Не чужие

Наира Григори, 2021

Издательство "Четыре" представляет сборник прозы Наиры Григори. Он заставляет задуматься о многом. Это жизненные, увлекательные, не лишенные юмора картины нашего времени. Истории, удивительные в своей простоте, но полные тонкого психологизма, трогают до глубины души. Сюжеты книги связаны с человеческим одиночеством и недопониманием, душевными метаниями и упорным поиском себя. Здесь и мелкие, случайные неудачи, и серьезные проблемы, берущие начало в детстве и юности. И, конечно, любовь – то взаимная, то неразделенная… Несмотря на то, что в некоторых рассказах сквозит печаль, они не оставляют в душе горького осадка. А потому книга наверняка приведет читателя в хорошее расположение духа и станет не только прекрасным способом скоротать вечер, но и поводом поразмыслить на вечные темы…

Посвящается моему деду —

Григору Саакяну.

Об авторе

Наира Григорѝ (Хачатрян) родилась в Ереване — столице Армении.

Окончила медицинский институт, параллельно училась на режиссерских курсах при киностудии им. Амо Бекназаряна.

Писала и печаталась на армянском языке.

В 1994 году переехала в Москву, где продолжала работать врачом.

НЕ ЧУЖИЕ

К семидесяти годам соседки Вера Никитична Агафонова и Надежда Матвеевна Самойлова остались одни. Мужья умерли, дети разъехались.

Всю жизнь жили в одном доме, в одном подъезде, но близко не общались. Дело в том, что Самойлова была из «интеллигентных», работала в НИИ, а Никитична — то в магазине, то в поликлинике, то в ДЭЗе.

А тут прибились друг к другу, как будто всю жизнь вместе прожили.

Хотя так и было: хоть не вместе, да рядом. Прежних соседей почти не осталось. Лица все незнакомые. Район престижный, поэтому новые жильцы важные, как на подбор: спесь так и стекает с гладко выбритых лиц. Жены ухоженные, на иномарках. Детей мало. Не то что пообщаться — поздороваться не с кем.

И вот однажды пригласила Матвеевна соседку за скромный стол — по случаю годовщины смерти мужа. А после так и повелось — то одна в гости позовет, то другая. Хотя до сих пор за глаза критиковали друг друга. Никитична называла Матвеевну финтифлюшницей (за церемонность), а та о Никитичне говорила досадливо: «Простая, как три копейки».

А потом выработали один режим на двоих. С утра в магазин вдвоем — когда скидки. Там и решали, что будет на ужин. Причем, если ужин был у Никитичны, то Матвеевна обязательно покупала что-нибудь к столу от себя. Это раздражало Никитичну: казалось, что «финтифлюшница» выпендривается — пользы на десять копеек, а ей приходится соответствовать.

Но зато она отыгрывалась в дачный сезон. На маленьком участке, который ей достался от второго мужа, Никитична успела построить домик-времянку и посадить плодовые деревья. С ранней весны она хлопотала над саженцами и собирала потом неплохой урожай.

Всё лето таскала с собой подругу «на дачу», но работала там одна. Изнеженная Матвеевна ничего делать не умела. Правда, прибирала в домике и готовила. Иногда сажала цветы, но без успеха — рука у нее была «не зеленая» — ничего не приживалось и не росло. Осенью помогала закатывать банки. Она больше по вареньям была мастерица, а Никитична — по соленьям.

После сборки урожая Никитична чувствовала себя кормилицей и насильно отдавала половину банок товарке.

Так и жили. С утра отправлялись в магазин, после обеда — на прогулку, а вечером вместе ужинали и смотрели сериал. Концерты смотрели врозь: вкусы разные. Никитична — День милиции по Первому каналу, Матвеевна — классику на «Культуре».

Сын Никитичны жил в Москве, на другом конце города. Иногда навещал ее. Чаще всего один. Когда с ним приезжала невестка или внучка-студентка, Никитична расстраивалась. «Сидит и рыскает глазами по всем углам — что выбросит, что оставит, какой ремонт сделает после меня», — это про невестку. А про внучку: «Копия матери! Ей не я нужна, а квадратные метры. Спит и видит, когда вечеринки тут будет закатывать».

