Крепостные мастера. Книга вторая. Снайпер

Наиль Гельманович Акчурин

В научно-исследовательском институте в потоке обыденной жизни кипят страсти. Они различны и зависят от мироощущения каждого человека: от желаний, от поставленной цели, от отношения к себе и своей жизни. На первый взгляд сплетение различных событий кажется случайным. Но добро и зло, правда и ложь, любовь и измена выстраивают ряд случайностей в жизненную закономерность.

Глава вторая

Проклятый дух

После того, как за Светланой закрылась дверь кабинета, Василий снял галстук, сделал несколько вращательных движений головой, разминая шею, затем взял со стола нетронутый Светланой стакан с минеральной водой и сделал несколько глотков. В комнату вошел долговязый парень в черном строгом костюме и с небольшим портфелем в руке.

— Заходи, заходи Дмитрий, — подбодрил его Василий. — Давай за сегодняшний день «бабки» подобьем.

Дмитрий сел на стул, вытащил из портфеля тоненькую тетрадь, открыл на нужной странице и приступил к докладу. Его звучный дикторский голос совсем не соответствовал хилой комплекции.

— Сотку баксов мы за сегодняшний день сняли, как и планировали. Внешне все как будто обстоит неплохо. Но есть ряд моментов, я подчеркиваю, пока рабочих моментов, которые мы должны в ближайшее время «разрулить».

— Что за моменты?

— Начну с самого проблемного. Кооператив «Меридиан», который мы уже пять лет «крышуем», переправил по договору за холодильники в Орск кредитные деньги. Деньги в банк поступили, но местная братва их на расчетный счет завода не зачисляет.

— Как не зачисляет? — Василий не смог скрыть удивления.

— Ну, они подмяли под себя этот банк. И денежки, которые туда поступают, крутят почем зря.

— Да это какие-то беспредельщики.

— Может быть, но факт остается фактом. Если в кратчайшее время ситуацию не изменить, «Меридиан» пойдет с молотка.

— Ясно. Давай дальше.

— Поступили сведения, которые необходимо проверить. На бензоколонке Тихона завелись крысы, а может быть, и сам он стал крысой. Мы договаривались, что он будет нам платить со своих продаж. Если считать по его официальной бухгалтерии, то все сходиться. Но он за прошлый месяц пропустил через свои колонки десять левых бензовозов и ни копейки с них нам не заплатил.

— Он че сука «оборзел»!? — перебил экономиста Валек.

— Не знаю, — спокойно ответил на реплику Дмитрий: — Это нам предстоит выяснить. Теперь, на наш кирпичный завод стал плохо поступать цемент. Объясняют это тем, что плохо работает цементный завод. Да, действительно, у них вышла из строя линия. Но все-таки он работает, и цемент отгружается. Значит, мы плохо довели до руководства этого завода, что являемся особыми заказчиками. Это необходимо решить в кратчайшие сроки — наш завод на грани остановки. — Дмитрий сделал паузу. — Теперь что касается наших внутренних проблем. Наши люди не дорабатывают на «вшивом» и «заводском» рынках, в колбасном цехе у Оганесяна, и в кафе у Рудика.

— Это почему не дорабатывают? — опять не сдержался Валек.

— По кочану. Ты хоть раз сам пройдись по базару, посчитай торговцев и умножь на их дневной тариф — тогда для тебя все станет ясно. Оганесян большую часть товара продает через левые точки, ты спроси своих парней: они в курсе событий? Или, может быть, догадываются? Только нас за лохов держать не надо. И с Рудиком нужно уже давно изменить условия договора. Брать по тарифу с каждого стула, а не со стола.

— Что еще? — нетерпеливо спросил Василий.

— Пока все.

— А что с этой — «Голубой Лагуной»?

— Разбираемся…

— Что значит разбираетесь?

