где этот твой сынок? — поинтересовался он некоторое время спустя.

— Хотел отправиться на лодке с Дженни Уильямс в южную бухту, как обычно.

— Они здорово сблизились, да?

— Тревожиться не о чем. Она хорошая девушка.

— Если бы еще не ее акцент…

— Не такой уж он сильный, тебе не кажется?

— Ну, может, и нет. Вообще, кобылка она что надо. Ноги просто загляденье. А ему разве не следует заниматься?

— Про учебу он не забывает.

— Вечно ты его выгораживаешь.

Майор зажег сигарету и вернулся к скачкам. Зазвонил телефон.

— Я возьму, — сказала жена.

Она подняла трубку.

— «Мальчик с омаром». Да. Да.

В трубке громко трещало.

— Из Лондона, — повернулась к мужу миссис Бэрримор.

— Если это миссис Уинтерботтом, — откликнулся тот, подразумевая арендодательницу, — то меня нет дома.

Через секунду-другую связь установилась.

— Да? — проговорила миссис Бэрримор. — Разумеется. Да, можно. Номер на одного? Как ваше имя?

В тот день ей пришлось ответить еще на два междугородних звонка. К концу недели все пять комнат в «Мальчике с омаром» были заняты.

В редакцию «Сан» посыпались письма о чудесных исцелениях и лечении силой веры. К пятнице ситуацией заинтересовались на телевидении.

В школе тем временем начались каникулы, и учительство Дженни Уильямс на Порткарроу подошло к концу.

VI

Пока за завтраком статью обсуждала чета Бэрримор, та же тема занимала и священника с женой. Тон их разговора, правда, был иным.

— Вот оно! — произнес мистер Карстерс, хлопнув по газете, лежавшей рядом с его тарелкой. — Все-таки тиснул! Бессовестный писака!

— Да, я видала. Так насчет мясника… — Миссис Карстерс больше волновали ежемесячные счета.

— Нет, Далси, каково? Я просто слов не нахожу. Я в бешенстве. — Тон священника, однако, стал неуверенным.

— Правда? Почему? Конечно, вульгарность… Но вот что имел в виду Нанкивелл под «двумя фунтами^[1] лучшей вырезки»? — вернулась миссис Карстерс к более насущным проблемам. — С ума он сошел? Мы в жизни не брали у него вырезку, да еще лучшую. Максимум мясо для тушения.

— Дело не только в вульгарности, Далси, но и в том, как это повлияет на деревню.

— Повлияет? И цифры у него не сходятся. Вообще ничего не понимаю.

— Конечно, я рад за мальчика. Искренне рад и не устаю возносить благодарственные молитвы Господу.

— Разумеется, — поддакнула жена.

— Вот о чем я говорю. Нужно быть благодарными, а не делать скоропалительные выводы.

— Непременно выясню у Нанкивелла. Каких выводов?

— Какой-то осел, — сердито проговорил преподобный, — вбил Трехернам в голову, что это было… О Боже! Что это было…

— Чудо?

— Нельзя разбрасываться такими словами! А ведь они сейчас именно этим и заняты.

— Просто ужас, сколько мы платим Нанкивеллу за его дрянной товар, — вздохнула миссис Карстерс, переходя к следующему счету. — Да, дорогой, ты совершенно прав. И все же случай правда поразительный.

— Как и другие исцеления. Все они — свидетельства милости Божьей, любовь моя.

— Трехерны, надо думать, были пьяны?

— О да. В стельку. Католики лучше нас разбираются в таких вещах, не зря они придумали «адвоката дьявола». Еще немного, и нам он понадобится.

— Не стоит так переживать, — проговорила миссис Карстерс. — Думаю, все скоро успокоится.

— Что-то мне сомнительно, — мрачно возразил ей муж. — Да, Далси, именно так — что-то мне сомнительно.

VII

— А остров большой? — спросила Дженни, перевернувшись на живот и подставив солнцу спину.

— Нет, крохотный. Не больше четырнадцати акров.

— У него есть владелец?

— Одна пожилая леди — миссис Фэнни Уинтерботтом. Ее муж сделал состояние на шпильках для волос. В нужный момент переключился на заколки и стал миллионером. Купить остров — это, можно сказать, была его причуда.

— А паб и прочее?

— Тоже все ее. У мамы, правда, в пабе есть доля. Она взялась за это дело, когда отчима уволили из армии.

— Здесь хорошо. Красиво, но не слишком. Бухта прямо как у нас в Новой Зеландии. Жаль будет отсюда уезжать.

— Скучаешь по дому, Дженни?