После таких семейных визитов соседка плохо спала, жаловалась на давление. Хотя сына любила до дрожи и откладывала часть невеликой пенсии на похороны, чтобы не побеспокоить его своей смертью.

Сын же Матвеевны, умница и красавец, еще в лихие 90-е уехал в Америку и остался там. Сначала обустраивался несколько лет, потом женился. После вызвал мать. Матвеевна побыла месяц и вернулась обратно.

— Чужая я там, понимаешь? — делилась она с подругой, — Славик весь день на работе, а мне делать нечего. Английский я не знаю, общаться не с кем. Нет, невестка замечательная. Со мной как с королевой. Всё делает сама, помощи от меня не ждет. Старается, русский учит. Но вот если бы была из наших, да еще внуков бы мне подкинула, я бы не возвращалась. А так… плохо мне там, скучно…

На исходе пятого года совместного сосуществования, Матвеевна как-то не пришла на ужин. Никитична, разволновавшись, побежала наверх.

Матвеевна лежала на пороге без сознания. Хорошо, что дверь была открыта — видимо, инсульт с ней случился, когда она открыла дверь, чтобы пойти к соседке. Иначе произошло бы непоправимое: пока выломали дверь, помочь уже не смогли бы.

Пока лежала в больнице, Никитична от нее не отходила. Отлучалась лишь что-нибудь приготовить да помыться.

Потом начались долгие месяцы реабилитации. Приехал Славик, нашел матери невропатолога, сиделку, специалиста по лечебной физкультуре и логопеда.

От сиделки дружно отказались. Никитична даже обиделась, когда сын соседки предложил ей деньги. «Ты, главное, врачей оплачивай, а я что — чужая, что ли?»

Матвеевна старалась изо всех сил, но выздоравливала плохо. И характер у нее испортился. Иногда, намаявшись с ней целый день, Никитична возвращалась домой, обливаясь горькими слезами. Грозила в темноту кулаком: «Вот позвоню Славке, пускай сиделку ищет! Мочи моей больше нет с тобой!»

Но утром опять обреченно шла к подруге, как на работу.

Матвеевна и сама чувствовала, что своими капризами перегибает палку, однако ничего сделать не могла, а только гладила ладонь подруги здоровой рукой да плакала одним глазом.

Новый год встретили вместе, хоть Матвеевна и уговаривала соседку поехать к сыну. «Ой, кому я там нужна, Матвейна!» — отмахнулась та и занялась новогодним угощением.

Матвеевна впервые встала и села за стол. Правда, ненадолго, но это был настоящий подарок.

К весне, как начался дачный сезон, Матвеевна была уже на ногах. Это был второй — царский! — подарок, потому как всю зиму Никитична горевала, что не сможет ездить на дачу из-за соседки.

Сначала ездила одна, потом и подругу заставила. Правда, толку от нее уже не было никакого. Матвеевна быстро уставала и двигалась, как черепаха. И сказать по правде, очень раздражала своей шаркающей походкой. А ужинать с ней уже было невмоготу, потому как пол-ужина у нее вываливалось из парализованного угла рта.

Но Никитична терпела: как-никак почти родной человек.

Через год Славик приехал из Штатов с твердым намерением увезти мать.

Никитична помогала соседке собираться. Месяц минул как в лихорадке, а как подошло время, Матвеевна не выдержала — разрыдалась: «Как же я без тебя, занозы?..»

Слава уехал один, взяв с матери обещание, что к Новому году приедет сама.

Через месяц Никитична поехала на дачу за последним урожаем и не вернулась.

Искали ее недолго. Упала на платформе и умерла мгновенно, от обширного инфаркта. Оказалось, что сердце у нее было больное. А тут перетрудилась, давление подскочило, да и волнений было много…

Матвеевна пережила подругу на день. Через три часа после того, как ей сообщили горестное известие, легла спать и не проснулась.

Ну не оставлять же Никитичну одну — не чужие, поди…