— Ты же сказал, не трогать их пока. Живут они в центре города. Снимают две квартиры. Директора отдельно от своих помощников. Но, по всей видимости, делятся они не по статусу, а по возрасту и по интересам. Помощники помоложе и понаглей. Мы им подселили двух наших девчонок. Директора поопытней, возраст у них под полтинник. На близкий контакт не идут. Приходиться за ними следить на расстоянии. Провожать от офиса до квартиры и обратно. По всему видно — осторожничают. Деньги переводят через немецкий банк в основном валютой по безналичному расчету в Москву. Я так думаю, чтобы не светиться, потому что есть несколько платежей на Кипр.

— Девчонки-то надежные?

— Валек для такого случая подбирал, — перевел стрелку Дмитрий.

— Будьте спокойны, кадры надежные, — заверил Валек. — Мы, между прочим, предупредили, в случае чего, пострадают их близкие родственники.

— И они как преданные жены декабристов прониклись пониманием, — усмехнулся Василий. — Ты учти, когда твоих красавиц эти аферисты объявят собственницами острова в Средиземноморье, они на следующий день позабудут, как их маму и папу зовут.

Василий призадумался, потер рукой шею, затем выпил еще минералки. Казалось, думал он о чем-то далеком. Безразлично посмотрел сначала на экономиста, затем на Валька. Эти несколько минут полного отрешения всегда были тягостными для них. Шеф будто от них куда-то удалялся, глаза его стекленели, и сам он был похож на восковую фигуру. Или живой труп. По телу пробегали мурашки. Те, кто его плохо знал и оказывался рядом в такой момент, испытывали неподдельный страх. Возвращаясь в реальность, Василий формулировал задачу.

— Ты вот что, Дмитрий, предупреди всех, чтобы с этих гастролеров из Лагуны глаз не спускали. Найдите и встретьтесь с хозяевами квартир, с местным участковым, поставьте их на прослушку. Используйте все возможные средства. Здесь у нас промаха не должно быть… Сколько они поимели с наших лохов?

— Около миллиона баксов.

— Пока не ясно, под кем они работают…

— А нам это надо? — вклинился в разговор Валек, — Такие бабки упускаем.

— Не трогаем, чтобы в «непонятке» не оказаться. То ли они, действительно, под англичанами «ходят», то ли… ты, Дмитрий, возьми это дело под свой контроль, пусть юристы еще раз посмотрят документы, сам послушай, что соседи про них говорят. Ну, в общем, не мне тебя учить… Валек, завтра с утра езжай в кафе к Рудику. Выпей с ним чашечку кофе, поговори за жизнь и посмотри, сколько стоит стульев у каждого стола. Никаких претензий ему не предъявляй. Заедешь к нему вечером, если стульев окажется больше, чем положено. Сделаешь «предъяву».

— Да я ему завтра без стульев башку снесу. — Валек сжал кулаки и заиграл желваками.

— Без стульев не надо. Это не тот случай. Ты докажи ему, что он не прав, с помощью карандаша и листка бумаги, предъявляя только факты. Я думаю, он тебя поймет.

— Ты из меня скоро математика сделаешь.

— Да нет, я хочу, чтобы ты был не бандитом, а бизнесменом. И вел свой бизнес, строго соблюдая условия договора. Ну да ладно… Тихона завтра нужно будет пригласить на выездную коллегию в загородный дом. И с самого утра. Пусть этим займется Саид. Дмитрий, у тебя от кого сведения про левые бензовозы?

— Тихон за воровство выгнал одного оператора. Но тот с этим, естественно, был не согласен. Вот и рассказал.

— Ты давай завтра возьми с собой этого оператора, и со своими ребятами проверьте бухгалтерию этой бензоколонки. Если тебе нужны бойцы, возьми с собой бригаду Нестера. Здесь ведь только два решения, либо оператору язык отрезать, либо Тихону в цистерне плавать. Затем проверите Оганесяна. На цементный завод пусть поедет Малыш и возьмет с собой Иваныча. Пусть потолкуют с директором. Объяснят ему без всякого нажима нашу озабоченность. Если он не проникнется, придется его за одно место подергать. Если не поймет и это, придется его поменять. Все, давайте на этом закончим. Валек отпускай людей, завтра к восьми часам пусть приедет за мной Серега.