— Иногда. По горам, по образу мыслей. Хотя настроиться на чужую жизнь тоже было интересно. Сперва, конечно, я ко всему относилась с предубеждением, как бы смотрела со своей колокольни. Меня буквально выворачивало от того, как некоторые, вроде Трехернов, здесь живут, от их косности и ограниченности и так далее. Но теперь… — Она покосилась на Патрика. — Забавно, что эта дрянная статейка трогает меня куда больше, чем тебя, и не только из-за Уолли. Мне она кажется каким-то оскорблением острова.

— Ну, мне она тоже не очень по душе.

— Британская сдержанность в выражениях. Типичный пример.

Он слегка шлепнул ее пониже спины.

— Стоит мне вспомнить, — голос Дженни зазвенел от ярости, — как гнусный репортер вытянул из Трехернов то школьное фото, а до этого нагло пытался обвести вокруг пальца меня саму…

— «Дженнифер Уильямс заявила, что бородавки выглядели просто ужасно», — процитировал статью Патрик.

— Как он вообще посмел!

— Кстати, зря он назвал твои волосы «огненно-рыжими». На солнце они отливают медью. Скорее, даже золотом.

— Не трожь мои волосы.

— Надо говорить «не трогай».

— Ох, да отстань ты.

— Ты сама просила поправлять тебя.

— Ладно, ладно. Патрик…

— Что?

— Ты не думаешь, что остров ждет кошмарное нашествие страждущих, покрытых бородавками и задыхающихся от астмы?

— Экскурсии…

— Магазины сувениров…

— Проволочная ограда вокруг источника…

— Вход — шиллинг.

— Да, пугающая перспектива, — признал Патрик. Он поднял камешек и швырнул в пролив. — Зато выгодная, — пробормотал он себе под нос.

Дженни повернулась к нему и села.

— Само собой. Само собой. Если дело в этом…

— Моя дорогая невинная Дженни, ну разумеется, и в этом тоже. Не знаю, может быть, у вас в благословенной Антиподии не сталкиваются с постоянной нехваткой денег… Могу сказать по собственному опыту, что это довольно неприятно.

— Ну, мне сталкиваться приходилось. Прости, Патрик, я не знала.

— Прощаю. Я пойду даже дальше и скажу тебе, что если дела в пабе не пойдут хоть немного лучше или если отчим не перестанет играть на бегах и прикладываться к бутылке, нам придется покинуть остров даже раньше твоего.

— Не может быть!

— Боюсь, что может. А господа из адвокатской корпорации будут угощать обедом какого-нибудь другого, более достойного кандидата на место. Я же останусь на бобах, закончу Оксфорд и пойду торговать расческами вразнос. Купишь одну для своих роскошных волос?

Патрик схватил камешек и швырнул в воду, за ним другой, третий…

— И это еще не все. Дело и в маме. У нее, конечно, и так не радужная ситуация, но здесь, по крайней мере, она… — Он вдруг поднялся. — Ладно, Дженни. Вот тебе еще один пример британской склонности к недомолвкам, которую ты считаешь такой комичной.

Молодой человек отошел к лодке и без всякой нужды вытянул ее из воды еще на пару дюймов^[2]. Дженни беспомощно смотрела на его привлекательную фигуру в позе сдержанной силы, выгодно выделяющуюся на фоне моря. Что тут скажешь?

Патрик вернулся, прихватив из лодки корзину с едой.

— Извини. Искупаемся, пока нет сильных волн, а потом поедим? Пошли.

Дженни последовала за ним к морю. В борьбе против подступающего прилива чувство беспомощности сошло на нет. Наплававшись до устали, они вернулись на берег и принялись за еду. Патрик, как благовоспитанный и внимательный джентльмен, расспрашивал девушку о Новой Зеландии и о работе, которую Дженни надеялась получить — преподавать английский в Париже. Только когда пришло время отправляться обратно на ту сторону острова и они сели в лодку, Патрик вернулся к теме, которая все это время, конечно, не покидала умы обоих.

— Вон вершина того самого холма, — заметил он. — Прямо над нашим пляжем. На той стороне, чуть ниже, источник. Ты заметила, что в интервью мисс Кост назвала его Ключом Фей?

— Еще бы. Приторно до тошноты.

Лодка обогнула мыс и вошла в Рыбачью бухту.

— Сантименты и целесообразность — не лучшие компаньоны, — заметил Патрик. — Можно сколько угодно вставать в позу и объявлять, что лучше я буду торговать расческами, только бы место, которое я люблю, сохранилось неоскверненным. Не опрокинется над островом никакой рог изобилия, все здесь останется, как прежде — таким, как мы любим. Правда, нас тут уже не будет. Через каких-нибудь пару лет никто и не вспомнит о бородавках Уолли Трехерна.

На деле все случилось с точностью до наоборот. Не прошел еще указанный им срок, как каждый житель Великобритании, кто в состоянии был читать газеты, знал о бородавках Уолли и о том, как благодаря им остров совершенно преобразился.

Примечания

1

Около 900 грамм.

2

Около 5 сантиметров.