— А что с рынками будем делать? — Валек хотел услышать конкретные указания.

— Это твоя недоработка, вот ты и думай, что делать. Зачем мне такой руководитель, за которого я должен думать?

— С Орском тоже надо решать? — задал в свою очередь вопрос Дмитрий.

— С Орском надо подумать. Сначала надо братве весточку послать, а потом принимать решение. Ты мне для разговора реквизиты того банка оставь, копию платежного поручения и копию договора.

— Но у них каждый день кредит по мозгам стучит.

Прозорливый и дотошный в работе, Дмитрий вынул из портфеля заранее приготовленные документы и положил на стол перед Василием.

— Пусть стучит. Они когда деньги переправляли, с тобой посоветовались? Нет. Но тогда о чем базар? Мы им что, пожарная команда, каштаны из огня таскать? На сегодня все. Валек, всех проинструктируй и по домам.

Дмитрий привычно быстро сложил свой портфель, попрощался и вышел из кабинета. Валек в дверях задержался.

— Снайпер, — так он обращался к Василию, только тогда когда оставался с ним один на один, пытаясь выказать особое уважение и подчеркнуть свою к нему близость: — Ты сегодня с кем остаешься?

Василий это прозвище не любил. В устах разных людей оно звучало по-разному, порой даже с издевкой. Но Вальку он эту фамильярность прощал, потому что знал, для того слово «снайпер» созвучно с романтическим детством, которое играло у пацана в одном месте.

— Да… Скажи, чтоб Машка осталась.

— Но сегодня Зинка хотела остаться.

— Пусть обождет, как-нибудь в следующий раз.

— Вась, но она очень хочет. Говорит мочи нету, так хочет тебя любить.

— Больше она ничего не хочет? Она наказана за свой длинный язык, — Василий стал свирепеть: — В следующий раз невпопад пасть откроет, я ей язык отрежу, а чтобы желаний больше не было, члены ей укорочу.

— Да ладно тебе, она баба хорошая.

— Все, я сказал, иди…

Две гражданские жены Василия были друг другу антиподами. Машка — спокойная дородная русская красавица, а Зинка — искрометная верткая амазонка. Обеим было около тридцати, и между собой они были лучшими подругами. Их однажды привел Валек и вот уже года на три они в доме Василия задержались. Поначалу Василий их за своих жен не признавал. У Валька в арсенале таких девиц был целый гарем, не уступающий по красоте наложницам царя Соломона. Но Василий ими быстро пресытился. К тому же его положение, работа требовали особой осторожности. Как бы ты ни скрывал и ни маскировал свои дела, близкая женщина волей-неволей становиться их участницей. Серьезный человек не может позволить себе излишества и необоснованный риск, когда на карту поставлено дело и сама жизнь.

Поэтому после отсечки ботвы остались два распустившихся бутона. По сравнению с остальными девицами Мария и Зинаида проявили большее желание остаться рядом с Василием. Родом они из рабочего поселка, приехали учиться на швей-мотористок, жили вместе на квартире, снимая место-койку в хибаре городских трущоб. В начале их городской жизни были дни, когда они перебивались с хлеба на воду. По ночам от тоски и безнадеги выли на луну, как озлобленные волчицы. Городская жизнь довела будущих портних до полного отчаяния.

«Наша современная жизнь, — любил повторять Валек, — сделала баб злыми и голодными». Он никогда со слабым полом особо не сентиментальничал. И эти две подруги запрыгнули в его «Мерседес», как в корабль сладостных надежд, без лишнего жеманства.

Две провинциалки в старомодных нарядах, с безобразно раскрашенными лицами, были обречены пополнить отряд несчастных российских женщин, у которых муж или алкоголик, или того хуже, ни к чему не годный субъект.

Девчонки оказались старательными и не в пример другим благодарными. Василий за это щедро одаривал их деньгами и подарками, а потом к ним привязался. Купил им по квартире, по машине, засунул учиться в институт. На его глазах девчонки преобразились. Деньги из крокодила сделают матрешку. Косметические салоны, тренажерные залы превратили их в изысканных женщин. Правда, ради этого благополучия им пришлось переступить через свое Эго: делить между собой одного мужчину. Василий чувствовал, что между ними существует какой-то сговор. Жены уступали и сближались с ним, корректируя свои действия. Вася не придавал этому значения, он любил их обеих одинаково, чтобы просто удовлетворить свою похоть. В сердце они были для него как родные сестры. А в душе? А на месте души у него давно был только пепел. Пепел сгоревшей любви…

Не успела за Вальком закрыться дверь, в комнату вошла Мария. С длинной косой, благоухая изысканными ароматами. С улыбкой она подошла, присела на ручку кресла, обняла и игриво поцеловала Василия в щеку. Затем провела рукой по волосам и вновь поцеловала.

— Иди, приготовь мне ванну, я еще немного поработаю и скоро приду.

Василий испытал радость от присутствия Маши, сердце его размякло, и он превратился в наивного ребенка.

— Ты знаешь, Васенька, у меня сегодня так голова болит целый день. Я тебя очень прошу, оставь сегодня у себя Зинаиду. Мне просто, честное слово, отдохнуть надо. А Зинаида знает, мы обещаем, что больше такое не повториться.

— Вы у меня хитрые злодейки. И вьете из меня веревки, — Василий не стал спорить: — Ну ладно, скажи, пусть остается.

— Спасибо тебе.

Мария на радостях его расцеловала. И быстро вышла из комнаты, спеша порадовать подругу. Василий, глядя ей вслед, задумался: хрен этих женщин поймешь. Целует вроде горячо. А отдает свое ложе другой. Может быть, конечно, она меня совсем не любит, а может быть, весь мир сдвинулся по фазе?

Зинка вбежала в комнату, упала пред Василием на колени, обняла и прижалась щекой к его животу. Василий не оттолкнул ее и не приветил. Сидел без движения, абсолютно безучастно. Он чувствовал тепло и дыхание женщины, но не хотел показывать свою мужскую слабость. Зинка как будто читала его мысли, подняла голову с полными слез большими карими глазами и тихо попросила: — Прости меня, пожалуйста. Я больше никогда так не буду делать.

Она захлюпала носом и, чтобы скрыть свои слезы, плотнее прижалась к Василию. К такой эмоциональной атаке он был явно не готов. Молча положил руку на голову жены, провел по ее черным шелковистым волосам, отчего она еще сильнее разрыдалась.

— Ну, все, все успокойся. Сама виновата. Мелешь своим языком, что ни попади. Тебе уже давно его надо отрезать, так всем лучше будет.

Зинка покорно закивала. Она была согласна на все.

— Иди всех проводи и приготовь мне ванну. — Тем самым Василий показывал, что жена прощена.

Зинаида отвернула опухшее от слез лицо и быстро вышла из комнаты.

Василий откинулся в кресле и стал обдумывать сложившееся положение дел. В данный момент он считал, что в них нет ничего трагичного. Обычная рутинная работа, которая требует кропотливого серьезного подхода. Это просто жизнь со своим разнообразием проблем. С годами она каждого человека заставляет становиться мудрым и не вздрагивать при каждой сложной ситуации. Василий научился справляться с обстоятельствами. Единственным, как он считал, слабым его местом оставалась память. В минуты душевных тревог его мысли невольно возвращались в далекое прошлое, в далекую и, казалось, забытую жизнь. Нет, он не сетовал на судьбу. Что случилось, то и случилось. Ничего уже изменить нельзя. Ему повезло, он выдержал. Не сломался под ударами судьбы, как многие. С достоинством перенес адские душевные муки. Словно пропустил через себя ток высокого напряжения, который возродил его в ином качестве. Видно, так на роду ему было написано. Василий надеялся, что он со всем справился. И получил за это заслуженную награду. Теперь ему только оставалось благодарить судьбу…

В первые часы, дни после убийства Петьки, ранения Солодовникова и захвата заложников Василий не сомневался, что наше «гуманное» правосудие обеспечит ему высшую меру наказания. С этим приговором он был согласен и желал лишь одного — скорейшего его исполнения. Тогда Василий не думал о Петьке, о Солодовникове, о своей распутной жене Светке. Он думал о той боли, которую причинил близким людям. Своей маленькой дочери, престарелым родителям, которые должны были жить с клеймом: родственники убийцы. В тот момент Василий ни с кем не хотел видеться. Не было у него нужных слов раскаяния, не было и оправдания своему поступку. Это потом, когда его отпускали поочередно на похороны родителей, он их ранний уход напрямую связывал со своим необдуманным поступком. Просил последнее прощение, все отчетливее понимая, что вместе с Петькой он расстреливал свою душу.

Его начали избивать уже в машине, препровождая с места происшествия в следственный изолятор. Два зарвавшихся молодых лейтенанта Голобоков и Постнов, видимо, снимали стрессовое состояние. Василий не сопротивлялся, воспринимал яростный мордобой как само собой разумеющееся. О своем здоровье он в тот момент не думал, поэтому, наверное, боли не чувствовал. В одиночной камере следственного изолятора молил о скорейшей смерти, и этот это заглушило до утра нестерпимую душевную боль. Утром он подписал все записанные с его слов протоколы, хотя и не всегда понимал, о чем ему говорил следователь.

Судьба порой над нами глумиться. Она безжалостна, понял Василий, ее веления беспрекословны, и напрасно пытаться что-то изменить. Уже поздно, может быть, лучше подумать о будущем. Сколько Василий не буйствовал, не бравировал перед блюстителями закона, не отказывался от пищи, не отклонял предложенные кандидатуры адвокатов, высшую меру наказания не потребовал даже сероглазый прокурор. Хорошие отметки и характеристики в личном деле обеспечили ему заключение по общему режиму. Василий не понимал, что происходит, он ведь уже простился с жизнью. Зачем ему этот дополнительный, трудный шаг с того света? Все с ним происходило как во сне. Только от этого жуткого кошмарного сновидения невозможно было избавиться. Сначала Вася даже искал экстремальный случай, чтобы приблизить свой печальный конец, думал перерезать вены, отравиться, погибнуть в драке. Сокамерники признали его сумасшедшим: еще бы, он буквально кидался на всех, не прощая мелочных обид. В его глазах была смерть, пробирая всех холодом от пят до кончиков волос. Только сам он ее не видел и даже не догадывался, глядя на бледнеющие лица блатных и отморозков.

Как оказалось, для человека труд — вдохновенный, самозабвенный и результативный труд — это спасение от невзгод и депрессии. Нашлись в цехах колонии свободные станки, конечно, не такие точные, как в институтских цехах, но работать можно. Ведь и заказы самоокупаемая колония выполняла самые простые, не требующие космической точности. Василий покрутил сначала одну ручку, затем другую, подумал: жить как-то надо — и втянулся в работу. «Золотые» руки мастера востребованы во все времена.

И все бы ничего — сносный быт устраивал, блатные не трогали. Начальство и мужики выказывали уважение. Да вот только не давал покоя Василию дух проклятого Петьки. Обычно он приходил к нему ночью во сне. То жалостливый, с одним лишь вопросом: «За что ты меня так? Я ведь только смеялся над тобой…» Грустные Петькины глаза были полны слез, а голос казался чужим — тихим и дрожащим.

А иногда он среди ночи, смеясь, врывался в его душу: «Ну что, многого ты добился, убив меня?!» Это был настоящий Петька, которого Василий хорошо знал и не мог забыть.

Сердце в ночи сжималось от боли, и он просыпался. Открывал глаза и пытался понять, явь это или сон. Долго лежал, собираясь с мыслями. И самому себе отвечал: конечно же, ничего он не добился и ничем не может быть оправдано убийство человека.

Эта боль откровения, вместе с Петькиным духом, иногда и днем врезалась ему в сердце жгучей болью. Тогда он останавливал станок, садился на стул и пытался отогнать мрачные мысли, которые тянули его в бездонную пропасть. Он будто стоял на ее краю. Судьба не дала ему в нее упасть, значит теперь нужно постараться удержаться самому.

Много людей прошло тюремную школу, со многими Василию довелось познакомиться. Хотел он этого или не хотел, выбирать ему не приходилось. Спекулянты и взяточники, грабители и убийцы всех возрастов и сословий олицетворяли оборотную сторону советской жизни. Ни с кем Василий тесную дружбу заводить не хотел. Во-первых, не умел дружить, а во-вторых, ничего общего у него с этими людьми не было и быть не могло. Так, по крайней мере, ему казалось. Он оставался одиночкой, он один стремился отстоять свою честь и достоинство в любых условиях, и во что бы то ни стало. Поэтому, наверное, многие мужики прониклись к нему уважением. И бывали случаи, когда они просили Василия разрешить их бытовые споры. Но быть арбитром нелегкая задача и всегда ответственная, поэтому он почти всегда брал самоотвод. Ведь спорщики подчас ставили на кон свою честь, которая в застенках слишком дорого стоит. Самые, казалось бы, пустяковые споры кончались трагедией.

Размышляя о своей жизни, Василий пытался проанализировать и понять, в чем ее суть. Что помешало ему тогда стать счастливым человеком? Где он ошибся? И есть ли искупление его вины? Но, к сожалению, ответа не находил. Одно лишь он усвоил, ответа ему никогда не найти в учебниках марксизма-ленинизма. Раньше как бы об этом Василий не задумывался. Не обращал внимания на лозунги и призывы партии: пятилетку в три года, экономика должна быть экономной, партия наш рулевой. Был всегда к ним равнодушен. Но время не терпит равнодушия и долго не может ждать от нас ответа на поставленные жизнью вопросы. Василий постепенно начал задумываться над тем, что истинные ответы надо искать в других учениях. Он стал анализировать свою жизнь и приходил к выводу, что происходящие события в большей степени зависят не от внешних факторов, а от внутреннего состояния человека, его духовности. А иногда и попросту являются зеркалом его души. И Василий от этого открытия содрогнулся. Ведь он-то в свою душу за всю жизнь ни разу не заглядывал…

Василий прервал свои мысли. Достал из тумбочки стола записную книжку, долго листал, медленно переворачивая страницу за страницей, пока не нашел нужного ему адреса и телефонного номера. Посмотрел на часы, обдумывая, звонить ему сейчас или отложить звонок на следующий день. Для воспитанного человека все сроки приличия для подобного поступка уже давно прошли, но жизнь делового человека под стандарты не подпадает. Упущенные часы и минуты зачастую оборачиваются потерянной выгодой. Поэтому после небольших колебаний Василий постучал по кнопкам телефона и стал ждать ответа.

— Да, — наконец на другом конце провода ответил мягкий мужской голос.

— Здравствуйте, это Понкратов, — Василий не стал называть абонента.

— Слушаю тебя, Василий.

— У меня небольшие проблемы.

— Слушаю тебя, — повторили в трубке.

— Есть кооператив «Меридиан», он переправил в Экономбанк города Орска большую сумму денег за холодильники. В банке возникли проблемы с зачислением денег на расчетный счет. Эту проблему необходимо решить как можно быстрее. Иначе мы потеряем предприятие, которое нас кормит.

— Мне необходимо знать точные координаты банка, номер платежного поручения и число, когда оно было отправлено.

— Записывайте, — Василий сообщил все необходимые данные.

— Записал, что еще?

— Пожалуй, все.

— Как у тебя идут дела?

— Да, в общем-то, неплохо.

— Как Лагуна?

— Под контролем.

— А как движется наша научная работа?

— Да пока никак.

— Это плохо. Запомни, Василий, тебе нужно реализовать свое предназначение в жизни, все остальное, поверь мне, херня. Так что не забывай об этом. Если тебе нужны дополнительные средства, скажи, не стесняйся, мы скупиться не будем.

— Да нет, спасибо, Альберт Станиславович, дело не в деньгах.

— А в чем?

— Пока не знаю.

— А кто знает, Василий? Пора нам встретиться и обсудить этот вопрос.

— Встретиться можно. Только где и когда?

— Я завтра приеду в твой ресторан пообедать.

— Приезжайте. Только завтра на обеденный час у меня уже запланирована встреча. — И Василий пояснил: — Из Красноармейска давний друг должен приехать.

— На который час у вас запланирована встреча.

— Точное время не оговаривалось.

— Ну, тем более, если мы придем одновременно, я закажу себе еще несколько блюд, и буду ими наслаждаться.

— Все шутите?

— Да нет же, в твоем ресторане действительно хорошо готовят. Так что ты молодец, что смог все организовать. Давай до завтра. Береги себя, Василий.

— До свидания, — произнес Василий, когда в трубке уже раздались короткие гудки.

Он буквально кинул трубку. От разговора с Альбертом в душе вновь появился неприятный осадок. Все, что в жизни Василий имел, чего достиг, всем от начала и до конца он был обязан этому человеку. И, тем не менее, он для него был неприятен. Альберт оставался для него чужим, беспрекословно повелевающим, подавляющим его сознание, его психику и нервную систему. Василий это понимал и, наверное, от этого ему становилось не по себе. У него было чувство, будто в его не подготовленную к атаке бесов душу вылили ушат помоев, и теперь ему предстояло их переработать. В такие моменты его тело сотрясала дрожь, и он долго лежал в ванной, будто смывая с себя грязь или негативную энергию, повторяя много раз вслух и про себя: «Господи помоги!»

Когда неприятный черный осадок в его душе начинал растворяться, он мог дальше жить и работать.

После разговора с Альбертом, Василий стоял под холодным душем до тех пор, пока тело его не стало содрогаться от холода. Этот озноб он никак не мог остановить, растирая тело полотенцем.

— Да ты с ума сошел, — Зинка в очередной раз прикусила язык, но, видя, что ее выпад остался не замеченным, накрыла Василия одеялом и сама прижалась к нему разгоряченным телом.

— Разве можно так долго стоять под холодной водой?

Василий молча переносил болезненный холод. Эта боль как очищение была намного приятнее душевных мук, которые подавляют волю и разум.

Зинка в отличие от Марии была энергетическим вампиром. И Василий в минуты вспыльчивости и несдержанности легко отдавал ей все негативные эмоции. А эта дуреха, ничего не замечая, перемалывала весь смрад своей душой. Но вместе с негативными эмоциями она неосознанно забирала душевные силы Василия. После сладкой ночи с Зинкой ощущалась усталость, в такие часы и минуты Василию было необходимо общение с Марией, в которой находился неиссякаемый источник жизни. В нем Василий утопал и черпал вновь жизненную энергию и силы. Он и сегодня мечтал прижаться к ее округлостям и без памяти погрузиться в сладкий освежающий сон. Однако проявил слабость, за которую в душе себя корил. У него, честно говоря, не было сил ублажать сегодня похоть жены. Так говорило его сознание. Но, когда он ощутил рядом с собой горячее, полное желаний женское тело, разум его притупился. Прикосновения ароматных губ и нежных, любящих рук пробудили восхитительные и в тоже время низменные инстинкты. Василий не старался их победить. Он парил и улетал в экстазе.

Почему же такие отношения не сложились у него с первой, законной женой, с которой, у них был общий ребенок? С женщиной, которую он по — настоящему любил и любит до сих пор. Он готов был все ей простить и бросить к ее ногам все, что имел.

А что он тогда мог бросить? Квартиру, жалование и свою рабочую честь? Чтобы обладать такой женщиной, этого было слишком мало.

Когда ему сегодня доложили, что пришла на прием Светлана, он поначалу не поверил, а затем испугался. Испугался как тогда, много лет назад. Эти чувства вернулись к нему, и он ощутил свою слабость перед этой женщиной. Он опасался, что Светка распознает его мягкотелость. Он боялся вызвать у нее отвращение. И он просто отказал ей в аудиенции. Но он знал, что если его жена что-то надумала, она обязательно добьется поставленной цели, а значит, встречи с ней ему не миновать. Так и произошло.

Он успешно справился со своими чувствами. Светлана хоть и следила за собой, но молодым женам Василия в красоте сильно уступала. Возраст все же берет свое.

Встреча прошла успешно — он не дрогнул перед женой. Василий заранее подготовил себя к мысли, что Светлана для него посторонний человек. Связывает их в жизни только общий ребенок. Однако ведь и ребенка она оградила от него, и Василий смирился с тем, что дочь для него навеки потеряна.

Еще находясь в заключении, он продолжал надеяться и верить, что наступит такой момент, когда жена и дочь вспомнят про него, будут нуждаться в нем. И тогда он сделает все возможное и невозможное, если понадобиться, перевернет весь мир. Задавит и задушит любого, кто станет на его пути. Именно эти чувства помогли ему выжить, стали определяющими в выборе дальнейшей судьбы. Превратили его из простого работяги в авторитета преступного мира. Там, за колючей проволокой, он прошел суровое испытание духа. Не мог он жить по-прежнему, потакая чьей-то воли, чьим-то капризам. Он уже сделал один безумный шаг, чтобы вырваться из плена. Обратной дороги у него уже не было. Да и терять уже, по большому счету, было нечего. Пусть лучше его забьют насмерть, чем терпеть унижения всю оставшуюся жизнь.

Когда перед этапом на зону его из одиночного изолятора поместили в общую камеру, там на него была полная информация. Никто его не тронул.

В ожидании суда и приговора Василий пережил долгие месяцы под гнетом переосмысления своей жизни. Либо ему нужно было научиться жить заново и находить в самом процессе жизни радости. Либо все отпущенное ему земное время мучиться и искать ее смысл. После нескольких его попыток покончить жизнь самоубийством, к нему на свидание пришел Альберт. Кто он такой? Какой-то парапсихолог. Василий до сих пор в толк не возьмет как так случилось, но Альберт нашел нужные слова, чтобы вселить уверенность.

— Не нужно отчаиваться, Василий. Поступить иначе ты не мог и не должен был. Ты защищал свою честь. Без чести ни одна тварь на земле не может прожить достойно. Даже примитивная амеба, — мягкий вкрадчивый голос Альберта бальзамом оросил душевные раны. — Если бы тебе еще раз представилась такая возможность, ты поступил точно так же. Не правда ли?

Василий молча кивнул.

— Тебе нужно идти по жизни дальше, не оглядываясь назад. Идти и постигать новые вершины, перейти в иное качество для того, чтобы быть готовым к достижению этих вершин. В том прежнем состоянии высокие задачи были тебе не по плечу.

— Куда идти — в тюрьму? — Василий будто задавал вопрос самому себе.

— Да, в тюрьму. И там люди живут и находят радости. В данный период жизни, к сожалению, другого тебе не дано. Мы тебя поддержим и обеспечим достойные условия твоего содержания.

— И что вы от меня за это хотите? — отрешенно спросил Василий.

— Пока ничего. Я представляю интересы одной организации. Мы знаем, что у тебя есть хобби и хотели бы с тобой в этой области в дальнейшем сотрудничать.

— И что у вас за организация?

— Тебе это знать ни к чему? Спокойней спать будешь. Могу только сказать, что это организация с грифом секретно.

— А если я скажу нет?

— Тогда будешь идиотом, которого жизнь учит, учит и никак ничему не научит. Можно в скором времени увидеть свою жену и дочку, а можно сгнить в тюремных казематах, всеми забытым.

Воспоминания о жене и дочке больно кольнули сердце. Василий будто опомнился:

— Да согласен я, согласен. Только так и не пойму, что вам от меня нужно?

— Только дисциплина и послушание, а остальное предоставь нам, мы сами все для тебя устроим.

***